Кровавая любовь

Глава 2

Ленор

Просыпаюсь на рассвете вся в поту. Черные шелковые простыни прилипли к телу. Хотя я не потею так сильно с тех пор, как стала вампиром, это происходит, когда мне снятся кошмары.

А еще я совершенно одна. Медленно сажусь, волосы встают дыбом, мурашки покрывают каждый сантиметр моей кожи, скольжу рукой по пустому месту на кровати рядом, где должен быть Солон. Знаю, что иногда он встает рано, особенно когда ему не спится, или если его собака Один скулит у двери спальни, требуя пойти гулять, но обычно я слышу, как он встает. И в любом случае, сердце колотится в груди не из-за того, что тот ушел, а из-за того, что ощущаю чье-то присутствие в комнате.

Свет, как всегда, тусклый, плотные шторы скрывают серое утро, стены из черного дерева поглощают весь свет. Настоящая спальня вампира. Моим глазам требуется всего мгновение, чтобы привыкнуть, комната постепенно светлеет по мере того, как проявляется мое ночное зрение.

В углу кто-то стоит.

Я задыхаюсь, у меня перехватывает дыхание, ужас сковывает конечности.

Или… кажется. Длинная, высокая тень. Мое воображение разыгрывается, когда я вспоминаю о Темном ордене и их плащах. Но когда мне удается чуть-чуть моргнуть, это выглядит уже не так жутко. Как будто растворяется в воздухе и ничего не остается.

Тени больше нет.

— Твою мать, — выдыхаю я дрожащим голосом. Не знаю, что это было, но мне не показалось, верно? Даже если оно исчезло? Хотя я не могла разглядеть ничего существенного, чувствовала, как тень смотрит на меня, изучая так, словно хотела поглотить целиком. Оно казалось полностью черным, но еще там было нечто белое, похожее на нечеловеческий череп, слишком вытянутый. И сильное ощущение… не знаю, зла или ненависти, или чего-то тревожного, и даже сейчас эти чувства оседают на мне, как пепел.

Закрыв на секунду глаза, я делаю глубокий вдох.

Затем открываю. Оглядываю комнату. Выдыхаю.

Все кажется таким же, как и раньше. Все пугающие, жуткие флюиды исчезли.

Какого черта?

Откидываю одеяло и медленно встаю с кровати. Так вот почему я вспотела? Потому что мне показалось, что кто-то или что-то было в комнате? Или это был дурной сон? Я все еще сплю?

Подхожу к занавескам и раздвигаю их, морщась от резкого света, надеясь, что это убедит меня в том, что я не сплю. Когда, наконец, приоткрываю свои чрезмерно чувствительные глаза, замечаю, как что-то движется по оконному стеклу.

Мотылек.

Бражник с мертвой головой, если точнее. Знаете, тот, с формой черепа на спине, ставший знаменитым благодаря фильму «Молчание ягнят»?

Но меня это не пугает, хотя совершенно странно, что он в доме. Это не то место, где оставляют окна открытыми, к большому разочарованию Ивонн, когда она пытается проветрить помещение.

— Как ты сюда попал? — тихо спрашиваю мотылька. Вопреки своим лучшим инстинктам, я протягиваю руку к насекомому, и оно взлетает в воздух, садясь мне на палец. Подношу его к лицу и вглядываюсь. Никогда не была поклонницей ночных бабочек, особенно когда какой-то ребенок в лагере сказал мне, что им нравится заползать в ухо, пока спишь, но я их больше не боюсь. И мотылек, видимо, меня тоже не боится.

Я помню, что Солон сказал мне давным-давно (по крайней мере, так кажется), что ночные создания будут искать меня. Что ж, думаю, лучше мотыльки, чем летучие мыши.

— Хочешь наружу? — спрашиваю я, и мотылек поднимает свои усики в мою сторону, как будто действительно слушает. Тьфу. Я на шаг ближе к тому, чтобы стать готической принцессой Диснея. Может быть, стайка мотыльков поможет мне одеться утром.

С некоторым усилием открываю окно, старую металлическую задвижку не трогали уже некоторое время, и широко распахиваю его. В комнату врывается запах выхлопных газов и океана, сметая весь прежний ужас.

Мотылек колеблется, а затем улетает прочь, в туманное утреннее небо.

✤✤✤

— Один, оставь ее в покое, — говорит Аметист, когда черный питбуль тычется носом в мою руку. Может показаться, что он хочет, чтобы я потискала его, но каждый раз, когда делаю это, собака просто фыркает и отводит голову в сторону. Чего пес действительно хочет, так это угощений. Много вкусняшек. А у меня сейчас их нет.

— Я позже тебе дам, — обещаю ему, и, клянусь, пес свирепо смотрит на меня. Один чрезвычайно хорошо обучен для собаки, и настолько сверхинтеллектуален, что иногда кажется, будто тот и правда понимает английский. А еще кажется, что он мысленно разговаривает с Солоном. Однажды я упомянула это, но Солон посмотрел на меня так, словно это смешно.

И все же я бы не удивилась. Солон — необычный вампир, к тому же у него куча магии, которую он выменял, больше, чем у меня за мое скромное ведьмовское начало. Так что я бы не стала упускать из виду ничего, включая выяснение того, как вести разговор с его собакой.

Один снова шмыгает носом, а затем сдается и выходит из комнаты с низко опущенной головой, разочарованной походкой, на которую способна только собака.

Сижу на краю кровати Аметист, пока она делает мне макияж для сегодняшней вечеринки в «Темных глазах». Я бы сказала, что между нами это стало веселой девчачьей традицией, но такое случалось всего дважды, и ни одно из этих событий не было «веселым». В первый раз, потому что меня собирались продать на аукционе тому, кто предложит самую высокую цену (хотя Солон настаивает, что он никогда бы не пошел на это, я не уверена, что верю ему), а во второй раз на меня напал кто-то из пособников Яника, в результате чего мой возлюбленный вырвал вампиру сердце и поджег его.

И, на самом деле, на этот раз я впервые побываю в «Темных глазах» с тех пор, как вернулась из Шелтер-Коув, так что жутко нервничаю.

— Ты в порядке? — спрашивает Аметист, ее пушистая кисточка для румян остановилась у моей щеки. — Ты, как будто, за много километров отсюда.

Я пытаюсь одарить ее своей самой ободряющей улыбкой, но, судя по тому, как ее фиалковые глаза не отрываются от моих, не думаю, что она на это купилась.

— Просто… волнуюсь. Наверное.

— Я слышала, что ты рассказала Солону. Показалось, что ты видела кого-то в своей комнате этим утром.

А я-то думала, что у вампиров самый лучший слух. Аметист, несомненно, превосходит их.

— Ничего особенного, — говорю ей. — Мерещится всякое.

Как только проснулась этим утром, нашла Солона с Вульфом в «Темных глазах», разговаривающих о чем-то важном. Как и предполагала, в то утро Солон встал рано, чтобы вывести Одина на прогулку. Конечно, я в точности рассказала ему, что произошло, но он не показался мне особо обеспокоенным, по крайней мере, не больше, чем обычно.

— Мерещится? — говорит Аметист. — Ну, возможно, это могло быть привидение. Даже я видела их здесь. Как думаешь, почему у меня самая светлая спальня в доме?

Я оглядываюсь, стараясь не щуриться. Она раздвигает все шторы, вечерний свет отражается от кремовых стен. Несмотря на ее довольно готический стиль — я имею в виду, что она с радостью живет в старом викторианском доме вампиров — ее комната — довольно милое местечко (Помимо того факта, что она собирает эти американские куклы и хранит их все в шкафу — не в коробках, как сделал бы обычный коллекционер, а просто сидячими. Однажды я открыла шкаф в поисках блузки, которую она у меня одолжила, и напугалась так, будто наткнулась на мир Аннабель или что-то в этом роде).

Как бы то ни было, когда речь зашла об утре, Солон не упоминал призраков, но сказал, что это могут быть Теневые Души. Это пойманные в ловушку души тех, кто заблудился в Черном солнце. Я видела их там, но он говорит, что для них не редкость переходить в этот мир. Якобы, их привлекает депрессия. Поэтому думаю, что я полностью подхожу. Еще сказал, что это может быть просто моим воображением, поскольку мне трудно переварить все происходящее. Тень может олицетворять нечистую совесть.

Вздыхаю, когда она наносит немного хайлайтера на кончик моего носа. Надеюсь, сейчас я не выгляжу как клоун.

— Но больше всего я беспокоюсь о сегодняшнем вечере, — признаюсь я.

— Ого. Почему?

Слегка пожимаю плечами, когда она обмакивает большую кисточку в бронзатор. Теперь, когда моя кожа стала алебастрово-бледной, я пользуюсь всякими такими штучками.

— Не знаю. Наверное, потому что это первая вечеринка с тех пор, как все случилось. Теперь все знают, кто я такая. И, наверное, знают, что меня похитили.

— И они точно знают, что ты уничтожила Яника.

— Точно, — соглашаюсь с ней. — Злой, могущественный вампир, который работал на Скарде. Они будут бояться меня, а если не будут бояться, то возненавидят. Или два в одном.

Аметист слегка улыбается мне.

— Неужели плохо, когда тебя боятся?

— Да, — непреклонно отвечаю ей. — Теперь я должна быть одной из них, верно? Не хочу, чтобы они все меня ненавидели. Я останусь с этой толпой, ну… навсегда. Это все равно, что вечно проживать свои худшие годы в старшей школе, так и не вписавшись в компанию крутых ребят.

Она закатывает глаза.

— Слушай, — говорит она, — вампирам, которые тусуются в «Темных глазах», Солон большую часть времени даже не нравится. Они терпят его только потому, что боятся, и потому, что он дает им то, в чем они нуждаются. Безопасное место для кормления. Они знают, что за пределами этих стен могут быть последствия. Может, и нет полиции вампиров, но есть убийцы, которые более чем готовы расправиться с ними. Плюс есть тот факт, что даже вампиры могут быть замешаны в убийстве, а многим вампирам не нравится убивать людей. В этом они ничем не отличаются от нас. То, что я ем говядину, не означает, что я пойду убивать коров. То же самое относится и к ним. Им нужен Солон. А вместе с ним будешь нужна и ты.

От этого я не чувствую себя лучше. Не то чтобы я выросла с этой врожденной потребностью нравиться людям. К тому же всегда знала, что другая, и люди относились ко мне соответственно. Но сейчас я чувствую себя настолько неуверенной в себе, в своей роли в этой новой жизни, в том, кто я такая и что могу делать, что угнетает мысль, что другие вампиры будут относится ко мне по-другому.

— Я просто хочу вписаться, — говорю Аметист, устраиваясь на ее лавандовом покрывале. — Знаю, это звучит неубедительно.

— Не правда, — говорит она, слегка улыбаясь мне, прежде чем сочувственно наклонить голову. — Но ты не вписываешься в эту компанию, Ленор. Ненавижу быть Дебби Даунер², но ты наполовину ведьма, наполовину вампир, и это никогда не изменится. Ты не впишешься в ряды ведьм так же, как не впишешься в ряды вампиров, так что лучше не пытайся и просто будь собой.

Я бросаю на нее испепеляющий взгляд.

— Ты ходила в школу помощи вместе с Солоном или что?

Она смеется.

— Прости. Но если тебе от этого станет лучше, ты вписываешься в этот дом и нравишься мне, возможно, этого хватит.

Размышляю над этим, пока она заканчивает с макияжем. Аметист права, конечно. Что я не впишусь в это общество, так что мне даже не стоит утруждать себя попытками. Вампиры и ведьмы всегда были заклятыми врагами. Поэтому вампиры всегда увидят ведьминское, когда посмотрят на меня. А я еще и дочь Джеремайса, опытного колдуна в черных искусствах, настолько могущественного, что вампиры съеживались от страха при упоминании его имени. И хотя чувствую, что мои силы ничтожны, я действительно убила одного из них. Думаю, у них есть полное право бояться меня.

Но, может быть, это неважно. Может быть, все, что действительно имеет значение, это то, что Аметист меня не боится. Как и Солон, или Вульф, или Ивонн, или Эзра. Возможно, все, что мне когда-либо будет нужно, находится в этом доме. Может, этого более чем достаточно.

Когда она заканчивает собирать мои волосы в искусно растрепанную прическу, я готова идти. На мне уже вечернее платье от Alexander McQueen из черной кожи длиной до икр, с топом-бюстье и поясом на талии, который подчеркивает каждый изгиб моего тела. Это, безусловно, круто, и когда я надеваю свои черные туфли на шпильках, чувствую себя намного увереннее, чем раньше. Помогает то, что каблуки делают меня очень высокой, и с тех пор, как я стала вампиром, сверхъестественная грация, которая приходит вместе с этим, облегчает ходьбу на каблуках. Я люблю свои берцы, но и секси-туфли на каблуках тоже приятно носить.

— Хорошо, — говорит она мне. — Готово.

Встаю на ноги и смотрю на себя в зеркало в полный рост. Несмотря на то, что я не тренировалась около двух месяцев, мои мышцы плотные. И если и выгляжу чертовски сильной, то это потому, что я такая и есть.

Аметист игриво кладет подбородок мне на плечо и смотрит в зеркало, ее черные волосы контрастируют с моими мелированными локонами.

— Должна признаться, я немного завидую, — задумчиво говорит она.

— Почему? Ты тоже так будешь.

— Работать, — упрекает она. — Всегда работать. И в любом случае, никто не смотрит на меня так, словно я какое-то всемогущее существо. На меня вообще никто не смотрит.

Я искоса гляжу на нее в отражении.

— Ты человек в комнате, полной вампиров, уверена, что все тебя чувствуют.

— Ты чувствуешь сейчас во мне человека? — спрашивает она. — Запах моей крови? У тебя появляется жажда?

— Ну, нет.

— Потому что ты привыкла ко мне. Как и все вампиры.

Я смеюсь над тем, как разочарованно звучит ее голос.

— Хочешь быть в меню сегодня вечером?

Аметист ничего не отвечает, и тогда я понимаю, что на самом деле она говорит не о других вампирах. Ей хочется быть на радаре одного конкретного вампира — Вульфа. Я начинаю думать, что Аметист лелеет надежду на то, что Вульф однажды случайно укусит ее.

— Вот, — говорит Аметист, протягивая мне шкатулку с драгоценностями, в которой лежат серьги с бирманскими рубинами, подаренные мне Солоном. Вздрагиваю, когда стержни сережек пробивают новые отверстия в моих ушах (благодаря быстрому излечению, они зарастают в тот же момент, когда я вынимаю серьги). Затем, когда Аметист дает мне последнее одобрение, я выхожу из комнаты и иду по коридору к лестнице, проходя мимо роз, которые Ивонн расставляет на каждом этаже.

Как обычно, красные розы засохли, поэтому я тычу в них пальцами и думаю о том, как они цветут, а затем с ликованием наблюдаю, как цветы начинают подниматься, оживая и истекая кровью. Они уже не совсем такие, какими были раньше (уверена, нельзя купить залитые кровью розы в цветочном отделе «Whole Foods»), но мне приятно осознавать, что не все должно умирать рядом с вампирами. Хотя клянусь, что один из вампиров в этом доме целенаправленно убивает их, чтобы позлить меня. Каждый раз, когда я заставляю их цвести снова, вспоминаю тот фрагмент из мультика «Спящей красавицы», где феечки кричали по очереди: «Розовый! Голубой!».

Поднимаюсь на самый верх башни как раз в тот момент, когда Солон выходит из нашей спальни, одетый в смокинг. Он выглядит чертовски сексуально, впрочем как обычно. Ни на ком так потрясающе не сидит костюм, что хочется сразу стянуть его.

Солон скользит взглядом по моим плечам, груди, бедрам, интенсивность возрастает на ступеньку, его зрачки расширяются, пока глаза не становятся почти черными.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит он низким голосом, гладким, как сливки, от которого у меня по спине пробегают мурашки. — Ничего себе, какие туфли, — добавляет он, задерживая на них свой жгучий взгляд.

Конечно, я ухмыляюсь, потому что именно такую реакцию хотела.

— Рада, что они тебе нравятся.

Он прищуривается на меня.

— Надо было зайти пораньше, — говорит он, скользя рукой вниз по своей промежности в чрезмерно вызывающей манере, прикусывая нижнюю губу, показывая клыки, как будто он одновременно возбужден и голоден. — Мой член будет занят мыслями о тебе всю ночь.

Чёрт побери.

— Неужели все так плохо? — дразню я, хотя тот же самый жар в его взгляде теперь разгорается во мне.

Он подходит ближе, окутывая меня своим естественным ароматом роз, табака и кедра, и моя кровь горячим потоком бежит по венам, гудя в ответ. Солон протягивает руку и обхватывает меня сзади за шею, собственнически удерживая.

— Думать о тебе никогда неплохо, — бормочет он, его взгляд прикован к моим губам, которые уже покалывает при мысли о поцелуе. — Но когда я не могу получить то, что хочу, становлюсь раздражительным.

Я лениво улыбаюсь ему.

— Ты? Раздражительный?

Солон издает низкое рычание в ответ, прежде чем поцеловать меня, горячо, влажно и глубоко, его хватка на моей шее становится все крепче и крепче. Если он продолжит так трахать мой рот своим языком, думаю, мы сильно опоздаем на вечеринку.

Я прижимаю руку к его груди, умудряясь отодвинуть его на пару сантиметров, достаточно, чтобы наши губы оторвались друг от друга.

— Не изводи меня. Я должна произвести впечатление на гостей.

— К черту их, — рычит он, касаясь своими губами моих, тяжело дыша. — Единственное важное впечатление — мое о тебе. — И с этими словами он берет меня за руку и прижимает мою ладонь к горячей, твердой длине своего члена.

Боже, мне нравится держать его вот так в хватке — в прямом и переносном смысле.

Сжимаю его до тех пор, пока он не издает тихое шипение, его глаза закрываются, и, боже мой, я бы сделала для него все, что угодно.

Но если мы не пойдем на вечеринку, то у меня никогда не хватит духу.

— Позже, — шепчу ему в губы, убирая руку.

Он ворчит, сверкая глазами.

— Тебя нужно связать и пытать языком, без малейшего намека на освобождение.

— Обещаешь?

Я быстро целую его, а затем поворачиваюсь, проводя руками по волосам. Мы идем по коридорам и лестницам. Каждый кровоточащий цветок поникает, увядает и умирает, когда он проходит мимо них, а затем расцветает снова, когда я молча прошу об этом. Лица на картинах наблюдают за нами, пока мы идем, возможно, их забавляет наша маленькая игра.

— Знаешь, — говорю Солону, когда мы достигаем главного уровня, направляясь к последнему лестничному пролету, который приведет нас вниз, к «Темным глазам», — я думала о твоих словах, когда рассказывала тебе о тени в комнате, о чувстве, будто что-то происходит. Что-то плохое. И как ты сказал, это может быть проявлением моих чувств. — Он взглядом просит меня продолжать. — Ну, у вас есть психотерапевт или что-то в этом роде?

Он останавливается на лестничной площадке и моргает мне.

— У нас?

— Да. У вампиров. Вы вампиры. У вас есть вампиротерапевт? Потому что это крайне необходимо. Не только для тех, кто только превращается, вы живете уже много веков, и ты лично прожил большую часть этого времени будучи настоящим зверем, возможно, вампирам полезно поговорить о своих проблемах.

Он хмурится.

— Кто сказал, что у меня проблемы?

Я смеюсь и хлопаю его по руке.

— Ох, серьезно? Мистер, Я Храню Череп Каждого Убитого Мной Человека, чтобы Они Напоминали О Моей Человечности.

Он пристально смотрит на меня, ему явно не до смеха.

— Ленор, психотерапевт предназначен для людей. Для решения человеческих проблем. У людей есть всего несколько лет, чтобы взять себя в руки. Им нужна терапия. Лечение. За короткий промежуток времени им нужно сделать свою жизнь сносной. Вампиры, с другой стороны… — Солон пожимает одним плечом. — У нас есть все время в мире, чтобы разобраться в себе. Ты скоро разберешься. Обещаю.

— Да, но как скоро «скоро» по вампирскому времени? — бормочу себе под нос.

Он просто быстро улыбается мне, наклоняется и целует в лоб, отчего бабочки порхают у меня в животе, затем обхватывает меня рукой и ведет вниз остаток пути.

— Нервничаешь? — спрашивает Солон, когда мы останавливаемся перед позолоченными дверями с тиснением в виде роз. Как только открываем двери, проходим через защитное заклинание, окутывающее весь дом. И становимся в некой степени уязвимыми.

— Как ты догадался?

— Ты выражаешь все эмоции, которые испытываешь, лунный свет, — ласково говорит он. — Тебе не из-за чего нервничать. Честно говоря, я был удивлен, что ты захотела прийти сегодня вечером.

— Решила, что пришло время, — признаюсь ему. — Я не могу прятаться в доме и притворяться, что этой части твоего мира, моего мира, не существует. Мне хочется быть среди вампиров, даже если они не хотят, даже если они боятся меня. И нужно чувствовать, что… мне нужно привыкнуть к этому. К тому, кто я есть.

— И ты принадлежишь мне, — говорит он.

Затем Солон толкает двери, и мы входим в клуб. Это все равно, что попасть в живую, дышащую декорацию из какого-нибудь фильма нуар сороковых годов. Сплошь бокалы и хрусталь, полированное красное дерево, кожа, ковры, гобелены и предметы изобразительного искусства.

Мой нос атакуют миллионы ароматов, мозг быстро пытается распознать их все. Из гостиной доносится запах сигар, несмотря на то, что дверь всегда закрыта и помещение герметично. Резкий запах выпивки из бара, где Эзра смешивает напиток для кого-то, сегодня вечером он дежурит барменом. Старая кожа кресел, дерево полов, слабый намек на цветок фрезию, который говорит, что Аметист была здесь раньше. Время от времени доносится легкий аромат ванили, и инстинктивно обшариваю глазами толпу, гадая, кто бы это мог быть. Как правило, вампиры не пользуются духами, потому что это слишком сильно для нашего обоняния, но иногда вампиры говорят «к черту», и все равно душатся с головы до ног.

С другой стороны, духи могли принадлежать человеку. Даже если я знаю, что в данный момент в клубе никого нет, это не значит, что их нет за стальными дверями Темной комнаты, где происходит кормление. Потому что улавливаю очень слабый намек на кровь. Человеческую кровь. Стальные двери отлично справляются с тем, чтобы запах не проникал в гостиную (иначе все вампиры сошли бы с ума от жажды крови), но иногда он вырывается наружу.

Тем не менее, не думаю, что кто-то заметил, потому что все взгляды устремлены на нас. На меня, если быть точнее. В клубе около тридцати вампиров, не так уж много, но это тридцать пар ненавидящих, любопытных, смертоносных глаз, и от этого у моей человеческой стороны, кровь стынет в жилах.

«Выше нос», — голос Солона звучит в моей голове. — «Ты королева ночи».

Он крепче сжимает мою руку, и я вздергиваю подбородок, изображая уверенность, которой не чувствую.

Мы входим в клуб, вампиры в своих костюмах, смокингах и коктейльных платьях расступаются перед нами, как будто подхватят заразу, если мы подойдем слишком близко. Обычно даже те, кто недолюбливает Солона, подходили к нему, выражая свое почтение, но на этот раз держатся подальше. И все из-за меня.

— Я чувствую себя нарушительницей спокойствия, — шепчу я, пока Солон ведет меня к бару. Эзра для меня единственное дружелюбное лицо, а это о многом говорит.

— Это твоя вечеринка, дорогая, — говорит он. — Ты должна думать об этом именно так. Твой дом, твоя вечеринка. И я твой вампир. Просто скажи мне, что делать.

Я искоса смотрю на него.

— Ты позволишь мне командовать тобой?

Это заставляет его задуматься.

— Может, чуть-чуть. Не хочу, чтобы ты привыкала.

Это больше похоже на правду. Солону нравится контролировать ситуацию любой ценой, даже если это каким-то образом причиняет ему боль. Мы останавливаемся у бара, и Солон кивает Эзре, чтобы он налил нам обоим дорогого скотча.

— Почему я чувствую запах крови? — спрашиваю Солона, пока Эзра достает бутылку. — Похоже, человеческая кровь. — Обычно, когда устраивается большая вечеринка, вампиры не питаются. Им не нравится пачкать свою лучшую одежду, и, видимо, это грязный бизнес. «Темные глаза» работает как зона кормления еще три вечера в неделю, так что обычно вампиры ходят на них, и эти вечеринки — просто предлог пообщаться с себе подобными вдали от любопытных глаз людей.

Он выглядит впечатленным.

— Твое обоняние правда обострилось, — говорит он мне. Затем слегка пожимает плечами. — Я заметил Вульфа у двери в Темную комнату. Возможно, появились какие-то люди, захотевшие сдать кровь, и нашлось несколько желающих.

Обдумываю это, пока Эзра пододвигает к нам наши напитки. Я беру стакан и поднимаю его. Даже с учетом того, что вампиры все еще время от времени наблюдают за нами, кажется, что мы находимся в нашем собственном маленьком мире.

— Тогда твое здоровье, — говорю Солону, и он чокается своим бокалом с моим, его взгляд теплеет.

— За твой первый настоящий вечер после возвращения, — произносит он. — За новые начинания.

Мы пьем скотч, темная жидкость прекрасно обжигает, грудь пылает огнем, и все это время наши взгляды не отрываются друг от друга.

— Абсолон, — произносит глубокий голос у нас за спиной.

Мы оба отворачиваемся от бара и видим худощавого темнокожего мужчину с яркими карими глазами, одетого в бордовый смокинг, с длинными черными волосами. Я его не узнаю, но он кажется дружелюбным.

— Онни, — удивленно произносит Солон, и двое мужчин быстро обнимаются. Онни по меньшей мере на тридцать сантиметров ниже Солона, но все равно кажется властным. — Не знал, что ты в городе.

— Всего на пару дней, — говорит Онни с другим акцентом. Может быть, финским. Затем смотрит на меня. — Это, должно быть, печально известная Ленор, — замечает он, но произносит мое имя с яркой улыбкой, в уголках губ едва заметны клыки. — Приятно наконец-то познакомиться.

Онни протягивает руку, я вкладываю свою в его, и он быстро, холодно целует меня в тыльную сторону. Я чуть озадачена тем, насколько дружелюбно тот себя ведет.

— Онни — мой старый друг, — объясняет Солон, и хочется спросить, насколько. — Обитает в Эстонии. И обычно он сначала звонит.

— Ты же знаешь, я люблю сюрпризы, — говорит он со смехом. — Послушай, мне со многими нужно повидаться, но давай поужинаем через пару дней. Я буду умирать с голоду, как только пройдет смена часовых поясов. Так обидно, что нам приходится страдать от этого, да?

Солон ласково хлопает его по спине.

— Тогда я приготовлю для тебя Темную комнату, — предлагает ему Солон.

— Я с нетерпением жду этого, — говорит Онни, его зрачки на мгновение краснеют, прежде чем он кивает на прощание и проходит через весь клуб, чтобы поговорить с парой, сидящей за столом для игры в нарды из тикового дерева.

Этот красный голодный взгляд в глазах Онни что-то разжег во мне. Не совсем голод, но ощущение того, что ты пребываешь в каком-то неведении, будто тебя оставили на обочине.

Наклоняюсь поближе к Солону.

— Я хочу пойти в Темную комнату, — шепчу ему. Он поворачивает голову в мою сторону, его ноздри раздуваются, взгляд острый. — И понаблюдать за кормлением.