Кровавое Благодаренье

Глава 7

Среда, 3 апреля. День

Техас, окрестности реки Пекос

Как мы не спешили, а в график не вписывались. Двигаться по широким автострадам было реально опасно — хайвеи тянулись через множество городов и одноуличных городишек, а власть шла чересполосицей. В каком-нибудь занюханном Медоуз-Крик за порядком следил шериф из ополчения, и чужаков привечал сурово — через прицел. Приходилось искать объезд.

Объехали. На горизонте вырисовывается городище с домами выше двух этажей. А там орудуют «черногвардейцы» — тащат всё, что плохо лежит, а хорошо уложенное отбирают силой.

Объезжаем, отстреливаясь. Благо, броня «Хамви» спасала.

Кружили по грунтовкам, а то и вовсе по пустыне.

Дорогу на Альбукерке перегородила баррикада из старых автобусов и сорокафутовых контейнеров, а воинственные граждане сразу, не тратя время, открыли огонь на поражение.

Мы поспешно отступили. Глухими окольными тропами выбрались к Санта-Фе, а уже оттуда двинули к Пекосу.

Трижды нам удавалось переночевать у верных людей — на ферме или в обшарпанных мотелях, а чаще всего искали подходящее место для ночлега — где и оборону можно крепить, и чтобы вода рядом. Там и ставили палатки.

Разводили в яме костры, дабы не выдавать себя, готовили простенький ужин, и ложились баиньки, выставляя дозорных. Тревожные были ночи.

Впрочем, и на ферме старого Сайласа Хатча покой нам только снился. Я с Риткой, Инкой, Наташкой и Аней устроился в дощатом амбаре — на сеновале, куда вела приставная лестница. Девчонки больше всего боялись мышей, но никто не шуршал рядом, а я все прислушивался к ночной тишине, складывая из шума ветра и шелеста листьев звуки подкрадывающихся шагов. Заснул под утро, одолеваемый запахом увядшей травы.

А вот Пекос дал мне выспаться — в здешнюю глушь не совался никто. Стародавние ковбои поминали реку нехорошими словами. Тут никто не жил, даже апачи и кайова не селились на пустынных берегах. Охотой явно не проживешь, если только не считать добычей гремучек — этих ползуче-шипучих гадов было полно, целые ансамбли змеиных побрякушек.

Солнце палило нещадно, а дорога… А дороги не было. Джипы прокатывались по плотному песку, по гравию, порой сворачивая на мелководье, а иногда шмыгали через шоссе — там, где Пекос перекрывали мосты — к западу от Монаханс, или к востоку от Форт-Стоктона.

Останавливались часто. Например, чтобы заготовить дров для вечернего костра. Набирали выбеленный течением плавник, твердый, как кость; ломали сухую поросль меските… И глядели в оба — не извивается ли поблизости мерзкая рептилия?

Крайний лагерь разбили по-над берегом, на песчаном пятачке между скал. Турнули гадов, расставили палатки. Нагрели воды и запарили концентраты, изображавшие суп.

Заснули с мечтой о том, что это наша последняя ночевка на территории «Разъединенных Штатов»…

Объехав Ювалде, мы погнали по шоссе на юг, чтобы сэкономить время. Вероятно, это было нашей ошибкой, большой ошибкой.

Да, мы свернули с гладкой трассы, не доезжая Ларедо, но по пути нам встретилась колонна точно таких же «Хаммеров», как и у нас, только с пулеметами на крышах — и с четкими надписями по бортам: «Texas Rangers».

Нам очень не хотелось связываться с превосходящими силами противника. Да, именно противника — техасские рейнджеры напрочь отказывались признавать Ополчение, храня верность администрации Картера.

Вроде бы, законная власть, чего нам бояться? Только кто станет разбираться с «русскими шпионами и диверсантами»? Наверняка же Москва поддерживает инсургентов, в смысле, ополченцев!

А «Черную гвардию» Джимми в упор не видит — не с руки ему ссориться с deep state…

— Умар, — вытолкнул я, хватаясь за ручку, — выжми еще.

— Дорожка, блин… — напряженным голосом молвил Юсупов. Левое колесо приняло удар о бугор, и машина подскочила, скрипя и содрогаясь всеми своими стальными членами. — Видишь?

— Вижу, — буркнул я. — А еще мне видать облако пыли сзади. И что-то мне подсказывает, что это не школьные автобусы пылят…

— Онасыны секай! — прорычал спецназовец.

Держась одной рукой за поручень, другой я ухватил рацию.

— Первому! За нами погоня. Предполагаю, рейнджеры.

— Твою ж ма-ать… — интеллигентно выразился Синицын.

— Газу! Газу! Жмем! Девчонки, держитесь!

И началось ралли. Джипы дрифтовали на поворотах… не дороги даже, а колеи, заросшей прошлогодней бурой травой, частенько срезая петли, и ломясь через колючие кусты. Пару раз «Хамви» отрывал от земли все четыре колеса, и ухал обратно, а уж как мы не перевернулись на каменистой осыпи, понятия не имею.

— Вроде в отрыв ушли! — еле выговорил Юсупов.

— И не надейся, — мрачно сказал я, поглядывая в боковое зеркальце.

Клубы пыли все так же клубились за нами, хоть и вдалеке, а стоило догоняющим одолеть скалистый участок и вырваться из душного облака, как проступили те самые буквы.

— Рейнджеры!

Словно подтверждая сей факт, застрекотал пулемет. Очередь прошла стороной, срезая ветки антилопьего куста, да в нас и не целились, просто предупреждали — с развязной куртуазностью гопников.

— Жми!

— Жму! О, те самые места, вроде! Высоты Джеронимо!

Высоты представляли из себя цепочку огромных холмов с голыми плоскими вершинами. Их пологие склоны, заросшие травой и кустарником, порой обрывались неподъемными кручами.

— Говорит Чак! — зашипела рация. — С ходу забираемся на первую высоту! Вторую минуем по левому скату, там есть тропа, и выезжаем на третью! Хау!

— Хау, хау… — бурчал Умар, резко ворочая рулем.

Мотор взревел, заталкивая джип на возвышенность — по бокам с визгами скреблись ветки. Перевал. Глинистая плешь с промоинами.

Скатившись с холма, Юсупов бросил машину к той самой тропе. Тропинке! На ней умещались лишь левые колеса, а правые катили по косогору — возьмешь чуть левее, и загремишь с ускорением…

Девчонки визжали, я и сам замертвел, почти не дыша, боясь даже глянуть на водителя, чтобы не отвлечь ненароком. Опасно подпрыгивая и скрипя, «Хамви» объехал холм, и с ходу, рявкая движком, закатился на третью, самую высокую сопку.

— Тормози!

Внедорожник встал, копотя пылью, а я выскочил из кабины.

— Чак!

— Машины — бампер к бамперу! — отозвался индеец. — Здесь мертвая зона! К северу и к востоку — обрывы, рейнджеры станут атаковать с запада, где мы проезжали, там густой кустарник, и с юга, там кое-где деревья!

— Может, не будут? — с надеждой выдавил Синицын.

— Будут, Игорь Елисеевич, — вздохнул я. — Будут.

— Он уже здесь! — заорал обычно сдержанный Иван Третий.

— Кто? — испуганно заголосила Проклова.

— «Симург»! Беспилотник!

— Помнишь инструкцию? — гаркнул Рахимов, веселея.

— Отправляю «SOS»!

— С дороги! С дороги уйди!

Трусцой я обогнул крайний джип, и выбежал на простор — плоская вершина холма, ровная как стол, охватывала пространство больше стадиона. А среди бурых пучков отзимовавшей травы и свежих зеленых побегов пластал крылья серо-синий «Симург», размерами чуть больше штатовского «Предатора».

— Коды ввел!

— От винта!

В утробе беспилотника родилось басистое дрожание. Хвостовой пропеллер плавно крутнулся, замелькал лопастями и слился в блистающий круг. «Симург» пошевелил элеронами, словно разминаясь, и гул мотора поднялся на октаву. Неожиданно сорвавшись с места, дрон прокатился, разгоняясь, и взлетел, выбив пыль с травы на краю.

Беспилотник не сразу ушел в набор высоты, сначала он отлетел подальше, скользя над зарослями чаппараля, а затем потянул вверх, пока не растворился в жарком небесном мареве.

— У крутых рейнджеров «Хаммер» ушел в кувырок! Ха-ха-ха!

Рейнджеры словно услыхали издевку, и выдали очередь — песок на краю вынесло фонтанчиками.

— Скво — сюда! — ухмыльнулся Призрак Медведя, поводя рукой.

Наши джипы замерли в два ряда, и перед крайней парой Рахимов с Харатьяном живо расстилали палатки и накачивали надувные матрасы. Военно-полевые удобства.

— Мертвая зона? — нервно ухмыльнулась Терентьева, но голос подвел красавицу.

— Да, — серьезно кивнул индеец. — Отсюда — никуда.

Я уже и сам хотел покомандовать, но Смирнов меня опередил. Гвардии старший сержант живо организовал мужиков.

— Видов! Боярский! Крамаров! Арнаутов! Вы со мной, держим подъем!

«Арнаутов? — удивился я. — А-а… Иван Третий! Стыдоба — не знаешь своего же прикрепленного!»

— Миша! — рявкнул Алексей Макарович. — Гарин!

— Я!

— Удерживаешь южный склон! Ты и… Синицын! Гоустбир! Юсупов! Рахимов! Харатьян! Старшим назначаю Рахимова!

— Есть! — откликнулся Рустам без тени улыбки.

— А я? — обиделся Гайдай.

— А вы в резерве! — отрезал Смирнов.

Рустам быстро раздал карабины «Кольт» М4 — укороченную версию штурмовой М16. Стреляет одиночными и очередями.

— Миша! — Рита подбежала, бледная и перепуганная.

— Ты похожа на Вампиреллу, — старательно заулыбался я. — Да все в порядке, Рит! Нам бы час простоять, да час продержаться. Наши помогут…

— Мишенька…

— Лита Сега-аль… На вот, лучше! Это «Узи». С ним спокойнее…

Чмокнув «Литу» в щечку, я почувствовал вкус соли, но увещевать не стал. Пусть поплачет, может, легче станет. Вон, Инка уже ладонями утирается.

Зато потом девчонки соберутся. Они же русские…

— Не высовываться! — яростно крикнул Рахимов, ловя вскрик Видова.

Олег откатился от края, зажимая левое плечо — сквозь пальцы протекла кровь. Проклова кинулась первой — пригибаясь, сжимая в руках полевую аптечку.

— Ну, хоть левая! — бодрился Видов, кряхтя.

Подбежав к обрыву, я мельком оглядел склон, и упал, подполз к каменной, ноздреватой глыбе на кромке. Пуля ударилась с тупым щелчком, и отлетела рикошетом, издавая поганый звон.

— Рустам! — окликнул я, глядючи, как наши бойцы опасливо ползут к «последнему рубежу атаки». — Тут тропка, от валуна наискосок по склону! Вроде пятерых засек… Внизу деревья, выше одна трава, не укрыться!

— Им же хуже! — осклабился Рахимов. Вскочив на колено, он выпустил короткую очередь, и тут же отпрянул. Ответный залп прозудел, швыряясь песком с кручи.

— Бережем патроны! — пробасил Смирнов, экономно пуская короткие очереди.

— Игорь Елисеич! Сколько времени?

Синицын оттянул манжет.

— Без десяти час!

«Время пошло…»

Тот же день, чуть раньше

Мексиканский залив, борт АТАВКР «Ульяновск»

— Товарищ капитан 2-го ранга! — отчеканил лейтенант. — Оператор «Симурга» доложил о прибытии группы на высоту Джеронимо!

Лей был невысокого роста, поэтому изо всех сил прямил спину, и чуть ли не вставал на пуанты.

«Зря он усики отпустил, — подумал Гирин мельком, — они его не взрослят…»

— Всё? — бросил он отрывисто.

— Оператор докладывает об активности техасских рейнджеров! Предполагает штурм!

— Так пусть поможет нашим! — рассердился кап-два.

— Есть!

«Семь бед — один обед! — крутилось у Ивана в голове, пока он одолевал трап. — Семь бед — один обед! Что за дурость?»

Прогрохотала задраиваемая комингсовая дверь, мягко хрумкая смазанными шестернями кремальер. Со света кап-два сунулся в полутемную ходовую рубку. Тревожно подмигивают красные, желтые, зеленые лампочки на пультах. Тихо жужжат приборы, пощелкивает автопрокладчик, бубнят операторы и вахтенные офицеры.

Контр-адмирал гнулся в сторонке, нахохлен и хмур.

— Товарищ командир, киношники на месте! Только там… эти… рейнджеры. Я приказал оператору «Симурга» помочь нашим…

— И правильно сделал! — отрезал Мехти на ходу. Ухватив микрофон, он зачеканил: — Вертолетной группе — взлет! Машины не жалеть!

Первым поднялся в небо ударный «Катран» Ка-52К. Он сделал круг, облетая авианосец, словно красуясь хищными обводами. Следом раскрутилась «Касатка». Ка-60К выбивался из ряда камовских моделей — его поднимали не два соосных винта, а всего один несущий. «Касатка» могла высадить на берег полвзвода морпехов или эвакуировать шестерых раненых на носилках. В общем, киногруппа уместится. Гирин прерывисто выдохнул.

«Рита, Рита, Рита… — колотилось в голове. — Только бы… Разговорчики в строю! Отставить негатив!»

Две винтокрылых машины потянули к недалекому берегу. Следом, прошуршав по взлетке, вспорхнуло звено «Симургов». А «Як-44» уже вился в небе.

— Полный вперед! — лязгал голос Мехти. — Поддерживать оперативный режим ПВО, наблюдать, держать в режиме кругового обзора! Палубные «сушки» — в готовности номер два. Дежурная пара — в режиме ожидания…

«Всё должно быть хорошо! — дал Иван установку судьбе. — Строго обязательно!»

Тот же день, позже

Техас, высоты Джеронимо

Солнце пекло не по-летнему. Я отер потное лицо о сгиб локтя, и не удержался, уложил голову на руку, сбрасывая напряг со спины и шеи. Полегчало.

Стрельба колотила по ушам, приглушая урезанные команды: «Слева!», «Назад!», «Ложись!»

Запекшиеся губы изломились в усмешке, треснув. Я поморщился, слизывая капельку крови. Просто вспомнил команду «Разом!»

Рейнджеры круты лишь в боевиках, а вот с русскими они точно дела не имели. Мы стреляли экономно, пускали короткие очереди по одиночке — то Дима Харатьян вскинется на колено, выстрелит — и ничком в траву, то Рахимов пробежит, паля веером, и падает на третьем шажке. Приучали рейнджеров.

А потом как подскочим все, разом, да по нескольку очередей! Американцы падали на землю, между корявыми стволами гинкго. Страйк!

Рахимов до того вдохновился — ну, или обнаглел, — что ссыпался по тропке вниз, на пару с Юсуповым, а мы их прикрывали сверху. Два или три контрольных — и спецназовцы бегом вернулись обратно, нагруженные трофейным оружием и бронежилетами.

Я не побрезговал, натянул кевларовый доспех. И парой магазинов к карабину разжился. Но это был наш единственный успех.

Синицына тяжело ранило, в живот и в грудь, он лежал без сознания на туго надутом матрасе, а девчонки молились о вертолете.

И тот прилетел. S-70 «Блэк хоук». Проклекотал лопастями, и открыл огонь из 30-мм пушки, прорыл борозду в песке и глине, расчленив крайний «Хамви».

Куда только подевалась моя усталость! Не дай бог эта летучая сволочь задела Риту или… О том, что может быть «или», даже думать не хотелось!

Рейнджеры внизу орали, прыгали, потрясая автоматами, а я вскочил, и выпустил по ним очередь в упор — по прямой, если вниз по склону, до них было метров десять.

«Вот теперь можете радоваться!» — мелькнула мысль.

— Они Ваню уби-или! — донесся крик Самохиной.

Я обернулся, кривясь в беспомощной ярости. «Сикорский», гад, разворачивается…

И тут из-за северного склона вымахнула гигантская серо-синяя птица. «Симург»!

Беспилотник сделал «горку», выжимая из мотора звенящий вой, и спикировал. Ракетка «воздух-воздух» с земли казалась чуть ли не игрушечной, но стоило ей попасть в грузовой отсек «Блэк хоука», рванула не по-детски. Остекленная кабина улетела вперед, толкаемая бурлящим облаком огня и дыма, а все остальное грохнулось на склон.

— Ур-ра-а! — разнеслось над высотой.

«Симург», красуясь будто, заложил вираж. У него из-под крыльев вырвались еще две ракеты — распустив дымные шлейфы, они ударили по штурмующим, подрывая пару «Хаммеров». Задолбила «гэша» — авиапушка ГШ-23БП… И рейнджеры вновь сделали ответный ход.

Я мало что видел со своей позиции. Углядел только, как «Симург» выворачивается в «полубочке», уходя от ракетёшки «Стингер». Не ушел…

— Миша! — крикнул Рахимов. — Помоги!

Рустам оттаскивал раненого Юсупова. Я резво подбежал на карачках, осторожно подхватывая «трехсотого» под колени.

— Бедро, бочина, плечо… — кряхтел спецназовец. — Как бы сустав не перебило… А Макарычу опять в голову прилетело, как в войну. Крамарова в обе ноги ранило, но, вроде, кость не задета. Даже Гайдая посекло… Нина Павловна кудахчет, но ни слезинки. Кремень-баба!

— Девчонки! — пропыхтел я. — Принимайте…

— Умарчик! Умарчик! — запричитала Проклова. — Сейчас мы его… Наташ, бинты!

— Несу!

Отдышавшись, я нашел глазами Риту. Она с Инной рвала на ленты фланелевую рубашку Синицына — бинты кончались.

Сосредоточенные и очень серьезные, «мои женщины» не навевали в этот момент ничего романтического, а их красота воспринималась мною спокойно, даже безучастно.

Не время любоваться.

Заметив меня, Рита на секундочку просияла.

— Миш! Попей водички! Вон, мы последний бутыль открыли… Нет, нет, который рядом! Ага… А той водой мы раны промываем…

Инна подняла голову, смутно улыбнулась мне, обратной стороной ладони отмахивая челку, и вдруг широко распахнула глаза.

— Вертолет! — тонко закричала она. — Наш! Там красная звезда нарисована!

Я стремительно оглянулся. Вдали, над высотами Джеронимо, стрекотала «Касатка», сдувая пыль со столовых вершин.

— Ми-ша-а! — заорал Рустам. — Покажи ему, где садиться! А то собьют!

Взяв с места, я понесся, одолевая стометровку. Восточный край высоты был сравнительно безопасен, сюда ни «Браунинги», ни «Стингеры» не достанут.

Я замахал руками, указывая пилотягам место посадки, а после дулом карабина начертил букву «Н». «Касатка» зависла, руша на меня тугой воздух, и начала опускаться.

Отбежав шагов на десять, я замер с гулко колотящимся сердцем — вертолет был нашим последним и единственным спасением.

«Ка-60К» села, качнувшись, но летчики не глушили турбину. Один из пилотов выскочил, и подбежал ко мне, сгибаясь и придерживая рукою шлем.

— Извиняйте! — прокричал он. — «Катрана» сбили, пришлось подбирать наших!

— Понял! Рейнджеры с той стороны, и у них «Стингеры»! А у нас раненые!

— Побежали! Помогу!

Мы затрусили обратно на позиции, а навстречу уже спешили Рахимов и Харатьян, тащившие Синицына. Следом хромал Гайдай, в обнимку с Гребешковой.

Мы с пилотом отнесли Юсупова, потом отволокли Смирнова — бледный Макарыч был без сознания. Я на ходу, одной рукой, подлечил, кого смог. Усадил в вертолет Риту с Инной, Аню, Наташу, Нонну — и отошел. Пусть Рахимов сам объясняет…

Рустам орал, Рита порывалась сойти под рев падающего воздуха, и я не выдержал. Подбежал, обнял свою, стал кричать на ухо:

— Там сейчас Боярский с Видовым удерживают плацдарм, Харатьян и Чак! А юг оголен! Если мы бросим позиции и полезем в вертолет, то он даже взлететь, как следует, не успеет! Собьют! Улетайте! А мы по-тихому смотаемся!

— Ми-иша! — кричала зареванная Рита. — Я не хочу одна! Я боюсь! Я…

Тут в меня Инка вцепилась… Аня притиснула… Я еле освободился, чтобы обнять «главную жену», поцеловать — и отступить.

— Все будет хорошо, — пробормотал. Слова сдувало ревом.

Рахимов показал пилоту большой палец, тыча им вверх — взлетай, мол, — а я из крайних сил улыбался, глядя на плачущих девчонок, шлепавших ладошами по стеклу.

Изнутри. Вот и славно… Прикроем!

«Касатка» заскользила над вершинами холмов, и даже снизилась — понеслась на юг, к Мексиканскому заливу, забирая к востоку, чтобы не подставлять борт.

А я почесал на запад, где гоготали пулеметы и сухо трещали автоматы.

Боялся ли я? О, еще как! Пуля, она же дура, ей все равно, чью голову дырявить — последней сволочи или доктора наук. Тягостно было на душе, паршиво, но в то же время как-то спокойно и легко.

Я всё сделал правильно! Лишь бы «Касатка» долетела…

Тот же день, позже

Мексиканский залив, борт АТАВКР «Ульяновск»

Залив расстилался между двумя полуостровами-близнецами, Юкатаном и Флоридой, вполне заслуживая звания моря. И оно не пустовало.

Гирин криво усмехнулся — ему было не по себе. Авианосец приближался к берегам США… Советский ОБК вот-вот порвет ленточку нейтральных вод…

— Товарищ командир! «Радио» с «Касатки»! Они забрали наших!

— Слава те!.. — выдохнул Иван.

— Но… не всех, — голос лея упал. — Шестеро мужиков осталось прикрывать отлет… Один «двухсотый»… похоронили. Шестеро «трехсотых», трое тяжелых…

— Понятно, — насупился кап-два. — Докладывать по воздушной и подводной обстановке каждые две минуты.

— Есть! Тащ командир… С «камова» дальнего курсового ПЛ-дозора сообщают… Воздушная цель — пеленг 45, высота пять тысяч, удаление 50! Это Е-2 «Хокай»! Активно фонит. Предполагаю, наводит ударные группы! М-м… Тащ командир! Надводная цель! УДК «Эссекс»!

— Он-то здесь откуда? — удивился Гирин.

— Протиснулся через Панамский, — проворчал Мехти, неслышно возникая за спинами офицеров. — Определить элементы движения цели!

— Начал новый галс! Пересекает наш курс, переходит на правый крамбол ордера…

— Цель воздушная, групповая, высотная, скоростная, пеленг 37, дистанция 80. Скорость восемьсот, подлетное время пять минут. На запрос не отвечает!

— Классифицировать цели! Взять на сопровождение!

— Это «Харриеры» с «Эссекса»! Тащ командир, они резко сменили курс! Фиксируем интенсивный радиообмен…

— На руле — лево два румба! Приготовиться к отражению воздушной атаки. Ракетным и артиллерийским комплексам произвести целераспределение. Готовность к открытию огня — немедленная!

— Тащ командир! «Камов» возвращается! «Касатка»! «Харриеры» идут курсом на «Камова»!

— Цель номер два! — подскочил молодой оператор. — Групповая! Низколетящая! Пеленг 40! Курсом на корабль. Скорость — тысяча двадцать! Расчетное подлетное — пять минут! Классифицирую, как ракеты «Гарпун»!

— Определить порядок и приоритет огневого поражения, — жестко тараторил Мехти. — Провести целераспределение между кораблями в ордере! При входе в зону поражения цели уничтожить!

Гирин вспотел, чувствуя себя человеком-оркестром. Надо было одновременно смахнуть с неба «Харриеры» и отбиться от клятых «Гарпунов». Но, напрягая свою группу РТР, он как будто расслаблялся душой.

А корабль почти незаметно вздрагивал и приседал, выбрасывая из носовых шахт стремительные двухтонки «фортовских» ракет-перехватчиков. Палуба будто взрывалась чадными клубами, просвеченными оранжевым цветом стартовиков С-300. Громыхнули маршевыми струями, унеслись, вытягивая и загибая дымные выхлопы…

— По пеленгу 40 осталось только три цели!

— БЧ-2! Произвести селекцию. Взять на контроль АК-130 и ЗРК «Кинжал»!

— Низколетящие с пеленга 45 входят в ближнюю зону ПВО!

— АК! Стволы на пеленг! Расчеты ЗРК — готовность!

Отработал «Кинжал» — «зарезал» противокорабелку. Заколотились скорострельные орудия, свивая трассирующие плети.

— Цель входит в мертвую зону!

— Поставить ложную! Снаряды залпом в точку!

Лопнул последний «Гарпун», распадаясь излетными ошметками, вспенивавшими фонтанчики на волнах.

— Цель номер один… Поражена!

— Тащ командир! «Радио» с «камова»! Просят посадки!

— Посадка по системе «Привод-В»!

Авианосец усмирял клокочущую мощь, описывая циркуляцию, лишь чиркнув краем границу США. «Дзержинский» с «Комсомольцем» повторяли маневр флагмана.

«Хокаи», «Орионы», «Проулеры», роившиеся на горизонте, как мушня над вареньем, медленно успокаивались.

Пронесло…

«Отогнали» русских…

Тот же день, чуть раньше

Техас, высоты Джеронимо

Я вставил последний магазин, и обессиленно привалился к сдувшемуся колесу «Хамви». Странная закономерность войны: чем сильнее усталость, тем выше ожесточение.

Самое удивительное, что никого из нас не ранили, по крайней мере, серьезно. Боярского чиркнуло по плечу рикошетом — пуля щелкнула по «моему» валуну, расплющилась в злобного металлического «паучка», и разодрала тезке кожу до крови.

Видову опять «прилетело», царапнуло ту же левую, а Рахимова я сам перевязывал остатком бинта — Рустам заработал сквозное в предплечье.

«Фигня! — морщился он. — Я с обеих рук стреляю!»

Минут двадцать прошло, как улетела «Касатка», и тут рейнджеры решили сменить позицию — их джип въехал на соседний холм, чтобы садить по нам из пулемета.

Наверное, эти крутые ребята подзабыли, что мы-то на горе. И вообще — русские. А, значит, дожидаться, пока они гальмуют на склоне, не станем.

По «Хаммеру» мы ударили из шести стволов. Джип заглох, и скатился вниз, пару раз перекувыркнувшись. Если бы эту сцену снимали в Голливуде, то должен был грохнуть бензобак, плюс огненная туча восклубиться, да так, будто рванула цистерна с горючим…

Победа! Маленькая победка, но для меня — неприятная. Пока я помогал своим дырявить «Хамви», к моим позициям у южного склона подобрался чужой.

Это был пожилой, но крепкий мужчина с коротко стриженными седыми волосами и спокойным взглядом синих глаз. Аккуратно подстриженные усики придавали его лицу изысканность идальго. Было похоже, что этот моложавый тип работает на правительство — комплект из ладно сидевших, основательно потертых джинсов и довольно свежей голубой рубашки дополнял бронежилет, похожий на толстую жилетку-безрукавку.

Тип поднял руки и негромко сказал:

— Меня зовут Хартнелл, Пегготи Хартнелл. Спецназ ЦРУ. Но вам, Майкл, беспокоиться не о чем — наша группа работает на Синтию Даунинг. Позовите Чака, он должен помнить меня.

Призрак Медведя явился сам — вышагнул из-за гнусно чадящего джипа, и замер.

— Пег? — вытолкнул он. — Это ты, капитан?

— Полковник, Чак! — ухмыльнулся Хартнелл. — Я опущу руки?

Индеец махнул стволом «Узи» — опускай, мол.

— Внизу — Рейф Фолви и Текс Уорд, — быстро заговорил полковник. — Если что, они придержат рейнджеров. Спускайтесь вниз, и дуйте до пекановой рощи, а я отвлеку техасцев. За рощей, в низине между крайних высот Джеронимо, стоит черный «Шевроле-Тахо». Вот ключи, — он качнул брелоком, и перебросил его на травку, поближе ко мне — учел, что я не стану ловить незнакомый предмет, вдруг он взрывоопасный. — А дальше… Как карты лягут.

Призрак Медведя колебался секунды две. Кивнул, и свистом подозвал остальных. Все были только рады уйти, а нахмурившемуся Рахимову Чак сказал спокойно и серьезно:

— Этому бледнолицему я обязан жизнью и свободой.

— Ну, тогда… — затянул Рустам. — Ходу!

Полковник Хартнелл перехватил «лишний» автомат Гоустбира, и бегом скрылся за джипами. Вскоре продолбила короткая очередь. В ответ ударили сразу два или пулемета — достали мы рейнджеров!

— За мной! — обронил Чак, ступая за край.

Я сбежал следом, поглядывая под ноги. Меня напрягли смутные фигуры среди стволов, изрядно подранных пулями, но индеец лишь мимоходом шлепнул пятерней в подставленные ладони незнакомцев. Будем считать своими…

Как мы сбегали по крутому склону и неслись к роще — это отдельная тема. До сих пор понять не могу, как мы с этакой кручи не навернулись!

Помню, скачу и думаю — это всё правда? Или мы бегом окажемся в заднице еще большей глубины и вони? Даже когда плюхнулся на переднее сиденье «Шевроле», а Призрак Медведя юркнул за руль, меня не покидало боязливое: «Ща как подзорвется…»

Однако мотор крутнулся, и заработал, заурчал басом. Рыкнул — и понес джип… Куда? Знать бы… Как карты лягут.