Сын судовладельца не должен быть неженкой. Аитьен не уставал внушать отпрыску эту истину. Рослый, с раскосыми глазами, острыми скулами и тоненькой длинной бородкой, Аитьен носил свои блестящие черные волосы убранными в причудливую прическу и улыбался так хитро, словно сам бог торговли, обмена и обмана, Котру, нашептал ему на ухо какую-то поразительную новость.
Аитьен всю жизнь провел на своем родном острове Рагез. Время от времени он наезжал в Заберган — самый большой город Юга, расположенный на одноименном острове. Обычно старый негоциант брал с собой в такие поездки и сына.
Заберган был огромным, прекрасным, полным роскоши. В детстве Спарун, сын Аитьена, мечтал жить там. Отец, улыбаясь, объяснил несмышленышу: пока они не разбогатели достаточно, чтобы купить особняк, об этом и думать не стоит. В таких местах, как Заберган, нужно быть богатым, очень богатым. Что толку оставаться нищим в самом чудесном из городов мира? Нищим можно быть где угодно — трущобы одинаковы везде.
Поэтому Спарун, как и его отец, и жил на Рагезе. С четырнадцати лет он выходил в море на разных кораблях, а когда ему уже исполнилось двадцать, отец направил Спаруна на «Облачную Птицу», один из лучших своих кораблей.
Капитаном «Облачной Птицы» был старый морской волк по имени Ронселен. Хозяин поручил ему обучить своего наследника всем премудростям корабельного дела. Ронселен всецело поддерживал идею хозяина, находя ее более чем здравой.
— Вот это умно! — гудел он, пуская дым из толстой трубки, выдолбленной из одного прибрежного растения, очень прочного, но с мягкой сердцевиной. — Другой бы сразу — бац! — и сынка в капитаны, а этот понимает: нет, брат, шалишь, капитанами не рождаются, капитанами становятся. Тут ведь мало ветер поймать, тут угадать надо… Опять же, течения. Между островами, а? Бурления всякие и водовороты… — В задумчивости моряк вращал толстым пальцем, изображая коварные коловращения воды. — Ну и, конечно, отмели. Да, а скалы! — спохватился он. — Как налетишь на скалу, как разобьешься! И все это надо знать. На собственной шкуре, — тут он стучал себя кулаком по крепкому брюху, и брюхо, туго налитое увеселительными напитками, отзывалось одобрительным гудением. — На собственной, говорю, шкуре, а не из книжек или там разговоров…
Желая показать свою беспристрастность, капитан гонял хозяйского сынка куда круче, чем прочих матросов. Но Спарун никогда не жаловался.
— Хоть бы выругался иногда, — вздыхал Ронселен. — Ведет себя, как барышня.
Здесь он, конечно, был не прав: Спарун вовсе не был «барышней». Наравне со всеми он греб, когда наступало безветрие, ел вместе с матросами, не требуя, чтобы ему подавали в отдельную каюту. Только палубу не мыл — этой привилегии Спарун потребовал для себя с самого начала.
Он демонстрировал полное послушание капитану, пока корабль находился в плавании. Зато стоило стать на якорь, как роли менялись. Теперь уже Ронселен помалкивал, а Спарун брал на себя главенство: от лица родителя вел переговоры, общался с клиентами, следил за отгрузкой товара.
Такое положение дел всех устраивало…
— Пираты!
Громкий крик матроса, сидящего в «вороньем гнезде» на верхушке мачты, разлетелся по всему кораблю в мгновение ока.
Люди побросали привычные дела, схватились за оружие. Вообще здесь, в непосредственной близости от Забергана, пираты встречались редко. Морские разбойники предпочитали нападать южнее — ближе к своим базам.
— Не повезло нам! — сплюнул Ронселен, когда на горизонте показался корабль с черными парусами. — Точно, пираты! Идут и под парусом, и на веслах — не уйти нам от них… Придется драться.
— Неужто догонят? — Спарун подошел к капитану, прищурившись, вгляделся в морскую даль.
Черные паруса неуклонно приближались.
— Догонят как пить дать! — рявкнул капитан. — Гляди, как несется! Просто акула, а не корабль!
— Почему же мы так не можем? У нас, вроде бы, и паруса хорошие, и весла есть…
— Нет, — Ронселен покачал головой, — я знаю, что говорю. Им помогает сам Котру, бог обмана.
— Котру и нам помогает, — возразил Спарун. — Наша семья издавна поклоняется ему, а уж сколько мой отец и все мои предки пожертвовали в его храм в Забергане! С чего ты взял, будто Котру будет благосклонен к разбойникам? Это бог честных торговцев!
— Ага, и еще мореплавателей, и еще путешественников, и еще — переводчиков, и менял, и всяких жуликов, и обманщиков… ну и разбойников, конечно, тоже. Они ведь не чужды ни торговле, ни обмену, ни мореплаванию. Что до кровопролития, которое они попутно учиняют, — Котру готов закрывать глаза на эти маленькие шалости. Он ведь и сам изрядный обманщик, этот хитрый бог!
Неожиданно Спарун почувствовал себя маленьким мальчиком, который еще не закончил обучение у домашнего педагога. До сих пор Спарун полагал, что Котру, конечно, хитрец, но покровительствует он все-таки людям честным…
— Не может быть! — вырвалось у молодого человека.
Ронселен хмыкнул.
— Вот возьмут нас на абордаж — тогда и увидишь, как этого «не может быть»! — зловеще пообещал он. И заорал матросам: — Вооружитесь и гребите, чтоб вас поглотило чрево пучины! Гребите, вы, отрыжка кальмара! Гребите изо всех сил! Это «Крыло Смерти» — если оно нас догонит, то в живых не останется никого!
«Облачная Птица» постепенно набирала ход, но за это время пират приблизился настолько, что Спарун мог уже различать маленькие фигурки на его палубе. Вместе с остальными своими товарищами хозяйский сын отчаянно налегал на весла.
Неуместно мелькнуло у Спаруна в уме воспоминание… Одна сказка, которую он слышал в детстве.
…Давным-давно люди плавали не на кораблях, а на гигантских черепахах. Эти черепахи были так добры, что позволяли людям прикреплять к их панцирям мачты, устанавливать паруса. Черепах радовало, когда сила ветра влекла их вперед; что до тяжести пассажиров, то могучие животные попросту ее не ощущали.
Так продолжалось очень долго, пока не случилось однажды страшное дело. Поссорились между собой два злых человека. Каждый уселся верхом на черепаху и устремился на противника. Черепахи поначалу даже не поняли, что происходит… а потом было уже слишком поздно. Одна из черепах получила смертельные раны в шею, ее выбросило на берег, панцирь ее был разбит, и птицы расклевали ее тело.
С тех пор черепахи не доверяют людям. Они плавают где-то далеко в южных морях, но ни один моряк никогда их не встречал на своем пути…
— …гребите, акулья закуска, гребите, мерзавцы!.. — донесся до слуха Спаруна голос капитана.
Пираты немного отстали. Спарун наклонил голову и обтер пот со лба о плечо, не переставая налегать на весло. Неужели они действительно оторвались? «Крыло Смерти» уменьшалось, исчезало за горизонтом… Спасение!
Внезапно Спарун осознал: нет, не будет им нынче спасения. Он не смог бы объяснить, откуда к нему пришло это знание. Ему как будто передались чьи-то мысли… Неизбежная смерть отметила сегодня своей печатью «Облачную Птицу». Говорят, моряки чувствуют такие вещи…
Но ведь пираты действительно остались позади? Против этого не поспоришь — очевидность есть очевидность. Так почему же так больно сжимается сердце? Оно тоскует, ощущая надвигающуюся гибель…
— Капитан, они уходят!
В голосе матроса прозвучало неподдельное отчаяние. Казалось, бегство «Облачной Птицы» причиняло ему физическую боль. Пиратский капитан обернулся и поглядел на него, высокомерно задрав брови:
— Кажется, ты что-то произнес, Тьяга?
Тощий матрос криво улыбнулся. Спереди у него недоставало двух зубов, что почему-то придавало его улыбке хищный вид.
— Они уходят, капитан, — повторил Тьяга. — Этого нельзя допустить.
— Наглец! — Капитан ударил его по лицу. — Отойди и не смей давать мне советы.
Тьяга опустил голову и бросил на капитана злой взгляд.
— Это ошибка, — буркнул он, однако дальше спорить не осмелился и отошел в сторону. Он схватился руками за борт, с тоской наблюдая за убегающей «Птицей». — Нельзя им позволить уйти вот так запросто.
Тьяга жаждал крови.
Он плавал на «Крыле Смерти» уже второй год. Странный человек — ни с кем не сходился близко, от вина становился только мрачнее, грабил без интереса и жадности и приобрел репутацию крайне нежелательного клиента среди береговых девиц — они не любили его за жестокость и неспособность получить удовлетворение.
Единственное, что вызывало у Тьягы подобие радости, было кровопролитие. Лишь вдыхая чужую смерть, он чувствовал себя живым.
— Ты погибнешь, — шептал он вслед «Облачной Птице». — Не надейся на благополучный исход. Ты утонешь сегодня. Я вижу это, поверь, я это вижу!
Перед «Облачной Птицей» стремительно росла огромная скала.
Обычно корабли проходили пролив между островами во время прилива, когда вода стояла высоко, но на сей раз обстоятельства потребовали не мешкать. Когда Ронселен понял, что натворил, было уже слишком поздно.
Спасая судно от пиратов, капитан невольно завел его в другую ловушку.
— Лево руля! — заревел Ронселен.
Бросив весло, Спарун с ужасом смотрел, как перед ним буквально из пустоты поднимается белая стена.
Слишком поздно!
Раздался оглушительный треск, и сразу же в несколько огромных пробоин хлынула вода. Нос корабля задрался, корма ушла глубоко в воду. «Товар пропал», — подумал Спарун и вдруг истерически расхохотался. Он, несомненно, погибнет через несколько минут — и все же не перестает думать о том, как недоволен будет отец потерей корабля и товара.
— Котру! — рычал Ронселен, потрясая кулаками. — Котру!
Он повторял имя божества не то как молитву, не то как последнее из проклятий.
Новая волна захлестнула корабль. Обреченное судно погружалось все глубже.
Моряки прыгали за борт, но водовороты многих утягивали прямо под днище, и наружу выплыть они уже не успевали. Спарун изо всех сил вцепился в какую-то доску. Ронселен швырнул хозяйского сынка за борт.
— Нет! — отчаянно вскрикнул Спарун, однако было уже поздно: он плескался в воде, и волны были повсюду, они лезли в глаза, в рот, в нос, заливали уши, перекатывались через голову… Они были кусачими и едкими, от них щипало в глазах, как от самых жгучих слез.
«Водоворот, — вспомнил Спарун. — Сейчас корабль уйдет на дно, и там, где он был, поднимется огромный водоворот… Нужно уплывать».
Он принялся грести, изо всех сил отталкивая воду руками и ногами. Рядом, как ему казалось, он видел других моряков. Потом у него уже не осталось ни сил, ни времени озираться по сторонам. Он только греб, и не было ничего, кроме воды — враждебной, готовой проглотить человека в один миг…
Растянувшись на спасительной доске, Спарун потерял сознание. Он не знал, как долго пробыл в забытьи. Может быть, несколько минут, а может — час. Но наконец спасительное беспамятство отступило, и Спарун вновь открыл глаза.
В первые мгновения Спарун даже не понял, что случилось. Не захотел поверить в это.
Ни корабля, ни единого человека поблизости не было. Только скалы, вздымающиеся впереди, кажется, до самых небес и морская гладь. Начинался прилив.
Он остался один? Погибли… все? И капитан?
Словно видение, мелькнул в его мыслях образ капитана Ронселена — как он стоит на накренившейся палубе, широко расставив ноги, и потрясает кулаками, угрожая небу и обитающему там хитрому божеству, которое обязано покровительствовать морякам! Слышите — обязано! Покровительствовать! А не пускать ко дну их корабли вместе с командой и грузом, клянусь блевотиной пьяной акулы!
— Погиб… — Спарун произнес это вслух, словно пытаясь примириться со случившемся.
Затем он снова поплыл — к берегу.
Наконец Спарун достиг цели и, совершенно обессиленный, вцепился в гребень выбеленного ветрами камня. Он забрался наверх и огляделся. Куда ни посмотри — везде выглядывают из воды эти круглые «островки», почти одинаковые по размеру, с красивой пятнистой поверхностью. Когда волны омывали их, они делались еще ярче и переливались под солнцем.
Странно… Почему они все одинаковы?
Догадка пришла так неожиданно, что Спарун вскрикнул.
Это не камни. Это панцири черепах.
Десятки, сотни панцирей давно умерших черепах, тех самых, огромных, которые позволяли людям превращать себя в корабли. Все они были мертвы. Спарун оказался на кладбище.
От этой мысли ему сделалось не по себе, но пришлось ждать отлива, чтобы спуститься наконец со спасительного «островка» и по песку добраться до твердой почвы. Цепляясь за камни и обломки древних черепашьих панцирей, Спарун тупо смотрел, как медленно отступает море. Постепенно обнажалось дно, стали видны извивающиеся темные водоросли и причудливые раковины, вросшие в песок…
И вот наконец он смог спуститься и, увязая в сыром песке почти по колено, добрел до поросшего травой берега. Долго-долго лежал он на траве, ничего не ощущая, кроме тверди, спасительной тверди… но и она, как ему чудилось, покачивалась. Должно быть, он опять потерял сознание.
Наконец солнце спустилось за горизонт, стало холодно, посвежело. Море приближалось, начинался прилив.
Спарун очнулся, разбуженный острым предчуствием надвигающейся беды, и вскочил. Однако никакой беды не было. Не было вообще ничего. Только одиночество и море, неустанно шумящее в темноте.
Он понял, что должен покинуть морской берег. Сделать это надлежало немедленно, иначе он попросту сойдет с ума. Молодой человек повернулся к морю спиной и зашагал прочь. Он находился в особом состоянии беспамятства, когда ни одной мысли не приходит на ум. Просто идти да идти, переставлять ноги — а там как получится, вот и все занятие.
Иначе перед глазами начнут вставать лица тех, кто сгинул в морской пучине, и ярче всех — красная от гнева физиономия капитана…
Спарун шагал целую ночь, до самого восхода. Время от времени ему чудилось, будто за ним следит кто-то незримый. Но сколько он ни вслушивался, сколько ни всматривался в темноту, не замечал никого и ничего. Скорее всего, то были дикие звери. В любом случае, они таились где-то в чаще леса и не решались напасть на человека, пусть даже и одинокого.
Когда поднялось солнце, он увидел наконец, что забрел в самое сердце огромного болота, которое простирается от морского берега до самой низкой и широкой долины реки Ильдигис.
Спарун знал, что в трясинах растут съедобные растения. Ими можно утолить первый голод. А если сильно повезет, он мог бы поймать какую-нибудь живность и приготовить ее на костре.
Естественно, парень сильно рисковал: не знакомого с местностью человека трясина может поглотить в единый миг. Поэтому он старался держаться очень осторожно и десять раз проверять почву, прежде чем поставить на нее ногу, для чего и выломал длинный шест.
Не раз и не два приходилось ему возвращаться и отыскивать более безопасный путь. Наконец Спарун остановился, чтобы перевести дыхание, огляделся по сторонам и с каким-то восторженным ужасом осознал, что находится посреди необъятного болота и совершенно не представляет себе, в какую сторону идти. Везде одно и то же: бледно-зеленые кочки, покрытые мхом, какие-то сухие растения, торчащие, точно жесткий волос из бородавки, чахлые, наполовину иссохшие деревья с отвратительными ветками… и больше ничего. Ни следа живности, которую можно поймать и съесть, не говоря уж о растениях со сладкими и питательными корнями.
А затем произошло нечто неожиданное. Нечто настолько неожиданное, что поначалу Спарун даже вообразил, будто потерял сознание и находится во власти бреда.
Он увидел человека.
Пожалуй, только пережив подобное приключение, начинаешь понимать, до какой же степени ценность вещи зависит от ее редкости. На Рагезе Спарун видел людей каждый день, и по многу человек за раз, и притом постоянно, и вовсе не считал это каким-то чудом. Но пережив два одиноких дня после кораблекрушения, он счел подобную встречу поистине невероятным, сверхъестественным событием.
Впрочем, и сам по себе болотный этот обитатель выглядел достаточно странно, чтобы подпадать под определение «чуда». Он был очень высок ростом — когда-то; ныне время и невзгоды согнули его дугой, так что он в буквальном смысле слова волочил свой нос по земле. Ноги его были кривыми, волосы — длинными и свалявшимися, похожими на те водоросли, на которые глядел Спарун, когда сидел на скале и ждал отлива.
В первое мгновение молодой моряк так перепугался, увидев его, что не мог вымолвить ни слова. Он задрожал и вцепился рукой в ближайший куст, чтобы не упасть.
Неизвестный же остановился прямо передо Спаруном и проскрипел, по-прежнему глядя себе под ноги:
— Кто ты, несчастный дурак?
Спарун назвался и подтвердил, что оба определения, которые незнакомец применил ко нему, истинны: Спарун воистину дурак, ибо не в силах управлять собственной жизнью, и весьма несчастен, поскольку недавно потерял все, чем дорожил.
Незнакомец засмеялся. Мороз пробрал парня до самых костей — таким жутким показалось ему старческое хихиканье. Скрипучее, неживее, точно железом водили по стеклу. Человеческое горло не в состоянии воспроизводить подобные звуки. И все же старикан не являлся монстром или умертвием; он определенно был человеком…
Новый знакомец Спаруна назвался Феннием.
— Я — Фенний, Фенний, Фенний, — трижды повторил он свое имя, настаивая так яростно, словно кто-то возражал и предлагал другие варианты. — Фенний-алхимик. Ты слышал ли когда-нибудь обо мне?
Спарун вынужден был признаться, что никогда не встречал этого имени. Такой ответ привел старика в неописуемую ярость. Он затряс волосами, бородой, его руки задвигались, болтаясь, как сломанные ветки, висящие на последнем клочке коры…
— Неужели в мире забыли о Феннии? — вскричал он.
Спарун ответил, осторожно подбирая слова:
— Господин Фенний, я ведь моряк. Половину моей жизни я провел на корабле. Откуда же мне знать, что творится в домах важных, состоятельных людей? Возможно, там хорошо известно имя Фенния-алхимика! Я лишь признался в моем собственном невежестве.
Такие слова, как казалось, немного успокоили старика. Он даже чуть выпрямился.
Спаруна поразили его глаза на морщинистом, коричневом лице. Они были ярко-голубыми, полными мысли и гнева. Может быть, постоянно кипевшая в старике ярость и не позволяла ему сдаться неизбежному, умереть…
Впрочем, сам Фенний считал, что разгадка его долголетия — совершенно в другом.
— Я пью настой болотного мха и не занимаюсь политикой, — заявил он позднее, когда путник угощался в его хижине. — Держись в стороне от людей и употребляй мой любимый настой, и проживешь тысячу лет, даже не заметив, как прошли годы…
Спаруну, однако, вовсе не улыбалось прожить тысячу лет, сидя на болоте и глотая адское зелье. Кстати, оно отнюдь не дурманило; напротив, оно, скорее, делало разум кристально-ясным. Чересчур ясным. После двух кружек начинало казаться, будто видишь, как движутся в небе звезды, слышишь, как растут листья в лесу… Опьяненный зельем Фенния человек словно бы попадает в самый центр мироздания, и его охватывает совершенная тишина. Наутро, впрочем, может страшно разболеться голова, предостерег Фенний, но это не опасно. Потом пройдет. Сам Фенний не мог без своего напитка и шагу ступить.
Угостив Спаруна и подкрепив таким образом его угасающие силы, отшельник отвел своего гостя в маленькую хижину на болоте.
Лачуга, сплетенная из прутьев и обмазанная глиной, внутри оказалась не лучше, чем снаружи: там было темно и тесно. И сыро. Но Фенний был от своего жилья в полном восторге. Он похлопывал по стенам, покряхтывал и твердил:
— Сам строил, вот этими руками. А попробуй-ка повтори! Попробуй построить лучше! Она только выглядит кривобокой, а на самом-то деле такая крепкая! У нас тут был ураган — он не свалил… Два дерева повалил, с корнями выворотил, а хижинка моя стоит, и ничего ей не делается.
За этими разговорами Фенний вытащил из большой корзины котелок, вывалил оттуда в глубокую миску какую-то заранее сваренную и давно уже остывшую, загустевшую похлебку и протянул гостю.
«Хорошо, что в хижине темно, — подумал Спарун, — и я не могу как следует разглядеть, чем он там меня потчует…»
Без всяких разговоров изголодавшийся моряк жадно набросился на еду. На вкус, впрочем, оказалось недурно. Скорее всего, это были вареные лягушки с каким-то болотным корнем, истолченным в кашу.
Насытившись, Спарун ощутил непреодолимую тягу ко сну и повалился прямо на пол. Он заснул почти мгновенно.
А Фенний тем временем вспомнил о чем-то. Он нахмурился, подвигал бровями, пошевелил носом и всплеснул руками, словно бы спохватившись. Теперь он суетился и явно нервничал. Старик принялся торопливо копаться в тряпье, которое было навалено у него в хижине на полу.
Все это тряпье было покрыто плесенью, оно отсырело и сгнило. Своей лихорадочной деятельностью Фенний потревожил отвратительные миазмы, и дышать в хижине стало почти невозможно. Спарун проснулся от вони и перевернулся так, чтобы лежать головой к выходу, поближе к свежему воздуху.
Сна у него не осталось ни в одном глазу. Фенний сильно заинтересовал своего гостя. Что он там ищет, в этой куче истлевающего хлама?
Наконец Фенний вытащил нечто обернутое тряпицей, посмотрел на своего гостя с подозрением и замер, прислушиваясь. Спарун понял, что он скрывает нечто важное и ни в коем случае не хочет, чтобы чужак это увидел, даже случайно. Поэтому Спарун громко захрапел — и заливался до тех пор, пока Фенний этому не поверил. Тогда отшельник усмехнулся, пробормотал себе под нос несколько слов и вышел из хижины. Выждав немного, Спарун отправился вслед за ним.
Это было очень рискованно. Ученые-отшельники — отчасти безумцы, отчасти гении, — нарочно селятся в глуши, чтобы ничто не мешало им в их исследованиях. Случается им проводить и абсолютно бесчеловечные эксперименты, если этого, как им кажется, требует их наука. Люди, вроде Фенния, запросто способны разрезать человека живьем, чтобы понаблюдать за тем, как бьется его сердце.
Тем не менее, невзирая на все эти опасности, реальные или воображаемые, Спарун прокрался за отшельником по залитым водой мосткам, проложенным через топь. Старик передвигался довольно быстро на своих искривленных ногах. Иногда он помогал себе руками, хватаясь за пучки высокой и густой травы или за стволы тощих деревьев. Ни разу он не обернулся. Очевидно, он считал, что гость в любом случае не осмелится выслеживать его.
Нельзя сказать, что Спарун вовсе не испытывал страха. Напротив — то и дело он спрашивал себя: «Что я здесь делаю? Зачем крадусь за сумасшедшим стариком по смертельно опасному болоту? Что я, в конце концов рассчитываю увидеть?»
Но способность рассуждать прогоняла страх, и Спарун отвечал сам себе:
«Я иду за ним из любопытства — и еще потому, что я упрямый. Ни один нормальный человек не отступился бы, будь он на моем месте. Тайна — вот что влечет к себе еще более неудержимо, чем любовь или жажда золота…»
И он возобновлял свой путь, прилагая все усилия к тому, чтобы Фенний его не заметил.
Наконец Спарун увидел цель их путешествия. Посреди трясины стоял дом. Настоящий дом, выстроенный на сваях. К двери вела лестница. Его кровля была покрыта травой и мхом, но в целом строение выглядело чрезвычайно надежным и уж точно куда более удобным, чем та развалюха на болотах.
Через каждые пять шагов старик останавливался и произносил какие-то заклинания. В ответ на эти действия вспыхивали красноватые и синие огни, что-то незримое шумело, шелестело, стонало… Очевидно, у Фенния были повсюду установлены магические ловушки, которые никому не позволяли приблизиться к дому ближе, чем на сто шагов.
Спарун затаился, наблюдая за тем, как старик карабкается по лестнице в свой дом. В руке тот бережно держал какой-то предмет, завернутый в тряпицу. Затем Спаруну повезло — Фенний оступился и выронил свою ношу. Она пролетела вниз, тряпица размоталась, и соглядатай смог наконец увидеть, что же прятал старик.
Спаруну хватило одного взгляда, чтобы понять, что такое этот небольшой, светящийся, полупрозрачный камень. Похожий на живой огонь, он сиял и переливался, полный света. Когда старик держал его на ладони, казалось, будто змеящиеся огненные плети обвивали его руку…
Никогда прежде Спарун не встречал ничего подобного, а он много вещей перевидал, пока плавал на корабле, и перевозил самые разнообразные грузы! Доводилось ему брать в руки предметы, связанные с магией. И в них действительно была заключена магия, она ощущалась вполне явственно. Спарун не сомневался в том, что сумел бы ее распознать, если бы увидел снова.
Но осколок Кристалла не имел никакого отношения к обычной магии, производимой людьми. Это — нечто большее, одновременно живое и неживое, полное могущественных сил, неподвластных человеку. Это — частица божественного дара, сгусток земной материи, сохранивший дыхание бессмертных богов.
Спарун сам не осознавал, что по его лицу блуждает странная, полубезумная улыбка, которая придавала ему неуловимое сходство со старым отшельником…
Тем временем Фенний поднялся в дом и закрыл за собой дверь. В окне то и дело загорались и гасли огоньки. Очевидно, эта игра света была как-то связана с тем, что Фенний проделывал с осколком Кристалла. Может быть, производил над ним опыты, может быть, разговаривал с ним…
Вся эта история и пугала Спаруна, и неудержимо притягивала его к себе. Ему то хотелось бежать без оглядки и никогда больше не возвращаться, то напротив — он проникался нестерпимым желанием забраться в дом, чтобы пошарить там хорошенько и разгадать все секреты старика.
Спустя довольно долгое время Фенний выбрался наружу и опять тщательно установил все свои магические ловушки.
Спарун понял, что следует поторопиться. Вот-вот старик двинется назад, к болотной хижине, где оставил своего гостя спящим. Фенний унес из хижины свое сокровище и перепрятал его в доме на сваях, — несомненно, для того, чтобы гость случайно не наткнулся на осколок. Не нужно давать старому алхимику повод для разных нехороших подозрений.
Спарун побежал по болоту, опережая Фенния. Он старательно следовал приметам, которые запомнил, когда крался за стариком в первый раз. От волнения у Спаруна все сжималось в груди, и сердце падало в живот. Ему все думалось — вот сейчас он сделает неверный шаг и угодит в трясину… Но нога снова ступала на настил, уложенный на безопасном пути много лет назад.
Интересно, кто рубил эти ветки, кто укладывал их? Неужели сам Фенний? Как всякий дряхлый старец, Фенний казался принадлежащим вечности. Трудно представить себе, что когда-то он был молодым…
Долгая изоляция, употребление напитка, «проясняющего сознание», одинокие занятия магией на болотах, — все это не способствовало развитию в старике здравого смысла. Он совершенно оторвался от реальности. Жизнь состояла для него из череды ярких, выпуклых впечатлений, абсолютно не связанных между собой.
Например, Фенний чрезвычайно удивился, когда обнаружил в своей хижине незнакомого человека, который оглушительно храпел, раскинув во сне руки.
Фенний остановился рядом с моряком, до крайности озадаченный увиденным. Спарун упорно продолжал «спать», наблюдая за хозяином хижины сквозь опущенные ресницы. Фенний с трудом уселся на циновку. До Спаруна донеслось кряхтение. Затем высохшая твердая рука схватила парня за плечо.
— Кто ты такой? — проскрипел Фенний. — Откуда ты взялся в моей хижине? Ты монстр? Мутант? Ты — из подземелья?
Спарун открыл глаза, широко зевнул, сел и посмотрел старику в лицо. Возможно, Фенний лишь проверяет своего гостя, и тогда надлежит соблюдать особую осторожность и притворяться как можно искуснее. Но увиденное развеяло последние сомнения Спаруна. Фенний действительно напрочь забыл о своем госте.
Спарун решил воспользоваться ситуацией. Он скорчил страдальческую гримасу, как делают мелкие жулики, когда ловишь их за руку, и начал хныкать — мол, он заблудился, случайно нашел эту хижину, ждал хозяина, заснул… Рассказал, что просто умирает от голода (это, кстати, соответствовало действительности, Спарун успел здорово проголодаться).
На лице Фенния появилось суровое выражение, но в глубине его глаз оставалась растерянность, и это не ускользнуло от Спаруна.
Желая скрыть недоумение, старый алхимик принялся читать своему непрошеному гостю нотации:
— Некоторые люди воображают, будто им достаточно попросить, чтобы получить желаемое, но это отнюдь не так. Сие есть пагубное заблуждение. Оно приводит к недоразумениям, а иногда и к трагедиям. К несчастью, многие совершенно не понимают этого.
Спарун приниженно втянул голову в плечи, однако на самом деле его разбирал смех. Фенний, как оказалось, постоянно забывал собственные высказывания. Он отвык от людей и не умел с ними общаться. Абсолютно не знал, как с ними разговаривать, не догадывался, чего от них ожидать.
— Мой господин, я был бы рад оказать вам любую услугу в обмен на кусок хлеба и чашку воды, — пробормотал Спарун, втайне даваясь хохотом.
С удивлением он увидел, что эти простые слова возымели на безумного ученого поразительное действие. Фенний важно закивал.
— Наконец-то ты начал рассуждать разумно, человек.
— Меня зовут Спарун, — представился молодой моряк.
По лицу Фенния пробежала тень. Кажется, он пытался вспомнить, где он слышал это имя. Разумеется, он ничего не вспомнил.
— Я накормлю тебя, чтобы ты подкрепил силы, — провозгласил наконец Фенний, — ибо силы тебе понадобятся. По неразумию своему, ты забрел на болота, а это весьма и весьма опасное место. Но и представляющее большой интерес для ученого. Я объясню тебе. Здесь, на болотах, обитает много чудовищ.
«Милосердные боги и особенно ты, хитроумный Котру, — подумал Спарун, чувствуя, как ужас подступает к его горлу, — неужели старый безумец вознамерился скормить меня какому-нибудь болотному монстру? Возможно, он верит, что, бросив человека в трясину, можно умилостивить духов! Я не сумею переубедить его, ведь он живет в мире собственных призраков и теней…»
Почему-то простые слова — «силы тебе понадобятся» — показались Спаруну довольно жуткими. Он даже представить себе боялся, что может за ними стоять.
Между тем Фенний пустился в рассуждения и поведал своему молодому неопытному гостю о том, что на болотах обитает немало различных существ. Некоторые из них страшны только с виду, но на самом деле безобидны. Другие действительно опасны, однако, зная их повадки, легко избежать нежелательных встреч с ними. Все эти существа, по словам Фенния, совершенно не докучают опытному человеку.
— А недавно я приметил создание совершенно иной породы, — таинственным голосом сообщил старик. — Оно притаилось в засаде и, несомненно, только и ждет удобного момента, чтобы напасть на меня и разорвать на части.
Тон, которым произнес эту фразу старик, сообщил моряку гораздо больше, чем слова. Фенний действительно выглядел испуганным. Только что это был величавый, уверенный в себе старец, поучающий перепуганного и глупого юнца, каковым Спарун прикинулся так удачно… и вот уже перед молодым моряком — трясущаяся от страха, беспомощная человеческая развалина.
Все эти перемены происходили с Феннием в мгновение ока. Спарун решил подыгрывать своему собеседнику. Таким образом из неотесанной деревенщины он сразу же сделался удальцом, готовым прийти на помощь по первому же зову.
— Как он выглядит, этот злодей, который напугал тебя? — спросил Спарун, расправляя плечи и глядя орлом.
— Самое ужасное в нем то, — прошептал Фенний, опасливо косясь на дверь, будто ожидая, что оттуда вот-вот выскочит чудовище, — что он… похож на человека.
Не без труда Спаруну удалось уговорить старика выйти из хижины на болото (только что Фенний разгуливал по этому же болоту без всякого страха) и показать молодому храбрецу то место, где старик в последний раз видел монстра.
— Мы посмотрим на его следы и попробуем для начала определить, что это такое, — объяснил Спарун тоном завзятого охотника на монстров. — Ты будешь со мной, а значит, в полной безопасности.
Старик тряс головой, вздыхал и никак не мог решиться. Наконец он поднялся и выполз из хижины. Спарун выскочил вслед за ним.
Фенний просто завораживал его своей переменчивостью. Моряк не знал, чего еще ожидать от отшельника, и ему это, пожалуй, нравилось нравилось. Фенний напоминал море — столько в нем было загадок и придури. Но, в отличие от моря, Фенний не казался смертоносно опасным. Он был просто интересным. Интереснее чужих людей в чужих городах… и гораздо интереснее отца.
Старик пошел впереди, Спарун — за ним, след в след. Фенний шагал быстро и уверенно. Сейчас Спарун бы ни за что не поверил в то, что этот старик только что трясся от страха и боялся выходить из хижины.
И вдруг Фенний застыл. Он остановился так неожиданно, что Спарун налетел на него и едва не сбил с ног.
Старик, впрочем, не обратил на неуклюжесть моряка никакого внимания.
— Гляди, — прошептал он, показывая куда-то рукой, — оно там.
Спарун проследил за его жестом. Сперва он ровным счетом ничего не увидел, но затем ему открылась очень странная картина.
Посреди болота имелось небольшое озерцо совершенно прозрачной воды. Ряска и болотные травы в этом месте разошлись, и взору предстало чистое зеркало или, точнее сказать, окно в другой мир. Потому что под тончайшей пленкой влаги, как бы за гранью, виднелась совершенно иная жизнь. Возможно, лучше назвать ее не-жизнью…
Там плавали разные существа, очевидно, обычные для болотных озер: длинные бледно-розовые черви, узкие синие жуки, подводные змеи с причудливо раздутыми жабрами… А посреди этого скопища живых созданий скорчилось нечто…
Оно действительно было похоже на человека. Щуплое, ростом с подростка, с костлявыми коленями и отвратительной мордой: огромные вертикально прорезанные ноздри, крошечные глазки, скошенный лоб и жесткая щетина на щеках и вокруг пасти… Его рот был как щель, из которой торчали верхние клыки.
Оно сидело на корточках, обхватив руками колени, и не двигалось. Из его плеч торчали обрубки кожистых крыльев. Оно глядело перед собой в одну точку и не обращало внимания на змей, жуков и прочую живность, которая то и дело задевала его.
Монстр выглядел так отвратительно и жутко, что поначалу Спарун не мог оторвать от него глаз и даже не заметил, как его начала бить мелкая дрожь. Он понял это лишь после того, как попытался заговорить. У него лязгали зубы, и язык не желал ворочаться во рту.
— Ты видишь его? — прошептал Фенний.
Спарун сумел лишь кивнуть.
— Он выслеживает меня уже не первый день, — сказал старик. Его глаза стали пустыми, как у настоящего сумасшедшего. Они блуждали по окрестностям болота в панике. — Он сидит здесь и смотрит за каждым моим шагом.
Наконец Спарун осмелился снова посмотреть на существо. Оно не переменило ни позы, ни выражения морды.
Внезапно с глаз моряка как будто упала пелена, и он увидел все в истинном свете.
— Фенний, — произнес Спарун громко и уверенно, — оно мертво. Оно мертво и не сможет причинить тебе никакого вреда!
Но старик явно не поверил услышанному.
— Нет, оно следит, следит, — твердил он, тряся головой. — Оно притаилось, чтобы погубить меня! Оно хочет завладеть моими секретами, оно хочет отобрать у меня…
Тут он осекся, сообразив, что не стоит выбалтывать перед незнакомцем свой главный секрет. Впрочем, этот секрет был Спаруну уже известен. Фенний владеет осколком Кристалла Вечности. Вот за что он опасался!
— Я вытащу это создание из болота, — обещал Спарун. — И ты собственными глазами увидишь, что оно мертво и, следовательно, абсолютно безопасно.
Когда Спарун произносил эти слова, он вовсе не был так уж уверен в собственной правоте. Может быть, создание и было мертво, но вот было ли оно так уж безопасно?
Старик с беспокойством следил за тем, как Спарун готовится к извлечению на поверхность дохлого чудовища. Фенний то принимался расхаживать взад-вперед по тропинке, то садился прямо на сырую кочку, обхватывал голову руками и раскачивался, завывая, как на похоронах, а то вдруг вскакивал и размахивал своим посохом, словно заклиная силы природы поднять бурю.
Наконец он проговорил очень твердо:
— Да. Ты обязан вытащить его. Он мне нужен. Я для того и привел тебя сюда… Сейчас я вспоминаю… — Он вздохнул и забормотал себе под нос: — Извлечение, извлечение… Монстра из болота, души из тела… Возможно, тело… или нет… В любом случае, это ценный материал для исследования. Да! — внезапно завопил Фенний и потряс жилистыми кулаками. — Да! Оно должно быть извлечено! В этом твое предназначение. Как я сразу не догадался? Я же молил богов помочь мне в извлечении, и вот они наслали на меня… Гхм! прислали мне помощника. Ты просто обязан вытащить его. Из обычной благодарности. Я ведь накормил тебя. Почему? — Фенний поднял палец. — Потому что силы тебе понадобятся. Вот так-то.
Спарун решил не обращать большого внимания на эту бессвязную болтовню. Коль скоро он подрядился сделать для своего чудаковатого хозяина эту работу — он не отступлится и не позволит себе отвлекаться от цели.
В глубине души Спарун, конечно, понимал, что бравирует… Разумеется, он боялся. Боялся даже смотреть на монстра, не то что прикасаться к нему. Поэтому он и забивал мысли разной ерундой.
Спарун изготовил из веревки петлю, привязал ее к палке, а затем притащил гибкие и прочные ветки и настелил их на болото, чтобы ближе подобраться к озерцу. Он улегся на настил животом и опустил веревочную петлю в озерцо. Сперва она ни за что не хотела тонуть и плавала на поверхности, как будто ее удерживала пленка. Пришлось проталкивать ее вниз с усилием, используя для этого вторую палку.
Наконец петля погрузилась в озеро. Спаруну лишь с большим трудом удавалось водить ею под водой, словно там, внизу, была не вода, а какая-то другая жидкость, вязкая и густая. Но и здесь настойчивость преодолела все препятствия, и Спарун набросил петлю на плечи чудовища.
Упираясь в настил коленями, он потащил монстра наверх. Пленка, покрывавшая поверхность озерца, была тугой и не поддавалась ни на какие усилия. Спарун тянул и дергал, едва не упустил захваченного монстра и под конец обессилел.
Пока он лежал на настиле и смотрел на подрагивающую палку у себя в руке, Фенний сидел рядом, неподвижный и странно похожий на мертвое чудовище: он принял ту же позу, так же обхватил руками колени и застыл. Потом он произнес несколько слов на непонятном языке и тронул пальцем гладкую поверхность болотной воды. Тотчас раздался резкий звук, как будто лопнул пузырь, и вода вскипела. Брызги взметнулись в воздух, заискрились и засияли всеми цветами радуги, и самодельное удилище словно ожило в руке. Оно закачалось вверх-вниз и само вытащило на поверхность захваченное тело монстра.
Спарун собрал остатки сил, чтобы выволочь его на настил и не утопить в трясине в самый последний момент. Наконец работа была закончена. Чудовище лежало на боку. Теперь можно было рассмотреть его со всех сторон.
Монстр оказался абсолютно мертвым. Никаких сомнений в этом быть не могло. Он действительно был похож на щуплого человеческого подростка, костлявого, с непомерно развитыми коленными суставами и кожистыми крыльями на плечах. Его «лицо» больше всего напоминало морду летучей мыши и вместе с тем в нем угадывалось нечто человеческое, и это поистине придавало ему жуткий вид.
— Ты ведь видишь теперь, что он мертв и не может никому причинить вреда? — обратился Спарун к Феннию, указывая на чудовище.
Старик не ответил. Он пристально рассматривал монстра и беззвучно шевелил губами. В этот миг Спарун не сумел бы ответить, кто из этих двоих больше пугает его, безумный старец или давно погибший и сохраненный благодаря свойствам болотной воды монстр.
В конце концов Спарун спросил у старика, как тот намерен распорядиться добычей.
— По мне так, лучше всего было бы выбросить его обратно в трясину, — прибавил Спарун. — Полюбовались — и довольно с нас.
Но Фенния совершенно не интересовало мнение гостя — у него имелось собственное.
Старик приказал парню отнести чудовище к нему в домой.
Прелестно. Только что Фенний так боялся монстра, что не осмеливался даже посмотреть в его сторону, а теперь желает непременно заполучить тело, и при том собирается хранить его в собственном доме! Впрочем, моряку бы следовало уже привыкнуть к причудам отшельника и странным скачкам настроения. Размышлять о странном нраве человека, прожившего десятки, а может, и сотни лет в одиночестве, было утомительно. Поэтому Спарун просто повиновался — как привык подчиняться своему капитану на «Облачной Птице».
Спарун распустил веревочную петлю своей самодельной ловушки и связал чудовище так, чтобы взвалить его на плечи, точно оно было пойманной дичью.
Старик наблюдал за своим молодым помощником с явным одобрением. Губы Фенния шевелились и шлепали, он непрерывно что-то бормотал, причмокивая, как если бы пережевывал нечто очень вкусное и сочное. Прислушавшись, Спарун понял, что алхимик твердит какое-то заклинание.
Моряка это насторожило. Конечно, вероятнее всего, что старик попросту старается наложить на тело монстра охранные чары, но — кто знает? — вдруг ему взбрело на ум переселить душу молодого человека в тело этого чудовища? С какого-то момента Спарун вообще ни в чем уже не был уверен. Происходящее все чаще казалось ему просто бредовым сном.
Вопреки опасениям, ничего сверхъестественного не произошло. Монстр оставался дохлым, алхимик — безумным и немощным. Моряк взвалил тушу себе на плечи и потащился вслед за стариком.
Спарун сильно удивился, когда Фенний повел его не в убогую хижину, а в большой дом на болотах. То и дело алхимик останавливался и произносил заклинания над охранными ловушками. Спарун терпеливо ждал, пока он закончит снимать магическую защиту, а сам внимательно наблюдал и старался запомнить все увиденное и услышанное.
Сейчас он не мог бы внятно объяснить, спроси у него кто-нибудь, для чего делает это. «Вдруг пригодится?» — Вот и все его мысли по этому поводу.
В свое время отец накрепко вложил в него правило — удерживать в памяти все, что встречаешь на пути. «Когда-нибудь эти знания могут спасти тебе жизнь, — прибавил опытный негоциант. — Сейчас ты этого не понимаешь. Ты мне даже не очень-то не веришь… Но поклянись, что будешь держать глаза и уши открытыми! Обзаведись привычкой повторять перед сном все, что узнал за день. Тверди это наизусть. Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо…»
У домоседов, прибавлял отец, совершенно другая жизнь. Те, напротив, стараются избавляться от лишней информации и держат в уме лишь самое необходимое. Все прочее хранится у них в записях. Ведь они имеют возможность обратиться к библиотекам в любой момент, чего странники, естественно, лишены.
Сам-то отец, так чудно рассуждающий о жизни странников, как раз принадлежал к числу этих самых домоседов, которым нет надобности запоминать каждую мелочь, увиденную на пути.
Когда Спарун указал отцу на это обстоятельство, тот лишь усмехнулся:
— Для того, чтобы пускаться в опасные путешествия, существует молодость. Пользуйся, пока полон сил. Станешь стариком — и сам засядешь дома, поближе к книгам. Может, с твоих слов напишут еще одну. Это было бы полезно для твоих потомков.
Почему Спарун вспомнил сейчас тот давний разговор?..
…И тут перед его мысленным взором встала отцовская библиотека с огромными фолиантами. Подростком Спарун любил рассматривать картинки. Особенно его привлекала одна книга — картинки там были большие, страшные, ярко раскрашенные. Это была «Книга Монстров» — очень толстая, в деревянном окладе. Ее страницы были твердыми, пропитанными каким-то раствором — очевидно, предохраняющим древнюю книгу от распада. Для того, чтобы перелистывать листы, имелась специальная палочка.
Отец обычно сердился, когда Спарун погружался в сей фолиант — а мальчик мог просиживать над этими картинками по целым дням, ему никогда не надоедало рассматривать их.
— Ты должен учиться читать, а не разглядывать рисунки, иначе вырастешь неграмотным и будешь одним из тех, кто читает лишь вывески и любовные записки, нацарапанные пьяными женщинами, — ворчал отец.
— И еще списки товаров, и адреса, и лоции, и морские карты, — прибавил Спарун с важностью. Он-то хорошо знал, каким бывает круг чтения торговца и моряка.
Отец тогда только рассмеялся…
Вот там-то, в отцовской библиотеке, в любимой «Книге Монстров» Спарун и видел изображение того самого чудовища…
Монстр лежал у Спаруна на плечах, и молодой человек ощущал прикосновение обрубков крыльев, холодных влажных ладоней и, с особой брезгливостью, — впалых щек.
Обремененный своей отвратительной ношей, Спарун едва сумел доковылять до дома, где ему позволено было наконец передохнуть.
Пока моряк переводил дух, Фенний проявлял все признаки нетерпения: ходил вокруг него, вздыхал, засматривал ему в лицо, цокал языком, щелкал пальцами в такт каким-то своим мыслям.
Наконец старик приказал своему подручному «прекратить валяться на шелковых подушках, как девица на выданье», собраться с силами и заняться «настоящим мужским делом». Повинуясь его словам, Спарун развязал монстра и усадил посреди комнаты. Фенний облил мертвое чудовище водой и прознес несколько заклинаний, после чего вода застыла и превратилась в своего рода прозрачную оболочку, которая, с одной стороны, защищала труп от внешних воздействий, чтобы он не разрушался, а с другой — служила чудищу тюрьмой на тот случай, если он все-таки способен на вредоносные действия.
— Ты знаешь, что подобные существа принимали участие в войне Падения Кристалла? — заговорил Фенний, созерцая свою добычу в упоении истинного ученого. — Ты хоть понимаешь, какую великую ценность извлек из болота? Это один из боевых мутантов владычицы Катурии. Они были выведены задолго до Падения Кристалла. Они чрезвычайно живучи и очень опасны…
— Как вышло, что он сохранился так хорошо? — спросил Спарун, кивая в сторону монстра. — Ведь та война завершилась давным-давно! Нашему «приятелю» уже много сотен лет, а выглядит он так, словно умер вчера.
— Разумеется, все это произошло из-за болотной воды и ее чудесных свойств, — ответствовал отшельник важно. — Болото сохраняет в целости тела — равно людей, животных и чудовищ… Торфяная почва производит особенный род воды, которая превращает погибших в статуи. Не в мумии, как иногда называют их профаны, — прибавил Фенний с презрительной миной, — а именно статуи. Характерная особенность мумии — полностью высушенная плоть, чего мы абсолютно не наблюдаем в данном случае. Кстати, заметь, мой мальчик, как трудно бывает порой подобрать верный термин для описания некоего явления или процесса. «Мумия» или «статуя»? Это проблема, заслуживающая самого пристального рассмотрения. Жизнь ученых во многом состоит из подбора верных терминов и изобретении новых. Имей это в виду, когда начнешь строить собственную карьеру.
— Как его ни назови, сохранился он в целости, — махнул рукой Спарун.
— Да, и это вызывает у меня серьезные опасения, — непонятно сказал Фенний. — Впрочем, колебания в сферах магии… и сдерживающие заклинания… а с другой стороны…
Бормоча, он принялся шарить по полкам и с одной вытащил большую книгу. Раскрыв ее, Фенний несколько минут водил глазами по строчкам, затем фыркнул, как будто прочитал нечто забавное, и убрал книгу наверх. Он взял листок, начал что-то писать, но скоро отложил перо и глубоко задумался.
Спарун наблюдал за ним, боясь дохнуть. Но старый алхимик, очевидно, напрочь забыл о том, что находится в доме не один. Он полностью погрузился в свои занятия, и моряку в конце концов стало скучно следить за старым алхимиком.
Спарун огляделся в комнате и, движимый любопытством, снял с полки одну из книг. Ему показалось, что это дневник, хотя язык, на котором была написана книга, оставался для моряка неизвестным. Буквы были выведены уверенно и небрежно — рукой человека, привыкшего писать много. Текст разделялся на отрывки, с короткими заголовками — они все были приблизительно одного размера. Так пишут, к примеру, даты в начале дневниковой записи.
Спарун незаметно вытащил из книги несколько страниц и спрятал их за пазухой. Кто знает — может быть, удастся расшифровать записи и понять, кто такой Фенний и чем он занимается в своем доме на болотах?
Неожиданно в комнате стало странно светло. Глубокое золотистое сияние разлилось в воздухе. Спарун подумал об осколке Кристалла Вечности, которым владел старик. Но тот осколок был совсем небольшим, и свет от него был куда скромнее. Здесь же, по ощущению, пылало целое солнце, но источник света оставался невидимым.
Стало жарко, потом волна приятной прохлады прокатилась по телу. Спарун глубоко вздохнул. Ему показалось, что он ощущает аромат луговых цветов, но в следующее мгновение свежий запах сменился смрадом гниения, словно цветы увяли и превратились в разлагающуюся жижу за считаные секунды.
— Это глупо! — закричал Спарун.
Он не знал, крикнул ли он это вслух или же слова просто вспыхнули у него в мозгу. В любом случае, он сопротивлялся случившемуся, даже не зная, собственно, что происходит.
— Фенний! — позвал он.
Ответа не последовало, да Спарун и не ожидал, что старик отзовется. Моряк хотел было встать, подойти к старику, потребовать от него объяснений… Потом ему вдруг ужасно захотелось есть. Наконец Спарун покачнулся и, нелепо раскинув руки и ноги, уселся на пол. Бессмысленная улыбка появилась на его лице.
Такое случалось лишь в тех редких случаях, когда Спарун ухитрялся напиться до невменяемого состояния: один раз — в Забергане, в дорогом кабаке, где в вино явно что-то подмешали, чтобы поскорее одурманить клиента, и второй — на Рагезе, в дешевеньком борделе, где была такая смешная вертлявая милашка… Он засмеялся, вспоминая ту девушку, и вдруг заснул.
— Какое жалкое, ничтожное создание, — шептал тихий, пробирающий до самых костей голос. — Как хрупки его кости, как слаба его плоть… Я сам когда-то был таким.
— В это трудно поверить, мой повелитель, — тихо, почтительно откликнулся второй голос.
Страх.
Страх заставил человека зажмуриться, вжаться спиной в стену. Он ощутил под лопатками холоднй камень. Где он? Как он здесь оказался? Что происходит?
— У нас нет сейчас под рукой других помощников, — продолжал почтительный голос. — Воспользуемся тем, что послал случай.
— Ты лучше помнишь, что такое — быть человеком. — От этого шепота кровь застывала в жилах, а волосы на затылке начинали шевелиться, как у дикого зверя. — Тебе лучше знать, как воспользоваться человеком…
— Он сделает все, что мы прикажем.
— Такое подчинение недолговечно… — Голос зазвучал чуть громче, он был низким и мощным, как гром. Говорящий с трудом удерживался, чтобы не дать себе волю и не оглушить слушающего этими раскатами. — Я предпочитаю добровольных слуг, тех, кто поклялся мне в верности сознательно. Только они и надежны… как ты.
— Нам не требуется от него вечная преданность… Он просто должен выполнить одну работу.
— Да будет так, — пророкотал низкий голос.
…Бежать. Нужно бежать.
Оцепенение отпустило… Человеку удалось, цепляясь за стену, подняться на ноги… Пошатываясь, он двинулся прочь неверными шагами.
— Ступай, — шептал некто из темноты, — ступай…
— Забудь… — прибавило незримое существо чуть позже.
Случившееся в доме на сваях было, разумеется, полным вздором. Точнее, кое-что было вздором. Например, чудовище в болоте — оно существовало на самом деле. И алхимик Фенний. У него еще были разные книги… и колбы с препаратами… Трогать препараты моряк поостерегся — мало ли что там может оказаться. Скорее всего, яды. Путники не доверяют домоседам, люди действия не любят людей науки. Отец одобрил бы такой взгляд на вещи.
Спарун тряхнул головой, опасаясь, что морок снова возьмет над ним верх. Очевидно, дает о себе знать проклятый «напиток долголетия и здоровья», как именовал болотный старикан свое пойло.
Не стоило, пожалуй, так сильно трясти головой. Перед глазами опять поплыли круги. Спаруну пришлось сесть на землю и отдышаться. Его пальцы инстинктивно вцепились в траву, и он ощутил влажную почву под ладонями.
Это побудило его внимательнее оглядеться по сторонам.
Он сидел посреди болота, на кочке. Одна его нога угодила в лужу, другая упиралась в сломанную ветку. Хилое деревце, с которого упала эта ветка, росло поблизости и поглядывало на Спаруна, как казалось, с некоторой укоризной.
Он попытался вспомнить все то, что случилось с ним, когда болотный дом наполнился светом. Кажется, Фенний читал заклинание… Потом стало светло. Неестественное сияние разлилось повсюду. А дальше… Дальше Спарун потерял сознание и очнулся возле дороги.
При попытке восстановить события нескольких последних часов, у Спаруна отчаянно заболела голова, и он сразу же перестал думать об осколках Кристалла, о свете, о заклинаниях и чудовище из болота.
Спарун внимательно осмотрел себя. Больше всего он опасался найти следы укуса. Некоторые существа могут заразить свою жертву через укус. В кровь попадает яд, и человек постепенно утрачивает свой обычный облик, превращаясь в кровососа. Но, к счастью, ничего серьезнее пары ушибов, Спарун не обнаружил.
Он подождал, чтобы прошло головокружение, и встал. Дома на сваях нигде не было видно. Зато впереди Спарун отчетливо видел большую дорогу. И по этой дороге ехали телеги и шли люди — они направлялись в большой портовый город Туррис.
Кабачок Френдо в приятном районе Турриса был уютным заведением «для своих». Здесь подавали прекрасно приготовленную рыбу и прохладное светлое пиво, сваренное по особому рецепту. Сюда приходили отдохнуть, обменяться сплетнями и обсудить новости, а заодно насладиться отменным обедом. Драк, ссор, шумных споров и прочих неприятностей здесь попросту не случалось.
Достопочтенный преподаватель философии и истории, рекспектабельный гражданин Турриса, Дерлет считался у Френдо особенным гостем. Один из предков Дерлета особым заклинанием создал в этом квартале Турриса атмосферу тихой умиротворенности. Даже заядлый скандалист утрачивал всякое желание выяснять отношения, едва лишь переступал порог.
Сам Дерлет, впрочем, магией не владел. Он кое-что ЗНАЛ о магии — то, что вычитал в своих исторических книгах; однако применять свои чисто теоретические познания на практике никогда не решался. Чтобы пользоваться заклятиями, следует сперва пройти длительный курс обучения.
Дерлет принадлежал к числу Сокрытых, немногочисленной расы, которая, как предполагали, сформировалась под воздействием искаженной, умирающей магии Кристалла уже после падения Империи Света. Каждый видел в нем то, что хотел увидеть, и поневоле начинал испытывать к нему полное доверие. В этом, собственно, и был залог успешности Сокрытых. Впрочем, о своей принадлежности к этой расе они предпочитали не распространяться.
…Войдя в кабачок Френдо и устроившись на своем привычном месте, Дерлет заказал рыбу с подливой, стакан пива и сухарики в пряностях. Он уже предвкушал очередной приятный вечер, когда случилось нечто из ряда вон выходящее.
В заведение ввалился человек совершенно кошмарного вида. Судя по одежде, он был моряком, и при том побывавшим в какой-то неприятной переделке. Высокий, широкоплечий, исхудавший, он поглядывал на окружающих исподлобья запавшими, больными глазами.
Судя по тонким чертам лица и одежде, моряк был южанин. Хотя от платья остались практически одни лохмотья, все же можно было догадаться об изначально вычурном фасоне и красноватой гамме. На запястьях моряка красовались широкие золотые браслеты, странно контрастирующие с остальным его обликом.
Едва завидев этого посетителя, Френдо суетливо поспешил к нему навстречу. Френдо был невысок и весьма округл, настоящий хозяин кабачка, по одному только виду которого легко было догадаться о том, как хорошо и сытно кормят у него на кухне. Круглое личико Френдо с отвисшими щечками никак не годилось для того, чтобы принимать суровое или мрачное выражение, не говоря уж о том, чтобы устрашать или подчинять.
Тем не менее хозяин изо всех сил старался выпроводить нежелательного гостя.
— Что вам угодно, милейший? — осведомился Френдо, напирая на моряка в попытках выдавить того за дверь. Толстячку пришлось взяться рукой за дверной косяк и натужиться, и все же моряк даже не двинулся с места.
— Мне угодно пообедать и выпить, — хриплым голосом произнес моряк.
— Э… простите, но… — залепетал Френдо.
Моряк отмел его в сторону, как нежелательную, но совершенно ничтожную преграду. Он огляделся по сторонам, подыскивая для себя подходящее место.
Френдо медленно повернулся к Дерлету, посылая тому отчаянные взгляды. Дерлет как будто въяве слышал умоляющий голос трактирщика: «Твоя родня наложила чары на мое заведение! Магия ограничивает здесь любое проявление агрессии! Здесь не ссорятся, не дерутся, здесь даже не разговаривают громко! Сделай же что-нибудь, иначе этот проклятый оборванец испортит мою репутацию!»
Дерлет понятия не имел, почему заклятие доброжелательности не оказывает на моряка ни малейшего влияния. Ввязываться в склоку Дерлету чрезвычайно не хотелось. Он предпочел бы отсидеться в углу, надеясь на то, что конфликт иссякнет сам собой.
Но, к сожалению, Дерлет не мог позволить себе оставаться глухим к безмолвным воззваниям Френдо.
— Дорогой друг, — окликнул он моряка, — я приглашаю вас за мой столик. Садитесь, угощайтесь.
Изумленный обращением «дорогой друг», моряк приблизился к Дерлету.
— Я не ослышался? — спросил он. — Кто-то в этом проклятом городишке пригласил меня за свой столик?
— Увы, — отозвался Дерлет с шутливым раскаянием, — это был я. Составьте мне компанию. Может быть, вечер пройдет неплохо не только для вас, но и для меня.
И он вздохнул, явно сомневаясь в собственных словах.
— А вот и проверим, — буркнул моряк. Он моментально воспользовался приглашением, уселся и допил пиво из кружки Дерлета. — Недурно! — одобрил он, и его лицо впервые за все это время озарило подобие улыбки.
— Позвольте узнать ваше имя, — сказал Дерлет.
— Спарун, — буркнул моряк. — А вы?
— Дерлет.
— Гм, — сказал моряк с некоторой развязностью, которая, как ни странно, выдавала в нем человека из состоятельного семейства. — И чем вы занимаетесь, дружище Дерлет?
— Я преподаватель истории, — ответил Дерлет, поневоле заинтересовавшись странным незнакомцем.
— О! — проговорил Спарун с непонятной интонацией. — Ну надо же!.. Преподаватель истории. Стоило мне прийти в этот городишко, как первый же человек, соизволивший заговорить со мной, оказывается учителем! Везет же мне… И многому вы можете научить?
— Иногда мне кажется — многому, но чаще я склоняюсь к мысли, что, в общем-то, ничему… — ответил Дерлет скромно.
Спарун был южанин, и Дерлет, несомненно, выглядел для Спаруна также как южанин — состоятельный и благополучный, истинный обитатель Турриса.
— Почему-то мне кажется, дружище, что ты здорово сел на мель, — прибавил Дерлет.
Мысленно он подивился тому, с какой легкостью и как естественно он употребил в своей речи это выражение, столь частое у моряков. Поистине, у Сокрытых много даров помимо дара непроизвольно изменять внешность! Они вообще умеют подстраиваться под собеседников, и в речи, и в манерах, и в образе мысли…
— Будь добр, закажи мне обед и выпивку, Сокрытый, — попросил моряк.
Он произнес это очень тихо и совершенно без всякой угрозы, но Дерлета так и передернуло. Впервые в жизни он встретил человека, который так легко проник в его тайну.
— Я голоден, а денег у меня нет, — прибавил Спарун с кривой улыбкой.
Дерлет сделал знак трактирщику, и тот трясущимися от пережитого волнения руками самолично поднес гостю глубокую миску, полную густого рыбного супа, а затем прибавил еще кувшин пива.
— Рыбный суп, уж прости, Дерлет, — за твой счет, — произнес Френдо извиняющимся тоном, — а пиво — за счет заведения.
Дерлет кивнул в знак признательности.
Моряк, не поблагодарив, схватил миску и принялся жадно хлебать через край, не прибегая ни к помощи столовых приборов, ни даже к помощи хлеба.
Дерлет подождал, пока его новый знакомец утолит первый голод. Когда тот отставил миску и с глубоким вздохом обтер губы, Дерлет разлил пиво по кружкам.
— Рад знакомству, — произнес он.
Спарун прищурился, внимательно вглядываясь в лицо Дерлета.
— Ты не врешь, — кивнул он наконец. — Ты действительно рад. Интересно только, почему.
— Любопытно увидеть новое лицо.
— В вашем городе довольно часто встречаются новые лица, — заметил Спарун.
— Да, но не такие, — возразил Дерлет. — Ты сразу увидел то, о чем другие даже не догадываются.
— Ты имеешь в виду свою расу, Сокрытый?
Дерлет был благодарен собеседнику за то, что тот понизил голос. Все же кое-какие представления о деликатности у Спаруна имелись.
— Ты отлично понял, что я имею в виду, — сказал Дерлет, также очень тихо.
— Другие люди попросту не умеют смотреть, — фыркнул Спарун.
— Ты ведь моряк?
— В точку, — откликнулся Спарун. — Я плавал на корабле, который принадлежал моему отцу. Хороший был корабль — «Облачная Птица».
— Вот как? — вздохнул Дерлет, когда Спарун помрачнел еще больше. — БЫЛ? Хочешь сказать, его больше нет?
Спарун опустил голову.
— Буря? — настаивал Дерлет. — Это ведь была буря?
— Пираты! — резко ответил Спарун. — Они преследовали нас несколько часов… Вот это была погоня! В конце концов нам удалось оторваться. Но капитан — уж не знаю, что с ним случилось! — не слишком хорошо рассчитал курс. Начинался прилив, и нас понесло прямо на скалы. Корабль разбился, погибла вся команда. Я один уцелел. Как мне теперь вернуться домой? Что я скажу отцу, родным матросов, их женам и матерям? Как объясню им свое спасение? Я потерял не только людей, но и корабль вместе с грузом, а вслед за кораблем пошло ко дну и доверие наших клиентов. Отец обвинит меня в трусости, в том, что я спасал собственную шкуру… — Он замолчал.
Спарун рассказывал свою историю со спокойствием полного отчаяния. Он держался как человек, которому нечего терять.
Дерлет решил перевести разговор в более спокойное русло и обратиться от прошлого к настоящему.
— Чем думаешь теперь заняться? — осведомился он.
— Поищу работу здесь. — Спарун пожал плечами.
— В Туррисе любой чужак — это птица с разноцветным оперением, которую надо ощипать и поскорее выставить за дверь, — предупредил Дерлет.
— Значит, попытаю счастья в Старом Форте, — буркнул Спарун. — Там всегда нужны солдаты.
— Можешь сегодня переночевать у меня, — предложил Дерлет. — Я бы еще послушал твои рассказы. Сдается мне, ты многое повидал.
Спарун принял приглашение так, словно ожидал чего-то подобного. Впервые за все это время моряк улыбнулся.
— Благодарю тебя, — проговорил он. — Обещаю, мой рассказ тебя не разочарует. Ты скоро сам убедишься в этом.
Вечер, впрочем, не принес больше ничего интересного: гость Дерлета сразу же заснул и проспал крепким сном до самого рассвета. Видно было, что он очень устал и до сих пор держался из последних сил. Однако с восходом солнца Спарун пробудился.
Неслышным шагом он обошел весь дом и перетрогал все вещи. Он брал в руки вазы и чаши, теребил кисти покрывал и балдахинов, водил пальцами по обивке стен и кресел. Дом как будто разговаривал с ним, вещи, казалось, готовы были выдать гостю все свои сокровенные тайны…
Но Спарун мало интересовался секретами приютившего его дома. Его занимала лишь стоимость предметов обстановки. Он успел уже понять, что Дерлет — человек не то чтобы очень богатый, но весьма состоятельный.
Моряк бесшумно спустился в кухню, не потревожив спавшую там стряпуху, налил себе вина, взял ветчины, яблок, оставшихся со вчерашнего дня хлебных лепешек с тмином и вернулся в комнату, где провел ночь. Там он устроился возле окна и стал завтракать, любуясь видом на реку.
Дерлет обнаружил своего гостя пару часов спустя на том же самом месте. Спарун как раз доедал последнее яблоко. Заслышав шаги хозяина, он обернулся.
— Вот и ты, Сокрытый, — проговорил он, — рад тебя видеть.
Вместо приветствия Дерлет кивнул и уселся в кресло напротив.
— Хороший вид из окна, — сказал Спарун. — И дом у тебя хороший. Богатый и полный воспоминаний. От отца достался?
— Да, — ответил Дерлет. — А тому — от его отца.
— Дом, в котором живет много воспоминаний, — повторил Спарун задумчиво. — У меня такого уж точно никогда не будет.
— Ты сам выбрал для себя подобную участь, — заметил Дерлет.
— Вовсе нет, — возразил Спарун, — просто так сложилась моя жизнь. При других обстоятельствах я бы тоже жил в отцовском доме, не зная горя и лишений. Но все же я не должен жаловаться, ведь у моих погибших товарищей жизнь вообще никак не сложилась… — Он вздохнул. — Наверное, ты втайне проклинаешь себя за то, что пригласил чужака. Я нарушил твой дневной распорядок, я тебе мешаю.
— «Проклинать» — слишком сильное слово, — указал Дерлет. — Возможно, твое присутствие мне немного в тягость…
— Ты не кривишь душой, и это хорошо, — заявил Спарун. Он приподнялся в кресле, потянулся и снова развалился в небрежной позе. — Но я не уйду, пока не расскажу тебе свою историю. А когда ты узнаешь ее — сам решишь, нужен ли тебе такой товарищ, как я.
— Согласен, — кивнул Дерлет. — Но сначала ответь мне, как ты узнал, что я — Сокрытый?
— А что, это такая большая тайна? — удивился Спарун.
— Да, — кивнул Дерлет.
— Разве быть Сокрытым означает позор?
— Видишь ли, обе расы, и северная, и южная, считают нас изгоями…
Дерлет оборвал сам себя и задумался. Раньше ему не приходило в голову обсуждать с кем-либо посторонним подобные вопросы. Сущность Сокрытого всегда оставалась тайной — это не было поводом для разговоров, это была данность, не подлежащая изменению.
— Нет, никакой это не позор, — наконец отозвался Дерлет. Он выговаривал слова очень медленно, как будто язык с трудом повиновался ему. — Как не позор быть южанином или северянином. Это существует, и все. Взгляд на меня других людей связан с их собственной природой, не с моей. Если угодно, я открываюсь людям с наиболее понятной для них стороны.
— Ты делаешь это нарочно? — продолжал допытываться Спарун. — Наводишь какие-то чары? Отводишь глаза?
— Да нет же, — терпеливо разъяснил Дерлет, — это просто свойство моей натуры. Никакой магии. В Туррисе я не один такой.
— И много вас тут — Сокрытых? — прищурился Спарун.
Дерлет слегка смутился:
— Несколько семей, я полагаю.
— Значит, это твое свойство, присущее тебе от рождения, и оно не вызвано никакими магическими действиями… Но откуда оно взялось?
— Многое в нашем мире стало странным и непонятным после Падения Кристалла, — сказал Дерлет. — Собственно, эта тема и является областью моих научных изысканий. Я пытаюсь понять, каким именно образом Падение Кристалла повлияло на мир и на нас, людей, его населяющих.
— Ясно, — проговорил Спарун, глядя в окно.
— Ответь мне ты, — в свою очередь задал вопрос Дерлет, — все-таки каким образом ты узнал, что я Сокрытый?
— Увидел, — объяснил Спарун. — Кажется, вчера я говорил тебе об этом.
— Как — увидел? — настаивал Дерлет.
— Взглянул на тебя. А как еще? Существует только один способ видеть — открыть глаза и смотреть. Кажется, это умение появилось у меня… с некоторых пор. Не знаю. Прежде я над этим вообще не задумывался.
Дерлет впервые встречал подобного человека и потому не знал, как на него реагировать.
— Каким я тебе кажусь? — спросил наконец Дерлет.
— Сам я — Южный, стало быть, и ты в моих глазах похож на Южного… Но ты — не настоящий Южный, и это для меня тоже очевидно. В тебе имеется нечто неправильное. Какая-то маленькая черточка, крохотный изъян, который сразу же обличает ложь. Может быть, разрез твоих глаз или складка губ… Мне трудно это определить.
— Возможно, ты что-то чувствуешь, — прибавил Дерлет, скорее, про себя, чем для своего собеседника.
— Возможно, что и чувствую, — не стал отпираться Спарун. — В любом случае, я догадался о тебе.
— Ты первый, кому это удалось, — признался Дерлет, — и это меня смутило.
— Ты поэтому пригласил меня к себе в дом?
— Отчасти, — сказал Дерлет. — А отчасти — для того, чтобы ты не шлялся по улицам нашего приятного города и не нарушал здесь спокойствие.
— А ты, случаем, не боялся, что я зарежу тебя ночью и ограблю? — хмыкнул Спарун. К нему явно вернулось хорошее настроение.
— Мне не свойственно бояться, — высокомерно откликнулся Дерлет.
— А напрасно, — вздохнул Спарун. — Стоило бы иногда и бояться… Да, стоило бы… В мире много таких вещей, которые не прощают легкомысленного отношения к себе.
Моряк начал рассказ о своих злоключениях очень просто и безыскусственно, как будто говорил не о себе самом, а о каком-то едва знакомом человеке, чья судьба не вызывает у рассказчика никаких эмоций. Ну разве что малость сочувствия. Самую, самую малость.
Он рассказал о том, как погибла «Облачная Птица», а затем — о своих странствиях по болоту, о знакомстве со старым отшельником… и, наконец, о монстре, чье тело было найдено в трясине.
— Если бы у тебя имелась «Книга Монстров», я показал бы, как оно выглядело, это мертвое чудовище, — прибавил Спарун.
— У меня есть такая книга! — возбужденно произнес Дерлет.
Книга эта, список с известного старинного труда, хранилась у Дерлета в особой кладовой, в отдельном шкафу. Дерлет отправился туда, чтобы принести свое сокровище гостю.
Однако когда Дерлет возвратился с книгой, возложенной на голову (она была такой тяжелой, что ученый предпочитал именно этот способ переноски), то обнаружил моряка крепко спящим в кресле. Как ни бодрился Спарун, испытания последних дней подорвали его здоровье и почти лишили сил. Оказавшись в безопасности и уюте гостеприимного дома Дерлета, Спарун расслабился — и силы наконец оставили его.
— Что ж, поспи, — сказал Дерлет, глядя на своего гостя со смешанным чувством досады и облегчения. — В конце концов, каким бы ты ни был отважным и хитрым, ты — обычный человек и нуждаешься в самых обычных вещах.
— …Берегись! — голос Спаруна донесся откуда-то издалека.
Дерлет пригнулся. Его окатило запахом гниения, так, что он едва не закашлялся.
Шурша кожистыми крыльями, монстр нанес удар с воздуха, целясь Дерлету в голову, но промахнулся. Проявляя прыть, на какую — как считалось доселе — ученый червь из Турриса совершенно не был способен, Дерлет перекатился по земле, вскочил на ноги и выставил кинжал.
С громким клекотом, похожим на крик разозленной птицы, монстр повторил атаку. Теперь он вытянул ноги и растопырил когти. Темные, не слишком длинные, они были, тем не менее, достаточно острыми, чтобы нанести серьезное увечье.
Дерлет не слишком хорошо владел оружием. Все, на что его хватило, — это держать кинжал как можно крепче. Когда на пути летящего монстра вырос острый клинок, чудище не успело отвернуть в сторону и напоролось на острие.
Вонь стала невыносимой, но Дерлет из последних сил вцепился в рукоятку кинжала и постарался загнать оружие как можно глубже в тело чудовища. Он угодил монстру в самое уязвимое место — в живот. Монстр широко раскрыл пасть, лязгнул длинными, как ножи, желтыми зубами у самого лица Дерлета, и человек не выдержал. Он выпустил рукоять и отбежал в сторону.
С шипением монстр побежал к нему, волоча за спиной крылья.
Крылья эти были совсем небольшими, как будто отросли недавно и не достигли еще тех размеров, какие встречаются у взрослых особей. Да и размерами чудовище не превосходило человеческого подростка. Тем не менее сильные, жилистые конечности, острые когти на руках и ногах и клыки делали его смертельно опасным.
Спутник Дерлета был ранен, однако, вооруженный мечом, не считал возможным отступить. Он ждал, широко расставив ноги и подняв меч перед собой.
Монстр, теряя кровь, скакал к нему, странно кособочась, как будто рана в боку тянула его к земле. Из разинутой пасти чудовища исходило угрожающее рычание.
Его противник, с длинной, кровоточащей царапиной на левой ноге, казалось, не испытывал страха. Даже покусывал губу в задумчивости, как если бы ему предложили решить любопытную загадку.
Собрав последние силы, монстр присел, оттолкнулся от земли и прыгнул.
В то же мгновение длинный меч перерубил его пополам.
Дерлет закричал. Торжество победы переполняло его. Никогда в жизни он не испытывал таких сильных чувств. Он ощущал себя переполненным жизненными силами. Каждая клеточка его тела трепетала от счастья. «Я живу! Я живу!» — неистово вопил Дерлет, ничуть не стыдясь столь открытого проявление чувств.
— Я живу! — заорал он прямо в лицо Спаруну…
…и проснулся.
Моряк стоял над ним, темнея в полумраке спальни, и сумрачно глядел прямо в лицо ученого.
— Почему ты кричишь? — осведомился Спарун.
Дерлет забарахтался под покрывалами, потом смущенно проговорил:
— Я… наверное, приснилось что-то…
— Что? — требовательно спросил Спарун.
— Может быть… Да нет, это бред, — ученый решительно тряхнул головой, отгоняя ночное видение. — Это все твои рассказы так на меня подействовали.
— Что тебе приснилось? — настаивал Спарун.
— Разная ерунда… Тот монстр, о котором ты повествовал сегодня, — признался ученый. — Почему-то мне привиделось, будто мы с тобой вдвоем сражаемся с ним. Он ожил и напал на нас. Ты был ранен, а я… в общем…
Он замолчал.
— Мы убили его? — спокойно поинтересовался моряк. — Там, в твоем сне? Кто победил?
— Мы. Я. Ты. — Ученый засмеялся. — Сон был таким ярким… Удивительно.
Он взял с ночного столика кувшин с вином и отпил пару глотков.
— Это был очень реальный сон, — произнес он наконец серьезным тоном. — Как будто все происходило наяву. Или, быть может, еще произойдет — в будущем…
— Возможно, скоро мы с тобой действительно отправимся в путешествие, — медленно проговорил Спарун, отбирая у Дерлета вино и, в свою очередь, прикладываясь к горлышку кувшина. — И там, в этом путешествии, мы встретим монстра… а встретив, убьем его. Ты веришь в пророческие сны?
— Я верю в то, что некто может насылать на людей сны, — молвил Дерлет. — Может быть, божество, может быть — маг… чернокнижник…
Он обтер лицо платком.
— После этого видения я так устал, словно не спал сейчас в собственной постели, а действительно сражался с чудовищем, — признался Дерлет.
— Лично у меня нет сомнений в том, что сон — пророческий, — заявил Спарун, сдвигая брови. У моряка был такой вид, словно он пытался вспомнить нечто, постоянно от него ускользавшее. — Жизнь научила меня, что спорить с судьбой опасно. Мой отец говорил: бегущий от судьбы — бежит ей навстречу.
— Это был просто сон, — упорствовал Дерлет. — Мало ли что говорил твой отец.
— Ты и сам знаешь, что я прав.
— Но чудовище… Подумай сам: как мы можем убить его? Оно ведь мертво! Ты же описывал его как погибшее несколько столетий назад!
Дерлет возражал так упрямо, словно сейчас действительно решалась его судьба. А ведь довольно было лишь сказать «нет» и выставить южанина за дверь. Но почему-то Дерлет не мог заставить себя сделать это.
— Тот монстр, которого видел я, сохранился в неприкосновенности, — сказал Спарун, — и Фенний поместил его в какую-то прозрачную оболочку. Но откуда нам знать, не существует ли на болотах еще одно такое же чудовище — живое? И как мы можем вообще быть уверены в том, что они все перемерли? Может быть, срок их так называемой жизни — несколько сотен лет? А вдруг они в принципе не подвержены естественной смерти? Ни ты, ни я ничего об этом не знаем…
— Вообще касательно того, что именно сохранилось в болотах поблизости от руин бывшей столицы, сведения весьма противоречивы, — медленно произнес Дерлет. — Одно время я интересовался этим вопросом. Однако я — всего лишь кабинетный ученый…
— Кстати, о кабинетах и ученых! — как бы невзначай уронил Спарун. — Вчера я забыл показать тебе одну штуку. Думаю, ты заинтересуешься.
Он сунул руку за пазуху и извлек несколько листков пергамента, явно вырванных из рукописной книги.
— Не помню, как они у меня оказались, — прибавил Спарун. — Наверное, они плохо лежали, и я украл их машинально.
Дерлет жадно схватил листки и поднес их к свету масляной лампы. Спарун наблюдал за ним с легкой усмешкой. Несколько минут Дерлет рассматривал листки, водил пальцем по строчкам, шевелил губами; затем он сдался — отложил их со вздохом на покрывало и объявил, что необходимо дождаться утра.
— Мне понадобятся мои книги из библиотеки, — пояснил он, — и хороший солнечный свет. В этой темноте я ничего не могу разобрать.
— Полагаешь, солнечный свет тебе в этом поможет?
— Не исключаю такой возможности… Почему ты раньше не сообщил мне о том, что обладаешь этими записями?
— Как-то к слову не пришлось, — объяснил Спарун. — Сейчас вот вспомнил. Решил, что это поможет тебе принять правильное решение, когда ты будешь размышлять о том, стоит ли отправляться в путешествие.
— Как ты мог умалчивать… Ценнейшие материалы, которые, возможно, перевернут с ног на голову все прежние представления… — забормотал Дерлет.
Он был охвачен той лихорадкой, какая знакома лишь ученому, повстречавшему новые, доселе неизвестные данные о предмете, который много лет был главной темой его изысканий. Всю его нерешительность, все опасения как ветром сдуло.
Спарун наблюдал за ним со странной, отрешенной улыбкой, как будто стоял над магической чашей и видел не самого человека, а лишь его отображение на зеркальной поверхности воды.
— Ну так что же, — проговорил Спарун, — стало быть, ты намерен отправиться со мной на болота?
— Да! — выпалил Дерлет. — Я просто обязан найти ту книгу, из которой ты вырвал листы… и проверить кое-какие данные…
Спарун едва не рассмеялся.
— Кажется, мы поменялись ролями! — воскликнул моряк. — Теперь я похож на домоседа, а ты — на странника…
— Возможно, разгадку этой рукописи мы отыщем на руинах столицы Империи Света, — прибавил Дерлет.
Моряк нахмурился.
— Руины? Кто говорит о руинах? Я всего лишь предлагал провести тебя в дом на сваях, чтобы мы вместе могли пошарить среди сокровищ старого алхимика. На сами руины никто по доброй воле не ходит. В развалинах до сих пор гнездятся мутанты и другие страшные существа, которые выходят на поверхность с наступлением темноты… Разве ты не слыхал об этом?
— Разумеется, — отмахнулся Дерлет. — И, полагаю, если принять надлежащие меры предосторожности, то можно вполне безопасно осмотреться среди древних камней. Говоря по правде, мне давно уже следовало предпринять такую поездку, но не предоставлялось удобного случая.
— Считаешь, что нынешний случай — удобный? — прищурился Спарун.
— А разве нет? — вопросом на вопрос ответил Дерлет. — Ты поможешь мне разобраться в вопросе чрезвычайной важности — я имею в виду, для исторической науки.
— Чем же так важна твоя наука, Дерлет?
— Не зная прошлого, не поймешь ни настоящего, ни будущего, — объяснил Дерлет уверенным тоном. Ему многократно приходилось произносить эту фразу, растолковывая очевидное непонятливым ученикам.
— Путешественники болтают, будто на руинах Столицы Света можно найти бесценные сокровища, — заметил Спарун, как бы раздумывая. — Если уж рисковать жизнью — так ради стоящего дела! Мне бы не повредило немного обогатиться. Возможно, дары утешат безутешных родичей погибших моряков. Да и мой отец смягчится, если я привезу ему шкатулку с монетами и драгоценными камнями.
— Погоди, погоди, но разве мы охотимся за деньгами и блестящими побрякушками? — Дерлет покачал головой, искренне сожалея о неразумии своего приятеля. — Я думал, наша цель — знание.
— Столица Империи Света была богатейшим городом мира, — проговорил Спарун. — Там находились дворцы знати, жившей сотни лет в довольстве и роскоши. А башни, в которых обитали вельможи и особы императорской фамилии! И все это погибло в одночасье. Никто не спасся. Никто не ушел от смерти в часы падения Столицы Света. И, соответственно, никто не вынес оттуда сокровща. Все это осталось лежать погребенным под развалинами. Ты хоть представляешь себе, сколько там хранится всякого добра?
Дерлет накрыл ладонью листки, вырванные из книги.
— Я должен выспаться, — заявил он. — В любом случае, подобные решения нужно принимать на ясную голову, а не сразу после ночного кошмара.
— Договорились, — кивнул Спарун. — Но имей в виду: если мы отыщем там сокровища, то я претендую по крайней мере на половину безделушек. Нет, на две трети.
— Забирай их все, — решительно махнул рукой Дерлет. — Мне нужна только книга… И кусок Кристалла Вечности впридачу, — добавил он вполголоса. — А содержимое шкатулки какой-нибудь принцессы можешь забрать себе.
— Идет, — кивнул Спарун.
И тут только Дерлет понял, что действительно отправляется в путешествие. Он, книжный червь, домосед, ученый, не отрывавшийся от своих записей и умозрительных схем много лет. И в какое путешествие! В самое опасное и рискованное из возможных.
Он едет исследовать руины столицы погибшей Империи Света.
Утром, едва открыв глаза, Дерлет сразу вспомнил о странном ночном разговоре, о жутком сновидении, которое выглядело таким реальным, и о внезапно принятом решении.
Нет, это же невозможно!..
Он попытался восстановить в памяти весь разговор.
Сперва речь шла о доме на болоте, о приключениях моряка.
Потом — ожившее чудовище, которое напало на Дерлета…
И, наконец, листы из книги! Из какой-то древней, написанной непонятными письменами книги!
Спарун утверждает, что не помнит, каким образом эти листки оказались у него. Сейчас их происхождение не имеет большого значения. Они как-то связаны с руинами столицы Империи Света. И Дерлет высказал намерение отправиться туда.
Как многие поклонники Котру, Дерлет верил в то, что твердо высказанное намерение является по сути своей обещанием божеству, своеобразным обетом, невыполнение которого чревато неприятными последствиями. Котру не любит пустозвонов, он отнимает у таких свое покровительство. Поэтому надлежит быть очень осторожным, произнося вслух фразы, вроде «я непременно сделаю то-то и то-то» или «стоит съездить туда, чтобы во всем убедиться собственными глазами!»
Котру слышит и мотает на ус. И, будучи младшим из триады богов, Котру зачастую проявляет черты избалованного ребенка, который очень-очень обижается, если ему не дают обещанную игрушку.
Но, помимо страха перед Котру, у Дерлета имелась еще одна причина отправиться в путь: он действительно этого хотел.
Попытка вникнуть в содержание листков, переданных ученому Спаруном, ни к чему не привела. Буквы все время расплывались у Дерлета перед глазами, они то казались обманчиво-понятными и четкими, но стоило Дерлету приступить к расшифровке, как значки странным образом видоизменялись и превращались в нечто совершенно неудобочитаемое. Они шевелились, точно насекомые, готовые разбежаться в разные стороны, и Дерлету стоило больших усилий просто удерживать их в поле зрения. Глаза у него слезились, голова начала болеть.
В конце концов, ученый отказался от своей попытки.
Он накрыл листки большим куском ткани, чтобы избежать даже соблазна взглядывать на них время от времени. Инстинктивно Дерлет чувствовал: если он потратит на эту работу еще хотя бы несколько минут, он либо утратит рассудок, либо потеряет зрение. Лучше поберечься.
У Дерлета еще оставался выбор. Он еще мог отказаться от путешествия, забыть о листках, выбросить из головы самую встречу со Спаруном… Но в глубине души ученый понимал, что это уже невозможно. За минувший день в его судьбе и в самой его личности произошли изменения, и изменения эти, как осознавал не без ужаса Дерлет, были необратимыми.
Через несколько дней Дерлет и его новый приятель покинули безопасный Туррис с его магической защитой от разной нечисти. Соседи только плечами пожимали, недоумевая: что могло случиться с достопочтенным Дерлетом, известным домоседом? С чего это ему взбрело в голову сперва подобрать в кабачке Френдо какого-то подозрительного чужака, а потом двинуться в путь? Даже если бы кто-то из них и узнал о причине таких перемен, он бы не поверил…
В первые дни путешествия Дерлет не испытывал ничего, кроме самого искреннего и неподдельного восторга. О грозящих им в пути опасностях он и думать забыл. Наконец-то он переживает нечто, подобное тому, о чем читал в своих запыленных книгах!
Путь из Турриса к болотному обиталищу отшельника был сравнительно безопасным. По крайней мере, так считалось, ведь именно эту дорогу избирали торговцы, отправляющиеся на Север. Первую остановку сделали в Старом Форте.
Городок Сагин — Старый Форт, помнящий еще эпоху Падения Кристалла — вырос на развалинах. Фактически сам Старый Форт давно был погребен под землей. Часть его строений, разрушенных войной, была разобрана, так что материал пошел на постройку новых домов; часть же просто разметало по земле, и они сгинули бесследно. Так или иначе, сейчас Сагин представлял собой поселение, концентрирующееся вокруг трактира, почты, кузницы и оружейной лавки. Самый значительный комплекс городских строений принадлежал Ордену, военной организации, которую возглавляла жрица Вереса, которую обычно называли Магистром. Орден выделял солдат для охраны путников и направлял отряды туда, где замечали следы деятельности нежити.
Обратиться за помощью к Ордену было бы самым логичным: охрана из трех-четырех храбрых солдат, к тому же, обученных приемам сражения против монстров, не помешала бы… Но ни Дерлету, ни Спаруну не хотелось раскрывать посторонним людям свои планы. Они даже обсуждать это не стали. Не сговариваясь, приятели обошли храм Вереса и строения воинских казарм стороной и двинулись в трактир, где и нашли себе приют.
Трактирщик отметил про себя, что давненько не встречалось ему подобной парочки: двое южан; один, помоложе, — явный пройдоха, битый волк, а другой, постарше, — по-детски восторженный чудак, наверняка из числа книгогочеев-ученых. Они не являются родственниками, прикинул на глазок опытный трактирщик. Никакого внешнего сходства, не говоря уж о воспитании и привычном для каждого образе жизни. Логичным было бы предположить, что грубый простак является слугой утонченного книгочея; но это было не так: скорее, книгочей слушался простака и подчинялся ему.
Да, кого только не встретишь на большой дороге, философски заключил трактирщик и тотчас, без особых усилий, выбросил все эти странности из головы. Не хватало еще забивать себе мысли заботой о каких-то странниках, которые завтра же покинут Сагин навсегда. Так что хозяин просто предоставил им ужин и кров за умеренную плату, а заодно угостил последними новостями.
— Не вздумайте соваться на болото, — предостерег он. — Там и всегда-то ничего хорошего не происходило. Сами знаете, коли не первый год на свете живете. Но на сей раз дела обстоят поганей, чем обычно.
— Что, какие-нибудь разбойники там зашевелились? — осведомился Дерлет.
— Разбойники? — Трактирщик фыркнул, словно речь шла о чем-то привычном. — Эти-то завсегда опасны, и я зря бы потратил ваше время, предупреждая вас насчет этого отребья… Совсем неподалеку от Сагина видели нескольких мутантов, но и это не новость, они нередко бродят поблизости, так что их видно с городских стен. Другое дело, сюда они не суют свой грязный нос. Нет, я о другом. Поговаривают, на болотах объявилось какое-то новое чудище. Раньше такого там не водилось. Ну то есть, раньше — совсем раньше — возможно, что-то подобное и встречалось, но на моей памяти ничего похожего не встречалось. Будьте осмотрительны и не сворачивайте с дороги. Вот как ведет она по берегу Ильдигис, так и идите. Люди-то, кто дорогу прокладывал, почитай, поумней нас с вами были. Переправитесь севернее Старого Форта, у паромщика (не вздумайте заплатить ему дороже серебряного за двоих, иначе этот людоед начнет со всех путников драть втридорога, знаю я его!).
С этим напутствием достойный трактирщик удалился, оставив гостей мирно почивать возле очага.
Отдельных комнат для посетителей, остающихся на ночлег, в трактире не было. Все собирались у огня, каждый со своим одеялом. Впрочем, одеяло можно было нанять и у трактирщика, вопрос легко улаживался при помощи нескольких монет.
Дерлет не был привычен к подобному отсутствию комфорта, но, поразмыслив, ученый пришел к выводу, что это оправдано. В Сагине, который, несмотря на все меры предосторожности, постоянно подвергается опасности со стороны разбойников и мутантов, людям лучше держаться поблизости друг от друга. Чтобы все были на виду и чтобы в любой момент можно было вскочить, схватить оружие и отбиться от врагов всем вместе.
Если бы Спарун имел привычку отмечать неприхотливость и отвагу своих спутников, он бы, несомненно, похвалил поведение Дерлета. Отметил бы, что ученый, несмотря на всю свою изнеженность, хорошо переносит тяготы пути. Однако моряк считал такие вещи в порядке вещей и потому никакого внимания, честно говоря, не обратил на «героизм» Дерлета. Умываясь из общего таза холодной водой, Дерлет ощущал гордость за себя. Ему непонятно было, почему у Спаруна такое скучающее выражение лица.
Впрочем, ближе к полудню, когда, переправившись через реку на пароме, оба приятеля уже шагали по дороге, продвигаясь дальше на северо-восток, по направлению к руинам, Спаруну явно стало не до скуки. Он напрягся и постоянно озирался по сторонам, так что Дерлета это, в конце концов, начало нервировать.
— Что ты там высматриваешь? — осведомился он. — Тут никого нет!
— Помнишь, что говорил трактирщик о разбойниках и всяких прочих чудищах? — сказал Спарун. Он побледнел и вообще выглядел испуганным.
— Я и сам мог бы тебе это сказать, — заявил Дерлет. — В болотах полным-полно неприятных личностей. Монстры, мутанты, людоеды… Ну и что? Мы-то не в болотах!
— Болота совсем близко отсюда, — возразил Спарун. — И одним богам известно, кто на самом деле там скрывается. Но кто бы это ни был, не хотел бы я встретиться с ним лицом к лицу.
— Тебе разве не любопытно?
— Любопытно? — Моряк посмотрел на ученого так, словно тот неожиданно сошел с ума. — О чем ты говоришь? Это в первую очередь опасно!
— Боишься за свою шкуру? — осведомился Дерлет.
— Ты такой храбрый до первой встречи с ними, — фыркнул Спарун.
— А ты с ними уже встречался?
— Нет, и именно поэтому до сих пор жив, — отрезал моряк. — Единственный монстр, которого я видел, был мертвее мертвого.
Он снова оглянулся, вздрогнул и замолчал.
— А в Туррисе ты, кажется, глядел героем! — заметил Дерлет. — И, если еще не забыл, именно ты настаивал на нашем путешествии.
— Я всего лишь сказал, что это нам суждено, — проворчал Спарун.
Дерлет открыл было рот, чтобы отпустить еще одно язвительное замечание, и тут застыл. Он тоже почувствовал чужое присутствие.
Следует отдать Спаруну должное — моряк ни словом не задел Дерлета, не стал напоминать ему, как тот гордился своим «бесстрашием». Он просто кивнул ученому и взялся за меч.
Дерлет тоже беспомощно сомкнул пальцы на рукояти кинжала. Неужели началось — и сейчас им придется сражаться? «Это происходит со мной, — напомнил себе Дерлет. — Не во сне, а наяву. В самом деле».
Он покачал головой. Да, не верится. Просто не верится.
И тут на дорогу перед ними выскочил огромный зверь. Бурая шерсть животного стояла дыбом, хребет порос острыми костяными пластинами, а с оскаленной пасти срывалась пена. Он напоминал медведя, но был заметно более худым, чем обыкновенно бывают медведи, и при том обладал куда более длинными лапами. Его черные круглые уши жались к черепу, а желтые глаза горели, и в их глубине Дерлет с ужасом увидел совершенно осознанную ярость. Это существо, кем бы оно ни было, несомненно, обладало разумом.
Спарун сделался белым, как стена. С губ моряка сорвалось проклятие, и он, выхватив меч из ножен, бросился навстречу чудищу.
Оно поднялось на задние лапы и одним ударом вышибло меч из руки человека. Спарун, с рассеченной когтями чудища щекой, отлетел на несколько локтей и рухнул на дорогу. Очевидно, на несколько мгновений он потерял сознание, потому что остался лежать неподвижно.
Между тем монстр с невероятной быстротой и ловкостью, странной для такого массивного тела, повернулся к Дерлету. Тот все еще сжимал свой смехотворный кинжал.
Желтые глаза чудища встретились с серыми глазами человека… и тут произошло нечто странное. Дерлет ощутил, как у него на загривке поднимаются волоски. До сих пор он считал свою кожу едва ли не идеально гладкой и уж в любом случае лишенной какой-либо излишней растительности. Однако непонятные ощущения в области хребта, заставили его остановиться и в растерянности завести руку себе за спину. Он тотчас отдернул руку — ладонь укололась о костяную пластину.
Тем временем в рычании зверя слышались совершенно другие нотки — приветливые, едва ли не ласковые. Можно было подумать, что он встретил сородича.
К своему величайшему удивлению, Дерлет услыхал, как из его собственного горла вырываются подобные же звуки. Он приблизился к монстру, уже без страха, и коснулся его морды. Зверь ткнулся в ладонь Дерлета лбом, затем рыкнул еще пару раз, развернулся и убежал.
Спарун сидел на дороге и широко раскрытыми глазами наблюдал за этой сценой. Дерлет подошел к нему. Моряк со страхом отодвинулся, как будто опасался, что Дерлет сейчас набросится на него и разорвет на части.
— Как ты? — спросил Дерлет, с удоволетворением отметив, что вовсе не утратил способности владеть человеческой речью.
— Кто ты такой? — прошептал моряк.
— Ты меня знаешь, — ответил Дерлет.
— Нет… Боги, какой же я самонадеянный болван! Я ошибался… я ошибся в тебе…
— Погоди, — остановил его Дерлет. — Ты ведь видишь, что я не желаю тебе зла.
— Пока тебя не охватил голод, — пробормотал моряк. — Пока ты не счел, что я представляю для тебя угрозу. Пока ты не… стал… — Он сглотнул и замолчал.
— Ты похвалялся своим умением видеть, — напомнил Дерлет. — Ну так посмотри на меня хорошенько и ответь: что ты видишь?
— Ты — Сокрытый, — сказал Спарун. На его лицо постепенно возвращалась краска, теперь он уже не был таким мертвенно-бледным. — Для южанина ты южанин… а для монстра — монстр.
— Я впервые встречаю монстра, — с улыбкой произнес Дерлет. Ему польстило то обстоятельство, что даже монстр счел его своим. — Никогда раньше не подозревал за собой такой способности — быть своим даже для чудовищ.
— Тут кое-что другое, — сказал моряк. — Я думаю… Ты только не обижайся, — быстро прибавил он, сообразив, очевидно, что обиженный Дерлет может оказаться очень опасным. — Я думаю, что раса Сокрытых состоит в каком-то родстве с оборотнями.
— Разве это был оборотень? — удивился Дерлет.
— А кто это, по-твоему, был? — вопросом на вопрос ответил Спарун.
— Ну, монстр… болотное чудище… Возможно, какой-то мутант… — нерешительно ответил Дерлет. — Мне трудно сказать что-то более определенное, не имея под рукой моих книг.
— Оборотень это был, — устало уронил Спарун. — Я тебе без всяких книг это определю. Видел однажды, как такая зверюшка задрала нескольких человек и одного утащила с собой. Я был тогда ребенком. Мы с отцом гостили в одной рыбацкой деревне. Отец находил в доме старейшины, обсуждал какие-то дела, а я гулял по берегу. Тут-то эта тварь и явилась… Я с одним пареньком из местных прятался под перевернутой лодкой. Для них, для оборотней, наверное, голодное время настало, потому что оно, то чудовище, вышло прямо на рыбацкую деревню и хорошо там попировало. И рыбу всю сожрало, весь улов… Такое трудно забыть.
— Да уж, — вздохнул Дерлет. — Не знаю, что тебе и сказать. В любом случае, нам повезло, что эта тварь признала во мне родственника.
Он еще раз украдкой погладил свою спину, но костяных пластин больше не нащупывал. Впрочем, Дерлет не сомневался в том, что ему не почудилось — они там были. И оставались до сих пор. Просто прятались.
Дерлету чрезвычайно не хотелось сходить с дороги, но выбора не было: если он хочет осмотреть дом Фенния и увидеть осколки Кристалла Вечности, ему придется доверить свою жизнь Спаруну и вслед за ним пройти по болоту.
Хоть моряк уже и побывал в этих краях, нельзя сказать, чтобы он чувствовал себя здесь уверенно. Напротив, с каждым шагом Спарун становился все более мрачным, все чаще он останавливался, пробовал почву длинным шестом, который предусмотрительно выломал перед тем, как войти в трясину. Моряк внимательно оглядывался по сторонам, прислушивался, замирал при каждом шорохе.
Дерлет просто следовал за ним, стараясь в точности повторять каждый его шаг. Если Спарун застывал на месте — превращался в статую и Дерлет. Если Спарун перепрыгивал с кочки на кочку, точно так же скакал вслед за ним и Дерлет.
В напряженном молчании они прошли уже немалый путь, когда Спарун вдруг обернулся к своему спутнику и показал ему рукой на какие-то неопрятно разросшиеся кусты:
— Мы почти пришли. Здесь хижина Фенния, куда он привел меня в первый раз.
Дерлет не без интереса приблизился к хижине и заглянул в нее.
Она была пуста. Никаких признаков того, что здесь вообще когда-то жили люди. Ни котелка, ни припасов еды, ни тряпья, заменявшего постель. Просто сплетенные между собой и обмазанные грязью ветви, могущие послужить укрытием от непогоды случайному путнику.
— Ты уверен, что это та самая хижина? — осведомился Дерлет.
Моряк пожал плечами.
— Хочешь сказать, я для чего-то тебе солгал, когда рассказывал мою историю?
— Возможно, просто приукрасил… — начал было Дерлет.
Спарун рассмеялся, невеселым каркающим смехом.
— Разве я похож на человека, способного приукрасить что-то, что не намерен продать?
— Как сказать… Возможно, ты продал мне свою историю.
— Нет, — Спарун решительно покачал головой, — в моих словах не было ни преувеличений, ни неправды. Отшельник жил здесь. Странный, почти не похожий на человека, но все-таки человек, чей разум был искалечен неестественным долголетием и годами экспериментов над собой. Я видел его, разговаривал с ним. Он накормил меня, дал мне кров — совсем как ты. Если бы отшельника не существовало, мое тело сейчас догнивало где-нибудь на этих болотах. Я просто не смог бы добраться до Турриса. Помер бы от голода по дороге.
— Положим, я тебе поверю, — Дерлет сморщился: запах в хижине стоял какой-то на редкость неприятный, как будто там что-то разлагалось, и уже не первый год. — Но ты сам видишь, твоего приятеля здесь нет. И ничего ценного мы здесь тоже не обнаружили. Ни шкатулки принцессы, ни книги с непонятными письменами, ни осколков Кристалла… Ничего. Что предлагаешь делать дальше?
— Идем в дом на сваях, — угрюмо проговорил Спарун. — Что еще? Может быть, там ты найдешь то, что ищешь, и наконец поверишь в мою историю.
— Между прочим, если бы я тебе не поверил, меня бы здесь не было, — заметил Дерлет.
— Конечно… — Спарун вздохнул.
Внезапно его охватила тревога. Он и сам не мог объяснить, откуда пришло это чувство. Никакой непосредственной опасности в хижине отшельника не ощущалось. И все же Спаруну стало не по себе. Как будто он точно знал, что случилось с хозяином хижины.
— Уйдем отсюда, — сказал Спарун быстро. — Нам не следует здесь оставаться. Пошли, скорее.
Дерлет не стал задавать никаких вопросов и просто последовал за своим спутником. Он был рад вновь очутиться на свежем воздухе и вздохнуть полной грудью.
— Как ты предполагаешь проникнуть в дом на сваях? — Дерлет решил вернуться к делу. — Если я правильно помню твой рассказ, вокруг этого дома расставлены магические ловушки. Вряд ли мы сумеем обезопасить их.
— Постараемся, — кратко отозвался Спарун.
И снова потянулась томительная и опасная дорога через болото.
Спарун не преувеличивал, когда говорил, что запоминает все встреченные им дороги, ловушки и опасности. Не раз он останавливался, окидывая взглядом болото, а потом избирал единственный безопасный путь через трясину. Казалось, ему был знаком здесь каждый сломанный сучок, каждый пучок травы. Дерлет, почти против воли, ощущал полное доверие к своему спутнику.
Одна из ловушек не сработала — она попросту была «мертва», как говорят в подобных случаях маги. Со второй пришлось повозиться. Спарун указал на безобидный с виду куст, прибавив:
— Сумеешь обезвредить?
— Ты абсолютно уверен в том, что именно здесь присутствует охранная магия? — удивился Дерлет. — Я кое-что понимаю в… гм… расстановке простейших магических ловушек. Так, изучал. Чисто теоретически. И пару раз пробовал на практике. Тренировался на мышах. Без особого, впрочем, успеха.
— Я видел то, что я видел, — сказал Спарун. — И запомнил то, что запомнил.
— Ты ведь не маг, откуда тебе распознавать такие вещи? — Дерлет покачал головой. — Все это очень приблизительно… Вот что бывает, когда за дело берется дилетант!
— Профессионального мага у нас с тобой все равно нет, — возразил Спарун. — Могу сказать лишь одно: я запомнил все места, которых Фенний касался своей магией, и это — одно из них. Попробуй сам!
Дерлет бросил в куст горстку магического порошка, самого простого средства для обнаружения и обезвреживания убийственной магии. Если ловушка примитивная, должно сработать. Если это нечто посложнее — что ж, живем один раз, своей судьбы не избегнуть — и так далее.
Прав оказался Спарун, а не Дерлет. Ловушка обнаружилась на указанном моряком месте, и к тому же действительно достаточно простая. Порошок вспыхнул ядовито-фиолетовым пламенем, раздался негромкий хлопок, и все было кончено. Обугленный куст дымился среди болота.
— Здорово, — похвалил Спарун. — Теперь у нас есть десяток спокойных шагов. Дальше опять возможны гадости.
Он показал на лужицу, в которой отражались высокие стебли травы.
— Здесь.
Дерлет высыпал в лужицу щепотку порошка. Ничего.
— Идем.
Им было страшно. По-настоящему страшно. Тем не менее пути назад не было — пришлось пройти мимо лужицы, в которой, возможно, еще притаилась смертельная опасность. Дерлет даже закрыл глаза, вздрагивая всем телом и стараясь не стучать зубами.
Он даже не поверил в то, что они миновали и это место.
— Может быть, ты все-таки дурачишь меня, моряк? — спросил преподаватель магии из Турриса.
Вместо ответа Спарун наклонился, поймал лягушку и швырнул ее в сторону болотной кочки, на которой росли растения-«метелочки». Земля как будто разверзлась, явив окровавленную пасть, полную крыков, и бедная лягушка исчезла в этой пасти.
Спарун повернулся к своему белому, как стена, спутнику.
— Убедился теперь? Я ничего не выдумываю. Насыпь туда порошка, да поскорее! Кажется, я разбудил у этой твари аппетит.
— Кто это? — немеющими от ужаса губами спросил Дерлет.
Спарун хмыкнул.
— Понятия не имею! Просто знаю, что оно тут есть. Старикан довольно долго беседовал с этой тварью, уговаривая ее захлопнуть пасть и пропустить его к дому.
Дерлет взял в горсть побольше порошка и метнул в болотную кочку. Из-под земли донесся яростный утробный рев. Там билось в агонии какое-то ужасное создание, которое никак не могло вырваться на поверхность. Затем над болотом вздулся огромный коричневый пузырь, который мычал, рыдал и в конце концов лопнул, забрызгав все вокруг отвратительными маслянистыми плевками.
Дерлет обтер лицо рукавом и с удивлением посмотрел на Спаруна. Моряк, весь в грязи, смеялся.
— Не думал я, что увижу такое! — заявил он. — Теперь осталось совсем немного… Осторожно, змея.
Маленькая, ярко-красная змейка стремительно текла к нарушителям спокойствия болот. С первого же взгляда на нее было понятно, что она чрезвычайно ядовита и что намерения у нее самые агрессивные.
Спарун быстро взмахнул мечом и отсек твари голову. Она долго шипела и плевалась ядом, хотя уже была фактически мертва. К счастью, ни одна капля не попала в людей, иначе они умерли бы на месте.
Увлеченный всеми этими опасностями, подстерегающими на тропе, Дерлет даже не понял, что они постепенно приблизились к дому. Когда он поднял голову, оказалось, что дом на сваях — обитель старого алхимика — уже совсем близко.
Дом оказался точно таким, как описывал Спарун, добротно построенный, с лестницей, ведущей внутрь. Оба искателя приключений осторожно поднялись по ступенькам и, очутившись в темноте прихожей, прислушались.
Ничего.
И снова этот странный, неприятный запах тления…
— Не нравится мне это, — пробормотал Дерлет. — Как будто здесь кого-то убили. И при том убили давным-давно…
Спарун прошел в соседнюю комнату и там сразу же громко захрустел осколками стекла. Потом донесся его голос:
— Боги!
Дерлет, забыв об осторожности, побежал к нему в темноте и налетел на дверной косяк. Ученому пришло в голову, что Спарун гораздо лучше видит при отсутствии света, нежели он сам. Повезло, решил Дерлет, потирая ушибленный лоб.
Он отодвинул тяжелый занавес и вошел…
Это была лаборатория. Отлично оборудованная, полностью укомплектованная, великолепнейшая лаборатория алхимика. Дерлет позавидовал бы, наверное, жгучей завистью ее владельцу, не будь эта лаборатория полностью разгромлена. Все колбы валялись разбитые, книги были изорваны в клочья, порошки рассыпаны и втоптаны в золу разворошенного очага.
— Тот, кто это сделал, очевидно, был в большой ярости, — заметил Дерлет.
Спарун не ответил. Он стоял за книжным стеллажом и смотрел на что-то, лежавшее на полу.
Дерлет почему-то сразу догадался — что это. По одному только выражению лица своего товарища он понял: там, на полу, находится труп.
— Фенний? — спросил Дерлет.
— Точно, — ответил Спарун с грустью в голосе. Его наихудшие предчувствия в очередной раз оправдались. — Он был славный малый, этот отшельник, — неожиданно проговорил Спарун. — Наверняка искал способ сделать что-то хорошее для нашего больного мира.
Блуждающие глаза моряка наполнились слезами.
— О чем ты говоришь? — Дерлет не переставал удивляться.
— О том, чем он тут занимался. Он хранил осколок Кристалла, нашел и принес в лабораторию для исследования тело монстра, который участвовал в войне Падения Кристалла… Все эти поступки преследовали какую-то важную цель. И я думаю, что…
— Кстати, — спохватился Дерлет, — а где же тот мертвый монстр, о котором ты рассказывал? Кажется, он должен был находиться в лаборатории под магическим колпаком.
— Его нет, — кратко произнес Спарун. — По крайней мере, нет на прежнем месте.
— Думаешь, старик перенес его куда-то? — осведомился Дерлет.
— Не знаю… Нет… — Спарун снова и снова окидывал взглядом лабораторию. — Я не люблю мертвецов, — признался он наконец. — Побаиваюсь их. Мы, моряки, суеверны. А тут еще наверняка имела место древняя и очень сильная магия…
Дерлет тоже побаивался мертвецов. И тоже был довольно суеверен. Только, в отличие от Спаруна, не находил в себе достаточно силы, чтобы признаться в этой слабости. Ему очень, ну просто ужасно не хотелось заходить за стеллаж и смотреть на то, что лежало там среди порванных книг…
Однако выхода не оставалось. Он обязан был посмотреть. И Дерлет обреченно потащился вслед за своим приятелем.
Фенний, невероятно старый — старее самого Времени, — дряхлый, как высохший болотный мох, лежал лицом вниз, раскинув руки. Дерлет присел на корточки и, превозмогая ужас и отвращение, перевернул убитого на спину. Открылось его лицо, посиневшее, с распухшим высунутым изо рта языком.
— Его задушили, — пробормотал Спарун. — Но кто мог это сделать?
Дерлет наклонился ниже и принюхался. Запах гнилости и разложения был здесь таким сильным, что от него кружилась голова. Но к этой вони примешивалась еще одна, остренькая, как пряная приправа к мясному блюду. Дерлета едва не стошнило.
Он поскорее выпрямился.
— Здесь ощущается присутствие магии, — сказал он, откашливаясь и сплевывая в сторону. — Старая удушающая магия. Я читал о таком в книге, посвященной войне Кристалла… Полагаю, Фенний был убит неким магом. Кем-то, кому известны старинные заклятья, очень злые и мощные.
— Маг? Еще один? — удивился Спарун.
— Ты не веришь мне? — в свою очередь удивился Дерлет. — Я посвятил изучению этих вопросов большую и лучшую часть моей жизни. Поверь мне, я узнаю удушающую боевую магию, если встречу ее.
— Лучше бы нам ее не встречать.
— Я хотел сказать — если встречусь с ее последствиями, — поправился Дерлет. — Разумеется, я не настолько силен в магии, чтобы отразить чужую атаку… Я рассуждаю сейчас чисто теоретически, понимаешь?
Спарун кивнул.
— Магия так магия, как скажешь, — нехотя согласился он и еще раз огляделся в разгромленной лаборатории. — Сдается мне, странные вещи тут происходили, — молвил он наконец, словно желая подвести итог всему увиденному. — И не только в том дело, что старика убили, а чудовище исчезло. Здесь не только магия побывала, но и самоые обыкновенное воры…
— Осколок Кристалла! — воскликнул Дерлет. Буквально завороженный жуткой сценой, открывшейся в лаборатории, он — невероятно! — совершенно забыл о главной цели их путешествия. — Осколок Кристалла — где он?
— Полагаю, там же, где и монстр, — отозвался Спарун. — Здесь побывал некий маг. Он убил старика, захватил все ценное, чем тот владел, и скрылся. И при том маг настолько сильный, что все ловушки, расставленные Феннием, оказались ему нипочем. Он просто прошел мимо, как будто не заметил их.
— Давай поскорее выберемся из этого проклятого дома! — попросил Спарун. — Мне здесь здорово не по себе.
— Мне тоже, — сквозь зубы процедил Дерлет. — Здесь даже дышать трудно.
— Вот именно. Уйдем. Лучше бы заодно спалить тут все дотла.
— Так мы привлечем к себе внимание, — возразил Дерлет.
— Если тот маг действительно следит за этим местом, то он в любом случае знает о нашем присутствии, а если не следит — то ничего не заметит, даже если мы устроим огромный костер из старого дома.
Дерлет пожал плечами.
— Я предпочитаю оставить все как есть. Пусть этот дом будет не нашей заботой…
— Нехорошо как-то, — Спарун уже отошел от трупа, но все еще продолжал оборачиваться в ту сторону, где лежал мертвый Фенний. — Мы оставили старика без погребения. Он прожил столько лет! Страшно представить себе, сколько веков протекло…
— В таком случае, смерть не должна была страшить его так сильно.
— Наоборот! — возразил Спарун. — Чем дольше человек живет, тем сильнее цепляется за жизнь. В семьях моряков мужчины погибают довольно рано, да и женщинам, женам простых матросов, отмерен невеликий век. Нарожает детей — и глядишь, и двадцати лет не прошло, как уже старуха. Но знавал я одного старого боцмана. Доживал в отцовском доме на покое. Он был ужас какой древний. Его, наверное, еще мой дед помнил, и все старым. Молодые моряки всегда приезжали к нему с дарами, чтобы он благословил их именем Котру перед первым большим выходом в море. Так вот, как пришла пора ему помирать — он кричал страшным голосом, цеплялся за кровать, за одеяло, за руки тех, кто рядом стоял. Умолял не отпускать его туда, где «темно», по его словам. Сам я при этом не присутствовал, но очевидцы рассказывали — просто мороз по коже. Видишь, как оно бывает…
— Мы уйдем, и Фенний останется в этом доме, — твердо повторил Дерлет. — Пусть самое его жилище превратится в его гробницу. Не станем трогать его. И потом, вдруг он еще жив? Не стоит сбрасывать со счетов и магию. Если мы сожжем тело, которое способно вернуться к жизни, — никто нам спасибо не скажет.
— Или наоборот, — еле слышно прошептал Спарун, но возражать больше не стал.
Ученый, не оборачиваясь к своему спутнику, решительно зашагал к выходу. Головокружение настигло Дерлета уже возле самого порога. Чтобы не упасть, Дерлет схватился за какую-то полку, не разбирая толком, что делает. Полка покосилась и рухнула, а вместе с ней упал и Дерлет. Что-то очень тяжелое ударило Дерлета по голове, и он потерял сознание.
Когда Дерлет очнулся, он обнаружил себя лежащим на сырой траве. Дом с мертвецом по-прежнему стоял на болоте — высился угрожающей темной громадой, наполовину поглощенной наступившими сумерками. Рядом с Дерлетом находился его спутник. Он поглядывал то на дом, то на ученого. Наконец, заметив, что Дерлет пришел в себя, Спарун проговорил:
— Ты расшиб себе голову. Я приложил холодный мох. Здешний мох отлично затягивает раны.
— Спасибо, — бормотнул Дерлет.
— Не хочешь узнать, чем тебя так стукнуло по лбу? — усмехнулся Спарун.
— Чем? — слабым голосом переспросил Дерлет, больше для того, чтобы доставить удовольствие собеседнику, нежели из любопытства.
— Книгой, — ответил Спарун. — Вот уж в самом деле, к чему у тебя наклонность, то тебя и убивает. Так всегда говорила моя тетушка, когда дядюшка, брат отца, возвращался домой сильно пьяный… И как в воду глядела старушка: как-то раз дядя перепил, свалился за борт пьяный и утонул. Был бы трезвый — запросто доплыл бы до берега. Ну а ученого прихлопнуло толстой книгой, что только закономерно. Хочешь поглядеть на нее?
— Хочу…
Дерлет с трудом уселся, придерживая примочку из мха у себя на лбу. Спарун, посмеиваясь, положил ему на колени здоровенный том в кожаном переплете. С первого же взгляда, несмотря даже на сумерки, Дерлет определил, что книга очень древняя. Она была написана кем-то в незапамятные времена почерком, разобрать который мог нынче только специалист.
Просмотрев первую страницу, Дерлет принялся лихорадочно шарить у себя за пазухой. Наконец он вытащил те самые листки, которые вручил ему Спарун еще в Туррисе и которые ученый тщетно пытался прочитать.
— Узнаешь?
Спарун наклонился над книгой и присвистнул.
— Точно! Тот же пергамент, те же чернила…
— И те же каракули, — прибавил со вздохом Дерлет. — Что ж, по крайней мере, в одном ты был прав: мне стоило зайти в дом на болоте. Несмотря на ужасную картину, которую мы там застали, книга оказалась на месте, и мы завладели ею.
— Это поможет тебе расшифровать листки?
— Возможно… В любом случае, целое лучше, чем часть, не находишь?
— Зависит от обстоятельств, — хмыкнул Спарун. — Целый корабль, несомнено, лучше, чем часть корабля, но если бы речь шла о разбойнике или монстре, я предпочел бы иметь дело с частью, а не с целым.
Дерлет фыркнул:
— Ты уверен, что не учился в магической академии?
— Уверен. Почему ты спросил?
— У тебя юмор как у тамошних аколитов.
— Юмор? — искренне удивился Спарун. — Поверь мне, друг мой, я говорил абсолютно серьезно!
Отсмеявшись, Дерлет снова стал серьезным.
— Вернемся к книге, — предложил он. — Сдается мне, это был дневник, который вел один очень известный в древности маг… О том, что такая книга существует, упоминают несколько историков. Погляди — здесь везде разделение на небольшие отрывки, проставлены даты. Точнее, я предполагаю, что это даты… А здесь схемы — очевидно, каких-то магических опытов… Кстати, ты знаешь, кем был твой знакомец Фенний?
Если Спаруна и удивил неожиданный вопрос, то моряк никак не показал этого.
— Фенний был старым алхимиком, чье имя позабыли потомки, — ответил Спарун.
К удивлению моряка, Дерлет громко, грубо расхохотался. Хотя смех и причинял ему боль и отдавался ударами молотков в висках, Дерлет смеялся и смеялся — и не мог остановиться.
— Алхимиком? Старым? Позабыто имя? Это ведь он тебе так сказал? — Дерлет с трудом перевел дыхание. — Ну конечно, и ты поверил. Да и я, дурак, поверил. Есть у меня одно подозрение насчет твоего Фенния, и оно крепнет с каждой минутой… Видишь ли, дружище, во время войны Падения Кристалла роковую роль сыграл один могущественный маг. Его звали Геммель. Ты слыхал когда-нибудь об этом? Возможно, именно Геммель вызвал гнев богов, который, в свою очередь, привел к катастрофе. Принято считать, что Геммель был убит во время последней битвы. Однако, как мне теперь представляется очевидным, могущественнейший маг своего времени все-таки выжил… и прожил потом еще много сотен лет. Геммель был единственным, кто достоверно знал обо всем, что случилось под стенами столицы. И все это, должно быть, подробно записано в дневнике. И если я прав, то мы нашли подлинную историю Падения Кристалла и гибели принца Дигана. Завтра, когда взойдет солнце, мы вместе прочитаем дневник.
Они провели бессонную ночь, как будто драгоценная книга могла ожить и улететь, оставив исследователей ни с чем.
Едва лишь взошло солнце, Дерлет раскрыл фолиант и погрузился в чтение. Он проговаривал вслух фразы, прислушивался к их звучанию, затем поправлял себя и начинал снова… Все эти слова, по мнению Спаруна, ровным счетом ничего не значили. Они не соединялись в цельные фразы. В них вообще не было никакого смысла. Геммель вел свои записи каким-то странным шифром. Возможно, каждому слову он придавал некое иное, отличное от общепринятого значение. А может быть, дело в глубокой архаичности языка. Или тут поработала магия…
— Магия — это наиболее вероятный вариант, — вынужден был согласиться Дерлет.
Он кусал губы до крови, не в силах смириться с тем, что дневник древнего мага оставался для него пока что тайной за семью печатями. Столько трудов, столько затрат и лишений — и напрасно? Сдаться на пороге величайшего исторического открытия? Ни за что! Даже если Дерлету придется потратить остаток жизни на расшифровку — он не отступится.
— Я все больше и больше склоняюсь к выводу о том, что Геммель наложил на страницы своей книги какое-то заклятие, — продолжал Дерлет.
Эти внешне спокойные рассуждения помогали ему держать себя в руках, потому что ученому, впервые за долгие годы, хотелось плакать.
— Как только чужаки коснулись книги, текст сделался неудобопонятен, — продолжал Дерлет. — Покрылся ржавчиной, так сказать, и готов рассыпаться, подобно древнему оружию, извлеченному из гробницы.
Спарун пожал плечами. От дневника явно не было сейчас никакого толка, а сокровищ они не отыскали. И что бы там ни утверждали оба путешественника, но найти драгоценности было бы им очень и очень кстати.
Они провели в беседе еще некоторое время… А потом появился монстр.
Крылатое чудовище с короткими кожистыми крыльями, которые только-только начали отрастать после того, как были отрублены. Много столетий оно томилось, помещенное в болотную воду, не живое и не мертвое, и смутными тенями бродили в его мыслях воспоминания о великой битве, об отрекшемся императоре Нотоне, который создал его и ему подобных, о владычице Катурии, которая выпустила его и ему подобных на людей и научила убивать их…
И вот перед ним снова люди. Жертвы. Те, кого можно уничтожить, разорвать когтями, разгрызть клыками. Источник свежей крови и горячего, трепещущего мяса. Монстр испустил громкий, клокочущий звук и бросился с небес, целясь прямо в голову Дерлета…
— Берегись! — закричал Спарун.
Следуя этому призыву, Дерлет инстинктивно пригнулся. Запах гнили был удушливым и странно знакомым. Так пахло в доме убитого алхимика, в котором путники побывали вчера.
Дерлет отчетливо слышал, как шуршат кожистые крылья. Монстр атаковал с воздуха. Он пытался поразить своего врага-человека в голову, однако промазал.
Вот что значит — жить хочется! Кто бы ожидал от книжного червя такой ловкости… Дерлет бросился на землю и перекатился несколько раз, словно играя. Земля мелькала у него перед глазами, дыхание прерывалось. Все-таки не привычен он к подобным трюкам.
Ученый с трудом поднялся на ноги и поднял кинжал, держа лезвие перед собой.
Из горла чудовища вырывалось клокотание. Дерлет с ужасом смотрел, как тянутся к нему острые когти, вполне способные распороть человеку живот. Они были темными, как у кошки или собаки.
Холодея, Дерлет сообразил, что совершенно не понимает, как ему бить в ответ. Как нанести удар? Сверху? Снизу? Он зажмурился и изо всех сил стиснул пальцы на рукояти кинжала.
Монстр, пикируя на Дерлета, видел и ощущал лишь одно: страх своей жертвы. Чудище настолько презирало того, кто скоро станет его пищей, что не дало себе труда присмотреться к человеку получше. И потому со всего размаху напоролось на острие. Оно, кажется, в последний миг все-таки заметило кинжал, но не успело отвернуть в сторону. То же самое произошло и с кораблем Дерлета, когда он налетел на скалу…
Поднялась жуткая вонь. Очевидно, нож разрезал кишки монстра. Из последних сил Дерлет уцепился за кинжал, загоняя клинок как можно глубже в тело монстра. Он даже ухитрился повернуть кинжал, преодолевая сопротивление плоти. Чудовище распахнуло огромную пасть, лязгнуло оражневыми зубами перед самым носом Дерлета. Разжав пальцы, судорожно стискивавшие рукоять, Дерлет отбежал в сторону, упал на колени, и его вырвало.
За спиной ученый слышал злобное шипение. Монстр приближался. Его кожистые крылья волочились по земле.
Дерлет не мог видеть своего спутника. Что со Спаруном? Бежал он с поля боя, оставив ученого погибать? Или сейчас придет на помощь? В любом случае, силы у Дерлета кончились, и какая бы судьба его ни ожидала — ученый готовился пассивно принять ее.
Спарун выхватил из-за пояса два ножа, с которыми не расставался, и преградил чудищу дорогу. Моряку потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть дикий ужас, охвативший его при виде ожившего монстра. Но теперь Спарун вполне держал себя в руках.
Из живота монстра свисали кишки, сизая кровь вытекала на землю. Тем не менее монстр довольно быстро скакал к Спаруну, кособочась и вихляясь. Может быть, зверь и умирал, но и умирая он оставался смертельно опасным.
Первая же атака монстра оставила на ноге Спаруна длинную кровоточащую царапину. Спарун скривился от боли — рану жгло так, словно ее присыпали перцем.
Испустив яростный вопль, Спарун набросился на монстра и вогнал оба своих ножа в бока чудища — справа и слева. Ножи вошли в плоть до самых рукоятей. Спарун отскочил, глядя на чудовище широко раскрытыми глазами.
Оно шипело, рычало и билось на земле. Его крылья тряслись, не в силах взмахнуть и поднять тело в воздух.
Потом монстр содрогнулся несколько раз и окончательно затих.
Глядя на убитое чудовище, Спарун задумчиво произнес:
— Ты ведь именно это видел во сне, не так ли?
— Да… И все в точности сбылось. Ты был прав, Спарун, когда утверждал, что сон вещий.
— Насчет сна у меня сомнений никаких — и сначала не было, и сейчас нет, — подтвердил Спарун. — Однако я не вполне верил тебе, когда ты рассуждал о некоем маге, который, вроде как, убил алхимика Фенния удушающим заклятьем… Я почему-то считал, что старика прикончил этот вот оживший боевой монстр с наполовину отросшими крыльями. Однако теперь я воочию убедился в том, что все обстояло не так. Если бы монстр захотел убить, он выпустил бы старику все кишки и пожрал бы их. Задушить и оставить тело нетронутым — явно не в духе нашей зверюшки…
Помолчав, Дерлет проговорил:
— Что ж, раз ты не побоялся признаться в том, что мне не сразу и не во всем поверил, то и я на твой счет заблуждался.
Спарун нахмурился:
— Что ты имеешь в виду?
— Скажем так, было у меня одно предположение, но я очень рад, что ошибся.
— Поясни. — Спарун мрачнел все больше и больше.
— Ты ведь, кажется, догадываешься, к чему я клоню?
— Знаешь что, умник, — зарычал Спарун, — что-то я достаточно утомлен всем случившимся, чтобы тратить силы еще и на какие-то там догадки. Просто говори, что у тебя на уме.
— Хорошо, — кивнул Дерлет. — У меня возникло серьезное предположение, что алхимика убил ты.
Наступило молчание. Спарун изумленно смотрел на своего компаньона. Тому с каждым мгновением все больше становилось не по себе. Наконец Дерлет воскликнул:
— Ну что? Что? Почему ты так глядишь на меня?
— Пытаюсь понять, каким органом думают такие люди, как ты, — ответил Спарун.
— Я думаю головой… О чем ты говоришь? — спохватился ученый.
— О том, что ты дурак, — ответил Спарун спокойно.
Теперь, когда Дерлет открыл ему свою тайную мысль, моряк совершенно перестал нервничать. «Либо невиновен, либо — отпетый негодяй», — думал Дерлет, наблюдая за ним.
— Как ты мог прийти к подобному выводу? — осведомился Спарун.
— Ты ведь был в беспамятстве, — объяснил Дерлет. — А когда человек не соображает, где он и что происходит вокруг, он может, сам того не понимая, совершать ужасные вещи. В Туррисе была одна жрица Вереса, к примеру, и с ней случилось нечто похожее. То есть, она ничего не помнила… наутро. Ее нашли в храме Ингерады, где лежали пять убитых аколитов. Настоящая бойня! Но жрица твердила, что не делала этого.
— И как все закончилось? — заинтересовался Спарун.
— Было решено, что Верес вселился в свою служительницу и заставил ее совершить пять убийств во славу свою. Предположили, что между богами-супругами произошла ссора, и Верес отплатил Ингераде на земле, уничтожив ее служителей. С другой стороны, было также решено вознести хвалу милосердию Вереса, поскольку он ограничился аколитами и пощадил наиболее ценных служителей Ингерады, тех, кому трудно было бы потом найти замену.
— А со жрицей-то что было? — настаивал Спарун.
— Ее казнили, — сказал Дерлет. — Дабы не прогневать Ингераду. И после этого в Туррисе опять воцарился мир, а процветанию города и торговли ничто не помешало.
— Здорово жрецы разобрались с этой историей, — восхитился Спарун. — Вот что значит — хорошо знать богов и уметь угождать им.
— Жрецов обучают этому искусству с самого раннего детства, — отозвался Дерлет. — Чему уж тут удивляться!
— К счастью, я не жрец, — сказал Спарун. — И мне не приходится иметь дело с подобными ужасами.
— Можно подумать, вытаскивать из трясины дохлое чудище приятнее, чем резать жертвенных животных или сжигать цветы перед алтарем!
Спарун обернулся к чудовищу и еще раз оглядел его.
— Странно видеть его вот таким, — промолвил моряк задумчиво. — Ведь я собственными руками вытащил его из болота. Я прикасался к этому телу, мои ладони помнят эту плоть… А теперь он мертв, и мертв от моей руки.
— Между прочим, не только от твоей, — указал Дерлет, слегка задетый этой тирадой.
Сейчас ученый как раз прикидывал, как вытащить кинжалы из трупа. Прикасаться к дохлому монстру ужасно не хотелось, но идти дальше совершенно безоружными хотелось еще меньше. К счастью, моряк разрешил эту проблему и извлек кинжалы сам, после чего тщательно обтер их травой, следя, чтобы ни пятнышка крови монстра не осталось на лезвиях.
— Любопытно, — начал опять Дерлет. — Сперва ты оплакиваешь древнего мага, чья личность мне представляется весьма подозрительной, теперь, кажется, готов лить слезы над чудищем, которое намеревалось нас прикончить… Да что с тобой, Спарун?
— Старею, наверное, — спокойно проговорил моряк, и они с Дерлетом дружно рассмеялись.
Чем дольше они находились вместе, чем больше опасностей преодолевали, тем лучше понимали друг друга. У Дерлета никогда не было друзей — в полном значении этого слова. И теперь он по-детски наслаждался дружбой такого непохожего на себя человека.
Ближе к полудню приятели снова взялись за книгу.
И тут обнаружилось, что теперь прочесть ее и вовсе стало невозможно. Страницы опустели. Точнее, они покрылись густым коричневатым налетом, не поддающимся никакой расшифровке. Там, под этим налетом, наверняка имелись письмена, но какие? Как прочесть их? И как добраться до скрытого смысла слов?
— У нас остался единственный выход, — полный разочарования, Дерлет захлопнул наконец бесполезную книгу, — идти по следу того мага. Того самого, который применил удушающее заклинание и уничтожил Фенния. Сдается мне, он не только убил старика, но и наложил маскирующие чары на все его записи и книги. Сами мы ничего здесь поделать не сможем.
— Ты по-прежнему желаешь отправиться в самый центр древнего катаклизма? — уточнил Спарун. — Знаешь, Дерлет, одно дело — рассуждать об этом, сидя в твоем уютном доме в Туррисе и потягивая вино, и совершенно другое — действительно прийти на развалины. Ты слыхал ведь про подземные ходы, проложенные под столицей?
— Слыхал, — сердито ответил Дерлет. Ему не понравилось, что моряк заподозрил его в трусости. — Ну и что с того? Без помощи того мага нам книгу не прочесть.
— Именно, — подтвердил Спарун. — Но шкатулки принцессы мы в доме алхимика не нашли, и книга, к которой ты так стремился, оказалась бессмысленной. Обидно проделать такой долгий путь и не достичь цели. Если мы сейчас отступимся, то вовек себе не простим. Так и сойдем в могилу с мыслью о том, что прожили жизнь напрасно. А по дороге придумай, пожалуйста, что мы будем делать, когда повстречаем того мага. По крайней мере, сочини какое-нибудь подходящее приветствие, чтобы он не испепелил нас с тобой в первую же секунду.
Последняя часть пути оказалась наиболее опасной. Спарун не знал дороги к развалинам столицы Империи Света — ему приходилось выискивать тропы, способные провести двух человек по смертоносным топям. Несколько раз путники видели торчащие из трясины рога оленя или человеческую руку. Все эти бедолаги оступились и поплатились жизнью за свою ошибку.
Дерлету было особенно тяжело идти, потому что он наотрез отказался расстаться со своей книгой и тащил ее, привязав за спиной.
После ночи, проведенной на болотной кочке, когда оба спутника едва смогли сомкнуть глаза, наступило очередное ясное и холодное утро.
Дерлет потягивался и ежился, пытаясь хоть немного согреться и размять одеревеневшие мышцы, и вдруг замер на месте: ему показалось, что кто-то за ним следит.
Он подтолкнул своего спутника:
— Ты что-нибудь видишь?
— Ничего, — отозвался тот угрюмо. — Впрочем, какая разница, вижу я что-нибудь или нет? Мы уже недалеко от развалин, вокруг — гиблые топи, а какие существа здесь водятся, неизвестно даже богам. Поверь мне, мы и ахнуть не успеем, как нас уже попытаются разорвать на куски. И не будет иметь ни малейшего значения, успели мы определить вид и пол чудовища или же нас слопал кто-то неизвестный.
— Погоди, не болтай попусту, — остановил его ученый. — Я серьезно спрашиваю тебя: чувствуешь ты что-нибудь или нет?
— Я продрог, мне хочется есть… Желание поскорее завладеть сокровищами и вернуться домой — это как, по-твоему, стоящее чувство?
— Здесь кто-то есть, — сказал Дерлет. — Наблюдает за нами из укрытия.
Теперь он был в этом уверен.
— Думаешь, нам поможет то обстоятельство, что мы догадались об этом? — Похоже, ночь, проведенная в сыром болоте, превратила Спаруна в скептика. Во всяком случае, настроение у моряка было просто отвратительное.
— Мы можем, по крайней мере, подготовиться, — зашептал Дерлет.
— К такому нельзя подготовиться, — откликнулся Спарун.
И, словно желая подтвердить справедливость его слов, буквально из пустоты перед двумя путниками соткались четыре темные фигуры. Они выступили из воздуха, окутанные сероватым свечением, которое постепенно рассеивалось. Стали отчетливо видны густо-лиловые плащи с низко опущенными капюшонами. Кем бы ни были существа, их лица невозможно было разглядеть. Они безмолвно надвигались на приятелей. Их ноги не касались почвы — существа не шли, а плыли над болотом, как призраки.
Однако призраками они вовсе не являлись, и Спарун понял это первым.
— Пригнись! — прошипел он своему приятелю.
Оба присели, и вовремя: над их головами пролетели четыре маленьких дротика. Существа в капюшонах метнули свое оружие одновременно. Они действовали так слаженно, словно представляли собой единый организм, а не четыре самостоятельных сущности.
Увидев, что чужаки уклонились от дротиков, существа остановились и начали переглядываться. Очевидно, они общались между собой путем обмена мыслями.
— От них разит магией, — шепнул Дерлет.
Спарун удивленно посмотрел на ученого.
— Не ожидал от тебя столь энергичных выражений.
— В слове «разит» нет ничего энергичного, — возразил ученый.
Между тем четверо незнакомцев высвободили из-под плащей руки. Длинные рукава закрывали кисти почти до середины, однако можно было видеть длинные тонкие пальцы. Существа принялись монотонно петь, не разжимая губ. От этого звука начинали болеть уши, а голова словно бы наполнилась гудящими пчелами.
— Гляди! — вскрикнул Спарун.
Из пальцев существ потянулась паутина — длинные серые нити. С каждой секундой эти нити делались все длиннее. Еще немного — и…
— Они делают сеть! — быстро сказал Дерлет. — Нам нужно что-то предпринять, и быстро, иначе нас опутают, и будет не убежать.
Не раздумывая, Спарун метнул кинжал в одного из поющих. Лезвие вошло в тело, пролетело насквозь и упало на мягкий мох. Существу это не причинило ни малейшего ущерба. Было такое впечатление, будто плоть расступилась перед лезвием, а потом опять сделалась плотной.
Существа подняли руки. Нити, исходящие из их пальцев, потянулись по земле. Дерлет понял, что еще миг — и все будет кончено: сейчас ловцы, кем бы они ни являлись, взмахнут руками и захватят в свою сеть незадачливых путешественников. О том, какой будет участь пленников, можно лишь гадать, однако в одном сомневаться не приходится — ничего хорошего их не ожидает.
Спарун лихорадочно оглянулся в поисках путей к бегству. Но это оказалось невозможным — трясина поглотит неосторожного человека в мгновение ока, а когда удираешь от опасности, дорогу не приходится выбирать. Да уж, невелик выбор, как между веревкой и удавкой.
И вдруг из-за вывороченного с корнями пня, лежавшего на кочке, поднялось еще одно жуткое существо. С чем-то подобным, однако, путники уже встречались, и Спарун сразу же догадался, что это оборотень.
Длинные лапы, вздыбленная шерсть за загривке и пылающие глаза-блюдечки — все это добавляло жути к облику оборотня. Припав к земле, оборотень зашипел.
Существа в капюшонах опустили руки и разом повернулись в сторону нового противника.
Спарун подтолкнул ученого:
— Ну, что же ты, Сокрытый! Самое время звать на помощь!
И, хватаясь за эту последнюю соломинку, Дерлет отчаянно закричал:
— Помоги мне! Помоги мне, родич!
Неизвестно, как прозвучал этот призыв для самого оборотня. Может быть, он улавливал лишь интонацию человеческого крика и реагировал на нее, но не исключено и то, что он слышал слова, произнесенные на его собственном языке, на понятном для него тайном наречии. А возможно, и человечья речь не представляет для оборотней тайны.
В любом случае, оборотень понял, о чем просит Дерлет. Зверь взрыл землю лапами и перебежал ближе к существам в капюшонах.
— Он понимает! — Спарун весь трясся. Он не отводил от оборотня глаз. — Он признал в тебе родню, Дерлет!
— Не знаю… — быстро, сквозь зубы отозвался Дерлет. — Может быть, он просто враждует с этими капюшонами. В мире зла тоже не все так просто…
— Почему ты называешь их всех «злом»? — удивился Спарун.
— Потому что они не люди.
— По-твоему, все, что не люди, — зло?
— А по-твоему нет? — настал черед Дерлета удивляться.
— Ты ведь не человек, — напомнил Спарун.
— Ерунда! Сокрытые — люди, — заявил Дерлет.
— Вы изгои. Ни одна из человеческих рас вас не признает, поэтому-то вам и приходится обманывать, притворяясь то теми, то этими.
— Мы люди, — настаивал Дерлет. — Может быть, странные или даже опасные, но люди, в точности, как Южные и Северные. Боги признают нас и принимают наши жертвы.
— Боги принимают жертвы и от чудовищ.
— Откуда ты знаешь?
Громкое рычание прервало их спор, и оба приятеля замолчали, охваченные сверхъестественным ужасом. Оборотень буквально заставил их оцепенеть.
Существа в длинных плащах выстроились перед зверем. Теперь отчетливо можно было видеть, как светятся красным их глаза из тьмы, клубящейся под капюшонами.
Они снова начали поднимать руки, и вновь ожила и поползла по земле сотканная ими паутина.
— Они набросят ее на оборотня! — закричал Дерлет. — Мы должны что-то сделать!
— Что? — Спарун удивленно посмотрел на него. — По-моему, пусть эти нелюди сражаются между собой, а мы тем временем унесем отсюда ноги.
— Нет, так не годится! — возразил Дерлет. — Я позвал оборотня на помощь, из-за меня он может погибнуть, а я попросту убегу? В следующий раз…
— Если мы вмешаемся, то следующего раза попросту не будет, — сказал Спарун и скрестил на груди руки. — Впрочем, не смею тебя неволить. Хочешь погибнуть — погибай.
Дерлет бросился к оборотню и встал рядом с ним, держа кинжал наготове.
Он собрался с духом и посмотрел на рычащего зверя… и вдруг увидел молодую женщину.
Коротко стриженные, взлохмаченные волосы женщины-оборотня были украшены разноцветными перьями, глаза обведены ярко-красными кругами, а из полураскрытого рта высовывались длинные острые клычки. Она сидела на корточках, свесив руки между коленями.
Дерлет видел оборотня словно бы двойным зрением: перед ним одновременно была и женщина, и зверь. Образы двух существ наслаивались друг на друга, соединялись, дополняя друг друга и странным образом превращая двуединое создание в особое гармоническое целое.
Очевидно, и для женщины-оборотня Дерлет представлял собой нечто подобное. Дерлет с удивлением услышал, как из его горла вырывается рычание.
Он понял также, что не посмеет показать себя трусом в глазах этой прекрасной женщины. Она была готова к атаке, к смертельной битве, и у Дерлета кровь закипела в жилах. Раньше ему, степенному жителю благополучного Турриса, представлялось, что отношения с противоположным полом должны выстраиваться постепенно: знакомство, ухаживание, привыкание, наведение справок о родственниках и материальном состоянии… Но впервые по-настоящему ощутив внутри себя оборотня, впервые прикоснувшись к собственной звериной природе, Дерлет осознал: все может происходить мгновенно. Достаточно единственного взгляда, и все в женщине становится желанным.
Она знала об этом, потому что улыбнулась Дерлету. И тотчас же ее улыбка превратилась в оскал. Она испустила громкий боевой клич и бросилась на врагов.
Дерлет, чуть помедлив, последовал ее примеру. Он не знал, что будет делать. Он не боялся больше липкой и прочной паутины. Его не страшили горящие из-под капюшонов глаза. Он даже не помнил о том, что тела странных существ в длинных плащах могут становиться нематериальными.
Он не помнил ничего, потому что она уже повалила одного из них и впилась зубами ему в горло.
Дерлет метнулся в сторону, уклоняясь от сети, которую двое в капюшонах разом пытались на него набросить. Он прыгнул, взрывая ногами мягкий мох, развернулся и мгновенным движением отсек кинжалом пальцы ближайшему из врагов.
Раздался пронзительный тонкий скрежещущий звук. Из обрубков потекла вязкая серая жидкость. Очевидно, именно из нее формировалась сеть паутины. Но в первом случае существо цедило кровь из-под ногтей по собственной воле и маленькими каплями, а во втором — жидкость хлынула потоком, и существо, утратив контроль над собственным телом, быстро теряло силы. Оно упало на колени, задрало голову к небу и завыло.
Сейчас у капюшонов не было времени на магию материализации-дематериализации. Они оставались в плотном теле, в противном случае они не смогли бы сражаться. Надо полагать, кто-то, кто управляет ими, отдал им категорический приказ — доставить двоих странников.
Кто этот хозяин? Для чего ему понадобились Спарун и Дерлет? Каковы его цели?
Не было времени задумываться над всеми этими вопросами.
Женщина-оборотень повернула голову к Дерлету. Сейчас он отчетливо видел, как она молода, какая у нее гладкая, смуглая кожа. Она приподняла верхнюю губу. Темно-серая кровь пачкала ее рот и щеки.
Она поднялась на ноги гибким движением. Ее жертва была мертва. В горле «капюшона» зияла дыра.
Женщина-оборотень выплюнула изо рта сгусток чужой крови.
Двое оставшихся «капюшонов» готовились к новой атаке. Они формировали более плотную и густую паутину, из которой оборотням было бы не вырваться.
Спарун наблюдал за сражением, держа наготове последний из оставшихся у него ножей. Зубы моряка стучали. Он с трудом преодолел страх и двинулся навстречу «капюшонам». Оборотни, переглянувшись и обменявшись кивками, разбежались в стороны, чтобы враги не сумели захватить их обоих разом одной сетью.
— Умрите! — завопил Спарун и, яростно желая отомстить «капюшонам» за пережитые унизительные минуты дикого ужаса, накинулся на ближайшего из них. Спарун ударил его кинжалом в горло, но промахнулся. Тотчас же липкая веревка захлестнула ноги моряка, и тот упал, в бессилии корчась на земле. «Капюшон» наклонился над Спаруном. Потянуло смрадом и холодом. Спарун увидел совсем близко пылающие красные глаза… Они как будто вытягивали из моряка жизнь. Он слабо застонал, попытался оттолкнуть от себя врага, но попытка эта была настолько неубедительной, что «капюшон» ее даже не заметил.
И вдруг он отшатнулся. Спарун перевел дыхание. На миг ему показалось, что он заново родился на свет, таким великолепным было избавление от удушающей твари.
— В глаза! — кричала или рычала женщина-оборотень. — Целься в глаза!
Спарун метнул кинжал и угодил в горящий глаз. До него донеслось шипение, как если бы на раскаленный камень вылили ведро холодной воды. Затем чудовище начало исчезать. Оно таяло в воздухе… скоро на том месте, где оно находилось, осталось лишь серое мерцание.
Женщина оборотень наклонилась, взяла клочок влажного мха и невозмутимо обтерла себе лицо.
Теперь это была женщина — всякие следы зверя пропали совершенно, и даже удлиненные клыки не были теперь заметны.
Она одевалась в платье из выделанной звериной шкуры, украшенное мехом и вышивкой перьями. Слишком тонкие и длинные руки и ноги, раскосые желтоватые глаза — вот и все, что отличало ее от обычной южанки. Если не считать одежды и прически, разумеется.
Дерлет чувствовал себя смущенным и сам не понимал, почему. Он, ученый муж из Турриса! Он, преподаватель магии и истории! Он, исследователь!.. Рычит, пытается перегрызть кому-то горло… Еще неделю назад в такое трудно было бы поверить.
— Меня зовут Канна, — представилась незнакомка. Голос у нее был низкий, хрипловатый.
Дерлет назвал себя и своего спутника. Спарун рассматривал Канну хмуро. Он освобождался от пут с трудом. Ему пришлось срезать липкую веревку кинжалом, иначе отодрать ее было невозможно.
— Позволь, — невозмутимо проговорила Канна.
Она встала на колени рядом со Спаруном и облизала его раненые ноги. Он вздрогнул, ощутив прикосновение ее шершавого языка.
Она опять сплюнула — на этот раз остатками веревки.
— Вот и все, — заявила женщина-оборотень весело.
— Кто… кто это был? — спросил Дерлет.
— Душители, — ответила Канна.
— Мы убили их? — осведомился Спарун.
— Да… Душителя убить трудно, но возможно. Они уходят под землю или растворяются в воздухе.
— Кому они служат? — заинтересовался Дерлет.
— Об этом не говорят, — сказала Канна.
— Это он, их хозяин, направил «капюшонов» в дом к Феннию, — Дерлет обернулся к моряку и кивнул ему. — Они убили старого алхимика и разгромили его жилище.
— Что ж, одной загадкой меньше, — буркнул Спарун. — Но почему-то мне от этого не легче. Ответ на все наши вопросы кроется где-то в руинах, и мы обязаны закончить наш путь там.
Канна переводила взгляд своих желтых глаз с одного лица на другое:
— Вы намерены посетить руины столицы Империи Света? Наверное, это шутка?
— Женщина, — проговорил Спарун мрачно, — по-твоему, мы похожи на шутников? Да мы — самые серьезные в мире люди… По крайней мере, один из нас.
— Один из вас — серьезен? — уточнила она, удивляясь.
— Один из нас — человек, — рявкнул Спарун. — Другой, похоже, не совсем…
— Он — Сокрытый, — сказала Канна и обратила на Дерлета взгляд, от которого ученому сделалось жарко. — Он родич оборотней. Но он человек. Ах, как сладки люди, как приятная их любовь…
— Канна, — мягко произнес Дерлет, — сейчас не время.
— Почему? — удивилась она.
— Мы действительно спешим. Видишь ли, мы нашли книгу… и ее необходимо прочесть. На руинах… там может оказаться нечто, что нам поможет…
Он вздохнул. Под пристальным взглядом оборотня Дерлет вдруг утратил все свое красноречие. Он, гордившийся умением объяснить любую, самую сложную мысль самому тупому из учеников, попал впросак! Канна просто не понимала его доводов. Женщина-оборотень жила в совершенно ином мире, и то, что было важно для Дерлета, для нее не имело никакого значения.
Он понял это — как понял и то, что переубеждать ее бесполезно. Канна останется глухой к доводам рассудка.
— Ты проведешь нас через топь к руинам? — спросил он.
— А ты дашь мне то, чего я желаю? — отозвалась она, облизываясь.
Дерлет бросил взгляд на своего спутника. Тот хмуро кивнул и пожал плечами.
Они вышли к руинам около полудня. Канна довела их до тропы, откуда хорошо видны были развалины древного города, величайшего из городов земли, и убежала, не простившись. Очевидно, у оборотней не принято было прощаться.
Дерлет даже не обернулся, чтобы посмотреть ей вслед. Он расстался со своей случайной возлюбленной без всякого сожаления. По крайней мере, так подумалось моряку. Но Спарун ошибался. То, что было в Дерлете от оборотня, знало: образ Канны навсегда останется в его сердце, и то, что со стороны выглядит как разлука, на самом деле таковой не является. Связанные между собой оборотни фактически не расстаются — во всяком случае, не в том смысле, какой вкладывают в понятие разлуки обычные люди.
Дерлет глубоко вздохнул и все свое внимание обратил на цель, к которой они так отчаянно стремились.
На первый взгляд казалось, будто руины столицы Империи Света представляют собой беспорядочное нагромождение камней, однако это было не так. Присмотревшись, можно было понять: вот здесь некогда высились городские стены, здесь имелись ворота и две крепостные башни, а там дальше — дворцы и богатые дома. От более бедных жилищ, понятное дело, не осталось даже воспоминаний, их фундаменты ушли в землю, а глинобитные стены рассыпались. Но роскошные башни, можно считать, уцелели, они обрушились лишь наполовину.
Растительность, заполнившая некогда оживленные людные улицы, была здесь не такой, как повсюду на болотах. Трава росла выше и гуще, листья растений казались куда более мясистыми и плотными, а цветы обладали исключительно яркими, ядовитыми оттенками.
Над развалинами царила зловещая тишина. Не жужжали насекомые, не квакали лягушки, не пели птицы. Путешественники как будто вступили в царство мертвых.
«Я — в столице Империи Света! — думал Дерлет в смятении. — Этого просто не может быть! Мне кажется, я сплю и вижу поразительный сон… Столько лет я втанйе мечтал о том, чтобы побывать здесь, и никогда не верил, что осмелюсь выйти за пределы Турриса, что найду в себе дерзость ступить на эти погибшие мостовые…»
Приятели медленно обходили дом за домом. Спарун считал, что им следует поторопиться. С наступлением темноты хорошо бы им оказаться где-нибудь возле дороги или, на худой конец, на болотах.
— Лучше самая смертоносная трясина, чем то, что выползает из здешних подземелий, едва лишь сядет солнце, — твердил Спарун. — Я-то сам этого не видел, но люди толкуют…
— Много они понимают, эти твои люди! — рассеянно отвечал Дерлет. — Я должен найти ответ. Я уверен в том, что разгадка где-то совсем близко.
— Много пользы будет, если ты узнаешь всю правду о Падении Кристалла, а потом тебя, со всеми твоими открытиями и с потрохами заодно, сожрет какой-нибудь здешний монстр! — возражал Спарун.
Дерлет погрузился в молчание. Его измучило чувство, которое не оставляло уже несколько дней: ученому постоянно чудилось, что осталось сделать буквально еще один шаг — и разгадка всех тайн, начиная с тайны рукописи Фенния, будет обретена. Но когда Дерлет делал этот шаг, разгадка отступала — тоже на шаг, на чуточку. Она дразнила его, как опытная кокетка, не позволяющая распаленному мужчине ни захватить себя, ни оставить попытки завоевания.
Еще пара домов… Возможно, вон за той дверью… Или за следующей…
Спарун, очевидно, в конце концов поддался тому же мороку и забыл свои страхи. Он перерывал дом за домом в поисках легендарных сокровищ. От возбуждения у него даже пена выступала на губах, а руки подрагивали. В мыслях он рисовал себе картину своего возвращения домой. Конечно, с «Облачной Птицей» произошла катастрофа — но, с другой стороны, Спарун все же не сдался. Он привез сокровища. Величайшие сокровища! Он добыл их в самом сердце погибшей Империи, преодолев немыслимые опасности.
Прямо сейчас он отыщет их — а вместе с ними и дорогу к дому.
Прямо сейчас. Вот за этой дверью…
Некто наблюдал за двумя чужаками с вершины обрушенной башни. Он усмехался, предвидя неизбежное. Люди всегда одинаковы. Они любопытны. Как бы ни боялись они монстров, обитающих в здешнем подземелье, призраков, что гнездятся в каждом подвале и на каждом чердаке, неведомых ужасов и страхов, которыми наводнены развалины, — жадность неизменно берет верх, и люди задерживаются в городе до сумерек. А тогда наступает время чудовищ…
Хотя обитатели руин не показывались на поверхности, пока не скроется солнца, знаки их присутствия были заметны повсеместно: следы клыков и когтей на поваленных деревьях, кучи костей, обглоданных совсем недавно, а кое-где — и отпечатки странных ног, похожих на человеческие, но слишком длинных и узких…
— Мне даже представить жутко, какая тварь могла оставить подобные следы, — признался Дерлет. — Нужно спешить.
И тут же прибавил:
— Сейчас еще пару домов осмотрим — и будем выбираться…
Наконец напарникам повезло. Во всяком случае, таково было мнение Дерлета. Спарун почему-то упрямился и ни в какую не хотел осматривать развалины великой башни, однако Дерлет проявил поистине неслыханное упрямство, и оба приятеля, после короткой, но ожесточенной перепалки, все же нырнули в лабиринт причудливо рассыпанных камней.
Часть башни обвалилась во время Падения Кристалла, и огромные булыжники, из которых она была сложена, в беспорядке лежали на земле. Они были такими крупными и находились на земле так долго, что постепенно как бы превратились в особое строение. Бреши между камнями заполнились густой растительностью. Тут и там можно было увидеть самые различные предметы, на удивление хорошо сохранившиеся. Когда-то они, очевидно, составляли обстановку жилых помещений башни.
Дерлет подобрал кувшин, блестевший на солнце. Там, где сосуд ударился о землю при падении с большой высоты, осталась вмятина, но до сих пор можно было рассмотреть красивые узоры на пузатом тулове: бегущие олени и летящие за ними стрелы с женскими головками вместо наконечников.
Спарун разворошил связку копий. Их длинные наконечники были совершенно целы, без малейшего следа ржавчины. Неподалеку имелись и мечи — они явно принадлежали когда-то солдатам из гарнизона башни. Если хорошенько поискать, то можно найти и драгоценности.
Времени и впрямь оставалось уже немного, солнце склонялось к западному краю горизонта, тени удлиннились. На поиски больше не оставалось времени, если оба кладоискателя хотят выбраться из развалин живыми.
С какого-то момента Дерлет ощущал на себе непрерывный взгляд чьих-то злых, выжидающих глаз. У него не имелось ни малейший сомнений в том, что некто, обитающий в развалинах, жадно наблюдает за ними. Чего он ждет? Действительно ли ему требуется темнота, как в один голос утверждают все, кто расписывает ужасы, творящиеся на этих развалинах? Или же чужаки должны совершить некое ошибочное действие, после которого можно будет атаковать их?
— Ты это чувствуешь? — прошептал Дерлет.
Спарун ответил в полный голос:
— Ты имеешь в виду какое-то существо в развалинах? Разумеется. Мне кажется, я даже видел его пару раз. Боковым зрением. Мелькнуло что-то — вон там, на самой высокой из сохранившихся стен.
Он махнул рукой. Жест был таким же нарочито беспечным, как и интонация.
— Идем, — позвал Спарун. — Попробуем захватить его.
— О чем ты говоришь? — Дерлет не верил собственным ушам. — Это ведь наверняка очень могущественный маг…
— Или призрак мага, — добавил Спарун. — Тебе доводилось иметь дело с призраками?
— Нет. И ты ошибаешься, когда предполагаешь, будто я хорошо владею магией. Мне, конечно, известны некоторые приемы, однако я никогда не претендовал на знание по-настоящему могущественных заклинаний, и…
Он не успел договорить. Внезапно лицо Спаруна изменилось, глаза сузились, губы сжались, скулы заходили ходуном, как будто моряк что-то пережевывал. На мгновенье он опустил веки, прислушиваясь к чему-то, чего Дерлет, как ни старался, различить не мог. И вдруг густая краска залила лицо молодого моряка. Можно было подумать, будто его застали за мелкой кражей или уличили в каком-нибудь недостойном, хотя и не слишком серьезном проступке.
— Что с тобой? — спросил Дерлет.
Не отвечая, Спарун схватил его за руку повыше локтя и сжал пальцы, словно тиски.
— Отпусти! Что ты делаешь? — Дерлет попытался высвободиться, но моряк держал его крепко.
— Ты ведь сам пришел на эти развалины, — проговорил Спарун сквозь зубы. Он посмеивался, покачивал головой. — О да, Дерлет из Турриса, ты явился сюда добровольно. Ты лично захотел войти в эту башню, хоть я и отговаривал тебя. Проклятье, я ведь обо всем забыл! Я напрочь обо всем забыл и только теперь вспомнил… Где-то в глубине души я знал, что обязан тебя отговорить, но какое там! Ты ведь ученый, самостоятельный человек… Точнее, не совсем человек, а, Сокрытый? Ты — родич оборотней, и люди тебе не указ. И уж тем более ты не захотел слушать такого, как я. Кто я такой для тебя? Неудачник, потерявший корабль!.. Но ты понадеялся на себя, ты был чересчур невнимателен к другим… Ты не слушал моих советов — и теперь слишком поздно. Ты поплатишься за все… Мой господин! Мой господин! — внезапно выкрикнул Спарун. Моряк поднял голову, высматривая в высоте кого-то невидимого. — Бардесан, я привел тебе этого человека, как ты и приказал!
— С кем ты разговариваешь? — ученый из Турриса тщетно дергал руку, пытаясь избавиться от хватки своего спутника. — И кто такой Бардесан?
— Бардесан — глава ордена Посвященных, которые ничего так не желают, как вновь возвести на трон владыку Дигана…
— Дигана? Да о чем ты толкуешь, в конце концов! — возмутился Дерлет. — Что с тобой? На тебя наложили заклятие? Странно — почему оно проявилось только сейчас?
— А я ведь отговаривал тебя, — твердил, смеясь, Спарун. Его лоб покрылся капельками пота. — Я ведь не хотел идти в башню. Я вообще не помнил… — Он схватился за голову, выпустив, наконец, Дерлета, уселся на камни и застонал. — Они что-то сделали со мной, чтобы я не помнил. Но кто-то постоянно звал меня, а если я пытался свернуть в сторону, меня наказывали… О, как было больно, как больно! И эти сны. После снов я всегда точно знал, что нужно делать. Если я не делал этого, меня опять наказывали — во сне, в кошмарном диком сне, после которого болело тело. Но я не помнил подробностей, никогда не помнил! Не надо было тебе идти в руины, Дерлет. Тебя погубило любопытство. Ты желал прочитать книгу, дневник древнего мага… А я — я до безумия возжаждал драгоценностей — богатства, которое оправдало бы меня в глазах отца. Это стало помешательством, не так ли? И теперь задумайся и ответь: как много в этом неистовом стремлении получить желание было твоего, твоего собственного, и сколько в этом желании было чужого, внушенного тебе со стороны? Ты не знаешь? Я — не знаю! Не обвиняй меня за то, что я завел тебя в ту самую ловушку, в которую угодил и сам. Я лишь хотел помочь… Воистину, любопытство и алчность губят людей, и даже Котру не в силах нас спасти.
Он поднял лицо и посмотрел прямо в глаза Дерлету. Ученый поразился тому, каким бледным стал моряк, как лихорадочно блестят его расширившиеся зрачки.
— Это не мои слова, — тихо проговорил Спарун. — Про любопытство и алчность. Я припоминаю… Нет! — Он снова стиснул ладонями свои виски.
И тут наконец стемнело, солнце как будто одним рывком скрылось за горизонтом, и из полумрака выступила высокая темная фигура.
Спарун съежился, боясь пошевелиться. Дерлет, парализованный страхом, смотрел на незнакомца, не отрываясь.
— Я — Бардесан, — прозвучало из темноты. — Я тот, кто желает видеть на троне единой Империи истинного ее правителя, владыку Дигана, законного преемника почившего государя. Вы явились на руины добровольно. Вы изъявили желание стать частью великой Империи. Вы приняты в армию императора Дигана.
— Император Диган? — хриплым, прерывающимся голосом повторил Дерлет. — Но ведь он давно погиб… И столица разрушена.
— Столица будет восстановлена, когда воссядет Диган, — провозгласил Бардесан.
— Это невозможно…
— Кто произнес слово «невозможно»? — Невидимое в темноте лицо Бардесана вдруг озарилось мягким золотистым светом, словно в руках у него зажглась лампа. Дерлет увидел крупные, мужественные черты, яркие темные глаза. — Для владыки Дигана не существует невозможного, — сказал Бардесан. — Он воссядет на троне.
— Разве мертвец может… — начал было Дерлет.
— На колени, ничтожество! — загремел Бардесан. — На колени, когда произносишь имя единственного властителя Империи Света!
У Дерлета подкосились ноги, и он действительно рухнул на колени, но не от благоговения перед Диганом (если тот действительно каким-то образом еще жив), а просто от слабости.
— Монстры из здешних подземелий сожрут вас, — продолжал Бардесан, — если вы не поклянетесь в верности великому владыке Дигану. После этого вы получите свободу уйти — и уже не будете помнить… ничего… Пока я не призову вас. Кто-нибудь из моих воинов передаст вам мое повеление, когда наступит время.
— Господин, — пробормотал Дерлет, — я принесу вам любые клятвы, если вы дадите мне возможность… научите, как можно…
— Чего ты хочешь, торгаш? — презрительно спросил Бардесан.
— Прочесть книгу! — выпалил Дерлет.
Бардесан демонстративно удивился:
— Тебя интересует какая-то книга?
— Мы нашли ее в разгромленной лаборатории алхимика на болотах, — объяснил Дерлет. — Я полагаю, что в ней содержатся ответы на вопросы, которые оставались загадкой в течение многих веков…
— А, так вот ты о чем! — Бардесан пристально всмотрелся в лицо Дерлета, словно увидел его впервые и был удивлен увиденным. — Не ожидал от торгаша…
— Я не торгаш, — нашел в себе силы возразить Дерлет. — Я ученый.
— Разве ты не из Турриса? В Туррисе все торгаши!
— В Туррисе поклоняются не только Котру, но и его высочайшим родителям, Вересу и Ингераде, и многие из нас занимаются вовсе не торговлей. Я, например, — ученый. — Дерлет тряхнул головой.
Бардесан толкнул его.
— Стой смирно и не рыпайся, бездельник! — рявкнул он. — Ты ничем еще не услужил великому властелину, а уже требуешь от него больших благ для себя… Зачем ты хочешь прочесть книгу алхимика? Желаешь узнать там рецепт какого-нибудь приворотного или молодильного зелья?
— Вовсе нет, мой господин, я же говорил, что мои научные изыскания…
— Ах, этот Фенний, старый пройдоха! — перебил его излияния Бардесан. — После стольких лет я наконец-то сумел выследить его. Он скрывался на болотах и составлял какие-то эликсиры… Подозреваю, он пытался собрать воедино Кристалл. Нашел несколько обломков и прятал их у себя в доме… Облегчил мне задачу.
— Это ведь вы послали к алхимику душителей? — спросил Дерлет. — Как все вышло?
— Я должен рассказать тебе? — загремел Бардесан.
— Почему же нет? — возразил Дерлет. — Если я отныне служу вам, у вас нет оснований скрывать от меня такие маленькие и незначительные секреты.
— Что ж, — пророкотал Бардесан, — это я, пожалуй, могу тебе открыть. Тем более, что ты почти обо всем догадался. Я выследил старика — спустя столько лет! Он умело скрывался, но все же мои слуги, мои верные душители его отыскали. И я пришел. А этот глупый человечишка с южных островов, моряк, — продолжал Бардесан, — был в доме с алхимиком. Парень почти ничего не помнит, бедняга. Мне иногда даже жаль его. Я ведь тоже когда-то был таким — слепым, недалеким. Но все изменилось для меня с той поры, как я начал служить великому Дигану. И точно так же изменилось все для Спаруна.
Он сидел на полу, прижавшись к стене, и смотрел, как мои душители убивают старика. Я заставил его смотреть. Это открыло ему глаза. Я научил его видеть то, чего не замечают другие. Полезный дар! Ведь он разглядел в тебе Сокрытого, не так ли? Однако ему и в голову не пришло связать свою неожиданную проницательность со мной. Бедолага счел, небось, что владел этим умением всегда — видеть людей насквозь…
— Верно, — прошептал Дерлет. — Все так и было.
— Тебя не должно удивлять, что я помню его имя, — продолжал Бардесан. — Но я помню все имена. Я могу окликнуть любого человека, любого призрака, любого монстра. В этом залог моей власти над вами всеми… Спарун — довольно упрямая натура, но это не от тренировки воли и не от магического потенциала, вовсе нет. Он моряк, и у него простой нрав. Чем проще человек, тем труднее бывает подчинить его. Тем не менее он добросовестно выполнил мое поручение и привел тебя, ученого и мага. Пусть слабенького, пусть недоучившегося, но все же со способностями. Если потребуется, тебя можно будет выучить, и ты станешь сильнее. Делу императора Дигана нужны такие, как ты, о да.
— А что случилось с болотным монстром? — спросил Дерлет. — Вы оживили его, мой господин, или он и был жив, просто спал?
— Как, по-твоему, это имеет значение?
— Возможно.
— Ведь он ожил, не так ли? — продолжал Бардесан. — Так какая разница, оживил я его или разбудил? Сон подобен смерти, а смерть подобна сну. Не существует принципиальной разницы для мага. Когда я вошел в дом на болотах, монстр сидел, закованный в защитные чары, посреди комнаты. Фенний бродил вокруг и бормотал обрывки разных заклинаний, пробуя их на вкус. Я сразу узнал его. Это был он, Геммель. Его имя забыли, но в незапамятные времена именно он стал причиной тысяч смертей. Многое ты узнал бы из его книги… если бы сумел ее прочесть. Я не стал с ним разговаривать — он всегда умел убеждать, и рисковать не имело смысла, даже мне. Нет, я просто указал на него душителям, и они оборвали наконец его затянувшееся пребывание на земле. А Спарун, говорю тебе, видел все это. Видел, но забыл.
Бардесан чуть шевельнул указательным пальцем, явно воскрешая в памяти жест, которым он обрек Фенния на смерть.
Дерлет съежился. Ему стало страшно — вдруг Бардесан сейчас действительно задушит его? Вот так, одним легким мановением руки?
Но ничего подобного не произошло. Бардесан опустил руку и усмехнулся.
— Фенний рухнул на пол, язык его распух и высунулся изо рта, шея посинела… — продолжал он. — Впрочем, вы со Спаруном его, очевидно, видели. Вряд ли он с тех пор сделался привлекательнее… Я пробудил чудовище, и оно вырвалось на волю. Я знал, что оно впадет в лютую ярость и переломает в доме все, до чего только доберется. Этого я и добивался. Уничтожить все, к чему прикасался Фенний. Стереть самую память о нем. Странно, что ты нашел эту проклятую книгу, дневник Фенния… Как же она уцелела?
— Она лежала на верхней полке и не упала, когда монстр крушил все вокруг.
— Ясно, — Бардесан опять усмехнулся. Теперь Дерлет разглядел его зубы, желтые, квадратные. — И ты многое бы отдал за возможность прочесть ее?
— Да.
— Подай ее мне, — приказал Бардесан.
Трясущимися руками Дерлет вручил ему книгу. Бардесан высунул язык и принялся облизывать страницы, одну за другой. В неверном, мечущемся багровом свете Дерлет видел, как на пустых страницах проступают слова. У ученого еще хватило рассудительности задаться вопросом: не может ли такого быть, что Бардесан своим невероятным деянием намеренно искажает сейчас смысл написанного Феннием? Но выбора не было. Книга существовала только в том виде, в каком мог предложить ее Бардесан.
Низкий голос верховного главы Ордена Посвященных прозвучал в самом мозгу Дерлета:
— Дерлет, ученый из Турриса, я прощаюсь с тобой. В руках у тебя книга, за которой ты столько охотился, и с рассветом ты сможешь ее прочитать. Но когда ты дочитаешь ее, ты забудешь о нашей встрече. Ты ничего не будешь знать до тех самых пор, пока я не призову тебя… А когда я окликну тебя, ты исполнишь мое приказание. Ты сделаешь то, что тебе будет поручено владыкой Диганом.
Он повернулся в сторону Спаруна и проговорил несколько фраз, обращая их к моряку. Спарун дрожал так сильно, что слышно было, как стучат его зубы. Но что именно сказал ему Бардесан, Дерлет не понял. Очевидно, эта речь была обращена только к одному моряку, и другому человеку не было дано разобрать в ней ни слова. Перед глазами у Дерлета все закружилось. Он не мог понять, где находится и что происходит вокруг. Он даже не отдавал себе отчета в самом главном: принес он клятву верности Бардесану или же остался не связан никакими обещаниями с Посвященными?
— Все это неправда! Ничего этого не существует! — прокричал (или только подумал) Дерлет…
Он падал откуда-то сверху, ветер свистел у него в ушах, тьма застилала глаза. Навстречу ему неслась полноводная река. Дерлет ожидал сильного удара о землю и закрыл глаза, готовясь к худшему. Но ничего не случилось.
Бардесан стоял, широко расставив ноги, и смотрел, как некто, словно бы закутанный в сумерки, медленно приближается к нему, выйдя из развалин.
Этот некто был выше человеческого роста и двигался он с грацией дикого животного, хищного животного, опасного, привыкшего охотиться в ночи.
Затем возник свет — глухой багровый свет преисподней, который зарождался где-то в глубине груди жуткого существа. Очень медленно разгорался он, озаряя адскими сполохами лицо темного создания. Это было лицо молодого мужчины. Его можно было счесть даже красивым, если бы не выражение безумия и печали, застывшее в этих правильных чертах. Мрачный свет, лизавший щеки и подбородок существа, только прибавлял жути.
Источником сияния был большой кристалл, вросший в грудь нежити. Еще несколько кристаллов блестели в его руках, ногах и на лбу. Они также испускали свет, но гораздо более слабый.
— О мой господин, — вполголоса проговорил Бардесан и опустился на колени.
— Встань, Бардесан, — пророкотало из груди монстра. По кристаллу пробежали отсветы желтоватого, потом фиолетового.
Тот подчинился.
— Мой повелитель Диган, — проговорил Бардесан почтительно, — я завербовал в твою армию ученого из рода Сокрытых. Он забрал книгу, написанную Феннием, и скоро ее прочтет.
Диган прикоснулся ладонью ко лбу, затем к левому плечу, и вживленные в его тело камни начали переливаться, словно отвечая на ласку.
— Хорошая работа, Бардесан, — молвил призрачный император. — Очень хорошая работа.
Дерлет проснулся на обочине дороги. Вдали шумела река Ильдигис. Дерлет приподнялся. Сперва ему показалось, что он совершенно один, но затем он заметил и своего спутника — Спаруна. Тот спал тяжелым похмельным сном. У самого Дерлета болела голова, как будто они вчера и впрямь перебрали. Дерлет попытался восстановить в памяти вчерашний день, но припомнил только, что они, вроде бы, заходили в руины столицы Империи Света, но не нашли там ничего и ушли прежде, чем наступила ночь.
«Книга!» — мелькнуло у Дерлета.
Он в панике поискал в густой траве свой мешок, в котором хранил одеяло и дорогую добычу. Книга оказалась на месте. Дерлет привычно раскрыл ее… и вздрогнул.
Вместо серой массы, покрывающей страницы, перед ним был ясный, отчетливо написанный текст.
…Спарун пробудился гораздо позднее. Его била лихорадка, однако моряк не сомневался в том, что поправится. С ним и раньше приключалось нечто похожее, и всегда он приходил в себя.
Моряк подошел к своему спутнику и обнаружил того увлеченно читающим.
— А голова у тебя не болит? — вместо приветствия вопросил Спарун.
Дерлет глянул на него искоса.
— Болит, — отозвался он. — Но это не мешает мне изучать текст. Я смертельно боюсь, что он опять пропадет.
— Много успел разузнать? — поинтересовался Спарун.
У него было кисло во рту. Никаких сокровищ, вообще ничего полезного. Только головная боль.
— Полагаю, в битве Падения Кристалла были задействованы очень могущественные магические силы, — проговорил Дерлет, не отрываясь от книги. — Во всяком случае, вполне может статься, что Диган еще жив…
— Но ведь такого не может быть! — вырвалось у Спаруна.
— Многого не может быть, но оно случается, — философски заметил Дерлет. — Я должен изучить книгу, сопоставить факты, сделать выводы…
Странное ощущение близкой беды шевельнулось в душе Спаруна, но сколько моряк ни пытался найти этому объяснение — у него ничего не вышло.
Он не помнил толком ничего из случившегося вчера.
Судя по всему, не помнил и Дерлет.
Они побывали в руинах, но никаких интересных вещей там не нашли.
Пора возвращаться в Туррис.
«Скоро на руины потянутся искатели со всех концов разбитой Империи, — думал Диган. — Каждый желает завладеть осколками Кристалла. И Альянс танов Севера, и Империя Южных Островов — все они ищут способа восстановить Кристалл и завладеть древним могуществом… Прольется кровь, много крови. И когда северяне и южане истощат свои силы в новой междоусобной войне за Кристалл, — тогда восстану я, единственный законный владыка, древний властелин, которому по праву принадлежат и Кристалл, и власть, и сила, и все эти земли».