Кровавое Благодаренье

Глава 6

Вторник, 26 марта. Ночь

Калифорния, пустыня Мохаве

«Жильем» нас обеспечил Видов — уже в потемках урчащие «Чайки» съехали с шоссе на ямистую грунтовку, и километров через пять выбрались к городу-призраку, чьи кривые улочки тихо-тихо, будто вечным снегом, заносил песок.

По советским меркам, городок не вытягивал даже на звание поселка — так, десяток строений вразброс. Дома без окон, без дверей — и тишина…

— Тут один эпизод снимали, — повел рукою Олег. — Из жизни Дикого Запада.

«Унылая жизнь, однако, — подумалось мне. — Шибко унылая…»

И местность безрадостная — невысокие голые холмы, плавно переходящие в скучную, плоскую равнину. Птиц не слыхать, живности не видать, только упрямая юкка растопыривала жесткие листья, где не попадя.

Когда-то железные дороги и автострады прошли в стороне от Дизерт-Пасс, и бестолковое селение стало выморочным. Но именно его затерянность и запустение обещали нам спокойствие — уж куда, куда, а в пустыню «Черная гвардия» точно не сунется.

Синицын закрутился, хлопоча.

— Товарищи, документы у всех с собой? — беспокоился он, суетливо, по-птичьи оглядываясь.

— С собой, — проворчала Гребешкова, щелкая замочком сумки. — А переодеться, значит, никак…

Игорь Елисеевич виновато развел руками.

— Никак, товарищи! Возвращаться в гостиницу было просто опасно. Да и… Сгорел отель!

— Холодно! — пожаловалась Нонна, обнимая себя за плечи.

— Костер разводить нельзя! — мигом встревожился чекист. — Ночью огонь далеко видать. Наверное, женщин мы устроим в машинах, там теплее!

— Занимайте места, товарищи женщины, — пошутил Крамаров. — В плацкарте!

— Есть три пледа, — спокойно сообщил Иван Третий. — Один выделим дозорному, и будем дежурить по очереди. Рустам! — окликнул он. — Нашел чего?

— Да так… — откликнулся Рахимов. Его голос глухо доносился из дверей брошенного дома, сколоченного из щелястых досок — как раз сквозь щели просвечивал голубоватый луч фонаря. — Тут что-то типа буржуйки, можно протопить… Но ни одной кровати с пуховыми перинами! Только пол деревянный… Трещит, но держит.

Я поежился — легкий пиджак грел плоховато. Днем-то здесь жарко, а к вечеру пустыня остужается.

— Ми-иш… — растянулся Ритин голос, и я пошел баюкать мою ненаглядную.

— Тепло ль тебе, девица? — заворковал, скрипя туфлями по песку. — Тепло ль тебе, красная?

— Тепло, батюшка, — хихикнула Рита, — тепло, родимый!

Мне удалось присесть на жесткий порожек, и прижаться к ладным коленкам.

— Укладывайтесь, давайте… И запритесь, чтоб не дуло…

— И не тревожьтесь, — в тон мне проговорила Инна, — приключения только начинаются!

— Да ладно, — невесело хмыкнул я, — выберемся как-нибудь.

— Всё будет хорошо, — с чувством молвила «Лита Сегаль», — и даже лучше!

— А иначе просто свинство какое-то получается! — забурчала Аня Самохина, устраиваясь на переднем сиденье.

— «Оскара» не потеряла? — улыбнулся я.

— Ты что! — отзеркалила Рита мою улыбку. — Еле в сумочку запихала…

— Спокойной ночи, девчонки! — пожелал я, вставая, и девчонки ответили квартетом — на месте водителя вертелась Наташа Гусева.

— Споки ноки!

Клацнули, затворяясь, дверцы, и восходящая луна облила их холодным ртутным блеском.

Огонь гудел и выл, метался в литой печурке, словно пытаясь вырваться. Ржавая «чугунка» исправно нагоняла жар, но стоило отойти на пару шагов, как делалось зябко. Дуло отовсюду — из оконных проемов, из дыр в потолке, из трещин в полу.

Даже охапка сухих кукурузных листьев не спасала — жмешься, пыхтишь, только вот без одеяла, с локтем вместо подушки, не сон наваливался, а тяжкая дрёма.

Поворочавшись без толку, я сменил «Царевича», и закутался в «переходящее» покрывало, брюзжа:

— Всё у нас наполовину… Ляжешь покемарить — укрыться нечем! А укрылся — не ляжешь уже…

— Да хоть не зима! — хохотнул спецназовец. — Бди!

— Есть… — вздохнул я по уставу.

Неяркий лунный свет будто синим инеем покрывал холмы, бликовал на черном лаке лимузинов, и еле выделял из тьмы полуразваленные каркасные домишки.

Я медленно прошелся, чтобы сбросить сонливое оцепенение. Сейчас, когда забрезжила хоть какая-то цель, стало поспокойней.

Определённей.

Влипли мы, конечно, порядком, но ничего, прорвемся…

А случись такое в Африке? Вот где было б нам! Трабл на трабле! Полудикие негры с «калашами», змеи, гиены, мухи цеце…

Америка, конечно, место беспокойное, но разгул анархии еще не вывел цивилизацию окончательно за скобки, да и варварству тут оказывают сопротивление…

А до меня только сейчас дошло, почему именно перед Новым годом, или чуть раньше, «на ихнее Рождество», Синти перешла к «прямым действиям». Мирные обращения к нации, пропаганда и агитация резко сменились «эксами» и боестолкновениями.

Вдова Даунинга со товарищи спасали свои жизни, огрызаясь и отстреливаясь — всё верно, но был еще один момент, который я упускал в своих размышлизмах.

Картер назначил вице-презиком Клинтона, а Рита мне рассказывала, что за эмоции бушевали в Синти, стоило ей услышать, как расправились с Каддафи — и с какой иступленной, злобной радостью визжала Хиллари.

Да тут любой нормальный человек остервенится, а у Синтии хватало причин для жестокой ярости — веских, и более чем уважительных…

Обойдя покосившийся салун, я обнаружил подходящее местечко, вроде завалинки. Двухдюймовые лесины, из-под которых давно выдуло опилки, угрожающе прогнулись под моим весом, но выдержали. Ощутив спиной стену, я потихоньку расслабился, и откинул голову на податливые доски.

Отсюда мне видна дорога, а вон там, к северу, меж двух округлых холмов, растворенных в ночи, проглядывала автострада. Интерстейт-15. Ежели кому придет в голову заглянуть к нам, гостей я увижу издали…

С этой правильной мыслью я опустил веки, да и задремал. Мне даже какой-то сон завиднелся, но его перебил тоскливый вой койота.

— Чтоб ты сдох! — пожелал я лохматому будильнику, и с неохотой поднялся. Часовые не спят…

Утро того же дня

Невада, Лас-Вегас

Блудливый Вавилон ХХ века мы углядели издали — над пологими холмами, над какими-то невзрачными постройками индустриального вида, над зарослями юкки портили воздух грязно-серые и черные шлейфы дыма.

Это медленное, неторопливое восставание клубов гари к блеклым небесам поневоле напрягало, как явный знак большой беды.

Наверное, ночная темнота прикрыла бы закопченные стены высоток, но позднее утро бесстыдно выпячивало отвратное зрелище.

«Чайки», двигаясь с малой скоростью, въехали в Парадайс, пригород Лас-Вегаса, и вывернули на некогда шикарный Стрип.

Пальмовые аллеи шелестели по-прежнему, но казино, кабаре, отели были разгромлены с неистовым пристрастием вандалов и неразборчивостью краснозадых павианов. Словно орда христиан-фанатиков из Средних веков дорвалась, чтобы вволю посокрушать здешние вертепы и капища порока.

Черную пирамиду «Луксор Лас-Вегас» обезобразили, осыпав стеклянные грани, а по двум многоэтажным башням в форме зиккуратов, похоже, стреляли прямой наводкой. Да не похоже, а так и есть — вон, рядом со сфинксом, дымит подбитый «Абрамс».

— Господи! — выдохнула Аня Самохина. — Там мертвые! Много!

Я хмуро оглядел Лас-Вегас-Стрип. Десятки и десятки людей валялись прямо на улице, под пальмами или между столкнувшихся машин. Громадные «Кадиллаки» и «Линкольны» весело блестели исковерканными боками и задранными капотами. Постап.

«Мандалай-Бэй», «Экскалибур», «Тропикана»…

Везде одно и то же — погромы, погромы, погромы… И мертвые тела.

У полицейской машины, рябившей от пулевых отверстий, Умар затормозил, и кивнул за окно:

— Пригодится в хозяйстве…

Он вышел, зорко поглядывая по сторонам, и я тоже выбрался на свежий воздух — сладковатый дух мертвечины пока относило ветерком.

Меня поразила тишина. Мрачная тишина, пугающая и взводящая нервы. Лишь иногда в зданиях напротив что-то грюкало. Выпадало стекло, расколачиваясь о бетон, или шарахалась очумелая кошка.

— Постапокалипсис… — вытолкнул Юсупов.

— Молчи, — буркнул я, — мне первому такая мысль пришла.

Спецназовец улыбнулся мельком, и упруго зашагал к трехосному «Шевроле-Кодьяк», стоявшему поперек Стрипа.

Сразу было видно, кто так усердно перфорировал полицейский «Ниссан» — через борт перевесился белокожий «черногвардеец», а еще четверо его соратников полегли рядом с грузовиком.

Проходя мимо убитых, я позаимствовал пару «Узи». В кузове «Шевроле» обнаружились тугие пакеты одеял, двухведерные бутыли с водой и армейские пищевые рационы.

— Тащим? — обернулся я к Умару, но сзади стоял Рустам.

— Затариваемся, — на удивление серьезно кивнул он.

Мы забили полезным грузом багажники «Чаек», я завернул за грузовик — и услышал негромкий голос:

— Ручки вверьх!

Я резко присел, нашаривая «ЗИГ-Зауэр» под пиджаком.

— Ополченец? — громко спросил я, замечая, что шумок позади стих.

— А тебе какое дельце? — строго спросил голос, пришепетывая.

— Hикакого! Я ищу Синти Даунинг. Мы русские и…

— Русские⁈ — изумился пришепетывающий. — А ну, скажи чего-нибудь по-своему!

— Da poshelti v zadnitsu! — изысканно выразился я, и за купой пальм гулко захохотали.

— Надо же! Первый раз слышу русского! Но не вижу. Да выходь! Меня твои уже на прицеле держат…

— Всё под контролем! — донесся голос Умара.

— Надо же! И впрямь, русские!

Из-за кольчатых стволов пальм вышли двое — медлительный парубок с черной М16 на плече, обряженный в широченные штаны да большеватую куртку, явно с чужого плеча, а за ним — приземистый, кряжистый дед с кудлатой рыжей бородищей.

Правой рукой он почесывал блестящую плешь в венчике спутанных прядей все того же огненного цвета, а в левой сжимал самый настоящий обрез. Дуло смотрело вниз, но на вскидку хватит доли секунды.

— Зачем тебе Синти, русский? — вопросил рыжий, щуря колючие голубые глазки.

— Поговорить.

— Ишь ты…

Той же правой дедуля выудил увесистый радиофон «Моторола» и, вытянув губы, наклацал номер.

— Тут что, связь есть? — вздернул я брови.

— А то… — буркнул рыжий. — У хороших людей всё есть… Алё! Доби? Слышь, тут какие-то русские нарисовались… Где-где… В Парадайсе! Сам же послал…

— Скажите Синти, что здесь Миха! — повысил я голос, и обрез мигом уставился на меня темным убийственным зрачком.

— Ага… Говорит, что он… этот… Мика! Да, мэм, — дед неожиданно вытянулся во фрунт. — Да, мэм, будет исполнено! — и сунул радик мне. — На!

Я нетерпеливо выхватил «мобилу».

— Алло! Синти?

— Майкл! — обрадовались на том конце волны. — Ты в Вегасе?

— И не один! — выдохнул я, ощущая громадное облегчение. — Тут целая группа советских киношников, и моя Рита тут. Они взяли двух «Оскаров», а как эти долбанные статуэтки довезти домой — не ясно!

Радиофон рассмеялся.

— Очень рада тебя слышать, Михаил, и буду рада помочь! Вы на колесах?

— Да!

— Езжайте в даунтаун, на Фримонт-стрит, мы здесь!

— Всё, едем!

Передав деду его «Моторолу», я потрусил к «Чайкам».

— Умар! Игорь Елисеевич! В даунтаун, на Фримонт-стрит!

— По машинам! — мигом повеселел Синицын.

Мне оставалось плюхнуться на сиденье, и крепко поцеловать Риту.

— А меня? — надула губы Инна.

— И тебя…

— И меня! — потянулась Самохина.

Мне пришлось встать, чтобы приложиться к пухлым губкам Анечки. Тут-то и последовала расплата — Рита с Инной больно меня ущипнули.

Глядя в смеющиеся Анины глаза, я скорбно спросил:

— Вот за что, а?

— За попу! — мило улыбнулась Дворская.

— В целях профилактики любви и… — назидательно изрекла Рита. — И чего там еще?

— И верности! — подсказала Инна с самым невинным видом.

Даунтаун не сильно пострадал, в отличие от увеселительных заведений. Здесь было чисто — ни трупов, ни битых машин…

А потом нам стало ясно, откуда такой «орднунг» — мимо провели колонну пленных «черногвардейцев», скованных тюремными цепями. Побледнев по-негритянски, то есть, посерев, беспредельщики неуклюже брели, волоча носилки, таща лопаты…

Конвойные из ополченцев вели их, держа автоматы на груди, и бдели.

— Вот это я понимаю! — довольно крякнул Синицын, ерзая на откидном сиденье. — Нагадили? Убирайте! Норма-ально…

А в начале Фримонт-стрит и вовсе картина маслом — там на бойцов «Черной гвардии» даже оранжевые комбезы напялили, как полагается опасных преступников обряжать. И «хулиганы, алкоголики, тунеядцы» весьма бойко разгребали завалы мусора и груды битого стекла. Мертвяков, надо полагать, унесли первыми…

Штаб ополчения разместили в отеле «Эль Кортес». На стоянках, бампер к бамперу, почивали армейские джипы и прожорливые, квадратные «Хамви», увенчанные воронеными пулеметами «Браунинг».

Здесь же сновал личный состав — спокойные парни с автоматами за плечом, волосатики и бритые, белые и черные. Единой формы у ополченцев не было, но чаще всего попадались мешковатые «камки» горных и пустынных цветов.

Нас задержали на дальних подступах. Патрульные, малость красуясь по молодости лет, заглянули в салоны «Чаек», весело осклабились, увидав девушек, и выделили место на паркинге.

— Welcome, Russiangirls! — улыбки так и сверкали, будто фотовспышки.

— Many thanks, — чопорно отвечали русские красавицы, выходя с легкой истомой, небрежно поправляя волосы и тайком оглядывая платья — не замарались ли?

Я немножко ревниво приобнял Риту, Инка прижалась сама. Сощурившись, осмотрелся с небрежностью истинного альфы.

— Всё продумано, — негромко сказал Рахимов за спиной, угадав течение моих мыслей.

— Снайперы в соседней высотке… А на крыше наверняка местная ПВО — парнишки со «Стингерами».

— Позиция — так себе, — снисходительно обронил Иван Третий, — но врасплох не возьмешь.

— Что и требовалось доказать, — заключил я.

Миновав внешние посты, мы всей толпой ввалились в обширное прохладное фойе. По всему объему — уставные порядки. Вдоль стеклянных стен уложены мешки с песком, поодаль — пулеметы на треногах…

— Хэлло, Миша! — послышался оживленный голос Синти. — Рита, привет!

Миссис Даунинг вышагнула из лифта, и легко подбежала. Затянутая в камуфляж, обутая в высокие шнурованные ботинки песчаного цвета, с длинными черными волосами, собранными в хвост, она напоминала мне студентку-израильтянку на военных сборах. Правда, узковатый разрез глаз выбивался из знойного семитского образа.

— Привет всем! — Синти вскинула руку, и киношники, растерянные и смущенные, ответили вразнобой. — Не волнуйтесь, все будет хорошо!

— И даже лучше! — поддакнула Инна.

У моих в этот момент произошел некий момент включения, словно невидимый, но неодолимый пузырь, запиравший нас в себе, лопнул, и все барьеры с препонами улетучились. Жизнерадостный смех сотряс фойе, а Инка до того застеснялась, что спрятала лицо у меня на груди, на мятом и грязном пиджаке с подпалинами от искр.

— Пройдемте в наш генштаб! — сделала Даунинг широкий жест. — Есть новости!

Все гурьбой затопали, а Рита, хватая меня за руку, прошептала на ухо:

— Видел, какое у Олега лицо было, пока ты Инку тискал?

— Да не тискал я…

— Да ладно! Его аж перекосило! Хи-хи…

Чертыхаясь в уме и поминая арию Балбеса про султана и трех жен, я первым шагнул в «генштаб» — огромный «Королевский люкс», где, впрочем, ничего в стиле «лакшери» не осталось. Просторные комнаты по-солдатски заставили столами, компьютерами и дисплеями — здесь царствовали худосочные очкарики, мониторившие половину Лас-Вегаса, особенно подступы к городу.

— Прошу!

В «кабинете» у Синти наличествовал стол — одна штука, стул — одна штука, и диваны — четыре штуки в ряд. Их мы и заняли, а Даунинг расселась, забросив ноги на стол.

— Значит, так, — посерьезнев, она перешла на русский. — Ночью нам удалось связаться с Москвой… Как — не спрашивайте, сама не знаю! Дипломатические каналы мы отвергли сразу — болтовня на высшем уровне ничего не даст. Зато в Карибском море, у берегов Никарагуа, плавает… то есть… Ну, в общем, там целая советская эскадра — все газеты ею пугали! И к утру мы вышли на самого Чернавина, главкома ВМФ. Владимир Николаевич обещал помочь. Вот… — Даунинг развела руками. — Ждем!

— Главное, что о нас знают, — внушительно напомнил Синицын.

Синти даже не наметила улыбки, кивнула с серьезным выражением лица, и быстро сменила тему:

— В общем, пока все хорошо! Проблемы будут — ничего, справимся. Поэтому, давайте займемся более насущными делами. Мне очень жаль ваши платья, — лицо миссис Даунинг улыбчиво дрогнуло, — но они совершенно не годятся для «большой прогулки». Впрочем, как и костюмы со смокингами. Мы вас экипируем! И накормим, конечно! Занимайте любые номера, тут по всему зданию и горячая вода, и свет, а я напрягу девчонок, чтобы подобрали по размеру белье, одежду и обувь. И не ждите зря — отдыхайте! Вестей из Москвы может не быть до вечера. Если что, сообщим сразу.

Все настолько устали, да и перенервничали изрядно, что вставать, да еще идти куда-то были не в силах. Синти понятливо кивнула.

— Мы первые дни вообще не спали, — негромко вымолвила она. — Нас гоняли, как зомби в боевиках! Ничего… — усмешка дернула уголок ее тонких губ. — Настоящий боец не тот, кто прет от победы к победе, а тот, кого бьют нещадно, а он встает — и снова бросается в драку!

Я молча вскинул сжатый кулак. Мой жест тут же повторили спецназовцы, Смирнов и Синицын, а за ними и остальные.

Может, кому-то со стороны могла показаться смешной Наташка Гусева, что гордо и смело, закусив губу, поднимала свой кулачок, но не нас. И не ополченцев. Пускай мы и прошли чужую беду по касательной, этого хватило, чтобы не путать пустопорожний пафос с суровой прозой жизни.

— Our cause is right, — вытолкнула Синти, — victory will be ours!

Мы с Ритой заняли номер для новобрачных, и дрыхли до самого вечера. Проснемся, займемся любовью — и снова погружаемся в глубины сна. Выспались, когда начало темнеть.

Рита притиснулась поближе, и я невольно улыбнулся, чувствуя плечом движение ресниц.

— Моргаешь?

— Угу… Дурные эти американцы… Выстроить город в пустыне, чтобы просаживать здесь доллары!

— Это еще что… Знаешь, чем сюда завлекали в пятидесятых? Тут, километрах в ста на север, находится полигон Меркури. И туристы, прямо из окон гостиниц, могли любоваться «грибами» ядерных взрывов.

— Ну, тупы-ые… Не-е… Задорнов был прав! Ох… — Ритин голос принял несчастный оттенок. — Встаем?

— Ага… — вздохнул я.

— А давай, не сразу… — женские пальчики игриво «зашагали» у меня по животу, щекоча и спирая дыхание…

…Полчаса спустя мы угомонились, сели и потяну-улись… Хорошо!

— Жа-а-аль… — сладко зевнула Рита. — Что нету «молодильного зелья»…

— Да… — согласился я, садясь и распарывая хрустящий целлофановый пакет с серой футболкой. — Нету…

— И Наташки с Инкой не хватает… — затянула миссис Гарина все тем же задумчивым тоном.

— Не хватает… — повторил я, не думая, а затем извернулся, и шлепнул свою спутницу по голой попе. Звонко получилось.

— Ай! — взвизгнула Ритка. — Больно же, наверное!

— Это я любя!

— Ну, всё! Сейчас ты у меня получишь!

Краем глаза я заметил розовую тень. Гладкие сильные руки опрокинули меня на спину, а стройные ноги стиснули бока.

— Сдаешься? — грозно нахмурила бровки Рита, неласковая в позе всадницы.

— Сдаюсь! — кротко выдохнул я, тая коварство, и мгновенно перевернулся, поменявшись местами с «расхитительницей гробниц». — Мне больше нравится сверху!

Побежденная «Лита» сладко улыбнулась, и мы выпали из реала еще на полчасика…

Уже стемнело, когда нам удалось-таки вылезти из постели. Рита сушила волосы перед зеркалом, а я, на всякий случай выключив свет, приблизился к окну.

Море огней, полыхающее зарево реклам, извергающих неоновый спектр — всё это осталось в прошлом. Нынче Лас-Вегас тонул во тьме.

Лишь несколько отелей на Стрипе переливались, как прежде, и выглядело это жалко и даже пугающе, как безмолвный призыв о помощи.

Жужжание фена стихло, зашлепали одноразовые тапки.

«Сейчас прильнет, — улыбнулся я, — обнимет…»

Рита крепко прижалась к моей спине, сложив руки у меня на животе.

— Это я от страха такая приставучка, — вздохнула она, словно оправдываясь. — Ты рядом, совсем-совсем рядом, и мне спокойно… Нет, не то слово. Не спокойно, а… Да просто хорошо!

— Когда вернемся домой, придется тебя пугать почаще, чтобы не забывала приставать.

— Не надо пугать… Я и так… Пошли?

— Пошли.

Я уже был в комбезе, размалеванном «под пустыню», а «ЗИГ-Зауэру» досталась кобура в цвет песка. Осталось только в ботинки влезть, да затянуть шнурки. Терпеть не могу шнуровку, но «кроссов» на липучках нема. Как говорится, «бери, что дают».

Рита управилась быстрее, и занималась чрезвычайно ответственным делом — осторожно перекладывала «Оскара» в рюкзачок.

— Ты что туда напихала? — фыркнул я. — Платье, небось?

— Ну, не выбрасывать же, — невозмутимо отозвалась кинозвезда. — Дома постираю, и будет как новое. И туфли запихала! Да! Домовитая я…

— Пойдем, домовитая.

Мы вышли в пустынный коридор, и спустились по лестнице. Лифтам я не доверял, электричество могло пропасть в любой момент.

— А Инка одна спала, бедная… — выговорила Рита, ничуть не поддразнивая.

— Думаешь? — обронил я.

— Уверена. А-а, ты про Олега? Нет-нет, Мишенька, они и раньше не спали вместе! Инка к тебе липнет, а с Видовым у нее всё…

Я вытолкнул глубокомысленное: «Хм…»

В фойе тщательно соблюдалась светомаскировка — окна выше уложенных мешков заделаны плотным брезентом, лампы горят через одну.

Наши скучились в сторонке, снова растревоженные. В камуфляже они выглядели непривычно. На спецназе «камки» сидели, как влитые, даже Прокловой, да и Терентьевой комбезы шли, а вот Гайдай смотрелся малость нелепо, да и Гребешкова превратилась в кубышку.

— Как спалось? — стрельнула глазками Дворская.

— Вашими молитвами, — выразился я.

— Не-е! — со смешком протянула Инна. — Уж точно не моими!

— Добрый вечер! — голос Синти перебил болтовню. — Все в порядке, товарищи! Мы приняли через спутник шифровку с авианосца «Ульяновск» — они вышлют за вами два вертолета и дроны… э-э… беспилотники «Симург». Смотрите… — миссис Даунинг раскатала по столу большую карту Техаса. — Отправитесь сегодня же. Обменяем три ваших «Чайки» на четыре наших «Хамви»! Без пулеметов, но с запасом бензина в канистрах. Автострад избегать, насколько это возможно. Через Аризону, вот так… — она провела пальцами по карте. — До Альбукерке, и на юг, по берегу реки Пекос. Дорог там нет… Пробираетесь на юг Техаса, вот сюда — к востоку от Ларедо, на высоты Джеронимо. Геликоптеру лететь дотуда часа полтора, если «Ульяновск» подойдет максимально близко к лагуне Мадре. Но не забывайте о блокаде! Побережье Техаса охраняют эсминцы «Арли Бёрк», так что… Лучше рассчитывайте на два часа полета в одну сторону, а в общем… на дорогу уйдет не меньше недели. Мы вам дадим несколько адресов, где можно будет переночевать, а джипы набили всем, чем можно. В том числе, и армейскими палатками… Ну… Что? Всё, пожалуй.

Даунинг выпрямилась, и неуверенно улыбнулась.

— Спасибо! — с чувством сказал я, и наши женщины принялись тискать главу Ополчения всей стайкой.

— Забыла сказать, — затрепыхалась Синти в их благодарных объятиях, — с вами поедет проводник из моих людей, он хорошо знает дорогу!

Смуглый человек с длинными иссиня-черными волосами, в таком же комбезе, как у всех, приблизился скользящим шагом.

— Призрак Медведя! — узнал я его.

— Хау, — бесстрастно заключил Чак, но обсидиановые глаза отдавали улыбкой. — Poehali, tovarishchi!

Тот же день, раньше

Тихий океан, борт АТАВКР «Ульяновск»

Закат над волновавшейся безбрежностью распалялся все пуще. Огненно-алые полотнища прорывались насыщенной лиловостью, оплывали прозрачными вишневыми потёками, а вот и густые апельсинные цвета засияли кисеей, да с лимонной опушью…

Картинка!

Океан потемнел, гоняя пологие обливные валы, отражавшие всю небесную палитру, но махина авианосца не реагировала на качку. Гирин медленно вдохнул вечерний воздух.

Да, керосинная нотка придала фальши вечернему очарованию.

Вдоль освещенной палубы пробежался «Су-25К». Крепко сбитый «Грач» даже не просел за кромкой взлетки, а уверенно заскользил по воздуху, набирая высоту.

На это крыло мостика, обращенное к «плавучему аэродрому», Иван выходить не любил. Открытое море по правому борту — другое дело, но АТАВКР держал курс на север, и как тогда любоваться буйством красок, что расцвечивают заход солнца?

С глухим, рокочущим свистом зашел на посадку «МиГ-31К» — дальний истребитель-перехватчик. Перемахнув корму, он уцепился в аэрофинишер, и плавно затормозил, прокатываясь, гася инерцию.

— Тащ командир! — донеслось из рубки. — Тут по «Кактусу» перекинули. Получено в семнадцать тридцать по СЕВ![1]

— Ну-ка, ну-ка… — кап-два стремительно покинул крыло мостика.

Молоденький офицер связи протянул ему распечатку.

— Что там? — ворчливо поинтересовался Мехти, появляясь, как привидение, неслышно и незаметно.

— Главком просит оказать содействие — забрать нашу киногруппу на юге Техаса. Приблизительно через неделю.

Контр-адмирал вчитался.

— Ого! — хмыкнул он. — Сам Гайдай! Таких людей, да не забрать… Преступление! О, и Гарина тут… Проклова… Самохина! Ну-у, вообще!

— Ох, и влипли наши «звезды», — пробормотал кап-два, со стыдом задавливая желание похвалиться родством с «самой» Гариной, а потому жестко, злясь на себя, припечатал: — Выручим!

[1] «Кактус» — приемный центр дальней оперативной связи. Входил в узел связи ВМФ «Марево». Возможности центра позволяли связываться с кораблями ВМФ и авиацией в любой точке земного шара.

СЕВ — система единого времени для ВМФ СССР. Обеспечивалась аппаратурой «Сандал».