Кристалл Вечности

ПОЛЕТ ГРИФОНА

Столкнувшись в коридоре с незнакомцем, госпожа Асфирия вздрогнула всем телом. Он, как ни в чем не бывало, отвесил ей поклон — довольно развязный, следует признать, — и отправился восвояси, а Асфирия долго еще стояла возле стены и сердито глядела в пустое пространство, откуда давно уже исчез чужак.

Наконец она пожала плечами и продолжила свой путь.

Асфирия вот уже седьмой год была замужем за Гвирионом, таном Олая — города водопадов. Младше супруга на пятнадцать лет, Асфирия, в общем-то, была довольна этим браком. Гвирион, молчаливый, сдержанный, управлял своими землями твердой рукой. Он умел рассудить мудро и зачастую — милосердно; умел и проявлять жесткость, когда того требовали обстоятельства. Обожанием подданных он, правда, не пользовался, но и открытой вражды к нему никто не испытывал.

На Совете Танов Северного Альянса в далекой горной столице, славном городе Лурдисе, у Гвириона имелся только один достойный соперник — Гарранд, тан Кабаллона. С ним правитель Олая боролся за право раньше поднимать свой голос перед Первым Среди Равных.

Гвирион ни разу не упрекнул свою супругу в том, что она преподнесла ему в дар, одну за другой, трех дочерей и до сих пор не удосужилась снабдить династию сыном.

Асфирия как раз направлялась в покои мужа, когда наткнулась на чужака, который ее испугал. Конечно, у Гвириона нередко бывают самые разные посетители, и далеко не все они выглядят как благородные люди: встречаются среди них и бродячие торговцы, и шпионы, и простые лучники, и охотники с пустошей. Но этот!.. От него явственно исходило ощущение опасности.

Она вздохнула. Может быть, Гвирион расскажет ей, в чем дело. А может быть, и нет. Муж умеет быть скрытным, и с этим тоже ничего не поделаешь.

Гвирион ждал супругу и обрадовался ей. Ему нравилось завтракать вместе с ней. Эти утренние часы принадлежали только им, им обоим.

Тан Олая был высоким, широкоплечим человеком с проседью в темных волосах. На нем была домашная одежда — просторная туника, перетянутая кожаным поясом без украшений. Асфирия, напротив, не могла позволить себе расхаживать по дворцу в «неприглядном виде»: для свидания с мужем она облачилась в длинное сине-белое платье с серебряными узорами по подолу.

— Ты вовремя, — обратился тан к своей супруге. — Сегодня для нас приготовили холодное мясо и хрустящие хлебцы, как ты любишь.

— Я предпочитаю воздерживаться от мяса по утрам, — ответила Асфирия, присаживаясь к маленькому, уже накрытому столику, стоявшему возле окна.

— Может быть, напрасно, — вздохнул тан.

Она нахмурилась. Она знала, о чем он думает: согласно северному поверью, мальчики чаще рождаются у тех женщин, которые предпочитают мясную пищу любой другой. Асфирия считала, что это ерунда, но Гвирион, похоже, держался другого мнения.

— По дороге к тебе я встретилась с очень неприятным человеком, — заговорила Асфирия. — Он толкнул меня, а потом поздоровался с таким видом, будто мы с ним — давние приятели. Думаю, он вышел из твоих покоев. Кто это был?

— А, — улыбнулся Гвирион. — Наверное, ты видела Илькавара. Разве он неприятный? Не предполагал. Мне казалось, он должен нравиться женщинам.

— Илькавар? — переспросила Асфирия, поднимая брови. — Мне надлежит знать это имя?

— Во всяком случае, его стоит запомнить… — Гвирион понизил голос. — Это охотник с пустошей. Человек, которому можно довериться.

Асфирия глядела на мужа во все глаза. Гвирион затевал какую-то игру. Несомненно, рискованную.

— Думаю, он единственный справится с моим поручением, — прибавил Гвирион. И улыбнулся: — Детеныш грифона.

— Детеныш грифона? — Асфирия даже закашлялась, так неожиданно это прозвучало. — Ты отдаешь себе отчет в том, насколько это трудно и… опасно… и…

— Вот именно! — Гвирион засмеялся. — Именно. Трудно и опасно. Поэтому мне и потребовались услуги Илькавара. Грифоны крайне редки даже в наших северных горах. Они умело скрываются от людей, и подобраться к ним обычно нет ни малейшей возможности. А если какой-нибудь смельчак все же отважится это сделать, грифоны попросту убьют его своими когтями и клювами. Но раз в десять лет грифоны слетают с гор и направляются в пустоши, где выводят потомство. Вот тогда они наиболее уязвимы. И это — единственная возможность добыть грифона. Разумеется, о том, чтобы захватить взрослую особь, даже речи быть не может. Мы говорим только о детеныше.

— Ты намерен вырастить грифона и сделать его ручным? — Асфирия восхищенно вздохнула. Все-таки муж не переставал ее удивлять, даже на седьмом году брака. — Никогда не слышала, чтобы такое удавалось…

— В наше время этого никто не делал, — улыбнулся Гвирион. — Однако не думаю, чтобы это было невозможно. Мне рассказывали, что в прежние времена человеку удавалось приручить грифона. Маленький грифон, пока он слаб и не догадывается о собственных силах, привыкает к человеку, играет с ним, принимает от него заботу и пищу, даже выполнять кое-какие команды. Но как только его крылья окрепнут, и он ощутит свои возможности, — всякой дружбе конец. Выросший грифон не прощает слабости — здесь потребуется немало хитрости и силы, чтобы заставить его покориться. Многие звери ведут себя сходным образом — даже собаки… Поэтому, дорогая, нам и нужен недавно выведенный детеныш.

По лицу мужа Асфирия видела, что у того припрятан еще какой-то сюрприз. Слишком уж весело держался Гвирион, слишком победоносно блестели его глаза!

— Ты ведь заранее знаешь, что у тебя получится подчинить выросшего грифона, да? — спросила она.

— Моя проницательная жена, — улыбнулся Гвирион. — Разумеется! Нет ни малейших сомнений в том, что у меня все получится. Я не рассчитываю на силу своего характера или на твердость руки — двухлетний грифон во много раз превосходит меня… да и любого другого человека, если уж на то пошло. Но имеется одна вещь…

Он взял маленькую шкатулку, стоявшую на подоконнике, и открыл ее. Асфирия увидела полупрозрачный светящийся камушек, совсем крошечный, размером с ноготь женского мизинца.

— Что это? — прошептала она.

— А как ты думаешь?

— Но ведь это не… — она не решилась договорить фразу.

Гвирион кивнул.

— Это осколок Кристалла Вечности. Я храню его много лет — с тех самых пор, как отец вручил мне наше наследие. Как именно осколок великого Кристалла оказался в нашей семье, никто уже не помнит. Мы просто передаем его от отца к сыну уже много поколений подряд. Был еще один, больше этого по размеру, но он пропал давным-давно… Я буду, очевидно, первым в нашей семье, кто осмелится воспользоваться Кристаллом в своих целях. Грифон, несомненно, подчинится тому, кто владеет такой реликвией.

Асфирия задохнулась. Она широко распахнула глаза и воззрилась на тана как на дерзкое божество, бросившее вызов Небесам.

— Кристалл Вечности? — выговорила наконец она. — Ты намерен использовать Кристалл?

Он пожал плечами, откровенно наслаждаясь ее страхом.

— Что в этом такого? Тот, кто владеет хотя бы осколком Кристалла, — владеет силой неизмеримо большей, нежели соседи. И каким бы могущественным и честолюбивым ни был Гарранд, тан Кабаллона, все же преимущество на моей стороне.

Гвирион коснулся кристалла ласкающим движением и закрыл шкатулку. Асфирия перевела дыхание. Она только сейчас осознала, что при виде Кристалла едва могла дышать.

— Кажется, дорогая, ты находишь мои планы невыполнимыми? — негромко спросил Гвирион у своей онемевшей супруги.

— Вовсе нет! — спохватилась она. — Но это так неожиданно… Грифон, осколок Кристалла Вечности…

— Неожиданно? — Он усмехнулся. — Я полагал, ты лучше меня знаешь.

— Так опасно! — поправилась она.

— Уже лучше. — Он смотрел на нее весело, как на маленькую девочку, которая пытается исполнить для гостей эпическую песнь.

— Так… так похоже на тебя, — сдалась Асфирия.

Гвирион обнял ее.

— Я хочу оставить нашему сыну хорошее наследство. Он будет самым могущественным из танов Северного Альянса и займет подобающее ему место в Совете Равных в Лурдисе.

В городе Олае — как, впрочем, и в любом другом, — недолюбливали таких, как Илькавар. Горожане инстинктивно сторонились вольных охотников, да и те нечасто оказывались на улицах и площадях. Илькавар чувствовал себя как дома в лесах и на пустошах, что расстилались к северо-западу от реки Валдар в ее верхнем течении, в предгорьях и в самих горах. Но в городах он обычно не задерживался ни одного лишнего часа.

Подобно многим вольным охотникам, Илькавар жил двойной жизнью. Почтенные меховщики, которым он продавал звериные шкурки, и городские стражи, которым он платил пошлину за вход, видели лишь одно лицо Илькавара — человека диковатого и не слишком приятного, но, в общем, не опасного и даже полезного. Обитатели лесов и пустошей, люди, что называется, без роду и племени, знали совершенно другого Илькавара: хитрого, решительного и удачливого. Он с одинаковой легкостью вел дела как с рыхлым и трусоватым торговцем, так и с изгоем, который скрывается в лесах от людского правосудия.

Тан Гвирион, несомненно, был осведомлен об обеих сторонах натуры Илькавара. Правитель Олая не питал никаких иллюзий касательно людей, с которыми имел дело, и довольно часто предпочитал закрывать глаза на некоторые специфические стороны их характера.

С Илькаваром Гвириона свел неприятный случай, и произошло это за несколько лет до женитьбы тана, то есть довольно давно.

Тану было тогда тридцать с небольшим, он считал себя опытным воином и охотником. Собственно, так оно и было, но в тот день удача отвернулась от Гвириона.

Охота началась в предгорьях к западу от Олая. Тан гнался за оленем и так увлекся, что не заметил, как отстали все его спутники. Гвирион остановил коня, огляделся по сторонам. Никого — только молчаливые деревья и темные склоны гор за ними. Густой слой травы и опавших листьев, оставшихся здесь еще с прошлого года, глушил всякие звуки.

— Кимон! — позвал Гвирион.

Кимон был младшим братом его матери, заядлым охотником и лучшим другом Гвириона. Гвириону показалось странным, что тот куда-то подевался. Обычно на охоте и в любых других приключениях Кимон не отходил от любимого племянника ни на шаг. Все у них было общее, и испытания, и удачи.

— Кимон! — повторил Гвирион.

Ответа не последовало. Тан спешился и осторожно пошел вперед. Тишина вокруг внезапно показалась ему зловещей. Куда исчез олень? Гвириону казалось, он видел животное совсем близко — и вдруг оно пропало.

Он наклонился, рассматривая землю в поисках следов. Вроде бы, здесь помяты травинки… Но кто поручится за то, что их смяло оленье копыто и что это произошло недавно? Неожиданно Гвирион осознал, что он далеко не такой хороший следопыт, как предполагал. Какая самонадеянность! И кто бы мог подумать, что в тридцать лет он заблудится, как мальчишка, да еще в собственных владениях?

Он прошел еще немного, и вдруг земля под его ногами расступилась. Гвирион глухо вскрикнул, схватился рукой за край разверзшейся пропасти, но не удержался и полетел вниз.

Со страхом он ждал падения — и действительно сильно ударился о землю. На миг Гвирион потерял сознание, а когда очнулся, то первое, что он ощутил, была острая боль. Каждый вдох причинял страдание. «Наверное, сломаны ребра», — подумал тан. Он поднял голову. Высоко над головой светился крохотный кусочек неба. Потом появилась голова лошади, но она сразу же исчезла.

Гвирион заставил себя подползти к стенке колодца и ощупать его. Если эту яму прорыли в земле, то должны найтись корни, за которые можно ухватиться и выбраться наверх.

Он действительно обнаружил несколько корней, но те оказались слишком тонкими и сразу рвались. Кроме того, каждое движение отдавалось в теле тана острой болью, так что в конце концов он обессилел и повалился на дно колодца, заливаясь слезами и кусая губы.

Попытки освободиться вымотали Гвириона, и он снова погрузился в тяжелый сон без сновидений, похожий больше на забытье. На сей раз его пробудил удар по голове. Гвирион вздрогнул и открыл глаза. Сверху прилетел еще один тяжелый комок земли. Он упал Гвириону на грудь, рассыпался, оставив пятно грязи на одежде тана. Крошки земли и мелкие камни попали ему в рот и глаза. Тан закашлялся.

И тут он увидел высоко наверху лицо Кимона.

— Кимон! — обрадованно закричал Гвирион. Он попытался сесть, однако новый шмат земли опрокинул его навзничь. — Кимон, я здесь!

— Я знаю, что ты здесь, — послышался наконец голос Кимона.

Голос был знакомый, но интонация, в нем звучавшая, — абсолютно чужой. Как будто какой-то незнакомец прикидывался старым другом.

— Что с тобой? — спросил Гвирион.

Кимон заглянул в яму.

— Тебе здесь удобно, племянник? — заботливо осведомился он.

— Я сломал ребра, и мне ужасно неудобно… — ответил Гвирион. — Не понимаю, как это вышло. Тут ловушка, о которой я даже не догадывался. Наверное, ее поставили дикие охотники.

— Да, — подтвердил Кимон, странно отводя взгляд. — Разумеется. Тут полным-полно всякого сброда, о котором тебе следовало бы позаботиться. Всякое отребье бродит в твоих лесах, а тебе, кажется, и дела нет.

Он поднялся и сбросил в яму еще один большой ком земли.

— Что ты делаешь? — спросил Гвирион. На миг у него мелькнула догадка: наверное, Кимон хочет сделать что-то вроде насыпи или лестницы, чтобы племянник мог выбраться наружу.

Но ответ Кимона рассеял все иллюзии.

— Засыпаю могилу, конечно же, а что еще? — проговорил Кимон. — Наш бедный тан. Какое несчастье! Он бесследно пропал во время охоты. Наверное, его убили эти проклятые твари — вольные охотники. Нужно устрои облаву и очистить наши леса от этой заразы.

Страшная догадка проникла в мысли Гвириона. Все эти годы, пока Кимон находился рядом, пока они вместе дурачились, развлекались, ухаживали за женщинами, — все это время Кимон втайне ненавидел его! Он только выжидал удобного момента, чтобы уничтожить племянника и занять его место.

— Почему? — спросил Гвирион тихо.

— Что — «почему»? — поинтересовался Кимон.

— Почему ты притворялся моим другом?

— А! — отрывисто бросил Кимон и засмеялся. — Для того, чтобы меня никто не заподозрил… Для того, чтобы ты вернее попался в ловушку. Если ты будешь таким наивным, Гвирион, то никогда не доживешь до старости. Тану нельзя быть столь доверчивым и простодушным. Впрочем, прости, я забыл. Ты уже совершил все возможные ошибки, и мои уроки тебе явно не понадобятся.

Новая горсть земли поставила точку в этой тираде.

Гвирион закрывал голову руками, отбиваясь от комьев грязи, палок, дерна и камней. Но он понимал, что долго сопротивляться не сможет. Быть погребенным заживо — умереть от того, что лучший друг оказался предателем… Гвирион скрипел зубами при одной только мысли об этом. Он чувствовал себя разбитым, униженным, поверженным.

Град, осыпавший его сверху, на какое-то время прекратился, так что Гвирион смог перевести дыхание. Его волосы были грязны и полны земли, он отплевывался и пытался вытереть глаза. Передышка оказалась недолгой — неожиданно в яму рухнуло что-то огромное, очень тяжелое. Оно повалилось прямо на Гвириона и с хрустом вдавило раненого тана в землю.

Это было тело Кимона. Предатель был мертв. Кто-то свернул ему шею.

С громким стоном, не заботясь больше о своей репутации «железного» человека, Гвирион высвободился из-под трупа. И тут он встретился глазами с кем-то, кто внимательно наблюдал за ним от края ямы.

Тан прикусил губу так сильно, что выступила кровь.

— Ну надо же! — проговорил неизвестный. — А вас тут, оказывается, двое. Я-то еще удивился: с кем это разговаривает тот чудак?

— Помоги мне выбраться, — попросил Гвирион.

Незнакомец весело удивился:

— А я должен помочь тебе?

— Почему бы нет? — скрипнул Гвирион. Его силы были на исходе.

— И в этом есть какой-то смысл? — настаивал незнакомец.

— Проклятье, я еле дышу! Если ты сочтешь, что смысла нет, просто убьешь меня. Но убьешь на поверхности. Я не хочу подыхать в этой яме.

— Ладно, — легко согласился незнакомец. — Сможешь удержаться? Я тебе сброшу веревку.

И действительно, длинная веревка с завязанными на ней двумя узлами почти сразу же упала в яму. Гвирион схватился руками выше первого узла, обвил веревку ногами так, чтобы упираться во второй узел и замер. Веревка медленно поползла наверх.

Незнакомец не сам тянул ее — он приспособил к делу лошадь. У Гвириона не было сил поразмыслить над этим, но если бы он дал себе такой труд, то сообразил бы, что охотник проделывает подобный трюк уже не в первый раз.

Очутившись на земле, Гвирион повалился на спину и некоторое время просто дышал, глядя в небо. Ему было больно, он еще не свыкся с предательством и смертью человека, которого всю жизнь считал своим лучшим другом; кроме того, ему мучило сознание своего унижения… Но все это показалось Гвириону незначительным по сравнению с тем обстоятельством, что он наконец-то свободен.

Незнакомец присел рядом с ним на корточки.

— Кто ты? — спросил он.

— Гвирион, тан Олая, — прохрипел Гвирион.

— А я — Илькавар, — представился незнакомец. — Считай меня вольным охотником. Хотя некоторые предпочитают звать меня изгоем, оборванцем, человеком без роду-племени, бродягой и просто жуликом.

— Пожалуй, я ограничусь пока твоим именем, — сказал Гвирион. — Ты меня спас, и этого довольно… Почему ты убил Кимона?

— Потому что Кимон охотился на моей земле, — просто объяснил Илькавар.

Гвирион даже поперхнулся.

— На твоей земле? Ты уверен, что эта земля — твоя?

— А чья же? — в свою очередь удивился Илькавар. — Я здесь живу, здесь мои охотничьи угодья. Я сделал эту ловушку, потому что выслеживал одного очень интересного зверя. И вдруг какой-то — как его там, Кимон? — загоняет в мою ловушку какого-то другого зверя, да еще забрасывает его камнями. Что я должен был подумать?

— Например, то, что эта земля принадлежит тану Олая, а вовсе не тебе.

— Тан Олая бывает здесь очень редко, набегами. Кроме того, я знаю тана Олая в лицо. Тот человек, Кимон, уж точно им не являлся.

Гвирион посмотрел на Илькавара пристально, но тот как будто и не думал шутить. Только в его темных глазах мелькали дерзкие искры.

— А если говорить серьезно, Илькавар? — Гвирион решил быть настойчивым. — Что здесь произошло?

— Если серьезно, то это действительно моя ловушка, и я поставил ее не на оленя, — сказал Илькавар. — Кимон присвоил ее. Он загнал в нее человека, а потом попытался этого человека убить. Я следил за вами обоими.

— Почему ты не вмешался раньше?

— Мне было интересно, что замышляет Кимон. А ты разве не хотел бы это узнать?

Гвирион поразмыслил немного и понял, что Илькавар прав. Если бы охотник вмешался раньше, тайный умысел Кимона мог бы остаться нераскрытым.

— У меня есть поблизости хижина, — продолжал Илькавар как ни в чем не бывало. — Ты можешь передохнуть там, умыть лицо, выпить чего-нибудь. Я перевяжу тебе ребра. Судя по тому, как ты двигаешься, два ребра у тебя точно сломаны. А может, и три. Это больно, хотя и не смертельно, по себе знаю.

Он свистнул, и лошадь Гвириона послушно подошла к нему. Илькавар помог тану забраться в седло и повел лошадь в поводу.

Охотничья хижина Илькавара помещалась на дереве. Это было сложное двухэтажное сооружение, пристроенное к могучему стволу и веткам старого дуба. Илькавар сунул руку в дупло, нащупал там скрытый рычаг, потянул — и сверху упала веревочная лестница. Илькавар ловко забрался наверх, потом велел Гвириону схватиться за перекладину лестницы и втащил его в дом.

Это усилие свалило с ног обоих. Понадобилось время, чтобы Илькавар, а за ним и Гвирион снова обрели способность двигаться и говорить.

— Меня скоро начнут искать, — сказал Гвирион.

— В таком случае, тебе следует побыстрее привести себя в порядок, — согласился Илькавар.

Тану пришлось воспользоваться гостеприимством Илькавара дольше, чем он предполагал. Когда перевязка была закончена, Гвирион опять впал в забытье. Охотник не стал будить его и позволил гостю выспаться, так что Гвирион пробудился лишь на следующее утро. Он чувствовал себя гораздо лучше.

— Поешь немного прежде, чем пускаться в путь, — предложил Илькавар. — Правда, угощение у меня не слишком изысканное…

«Не слишком изысканное угощение» оказалось вяленым мясом. Гвириону подумалось, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал.

— Что ты скажешь своим людям по поводу смерти Кимона? — осведомился Илькавар.

— Скажу, что он сломал себе шею, когда упал в яму, — ответил Гвирион.

— А твоя рана?

— Я получил ее, когда пытался помочь Кимону. Он был прав: мы слишком дружили, никто не поверит в покушение на мою жизнь. Оно и к лучшему: пусть люди продолжают считать, что меня все любят, что все желают мне только добра. Незачем показывать подданным мои слабости.

— Выходит, я единственный о них знаю, — заметил Илькавар.

— Ты не мой подданный.

— Значит, ты признаешь, что эти земли — мои? — обрадовался Илькавар.

Гвирион покачал головой:

— Расскажи лучше, какого зверя ты здесь ловил.

— Грифона, — сказал Илькавар.

Гвирион ахнул:

— Грифона?

— Ну да, — Илькавар пожал плечами, как будто речь шла о чем-то очень простом и обыденном. — Ловишь же ты здесь оленей! Почему бы мне не ловить грифонов?

— Потому что… Проклятье, Илькавар! Грифон — совсем не то же самое, что олень. Они… редко встречаются… и очень сильные… и ценные…

Илькавар негромко рассмеялся, видя, как взволнован тан.

— В горах живет несколько грифоньих семейств, — сказал охотник. — Поймать одного из грифонов — задача крайне сложная и опасная. Но раз в десять лет они выводят детеныша. Для этого они спускаются с гор в леса и устраивают специальную нору, где детеныш проводит первый год своей жизни. В норе он прячется от опасности. Там же родители устраивают для него склад продовольствия, чтобы он мог питаться, пока не научится охотиться самостоятельно. Мать прилетит навестить его только через полгода, когда запасы подойдут к концу и настанет пора уроков охоты и полетов.

— Я никогда не слышал о том, чтобы человек мог приручить грифона, — сказал Гвирион.

— Для того, чтобы завоевать доверие живого существа, не нужны ни магия, ни талисманы, только люди об этом не догадываются. Однажды… — Охотник мечтательно улыбнулся воспоминанию. — Однажды грифониха вышла ко мне из леса. Вместо того, чтобы улететь или напасть на меня, она тихо приблизилась и легла у моих ног. Ее бока тяжело вздымались. Думаю, она обессилела, родив детеныша. Я напоил ее молоком и накормил яйцами диких уток. Она прожила у меня несколько дней, а потом улетела.

— И больше не прилетала?

— Нет. Я не стал приручать ее. Просто помог. Не дерзаю надеяться на то, что мы с ней подружились. Вряд ли такая дружба вообще возможна. Просто она нуждалась во мне, а я сумел ей помочь, вот и все. Однако у людей могут найтись и другие способы привести такое существо к послушанию. Возможно, магия… Или осколок Кристалла Вечности… Если у тебя, конечно, имеется артефакт столь великой ценности.

Гвирион молчал довольно долго, осваиваясь с услышанным. С затаенной улыбкой Илькавар наблюдал за таном. Вольного охотника забавляла ситуация, в которой оказался этот могущественный аристократ. Наверное, для Гвириона непривычно чувствовать себя несмышленышем, который оказался на чужой территории, посреди чужой игры.

— Скажи, Илькавар, — произнес наконец Гвирион, — ты сумеешь поймать для меня грифона?

— Для этого придется подождать несколько лет, — ответил Илькавар. — Маленького грифона прошлого помета я упустил, а новый народится еще нескоро. Но когда это произойдет, я приду известить тебя.

Об обстоятельствах знакомства с Илькаваром тан не рассказывал никому, даже своей жене. Но о детенышах грифона он ей сообщил. И о своем замысле — тоже. Она должна понимать, как важно для Гвириона иметь сына. Может быть, следует обратиться к жрицам Вереса, бога северного ветра, гор и войны, бога отважных мужчин. Может быть, следует внимательнее отнестись к тому, что Асфирия пренебрежительно именует «бабушкиными россказнями», и начать тщательно выполнять все обряды, необходимые для женщины, желающей родить мальчика.

Кто согласится жить в маленькой избушке посреди глухого леса? Только человек, которому не хочется встречаться с другими людьми. По крайней мере, с большинством из них.

Таким человеком была Эрин Синие Волосы. О ее существовании знали очень немногие, а о ней самой — почти никто. Непонятно было даже, сколько ей лет, молодая она или старая. Левую половину ее лица покрывал ожог, а правую она скрывала под волосами, которые из непонятного каприза красила в ярко-синий цвет. На руках она носила перчатки. Ее просторная, неподпоясанная одежда не позволяла сделать никаких предположений касательно ее фигуры. Разговаривала она всегда приглушенным хрипловатым голосом, как будто у нее были повреждены голосовые связки.

Эрин жила в глуши, избегая незнакомцев. Тех, кому она доверяла, было немного. Эти люди могли рассчитывать на то, что она пустит их переночевать, накормит, исцелит их раны, если потребуется, выслушает и запомнит новости, передаст письма, а то и поделится собственными соображениями насчет какого-нибудь дела. Друзья снабжали Эрин всем необходимым — кто-то добывал для нее дичь в лесу, кто-то привозил ей одежду из города. Она никогда не благодарила, брала дары как должное.

Илькавар был едва ли не единственным, кто подозревал, что Эрин молода и до несчастья была весьма хороша собой. Впрочем, он никогда не заговаривал с ней о прошлом.

— Эрин! — закричал Илькавар, появляясь перед ее хижиной.

Он имел обыкновение оповещать отшельницу о своем приходе. Рассказывали об одном незадачливом бедняге, который подкрался к хижине Эрин потихоньку. То ли напугать ее хотел, то ли подсмотреть, чем она занимается, когда ее никто не видит. Возможно, ему удалось рассмотреть ее лицо или руки. Во всяком случае, через пару дней этого самого парня нашли с переломанными ногами на дне оврага: он умер от голода и жажды потому, что не смог выбраться наружу. Эрин наотрез отказывалась обсуждать этот случай и уверяла, будто тот неудачник вообще не приближался к ее хижине.

«Он ведь собирался шпионить за тобой, Эрин!» — настаивали другие охотники, однако молодая женщина оставалась непреклонной: она ведать ни о чем не ведает и вообще впервые его видит.

Тем не менее случай стал широко известен, и никто больше не рисковал подкрадываться к Эрин.

Впрочем, Илькавар поступал так вовсе не из страха — он испытывал к этой женщине безотчетное уважение. Пожалуй, можно даже сказать, что они с Эрин были друзьями.

— Эрин! — снова крикнул Илькавар.

Дверь хижины отворилась, и Эрин вышла наружу.

— Что ты надрываешься? — осведомилась она. — Я не глухая — слышу.

— Принес тебе молодого оленя, — сообщил Илькавар, снимая с плеч охотничью добычу.

— Ты сам молодой олень, — фыркнула она.

— В отличие от него, — Илькавар кивнул на тушу, — я довольно тощий и, боюсь, почти несъедобный.

— Настаиваешь на том, чтобы я это проверила?

— Нет, дорогая. Просто принес тебе мясо.

— Ты ничего не делаешь просто так, Илькавар, — проворчала она. — Все вы. Любой из вас. Тебе что-то нужно.

— Я собираю команду для того, чтобы поймать… одну интересную дичь, — признался Илькавар. — Но ты нарушаешь правила, Эрин. Ты должна была расспросить меня о новостях, а уж потом задавать вопросы по существу.

— Какие новости? — нехотя спросила она.

— Никаких.

— В таком случае, кого ты собираешься ловить?

— В последнее время я находился в горах, — начал Илькавар. — Выслеживал там грифонов. Судя по их поведению, они собирались вывести детеныша.

Эрин нахмурилась и уставила на Илькавара свой единственный глаз. Ее пальцы в перчатках сжались в кулаки.

— Ты говоришь о детеныше грифона? — Она покачала головой. — Опасная охота.

— И очень интересная, — подхватил Илькавар. — Я готовлюсь к ней уже много лет. Видишь ли, Эрин, есть один человек, которому очень нужен грифон…

— Ничего не желаю слушать! — Она тряхнула синими волосами, и их них посыпалась хвоя. — Все это глупости. Поймать грифона! Отдать маленького грифона какому-то «человеку»!.. Люди вообще недостойны жить на одной земле с грифонами, а ты собираешься держать одного из них в позорном рабстве… Я не стану помогать тебе в этом. Я не намерена замарать себя участием в подобном деле!

— Погоди, Эрин, — остановил ее Илькавар. — Не сердись на меня. Я ведь еще ни в чем не провинился, верно? Ты сперва выслушай меня до конца, а уж потом выноси суждение.

— Не вздумай просить меня, чтобы я помогла… — прошипела Эрин.

Илькавар коснулся ее плеча. Она вздрогнула так, словно он ударил ее.

— Да что с тобой сегодня, Илькавар! — захрипела Эрин. — Ты превзошел себя. Не смей прикасаться ко мне!

— Прости меня, Эрин, — он опустил голову — со смирением, как она подозревала, притворным. — Я твой друг, поверь. Не злись.

— Ладно, — она сменила гнев на милость, — рассказывай до конца. Но не слишком-то надейся на мое согласие.

— Есть у меня один друг… — снова заговорил Илькавар. — Впрочем, «друг» — определение не вполне точное, — прервал он сам себя. — Но кто он для меня? Давний знакомый? Пожалуй, но ведь не только… Покровитель? Упаси меня Верес от покровителей! Нет, это не так… Скажем, так: знатный человек, которому я симпатизирую. — Илькавар улыбнулся. Определение явно нравилось ему.

— Просто назови имя, — скрипнула Эрин.

— Гвирион, тан Олая, — сказал Илькавар весело, предвкушая ее реакцию.

Но того, что произошло, не мог предвидить даже Илькавар. Эрин тихо вскрикнула, закрыла лицо руками, а потом повернулась и убежала в хижину.

Илькавар так и раскрыл рот. Он растерянно смотрел на захлопнувшуюся дверь. Как же так? Он ведь только-только начал излагать свой план! А охота предстояла такая захватывающая! И в конце — награда от олайского тана. Что такого случилось с Эрин? Наверное, не стоило брать ее за плечо. В конце концов, она очень болезненно относится к своей внешности и весьма тщательно оберегает свое одиночество.

— Эрин, — решился наконец позвать Илькавар. — Эрин, выйди ко мне. Я не хотел тебя обижать.

Эрин мгновенно возникла на пороге.

— Никто и не обижался! — заявила она. — Давай, выкладывай, что у тебя на уме. Олайский тан Гвирион, стало быть, твой приятель, и ты решил поймать для него грифона.

— Точно.

— Ну, и при чем тут я?

— У норы, в которой выводится детеныш грифона, три выхода, — пояснил Илькавар. — В одиночку мне не выкурить его оттуда. Необходима помощь.

— Ты вообразил, будто я стану ловить для тебя детеныша?

— Да, я приглашаю тебя участвовать в этой охоте, Эрин, — торжественно провозгласил Илькавар.

— Кто будет третьим охотником? — полюбопытствовала она.

— Не знаю… может быть, Муртан?

Муртан был вольным охотником, немного младше Илькавара. Он жил в самых горах, бесстрашно лазил по отвесным склонам, не боялся ни скал, ни мороза. Как и многие другие, избравшие для себя подобную участь, Муртан промышлял не только охотой: имелись у него и другие, тайные, делишки. А еще он состоял в гильдии гладиаторов и выступал на арене в Кабаллоне.

— Муртан? — Эрин задумалась. — Что ж, — произнесла она наконец, — почему бы и нет? Полагаю, мы отыщем его в Гнилом Копье, недалеко от Кабаллона. Во всяком случае, когда он был у меня в последний раз, он направлялся именно туда.

Предместье Кабаллона, большого, богатого города в предгорьях, называлось Гнилым Копьем. Согласно местному преданию, название было дано этим краям еще в стародавние времена, когда завершилась война Падения Кристалла. Разбитая армия сторонников принца Дигана отступала на север. Люди были измучены, страшная тяжесть легла на каждое сердце. Тогда они еще не знали, какой огромной окажется разразившаяся над ними катастрофа. Человечество не изведало на себе всей тяжести уничтожения Кристалла Вечности. Однако практически все чувствовали себя побежденными, почти уничтоженными.

В предгорьях отряды разделились. Каждый предводитель выбрал для себя землю, которую объявил своим новым владением. В верховьях реки Ильдигис оказался участок, на который претендовали сразу два командира. Солдаты, несмотря на усталость, схватились за оружие: они собирались сражаться против собственных же товарищей. К отчаянию прибавилось озлобление. Люди готовы были перегрызть друг другу глотку за лакомый кусок, точно дикие звери.

Их остановили жрицы Вереса, воинственные девы, которые единственные не потеряли голову.

— Не время и не место нам убивать друг друга, — сказала верховная жрица, совсем молодая девушка (старая жрица погибла во время Падения Кристалла — ее растерзали монстры, вырвавшиеся из подземелья). — Довольно с нас бед и страданий. Два тана претендуют на один и тот же участок земли; пусть это будет битва двух повелителей. И пусть сражаются они насмерть! Тот, кто останется в живых, построит здесь город, а люди побежденного перейдут под его власть.

Никто не посмел оспаривать это решение, и два командира вышли на поединок. Доспехи и оружие у одного из них были гораздо лучше, чем у другого, и большинство зрителей не сомневались в исходе боя. Лишь немногие знали, как хитер и опытен второй, тот, кто был беднее и хуже вооружен.

И когда более бедный тан сломал свой меч, он схватился за копье. Однако копье было гнилым, оно переломилась при первом же ударе.

Кругом вопили, хохотали, выкрикивали насмешки и проклятия, но тан с гнилым копьем не растерялся и с силой ударил своего противника копьем, как дубиной. Древко разлетелось, и несколько щепок впились незадачливому бойцу прямо в глаз. Этого не произошло бы, не будь древко подгнившим и не сломайся оно так легко.

Несчастный, наполовину ослепленный тан упал на землю, а его соперник перерезал ему горло.

В память об этом поединке, где одержали верх хитрость и умение обращать себе на пользу даже самые безнадежные обстоятельства, городок и был назван Гнилым Копьем. Впоследствии он полностью оправдал свое название: всякой гнили, хитрости, подлости, трусости, ловкачества и мошенничества здесь водилось в избытке.

Большим, красивым городом был Кабаллон, который располагался так, словно желал отстраниться от Гнилого Копья и вообще сделать вид, будто они «не знакомы».

Десятки убогих хижин были разбросаны в беспорядке по долине Ильдигиса. Лачуги с глиняными стенами и соломенными крышами, узкие улочки, странные тупики — вот что такое Гнилое Копье. Чужаку здесь нечего делать — таковые рассматривались местными обитателями исключительно как законная добыча. Впрочем, Илькавар с Эрин отнюдь не представляли собой легкую поживу, поэтому жители Гнилого Копья, разглядев хорошенько эту парочку, сочли за лучшее к ней не цепляться.

Илькавар зашел в единственную таверну Гнилого Копья. Эрин шагнула в помещение вслед за своим спутником. Мысленно Илькавар отметил ее храбрость: немногие женщины осмелились бы на такой поступок.

В таверне сразу воцарилась тишина. Десятки физиономий, одна другой страшнее, воззрились на чужаков. Кого здесь только не было! Попрошайки с ужасными язвами — и поддельными, и настоящими; воры с клеймами на щеках и лбу, бандиты со шрамами, полученными в сражениях и ритуальными, нанесенными во время обрядов…

— Я ищу Муртана, — сказал в наступившей тишине Илькавар.

Несколько человек отвернулись от него с явным равнодушием и возвратились к своей трапезе и выпивке. Один, с беломом, истерически рассмеялся и вышел из таверны. Еще двое или трое угрожающе нахмурились, а один махнул Илькавару, приглашая того за свой столик:

— Садись.

Эрин молча уселась рядом с Илькаваром. Она в точности повторяла каждое его движение, а это было знаком для окружающих не обращать на женщину внимания.

— Муртан записан в гильдию гладиаторов Кабаллона, — негромко сказал завсегдатай таверны.

Это был человек лет тридцати, чернявый, верткий. Одежда на нем была довольно причудливая, как бы составленная из костюмов совершенно разных людей: частью богатая, частью очень простая, едва ли не крестьянская.

— Рувио, — представился он. — Не желаете сделать ставку? Завтра в Кабаллоне замечательное сражение: на арене будут биться Никтер Тигр Кабаллона, Горм Красная Поясница и…

Илькавар хмыкнул:

— Так ты маклер, не так ли, Рувио?

— Не могу скрывать этого обстоятельства, — Рувио прищурился. — Вы проделали такой долгий путь и отыскали меня в таверне посреди Гнилого Копья, полагаю, именно для того, чтобы сделать ставки? Учтите, у меня самые выгодные условия. Конечно, можно найти других маклеров. Более — как бы это выразиться?

— Законных? — подсказал Илькавар.

— Респектабельных, — поправил Рувио. — Которые лучше одеты и с благородным выражением лица облапошивают своих клиентов. Внушающих доверие. Но я не такой. Я — лучше.

Он впервые позволил себе бросить взгляд на Эрин.

— А госпожа, — осторожно осведомился Рувио, — часом не состоит в гильдии?

— Что? — скрипнула Эрин.

— Я просто подумал… У госпожи изуродовано лицо… Что не является секретом, поскольку она выставляет это напоказ, — прибавил Рувио торопливо. В его глазах плескала паника, поскольку Эрин глядела на него все более мрачно, а Илькавар уже нащупывал рукоятку кинжала. Однако остановиться маклер уже не мог и вынужденно продолжал: — Я вовсе не хотел быть грубым! Что есть, то есть, и если у женщины шрам, то у нее шрам, и назвать это как-то иначе, например, косметическим ухищрением, совершенно невозможно… То есть, я всегда говорю правду…

— Ближе к делу, — прошептала Эрин.

Илькавар разжал пальцы и выпустил рукоять кинжала.

С видимым облегчением Рувио пояснил:

— Я к тому, что через месяц ведь назначено большое сражение на Великой Арене в Туррисе. Сейчас десятки членов гладиаторской гильдии доказывают свое право участвовать в состязаниях… Вот я и подумал…

— Я не состою в гильдии, — сказала Эрин на удивление спокойно. — А лицо мне изуродовало при других обстоятельствах. Не на арене.

— Но вы играете? Делаете ставки? Вы же хотели поставить на Муртана? — предположил Рувио.

— Мы просто хотели его найти, — объяснил Илькавар.

Рувио вдруг рассмеялся.

— Здорово же я влип со своими предположениями!

К удивлению Илькавара, Эрин тоже улыбнулась. Илькавар впервые видел ее улыбку — изуродованная ожогом и шрамом половина лица женщины исказилась, сделав ее еще более жуткой. Но все же это была улыбка.

— Пройдоха, — сказала Эрин, — отведи нас к нему. У нас есть для него предложение.

— Но ведь вы сделаете ставку? — умоляюще спросил Рувио.

Илькавар вручил ему пару монет.

— Выполняй требование госпожи, — сказал он. — И поживее, не то госпожа рассердится! Гильдия, в которой она состоит, куда могущественнее гладиаторской.

За выпивку Рувио заплатил Илькавар — этот вопрос даже не обсуждался. После чего все трое покинули таверну. Рувио знал все ходы-выходы в Гнилом Копье и скоро уже он сопровождал своих спутников в Кабаллон.

— На входе в большой город придется заплатить пошлину, — сообщил Рувио, когда они очутились перед воротами.

Илькавар приподнял бровь, показывая, что он не такой уж дикарь и бывал в городах — обычаи ему знакомы. Но Рувио имел в виду не предполагаемую неотесанность Илькавара, а нечто совсем другое… Так что пошлину городским стражникам заплатил тоже Илькавар — за всех троих.

Разумеется, вольный охотник не рассказывал ни Рувио, ни даже Эрин о том, что Гвирион снабдил его весьма увесистым кошельком. Гвирион знал, что Илькавару понадобятся деньги. Цену самой услуги они даже не обсуждали. Суммой на текущие расходы тан снабдил своего охотника сразу, а вознаграждение после поимки грифона… оно будет справедливым. И уж точно — большим. Эту игру Гвирион вел честно.

Кабаллон поражал своими огромными размерами. Разумеется, Илькавар неоднократно бывал в Олае, но Олай хоть и несравненно хорош, а все же ощутимо меньше. И улицы там более узкие, и дома — очень изящные, нарядные — ниже. Кабаллон же отличался размахом. Высоченные шпили, роскошные здания, великолепные храмы.

А арена!.. Уж на что хороша она в Олае… В Кабаллоне она была поистине гигантской. Повсюду развевались флаги, принадлежащие разным городам, гильдиям, танам, отдельным — наиболее знаменитым — гладиаторам. Нарядные люди кишели вокруг арены, торопясь занять места. Сновали маклеры, предлагая делать ставки. Расхаживали бродячие разносчики напитков и сладостей. Дамы покупали сувениры — в основном, разные пустячные вещи, принадлежащие известным бойцам. За эти «трофеи» они выкладывали огромные деньги.

Бои велись непрерывно. Нужно было очень внимательно следить за ходом состязаний, чтобы разбираться, кто сейчас выступает и против кого. Разумеется, имелась возможность приобрести таблички, на которых все было подробно расписано, но мало у кого хватало терпения вникнуть в сложнейшее хитросплетение поединков и чемпионов.

Рувио переговорил на ходу с несколькими знакомцами и направился к длинному низкому зданию с большой арочной галереей. Там снимали комнаты бойцы — как правило, на несколько дней, чтобы было где отдохнуть между состязаниями и зализать раны после того, как бои окончены.

Комната, занимаемая Муртаном, находилась в самом конце здания. Она была угловая и имела целых два окна. Одно, впрочем, было забрано ставнями. Хозяин сделал это нарочно, поскольку с каждого окна брали налог, и ему не хотелось вносить дополнительную плату. Архитектор, должно быть, выслушал немало «ласковых» слов в свой адрес за то, что позволил при проектировании здания подобное излишество.

— Муртан! — закричал маклер под дверью. — Это я, Рувио!

— Не закрыто, — донесся мрачный голос.

Рувио вошел, а вслед за ним в комнату ввалились и его спутники. Завидев Илькавара, Муртан даже подскочил.

— Кого ты привел? — напустился он на Рувио. — Ты хоть знаешь, кто это?

— Твой давний приятель, — невозмутимо ответил маклер. — Во всяком случае, так он утверждает.

Под пристальным взглядом Илькавара Муртан увял. Он опустился на свой матрас, набитый соломой (другой мебели в комнате не было), и надулся.

Илькавар заговорил:

— Вижу, дела твои обстоят не лучшим образом, а, Муртан?

Муртан и впрямь имел довольно жалкий вид: разбитая губа, синяк под глазом, заскорузлая повязка на левой руке.

— Я проиграл последний поединок и выбыл из числа возможных участников битвы на Великой Арене в Туррисе, — буркнул Муртан. — Если тебя это, конечно, интересовало.

— Не слишком, — улыбнулся Илькавар. — В конце концов, это ведь твое дело — как ты проводишь время.

— Вот так и провожу, — хмуро сказал Муртан. — В прошлом месяце я выиграл семь поединков подряд. Одного соперника я, кажется, убил. Во всяком случае, через пару дней после нашего боя он умер от ран. Меня не дисквалифицировали и даже не сняли очки. И штраф за его смерть я тоже не платил. Но слух о том, что я — кровавый и страшный убийца — разошелся среди гладиаторской гильдии, так что моя репутация взлетела просто до небес. И вот… — Он вздохнул. — Счастье переменчиво. Тот тип, надо отдать ему должное, лучше меня. Хотя и никого не убил.

— Ясно, — сказал Илькавар. Всем своим видом охотник показывал, что не интересуется этой историей. — Ты знаком с Эрин?

— Разумеется. Здравствуй, Эрин.

Эрин не ответила.

— Мы пришли по делу, — начал Илькавар. Он повернулся к Рувио и прибавил: — Благодарим тебя за содействие, Рувио. Твои услуги больше не требуются. Я буду тебе очень признателен, если ты выйдешь из этой комнаты и не станешь подслушивать под дверью.

Остаток дня Илькавар и Эрин потратили на покупку лошадей и снаряжения, а Муртан, по его словам, отправился к лекарю — сменить повязку и запастись целебными мазями.

Ночь все трое провели в комнате Муртана. Матрас мужчины уступили Эрин, а сами ночевали прямо на полу — охотникам такое было не впервой. На рассвете они выехали из города.

Только опытные путешественники осмелились бы передвигаться по бездорожью, от Кабаллона на запад к верховьям реки Валдар. Илькавару этот путь был знаком, и все же охотник был настороже. Безлюдная местность таила такие опасности, о которых обычный человек и не догадывался.

Первый день пути прошел, тем не менее, спокойно, и ночь тоже миновала без происшествий. К вечеру второго дня закончился густой лес, и путники очутились на вересковой пустоши. Небо низко висело над бледно-зелеными и бледно-фиолетовыми полянами. Казалось, здесь царили вечные сумерки: солнце нехотя пробивалось сквозь толщу облаков. Как ни странно, открытое пространство не создавало ощущения безопасности. Напротив, люди были здесь как на ладони, и от этого им становилось не по себе. С наступлением ночи в темноте начали вспыхивать бледные синеватые огоньки. Они поднимались в воздух на высоту человеческого роста, тихо кружили, опускались и исчезали, чтобы возникнуть вновь.

— Светлячки, — объяснил Илькавар, хотя его никто об этом не спрашивал: оба его товарища делали вид, будто им безразличны все эти чудеса природы.

— И вон то — тоже светлячок? — проговорила вдруг Эрин, показывая рукой на два тускло-желтых огонька.

Эти действительно отличались от прочих: они не кружились в воздухе и не изменяли форму. Узкие вертикальные полоски оставались в неподвижности, а затем начали приближаться.

«Похоже на кошачьи зрачки, — подумал Илькавар. — Но слишком крупные и горят чересчур ярко…»

Он вытащил из ножен длинный охотничий кинжал и приготовился. Теперь у Илькавара уже не было никаких сомнений в том, что желтые глаза принадлежат какому-то чудищу и что оно не преминет напасть на людей. Одинокие путешественники среди пустошей — легкая добыча. Хищники обычно выбирают наиболее слабую жертву и атакуют, пренебрегая другими. Немногие из травоядных приходят на помощь своим сородичам, разве что мать бросится на защиту детеныша.

Что ж, если этот зверь «рассуждает» так же, то он совершает большую ошибку.

Раздалось тихое горловое рычание, и светящиеся глаза приблизились почти вплотную к Эрин. Лошадь, на которой ехала девушка, поднялась на дыбы и сбросила всадницу. Эрин упала на землю. На миг она потеряла сознание.

Одним прыжком зверь переместился к Эрин. И тут Илькавар спрыгнул с коня и набросился на хищника. Он даже не понял, с каким животным имеет дело, просто ударил его ножом пониже уха. Раздался дикий протяжный вой, зверь повернул окровавленную морду, и Илькавар увидел сверкнувшие при слабом лунном свете огромные желтые клыки, торчащие изо рта, как кинжалы.

Илькавар снова нанес удар ножом, пытаясь рассечь зверю яремную вену. Раненый хищник бил по земле лапами. Это было опасно — он мог задеть Эрин и располосовать ее когтями. Даже умирая, он представлял собой огромную опасность.

— Вытащи ее! — крикнул Илькавар, обращаясь к Муртану. Он не надеялся на то, что второй его спутник разберет в этом жутком реве слова, но Муртан сам догадался, что следует делать. Он тоже спешился и подхватил Эрин под руки.

Спустя еще несколько мгновений все было кончено. Саблезубая тварь лежала на боку, испуская последний вздох, а Эрин сидела, прижимаясь к Муртану, и глядела на агонию чудовища широко раскрытыми, холодными глазами. Точнее, одним глазом — второй по-прежнему прятался под синими волосами.

Илькавар вытер кинжал и сунул его в ножны.

— У нас убежала одна лошадь, — заметил он, стараясь не задыхаться.

— Попробуем подозвать ее, — отозвался Муртан. — У меня иногда получается.

— Ты еще и лошадник? — улыбнулся Илькавар. Его губы дрожали, но он надеялся, что этого никто не заметил. Все-таки схватка с хищником не прошла для Илькавара даром — зверь был опасным противником.

Муртан выпустил Эрин и без слов ушел в темноту. Илькавар услышал негромкий призывный свист, а затем — ответное ласковое ржание лошади: та откликнулась на зов человека.

Эрин встала, опираясь на руку Илькавара.

— Хорошая шкура, — молвила она, поглядывая на зверя. — Может быть, воспользуемся случаем?

— Почему бы и нет? — сказал Илькавар. — У переправы через Валдар живет один охотник, он с радостью купит у нас такую добычу. Он выделывает шкуры и отвозит их в Старый Форт или в Олай. За саблезубую тварь тан Олая заплатит немалые деньги.

— Жаль, что мы сами не можем их заработать, — сказал Муртан, подходя с пойманной лошадью Эрин в поводу. — Ну да ничего не поделаешь. Охота на детеныша грифона — дело настолько доходное, что, пожалуй, стоит забыть обо всем остальном…

— Ты прав, — подтвердил Илькавар. — У нас не так много времени, чтобы отвлекаться. Предлагаю заночевать здесь и сторожить по очереди. Не исключено, что за этим зверем явится его самка.

Однако, вопреки опасениям Илькавара, ночь прошла спокойно. К середине третьего дня они увидели переправу через Валдар.

В верховьях эта река была быстрой и холодной, но совсем неглубокой, так что одолеть ее не составило большого труда. По весне, когда в горах тает лед, Валдар сильно разливается и несется мощным потоком, увлекая с собой горы грязи и камней. Вот тогда переправа действительно представляет собой опасное дело. Сейчас же вода успокоилась и только весело журчала по каменистому дну.

Охотник, живший возле переправы, был хорошо знаком с Илькаваром и чуть хуже — с Эрин. Муртана он не знал. Впрочем, это не испортило переговоров касательно шкуры саблезубой твари. Муртан молча стоял в стороне и ждал, пока его спутники договорятся. Спорили недолго: очевидно, Илькавар проявил уступчивость, а Эрин было безразлично, чем все закончится. Она испытывала поразительное равнодушие к деньгам.

Илькавар отметил это как некую странность и, когда они уже покидали дом охотника, без шкуры, но с туго набитым кошелем и некоторым количеством припасов, Илькавар спросил у молодой женщины:

— Тебе совсем не интересно, сколько мы выручили?

— Сушеное мясо, вяленая рыба, хлеб, привезенный из Старого Форта месяц назад, судя по плесени… — перечислила Эрин. — Полагаю, этих припасов нам хватит, а когда наша охота закончится, тан Олая угостит нас хорошим обедом.

— Я про деньги, — пояснил Илькавар.

Она пожала плечами.

— Никогда не видела, чтобы можно было съесть или выпить деньги, не говоря уж о том, чтобы ими согреться. Если тебе будет спокойнее, я готова разделить свою долю между тобой и Муртаном. Кажется, вы оба любите, чтобы у вас на поясе звякали монетки.

Эти слова прозвучали почти двусмысленно, но Илькавар не стал уточнять, что именно имела в виду Эрин.

— Я думаю, Эрин, что когда-то ты была очень богата и ни в чем не знала отказа.

Молодая женщина вздрогнула:

— С чего ты это взял?

— Только человек, познавший всю силу и все бессилие богатства, будет настолько равнодушен к золоту и серебру.

— Может быть, я обладаю мудростью? — предположила она насмешливо.

Илькавар отметил, что Эрин очень быстро взяла себя в руки. Чем бы ни было вызвано ее волнение, оно было уже подавлено.

Между Олаем и Старым Фортом расстилались дремучие леса — истинный рай для охотников. Всякий, кто искал убежища подальше от человеческих глаз, мог рассчитывать там на надежный приют. Именно в этих местах, как удалось выследить Илькавару, и была устроена грифонья нора.

Лошади осторожно ступали по узким, едва приметным тропинкам, вьющимся в непроходимой чаще. Охотники то и дело пригибались, избегая толстых ветвей, низко простершихся над тропой. Лесная тишина казалась торжественной, полной таинственного смысла.

Нора грифона представляла собой хорошо замаскированное убежище. Если не знать, где искать и как оно должно выглядеть — никогда не найти. Невысокий холм, засыпанный листьями и ветками, находился на крыше самой норы. Один вход в нее помещался на расстоянии, чуть меньшим полета стрелы. Он был почти целиком засыпан, так что наружу глядело лишь крохотное отверстие. Когда маленький грифон подрастет и наберется сил, он сумеет раскопать этот ход. Второй лаз из норы обнаружился совсем близко от «купола». Он был шире, ветки закрывали его неплотно, оставляя отверстие для воздуха. Третий выход отыскала Эрин. Он тоже был отнесен далеко от центра, однако отверстие оказалось сравнительно большим — через него грифончик мог вылезать наружу в первые дни жизни.

— Грифоны прилетают сюда с гор, — рассказывал Илькавар. — Мне доводилось наблюдать за их полетом — зрелище, которое никогда в жизни не забудешь! В былые времена люди легко укрощали грифонов, но сейчас сделать это не так-то просто. Люди потеряли связь с богами, а без Кристалла Вечности от такого создания, как грифон, уважения не добьешься…

— Какое нам дело до Кристалла, до уважения других существ и прочей ерунды! — фыркнул Муртан. — Переходи скорей к делу и выкладывай свой план — как нам действовать дальше.

— Нет, расскажи еще о грифонах, — остановила Муртана Эрин. Она уставила на Илькавара неподвижный взгляд своего странного, как будто бы мертвого глаза. — Я хочу послушать.

Таинственная женщина-отшельница не вызывала у Муртана никаких добрых чувств — в отличие от Илькавара; однако даже гордый, своенравный Муртан инстинктивно ощущал ее превосходство. Поэтому он замолчал, позволяя Илькавару продолжить рассказ.

— Грифоны создают семью раз и навсегда, — послушно заговорил Илькавар. Он поглядывал на Эрин с легкой улыбкой. Ему казалось, что он научился читать выражение ее застывшего лица. Сейчас ей было любопытно — и еще она испытывала к нему благодарность. — Если грифон утрачивает пару, то никогда больше не обзаводится другим супругом. К детенышам у них другое отношение. Отец мало интересуется существом, которому дает жизнь. Он беспокоится только о самке, о своей подруге. Он сопровождает ее, когда она спускается с гор, помогает ей строить нору, а затем ждет, пока она вернется, оставив яйцо в норе.

Детеныш появляется на свет через месяц. Нора дает ему достаточно тепла, чтобы он мог расти внутри яйца и не испытывать затруднений. Через пару дней после того, как детеныш вылупится, к нему возвращается мать. Поверьте мне, я видел это! Я прятался вон там, — Илькавар показал на кусты, росшие совсем неподалеку от норы. — Я не смел подойти ближе… Да что там! Я даже вздохнуть не смел! Она спустилась с небес на крышу норы, раскидала клювом ветки, и детеныш просунул к ней голову. Она кормила его, показывала, как питаться теми припасами, которые были для него оставлены в норе… Потом опять улетела.

Ее второе появление совпало с тем временем, когда грифончик начал учиться летать. Когда же она увидела, что он свободно держится в воздухе, она покинула его и больше не вернулась. Малыш должен был отныне сам прокладывать себе дорогу в жизни.

Думаю, он благополучно вырос, и сегодня мы увидим его потомство… — заключил Илькавар свой короткий рассказ.

— Выходит, в первый месяц жизни, пока мамаша отсутствует, грифон абсолютно беззащитен? — уточнил Муртан.

Эрин с неудовольствием покосилась на него, а Илькавар ответил спокойно:

— Не думаю. Для начала, попробуй схватить его. Малыш хоть и мал, но отнюдь не так безопасен, как нам хотелось бы. Наша сегодняшняя добыча — трехнедельный грифон. Нам нужно спешить, пока он не начал пробовать свои крылья. Иметь дело с его матерью я бы не хотел, да и никому бы не пожелал. Предлагаю приступить немедленно. Эрин перекроет малый выход из норы — меньше всего вероятности, что грифон побежит туда, потому что малый выход нужно еще раскапывать. И тем не менее такая возможность остается, поэтому я и говорил, что для ловли нужны трое охотников. Далее, Муртан. На тебе — второй выход. Следи, чтобы он не выскочил, но ни в коем случае не бей его, только толкай. Будет атаковать тебя клювом или когтями — подставляй щит. Умоляю тебя, не повреди ему лапы или крылья! Грифон — существо хрупкое, каким бы грозным он ни казался… Я возьму на себя главный выход, тот, что возле крыши. Разберу его. Скорее всего, он решит, что явилась мать, и высунется наружу, и я попробую набросить на него сеть.

Эрин не выказала ни малейшего неудовольствия, узнав о том, что ей поручена самая безопасная и наименее трудная работа. Илькавар немного побаивался того, что она начнет возмущаться, требовать для себя главной роли в этой охоте. Но Эрин только кивнула и, взяв с собой небольшой деревянный щит и тонкую, прочную сетку, зашагала в указанном направлении.

Это снаряжение они приобрели в Кабаллоне. В лавках, где Илькавар совершал покупки, даже не полюбопытствовали, для чего оно; Илькавар был охотником, держался как охотник и выглядел в точности как охотник. С одной стороны, это вызывало у горожан недоверие и косые взгляды, а с другой — избавляло от лишних расспросов.

«Дикий человек с пустошей!» — Вот и все объяснения.

Оставшись один, Илькавар подкрался к крыше норы. Затем опустился на колени, приложил ухо к земле. Ему показалось, что он слышит, как в глубине шевелится детеныш. Он даже различил постукивание крупного клюва, затем скрежет когтей, несколько резких хлопков — грифончик встряхивался. Неужели скоро это великолепное, могущественное создание будет в его власти? Илькавару не верилось…

Он осторожно снял ветки и открыл отверстие рядом с куполом норы.

Затем приготовил сеть и щит и начал ждать.

Ожидание не продлилось долго. Шум стал более явственным, грифон приближался… но вместо того, чтобы высунуться в дыру, он вдруг застыл на месте. Замер и Илькавар, ничего не понимая. Он все правильно рассчитал — детеныш должен быть уверен в том, что прилетела его мать. Никто другой не осмелился бы посягнуть на неприкосновенность норы…

До чувствительного слуха Илькавара донесся едва различимый свист. Он застыл на месте, затаил дыхание. Звук повторился. Илькавар не сумел в точности определить, что это за звук и что он означает, однако грифон, несомненно, понимал происходящее — и при том гораздо лучше, нежели охотник.

Малыш устремился туда, откуда долетал призыв.

Илькавар с тихим проклятием выпрямился. Кто-то смешал все планы, послав грифону сигнал. Что же это такое? Предупреждение об опасности? Зов кого-то из родственников? Или, возможно, добыча настолько желанная, что устоять перед ней невозможно?

Илькавару очень хотелось последовать за грифоном, но он остался стеречь «свой» выход из норы. Вдруг детеныш решит вернуться?

Время шло, но ничего больше не происходило. Сколько ни вслушивался Илькавар, никаких звуков больше не долетало. Грифоны не падали на него с неба, в норе воцарилась тишина. Внезапно это безмолвие показалось Илькавару зловещим. Он растянул сеть над отверстием в земле и прикрепил ее, прибив колышками. Разумеется, Илькавар отдавал себе отчет в том, что такое препятствие вряд ли удержит трехнедельного грифона. Но, возможно, оно создаст детенышу трудности, когда он начнет выбираться наружу, он вынужден будет шуметь и замешкается. Тогда охотник успеет прибежать и схватить его…

С этой мыслью Илькавар помчался в сторону второго выхода из норы — того, где должен был караулить Муртан.

Там было пусто, только щит валялся в траве. Илькавар наклонился, осмотрел щит и обнаружил на нем следы грифоньего клюва. Совершенно очевидно, что детеныш грифона бил по этому щиту клювом, бил изо всех сил — и произошло это недавно.

Трава возле норы была примята, ветки кустов переломаны. Несомненно, здесь шла ожесточенная борьба. Но где же Муртан с добычей? Илькавар огляделся по сторонам — никого. Он попробовал было посмотреть по следам, в какую сторону направился Муртан с добычей… Может быть, отпечатки на земле что-нибудь подскажут охотнику и раскроют ему секрет?

— Никакого секрета, — донесся до Илькавара тихий, хриплый голос Эрин.

Илькавар вздрогнул. Молодая женщина стояла прямо перед ним. Она умела бесшумно передвигаться по лесу — так бесшумно, что даже Илькавар не услыхал ее приближения.

— Ты разговаривал сам с собой, — пояснила Эрин. — Такое не редкость среди людей, привыкших к одиночеству. Глупо устроен человек, обязательно ему нужно слышать чей-нибудь голос.

Илькавар криво пожал плечами. Ему было неловко, как будто она застала его за чем-то предосудительным.

Она негромко рассмеялась.

— Он сбежал, — сказала Эрин. — Муртан. Он удрал с добычей. Он рассчитал все заранее, я полагаю. Смотри, наших лошадей тоже нет. Он и их увел с собой. Приманил грифона свистом, схватил его вот здесь, — она указала пальцем себе под ноги, — а тут набросил на него сеть… Затем связал грифона и забрал его к себе в седло. И лошадей тоже приманил. Помнишь, как ловко он поймал мою лошадь, когда та сбежала? Ты прав, он лошадник. Полагаю, в дурные времена Муртан промышляет конокрадством.

— Ты как будто восхищаешься им, — недовольно проворчал Илькавар.

— Вовсе нет, — Эрин покачала головой. — Игра еще не закончена. А когда она будет закончена, то, возможно, и вовсе не останется никакого Муртана, чтобы можно было им восхититься. — В ее тоне прозвучала угроза.

— Ты о чем?

— О том, что никто не смеет воображать, будто Эрин можно обвести вокруг пальца! — В мертвом глазу женщины сверкнула искра гнева.

Илькавар никогда прежде не видел Эрин такой сердитой… и такой живой.

— Как мы догоним его без лошадей? — спросил Илькавар. — Он наверняка ушел уже далеко.

— Точно. — Она покачала головой. — Но как бы далеко он ни убрался отсюда, я найду его и отберу мою добычу.

— Нашу добычу, — поправил Илькавар.

— Вот как ты заговорил! «Нашу»! Разве ты не думал про себя, что мы — лишь твои помощники, а вся слава, вся благодарность олайского тана достанутся тебе?

— Ты проницательна, Эрин, и, может быть, даже слишком… Но я никогда не обидел бы тебя при дележке.

— Оставь себе свои деньги, — она махнула рукой. — Ты мог бы уже понять, что меня это совершенно не интересует… Как ты думаешь, Илькавар, для кого Муртан украл грифона?

Илькавар пожал плечами.

— Я как-то еще не задумывался над этим.

— А напрасно. Потому что имя заказчика подскажет нам направление поисков.

— У тебя, я вижу, уже появились кое-какие соображения, — кивнул Илькавар.

— Вот именно. — Эрин разговаривала с ним немного свысока, как с ребенком, которому требовалось выучить урок. — Помнишь, Муртан заявил, что намерен посетить лекаря? Еще там, в Кабаллоне?

— Да, но это выглядело вполне естественно. Ведь Муртан был ранен. Ему следовало позаботиться о своей ране прежде, чем отправляться в такой долгий путь.

— Лекарь переменил ему повязку, как сообщил Муртан, и дал с собой целебные мази… — кивнула Эрин, но по ее тону ясно было, что она абсолютно не верит этому утверждению.

— Но ведь у Муртана действительно была свежая повязка, — Илькавара начал раздражать поучающий тон Эрин, хотя охотник сдерживался изо всех сил.

— Такую повязку может наложить кто угодно, хоть публичная девка из кабака, — заявила Эрин. — Что до мазей — не припомню я, чтобы он ими пользовался.

— Не было нужды.

— Была! — возразила Эрин. — После сражения с саблезубой тварью у всех вас были царапины. Мазь помогла бы избежать возможного заражения…

— Никакого заражения ведь не случилось, — сказал Илькавар. Он начал уставать от этого спора. Подозрения Эрин казались ему бессмысленными. Он не мог отделаться от чувства, что она ведет поиски совершенно не в том направлении.

— Я считаю, что Муртан ходил вовсе не к лекарю, — заявила Эрин. — Пока мы подыскивали для нас лошадей и покупали ловчие сети, Муртан нанес визит Гарранду.

— Гарранду? Тану Кабаллона? — Илькавар не верил своим ушам. — Как ты себе это представляешь, Эрин? Простой охотник, член гладиаторской гильдии, проигравший последние сражения на арене, — и вдруг вот так запросто входит в покои тана? И тан, конечно, сразу соглашается его принять!

Но сбить Эрин с мысли оказалось далеко не так просто. Она отмахнулась от возражений Илькавара:

— Ты не понимаешь. Гарранд — давний соперник олайского тана в Совете Танов Северного Альянса. Он согласится принять любого, кто подскажет ему, как оставить Гвириона в дураках. Муртан наверняка этим и воспользовался, когда просил немедленной встречи с Гаррандом. Я уверена, что Муртан сейчас направляется в Кабаллон. Именно туда он увозит нашего грифона.

— А у нас — ни одной лошади, чтобы пуститься в погоню, — мрачно заключил Илькавар. Он наконец поверил в правоту своей спутницы. Все выглядело логично. — Пешком мы вряд ли его настигнем.

Эрин не ответила. Неожиданно на поляне стало темно, как будто туча закрыла солнце. Молодая женщина подняла голову. Внезапно налетел ветер, и синие волосы Эрин взметнуло сильным порывом.

Впервые за все время их знакомства Илькавар увидел ее лицо полностью. До сих пор он мог рассмотреть лишь изуродованную шрамом и ожогом половину. Та часть лица, которую Эрин прятала под волосами, представляла собой почти скульптурное совершенство: матовая кожа, чеканные черты, тонкая изогнутая бровь над миндалевидным глазом. Глаз этот был слепым — его затягивала белая пленка.

Странная, жестокая ирония судьбы, подумал Илькавар: единственный зрячий глаз остался на обожженной стороне! Эрин предпочла пугать людей своим уродством, а не вызывать их жалость своей слепотой.

Илькавар проследил за взглядом Эрин… Над поляной кружило великолепное существо — взрослый грифон. Его оперение сверкало на солнце. Оно казалось серебряным и золотым, по нему пробегали красноватые волны, словно по углям очага. Огромные крылья грифона были распахнуты. Он сделал круг над поляной, сложил крылья и опустился прямо на крышу норы, взрыв когтями землю.

— Это мать детеныша, — прошептал Илькавар. Он не в силах был оторвать взгляд от чудесного создания.

Грифон отбросил клювом несколько веток, заглянул в нору и испустил короткий призывный крик. Ответа не последовало. Грифон повторил зов, а затем забил крыльями и заклокотал. В этом вопле слышались боль и гнев. Илькавар с ужасом думал о том, что будет, когда грифониха увидит людей и догадается о том, кто повинен в случившемся несчастье.

Он вяло раздумывал над тем, как бы успеть убежать прежде, чем мать грифончика нанесет удар своим обидчикам, но Эрин опередила его.

Она вышла вперед, ничуть не стыдясь своего странного лица и даже как будто забыв о своей наводящей жуть внешности.

«Остановись! — мысленно заклинал ее Илькавар. Он был как будто парализован, не в силах ни говорить, ни двигаться. — Остановись, не приближайся к ней! Ты же видишь — она разгневана. Это могущественное создание, Эрин, оно может уничтожить тебя одним ударом…»

Эрин медленно протянула к грифонихе руки. Грифониха вдруг перестала бить крыльями и кричать. Она замерла на месте, затем вытянула шею и бережно прикоснулась клювом к рукам Эрин. Девушка ласково погладила ее по голове. Грифониха легла на землю, и Эрин забралась к ней на спину.

Она повернулась к Илькавару, как будто только сейчас вспомнила о его существовании.

— Иди сюда! — позвала Эрин. — Иди, не бойся! Никта поможет нам догнать похитителя. Она согласна помогать нам.

— Никта? — пробормотал Илькавар.

Услышав свое имя, грифониха повернула к нему голову и лязгнула клювом.

Неожиданно Илькавар понял, что она шутит. Она нарочно напугала его, чтобы получить удовольствие. В круглых, блестящих глазах грифонихи светился ум, немного пугающий — нечеловеческий.

— Садись, — уже не пригласила, а приказала Эрин, и Илькавар подчинился.

Он обнял Эрин за талию, сжал ногами тело Никты, и грифониха взмахнула крыльями. В одно мгновение земля осталась внизу. Под крыльями грифона простирались леса, бесконечные зеленые кудри. Над головой сияло синее небо. Оно казалось здесь ярче, чем если смотреть снизу, с земли.

У Илькавара перехватило дыхание. Полет на грифоне напоминал езду на лошади без седла — удерживаться на спине этого сильного, прекрасного существа не составляло особого труда. Но сама мысль о том, что он парит в воздухе, заставляла сердце биться сильнее. А еще Илькавар обнимал Эрин. Прежде он не прикасался к ней, разве что дотронется слегка до руки или плеча и сразу же отдернет пальцы. Эрин держалась сурово, отстраненно и не любила фамильярностей. Очевидно, полет на грифоне отменил все прежние правила, потому что Эрин так и прильнула к своему спутнику. Илькавар боялся лишний раз вздохнуть, чтобы не потревожить и не спугнуть Эрин.

До постигшего ее несчастья эта девушка была очень красива. И, несомненно, что она знатного рода.

Словно читая мысли Илькавара, Эрин чуть повернула к нему голову и проговорила:

— Когда-то я слышала о том, что сесть верхом на грифона дозволено лишь женщине, и при том из аристократической семьи… Решила проверить.

— Кто ты, Эрин? — спросил Илькавар.

— Тан Гвирион никогда не рассказывал тебе о том, что у него была младшая сестра? — По голосу слышно было, что Эрин улыбается. — Я была жрицей Вереса, одной из тех воинственных дев, что прославляют свое божество в жестоких битвах. У меня был отряд — пятнадцать человек из Ордена. Как и я, они посвятили свою жизнь Вересу. Мы охраняли людей от жутких существ, что гнездятся в руинах бывшей столицы и на болотах вокруг нее. В одном из сражений нас окружили. Мутанты — искаженные извращенным человеческим умом существа… нелюди, нежить… Мои воины погибали один за другим, но я оставалась невредимой. Как будто мои враги получили приказ — щадить меня, сохранить мою жизнь любой ценой. Когда я поняла это, то принялась рубить налево и направо, не заботясь о том, чтобы отбивать удары. Моя догадка оказалась правильной: мутанты падали под моим мечом, но избегали причинять мне вред. Наконец они набросились на меня и обезоружили. Они придавили меня к земле, связали и потащили куда-то. Не могу сказать, долго ли мы путешествовали подобным образом, — я задохнулась и потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то увидела, что лежу на полу в каком-то темном помещении. Луна светила прямо в окно. На противоположной стене коптил факел. Мои руки не были связаны. Я встала и подошла к окну.

Я находилась в высокой башне, откуда открывался вид на болота и развалины столицы. Залитые лунным светом, руины выглядели зловещими… и прекрасными.

«Красивый вид», — произнес голос за моей спиной.

Я обернулась и увидела человека в плаще с капюшоном. Он представился, назвал свое имя — Бардесан, поклонился.

«Мы рады приветствовать здесь жрицу Вереса, сестру высокородного Гвириона, — объявил он. — Ты уже имела возможность убедиться в том, как велико могущество повелителя. Разумеется, столь знатной и отважной особе уготована высокая участь: ты умрешь не сразу… Я постараюсь растянуть твои мучения на несколько дней».

Я не ответила, и мерзкие уроды приковали меня к стене. Мне не давали ни еды, ни питья. Я провела в башне три дня. Каждую ночь являлся этот Бардесан и издевался надо мной. Это доставлло ему отвратительную радость, я видела это по его лицу. Я слабела — и была рада этому: скоро кошмар закончится.

На четвертую ночь Бардесан сказал мне: «Эта ночь — последняя. Больше ты не выдержишь, а жаль. Давно я так не развлекался».

«Я жду смерти как освобождения», — ответила я.

Его лицо странно светилось под капюшоном, но у меня не осталось сил даже на то, чтобы испугаться.

«Мой господин приложил свои уста к моим, — объявил Бардесан, — и влил в мою гортань свое дыхание… Я обладаю властью покарать тебя».

С этими словами он откинул капюшон, и я увидела, что его лицо словно бы охвачено ярко-синим пламенем. Он открыл рот, и нестерпимый жар вырвался из его горла. Магический огонь, которым окатил меня Бардесан, обжигал кожу, уничтожал зрение, крошил зубы. Он преображал всю мою природу. Я словно бы умирала и рождалась каждое мгновение. Это была бесконечная агония.

А потом… все было кончено. Бардесан без сил лежал на полу, скорчившись под своим плащом. Он трясся, как в лихорадке. Я могла бы убить его одним ударом кулака, если бы нашла в себе силы сжать кулак. Но у меня не было этих сил. Все мое тело горело, один глаз ничего не видел… В окно светило солнце. Мои цепи превратились в пепел, одежда, волосы — все сгорело. Но я была еще жива.

Я выбралась из башни — не столько потому, что хотела жить, сколько потому, что не хотела подыхать, как животное, в этом проклятом месте. Пока светило солнце, мне нечего было бояться, и я проползла через всю бывшую столицу, через болота. Солдаты из Ордена, посланные на поиски нашего отряда, подобрали меня недалеко от дороги. Я рассказала им о случившемся и, как только смогла ходить без посторонней помощи, оставила Орден, свое служение жрицы Вереса, всех, кого знала по прошлой жизни, — и начала новую жизнь отшельницы.

Илькавар выслушал ее рассказ молча. Он был глубоко растроган тем, что эта суровая женщина доверила ему свою историю.

— Почему ты осталась в живых? — спросил он наконец.

Эрин ответила:

— У меня была при себе одна вещь. Осколок Кристалла Вечности. Этот артефакт издавна принадлежал нашей семье. Когда я посвятила свою жизнь служению Вересу, брат отдал мне величайшее фамильное сокровище, чтобы оно охраняло меня в испытаниях. Я держала его в правой руке, когда Бардесан пытался убить меня. Поэтому правая сторона моего лица уцелела, а левая — умерла… Я не хотела признаваться брату в том, что осталась в живых. Мне невыносима была сама мысль о том, что он увидит, какой я стала. Поэтому я попросила одного из орденских солдат вернуть ему артефакт. Тану Олая эта вещь нужнее, чем простой отшельнице…

Неожиданно Эрин хрипло закричала:

— Вот он! Смотри, вон там Муртан!

Перегнувшись, Илькавар взглянул вниз и действительно увидел на широкой вересковой пустоши всадника и двух лошадей. Всадник погонял коня, придерживая рукой сверток, прикрепленный к седлу.

Грифониха тоже заметила похитителя. С грозным клекотом она стала снижаться. Муртан поднял голову и с ужасом уставился на преследователей. Он еще пытался скрыться… Но Никта уже приземлилась и, растопырив крылья, пошла прямо на лошадей.

Запасные лошади сразу убежали, а та, на которой сидел Муртан, взвилась на дыбы и дико заржала. Муртан, следует отдать ему должное, оказался отличным наездником. Он даже сумел успокоить лошадь и удержаться в седле.

Эрин наклонилась к уху грифонихи и что-то прошептала ей, а затем спрыгнула со спины существа. Илькавар последовал за ней.

— Все кончено, Муртан, — произнесла Эрин. — Ты должен отдать нам детеныша.

— И ответить за предательство! — прибавил Илькавар.

Эрин обернулась к нему и убрала волосы с лица. Он увидел ее улыбку.

— Нам не нужен Муртан, — сказала Эрин своим тихим, сиплым голосом. — Пусть убирается. Думаю, ему стоит попытать счастья в Туррисе на ежегодном празднестве на Великой Арене. Гильдия гладиаторов, полагаю, позволит ему участвовать.

— Я проиграл последний бой на отборочном турнире, — напомнил Муртан.

Теперь, когда немедленная смерть от когтей грифона или от кинжала Илькавара ему не грозила, Муртан опять обрел прежнюю самоуверенность.

— Не морочь мне голову! — фыркнула Эрин. — Я хорошо знаю правила гладиаторских гильдий. Ты победил в предыдущих семи сражениях, одно поражение не имеет значения. В любом случае ты можешь претендовать на выступление на Великой Арене. Праздничные турниры организуются по принципу: семь побед — одно сражение. Полагаешь, я этого не знала?

— А как же его вероломство? — не сдавался Илькавар. — Он что же, так и уйдет безнаказанным?

— Предлагаешь связать его, тащить в Олай и там добиваться правосудия? — поинтересовалась Эрин. — Мне не хочется с ним возиться. А тебе?

Илькавар отмолчался. Разумеется, она права. И когда это вышло, что Эрин стала командовать? Илькавар наивно полагал, что это — его охота, его авантюра. Что ж, Эрин — аристократка, сестра Гвириона, жрица Вереса, она владеет осколком Кристалла, ей подчинился грифон. Наверное, у нее действительно есть право распоряжаться.

Муртан отвязал грифончика, свистнул и поскакал прочь. Он спешил — вдруг Эрин передумает и натравит на него разъяренного грифона? Лучше скрыться с глаз долой.

Возвращаться в Кабаллон без добычи не стоит. Эрин права, есть смысл направиться в Туррис и выступить на Великой Арене. А там, глядишь, все забудут о его неудаче…

Госпожа Асфирия не могла припомнить, когда в последний раз видела своего мужа таким веселым. Тан Гвирион пригласил ее на верховую прогулку. Вообще владыки Олая время от времени выезжали вдвоем на лошадях — побыть наедине, поговорить без помех и свидетелей. Во дворце их как будто сковывали официальные отношения; во дворце Асфирия именовалась «супругой», а во время этих поездок — «женой».

Неожиданно для Асфирии Гвирион прибавил:

— И возьми с собой маленькую Эрин.

Эрин была их старшей дочерью, недавно ей исполнилось пять лет. Она была хорошенькой девочкой с бледным, немного кукольным личиком и льняными волосами. Младших дочерей Асфирия назвала по собственному выбору, но на имени для старшей настоял Гвирион. Он ничего не объяснял — не счел нужным; просто приказал: «Первую будут звать Эрин». Это не обсуждалось.

Асфирия догадывалась, что имя «Эрин» дорого ее мужу. Поначалу она с мучительной ревностью предполагала, что так звали, возможно, первую возлюбленную Гвириона. Асфирия осторожно навела справки у некоторых приближенных мужа. Те в один голос утверждали, что постоянных возлюбленных у Гвириона не было и что ни одна из этих случайных женщин не оставила следа в его сердце.

Наконец один из них, пожилой церемониймейстер, раз и навсегда развеял тайные тревоги молодой супруги своего господина. «У тана была младшая сестра, которую он очень любил. Ее звали Эрин — как и вашу старшую… Та Эрин служила Вересу и погибла в руинах бывшей столицы Империи Света. Он горюет о ней, но никогда в этом, конечно, не признается».

Маленькая кавалькада — Гвирион в фиолетовом с золотом, вооруженный, но без доспеха, Асфирия — в просторном синем с серебряными узорами платье, и девочка Эрин в белом наряде для верховой езды — покинула Олай и направилась в лес. Ехали медленно, чтобы Эрин не упала с лошади. Спокойная старая кобыла бережно несла маленькую всадницу.

Там, где проселочная дорога заканчивалась, — на просторной поляне, посреди которой росло огромное дерево, — Гвириона уже ожидали мужчина, женщина, взрослый грифон и маленький грифончик.

Гвирион спрыгнул с коня и побежал навстречу Илькавару. Асфирия и Эрин остались на лошадях. От неожиданности обе растерялись. Девочка посмотрела на мать, но та ничем не могла ей помочь: Асфирия широко раскрыла глаза, побледнела, прикусила губу. Она как будто не верила тому, что видела перед собой.

Грифон! Настоящий взрослый грифон!

— Они не кусаются? — тихо спросила девочка.

Мать не ответила.

Повелитель Олая сжал руки Илькавара.

— Ты сумел их привести! — воскликнул Гвирион. — Даже не знаю, что сказать…

— Скажи правду, — послышался тихий, глухой голос Эрин-отшельницы.

Гвирион вздрогнул и посмотрел на женщину. На ней был просторный плащ с капюшоном, скрывающим лицо. Когда она откинула капюшон, взгляду Гвириона предстало изуродованное лицо и прядь синих волос. Что-то в этом лице, очевидно, показалось Гвириону знакомым. Тан протянул руку и отвел волосы со лба женщины. Она стояла неподвижно, позволяя ему рассматривать себя. Он зажмурился.

— Эрин, — прошептал Гвирион. — Я догадывался, что ты жива.

— Разве? — переспросила она. — Разве я жива?

— Да, — ответил он, поднимая веки и встречая взгляд ее единственного зрячего глаза. — Да, Эрин, ты жива. — Он обернулся к своим спутницам. — Я хотел показать грифона моей жене и старшей дочери… Я не знал, что судьба пошлет им еще одну встречу — с тобой. Смотри, Эрин, вот моя жена Асфирия и моя дочь — Эрин.

Девочка попросила:

— Отец, помоги мне сойти на землю!

Илькавар опередил тана. Он снял маленькую Эрин с седла и взял ее за руку. Она доверчиво сунула ему в ладонь свою ладошку, и Илькавар подвел ее к грифонам.

— Только женщина знатного рода может оседлать грифона, — сказала Эрин-отшельница, наблюдая за своей тезкой. — Ты правильно сделал, брат, став отцом этой прекрасной дочери. А еще дочери у тебя есть? Клянусь Вересом, они тебе понадобятся!