Кровавая любовь

Глава 8

Абсолон

Я просыпаюсь от собачьего дыхания. Влажный язык лижет мое лицо.

Открываю глаза, моргаю, видя перед собой Одина, его темные глаза изучают мои, словно спрашивая, все ли в порядке, говоря, что он волновался, что ему удалось научиться открывать дверь, и я должен гордиться им.

Мгновение я смотрю на него, пытаясь понять, почему лежу на полу, рассеянно замечая открытую дверь, потом осматриваю остальную часть спальни.

Хаос.

Кровать покосилась, рама сломана, изголовье разломано напополам.

Матрас соскользнул на пол.

Весь в крови.

Нет.

Нет.

Я поднимаюсь на колени, на ноги, шатаюсь, делая шаг вперед, опираюсь на столбик кровати, кое-как держусь, смотря на это зрелище.

Повсюду кровь.

Комната вся красная.

Свежая кровь, пропитавшая подушку, простыни, матрас, ковер. Мне даже не нужно много времени, чтобы понять, чья это кровь.

Ленор.

— Нет, — хриплю я, падая на колени, провожу руками по матрасу, все еще чувствуя влагу. Так много крови, слишком много.

Что я наделал?

Что я с ней сделал?

Чувствую, как шестеренки в мозгу начинают ломаться, провода рвутся, все выходит из строя. Запрокидываю голову и кричу во всю мощь своих легких. Долгий, оглушительный, гортанный крик вырывается из нутра, разрывает горло, наполняет комнату, пока не трескаются все стекла, происходит симфония взрывов, от картин на стенах до зеркал в ванной, до стеклянной баночки, в которой хранится ее зубная щетка. Все это разлетается вдребезги, как фейерверк, стекло сыплется дождем.

Воспоминания возвращаются, все сразу. Я трахал ее, она кончала… Сказала, что любит меня. Со слезами на глазах. Я чувствовал все ее эмоции, как будто они исходили откуда-то изнутри, мое сердце расширялось, было готово разорваться, и тогда я понял, что не контролирую себя.

Я никогда не контролировал себя.

Уже тогда, приведя Ленор в свой дом, понял, что потерял все столетия тщательно и скрупулезно оберегаемого контроля. Оно исчезло в одно мгновение, когда она остановила на мне свой взгляд. Я наблюдал, как та росла, любопытно задаваясь вопросом, какой станет. Но когда она появилась в моей жизни, произошло то, чего я не ожидал. Мы стали близки. И поэтому надо было держать ее на расстоянии всеми возможными способами, потому что потеря всего того контроля, который поддерживал во мне здравомыслие и жизнь, означала, что я больше не буду тем вампиром, как раньше.

Зверь воспользовался этим прошлой ночью.

Мои эмоции были слишком сильны, вырвались из запертой коробки, подпитываемые любовью к ней, той самой любовью, которая, как я знал, попытается уничтожить ее. Любовью, против которой боролся с самого начала.

Я знал, что происходит, чувствовал перемены глубоко внутри, нарастание тьмы, гнева и голода, но подавлял ее.

Надо было бежать.

Я сказал Ленор бежать.

Она не послушалась.

Ленор слишком упряма, или, может быть, слишком сильно любит меня, или, может быть, все сразу, но в любом случае она не сбежала.

Осталась со зверем.

Думала, что сможет приручить его.

Думала, что сможет полюбить.

Но зверь ее не любит.

Ее любовь сводит его с ума.

Сводит с ума.

Я ускользнул в темноту, на задний план, но контролировал все, не желая причинять ей вреда. Но мне не хватило самообладания перестать трахать ее, с хвостом и всем прочим, не смог. Хотелось узнать, как далеко она позволит этому зайти, как далеко я позволю этому зайти. Жаждал ее как ничто другое, даже в своей самой мерзкой форме. Хотел трахнуть ее, как животное, подарить удовольствие, о котором она и не догадывалась.

Не знаю, получилось ли.

Память начинает барахлить.

Затем все пустеет.

Нет, становится красным.

Как кровь, которая повсюду.

Кровь моей любимой.

Внутри все разрывается.

Открываю рот и снова реву, звук сотрясает мои кости, сотрясает комнату, а затем я чувствую запах Аметист и слышу ее позади себя.

— Солон? — а потом: — О боже, что случилось?

Я качаю головой, не в силах сосредоточиться, заговорить.

Кровь, так много крови.

Я убил ее?

Где она?

— Солон, — снова зовет меня Аметист, и я чувствую ее руку на своем плече. — Почему ты голый? Где Ленор? Боже мой, здесь так много крови…

Я могу только смотреть.

Если я убил ее…

Если причинил ей боль…

— Давай, вставай, — говорит Аметист, просовывая руку мне под мышку, пытаясь поднять на ноги, но я повисаю мертвым грузом.

— Что, черт возьми, произошло? — гремит голос Вульфа, а затем он оказывается в комнате и хватает меня, с легкостью поднимая. Но я не могу перестать смотреть на кровь, пока каждая структура внутри меня медленно рушится, появляются трещины в фундаменте моей сущности.

— Солон? — говорит он, держа меня за плечи и вглядываясь в глаза. — Что случилось?

— Нужна одежда, — говорит Аметист и исчезает в ванной. — У тебя нет халата?

Рассеянно киваю, пока Вульф впивается ногтями в мою кожу, чтобы привлечь мое внимание. Я медленно встречаюсь с ним взглядом, ужас притупляет мои чувства.

— Солон. Скажи, что произошло. Чья это кровь? Где Ленор?

Я сглатываю. У меня такое чувство, будто в горле застрял кирпич.

— Не знаю. Я проснулся и увидел это. Я не… — закрываю глаза, пытаясь глубоко вдохнуть.

— Я не смогла найти твой халат, — слышу голос Аметист, хотя я уверен, что он висит в ванной. — Брюки. Тебе нужны какие-нибудь брюки. Я найду.

Слышу шум выдвижных ящиков, и все это звучит как будто издалека. Я задаюсь вопросом, может, все это нереально? Может быть, это ночной кошмар. Может, у меня галлюцинации.

— Ты превратился, — говорит Вульф. Делает долгий выдох, и я практически слышу его разочарование. — И не помнишь.

Я киваю. Мои губы словно наждачная бумага.

— Я сказал Ленор бежать. Она этого не сделала. Дальше не помню. Вульф, — я смотрю на него, — здесь слишком много крови.

Его брови хмурятся, когда он смотрит на бойню.

— Она может исцеляться, верно? — спрашивает Аметист, подходя с парой черных шелковых пижамных штанов, и сует их мне в руки. Ее улыбка натянута, голос полон ложной надежды, потому что не хочет верить в альтернативу.

Я на мгновение бросаю взгляд на Вульфа, прежде чем снова посмотреть на нее.

— Мы не знаем, что может убить Ленор, а что нет. Тут… тут много крови. Слишком много крови даже для вампира.

— Тогда куда она делась? — спрашивает Аметист. — Почему не позвала на помощь?

— Невозможно кричать с разорванным горлом, — говорю ей. — Я мог разорвать ее на куски.

Она вздрагивает от резкости моих слов, но мне нужно быть прямолинейным. Я монстр до мозга костей. И сделал это с ее подругой, со своей любимой.

— Она права, — говорит Вульф, обходя кровать, проводя пальцами по крови и нюхая ее. — Если бы рана была смертельной, тело Ленор было бы здесь. Его нет. Она ушла. Но не проходила через дом, я бы учуял ее запах. Остался бы след. Как же она вышла из комнаты?

Мы все смотрим на открытое окно.

Вульф подходит к нему, отодвигает занавески, осматривая край.

— Никаких признаков повреждения. Но обычно ты не спишь с открытыми окнами, да?

— Обычно нет, — отвечаю ему. — Но Ленор любит свежий воздух, она… — Я замолкаю, мое сердце сжимается, когда вспоминаю, как мы ссорились перед сном, потому что ей хотелось прохладного ветерка, а мне хотелось, чтобы в комнате было как можно больше темноты и безопасности. Сглатываю. — Они могли быть открыты, не помню.

Вульф качает головой, в то время как Аметист снова указывает на мою пижаму.

— Прикройся, Солон.

— Люди, — бормочу я, свирепо глядя на нее, пока натягиваю штаны.

Она отвечает мне взглядом.

Который говорит «а ты монстр».

— Думаю, она выбралась через окно, — говорит Вульф, выглядывая наружу. — Я чувствую здесь запах ее крови, хотя никаких капель нет. И еще кое-что. Серость.

— Серость? — повторяет Аметист. — Такой запах существует?

— Да, — размышляет Вульф, обводя взглядом окно.

Теперь я чувствую.

— Сера, — объясняю Аметист. — Это запах серы.

— Ведьмы, — размышляет Вульф. — Ее родители?

— Черт, надеюсь, — говорю я. Сера часто ассоциируется с магией, хотя от ее родителей никогда не пахло серой. Только разными травами, ничего особо неприятного. Я и не знал, что у них есть способность летать или, по крайней мере, взбираться на дом такой высоты, но магия часто удивляет.

Направляюсь к гардеробу и достаю футболку, надеваю ее, затем создаю пламя посреди спальни.

— Куда ты? — спрашивает Вульф.

— Повидаться с ее родителями, — отвечаю ему. — Она может быть у них.

Пожалуйста, пусть она будет у них. Пожалуйста, пусть она будет жива.

Я вхожу в «Черное солнце», быстро закрываю портал за собой, затем, не теряя времени, выхожу из дома и бегу по пустому городу в этом сером мертвом мире. Иногда вижу призрачную душу, притаившуюся вдалеке, но знаю, что они притягиваются из-за моего отчаяния, поэтому продолжаю бежать, пока не оказываюсь перед домом на Лили-стрит.

Мне хотелось бы просто появиться в их квартире, но приход через портал к истребителям вампиров, которые могут быть злы, вероятно, приведет к моей смерти. И хотя не сомневаюсь, что заслуживаю такой смерти, я не умру, пока не узнаю, что случилось с Ленор.

Оглядываюсь вокруг, а затем поднимаюсь на крыльцо, по крайней мере частично защищенное от улицы, и после того, как убеждаюсь, что здесь нет любопытных глаз или проходящих мимо людей, создаю пылающую дверь, снова выходя в реальный мир.

Прикладываю ухо к двери в квартиру Ленор, прислушиваясь в поисках признаков ее присутствия, но ничего нет. Не чувствую ее запаха. Внезапно мои надежды тают.

Затем проделываю то же самое с дверью ее родителей, расположенной рядом, ведущей в их квартиру этажом выше. Я слышу слабое бормотание, Элейн и Джим разговаривают друг с другом. Звоню в звонок, понимая, что следовало взять с собой телефон. Возможно, отправить им сообщение из дома, но показалось, что так будет быстрее.

Через несколько мгновений дверь открывается.

Элейн удивленно смотрит на меня.

— Абсолон, — говорит она, и тут ее адреналин подскакивает. — Где Ленор?

Черт.

— Ее здесь нет? — спрашиваю я, не в силах сдержать панику в голосе.

Она качает головой, в страхе глядя поверх меня.

— Нет. Нет, я с ней сегодня не разговаривала.

— Можно мне войти? — спрашиваю.

Она колеблется. Неразумно приглашать вампира в свой дом, но я знаю, что у нее где-то на теле есть клинок истребителя, возможно, пристегнутый к ноге под брюками-карго. Поэтому прямо-таки слышу, как каждую секунду лезвие говорит, что его нужно вонзить прямо мне в сердце.

«Потерпи», — говорю лезвию. — «Давай сначала узнаем, какие ужасы я натворил».

— Да, конечно, — говорит Элейн, приходя в себя, и я задаюсь вопросом, услышала ли та мои мысли. Она открывает дверь шире, я вхожу внутрь. Элейн оглядывает меня с ног до головы, разглядывая мои пижамные штаны и футболку. И я босиком. Слышу, как учащается ее сердцебиение. — Что случилось? Откуда ты?

— Солон, — произносит Джим, и я поднимаю глаза, увидев его на верхней площадке лестницы. — Поднимайся, приготовим кофе. Ты пьешь кофе?

«У нас нет кровеносной системы, так что оно бесполезно», — отвечаю мысленно.

Киваю и поднимаюсь по лестнице, хотя мне кажется, что я иду в ловушку, и заслуженно.

Никогда раньше не был в их квартире, только у Ленор. Их дом защищен тысячью оберегов, так же, как и у Ленор, но я смог обойти их. Здесь, однако, чувствую, что иду по зыбучим пескам, когда проталкиваюсь через дверной проем на кухню. Давление нарастает вокруг головы, тела, кости дребезжат, а затем с громким хлопком все прекращается.

— Извини за это, — говорит Джим, протягивая руку за кофейником. — Сейчас мы должны защищать себя больше, чем когда-либо. Атлас с легкостью нашел нас, смогут и другие.

— Какие еще другие? — спрашиваю я. — Потому что Ленор пропала. Мы понятия не имеем, куда она пошла, ходила ли вообще куда-нибудь. Но в комнате стоял запах серы. — Этот дом пахнет эфиопским кофе, лавандой, шалфеем, укропом и другими травяными композициями. Ни следа серы.

Рука Джима начинает дрожать, когда он пытается налить кофе в кружку, и ему приходится поставить кофейник обратно на конфорку.

— Извини, рука после Яника…

В любое другое время спросил бы, как он. Я сострадателен. Хотя, в глубине души эти двое — мои враги, а не друзья, но между нами всегда была дистанция формальности.

Сейчас не время. Есть только одна вещь, которую нужно обсудить.

— Что случилось? — спрашивает Элейн, складывая руки на груди и впиваясь глазами в мои. — Расскажи все, что произошло. Ты видел, кто ее похитил? Ты знаешь? Может, это был вампир. У вас была вечеринка?

Ее голос становится выше, более неистовым, но у меня нет желания успокаивать ее, потому что я сам не спокоен. Едва сдерживаюсь.

И я готовлюсь к тому, что должен ей сказать, точно зная, как она отреагирует. Этот клинок будет у нее в руке через несколько секунд.

С трудом сглатываю.

— Думаю, она ранена. Там было много крови. Повсюду.

Ее глаза расширяются.

— Что?

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Джим, выглядя так, словно собирается разбить кофейник о мою голову. — Ты… ты…

Я качаю головой, зная, о чем он думает.

— Нет. Я не питался от нее.

— Ну и что, черт возьми, произошло, Абсолон? — спрашивает Элейн. — Это был кто-то другой? Еще один вампир?

— Я так не думаю, — отвечаю им. Стыд заставляет меня отвести глаза, сосредоточившись на пятнах от воды на кухонном островке. — Это был я. Я причинил ей боль.

— Но ты сказал… — начинает Джим.

— Как? — перебивает Элейн. Затем протягивает руку и сильно толкает меня в плечо, я встречаюсь с ее глазами, глазами, в которых горит желание убить меня. Тут и нож не нужен. — Как ты причинил ей боль?!

— Есть кое-что во мне, — тихо начинаю я, мой голос хриплый, чуть громче шепота, и переполнен стыдом. — С этим я жил долгое время.

Элейн выглядит испуганной.

— Нет. Говорили, что это легенды. Сказки.

— Истории ужасов, — мрачно дополняет Джим.

Я медленно киваю.

— Это правда. Что бы вы ни слышали, это, вероятно, правда. Я ношу в себе зверя, и… не могу его контролировать. Могу только подавлять, но ваша дочь, она…

Внезапно лезвие оказывается в руке Элейн, серебряное, светящееся голубым электричеством. Она надвигается на меня размытым пятном, быстрым даже для моих вампирских глаз. Прижимает его к моей груди прямо над сердцем, протыкает футболку, вонзается в кожу, пуская капельку крови.

— Если ты убил ее, я воткну этот нож прямо тебе в сердце и вытащу с другой стороны! — кричит она, плевок летит мне в лицо, она трясется, ее глаза светятся голубыми полумесяцами.

Я обхватываю лезвие рукой, крепко сжимая его, болезненный пульсирующий ток режет мои пальцы, течет кровь.

— Если я убил ее, то буду умолять, чтобы ты покончила с моей жизнью, — рычу я. — Я хочу страдать так же, как заставил страдать ее.

Ее нос раздувается от гнева, из глаз теперь вырываются голубые искры, волосы начинают подниматься дыбом, как будто она — живой провод, неконтролируемый ток. И я знаю, что она испытывает, потому что тоже это чувствую. Чувствую эту дикую, ничем не сдерживаемую ярость, направленную на самого себя, желание оторвать себе гребаную голову и засунуть себе в глотку, убивать и мучить себя тысячу раз подряд.

— Элейн, — тихо предупреждает ее Джим. — Это не поможет.

Она игнорирует его, не сводя с меня своих пылающих глаз.

— Ты лжец. Всегда был таким. Ленор влюбилась, так сильно влюбилась в тебя, а я могла лишь наблюдать. Смотреть, как она отдавалась тебе, а ты использовал ее. Я думала, ты любил ее!

— Я люблю! — реву я. — Люблю ее всем своим гребаным сердцем, каждой его частичкой!

— Тогда твоя любовь ядовита, — огрызается она. — Твоя любовь испорчена и разъедает всю ее нежность. Твоя любовь погубит ее.

И я так и говорил Ленор.

— Мы не знаем, мертва ли она, — терпеливо говорит Джим. — Элейн, пожалуйста. Отойди.

— Почему ты не злишься? — кричит она на него.

— Я зол, — резко возражает Джим и указывает на меня. — Но его бы сейчас здесь не было, если бы он не любил Ленор. И его смерть ничему не поможет. Нам нужно выяснить, где она и жива ли. Ты связана с ней так же, как и я, и нет никаких признаков, что она мертва. Я бы почувствовал это. Все разорвалось бы.

Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на Ленор. Знаю, что она не мертва, что она где-то там. Просто не знаю, где, больно ли ей, будет ли все в порядке. Боюсь, что ее забрали против воли.

В конце концов, я чувствую, как давление и боль уходят из моей груди, и Элейн убирает лезвие. Открываю глаза и вижу, как она идет по кухне, качая головой и выглядывая в окно. Возможно, также пытается ощутить Ленор.

— Так что случилось? — спрашивает меня Джим.

— Я проснулся на полу в спальне. Может быть, двадцать минут назад. Кровать была сломана. По всему матрасу, ковру, на полу была кровь. Так много крови. У меня нет никаких воспоминаний. Помню, чувствовал, что грядет трансформация, что я вот-вот превращусь в зверя. Сказал ей бежать, и… она не убежала. Осталась.

— Зачем ей оставаться? — Элейн задается вопросом вслух, ее голос усталый.

— Потому что она не боится, — отвечаю ей. — Или, по крайней мере, раньше не боялась.

— Такое случалось раньше? — потрясенно спрашивает Джим.

— Да. Вместе с ней я превратился в чудовище.

Элейн резко оборачивается и свирепо смотрит на меня.

— И ты причинял ей боль раньше?

Я качаю головой.

— Нет. Я никогда этого не делал.

— Тогда ты контролировал ситуацию? — спрашивает Джим.

Я снова качаю головой.

— Нет. Не совсем. Может быть, повезло. В любом случае, я никогда не причинял ей вреда до сих пор. Ленор… она всегда думала, что сможет приручить зверя.

— Ничто из этого не объясняет, где она сейчас, — говорит Джим. — Думаешь, она ушла сама?

— Ленор не проходила через дом, мы бы знали. Она вылезла в окно. С пятого этажа.

— Что? — восклицает Элейн. — Ленор не умеет летать.

— Знаю. Но, возможно, она смогла бы под сильным давлением. Вы помните землетрясение, — указываю я. — Тем не менее, это не объясняет запаха серы.

Элейн громко сглатывает и смотрит на Джима.

— Как думаешь, это гильдия? Они похитили ее?

— Сразу после того, как Абсолон напал на нее? — спрашивает Джим. — Это не имеет смысла. Почему они выжидали именно это время? — Он озадаченно смотрит на меня. — И ты остался чудовищем, да?

Киваю.

— Думаю, да. Не помню, как превратился обратно в вампира. Кажется, я все еще был зверем, когда она ушла, но… — замолкаю, чувствуя себя чертовски бесполезным.

— Если бы это был кто-то из гильдии, Абсолон был бы уже мертв, — предполагает Джим. — Они бы убили чудовище, я уверен в этом. Не думаешь, что это был вампир? Возможно, твой отец?

Мой желудок сильно скручивает от этой мысли.

— Я бы знал, если бы это был вампир. Я…

Внезапно снизу, из квартиры Ленор, доносится слабый стук. Я выпрямляюсь.

— Что? — спрашивает Элейн, их человеческие уши не способны уловить звук.

Я не отвечаю, просто пробегаю и спускаюсь вниз по лестнице, они следуют за мной.