Кристалл Вечности

ПАДЕНИЕ КРИСТАЛЛА

…Человек в ужасе прижался к стене полуразрушенной башни. Широко раскрытыми глазами он смотрел, как тьма перед ним сгущается и словно бы оживает. Некто закутанный в плащ с капюшоном возник перед ним из пустоты. Рослая фигура стояла совершенно неподвижно, но от нее исходила такая страшная мощь, такая сила концентрированного зла, что у человека перехватило дыхание. Казалось, он боится дышать одним воздухом с этим существом.

Человек закрыл глаза, ощущая, как плывет под ним земля. На миг он потерял сознание, а когда пришел в себя, то рядом уже никого не было.

Он встал, сделал несколько неуверенных шагов, снова остановился и прислушался. Как он очутился здесь, на зловещих руинах, да еще глубокой ночью? Сколько он ни напрягал память, ничего не мог вспомнить.

Медленно, осторожно двинулся он прочь от развалин…

Еле слышный голос где-то далеко в ночи проговорил:

— Он сделает все, что нужно.

Второй голос, очень низкий, такой, что мурашки бежали по коже от одного его гудения, отозвался:

— На его верность нельзя рассчитывать.

— Нам не требуется его верность, мой повелитель, — отозвался первый голос. — Он должен найти одного человека и привести его к нам. И он это сделает… О, он сделает это!

Город Туррис располагался на великой реке Ильдигис, при впадении ее в море, и это местоположение наилучшим образом сказалось на благосостоянии его жителей. Здесь процветала торговля. Сюда, морем и по суше, доставляли самые различные товары. Сюда же со всех сторон света приезжали алчущие знаний молодые люди, поскольку Туррис был славен своими школами — ремесленными, магическими и храмовыми.

Ежегодно на Великой Арене проходили грандиозные гладиаторские бои, и эти великолепные празднества также привлекали в город целые толпы приезжих.

Население Турриса традиционно было смешанным. Здесь можно встретить и северян с их грубоватыми лицами, широкими плечами, светлыми волосами. Эти традиционно предпочитали в одежде темные, синевато-серые тона, а из ремесел выбирали для себя оружейное или кожевенное.

Немало, впрочем, в Туррисе было и южан, отличавшихся более хрупким сложением, тонкими чертами и темными волосами. Оранжевый, красный, золотистый были любимыми цветами их одеяний.

Имелась еще одна весьма немногочисленная раса, но о ней предпочитали не упоминать, поскольку ее представители считались изгоями из обеих рас, и из южной, и из северной. Как правило, их именовали Сокрытыми… но чаще предпочитали делать вид, будто их не существует вовсе.

Такое притворство легко удавалось, поскольку никто толком не мог бы сказать, кто именно является Сокрытым. Южане признавали в Сокрытом южанина, а северяне — северянина. Сокрытые носили серое, но этого никто не замечал: цвета одежды изменялись в зависимости от того, кто их видел. Это же касалось и цвета волос, и глаз. Только рост невозможно было изменить, но у Сокрытых он был средним, так что северяне видели в них не слишком рослых северян, а южане — южан сравнительно высокого роста.

Северяне приносили жертвы Вересу — свирепому, неистовому богу войны и мужской мощи. Храм Вереса, чьи стены были окрашены в темно-синий и фиолетовый цвета, возносил к небесам остроконечные шпили, курящиеся дымом жертвоприношений.

Южане поклонялись прекрасной Ингераде, супруге Вереса, богине любви и материнства. Ингерада была, согласно официальной жреческой доктрине, добра, но капризна и переменчива. Ее храм величием не уступал храму Вереса, но его башни были ниже. Гораздо более причудливые, они были украшены золотыми узорами, так что все строение переливалось на солнце, точно живая змея.

Самым популярным в Туррисе, впрочем, был третий храм — бога Котру, сына Вереса и Ингерады. Котру, бог-хитрец, покровительствовал не только торговцам и путникам, но и расе Сокрытых, о чем, разумеется, не принято было упоминать. Его храм был фиолетово-красным, с множеством круглых куполов, как бы выступающих из земли. Основные помещения храма Котру находились под землей, где и совершались моления.

Жрецы были богаты, боги — ублажены и довольны, жители — благополучны. Туррис поистине был процветающим городом, городом-счастливцем.

Почти сорок лет прожил Дерлет в довольстве и покое, не покидая родного Турриса и занимаясь своим любимым делом — изучением истории. Основным источником его доходов была школа, которую он унаследовал, вместе с домом, от отца.

Ученики валом валили на его лекции. Дерлет рассказывал о событиях давно минувшей эпохи так, словно был их очевидцем. Вскользь затрагивал он на уроках и магические темы. Впрочем, магом Дерлет вовсе не являлся: все, что он знал о магии, он почерпнул из книг и архивов. Он разбирался не в том, как создать заклятие, а в том, как это заклятие некогда сработало.

Дерлет жил в белом каменном доме у самой реки. Из окна верхнего этажа можно было видеть, как катит свои широкие воды Ильдигис. Это величественное зрелище поистине завораживало; в детстве Дерлет часами мог следить за движением воды, за игрой бликов на ее поверхности и на стенах домов…

Незадолго до начала состязаний на Великой Арене Дерлет, как обычно, распустил учеников на каникулы, а сам погрузился в чтение очередной книги. Казалось, история Падения Кристалла была им изучена досконально, но каждый раз он находил все новые и новые подробности.

Дерлет любил старину. Все, что имело хоть какое-то отношение к прошлому, вызывало у него трепет. Он прикасался к артефактам древности так любовно и бережно, словно те были живыми существами и неосторожным движением им можно было причинить боль.

Былые правители, путешествия и открытия, совершенные в древности, — все это завораживало ученого. Но больше всего Дерлета интересовала самая зловещая, самая таинственная история, которая, собственно, и определила нынешнее положение вещей, — история Падения Кристалла Вечности.

Нет, пожалуй, «интересовала» — не то слово, мало подходящее для описания того всепоглощающего чувства, которое испытывал Дерлет. При малейшем упоминании о Падении Кристалла ученый бледнел, дыхание его становилось прерывистым, на лбу проступали бисеринки пота. Подобно тому, как страстно влюбленный ловит каждое слово, имеющее хотя бы косвенное отношение к возлюбленной, так и Дерлет собирал малейшие крупицы сведений о Кристалле Вечности.

Давным-давно, в незапамятные времена, милостивыми богами был дарован людям Кристалл Вечности. Люди были прекрасны и добры, они не ведали горестей и болезней, жизнь их продолжалась бесконечно долго, а мистическая сила не ведала границ. Они обменивались мыслями на расстоянии, преодолевали притяжение земли, задерживали дыхание, чтобы исследовать водные глубины, могли вызвать огонь прикосновением пальца к камню…

Об этой золотой эпохе сохранились лишь легенды. Впрочем, имеются и вполне достоверные сведения об искусстве их мастеров. До сих пор удачливые следопыты находят изготовленные ими мечи, чаши, украшения. Ни один из современных Дерлету ремесленников не в состоянии повторить эти тонкие узоры, и никому еще не удавалось воспроизвести мечи такой гибкости и силы.

Тогда же была создана и Империя Света с ее великолепной столицей, которую поистине можно было считать рукотворным чудом. Величественные башни ее дворцов уходили в небо, и самая высокая из них разрывала облака, так что свет заходящего солнца струился по ее стенам, словно потоки воды. Мощеные разноцветным камнем улицы сияли чистотой, а одежда горожан была роскошной, богато украшенной и вместе с тем удобной…

Однако с каждым новым поколением род людской все больше мельчал. И проявлялось это обмельчание вовсе не в утрате силы или искусности, но в оскудении души. Зависть, алчность, ревность, жажда власти — все это постепенно убивало изначальную красоту человечества и в конце концов вызвало сокрушительный гнев богов.

Когда боги сочли, что люди недостойны владеть столь великим даром, они раскололи Кристалл Вечности на множество осколков.

За минувшие с тех пор века человечество сильно изменилось к худшему. Короткой стала жизнь людей. Отныне они были подвержены болезням и страданию, а их старость сделалась плачевной. Была уничтожена великая Империя Света, а на ее развалинах возникли два государства: Северный Альянс — в горах и предгорьях, и Империя Южных Островов — на архипелаге в теплых морях.

Пропасть, разделившая некогда единое племя, постепенно росла и из года в год становилась все шире. Теперь, по прошествии веков, невозможно было поверить в то, что некогда северяне и южане представляли собой один и тот же народ. Они и сами об этом едва ли помнили.

Оставалась еще последняя вещь, которая принадлежала и тем, и другим, — рассеянные по свету осколки Кристалла Вечности. Несколько их сохранялась на Севере, несколько — на Юге, но большая часть была погребена под руинами погибшей столицы Империи Света. Впрочем, эта тема относилась к наименее изученным страницам истории.

Все началось в тот день, когда государь Дахан Седьмой объявил о помолвке своего старшего сына — Нотона.

Наследнику необходима супруга, а Империи необходимы грандиозные празднества, во время которых весь народ ощущает себя единой семьей.

Государь Дахан считал, что мощь Империи крепится строгим соблюдением традиций. И в этом он тоже был, несомненно, прав… точнее, был бы прав, будь Империя в действительности такой, какой была она еще поколение назад, при Дахане Пятом. Но былая эпоха абсолютного процветания безвозвратно ушла — вот чего пока еще не понял император.

Внешне все оставалось по-прежнему. Империя была благополучна, никто не смел угрожать ее границам, ремесла и торговля процветали. Проблем с престолонаследием тоже не возникало. Никаких признаков грядущей смуты нельзя было усмотреть в существующем порядке вещей.

Старший сын и наследник правителя Империи Света, Нотон, изучал магию. Это было его любимым и зачастую единственным занятием. Сызмальства он был всецело погружен в свою науку и куда больше интересовался отвлеченными дисциплинами, нежели обычными живыми людьми. Затворник по природе, предпочитающий вести долгие беседы сам с собой, Нотон чрезвычайно мало знал о человеческой натуре.

Втайне наследник подумывал о том, чтобы вообще отказаться от престола в пользу младшего брата — Дигана. Впрочем, подобные мысли Нотон предусмотрительно держал при себе — во всяком случае, до поры до времени.

Диган, младший сын императора, представлял собой полную противоположность своему скучному, нелюдимому брату. Прирожденный воин, сильный и красивый, Диган с самых юных лет нравился людям — и женщинам, которые были от него без ума (и которым он охотно отвечал взаимностью), и мужчинам, которые видели в нем идеального кандидата в будущие властители.

Отец, разумеется, даже не догадывался о том, какие мысли посещают его первенца. Несомненно, Нотон будет правителем, это решено и не может быть отменено. Государя мало интересовал образ жизни старшего сына и все его магические увлечения. Мальчик целыми днями торчит в подземелье, наедине с булькающими колбами и заплесневевшими книгами? Что ж, у всех же бывают странности, особенно в столь юном возрасте. Кто-то стреляет по мелкой дичи, кто-то отрывает крылья бабочкам, а один принц, известный исторической науке, вообще увлекался женским рукоделием — вышивкой перьями и бисером… И ничего, никаких скандальных выводов из этого никто не сделал. Не посмели. Так что пусть себе Нотон ставит свои магические эксперименты. Государя это не касается. Нотон — наследник, и точка.

А поскольку наследнику надлежит быть женатым, то Нотона в конце концов женили на юной красавице по имени Катурия.

Катурия выглядела скромной, умненькой и очень молоденькой. Кроме того, она была хороша собой. Государь лично выбрал ее для своего сына из множества претенденток. Честно говоря, Катурия пленила его своей юностью и простодушием. На вопрос императора, почему она решилась предложить свою кандидатуру в супруги наследнику трона, девушка залилась краской, опустила глаза и прошептала:

— Таково, не сомневаюсь, было бы желание моего покойного батюшки.

Разве не мило? Дахан Седьмой едва не прослезился, когда услыхал такое! Желание покойного батюшки!.. Какая наивность…

Помимо нарядов, танцев, драгоценностей и выращивания цветов в дворцовом саду, Катурия немножко — совсем-совсем немножко! — увлекалась магией. На это, в общем-то, и внимания обращать не стоило. Обычная девичья прихоть — казаться «ученой особой». Вероятно, еще одна форма кокетства.

Всецело занятый экспериментами, Нотон едва ли замечал свою жену. Заключая брак наследника, отец-государь совершенно не считался с желаниями и чувствами старшего сына — ну так и старший сын не видел никакой необходимости считаться с чувствами навязанной ему супруги.

А между тем молоденькие жены, особенно если ими пренебрегают, очень быстро становятся взрослыми и начинают соображать, что к чему. Это и произошло с Катурией.

Разумеется, опасной она стала не сразу. Поначалу многих вводили в заблуждение кудряшки, обрамляющие кругленькое личико, большие, широко раскрытые и всегда как будто удивленные глаза. Когда Катурию заставали в богатейшей дворцовой библиотеке, она очаровательно улыбалась и объясняла, что разыскивает трактат «О лечении и украшении женщин». Иногда даже просила помочь ей снять с верхней полки «вон ту тяжелую-тяжелую книжищу в красивеньком переплете». Ей охотно помогали… и никому даже не приходило в голову удивиться тому, что молодая принцесса вообще что-то знает о существовании трактата «О лечении и украшении женщин», по правде говоря, древнего и довольно редкого и известного исключительно специалистам. То обстоятельство, что попутно она читает и другие книги, преимущественно магические, вообще ускользало от внимания царедворцев… Да, они склонны были недооценивать Катурию, и в этом заключалась их очень большая ошибка.

А юная Катурия начала заводить осторожную дружбу с самыми прожженными придворными интриганами, которых безошибочно выбирала из дворцовой среды. Они много, чрезвычайно много порассказали ей и о былых правителях Империи, и о нынешнем государе Дахане Седьмом, и о братьях-наследниках, Нотоне и Дигане. Многие общеизвестные факты представали после этих рассказов в совершенно ином свете. Катурия узнала немало любопытнейших и весьма интимных подробностей о жизни правящей фамилии.

Трудно было устоять, когда Катурия задавала вопросы, — ведь она так замечательно умела слушать, так чудно хлопала длинными ресницами, так испуганно вскрикивала «Ах, не может быть! Да что вы говорите!» Это льстило людям, и они охотно делились с ней сведениями.

Постепенно красота Катурии расцвела. Теперь супруга наследника больше не выглядела девочкой-подростком, заблудившейся в лабиринтах дворца, заброшенной среди анфилад роскошных, огромных залов. Она превратилась в зрелую красавицу, умную, образованную, хорошо знающую себе цену. И еще она отлично знала, чего хочет от жизни и как добиться желаемого.

Это тоже оказывало на мужчин поистине магическое действие. Именно тогда Катурия всерьез занялась магией и перешла от изучения теории к некоторым практическим занятиям…

А оба брата-наследника и их отец-государь по-прежнему считали ее миленькой и безобидной. Ну подумайте сами, разве может такая красивая женщина представлять какую-то угрозу для престола?

Катурия послушно произвела на свет сына, которого назвали Борок. Когда эта, основная, задача была выполнена, мужчины, стоявшие у кормила власти, оставили Катурию в покое и, казалось, вовсе забыли о ее существовании.

Нотон, супруг Катурии, продолжал свои загадочные опыты над живой природой, которую он исследовал и пытался преображать в собственных, никому не известных целях. Диган по-прежнему проводил все свое время на охоте, в тренировках и турнирах. Он вовсе не помышлял о женитьбе и, кажется, твердо решил взять от жизни все наслаждения, какие только она может ему предложить.

И вот наконец случилось то, чего все и ожидали, и боялись.

Скончался старый государь.

Едва лишь завершилось время траура и отгремели погребальные трубы, как Империю Света потрясло новое известие: Нотон, законный наследник и старший сын почившего Дахана Седьмого, всенародно отказался от престола в пользу своего младшего брата — Дигана.

— Я не гожусь в правители, — признался Нотон в своей речи, которая должна была стать тронной. — Да и не стремлюсь к власти, по правде говоря. Всем вам известен мой характер. Не притворяйтесь, будто не знаете меня! Не вы ли судачили за моей спиной? Не вы ли твердили, что не пристало наследнику все свое время проводить в лабораториях, за книгами и колбами? И однако же я именно таков, каким вы меня знаете. Я — ученый и хотел бы по-прежнему заниматься моими научными изысканиями. Уверен, что именно в таком качестве я принесу нашему народу наибольшую пользу. Что до престола, то самое глубокое и искреннее мое желание — отдать его Дигану, моему младшему брату. Он — истинный государь по складу характера. Его вы тоже знаете, о нем вы тоже немало говорили между собой, когда считали, что вас никто из посторонних не слышит. Первый на охоте, первый на всех турнирах, прирожденный воин — таков мой младший брат. И его я считаю единственным достойным наследником, ему я желаю отдать трон. Я рассчитываю на вашу поддержку.

Тут-то и начались настоящие неожиданности.

Едва лишь Нотон замолчал, обмахиваясь платком, весь красный от пережитого волнения, как вперед выступила Катурия.

До сих пор принцесса постоянно держалась в тени. К ее присутствию все привыкли — как привыкают к изящной мебели, к статуе или светильнику. Очень красиво — да; но никто ведь не предполагает, что позолоченная статуя откроет рот и начнет вещать, вмешиваясь в решение судеб государства!

Тем не менее это произошло.

Облаченная в церемониальные бело-фиолетовые траурные одежды, Катурия выглядела одновременно и хрупкой, и властной. Голос ее звучал уверенно, речь была глубоко продуманной. Катурия воспользовалась своей красотой, чтобы заставить людей смотреть на себя, а когда к ней уже было приковано всеобщее внимание, она вынудила этих мужчин и выслушать то, что намеревалась им сказать.

— Господа мои, — произнесла принцесса, — то, что сейчас прозвучало из уст моего супруга, воистину было речью безумца. Речью человека, охваченного горем после утраты горячо любимого отца. Речью человека, который ничего не смыслит в политике и все же старается ее вершить. — Она подняла свою красивую, украшенную браслетами руку и медленным торжественным жестом указала на Нотона. — Мой бедный супруг слишком поглощен своими магическими опытами. Согласна, он мало времени уделял делам государственным. Как я уже сказала, он не имеет никакого права вершить судьбы нашей державы таким образом. Отречься от престола? Нарушить веками заведенный порядок престолонаследия? Уничтожить все надежды на будущее нашего сына, юного Борока, которого я произвела на свет для того, чтобы он управлял народом Империи? Кем же будет Борок, если ему отказано в праве стать государем? Поступить таким образом способен лишь книжный червь, полностью утративший связь с реальностью.

Она тряхнула длинными золотистыми волосами, и по залу как будто пробежали волны света. Все взоры были теперь прикованы к Катурии.

— Я объявляю вам, что мой супруг, мой несчастный, горячо любимый Нотон, не может отречься от престола. Это противозаконно, это против здравого смысла, это, наконец, губительно для нашего сына!

Нотон глядел на жену с возрастающим изумлением.

— Катурия… — только и промолвил он.

Она отмахнулась от него, как от надоедливого ребенка.

— Ты глуп, Нотон, — произнесла она, — ты нарушаешь и законы Империи, и законы естества. Ты безумен, если поступаешь так. Поэтому перед всеми знатными людьми Империи Света я объявляю себя правительницей — регентшей при малолетнем Бороке!

— Я желаю видеть на престоле моего брата Дигана! Ты не смеешь отменять мои решения! — закричал Нотон.

Голос его сорвался. Нотон не мог бы сейчас определить, какие чувства преобладают в нем: возмущение, удивление… или страх. Ибо Катурия в этот миг представилась ему поистине страшной. За прекрасной, изысканной оболочкой таилась жуткая, властолюбивая ведьма.

— Я смею, и я так поступаю, — возразила Катурия спокойно и твердо.

Нотон схватился за меч, висевший у него на боку. Это был богато украшенный, позолоченный ритуальный меч, предназначенный для церемонии коронации. В бою с хорошо вооруженным противником такая игрушка совершенно бесполезна, однако тяжелой рукоятью вполне можно размозжить голову безоружной женщине.

Принцесса Катурия, впрочем, ответила достойно: в ее руке тотчас оказался длинный тонкий кинжал, который она прятала в складках своего пышного одеяния.

— Прочь от меня! — воскликнула она. — Клянусь богами, давшими нам Кристалл Вечности, — я могу постоять за себя и за своего сына! Несчастный безумец, ты не убьешь меня прилюдно.

Нотон убрал руку от рукояти меча и почти без сил опустился на трон, вцепившись в его резные подлокотники.

— Возможно, я сделаю это потом, — прошептал он так тихо, что только Катурия могла его слышать. — Когда не будет свидетелей.

— Или же я успею убить тебя первой, — еще тише отозвалась его жена. — Ты ведь понял уже, что я вовсе не так глупа и безобидна, как тебе бы хотелось.

— Уведите отсюда эту женщину, — громко распорядился Нотон. — Я больше не признаю ее своей супругой.

— Ты никогда не признавал меня супругой! — закричала Катурия. — Ты никогда ни на что не был способен в постели! Единственный твой подвиг заключался в зачатии Борока, но после этого ты уже не прикасался ко мне.

— Может быть, я не хотел находиться рядом с такой ядовитой гадиной! — парировал Нотон.

— Не хотел? — Катурия засмеялась, поворачиваясь к ошеломленным придворным, вынужденным стать свидетелями этой невероятной сцены. Возгласы удивления прокатились по толпе. Казалось, никто не мог поверить, что такая роскошная красавица могла быть нежеланной. — Не хотел? — Голос Катурии взлетел еще выше. — Или попросту не мог? Во что превратили тебя твои химические опыты, твое бесконечное сидение в подвальных лабораториях? Ты едва ли можешь считаться мужчиной… Да, такого правителя не нужно Империи Света! Ты был прав, отрекаясь от престола, — но ты ошибся, отрекаясь в пользу своего безмозглого вояки-брата. Ты обязан оставить трон нам — мне и твоему сыну, которого я сумею воспитать истинным государем.

Принцесса Катурия повернулась к мужу спиной и удалилась прежде, чем Нотон успел что-либо ответить.

Поднялась страшная суматоха. Одни кричали от негодования и выражали сочувствие Нотону, другие смеялись самым оскорбительным для Нотона образом. А некоторые уже прикидывали, не перейти ли на сторону Катурии — молодая женщина выглядела разумной, убедительной… и разгневанной. Очень удачное сочетание, в котором можно усмотреть хороший шанс на победу.

Общее мнение выразил церемониймейстер, который, кажется, немало повидал на своем веку — и все же был просто ошарашен увиденным.

— Да уж, каждая молодая женщина, кажется, представляет собой сущую шкатулку с секретом, но принцесса Катурия превзошла любые ожидания!

Лаборатории Нотона находились глубоко под землей. Там, в туннелях и пещерах, отчасти естественного происхождения, отчасти прорытых нанятыми мастерами, размещались комнаты для проведения опытов, лаборатории для исследований и жилые помещения, где обитали существа, возникшие в результате экспериментов Нотона.

Целью Нотона было улучшение человеческой природы. Он усовершенствовал людей таким образом, чтобы им было легче и удобнее заниматься некоторыми ремеслами. Например, моряки. Сколько тех, кто выходит в море, погибает в результате кораблекрушений! Конечно, кораблестроители стараются создавать все более крепкие суда, и укротители плавучих черепах завоевывают доверие этих огромных рептилий и укрощают их… И тем не менее черепахи иногда бесятся и сбрасывают со спины ношу, которую по какой-то причине начинают считать слишком обременительной, и люди тонут, поглощенные волнами. Корабли разбиваются на скалах — и рыбакам больше никогда не суждено вернуться домой.

Но если, к примеру, снабдить некоторых людей приспособлениями, которые позволят дышать под водой, то многие жизни можно будет спасти. Нотон изучал черепах, их способ существования в водной стихии, и пришел к выводу, что при удачном стечении обстоятельств ему удастся создать новый дыхательный аппарат и для человека. Крохотные жабры, размещенные за ушами, позволят будущим морякам дышать некоторое время и под водой. Конечно, такие люди уже никогда не станут людьми в общепринятом смысле слова. Однако так ли уж нужно ли им это — быть просто людьми? Когда речь идет об аристократии, то никакое вмешательство в природу, разумеется, неуместно. Аристократ — совершенство сам по себе, и условия его жизни полностью соответствуют его органическому устройству. Но если говорить о жителях рыбацкой деревушки, которым никогда не подняться выше их положения, — не лучше ли для них сызмальства получить такие жабры и вместе с ними шанс на долгую и счастливую жизнь?

То же самое касается и горняков. Сердце разрывается, как подумаешь о жертвах обвалов! А ведь и этих трагедий можно избежать…

По правде говоря, Нотон лишь в самом начале своей работы задумывался о судьбах простых людей Империи Света и о том, как бы помочь им выжить в тяжелых условиях. Тогда это помогло юному магу определить свою жизненную цель. Но по мере того, как развивались его эксперименты, он больше не беспокоился о моряках и горняках, о пастухах и пахарях. Его интересовало лишь одно: научный эксперимент сам по себе.

Он видел, как преображается по его воле живая природа. Ломал ее сопротивление — это противоборство также захватывало Нотона. А результат… Что ж, каждый результат можно было усовершенствовать. И Нотон снова и снова повторял свои опыты, постоянно изменяя параметры и изучая то, что получилось в конце концов.

Его многочисленные дневники занимали целую комнату. Завершив очередную работу, Нотон уединялся там и без устали строчил в книгах, описывая малейшие подробности только что произведенного эксперимента.

Он получал огромное наслаждение, создавая эти записи. В эти мгновения Нотон ощущал себя истинным человеком науки, величайшим ученым и могущественнейшим магом за всю историю Империи Света. Подобное наслаждение не шло ни в какое сравнение с тем, которое могла дать ему женщина в постели. Что такое женская ласка? Миг ничтожного чувственного удовольствия, а затем — пустота, ничто…

Нотон никого не допускал в свою подземную лабораторию. Исключение составлял некто Уржуг, молчаливый гигант, верный слуга и подручный Нотона. Только Уржуг имел полное представление о том, чем на самом деле занят наследник трона.

Уржуг также выполнял для Нотона важные поручения, суть которых держалась в глубокой тайне. А дело заключалось в том, что для проведения изысканий над живыми существами Нотону постоянно требовались все новые и новые продопытные, и в их числе не только животные, но и люди.

В этом-то и заключалась работа Уржуга, доверенного слуги наследника. Уржуг доставлял в подземелья людей, чтобы Нотону было, кого препарировать. Он разыскивал жертвы для своего господина по дорогам, по трактирам, в порту. Завязав непринужденный разговор, Уржуг располагал к себе одинокого путника… Дальнейшее было делом техники.

Обычно такой путник просыпался наутро с больной головой. Он с трудом мог припомнить, что накануне вечером, вроде бы, свел очень приятное знакомство… Потом новый знакомец щедро угощал его выпивкой… Внимательно слушал рассказы собеседника, соглашался или спорил, в зависимости от темы разговора, но в общем и целом производил впечатление человека общительного, простодушного и сильного. Да, мощное сложение и простые черты лица Уржуга многих вводили в заблуждение. Никто и заподозрить не мог в нем хитрую бестию, способную опоить человека, связать его, пока тот лежит без чувств и потом уже, не отвечая ни на вопросы, ни на мольбы, доставить в подземелья к Нотону.

Для Уржуга все эти люди представляли лишь один интерес — они являлись материалом для исследований. Нотон хвалил Уржуга за каждый новый экземпляр, и Уржуг просто таял от каждой похвалы хозяина. Его преданность Нотону была абсолютной. Он обожал своего господина так, как способна обожать только собака.

И совершенно не вспоминал о том, как когда-то был борцом в цирке, любимцем публики. Из его памяти стерся тот вечер, когда некий незнакомый молодой человек в черном плаще подошел к нему после представления, сказал, что является его большим поклонником, а потом предложил вместе выпить.

Уржуг не помнил и о том, как лежал на столе, привязанный крепкими ремнями, и не мог пошевелиться. Как молил отпустить его, забыв всякую гордость, как плакал, увидев в руках у своего мнимого «поклонника» острый нож…

Он пришел в себя наполовину человеком, наполовину псом. Сторожевым, служебным псом. Изменения коснулись рассудка Уржуга, а кроме того, кое-какие странности появились в его физиологии, но со стороны это не было заметно.

Уржуг был первым и, вероятно, наиболее удачным опытом Нотона. Все остальные так или иначе оставляли молодого венценосного ученого неудовлетворенным. Он постоянно стремился ко все большему совершенству.

И, соответственно, ему требовалось все больше и больше подопытных, так что для Уржуга всегда имелась работа. Теперь уже Нотон совсем не думал о своей изначальной цели — помощь подданным, облегчение их существования. Нотона интересовал лишь сам процесс как таковой.

Объявив об отречении от престола в пользу брата и прилюдно поссорившись с женой, Нотон поскорее вернулся в свою лабораторию, к преданному Уржугу, к новым экземплярам, ожидающим своего часа. Ему не терпелось приступить к работе. Ничто другое не могло помочь Нотону успокоиться и прийти в себя после ужасной бурной сцены.

Уржуг, как обычно, сидел на корточках в углу и наблюдал за каждым действием, каждым жестом хозяина, не отводя от него желтоватых, светящихся в темноте глаз. Нотон осмотрел подготовленного для операции человека — торговца средних лет, доставленного всего пару дней назад. Человек этот был небогат, он разъезжал по дорогам, предлагая во всех городах и деревнях, какие только встречались ему на пути, свой мелочный товар: пуговицы, ленты, дешевые украшения для девушек, пояса, пряжки. Очевидно, жизнь его не была легкой: он мерз под ветром, промокал под дождем, студил кости при ночлеге на голой земле, его желудок давал о себе знать, когда он ел непривычную пищу в очередном дешевом трактире… Да, этот человек, несомненно, нуждается в усовершенствовании тела. Что ж, он попал туда, где ему помогут. Любопытно, что же получится в конце концов…

— Отпустите меня! — взмолился бывший торговец, увидев Нотона.

Он уже понял, что просить о чем-либо Уржуга абсолютно бесполезно — тот просто не слышит, — но при появлении нового лица у бедняги возникла надежда.

— Я не сделал ничего дурного! — продолжал он. — Возможно, кое-где я нарушал закон о свободной торговле и скрывал часть доходов, но клянусь, я выплачу все недоплаченные налоги!

— Ты думаешь, что здесь пытают несостоятельных должников? — Нотон рассмеялся, таким забавным показалось ему это предположение. — Ты сильно ошибаешься! В Империи Света никого не пытают. А если бы и пытали — ты сам сказал, твои преступления чересчур ничтожны, чтобы я обращал на них внимание. Нет, дружочек, ты оказался там, где тебе помогут стать другим человеком. Совсем другим. Тебе бывало холодно во время твоих странствий?

— Да, — стуча зубами от страха, отвечал торговец.

— Вот видишь! А с меховой шкурой, которую я тебе дам, ты не будешь больше нуждаться в теплой одежде… И твой желудок, сдается мне, болен, но не бойся — я изменю и его. Ты превратишься в другое существо. Неуязвимое. Кроме того, тебе — как и всем твоим собратьям, — я подарю одну совершенно особенную вещь.

Торговец содрогнулся всем телом. Он плакал, не скрывая своих слез и не стыдясь их. Он испытывал дикий ужас, потому что понял: он находится в руках у сумасшедшего. Он в полной власти безумца, и спасения нет и не может быть. Он погиб…

— Я дам тебе оружие! — сказал Нотон торжествующим тоном. — У тебя будут когти, которые ты сможешь выпускать из руки по желанию. Десять длинных острых кинжалов, способных разорвать жертву, выпустить ей кишки одним ударом! Что скажешь?

— Не надо, — жалобно проскулил торговец. Он закрыл глаза, мысленно прощаясь со своей жизнью.

Чудовищная боль пронзила его тело, и он потерял сознание.

Нотон, по локоть забрызганный кровью, с наслаждением кромсал распластанное перед ним тело. Благодаря заклинаниям, жизнь не покидала жертву, и крови из нее вытекало сравнительно немного, а все внутренние органы продолжали работать без перебоев. Нотон самозабвенно трудился, преображая человека в странное, агрессивное чудище, снабженное к тому же когтями и клыками. Уржуг неподвижно сидел все в том же углу и восторженно наблюдал за каждым движением своего господина.

Всецело поглощенный своим занятием, Нотон не заметил, как в подземелье проник еще один человек. Закутанный в плотный черный плащ незнакомец скользил по запутанным переходам, свободно ориентируясь в этой подземной паутине, освещенной лишь слабым светом масляной лампы, мерцавшей в руке у пришельца. Человек в черном плаще заглянул в несколько лабораторий, но они оказались пустыми.

— Его здесь нет, — прошептала Катурия (это была она, хоть под капюшоном почти невозможно было разглядеть ее прекрасное лицо). — Очевидно, он опять кого-то режет в дальней лаборатории.

Она миновала ряды клеток, где, как звери, сидели в заточении разные существа. Одни напоминали крыс, только огромных и бесхвостых, другие обладали сходством с летучими мышами, третьи — с рептилиями и гигантскими пауками. Судя по тому, как хладнокровно Катурия смотрела на них, зрелище было для нее привычным, и молодая женщина не испытывала ни страха, ни отвращения.

Дело в том, что Катурия уже далеко не в первый раз тайно проникала в подземное убежище своего мужа. Нотон даже не подозревал о том, как много она успела выведать и сделать за его спиной. Лаборатория была такой большой, что Нотон, естественно, не имел возможности знать обо всем, что там происходило. Катурия проводила под землей долгие часы, и никому даже в голову не приходило заподозрить ее в этом. Никто во дворце не спрашивал принцессу о том, куда она время от времени отлучается, закутавшись в черный плащ с капюшоном. Замужняя женщина, которой пренебрегает супруг… Чего ожидать от такой? Разумеется, она бегает на свидания. Кому до этого дело? Пока ей удается сохранять имя своего любовника в тайне — все довольны. Никто даже не сомневался в том, что тайной Катурии был именно любовник. Какой-нибудь красавчик-счастливчик из дворцовой гвардии.

Как же! Если бы эти напыщенные и чванливые придворные только догадывались о том, что происходило на самом деле…

Катурия проскользнула мимо тюремных камер, где сидели в ожидании своей участи пойманные Уржугом новые жертвы Нотона. Двое или трое уже прошли начальную стадию трансформации: были оглушены магией и слегка видоизменены. Нотон, несомненно, намеревался поработать над ними впоследствии и завершить начатое.

Один из пойманных бросился к решетке и схватился за прутья.

— Госпожа! — вскричал он. — Я вижу тебя уже не в первый раз. Ты здесь своя. Спаси меня! Ты знаешь, как отсюда выбраться.

Катурия остановилась, равнодушно посмотрела на несчастного. Ее красивое лицо было совершенно неподвижным. Мужчина рассматривал ее, широко раскрыв глаза и, кажется, не в силах поверить в то, что столь прекрасное и юное создание может быть таким беспощадным.

— Помоги мне выбраться, — проговорил он, уже теряя всякую надежду. — Я ничего не могу предложить тебе в награду за помощь. Я беден, у меня нет родных… Могу лишь обещать тебе мою жизнь, мою вечную благодарность и…

— Твою жизнь? — переспросила Катурия со смешком. — Она и без того принадлежит мне. Если я выпущу тебя, ты испортишь мне всю забаву.

— Клянусь, нет! — воскликнул человек. В нем опять вспыхнула надежда.

Она смерила его взглядом с ног до головы.

— Как тебя зовут?

— Орибаз, — поспешно назвался он.

— Кто ты?

— Моряк.

— Я выпущу тебя, и ты будешь делать все, что я прикажу, — решила Катурия. — С тобой еще не производили никаких экспериментов?

— Только напоили чем-то, от чего я проспал несколько дней, — ответил Орибаз, улыбаясь ей во весь рот.

— Ты будешь вести себя тихо и убивать тех, на кого я покажу пальцем, — продолжала Катурия. — Ты не станешь задавать вопросов. И не вздумай перечить. Повинуйся беспрекословно, понял?

— Да, — сказал Орибаз.

«А в Империи Света куда больше негодяев, чем можно было бы предположить», — заметила Катурия про себя.

— Хорошо.

Она поднесла ладонь к решетке, и тотчас, повинуясь заклинанию, из пустоты на прутьях появился замок. Катурия щелкнула пальцами, и замок открылся.

— Выходи, — кивнула она пленнику.

Орибаз выскользнул на волю. Катурия передала ему свой кинжал.

— Помни наш уговор, — прибавила она. — И не забывай, я могу уничтожить тебя одним щелчком пальцев.

Он кивнул, не сводя с нее горящих, голодных глаз.

Катурия лгала: ее магические силы были истощены фокусом с замком. Но Орибазу знать об этом было не обязательно. Хорошо иметь поддержку крепого, сильного мужчины, думала Катурия. Она не слишком рассчитывала на свои магические силы — Нотон, несомненно, был гораздо сильнее.

Сопровождаемая Орибазом, который следовал за ней, как тень, Катурия прошла по лабиринту и очутилась возле самой дальней лаборатории.

Уржуг почуял приближение Катурии еще издалека. Он приподнялся, вытянул шею. Увлеченный финальной стадией операции, Нотон даже не заметил этого.

Между тем Катурия подняла лампу и указала Орибазу на проход в лабораторию, похожий на нору.

— Войди и убей человека, стоящего за операционным столом, — приказала она. — Там будет чудовище, которое его охраняет. Постарайся убить его тоже.

Она с удовольствием проводила Орибаза глазами. Он осторожно двигался вдоль стены, чуть помедлил перед входом в лабораторию и затем, пригнув голову перед низкой притолокой, проскользнул внутрь. Катурия остановилась, прислушиваясь.

До нее донесся долгий, угрожающий вой, затем рычанье и грохот, — очевидно, во время схватки стол с лежащей на нем жертвой опрокинулся. Катурия засмеялась и вошла в лабораторию уверенно, как истинная хозяйка.

Орибаз, истекая кровью, продолжал сражаться с Уржугом. Тот клацал зубами, пытаясь разорвать горло моряка. Нотон стоял над схваткой, широко расставив ноги и держа окровавленный нож. Несчастный, которого отрекшийся молодой император кромсал во имя науки, был мертв. Очевидно, от неожиданности при вторжении Орибаза Нотон вздрогнул и сделал неверный разрез, так что острие рассекло артерию на горле жертвы.

Целое море крови натекло на пол. Нотон явно растерялся. Он никак не ожидал атаки. До сих пор Нотон считал лабораторию своим надежным убежищем, местом, где он может уединиться, не опасаясь никаких вторжений извне. Ему и в голову не приходило, что здесь, в темноте подземелья, могут находиться без его ведома какие-то другие люди, да еще, к тому же, враждебно к нему настроенные.

Орибаз отчаянно боролся за свою жизнь. Он нанес Уржугу несколько ран длинным кинжалом, полученным от Катурии. Рот Уржуга был разрезан, оттуда непрестанно текла кровь. Еще одна рана кровоточила на плече нечеловека. Орибаз пострадал куда сильнее. С каждым мгновением он слабел все больше.

Не обращая внимания на схватку, Катурия спокойно вышла вперед и откинула капюшон, чтобы муж мог видеть ее лицо.

— Катурия! — воскликнул Нотон, поднимая нож инстинктивным движением, стремясь защититься.

Среди всего того ужаса, что творился в лаборатории, — разбрызганной по стенам крови, человеческих внутренностей, валявшихся на полу, двух рычащих, сцепившихся в смертельной схватке существ, — Катурия стояла невозмутимая, и ничто, казалось, не могло разрушить ее холодной красоты. Ни единой капельки крови не попало на ее одежду.

— Катурия… — повторил Нотон, отступая на шаг. — Жена…

Она улыбнулась, мило и приветливо, и кивнула ему как ни в чем не бывало:

— Это я, мой дорогой муж. Рада, что ты еще в состоянии узнавать меня при встрече.

— Не говори глупостей! — рассердился он. — Мы ведь совсем недавно виделись в тронном зале, где я…

— Где ты наговорил глупостей! — весело заключила она. — Помню. Однако теперь всем твоим глупостям пришел конец. Бедный Нотон! — Она закатила глаза. — Он слишком был погружен в свою науку. Несчастный молодой государь! Он так заботился о том, чтобы принести благо своим подданным… — Катурия иронически посмотрела на труп торговца, лежавший у ног Нотона. — Впрочем, этому неудачнику ты оказал истинное благодеяние, наконец-то зарезав его. Он уже мало на что был годен, особенно после того, как по его телу прогулялся твой нож… — Она хмыкнула. — В любом случае, твоя смерть, дорогой супруг, стала истинным потрясением для твоей безутешной вдовы, для твоего сиротки-сына… и для всего государства.

— Моя… смерть? — Нотон глядел на жену, широко раскрыв глаза. — Ты не слишком ли поторопилась, любезная Катурия? Я еще жив! И сейчас ты получишь этому самое убедительное подтверждение.

Он метнул в нее нож, даже не замахиваясь, но Катурия как будто угадала это движение и успела уклониться — молниеносно, как змея. Искреннее удивление мужа насмешило ее:

— Плохо ты знаешь меня, муженек! А вот я успела хорошо тебя узнать…

Она подняла руки и быстро произнесла несколько слов. Уржуг вдруг замер и поднял лицо, всматриваясь в женскую фигуру, стоявшую перед ним.

— Оставь его, — приказала Катурия. — Отпусти его. Повернись ко мне.

Уржуг медленно поднялся, выпуская Орибаза. Моряк даже не шевелился, просто лежал на каменном полу и неподвижно смотрел в низкий закопченный свод лаборатории. Правая сторона его лица была изуродована когтями Уржуга. Рука, сжимавшая кинжал, бессильно упала на грудь. Орибаз тяжело дышал, на его губах вздувались и лопались красные пузыри.

Уржуг повернул голову к Катурии и оскалил зубы, как зверь.

Молодая женщина прибавила сквозь зубы несколько слов — короткое заклинание, которого Нотон никогда не слышал. Уржуг заскулил, упал на четвереньки и пополз к ней. Катурия хмыкнула, щелкнула пальцами. Уржуг упал на живот, пресмыкаясь, как змея.

— Хорошо, хорошо, — кивнула принцесса. — Молодец!

Уржуг больше не сводил с нее глаз. Они так и пылали в темноте.

Нотон прошептал:

— Что ты задумала, Катурия?

— Мой бедный муж, — нараспев произнесла Катурия, — он был человеком науки… Но что-то пошло не так. Эксперимент вышел из-под контроля, чудовище вырвалось на волю и набросилось на своего создателя… Все государство потрясено случившимся. Мы все охвачены скорбью, нас терзает ужас… А безутешная вдова — женщина из кремня и железа, для нее превыше всего — долг перед сыном-наследником, перед ее дорогим Бороком. Не время предаваться скорби, время действовать, время брать бразды правления в собственные руки!

Нотон уставился в ее бледное лицо:

— Ты утратила рассудок, Катурия…

— Напротив! — засмеялась она. — Я вижу вещи ясно, как никогда.

Она подняла руку, указывая на Нотона пальцем.

Следуя ее безмолвному приказу, Уржуг встал и надвинулся на своего бывшего хозяина. Остатки разума, которые еще не были уничтожены заклятьями Катурии, бунтовали в Уржуге, сопротивлялись тому, что он вынужден был делать. Но чары держали человека-монстра крепко, он физически не мог нарушить повеления Катурии.

Заливаясь слезами, содрогаясь всем телом, Уржуг накинулся на своего бывшего господина и разорвал его горло клыками, а затем упал, обхватив труп лапами. От перенапряжения нравственных сил он потерял сознание. Только конвульсивно вздрагивающие плечи свидетельствовали о том, что это существо еще живо.

Катурия повернулась к выходу, намереваясь покинуть место бойни.

Израненный моряк на полу пошевелился, тихо окликнул ее:

— Ты хочешь меня бросить здесь?

Она приостановилась.

— А что я должна, по-твоему, сделать? Вынести тебя отсюда на руках? — Она хмыкнула — сценка представилась ей забавной.

— Помоги мне, — взмолился Орибаз. — Я ведь выполнил все, что ты приказала.

— Да, и я довольна тобой. Ты свободен.

— Я умру, если ты оставишь меня без помощи!

— И кто в этом будет виноват? Неужели я? — Принцесса пожала плечами.

— Дай мне немного твоей магии, чтобы я мог доползти до выхода, — попросил моряк. — Неужели тебе жаль уделить мне такую малость?

Катурия нахмурилась.

— Не слишком ли много ты на себя берешь? По-моему, ты обнаглел! Кто ты такой, чтобы требовать у меня магии?

— Ты не хочешь или не можешь? — прямо спросил он.

Она пристально посмотрела на него:

— А сам ты как считаешь?

— Мне кажется, ты израсходовала слишком много сил, когда натравила монстра на своего мужа… Магия никогда не дается даром.

— Ты довольно много знаешь об этом! — похвалила Катурия.

— Я моряк, мне многое довелось повидать… — Он вздохнул.

Катурия сказала:

— Я дам тебе толику магической силы, но совсем немного, иначе я просто упаду и не сумею подняться.

— Я мог бы вынести тебя на руках, — предложил он с новой надеждой, вспыхнувшей в его глазах. — Дай мне побольше. Отдай мне все свои силы, и ты не пожалеешь, клянусь.

Катурия отметила, что этот человек чрезвычайно ловок и изобретателен в тех случаях, когда речь идет о спасении его жизни. Кроме того, он не склонен отчаиваться ни при каких обстоятельствах. Пожалуй, он может оказаться ценным помощником. Стоит поразмыслить над тем, чтобы выручить его.

Оставалось одно…

— Если сейчас я отдам тебе все, что у меня осталось, — медленно, очень медленно промолвила Катурия, — то это будет означать, что я полностью доверяю тебе. Не бросишь ли ты меня в этом подземелье, беспомощную?

— Я не выберусь отсюда без твоих указаний — куда идти, — просто сказал моряк. — Но и без этого я бы не оставил тебя.

— Почему?

— Потому что ты красива, — объяснил он. — В твоей красоте есть что-то завораживающее. А кроме того, принцесса Катурия, тебе не приходило в голову, что не все люди — такие отъявленные подлецы и мерзавцы, как твой муж и ты сама?

Известие о новой смерти — о страшной гибели Нотона — заставило Империю Света содрогнуться.

Если кончина старого императора была чем-то естественным и ожидаемым — в конце концов, государь был уже немолод, он хворал… — то сейчас все выглядело абсолютно по-другому. Никогда прежде императорский трон не подвергался таким испытаниям. Люди просто не могли припомнить ничего подобного…

Что за череда несчастий! Сперва Нотон в безумии пытается отречься от престола в пользу своего младшего брата — принца Дигана. Затем Катурия выдвигает против супруга обвинение, публично заявляет, что Нотон лишен рассудка, и требует престола для себя и своего сына, малолетнего Борока.

И вот, не проходит и нескольких дней, как страну потрясает весть о том, что «горячо любимый подданными» Нотон растерзан монстром, вырвавшимся на волю из подземных лабораторий, где проводились какие-то секретные испытания.

Все это породило множество слухов и пересудов. Страну лихорадило.

А к принцессе Катурии — впервые за все время ее жизни во дворце — заявился Диган. Он попросил аудиенции, но, будучи нетерпеливым и не слишком сведущим в дворцовом этикете, ворвался к «безутешной вдове» буквально на плечах лакея, пришедшего доложить о визитере.

Отшвырнув лакея в сторону, Диган предстал перед Катурией.

Он увидел красивую, холодную женщину в ярко-белой одежде, с распущенными золотистыми волосами. Она рассматривала его с отстраненным интересом, как будто он был не человеком, а какой-то заморской диковиной, которую ей предлагают купить по явно завышенной цене.

По-своему Диган был чрезвычайно хорош собой — рослый, с крепкими плечами, дерзким взглядом широко расставленных глаз. И он, несомненно, был осведомлен о том, какое впечатление производит на женщин. Самоуверенный, чуть снисходительный к женской слабости, которая вот-вот начнет проявляться…

Однако с Катурией Диган просчитался. У этой молодой особы имелись собственные представления о том, что хорошо и что плохо. И нахальные мужчины, будь они хоть трижды красавчиками, не входили в число того, что Катурия относила к разряду хорошего. Про правде говоря, она их просто ненавидела.

— Что ж, дорогая сестра, — развязно начал Диган, — вот мы и остались с вами наедине.

В ответ она только подняла бровь, но не произнесла ни слова.

— «Наедине» — я имею в виду, только вы и я, — продолжал Диган, которого ничуть не смущало ее молчание. — Точнее, вы, я и престол Империи. Говорят, вы претендуете на трон.

Катурия наконец соизволила ответить. Она уронила лишь одно:

— Не на трон. На регентство при Бороке.

— Да бросьте вы, какое там регентство! — рассмеялся Диган. — Вы же хотите править единолично, не так ли? Вас никогда не удовлетворит пассивная роль регента. О, можете не удивляться, — прибавил он, хотя Катурия и не думала удивляться, — я успел хорошо изучить вас. Да, да, пока вы меняли наряды и гуляли по саду, я наблюдал за вами. Все это вы проделывали для отвода глаз, а на самом деле…

— На самом деле вы даже не замечали меня, пока я не выступила перед всеми в день отречения моего несчастного мужа, — прервала его Катурия. — А сейчас вы повторяете разные глупости вслед за досужими болтунами и рассуждаете о том, о чем и понятия не имеете.

Ее глаза сверкнули.

— Но теперь-то, когда вы явили нам свое истинное лицо, — заговорил Диган, упрямо не позволяя ей сбить себя с толку.

— Истинное лицо? — Принцесса Катурия рассмеялась холодным, пугающим смехом. — Да вы даже представить себе не можете, бедный дурак, какое оно на самом деле — мое истинное лицо! Но когда вы его увидите, вам станет страшно. По-настоящему страшно, обещаю вам это. — Она передернула плечами. — Говорите, зачем пришли, и убирайтесь. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на пустую болтовню с родственниками.

— Предлагаю поделить власть, — прямо сказал Диган.

Катурия застыла. Она словно бы превратилась в ледяную статую. Диган физически ощущал исходящий от нее холод.

— Разумеется, на престоле буду я, — пустился в рассуждения Диган. — Я — второй сын, законный и естественный наследник после моего отца. К тому же и покойный братец Нотон отрекся в мою пользу. Возвести на престол маленького Борока было бы ошибкой. Зашевелится весь клубок придворных интриганов, а это — те еще змеи! Начнутся тайные козни, заговоры… Кроме того, моя дорогая, не следует сбрасывать со счетов того обстоятельства, что вы — женщина.

— Кажется, этого обстоятельства я никогда не оспаривала, — заметила Катурия немного язвительно. — Разумеется, я женщина. И как это может помешать моему правлению?

— Вы молоды, привлекательны физически и при том неопытны… Я хочу сказать — неопытны в общении с мужчинами, — поправился Диган. — В вас еще дремлют инстинкты.

— Инстинкты? — Она с интересом уставилась на него, как будто он сообщил ей нечто совершенно неожиданное.

— Да, то есть, то, что побуждает женщин бросаться в объятия мужчин… зачастую сомнительных…

— Сомнительные мужчины — это то, с чем я имею дело каждый день, — отрезала Катурия. — Мужчины, которые едва ли могут считаться людьми в полном смысле этого слова.

— Ну, я имел в виду — мужчин с сомнительной репутацией… Тех, кто воспользуется вашими…

— Инстинктами, — подсказала она с насмешкой, когда он запнулся. — Иными словами, я молода, глупа, моя плоть может взбунтоваться, и тогда я брошусь в объятия любовника. А любовник этот начнет влиять на мою политику. Вы эту мысль пытались выразить столь косноязычно, что у меня от попыток понять вас разболелась голова?

— Э… в общем и целом… Да! — выпалил Диган. — Проклятье, я ведь пытался быть вежливым!

— Вы назвали меня глупой распутницей, — пояснила Катурия. — Так, по-вашему, выглядит вежливость? Впрочем, в представлении такого мужчины, как вы…

Она не завершила фразу.

Диган сказал нарочито грубо:

— Я воин и не умею выражаться обиняками. Да, я считаю, что баба на троне испортит все дело, потому что рано или поздно найдет себе повелителя и отдаст ему в руки все. Власть, деньги, страну, собственного ребенка. Любой бабе нужен хозяин. И этим хозяином должен быть я.

— Как вы себе это представляете? — прищурилась Катурия. Казалось, разговор забавляет ее.

— Вы должны выйти за меня замуж, — объяснил Диган. — Наследником объявим Борока. А я буду держать вас в узде.

— И следить за моими инстинктами? — хмыкнула Катурия.

— Да или нет? — настаивал Диган.

— Нет, — ответила Катурия.

Он не ожидал подобного ответа, она поняла это по его лицу. До сих пор он был полностью уверен в успехе. Проклятье, да принц Диган искренне убежден был в том, что такая женщина, как Катурия, захочет связать с ним свою жизнь. По доброй воле отдаст в его руки свое будущее, свои способности, свою душу, ум… и тело.

Гнев вспыхнул в сердце Катурии, и она мысленно поклялась уничтожить Дигана при первой же возможности. Этот самоуверенный болван не будет шляться по ее дворцу и пялиться на нее так, словно она — его сбежавшая собственность! Никогда!

— Дорогой брат, аудиенция окончена, — произнесла Катурия ледяным тоном. — Я никогда не стану вашей женой. Я открыто заявляю о своем праве на престол моего покойного мужа. Убирайтесь из моих апартаментов, пока я не позвала стражу. Вы меня слышите? Убирайтесь! Вон отсюда!

Диган оглядывал свои войска. Младший — теперь уже единственный — сын покойного императора — сидел на белом коне, накрытом алой шелковой попоной. Диган был заметен издалека — рослый, мощный, в высоком позолоченном шлеме. Несметное воинство встало под его знамена. Дигану не стоило большого труда собрать свыше десяти тысяч солдат. Многие местные властители, таны, пришли на его зов, едва лишь Диган прислал к ним известие о начале гражданской войны и о бунте Катурии.

Вдова Нотона захватила столицу Империи Света. В ее руках оказались дворцовая стража и городская гвардия. В первые дни конфликта Дигану было смешно наблюдать за потугами Катурии. Он не сомневался в том, что до вооруженного столкновения не дойдет. У Катурии попросту не хватит сил долго удерживать столицу. Гарнизон не устоит перед той армией, которая постепенно сходилась под знамена Дигана.

Но по прошествии четырех дней вся веселость Дигана иссякла.

Ему начали открываться совершенно неожиданные вещи.

Во-первых, он понял, что его демонстративный уход из дворца, а затем и из столицы был большой ошибкой. Не следовало оставлять Катурию без присмотра. Диган сильно сомневался в том, что ему удалось бы решить дело одним ударом кинжала — убить Катурию, даже когда она внешне выглядит беззащитной и уж точно безоружна, не так-то просто: магия, которой она владеет, наверняка защитит женщину. И все же лучше было бы оставаться поблизости и не выпускать мятежницу из вида. А так Катурия преспокойно заняла престол и объявила Дигана бунтовщиком.

Во-вторых, до Дигана дошло, что далеко не все таны и более мелкие землевладельцы разделяют его личную точку зрения на противостояние с Катурией. Все больше и больше местных властителей приходило к выводу, что Катурия — лучшая кандидатура на престол, нежели Диган.

Что с того, что Катурия — женщина? В конце концов, она не объявляет себя императором. Она лишь претендует на регентство при малолетнем Бороке. А Борок — законный наследник после смерти Нотона.

Что с того, что Нотон отрекся? Его отречение не было признано официально, оно не успело стать законом. О нем даже не объявили через герольдов по всей стране — Нотон умер прежде, чем это случилось.

Итак, Борок — законный наследник. И править от его имени должна его мать. При участии мудрых советников, разумеется. А коль скоро самые знатные и богатые таны переметнулись на сторону мятежника Дигана, шанс стать доверенным лицом при Катурии появился у любого из менее значительных и менее знатных землевладельцев… Кому не захочется выдвинуться при новой власти?

И многие, слишком многие приняли сторону Катурии…

Диган со своим возрастающим войском отошел на север и закрепился в предгорьях, в верховьях реки Валдар, неподалеку от огромного водопада. Туда стекались его сторонники.

Те, кто поддерживал Катурию, двигались в южном направлении, ниже по течению Ильдигиса. Армия стекалась к небольшому городку под названием Сагин. Там же располагался временный штаб Катурии. Как это бывает, война пошла на пользу ничтожному доселе городку: приток богатых, знатных людей, привыкших к безопасности и комфорту, вызвал лихорадочное строительство. Вокруг Сагина возводили крепостные стены, земляные, но укрепленные бревнами и камнями. Внутри стен разбивались шатры и возводились на скорую руку дома. Было очевидно, что при любом исходе сражения Сагин больше никогда не будет прежним — едва заметной точкой на карте. И даже спустя столетия Сагин продолжали называть Старым Фортом — в память о тех временах, когда там маршировали многочисленные отряды солдат и полководцы собирались в огромном шатре на свои совещания. Сама принцесса Катурия, переодевшись в мужскую одежду и вооружишись, время от времени выезжала из столицы в Старый Форт для того, чтобы принимать участие в этих совещаниях.

Ни у кого не оставалось ни малейших сомнений в том, что готовится большое сражение, в котором решится судьба страны.

Пока что враждующие стороны ограничивались небольшими стычками. Чаще всего эти стычки были случайностью — если встречались два отряда, принадлежащие к разным лагерям. Потери также были пока что невелики.

Но все чаще в ход шла боевая магия. Атмосфера в Империи постепенно накалялась. В Старый Форт привезли трупы десяти солдат, испепеленных магами Дигана. Тела несчастных были выставлены на обозрение, чтобы люди могли воочию убедиться в том, как жесток Диган и как коварны его приверженцы. Эта мера принесла желаемые плоды: вскоре маги из стана Катурии нанесли ответный удар по войскам Дигана, пробравшись туда под видом бродячих торговцев. Результаты диверсии оказались страшны: сотни солдат Дигана погибли от ужасной болезни. Лица умерших были черны и искажены до неузнаваемости.

Вскоре внушительная армия сторонников Катурии покинула Старый Форт. Целый день был потрачен на переправу через Ильдигис и целая ночь — на переход к столице. Утром столичные жители обнаружили, что город кишит солдатами: вся столица Империи Света превратилась в огромный военный лагерь. Военные заняли укрепленные дома знати — в первую очередь тех, кто бежал на север, чтобы присоединиться к Дигану. Аристократы — сторонники Катурии — также охотно предоставили свой кров командирам и солдатам принцессы. Большие усадьбы, обнесенные стенами, снабженные башнями, эти аристократические жилища представляли собой что-то вроде крепости внутри крепости.

Ненависть между противоборствующими сторонами становилась все крепче день ото дня. Войска жаждали решительной битвы, полководцы охрипли, обсуждая место и возможный ход предполагаемого генерального сражения. Развязка была уже не за горами.

Тем временем беда пришла оттуда, откуда никто не ожидал: из-под земли.

Катурия была сильным магом и, несомненно, очень хитрой интриганкой… Но кое-чего не учла даже Катурия.

Как ни был Нотон оторван от реальности, он все же понимал: необходимо ограждать мир от результатов его экспериментальной деятельности. По крайней мере, до тех пор, пока не настанет время ознакомить Империю с плодами «благодетельной» улучшающей магии. Поэтому Нотон постоянно поддерживал охранные заклинания вокруг своих магических лабораторий.

Катурия не то не знала об этом, не то не принимала всерьез. Возможно, она считала, что охранные чары, установленные Нотоном, не обязательно возобновлять. И в самом деле, эти барьеры действовали довольно долгое время после смерти Нотона… а потом, в один «прекрасный» день, они рухнули. И все то, что скрывалось под землей, вышло на поверхность. Все те, кого исказила магия Нотона, полные ненависти и злобы… Хитрые, хищные, вечно голодные, истерзанные жаждой мести, мало похожие на людей — и все же человекообразные… В одночасье улицы столицы наводнились чудовищами.

Одни монстры попросту сжирали своих жертв на месте, другие терзали их и закапывали, чтобы мясо немного протухло и стало «вкуснее». Однако находились и другие, жаждавшие не только пищи. Эти поедали лишь половину из захваченных пленников, а остальных обращали в себе подобных. Через кровь и слюну, через укус или царапину в рану жертвы попадала инфекция. Такие люди несколько часов сильно хворали, испытывая необъяснимую слабость, а затем неожиданно начинали превращаться в чудищ. И эти новообращенные чудища оказались гораздо более жизнеспособными и крепкими, нежели заразившие их мутанты.

Очевидно, таков был неожиданный, но весьма удачный — в своем роде — эффект от экспериментов Нотона. «Контрольные образцы» не обладали достаточной жизнестойкостью, они довольно быстро погибали, оказавшись в непривычных условиях существования. Но те, кому магические искажения естества передались через кровь, оказались гораздо более сильными особями. Эти, хоть и не имели по-прежнему возможности размножаться обычным способом, легко переносили голод, холод, лишения, пытки, а убить их было гораздо труднее.

К моменту пробуждения Катурии весь город уже был охвачен паникой.

Едва принцесса открыла глаза и пошевелилась в своей постели, как дверь опочивальни отворилась, и вошел Орибаз.

Орибаз не отходил от своей госпожи ни на шаг. После того, как бывший моряк вынес ее на руках из подземелья, Катурия поняла, что может доверить ему свою жизнь. Он не просто был в нее влюблен — он был предан ей, как животное, которое не ведает никакой иной судьбы.

Вторым таким же преданным телохранителем Катурии стал Уржуг. Ей удалось подавить его волю, как бы перенаправив слепое обожание Уржуга с особы своего покойного мужа на собственную персону.

Однако между Орибазом и Уржугом существовала значительная разница, по мнению Катурии. Орибаз на самом деле любил свою госпожу, в то время как подчинение Уржуга оставалось вынужденным и нуждалось в постоянной магической подпитке.

Орибазу, единственному из всех, была дарована привилегия входить к госпоже в любое время.

Не сводя глаз со своего телохранителя, Катурия села в постели. Ее прекрасные волосы были распущены и отливали золотом, рассыпанные по плечам.

Орибаз без стеснения смотрел на полуодетую принцессу. Он получал удовольствие, созерцая Катурию в таком виде, и принцесса не видела причины отказывать верному слуге в подобной маленькой радости.

— Что случилось? — спросила Катурия, собирая волосы в узел.

Теперь Орибаз любовался ее локтями.

— В столице беспорядки, гибнут люди, — сообщил Орибаз бесстрастно. — Уроды, которых держал в своих подземельях покойный Нотон, сломали магические щиты и теперь свободно разгуливают по улицам.

— Чем они заняты? — лучезарно улыбнулась Катурия.

— Едят людей, — поведал Орибаз. — И, как говорят, обращают их в себе подобных.

— Моя армия! — вскрикнула Катурия. — Монстры уже добрались до моих солдат?

— Зачем нелюдям штурмовать укрепленные дома знати, если они могут просто входить в жилища обычных людей? — Орибаз покачал головой. — Пока что от мутантов страдают лишь простые жители столицы.

— Пусть так и остается, — пробормотала Катурия. — Что еще?

— По предварительным подсчетам, — сообщил Орибаз, — к концу дня в городе не останется ни одного нормального человека, если не считать тех, кого защищают крепкие стены. Все люди будут либо мертвы, либо обращены в монстров. Однако к утру следующего дня армия монстров станет достаточно сильной, чтобы штурмовать дома знати и великие башни императорского дворца.

— Следовательно, я должна решить проблему мутантов немедленно, — подытожила Катурия. — Хорошо, я сделаю это. Мне нужно немного подумать…

— Жрец Ингерады просит аудиенции моей госпожи, — доложил Орибаз.

Катурия подняла бровь. Из трех богов, которым поклонялись в Империи, — бога сильных мужчин Вереса, богини прекрасных женщин Ингерады и бога жизнерадостных детей Котру, — Катурия больше всех чтила Ингераду. У этой богини не было оснований жаловаться на принцессу, которая приносила в храм богатые дары почти каждый месяц. Катурия полагала, что может считать Ингераду своей союзницей.

— Подай мне платье и помоги с пряжками, — приказала она.

Орибаз облек свою госпожу в красно-багровый наряд: причудливо вырезанная туника, едва закрывающая колени, и длинная белая нижняя юбка, ниспадающая до полу. На плечах это одеяние скреплялось изящными золотыми пряжками.

— Зови жреца, — приказала Катурия. И прибавила: — Благодарю тебя. Не покидай дворца, пока я не позову тебя. Будешь сопровождать меня во время утренней прогулки по городу.

Орибаз коротко кивнул и вышел. Почти сразу же в спальню принцессы ворвался жрец Ингерады, красивый молодой мужчина с тщательно завитыми волосами.

— Приветствую тебя, — обратилась к нему Катурия. — Я счастлива видеть у себя столь важного гостя…

— Остановись! — Он поднял руку, обрывая ее длинное, витиеватое приветствие. — У нас нет времени на пустые формальности. Мне известно, что ты чтишь богов; этого довольно. Госпожа, выслушай меня. В городе творится нечто ужасное!

— Я знаю, — спокойно кивнула Катурия.

— Даже сейчас, когда мы разговариваем, на улицах льется кровь, погибают люди!

— Да, мне уже доложили. — Катурия сохраняла полное бесстрастие. — К несчастью, ничего нельзя поделать. Эти люди обречены, и они погибнут. — Она вздохнула. — Однако не следует упускать из виду и другое: к вечеру многие из бывших простых жителей столицы обретут совершенно новое бытие в качестве боевых мутантов. Возможно, это и есть именно та сила, которая ниспослана нам богами для того, чтобы мы одержали победу в грядущей великой битве.

— Госпожа! — горячо произнес жрец. — Все обстоит намного хуже, чем ты себе представляешь. Мутанты на улицах столицы — лишь половина бедствия. Гражданская война разрушила все стороны жизни столицы и абсолютно все поставила с ног на голову. Великий город не отличался теперь от военного лагеря! Дома аристократии превращены в крепости с собственными гарнизонами! А несчастные жители, простые люди? До сегодняшнего дня эти бедняги пребывали в состоянии постоянной растерянности, а с выходом на поверхность монстров они просто обречены…

— Ты не сообщил мне ничего из того, чего бы я не знала. — Катурия остановила словоизлияния жреца коротким, решительным жестом. — Возможно, нам следует совместно молить Ингераду о том, чтобы она снизошла к своей верной служительнице и даровала ей победу над врагами…

Жрец отмахнулся.

— Богиня не слышит нас! Случилось то, о чем никто из нас даже помыслить не мог. Сегодня я обнаружил, что рухнула древняя магическая защита, дарованная нам богами. Теперь столица Империи Света может быть взята штурмом. Она открыта врагам.

— Я не верю! — прошептала Катурия, бледнея. — Этого не может быть. Сами боги оградили столицу Империи Света от вторжения неприятеля. Сами боги простерли над ней свою охранительную длань!

До этого момента Катурия твердо рассчитывала на то, что щиты Великого Кристалла оградят столицу от неприятеля. Она даже посмеивалась про себя над бедняжкой Диганом. Как он собирается штурмовать твердыню Кристалла, если сам Кристалл бережет ее от любого вражеского нашествия? Боги ясно обещали людям, что ни один враг не сможет одолеть столицу Империи Света.

— Я побывал в остальных двух храмах, — горестно произнес жрец Ингерады. — И Верес, и Котру отказали тебе в помощи. Это не означает, что они приняли сторону Дигана, — прибавил жрец. — Гражданская распря разгневала богов. Если бы тебе грозил внешний враг, они по-прежнему оставались бы с тобой. Но твой враг — брат твоего мужа, сын покойного императора. При таком положении вещей боги лишили вас обоих своего покровительства. Возможно, Диган еще не знает об этом… Во всяком случае, теперь ты можешь рассчитывать только на себя, своих солдат… и свою магию.

Катурия нахмурилась. Она молчала довольно долго, а когда заговорила, стало понятно, что она приняла решение и не отступится.

— Я знаю, как мне действовать, — произнесла она и кивнула жрецу в знак того, что аудиенция окончена. — Благодарю тебя, верный друг. Ступай сейчас в храм, запри двери и не отворяй их, кто бы ни стучал и как бы он ни молил пустить его.

Катурия переоделась в мужское платье и в сопровождении Орибаза прошлась по улицам. Она заглянула во все дома. И повсюду принцессу встречало одно и то же. Несчастные жители столицы бросались к ней навстречу, умоляя спасти их и уничтожить ужасных тварей. Но Катурия отстраняла их, не отвечая на их мольбы. Ей важно было предупредить своих полководцев и солдат, чтобы те не предпринимали никаких действий и держали оборону.

— Госпожа! — кричали Катурии со всех сторон бедняги, которых она бросила на произвол судьбы. — Госпожа! Спаси нас! Уничтожь монстров! Ведь это в твоей власти, ты — великий маг! Разве не ты унаследовала все магические силы своего мужа?

Наконец один из отчаявшихся горожан осмелился схватить принцессу за руку.

— Выслушай нас! — рявкнул он прямо ей в лицо. — Как ты можешь оставаться такой равнодушной? Мы ведь твои подданные, мы оставались с тобой! А теперь мы погибаем, и тебе это безразлично!

Орибаз поднял меч, чтобы зарубить наглеца на месте, но Катурия жестом приказала своему телохранителю не делать этого.

— Говори, — обратилась она к горожанину. — В чем ты меня упрекаешь?

— Разве ты ослепла? — спросил он. — Кругом кровожадные чудовища! Они убивают нас, и нам от них не скрыться! Я потерял жену и брата, а мои дети плачут от страха.

— И что я должна сделать? — Катурия прищурилась.

— Примени свои магические силы… Уничтожь их! — горячо сказал горожанин.

— Уничтожить мутантов? Зачем же, глупец ты эдакий, я стану это делать? Мутанты — отличная боевая сила. Не лучше ли подчинить их себе? Когда наши враги придут к столице, их будет ожидать горячий прием.

— Но мы… мои дети… мы все погибнем… — пробормотал горожанин.

— Не обязательно, — мягко улыбнулась ему Катурия. — Вероятнее всего, вы послужите мне в качестве мутантов. Ступай. Тебя ждет новая судьба.

Она разжала пальцы ошеломленного человека, высвободила из его хватки свою руку и преспокойно зашагала дальше. У Катурии было много работы. Ей следовало оградить магическими щитами собственных солдат, а затем заняться серьезной работой по подчинению себе мутантов.

Все это требовало от нее немалых усилий, и не раз верный Орибаз подхватывал повелительницу на руки, когда она теряла сознание от усталости. Несколько раз ему приходилось пускать в ход оружие, чтобы избавить ее от опасности со стороны наиболее агрессивных людей и монстров. Впрочем, для того, чтобы восстановить магические силы, Катурии требовалось теперь все меньше и меньше времени — она действительно сделалась могущественным магом, может быть, самым могущественным за всю историю Империи.

Постепенно все мутанты, «первичные» и «вторичные», действительно покорились ее власти. Катурия не препятствовала заражению тех жителей столицы, которые еще сохраняли человеческую природу. Напротив, Катурия во всеуслышание объявила «сезон охоты». Мутанты хватали людей на улицах или вламывались к ним в дома. И скоро уже вся столица оказалась заселена сплошными чудовищами, главной отличительной чертой которых были почти полная неуязвимость и преданность правительнице-магу. Сохранили свою человеческую природу лишь воины Катурии и жрецы трех богов, которые скрывались за наглухо закрытыми воротами храмов.

Смертельно уставшая, Катурия доверительно сказала своему телохранителю:

— Теперь я хочу лишь одного: пусть этот глупец Диган придет поскорее! Удерживать в подчинении такую ораву мутантов непросто, и если великая битва не состоится в ближайшую неделю, то, боюсь, я израсходую все свои силы.

Желание Катурии исполнилось: не прошло и двух дней, как Диган привел под стены столицы многотысячное войско. В походе оно далеко растянулось вдоль реки Валдар. Казалось, всю долину затопили всадники и пехотинцы. Блестящая, гремящая «змея» вилась до самого горизонта. Небо было исколото копьями, земля сотрясалась под копытами лошадей. Доспехи офицеров нестерпимо блестели на солнце.

Диган ехал во главе своей армии. Он буквально источал уверенность в успехе. Брат Нотона не сомневался в том, что разобьет армию Катурии и выгонит из столицы дерзкую женщину, осмелившуюся претендовать на престол. Что с того, что она, как говорят, владеет могущественной магией? Сражения выигрываются не магами, а солдатами, и не слабой женщине командовать войсками на поле брани.

Именно поэтому Диган высмеял оруженосца, который сообщил своему господину, что его желает видеть маг.

— Маг? — воскликнул Диган, этот великолепный воин. — Какое ему до меня дело? Я намерен придушить Катурию без всякой магии, голыми руками!

Он поднял руки в латных рукавицах.

— Он говорит, что дело срочное и что ты заинтересован в этой встрече, — настаивал оруженосец.

Диган придержал коня.

— Приведи его, не то, боюсь, он начнет бродить среди моих солдат и смущать их непонятными речами.

Оруженосец кивнул и убежал. Диган с досадой смотрел ему вслед. Столько неприятных заминок в пути, столько проблем с провиантом, фуражом, снаряжением для людей и лошадей, столько противоречий, явных и потаенных, в армии, собранной из личных отрядов знати! Столько долгих, многозначительных разговоров, столько людей с двойным, тройным дном! Все это Диган преодолел, к каждой проблеме, кажется, отыскал ключ.

Но все в мире, как чудилось принцу, готово было обернуться против него. Стоило разрешить один вопрос — нарождался другой. А теперь еще и какой-то приблудный маг…

От размышлений Дигана оторвал высокий хмурый мужчина, закутанный в черный плащ. У этого человека были длинные темные волосы с сильной проседью и совершенно седая, тщательно подстриженная борода. Его черные глаза тускло блестели, а губы казались слишком красными, словно вымазанными кровью.

— Принц, — проговорил этот мужчина, — приветствую тебя.

Диган вздрогнул от неожиданности, а затем деланно рассмеялся.

— Я слишком глубоко задумался, — признался Диган, — и не заметил, как ты подошел. Тебе удалось напугать меня — поздравляю.

Мужчина приподнял бровь.

— Что ж, рад, что эта ситуация не разгневала тебя, мой принц, — произнес он. — Меня зовут Геммель, и я — маг.

— Так это в твоих услугах я, по твоим словам, нуждаюсь! — воскликнул Диган, разглядывая мага с любопытством. — Пока что я не вижу ничего особенного. На что ты способен? Объясни мне.

— Я способен выиграть эту войну, — сказал Геммель.

— В таком случае, у нас с тобой много общего, — заявил Диган. — Потому что я тоже способен выиграть эту войну!

— Нет, — отозвался Геммель.

Диган опешил.

— Что?..

— Я говорю, что ты абсолютно не способен победить в войне, которую развязало твое честолюбие, — пояснил Геммель. — Я потому и пришел предложить тебе помощь, что перед Катурией ты беспомощен, словно котенок перед огромной собакой.

Диган глубоко вздохнул в попытке подавить свою ярость. Наблюдая за ним, Геммель одобрительно рассмеялся.

— Вижу, ты борешься с собой. Это хорошо, Диган, это воистину хорошо! Будь ты ни на что не способен, ты сейчас же призвал бы своих людей и приказал им изрубить меня на куски за дерзость. Но ты этого не делаешь, потому что в душе понимаешь — я прав. Силы Катурии велики. Она вызвала на поверхность из-под земли мутантов, которых производил ее покойный муж — твой покойный брат Нотон… Сейчас вся столица кишит этими тварями. По правде говоря, уж и не знаю, остались ли там обыкновенные люди.

— Мутанты? — переспросил Диган. Ему начало казаться, будто он погружен в странны кошмар, где у него нет никакой власти над происходящим и, что хуже всего, где он ровным счетом ничего не понимает. — Какие еще мутанты?

— Твой брат преображал человеческую природу, — начал рассказывать Геммель. Он говорил так ровно и спокойно, словно у них с Диганом впереди было очень много времени. — Нотон ставил эксперименты на людях. Даже богам не известно, какие жуткие твари сидели у него в подземной лаборатории на цепи! Но со смертью Нотона многое изменилось. Цепи рухнули, магическая защита пала, и эти твари выбрались на поверхность. Продолжение истории ты только что слышал: они пожирают людей или превращают их в себе подобных. Когда ты со своей армией подойдешь к столице, тебя будет ожидать не равноценная армия, а свора разъяренных чудовищ.

— Но почему ты… — с трудом выговорил Диган. — Почему ты пришел…

— Почему я пришел к тебе с предложением моих услуг? — подхватил маг. — Это просто. Я желаю занять высокий пост при новом государе. Вести подобные разговоры с Катурией бессмысленно — ей я ничего не могу дать. Она и без меня владеет магией. Ты — другое дело. Я нужен тебе. Скоро ты сам поймешь это.

— Если Катурию с ее боевыми мутантами невозможно одолеть в честном бою, — медленно проговорил Диган, — то какие, в таком случае, у меня шансы на победу?

— Ты должен завладеть Кристаллом Вечности, — произнес маг таким невозмутимым тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

Столица Империи Света всегда представала перед путником как волшебное видение — великолепный город на берегу реки, чьи причудливые башни вздымаются над стенами, а вымпелы на шпилях развеваются в облаках и смешиваются с полосами солнечного света на закате. И сколько бы раз человек ни возвращался в столицу — он всегда бывал потрясен открывшимся видом.

Диган не был исключением. Он боготворил город, которым правил его отец. И всегда на подъездах к столице Диган чувствовал, как слезы восторга выступают у него на глазах. Наверное, это был единственный случай, когда принц позволял себе плакать.

Но сейчас, когда Диган приближался к столице с войсками, намереваясь взять великий город штурмом, никаких слез не было и в помине. Диган едва замечал красоту столицы. Он непрерывно думал о том, что сказал ему маг.

Геммель уверял, что существует способ проникнуть в столицу и добраться до императорского дворца незамеченным. Под столицей был выстроен настоящий лабиринт. Глубоко под землей проложены ходы, которыми пользовались самые разные люди и с самыми разными целями. Когда-то подземелья служили тюрьмой, но потом надобность в этом отпала. Бывало, использовались эти переходы во время долгих осад — для вылазок против врага; но с тех пор, как боги одарили народ Империи Кристаллом Вечности, не стало и внешних врагов, и столица забыла, что такое войны. Нотон стал первым в долгой череде правителей Империи, кто вернулся в подземные лабиринты. Он многое здесь перестроил, многое расширил.

— Если ты будешь знать, где вход в лабиринт, ты сумеешь добраться до дворца, — сказал Дигану маг Геммель. — Ты войдешь в сокровищницу и возьмешь Кристалл Вечности. Затем тебе вместе с Кристаллом следует подняться на самую высокую башню. Произнеси заклинание, которое я напишу для тебя, и приложи Кристалл к груди. Ты навечно сроднишься с камнем. Ты будешь частью Кристалла, а Кристалл станет частью тебя. Таким образом ты превратишься в величайшего из владык, каких только знала Империя. Ты будешь жить вечно, и твое правление никогда не склонится к закату. Век от века ты будешь становиться все мудрее. При твоей власти Империя достигнет такого могущества, какое никогда не снилось людям. Последний бедняк будет жить под твоей рукой как первый богач другой страны. Верь мне, тебя ожидает великое будущее!

— Я не маг, а воин, — возражал Диган.

— Я — маг. — Геммель качал головой, улыбаясь принцу, как неразумному ребенку. — Поверь мне, я вижу гораздо дальше, чем ты.

— Если тебе известно, как захватить власть в Империи, почему ты сам ее не возьмешь? — спросил как-то раз Диган.

Геммель ответил просто:

— Потому что я не имею на нее никакого права. Престол должен принадлежать тебе… или Бороку. Но поскольку Борок мал и его правление будет, по сути, означать правление Катурии, я предпочитаю тебя.

— И еще потому, что я в тебе нуждаюсь, а Катурия — нет, — напомнил Диган.

Геммель рассмеялся.

— Это лишь одно из объяснений. На самом деле все гораздо сложнее. В жизни ни одно деяние не имеет лишь одной причины.

Диган не знал, в какой момент он безоговорочно поверил магу. Может быть, когда тот объяснил, почему не желает власти для себя.

Армия расположилась на берегу реки, напротив города, а Диган вместе с Геммелем отправился на поиски входа в лабиринт. Диган ушел пешком, без доспеха, взяв с собой из оружия лишь короткий меч и кинжал.

Геммель бесшумно скользил рядом с принцем, вкрадчивый, как тень.

Они отошли от армии на сравнительно небольшое расстояние. Геммель огляделся — нет ли поблизости нежелательных свидетелей, а затем с улыбкой обратился к принцу:

— Ты готов войти под землю?

— Да, — кивнул Диган. И прибавил беспокойно: — Сам не знаю, почему я решил послушаться тебя.

— Потому что я знаю, о чем говорю, — ответил Геммель. — И потому что ты готов пожертвовать собой ради своих подданных. Ты готов пройти серьезные испытания для того, чтобы ведомая тобой Империя достигла высот могущества. Однако не стоит мешкать…

Геммель широко улыбнулся, неестественно растянув рот, и вдруг топнул ногой. Тотчас большой пласт земли обвалился, и перед Диганом раскрылась пропасть. Он инстинктивно отшатнулся от нее, но оступился и, взмахнув руками, полетел вниз, в алчущую темноту.

Катурия выступила из ворот столицы в главе большого войска, состоящего в основном из мутантов. Желая сберечь побольше людей из своей армии, Катурия позволила солдатам оставаться за крепостными стенами. Она сомневалась в том, что Диган попытается взять столицу с марша и сразу же начнет штурм, едва лишь его армия займет долину. Штурма же Катурия стремилась избежать любой ценой. Сейчас, когда у столицы не стало магической защиты, Диган вполне в состоянии осуществить свое намерение. Кроме того, штурм принесет новые неисчислимые бедствия для города — пожары, разрушения, резня в первые минуты победы.

Поэтому солдаты-люди остались в цитадели в качестве гарнизона — на тот случай, если битва в долине будет Катурией проиграна, — а войско мутантов двинулось навстречу Дигану.

Впрочем, в этой армии были не только мутанты, но и некоторые люди. Нашлись сорви-головы, которым скучно показалось отсиживаться за стенами, в безопасности. Несколько отрядов, состоящих из людей, присоединились к боевой группе. Они поставили Катурии условие: мутанты не будут обращать в себе подобных тех, кто присоединился к ее армии добровольно. Катурия дала слово, что этого не случится. Она наложила на своих мутантов заклятие, научив их по запаху отличать друзей от врагов.

Странно было видеть во главе жутких человекоподобных существ красивую молодую женщину в длинном белом одеянии, с распущенными волосами, единственным украшением которых являлся золотой обруч с горящим рубином надо лбом. Руки Катурии были обнажены, но до локтя их закрывали железные браслеты с длинными острыми шипами.

Она сидела верхом на черной лошади. Двое мужчин сопровождали всадницу, не отставая от нее ни на шаг: справа — окончательно превратившийся в монстра Уржуг, с пастью, полной клыков, смоляно-черный, со спутанными черными волосами, слева — человек по имени Орибаз, суровый, хмурый, светловолосый. Видно было, что эти двое ненавидели друг друга и весь мир, но боготворили свою госпожу.

Пешие и конные, лохматые и совершенно безволосые, с кожистыми крыльями, с горбами, с длинными когтями, с шипами вдоль позвоночника, — шли и ехали боевые мутанты Катурии. Рядом с их устрашающим уродством ее красота выглядела еще более противоестественной.

Воинов-людей из числа солдат союзных танов Катурия поставила на флангах своей армии. Те держались от мутантов подальше, однако их готовность биться за Катурию отнюдь не ослабевала. Им по-прежнему не нравился Диган в качестве верховного правителя. Лучше уж Катурия, какой бы она ни была. Ходили тайные слухи о том, что Катурия намерена уничтожить всех мутантов после того, как одержит победу. Мол, в Империи не будет места этим отвратительным существам, они — лишь безмозглое орудие в умелых руках женщины-полководца. Эти слухи заставляли людей мириться с подобными союзниками.

Армии сошлись на равнине перед столицей. Гром оружия сотряс землю. Кони пугались монстров, которые выскакивали перед всадниками, скалили зубы, рычали и шипели. Тяжеловооруженные всадники падали с седел, а лошади носились по всему полю битвы, топча упавших. Лязг мечей заглушали человеческие крики и дикий визг мутантов.

Орибаз знал, что должен защищать Катурию. Это было единственное, о чем он помнил. Все остальное не имело для него ни малейшего значения. Бывшего моряка не пугали больше отвратительные мутанты, с которыми он вынужден был биться бок о бок. Разумеется, никаких дружеских чувств — в обычном смысле этого слова — между ними возникнуть не могло; но побороть омерзение и относиться к ним как к братьям по оружию поневоле пришлось.

Орибаз отразил удар копейщика в погнутой кирасе, развернулся на коне и выбил из седла другого противника — судя по богатым доспехам, знатного человека, может быть, даже одного из танов.

Катурия, казалось, не обращала никакого внимания на кровавую схватку, кипевшую вокруг нее. Она полностью сосредоточилась на своей магии. Подняв над головой руки, Катурия медленно произносила непонятные слова на древнем языке. Воздух между ее руками начал потрескивать — и вдруг сгустился; миг спустя на ладони Катурии лежал пылающий огненный шар. Он шевелился, как живой. Катурия улыбнулась и направила его в гущу сражения, где раздался взрыв, и все заволокло огненной и кровавой пеленой.

Солдаты Катурии, с обгоревшими ресницами и бровями, запачканные сажей, но невредимые, остались стоять посреди выжженной земли, на которой корчились умирающие враги и валялись разорванные на части тела. А Катурия уже занималась формированием нового огненного шара…

И вдруг точно такой же шар прилетел из стана Дигана. Кажется, этого Катурия от своего соперника не ожидала, потому что она вздрогнула, утратила концентрацию, и насыщенный магическими элементами воздух между ее ладонями разом утратил свои необычные свойства.

Орибаз слышал, как отчаянно ржут кони, как кричат от боли охваченные пламенем люди и как страшно затихают они, когда жизнь покидала их обугленные, изуродованные тела. Но даже эти звуки доносились до его сознания как бы сквозь пелену, потому что самым главным было — защитить Катурию, спасти ее даже ценой собственной жизни. Катурия была важнее всего.

И потому, когда следующий огненный шар вырвался из рядов армии Дигана, Орибаз был уже готов. Он метнулся вперед и схватил пылающий снаряд руками, прижал его к груди — и мгновенно превратился в живой факел. Дикий вопль Орибаза смолк почти сразу, смерть наступила мгновенно.

Геммель (разумеется, огненные шары были его рук делом) не ожидал, что найдется столь преданный человек, действительно готовый отдать свою жизнь ради принцессы. На мгновенье Геммель нахмурился: самоотверженный моряк, кажется, путает его планы… Но тотчас кривая усмешка появилась на губах мага. Если Катурия останется в живых — что ж, Геммель сумеет обернуть это в свою пользу. Пусть принцесса сделает за Геммеля всю грязную работу. Предстоит лишь подтолкнуть ее в правильном направлении…

Геммель снова принялся формировать огненные шары. Но бурлившая вокруг схватка мешала магу сосредоточиться. Слишком много человеческих эмоций высвободилось. Сильные чувства сами по себе обладают некоей магической природой, они способны опалять жаром, обливать холодом и даже парализовать… Так что же говорить о сражении, когда тысячи людей и монстров, собравшихся на сравнительно небольшом клочке земли, охвачены сильнейшими страстями! Чтобы создать огненный шар, нужно время. Только время. А его-то у Геммеля совершенно нет… Нужно заканчивать эту битву.

Катурия с сожалением посмотрела на труп Орибаза. Теперь у нее оставался лишь один преданных охранник — Уржуг. Тот сразу догадался, о чем думает госпожа, и приосанился. Разумеется, Уржуг уродлив и вызывает дрожь отвращения, зато Уржуг силен, гораздо сильнее обыкновенного человека. Катурия может положиться на него. Катурия может спокойно творить свою смертоносную магию, потому что Уржуг будет биться за нее.

На левом фланге конница Катурии сошлась в равном бою с верховыми отрядами Дигана. Двое танов, давние соперники, и на этом поле битвы сражались друг против друга. Оба старались не смотреть туда, где летали и взрывались огненные шары и где мутанты грызли людей и рвали их горло зубами. Здесь, на левом фланге, битва была честной, здесь двум равным предстояло выяснить, наконец, кто из них более достоин.

И вдруг все замерло — люди, мутанты, кони… Странная, жуткая тишина опустилась на долину. Казалось, все разом внезапно оглохли. Но стоило людям прийти к этому парадоксальному выводу, как до их слуха отчетливо донеслось отдаленное пение жаворонка — высоко в поднебесье…

Все взгляды обратились в сторону столицы.

На вершине самой высокой башни столицы Империи Света стоял одинокий человек в ярко-алом плаще и золотом шлеме. Он весь был охвачен ослепительным белым сиянием. Его видно было издалека — очень издалека. Казалось, это сияние распространяется на всю вселенную, и даже звезды смотрят на него со слепых небес.

Впечатление было потрясающим. И более всего поражало людей то обстоятельство, что они не просто видели того человека — они совершенно определенно узнали его, могли даже разглядеть черты его лица и детали одежды. То был Диган.

Очутившись в подземелье, Диган как будто очнулся от странного транса, в который погружали его речи мага. Сейчас принц отчетливо понимал, что натворил нечто ужасное. Он привел армию под стены столицы Империи Света и в самый решающий момент фактически обезглавил ее, оставив без командования. Вместо того, чтобы распоряжаться солдатами и координировать действия командиров, он отправился на таинственную прогулку в компании с сомнительной личностью, с этим Геммелем, который заморочил ему голову, бормоча о неслыханном величии и бессмертном правлении. Теперь никто не знает, как быть и где искать принца, а сам принц провалился под землю — в буквальном смысле слова.

Диган молил богов, чтобы его союзники-таны подождали и не бросались в битву. Пусть лучше они разойдутся и сложат оружие, увидев, что тот, за кого они хотели биться, исчез. Лучше так, чем полный разгром.

Но боги не слышали Дигана…

Подземелье поглотило принца. Ему оставалось одно — слепо брести вперед в надежде, что рано или поздно он отыщет выход из этого лабиринта.

Сначала его окружала кромешная тьма. Диган пробирался наощупь. Он вел пальцами по холодной влажной каменной стене и пробовал ногой пол, прежде чем сделать шаг. Затем, к своему удивлению, он понял, что начинает видеть.

Скоро он обнаружил и источник света — несколько ламп, горевших на стенах. Лампы коптили, хотя их огонь поддерживала какая-то магия, — в них не было масла. Они располагались на стенах лабиринта через равные, довольно большие промежутки.

Диган пошел быстрее. Он сообразил, что надлежит следовать тому пути, который обозначен лампами, пусть даже этот путь пролегает по узкому проходу, где то и дело приходится протискиваться боком, а то и ползти на четвереньках. Именно освещенная дорога ведет ко дворцу, в то время как все прочие ответвления, какими бы широкими и соблазнительными они ни представлялись, заманивают в ловушку.

Некоторое время Дигану казалось, что он обречен вечно скитаться под землей, не видя никаких перемен. Однако затем он очутился в более обжитой части лабиринта. Очевидно, именно здесь располагалсь лаборатория Нотона. Диган никогда прежде ее не видел и даже понятия не имел о том, что она может из себя представлять.

Он поневоле содрогнулся, когда понял, чем на самом деле занимался его брат.

Клетки с цепями, истлевшие трупы, скелеты, колбы с заспиртованными человеческими внутренностями… Банки с препаратами, с химикатами, книги с заклинаниями, записи об экспериментах… И везде — кровавые пятна. Все здесь, казалось, буквально кричало о смерти и страдании, о безумии и отсутствии какого бы то ни было милосердия.

Дрожь пробежала у Дигана по спине. Если Катурия — достойная наследница своего мужа (а говорят, что в жестокости и решительности она превосходит Нотона во много раз!), то Дигану следует поспешить. Любой ценой надлежит низвергнуть Катурию и не допустить ее правления. Геммель был прав.

Диган прибавил шагу.

Неожиданно ему показалось, что за ним следят. Он обернулся, но никого не заметил. Тем не менее ощущение усилилось. Кто-то явно таращился ему в спину. Диган резко остановился и выхватил меч. Существо, которое шпионило за принцем, не успело отскочить, и Диган увидел тощее создание с огромными, светящимися глазами.

Принц, не раздумывая, ударил его мечом. Послышался хруст, и существо бессильно упало на пол к ногам Дигана. Принц толкнул его, отпихивая подальше. Существо из последних сил впилось зубами в сапог своего убийцы.

— Отстань! — рявкнул Диган.

Оно зашипело.

— Кто ты? — закричал Диган, дико озираясь по сторонам, как будто ожидая увидеть в полумраке еще дюжину подобных существ. — Кто ты такой?

— Никто… — прошипело создание. Оно разжало челюсти, и глаза его потускнели.

Диган вложил меч в ножны, даже не обтерев его от крови. Следовало спешить. Здесь действительно могут таиться другие твари, куда более опасные, чем эта.

Лестница, ведущая наверх, была покрыта ковром. Ковер оказался вытертым — очевидно, по нему часто ходили. «Что ж, братец, — в ярости думал Диган, — я увидел только часть твоей грязной тайны, но мне этого хватило. Сейчас я поднимусь по ступеням, по которым ты столько раз спускался в эти подвалы, и войду во дворец. Я знаю, где искать Кристалл Вечности. Этот Кристалл по праву принадлежит мне. И отобрать его у меня будет невозможно. Он сделается частью моего естества…»

— …Диган! — прошептала Катурия, не сводившая глаз с фигуры, горящей на вершине башни.

Солнце сияло прямо над головой принца, отражалось в Кристалле.

— Принцесса Катурия? — проговорил негромкий голос.

Катурия резко обернулась. Она не понимала, почему Уржуг ничего не сделал, чтобы остановить чужака, и как вообще этот чужак сумел подобраться к принцессе незамеченным.

— Кто ты? — спросила она.

— Геммель. — Фигура в черном капюшоне слегка поклонилась. — Я маг, как и ты. Мы с тобой имели честь обменяться огненными шарами. Тебе, кстати, понравилось? Лично я впечатлен твоим искусством.

— Что тебе нужно?

— О, — Геммель отступил на шаг и отбросил с лица капюшон, — я в восторге от твоего стиля беседы, Катурия. Ты не ставишь мои слова под сомнение, потому что чувствуешь во мне ровню. Ты — не твой родственник Диган, этот твердолобый солдафон, которому все приходится повторять по двести раз и которого вечно надо уламывать, точно девственницу, влекомую на сеновал с известной целью…

Неожиданно Катурия рассмеялась.

— Хорошо, Геммель. Так что ждет меня на сеновале? Мне ты можешь называть вещи своими именами.

— Диган завладел Кристаллом Вечности, — сказал Геммель, странно блестя глазами. — Ты должна остановить его.

Катурия пристально посмотрела на человека, все еще стоявшего на вершине башни. Время как будто остановилось — все кругом застыло в мертвой неподвижности, и лишь Катурия с Геммелем не утратили способности двигаться и разговаривать.

— Я не успею вернуться в столицу и добежать по лестнице до вершины башни, — ответила Катурия. — К тому моменту, когда я доберусь до него, он уже завершит начатое.

— Значит, тебе придется действовать отсюда, — спокойно заметил Геммель.

Катурия смерила расстояние до башни и покачала головой.

— Я истратила слишком много сил, — призналась она. — Не знаю, сумею ли дотянуться до него заклятьем.

— Возможно, помощь друга тебе не повредит, — предложил Геммель.

Катурия нахмурилась.

— Кого ты называешь другом?

— А ты как думаешь?

— Уржуга? — Катурия кивнула на верного своего мутанта, который, уловив на себе взгляд госпожи, нашел в себе силы любовно заворчать.

— Я ценю твое чувство юмора, принцесса, — сказал Геммель не без раздражения, — однако сейчас я имел в виду себя.

— Ты мне не друг, — отрезала Катурия.

— Возможно, — не стал спорить Геммель, — но и не враг. У нас общая цель — Кристалл. Диган не должен завладеть им. Никто не смеет владеть Кристаллом единолично. Тебе придется остановить Дигана.

Он встал у Катурии за спиной, прижался к ней всем телом. Они вместе вытянули вперед сплетенные руки, и Геммель зашептал в ухо Катурии заклинание… Губы принцессы задвигались, повторяя слова мага…

Кристалл Вечности, пылал в руках Дигана, с силой прижимаясь к сердцу принца. Дар богов, великий магический камень, вживался в плоть Дигана и становился ее неотъемлемой частью. Это причиняло невероятную боль, но вместе с тем наполняло душу Дигана нечеловеческим ликованием. Все происходило именно так, как и предрекал маг Геммель.

Сейчас Диган больше не испытывал больше никакого страха — он не страшился ни боли, ни смерти. Что означает жалкая телесная оболочка в сравнении с дарованной ему вечностью? Диган кричал от восторга. В эти мгновения он был абсолютно уверен в том, что все происходящее — правильно и что никак иначе и быть не может. На глазах у двух застывших посреди кровопролитного сражения армий Диган превращался в истинного владыку Империи Света, владыкой на все времена…

Дигану хотелось, чтобы это мгновение его абсолютного торжества длилось вечно. И едва лишь он пожелал этого, как вместе с желанием пришло и понимание. Теперь Диган твердо знал, что именно он должен сделать. Для того, чтобы какой-то миг жизни оставался неизменным, следует умереть. В этот самый миг. Только тогда он перейдет с тобой в вечность.

С громким торжествующим смехом Диган вынул из ножен меч, все еще покрытый кровью маленького монстра, убитого им в подземелье, и вонзил клинок прямо себе в сердце.

Хлынула кровь. Диган вырвал меч из раны и выронил клинок, который падал с вершины башни странно-медленно, вспыхивая при каждом обороте, пока наконец не зазвенел, ударившись о камни мостовой.

Звон этот оглушил людей и нелюдей, небо над головами изменило цвет, сделавшись багряным и наполнившись золотым свечением… Оглушительный раскат грома прокатился от горизонта до горизонта, тройная молния упала с небес и поразила камень, горевший в груди у мертвеца. Сотни сверкающих осколков посыпались дождем, разлетаясь веером на большие расстояния. Большая часть кристалла осталась в груди самоубийцы, но он этого не осознавал.

Люди были ослеплены, погружены в оцепенение… Длилось это, как казалось, целую бесконечность, а потом все разом как будто потеряли сознание.

Когда же противники очнулись, все вокруг оставалось прежним: солнце лишь ненамного сместилось к горизонту на блекло-голубом небе, пыль под ногами взлетала облаками, звенело оружие, храпели кони — битва была в самом разгаре.

Многие попросту не помнили о произошедшем, у других же осталось лишь смутное воспоминание о том, что на их глазах разыгралось, вроде бы, некое из ряда вон выходящее событие…

Странным образом изменилось лишь настроение сражающихся. Они бились без ярости, без желания победить. Они просто наносили и отражали удары, не отдавая себе отчета в том, ради чего убивают других и умирают сами.

Катурия опустила руки и отстранилась от Геммеля. Маг с улыбкой смотрел на нее.

— Свершилось! — проговорил он.

— Он мертв? — спросила Катурия.

Геммель кивнул.

— Диган покончил с собой на глазах у всей Империи! — прибавил он. — Славная смерть. Возможно, наш принц сделал это, желая положить конец гражданской усобице…

— Ты ведь так не думаешь, — хмыкнула Катурия.

— Кому есть дело до тайных мыслей бедного, никому не известного мага? — осведомился Геммель. — О чем я думаю на самом деле — порой не знаю даже я сам.

— Да, сложная у тебя жизнь, — заметила Катурия. — Но что же произошло?

— Ты все видела. Диган покончил с собой.

— Это мы убили его. Ты и я. Мы внушили ему мысль о самоубийстве. Мы послали ему приказ покончить с собой — приказ такой неодолимой магической мощи, что Дигану ничего другого не оставалось — только подчиниться.

— Возможно, дорогая принцесса. Не стану тебя разубеждать. Но если виновен я, то не в меньшей степени виновна в этой смерти и ты.

Катурия замолчала. Она опустила веки, прислушиваясь к своему сердцу, а затем вдруг поняла: если сейчас она не избавится от Геммеля, то маг будет преследовать ее до конца жизни. Она приняла решение и уже повернулась к Уржугу, чтобы отдать ему приказ — уничтожить Геммеля… Но маг необъяснимым образом успел исчезнуть.

Уржуг по-прежнему охранял свою хозяйку, уничтожая любого, кто приближался к ней на опасное расстояние. Но движения монстра сделались замедленными, а в глазах появилась неуверенность.

Среди сторонников Дигана дела обстояли еще хуже. Постепенно люди осознавали, что их предводителя с ними больше нет. За кого же они сражаются? Где Диган?

Сама собой возникла и начала распространяться весть о самоубийстве претендента. Некоторые таны не хотели верить этому, но никаких разумных объяснений отсутствию Дигана они не находили.

Несколько человек из числа младших офицеров вспомнили о том, что при Дигане в последнее время неотступно находился некий маг. Возможно, этот маг все еще здесь — и он в состоянии раскрыть загадку.

Геммель действительно по-прежнему находился в армии Дигана. Выпустив огненные заряды и внеся хаос в ряды сподвижников Катурии, Геммель, как казалось, полностью обессилел. Чтобы прийти в себя, ему требовалось некоторое время, поэтому он отошел в тыл и устроился отдыхать возле котлов, в которых женщины, следующие за армией, варили для солдат похлебку. Сражение там или не сражение — а мужчин надо кормить. И те, кто вернется в лагерь после битвы, независимо от ее исхода, непременно потребует еды.

Геммель удобно устроился на земле и лениво смотрел в небо. Он уже задремывал, когда его грубо растолкали, вздернули на ноги и потребовали ответов.

— Что вам нужно? — Геммель щурился, рассматривая красные, взволнованные лица молодых офицеров.

— Что произошло с Диганом? Где наш полководец? Где принц? — требовали они ответа.

— Его здесь нет, — ответил Геммель.

— Мы видим, что его здесь нет! — Молодые люди начали сердиться. — Не морочь нам голову, колдун! Что ты сделал с нашим командующим?

— Ничего… Да ничего я с ним не делал! — возмутился Геммель. — Диган вполне в состоянии отвечать за свои поступки, что бы он там ни натворил.

— Что ты наговорил ему? — выкрикнул вне себя один из офицеров, постарше других, с черными усами и яркими темными глазами. — Каким враньем его оплел? Мы видели, как вы шепчетесь, как он уходит с тобой на какие-то таинственные прогулки. Ты заманил его в ловушку какой-то ложью!

— С чего вы взяли, мой господин, что мои речи, обращенные к правителю Дигану, были ложью? — Геммель зевнул, всем своим видом показывая, что разговор ему неинтересен.

Молодой офицер встряхнул мага за плечи так, что у того лязгнули зубы.

— Все, что делают маги, — ложь! — заявил офицер.

— Вы догадываетесь, конечно, о том, что сильно рискуете, обращаясь со мной подобным образом? — вкрадчиво предупредил Геммель.

— Мне кое-что известно о магах, — ответил молодой человек. — Ты израсходовал свои силы, запуская в наших противников огненные шары. В ближайшие полчаса ты не сможешь причинить мне никакого вреда.

Геммель опять демонстративно зевнул.

— Диган пронзил свое сердце, — сказал он наконец. — Он проник в столицу, поднялся на вершину дворцовой башни и там покончил с собой. Я не лгу. Это видели многие. Странно, что вам об этом ничего не известно.

Молодой офицер отшанулся.

— Погиб? — переспросил он немеющими губами. — Мертв?

— Да, Диган мертв, — жестко подтвердил Геммель. — И скоро вы обнаружите его тело. Вы либо войдете в город и подберете его на башне, либо же солдаты гарнизона перебросят его через стену, чтобы вы могли забрать его из рва…

— Невозможно! — заговорили другие. — Это невозможно! Но почему?.. Как?

— Да, он покончил с собой, — сказал маг, с удовольствием наблюдая за тем, какую реакцию вызывают его слова у слушателей.

— Почему?.. — Они почти плакали от горя.

— Потому что ему этого захотелось, — сказал маг просто, словно обращался к маленьким детям. Он усмехнулся: — Вы, конечно, считаете, это я его заставил? Заколдовал и послал на смерть?

Он засмеялся… И тотчас смех его прервался, когда кинжал, просвистев в воздухе, вонзился прямо ему в сердце. Один из приверженцев Дигана не выдержал оскорблений и, прежде чем его успели остановить, убил мага.

Геммель еще сумел выговорить:

— Вы все глупцы!..

А затем упал навзничь, дернулся несколько раз и затих. Кровь выползла из его рта, как змея.

Между тем у стен столицы началась настоящая бойня. Монстров становилось все больше: они выходили из подземелий, выползали из каких-то расщелин в земле и тотчас набрасывались на людей, грызли, рвали, валили на землю и вспарывали животы, впивались зубами в горло, ударом лап срывали кожу с головы, с шеи… Под ногами хлюпала кровь, грязь сделалась бурой и жидкой. В воздухе стоял удушливый запах смерти и какой-то особенной, острой вони, испускаемой возбужденными чудовищами. Среди роя дьявольских порождений носились обезумевшие кони, потерявшие своих седоков. Башнями высились над пехотой тяжеловооруженные всадники — они еще пытались отбиваться длинными мечами и копьями, но монстры лезли на лошадей, кусали животных за ноги, за крупы, царапали их шеи, и те, шалея от страха и боли, взвивались на дыбы и сбрасывали людей. Добить упавших было для чудищ делом нескольких мгновений.

Катурия наконец вступила в сражение сама. Стоя плечом к плечу с Уржугом и как будто не замечая его безобразия, эта прекрасная молодая женщина вынула меч из ножен. Еще минуту назад она выглядела почти безоружной. Ножны висели на ее боку, однако были пусты. Но Катурия нараспев произнесла короткое заклинание и потянула за невидимую рукоять — и вот уже длинный, светящийся багрово-золотым светом магический меч блещет в ее руке.

Таны отступили, чтобы перегруппироваться и снова атаковать. Теперь они бросили на Катурию конницу — отборных латников, которые еще оставались невредимыми. Глядя, как несокрушимая лавина несется со склона холма на поле перед стенами столицы, Катурия крепче впивалась пальцами в рукоять своего магического меча. Маленькие огоньки срывались с лезвия, как злые пчелы, готовые жалить недругов.

Сразу двое всадников разом наскочили на женщину-мага, и она разрубила их пополам, словно они были сделаны из бумаги. Но вслед за первыми, погибшими, явились новые и новые… Вокруг Катурии росла гора мертвых тел, сама же она оставалась неуязвимой. Уржуг, многократно раненый, весь залитый кровью, своей и чужой, отбивался из последних сил. Небо над головами обезумевших бойцов становилось все темнее, хотя солнце по-прежнему светило на западе. Люди постепенно переставали различать своих и чужих. Воздух стал таким тяжелым, что трудно было дышать.

Наконец общую сумятицу разрезал звук трубы. Странным образом его услышали все. Это был первый нормальный звук за долгое, долгое время… Удивительно, что он вообще сумел пробиться сквозь душную атмосферу и достичь слуха бойцов. Никто не знал, кто именно сыграл отступление, но воины обоих лагерей восприняли это как огромное облегчение, как знак того, что не все еще кончено и возможно сохранить жизнь — увидеть обычное небо, обычную реку, обычную землю, обычные человеческие лица, — не искаженные ни яростью, ни мутацией. Даже монстры, казалось, услышали голос трубы, прозвучавший, точно голос рассудка среди всеобщего безумия, охватившего мир.

Катурия подняла меч высоко над головой, и вокруг нее собрались союзники — люди. Мутанты, отгоняемые боевыми заклинаниями, которые твердила неустанно Катурия, скрежетали зубами, рвали на себе кожу когтями в бессильной ярости, но отходили все дальше и дальше, к столице.

Никто не знал, что в действительности произошло с магом Геммелем, которого зарезали верные союзники Дигана. Молодые офицеры вполне справедливо подозревали Геммеля в том, что именно его колдовство направило руку Дигана и заставило принца пронзить свое сердце. Но они явно недооценивали мага и уж точно совершили ошибку, полагая, что избавили от него мир, просто пронзив холодной сталью его бренное тело.

В общей суматохе никто не обратил внимания на то, что труп Геммеля, полежав некоторое время в неподвижности (как и полагается трупу), вдруг задергался, зашевелился и приподнялся, опираясь на локти.

— Пвоклятье! — шепелявя, пробормотал «труп Геммеля». — Да што ж это такое!

Он выплюнул изо рта сгусток крови и брезгливо обтер губы.

— Што шо мной? — повторил он, тряся головой.

Затем он сел и обвел глазами лагерь. Женщин больше не было — они разбежались. Огонь под котлами совершенно угас. Геммель встал и, ковыляя, направился к котлу. Он запустил руку в горячую похлебку почти по локоть, зачерпнул, вытащил горсть и облизал сперва ладонь, а потом и всю свою руку.

— Вкушно! — сообщил он.

И тут он наконец заметил перепуганную женщину — последнюю из оставшихся. У нее попросту не хватило сил, чтобы унести ноги, и теперь она широко раскрытыми от ужаса глазами следила за кошмарным искалеченным стариком, в которого превратился тот, кого она некоторое время вполне искренне считала мертвецом.

— Ты! — обратился к ней Геммель. — Ты кто такая?

— Человек, — ответила она, едва шевеля губами.

— А я — Фенний, — сообщил жуткий старикан. — Фенний — мое имя. Я ждесь потому, што… — Он задумался, но ничего не смог вспомнить, и перевел взгляд на город: — А там што проишходит?

— Битва…

— Кто ш кем? — деловито осведомился старик.

— Принц Диган против принцессы Катурии.

— А мы жа кого? Жа принца или жа принцешшу?

— За принца…

— Дувак! Он — дувак! — объявил тот, кто именовал себя Феннием. — Ты жнаешь, кто я?

— Фенний…

— Вот шлушай, пока я не жабыл. Когда-то я был магом, да. Геммель — меня звали. — Старик неожиданно перестал шепелявить. Кажется, постепенно он оправлялся после своего «воскрешения». — Я был очень могущественным. Гораздо более могущественным, чем кто-либо может себе представить. Но мне приходилось скрываться. В Империи, при прежнем положении дел, такому, как я, не поздоровилось бы. Особенно при Дахане Пятом. Да и потом… Но Нотон с братцем почти совершенно развалили Империю… Тут-то и настало для меня золотое время. Я долго ждал этого. Долго… Я знал, что Геммель вызовет ненависть людей, ненависть такую сильную, что они захотят его убить. О, я предвидел это, потому и создал своего рода запасную личность — Фенния. После смерти Геммеля я должен был вернуться к жизни вновь, уже другим человеком…

Он посмотрел на женщину, которая таращилась на него, не скрывая ужаса.

Затем старик еще разок зачерпнул из котла, не столько поел, сколько испачкался, и безмолвно заковылял вслед.

— Погоди! — окликнула его женщина. — Куда ты?

Старик повернулся к ней.

— Што? — прошамкал он.

— Куда ты идешь?

— Не жнаю… А кто я? — вопросил он и, не получив ответа, побрел дальше, скорбно покачивая на ходу головой.

Да, Геммель был весьма предусмотрителен. Многие годы работал он над тем, чтобы привести в мир Империи Вечности того, кто разрушит ее, того, кто будет представлять собой вечную угрозу ее слишком уж лучезарным обитателям. По мнению Геммеля, люди слишком уж беззаботно жили. За что они ни брались, все у них получалось лучше некуда, они никогда не болели и практически не ведали утрат. Это вело к обмельчанию человеческой натуры. Геммель считал, что такое развитие человечества ни к чему хорошему не приведет. В конце концов, это неуважение к богам! Разве для того даровали они людям Кристалл Вечности, чтобы те лишь накапливали богатства?

Была и еще одна причина, куда менее достойная, нежели забота о нравственном состоянии человечества. Дело в том, что Геммель был ущербным. Он родился болезненным ребенком. Такого никто и не упомнит, чтобы младенец постоянно плакал и покрывался красной сыпью от любой непривычной пищи. А кашель, донимавший его по ночам! Родители Геммеля всерьез считали, что боги карают их за какие-то неведомые проступки, и в конце концов отдали ребенка жрецам Ингерады. Те некоторое время пытались его вылечить, но потом отчаялись. Геммель хворал, и характер у него был плохим: мальчик чувствовал себя изгоем.

Он вырос с желанием создать могущественное темное существо, которое карало бы человечество и ни на миг не давало бы людям забыть об их собственной ничтожности.

Геммель мечтал создать Темного Властелина.

Он потратил годы на то, чтобы приблизиться к своей заветной цели. Он также принял меры на случай собственной гибели.

Теперь цель достигнута, но личность Геммеля утрачена навсегда. Слишком долгим оказалось ожидание. На пороге своего триумфа Геммель ушел навсегда. Остался лишь ковыляющий, кособокий старик, полубезумный Фенний, который не помнил о своей прошлой жизни ровным счетом ничего.

Последствия самоубийства Дигана оказались поистине глобальными. Боги не простили людям их предательства. Кристалл Вечности был разрушен. Земля вздрагивала под ногами у людей, а река Ильдигис неожиданно стала стремительно мелеть.

В почве образовался разлом, в который уходила вода. Дальше, к северу, где землетрясение порождало новые и новые разломы. А на высохшем дне погибшей реки остались лежать тела убитых, и среди них прыгала обезумевшая рыба.

Царственный город тоже было не узнать. Ни башен, ни стен больше не осталось. Страшный катаклизм заставил обрушиться величественные строения, которыми много столетий так гордилась Империя Света. В столице не нашлось бы сейчас ни одного целого дома. Казалось, все вокруг лежало в руинах, лишь некоторые башни продолжали возвышаться над развалинами.

Мстительная природа уже начала поглощать эти руины. Из недр земли выросли вьющиеся растения, которые жадно оплетали рассыпавшиеся камни. Глядя на обломки домов и наполовину разрушенные укрепленные дворцы знати, теперь уже невозможно было понять, сколько времени прошло после катаклизма: несколько часов или несколько лет. Тела погибших, повсюду лежавшие на улицах города, были еще теплыми, но все прочее имело такой вид, словно минули годы и годы…

Теперь Катурии было совершенно ясно, что битва проиграна. И проиграна она не только ею, но и Диганом. Победителя в этом сражении нет и не может быть, поскольку в ходе войны был уничтожен самый приз. Империя Света рухнула. И то обстоятельство, что понимали это лишь очень немногие участники катастрофы, не меняло дела. Скоро масштаб случившегося станет ясен абсолютно всем.

Нужно было уходить из проклятого, зараженного места, и уходить как можно скорее…

Остатки армии принцессы — одни лишь люди, монстров Катурия вынудила остаться, — собрались вокруг храма Ингерады. Все ждали, пока жрецы вынесут статую богини и священные сосуды для омовений (не говоря уж о длинных ритуальных одеждах, благовониях и краске, которой разрисовывали статую). Наконец весь этот драгоценный скарб был погружен на телегу, и процессия тронулась в путь.

Катурия медленно ехала впереди на лошади. Перед ней в седле сидел мальчик — Борок. Ребенок был напуган и молчал, прижимаясь к матери всем телом. Она придерживала его рукой. На душе у принцессы была пустота. Она не переставала удивляться этому. Раньше она всегда была поглощена каким-нибудь делом — интригами, сбором сведений, изучением магии… А сейчас у нее не осталось ничего, только этот ребенок, для которого она пыталась отвоевать престол.

Сейчас, в минуты поражения, Катурия искренне верила в то, что сражалась за трон для Борока.

Он прижался к ней лохматой головенкой, задремал.

«Дитя, — с отвращением подумала Катурия, глядя на макушку сына. — Ему требуются лишь ласка и заботы матери, лишь сытная еда и теплая одежда… Он никогда не поймет, что я лишила его всего этого ради грядущего величия».

Отчаявшиеся, оглушенные катастрофой люди уходили вслед за принцессой на юг.

Государство, основанное Катурией на островах южного моря, называлось отныне Империей Южных Островов. Именно «Империей» — поскольку оно считало себя истинным и законным наследником былой Империи Света. Подобное представление о себе определило и основную идеологию Юга: люди там весьма консервативны, крепко держатся традиций, и их лица, если можно так выразиться, обращены к прошлому. К невозвратному, навек утраченному прошлому.

В Старом Форте опять были солдаты, только на этот раз — люди Дигана. О судьбе принцессы Катурии толком ничего не было известно. Вроде бы, она спаслась вместе с сыном и уехала. Куда? Время покажет.

Воины готовились к долгому переходу на север. Горы казались бывшим соратникам покойного принца самым лучшим укрытием от гнева богов. Нет больше Кристалла Вечности, нет больше близкого присутствия благосклонных божеств… Жутко представить себе, каких еще благодеяний лишились люди? Что их ожидает?

Последствия сказались сразу. От ран, вроде бы, не слишком тяжелых, скончались за ночь десятки человек. У них началось воспаление, которое свело их в могилу буквально за часы. Раньше такое было невозможно.

Привычки беречься еще не выработалось, и опасность глядела незримыми глазами отовсюду. Много потерь еще понесут разбитые соратники Дигана прежде, чем достигнут гор и начнут там новую жизнь.

Из числа уцелевших великих танов избрали нового предводителя вместо Дигана. Через несколько дней они покинули укрепление. Но не все.

Часть людей осталась в Старом Форте. В основном это были те, кому не по душе пришелся выбор. По их просьбе, там же задержалась и одна из жриц Вереса. Люди не хотели окончательно лишиться божественного покровительства и не утратили надежды обрести связь с богами.

Статуя Вереса, его доспехи и оружие отправились на север вместе с великим таном и его союзниками.

Долгое время ничего не было известно о жрецах третьего бога — Котру, и лишь спустя несколько лет его большой храм в Туррисе, на юге, у самого моря, обрел известность как место, где всякий купец, всякий моряк, рыбак или путешественник может обрести покой, получить совет или иную помощь.

Столицу Империи Света покинули все, даже река, и исковерканная земля вокруг нее покрылась влагой. На месте прежнего русла Ильдигиса появилось болото, в глубине которого зарождались пузыри. Небо над городом потемнело, монстры, выползшие из подземелий или вернувшиеся с поля боя, пировали среди трупов на улицах мертвого города. Расколотый на сотни кусков Кристалл Вечности был погребен здесь, среди развалин и опустевших домов, и лишь немногие храбрецы сумели впоследствии завладеть одним или несколькими осколками.

А в самой высокой башне императорского дворца, немного покосившейся после катаклизма, но все еще величавой, влачил в ожидании своего часа почти бесплотный призрак с ярко пылающим в груди большим драгоценным камнем.

Осколок. Один из десятка. Большой, прекрасный, дарующий могущество — но все-таки осколок, ибо единое целое, которым некогда являлся Кристалл Вечности, погублено навсегда.

Разрушение цельности Кристалла привело к грандиознейшему катаклизму в истории людей. Прекрасный город, могущественная столица Империи Света, лежала теперь в руинах, уничтоженная этим взрывом.

В недоступных для человека сферах, среди астральных проекций, размышляя об этом, некая темная сущность преисполнялась злобной радости. Свершилось то, к чему столько лет стремился Безымянный и Забытый! Он вновь свободен и наслаждается безграничным пространством астрала.

Что ж, все начатое во времени — во времени и заканчивается. Тысячелетия минули с тех пор, как светлые сущности, которых люди именуют богами — Ингерадой, Вересом и Котру, — одолели тьму и заточили ее в прочнейшую из тюрем, в магический кристалл, обладающий способностью собирать в себе и хранить непобедимый свет. Божества вручили этот кристалл людям, и благая сила камня начала воздействовать на саму человеческую природу. Тысячелетиями мир людской процветал.

И считалось, что так пребудет вечно, и оттого чудесный камень назван был Кристаллом Вечности.

Но темная сущность, спрятанная в самой его глубине, не оставляла тайных, отчаянных попыток освободиться. С веками структура камня слабела, и Забытый ощущал это. Он прилагал невероятные усилия для того, чтобы расшатать заклятья светлых сил. И наконец ему удалось выпустить наружу слабые свои эманации. Наиболее чуткие к ним люди улавливали их, и происходило то, что называлось на человеческом языке «порчей характера».

Честолюбие гнездилось теперь в сердцах правителей, и это было очень хорошо для Забытого. Оставалось немногое… Требовался могущественный маг, который сдвинул бы дело с мертвой точки. И такой маг нашелся. Это был Геммель, одаренный, умный, хитрый. Междоусобная война вспыхнула в Империи и развалила ее… Апофеозом катастрофы стало разрушение Кристалла и освобождение Забытого.

Теперь он получил возможность управлять своими марионетками — Диганом и его подручными, — наблюдая из высших сфер за тем, как сложно плетется на земле темная интрига.

— Магическая защита Турриса падет, — шептал голос в ночи. — Тот, кто знает, как уничтожить ее, будет с нами, когда пробьет час. Он подчинится тебе, мой повелитель! Он положит великий город к твоим ногам, и преданные тебе создания начнут пировать на Великой Арене. Они пресытятся человеческой плотью, и тогда ты воцаришься на побережье…

— Да будет так, — прогудел низкий громкий голос.

Одинокий путник на дороге услыхал отзвук этого голоса и вздрогнул, но не остановился. «Должно быть, ветер ревет в кронах деревьев, — подумал он, — или руины продолжают рассыпаться в прах, и плачут так, как умеют плакать только умирающие камни…»

Человек направлялся в Туррис. Он твердо знал, что обязан появиться в этом городе… но для чего — стерлось из его памяти.