Кровавая любовь

Глава 20

Ленор

Я недоверчиво смотрю на тело Солона, слезы застилают глаза. Нежно провожу пальцами по его лицу, мое сердце разрывается пополам с каждым касанием, зная, что никогда не смогу сделать это снова.

Зная, что он больше не мой.

Я люблю его, и где-то в каком-то другом мире он все еще любит меня, но мы больше не будем вместе целую вечность.

Не знаю, как я смогу пережить такую боль, ту, что поглощает, не оставляя после себя ничего, кроме ноющей пустоты.

И затем, где-то глубоко внутри меня, может быть, в колодце, может быть, в моей душе, эта печаль, эта режущая, пронзительная печаль, которая выжигает изнутри, она меняется.

Трансформируется.

Не только у Солона внутри был зверь.

У меня тоже есть такой.

И я выпущу его из клетки.

Медленно оборачиваюсь, моя кровь кипит, внутри вспыхивает гнев. Я использую печаль в качестве топлива, и вся пустота превращается в растопку.

Я смотрю на Джеремайса и поднимаюсь на ноги, чувствуя, как горят ладони.

— Ты, — говорю я низким, скрипучим голосом. — Ты убил его.

Джеремайс хмурится или, по крайней мере, пытается это сделать, меняя выражение лица.

— Я знаю. Это к лучшему, Ленор. Он бы только сдерживал тебя. Он был слишком… хорош для тебя.

Я сглатываю горячую желчь, которая поднимается у меня в горле.

— Ты убил его. Использовал меня. Ты позволил Калейду выбросить меня, как мусор.

— Я также спас тебе жизнь, — возражает он, шмыгая носом. — Уже дважды. Это кое-что значит.

— Я любила его, — рычу сквозь стиснутые зубы. — Я любила, а ты забрал его у меня.

— Ленор, — нетерпеливо произносит он.

— Сейчас я убью тебя, — обещаю, подходя к нему. Мои руки покалывает, кончики пальцев становятся угольными, как спички.

Он откидывает голову назад, а затем издает сухой смешок.

— Ты? Убьешь меня? Ты даже не полноценная ведьма, Ленор. Ты всего лишь половинка. И никогда не сможешь стать цельной.

— Да, я только наполовину ведьма, — произношу я низким и грубым голосом. — Но также наполовину вампирша.

Он моргает, и прежде чем успевает сфокусироваться на мне, я двигаюсь.

Через секунду оказываюсь на нем, вонзаю клыки в шею, кусая так сильно и глубоко, как никогда раньше, руками царапаю его, ногтями разрываю кожу. На вкус он чертовски ужасен, как чистое первобытное зло.

Джеремайс вскрикивает и пытается отодвинуться. И я чувствую, как он черпает силу глубоко внутри себя, вызывая черную магию, которая, без сомнения, с легкостью уничтожит меня.

Но я готова сжечь нас обоих дотла.

Огонь убивает вампиров.

И большинство ведьм.

Я кусаю сильнее, не отпуская, а затем закрываю глаза.

Черпаю из источника света, что распространяется по всему моему телу, становясь все жарче и жарче. Мое сердце словно в огне, кожа начинает дымиться, вены искрятся, как фейерверки.

И как раз в тот момент, когда я думаю, что вот-вот взорвусь, пламя охватывает все мое тело.

Я становлюсь огненным человеком, каждая частичка моей кожи горит.

Пламя распространяется от меня к Джеремайсу, и он тоже начинает гореть.

Он безжалостно смеется, когда огонь охватывает нас обоих, и мы пылаем, словно факелы.

— Огонь мне не страшен, дитя мое. Ты это знаешь.

— Знаю, — говорю я, когда языки пламени лижут нёбо. — Просто отвлекаю.

Прежде чем он успевает моргнуть, я хватаю ведьмин клинок, который спрятала в складках своего платья после того, как извлекла его из сердца Солона, отступая ровно настолько, чтобы вонзить лезвие прямо ему в глаз.

Он кричит, его глазное яблоко лопается, и я вгоняю лезвие глубже, пока оно не погружается в мозг. Затем вынимаю лезвие и проделываю это с его другим глазом.

Прямо внутрь. Глубоко.

Слышится тошнотворный хлюпающий звук.

Затем я ударяю его ножом в лоб, пробивая кость.

И в сердце.

Пинаю его, пока он не падает на землю. Его тело все еще горит, и в кои-то веки я вижу, что огонь начинает опалять его плоть, магия исчезает.

Я снова беру лезвие, с которого теперь капает его кровь, и провожу им по его горлу со всей вампирской силой, на которую только способна.

Оно с лёгкостью отсекает ему голову.

Я смотрю, как он горит, жду, пока от него ничего не останется.

Затем беру клинок и, спотыкаясь, иду к Солону, чувствуя себя опустошенной и слабой, ведь мне больше не для чего жить. Падаю на колени перед его безжизненным телом.

Затем решаю попробовать еще один шанс на его спасение.

Джеремайс сказал, что я могу создавать адекватных вампиров.

Пришло время проверить это.

Наклоняюсь над Солоном, а затем провожу лезвием по своему запястью, оставляя глубокий порез. Кровь течет ему в рот, забрызгивая лицо, попадая в его немигающие глаза, которые смотрят в никуда. Я протягиваю руку, мысленно произнося миллион безмолвных молитв, и осторожно открываю ему рот, убеждаясь, что кровь стекает и туда.

Можно ли воссоздать вампира? Если вампир умирает, можно ли вернуть его обратно? Считается ли, что смерть была от ведьминого клинка? Хватит ли моих сил?

Или он все равно сойдет с ума, навсегда превратившись в зверя?

Лгал ли Джеремайс?

— Давай, Солон, — шепчу ему, прижимая запястье к его рту. — Давай, Солон, пожалуйста. Пожалуйста, очнись, пожалуйста, очнись.

Ничего не происходит.

— Нет, пожалуйста, — умоляю я. Убираю руку, когда его рот наполняется таким количеством крови, что она начинает стекать по щекам.

Это не работает.

Он мертв.

Ты не можешь воскресить его из мертвых.

Я смотрю на его грудь, на темную открытую рану, от которой разбегаются следы по белой коже, будто от электрического разряда.

Под ней его сердце.

Его сильное красивое сердце, сердце мужчины, вампира, зверя.

Я подношу запястье к ране, снова режу себя, наблюдаю, как кровь стекает на его рану, в сердце. Джеремайс вылечил меня, проделав нечто подобное, но он использовал кровь черной магии. Я же использую свою кровь, полную жизни и света.

И любви.

Кровавой любви.

— Солон, ты меня слышишь? — шепчу я. — Вернись ко мне, пожалуйста. Я здесь. Я жду тебя.

Кровь течет.

Заполняет рану.

Я наблюдаю, как она растекается по его груди, льется на снег и камни под ним.

И по-прежнему ничего.

Закрываю глаза, запрокидываю лицо к небу, слезы капают.

Луч света падает мне на лицо.

Я прищуриваюсь и понимаю, что тучи расступаются, открывая голубые лоскуты неба.

Синее небо.

Больше ни намека на красный.

И тут Солон шевелится подо мной.

Я ахаю и отступаю назад, видя, как он дергается, его грудь вздымается.

О боже мой!

— Солон, — кричу я, прижимая руки к его лицу. — Солон.

Он моргает.

Смотрит в небо, которое соответствует голубизне его глаз.

Затем его глаза расширяются, и он переворачивается, кашляя кровью.

— Тебе это нужно, — говорю ему, и я в таком странном настроении, что мне хочется плакать и смеяться одновременно. — Тебе нужно выпить мою кровь.

Он снова падает на землю, слишком слабый, чтобы говорить или держаться на ногах. Я быстро разрезаю другое запястье и прижимаю к его рту, другой рукой обхватываю его затылок и приподнимаю на несколько сантиметров над землей.

— Пей, — говорю ему. — Тебе нужна моя кровь. Это единственный способ выжить.

Он кусает меня за запястье, сначала мягко, затем его клыки вырастают, по привычке глубоко вонзаясь. Его взгляд немного потерянный, одновременно хищный и отстраненный, видимо, так и происходит, когда возвращаешься из мертвых.

Затем, по прошествии времени, когда я чувствую, что теряю силу и энергию, в его глазах появляется ясность.

«Я умер», — говорит он мысленно, все еще жадно поглощая кровь. — «Я умер. Ты вернула меня обратно. Я сумасшедший?»

Я качаю головой.

«Нет. Ты — это ты».

«Я причиняю тебе боль?»

Я закрываю глаза.

«Нет. Ты больше не сможешь причинить мне боль, Солон. Чудовище ушло, но ты здесь. Я тоже».

«Что, если я не смогу остановиться?»

Я чувствую, как жизнь ускользает из меня.

«Ты найдешь способ», — шепчу я.

Затем все погружается во тьму.

***

Я просыпаюсь от того, что вода омывает мои ноги. На мгновение кажется, что мои воспоминания перематываются назад, что я возвращаюсь в прошлое, которое было не так давно, что я все еще застряла на глубине, вечно тону, вечно пребываю на дне океана в другом мире.

Но затем я медленно открываю глаза, уставившись на темно-серую гальку с замысловатыми бледными узорами на ней, как будто в слоях скрыты карты и послания. А за галькой — хрустящая белизна покрытого коркой льда снега, а за ней… кровь.

Так много крови. Она разбрызгана по галечному пляжу и белому снегу. Тут же я вспоминаю весь хаос, смерть и кровавую бойню и поднимаю голову, когда паника начинает мной овладевать, перехватывая дыхание.

— Ты в безопасности, Ленор.

Голос Солона раздается рядом, и я резко поворачиваю голову, видя его лежащим на спине рядом со мной. Его ноги наполовину в красном океане, который продолжает плескаться о берег.

— Солон, — кричу я, подтягиваясь к нему, мое тело оживает при звуке его голоса, его виде, его запахе.

— Лежи, — говорит он и отодвигается, не так быстро, как обычно, но, с другой стороны, он теперь новый вампир, и может потребоваться некоторое время, чтобы привыкнуть. Что касается меня, я будто двигаюсь сквозь патоку.

Он хватает меня за руку и кладет голову набок, глядя на меня своими прекрасными голубыми глазами.

— Мы оба немного слабы, — объясняет он. — После того, как я выпил твою кровь, ты сразу потеряла сознание. Начался прилив. Я пытался вытащить тебя из воды, насколько мог, но я… приспосабливаюсь.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я.

Солон мягко улыбается мне. Боже, он прекрасен.

— В некотором смысле, как будто меня сбил грузовик. В другом смысле, как будто я только что заново родился.

Я с трудом сглатываю, мое горло словно наждачная бумага.

— Как думаешь, это сработало?

Он улыбается.

— Ну, я здесь, не так ли? — затем его улыбка увядает. — Меня не должно быть здесь, Ленор.

— Ты думал, что я позволю тебе умереть?

— Нет, — признается он. — Ты слишком упряма. Но… ты ведь не знала, что делаешь.

— Знала, — говорю я, защищаясь, приподнимаясь на локтях. — Мне сказали, что я не буду создавать диких вампиров. Я точно знала, что делала. Ты, блядь, умирал, Солон. Нет, ты был мертв. Ты правда думаешь, что я позволила бы этому случиться, не испробовав все, что могу?

— И кто тебе это сказал?

Я на мгновение прикусываю губу.

— Джеремайс.

— Значит, ты не была уверена, что это сработает, — говорит он со страдальческим выражением лица. — Джеремайс мог солгать.

При упоминании его имени я смотрю на безжизненное, обугленное, обезглавленное тело. Черт. Он мертв. Действительно мертв, потому что я убила его. Я убила своего собственного отца, каким бы злодеем он ни был.

— Лунный свет, — зовет Солон, придвигаясь ближе ко мне. — Я знаю, как сильно ты склонна цепляться за чувство вины, но, пожалуйста, не надо. Не сейчас.

— Если не сейчас, то когда? — беспомощно спрашиваю я.

Он мягко улыбается мне, затем отпускает мою руку и, оттолкнувшись, встает на ноги.

— Позже у нас будет много времени для самокопания. А сейчас нужно убираться отсюда. Здесь ничуть не безопаснее, чем было раньше.

— Несмотря на то, что наши отцы мертвы? — спрашиваю я. Солон наклоняется и поднимает меня на ноги, обнимая для поддержки, когда меня немного качает.

— Несмотря на, — подтверждает он. — Калейд все еще жив. И хотя я не думаю, что тот выскочит из-за угла и схватит нас, он пытался убить тебя.

— Технически он не знал, сможет ли убить меня.

— Значит, он хотел помучить тебя, — резко замечает Солон. — И за это он навсегда останется моим смертельным врагом. Если я когда-нибудь снова увижу его лицо, то плюну в него, оторву голову, а затем разорву все остальное на части, просто чтобы наверняка.

— Как со Скарде? — Я смотрю на останки выпотрошенного тела Скарде. От меня не ускользнуло, что мы двое только что убили их обоих, да еще и обезглавили.

— Да, — говорит он тихим голосом.

— Даже несмотря на то, что он теперь король вампиров? — спрашиваю я, прижимаясь к нему. Он как дерево, такой сильный и крепкий, мое тело мгновенно расслабляется в его объятиях.

— Посмотрим, как долго это продлится, — хрипло говорит Солон. — Вампиры следовали за Скарде, но они всегда искали выход. Вот почему так много людей появляются в «Темных глазах», чтобы раствориться в этой субкультуре, в свободе. Калейд может возглавить Хельсинки и некоторые другие города Европы, но это только потому, что он сын Скарде. Или, во всяком случае, был им. Я удивлюсь, если кто-то вообще захочет следовать за кем-то.

— Ты готов поспорить на это?

Он смотрит на меня сверху вниз и улыбается.

— Нет. Никогда, — затем Солон обнимает меня за талию, удерживая на весу, и мы начинаем идти по снегу мимо развалин. Каждый ужасный участок здесь, выглядит по-другому при свете, потому что именно свет меняется здесь. Наступает день. Красное закатное небо становится все более бледным, голубым, и когда я смотрю позади нас на океан, в нем тоже появляются оттенки индиго, смешивающиеся с красным. Какая бы власть ни была у Темного над этим местом, оно теряет свою силу. С уходом Скарде, возможно, этот мир вернется к своей естественной форме.

«Или вообще исчезнет», — думаю я про себя.

Я поднимаю взгляд на Солона.

— Возможно, нам следует ускорить темп.

— И я об этом подумал.

Я истощена, отдав так много своей крови, а Солон истощен потому что родился заново, но каким-то образом, мы начинаем быстро двигаться по снежным равнинам, направляясь вдоль красного ручья, который постепенно становится прозрачным, а снег тает под нашими ногами.

— Возможно, у нас не так много времени, — говорит Солон. — Я могу понести тебя, если хочешь.

Я качаю головой.

— Я чувствую себя сильнее с каждым шагом.

— Да. И упрямее, — произносит он.

Это только подстегивает меня идти быстрее.

В конце концов, мы добираемся до утесов, где когда-то с обрыва срывался багровый водопад, но теперь вода прозрачная и еле-еле течет. Этот ручей берет начало из кровавого озера, значит, вода в озере тоже убывает.

Нужно скорее уходить.

— Черт, — ругаюсь я, и мы вдвоем карабкаемся вверх по склону, пока не оказываемся на утесе. Здесь, наверху, снег полностью сошел, под нашими ногами виднеется мох, камни и лишайники. Мы бежим вдоль слабого русла ручья, следуя по нему к озеру, надеясь вопреки всякой надежде, что еще не слишком поздно. В своем мире я готова застрять где-угодно, главное, чтобы Солон был рядом, но нельзя ручаться за другие миры.

Наконец, мы добираемся до озера. Вода больше не красная, и оно скорее выглядит как маленький бассейн. Насколько известно, это единственный выход.

— Готова? — спрашивает Солон, хватая меня за руку и крепко держа.

— Готова, — отвечаю я.

Вместе заходим в озеро, но вода практически отступает, как будто убегает от нас. Однако мы быстры и начинаем бежать в воде, пока не оказываемся по грудь. Затем, бросив быстрый взгляд друг на друга, делаем глубокий (хотя и необязательный) вдох и ныряем под воду.

На этот раз плыть вниз гораздо легче. Помогает и то, что сейчас за меня не цепляется лапландская ведьма, а также тот факт, что вода теперь просто вода, прозрачная, текучая и в ней легко передвигаться, а не кровавый, вонючий сгусток.

Я плыву все глубже, глубже, мимо того места, где должно быть естественное дно озера, и вижу, как Солон плывет рядом со мной, не отставая. По мере продвижения становится все темнее и темнее, но включается наше ночное зрение, и затем появляется свет. Растущий проблеск неба, принадлежащего другому миру, нашему прекрасному миру.

Мы мчимся вверх, пока не вырываемся на поверхность, хватая ртом воздух.

Я оглядываюсь, барахтаясь в воде, моргая от окружающей обстановки. К счастью, на этот раз лапландских ведьм не видно.

— Думаю, у нас получилось, — говорю я Солону, убирая с лица мокрые волосы.

Он улыбается мне, выплевывая озерную воду.

— Скрестим пальцы.

Мы начинаем плыть к берегу. К концу я начинаю терять силы, и Солон вытаскивает меня из воды, пока мы не оказываемся на твердой земле. Воздух здесь пахнет свежестью, сосновыми иголками, болотами и чистым воздухом. Он пахнет реальным миром, нашим миром. Пахнет домом.

Я не могу удержаться от смеха, когда долгожданное облегчение разливается по мне. Не только из-за того, что мы пережили Скарде (и Калейда с Джеремайсом) и победили его навсегда, но и то, что мы правда вернулись в наш мир. Это главное.

Больше всего я испытываю облегчение оттого, что Солон стоит рядом со мной, мокрый и абсолютно голый, но он здесь, он жив, и он мой. Зверь внутри него мертв.

— Не могу поверить, что ты здесь, — говорю я, проглатывая комок в горле.

— Не могу поверить, что я умер, — замечает он, нежно блуждая по моему лицу пристальным взглядом. — Я умер, а ты вернула меня обратно. Ты вернула меня лучшим.

— Ну, это еще предстоит выяснить, — говорю ему, приподнимаясь на цыпочках, чтобы нежно поцеловать его.

Солон одаривает меня непристойной ухмылкой, и нельзя забывать, что он полностью обнажен.

— Я бы тебе это доказал, — говорит он. — Но не помню, что делал, превратившись в чудовище. Если есть шанс, что Валту все еще жив, мы обязаны найти его.

Я киваю. Нельзя же оставлять Дракулу умирать в лесу.

Солон хватает меня за руку и ведет через лес. В воздухе витает магическая энергия, но уже не такая мрачная. Кажется, что весь лес выдыхает с облегчением. Здесь хорошо, спокойно. Мы идем уже несколько часов, но этого времени как раз достаточно, чтобы поразмыслить о произошедшем.

Если только мы не заблудились.

— Ты чувствуешь запах того места, где был? — спрашиваю я, когда мы проходим через кусты черники на поросшей мхом поляне.

Он кивает.

— И я помню дорогу, по которой нас вел Джеремайс.

— Он… причинил тебе боль? — спрашиваю я.

Солон удивленно смотрит на меня.

— Нет. Не причинил. Но он оставил нас страдать вечно, так что можно сказать, что его намерения не были добрыми.

— Я просто не знаю, что со всем этим делать, — говорю я, покусывая губу. — Джеремайс нуждался во мне, использовал меня, но казалось, что ему было все равно, убьет ли меня Калейд. Он обращался со мной как с мусором, как настоящий злодей, и убил моего любимого человека. Но… почему он спас меня дважды? Оба раза от тебя.

Он морщится.

— Я и на этот раз пытался тебя убить?

Я киваю.

— Да. К несчастью. Ты нацелился на меня, прежде чем переключился на Скарде. Знаешь, просто чтобы подтвердить, что я неособенная.

— Черт, — ругается он тихим голосом. — Мне так жаль, Ленор.

— Это неважно, — быстро говорю я. — Джеремайс убил чудовище, и я смогла вернуть тебя. Это все, что имеет значение. А еще он сказал мне, что ты любишь меня. И эта любовь злит зверя, потому что напоминает ему о том, насколько ты сильнее.

Он останавливается так резко, что я натыкаюсь прямо на него.

— Я правда люблю тебя, — шепчет он, нежно целуя меня, проводя руками по волосам. — Любовь вернула меня обратно. Не магия. Не что-то еще.

— Осторожнее, — дразню его. — Ты становишься мягче.

— Только для тебя, — парирует он, и теперь прижимается ко мне своей эрекцией, твердой, как чертова сталь. Черт, да, знаю, нам, наверное, стоит подождать, вернуться в наш роскошный отель, но, честно говоря, я хочу трахнуть его до бесчувствия прямо здесь.

Но…

Внезапно у меня покалывает кожу головы, волосы на затылке встают дыбом.

Я прекращаю целовать его, отстраняясь.

— Что? — спрашивает он, хмуро глядя на меня.

— Ты это чувствуешь? — спрашиваю я. Оглядываюсь. Лес из сосен и берез глубокий и темный, но, клянусь, я слышу, как что-то движется. Много чего.

Солон глубоко вдыхает через нос, пытаясь уловить запах.

— Да. Это… знакомо.

— Знакомо хорошо или знакомо плохо? — тихо спрашиваю я, не сводя глаз с леса.

— Пока не знаю.

— О боже мой, — выдыхаю я, прижимая руку к груди. Между двумя березами что-то движется. Это похоже на человека, но также похоже на дерево. Или на лес. Как живой лес. Я сразу вспоминаю Древоборода из «Властелина колец», но тот был огромным, и вроде, дружелюбным. Не знаю, что это за чертовщина, и очень тревожно осознавать, что это происходит в реальном мире, а не в одном из вампирских.

О боже. Что, если мы не вернулись в наш мир? Что, если мы всего лишь попали в другой?

«Расслабься, лунный свет», — звучит в моей голове голос Солона. — «Расслабься».

«Расслабиться?» — кричу я, наблюдая, как все больше деревьев приходит в движение. Я вижу глаза.

— Они не желают тебе зла, — произносит знакомый голос, и мы оба резко оборачиваемся, увидев Дракулу, выходящего из леса. — По крайней мере, мне точно.

— Ты жив, — говорит Солон с облегчением на лице.

Я улыбаюсь. Дракула — знак того, что мы в правильном мире. Кроме того, я не хотела, чтобы он умер. Он дурак, но чем-то немного нравится.

— Да, — говорит Дракула, а затем смотрит на промежность Солона. — А ты очень рад меня видеть.

Солон прочищает горло, нисколько не стесняясь своего наполовину твердого члена.

— Я просто рад, что не убил тебя.

— Ну, ты пытался, — произносит он с кривой усмешкой. — Ты ударил меня своими когтями динозавра, но смог лишь разорвать цепи, потом потерял интерес и выбежал за дверь. Честно говоря, не думал, что увижу тебя еще раз. Я никогда раньше не видел твоего зверя, поэтому не был уверен, что у него в голове есть какие-то разумные мысли. — Валту делает паузу и окидывает взглядом мое платье. — Итак, что с вами случилось, ребята?

— Это долгая история, и нам предстоит длинный путь обратно к дороге, — говорит Солон. Затем он оглядывается на лесных существ. — Ты за них ручаешься?

— Это всего лишь старики, — говорит он, указывая подбородком на деревья. — По крайней мере, так они сказали. Они мертвецы, ожидающие под землей ухода Скарде. И, очевидно, ждали так долго, что стали единым целым с природой, или что-то в этом роде, как хиппи. Думаю, во всей этой стране есть много сверхъестественного, о чем мы понятия не имеем.

— Только в книгах по мифологии, — говорю я, вспоминая, что сказала Наталья.

Дракула пожимает плечами.

— Вас не было три дня. Я не знал, вернетесь ли. Все это время они составляли мне компанию. Боже, они так зубы заговаривают. Идемте.

Дракула машет на прощание древесным существам, которые теперь отступают на задний план. Странная энергия исходит от них, но, по крайней мере, теперь я могу уловить чувство облегчения, как будто они впервые обретают свободу.

Запишите это на другой странице «Странного дерьма», которое Ленор видела сегодня.

Мы начинаем возвращаться тем же путем, каким пришли, Дракула позади меня, Солон передо мной. По крайней мере, я могу пялиться на идеальную задницу своего парня.

— Я скажу одну вещь, — говорит Дракула. — То, что меня оставили там навечно, заставило поразмыслить.

— Типа, у тебя появилась новая жизнь? — спрашиваю я. — Хочешь стать другим?

— Что-то в этом роде.

Солон смотрит на него через плечо, его глаза мерцают.

— Может, наконец, остепенишься?

Дракула разражается смехом.

— Даже не шути об этом, не после того, через что я прошел.

Я оглядываюсь на него.

— Через что ты прошел?

Он просто качает головой.

— Меня кинули дважды. Этого достаточно.

— У него была жена много лет назад, — объясняет Солон. — Она умерла.

— О нет, мне так жаль, — говорю ему.

Валту пожимает плечами.

— Это и делают люди, верно? Умирают.

И иногда вампиры тоже.

— А потом она перевоплотилась, — добавляет Солон.

— Подождите, подождите. Что? — спрашиваю я. — Она перевоплотилась? Как… как…

Он бросает на меня язвительный взгляд.

— Да. Как в Дракуле. В книге. В фильме. Говори как хочешь.

— Значит, это было по-настоящему?

Он снова пожимает плечами.

— Немного. Брэм же все-таки писатель. Он художественно приукрасил. Но, в любом случае, она умерла. У меня нет счастливого конца.

— Если только она не вернется снова, — говорит Солон. — Никогда не теряй надежды, друг мой.

— Я не твой гребаный друг, Солон.

— Извини, запамятовал.

И так они спорили до самого возвращения к городу.