ГЛАВА 4

842-й Божественный цикл, 10-й день от рождения соластро, 9-й год истинного Восхождения

Отряд кавалерии мастера Дины Келл рысью мчался по редколесью к восточной части долины, пока Павел Нунан бегом вел три сотни легкой пехоты Второго легиона к западному краю. Триарии начали подъем по крутому южному склону, чтобы перехватить ловких беглецов, если таковые найдутся.

Атресские мятежники напали на небольшой форт всего в десяти милях от границы с Цардом. Форт состоял из почтовой станции, казармы для стражи и спальных помещений для дорожных отрядов, прокладывающих новый тракт к границе. А еще он находился далеко от обжитых мест и прятался в начале густо поросшей лесом долины. Второй легион, Медвежьи Когти Эсторра, двигался маршем на пункт сбора, чтобы начать кампанию против Царда в ближайшее рождение генастро. Им предстояло охранять границу, готовиться к кампании и следить за созданием армейской артиллерии в течение всего холодного дуса. Они станут основой армии, которая в дальнейшем будет наращиваться до первоначальной наступательной силы в тридцать тысяч солдат.

Когда по всей Атреске распространилась зараза гражданской войны, генерал Гестерис предупредил командиров об усиливающейся деятельности мятежников в этом районе. Сами легионы были неуязвимы, однако линии снабжения постоянно подвергались нападению. И когда войска Конкорда увидели столбы дыма, поднимающиеся двумя милями дальше, генерал дал волю ярости. Он без колебаний принял решение.

— Это не преданные Конкорду граждане, — на бегу напомнил солдатам Нунан. — Это предатели Эстории и Бога. Их улыбки фальшивы, их речи — западня. Увидев нас, они содрогнутся от страха! Мы — Медвежьи Когти. Мы их сокрушим.

Нунан добежал до входа в долину. Его первая сотня была вооружена луками, две другие — дротиками. Каждый воин, одетый в доспех, нес гладиус и легкий круглый щит. Расширяющуюся впереди долину усеивали валуны. Внизу река выходила из подземного русла, и вдоль ее берега прокладывали дорогу. Форт располагался милей дальше, в восточной части долины, на природном плато. Сейчас он горел, и черный дым поднимался к затянутому облаками небу.

Вдали у форта Нунан увидел движущиеся массы людей. Много, сотни. Плато, спускавшееся к дороге, было завалено телами. Кое-где группы солдат Конкорда еще сражались в горящих зданиях, но они не смогли бы долго продержаться. Повозки и строительные материалы разметало по всей долине. Река окрасилась кровью и несла трупы людей, волов и лошадей — последствия нападения крупного отряда мятежников.

— Вперед! — заорал Нунан.

Он помчался по дороге, надеясь, что правильно рассчитал время и Келл с кавалерией с другого конца долины отрежет бунтовщикам путь к отступлению. Очень скоро на поле битвы услышали громкий топот бегущей пехоты и заметили блеск доспехов на солнце. По долине разнеслись крики командиров. Солдаты, лучники и всадники вернулись на дорогу, уходя из атакованного ими форта.

Из дыма и пыли выступила неровная линия бойцов. Напротив левого фланга Нунана сгруппировалась кавалерия. По приблизительной оценке, перед ними было около четырех сотен бойцов. Соотношение, конечно, не слишком хорошее, но у него — закаленные в боях воины. Противостояли же им неорганизованные ополченцы, уставшие после долгого и нелегкого боя, который уже считали выигранным. Конкорд одержит верх!

— Рассыпаться и приготовиться к бою! — приказал Нунан, когда расстояние сократилось до четверти мили. — Лучники, целься в конных!

Его приказ передали по рядам пехоты. Вскоре лучники подтянулись и начали занимать позиции на возвышенных местах. Пехотинцы вокруг него сформировали бегущий строй шириной более тридцати ярдов, заняв дорогу и неровную землю по обе ее стороны. Две сотни ярдов — Нунан увидел, как вражеские лучники натягивают тетиву. Сто пятьдесят — слишком рано! — они начали стрелять. Сто ярдов — вражеская кавалерия двинулась в атаку.

— Держать скорость!

Нунан заслонил лицо щитом и выбросил вперед руку с коротким копьем. Над головой свистели стрелы. Он слышал, с какими звуками они втыкаются в дерево и плоть. Слева неслась вперед вражеская кавалерия. Его лучники остановились и сделали залп. Стрелы пронеслись и упали среди вражеских всадников. Люди и животные начали валиться наземь, но ряды не дрогнули. Еще один залп. И еще. Атака замедлилась, отряд перестроился. И снова двинулся вперед, стремясь быстрее сблизиться с пехотой.

Нунан был в сорока ярдах от строя неподвижных мятежников. Он увидел краденые конкордские доспехи, атресские гербы и разномастные оружие и шлемы. Он увидел страх в их глазах.

— Дротики!

Нунан развернулся и метнул короткое копье. Дротики заполонили воздух. Щиты перед ним поднялись над головами. Дротики начали падать — отлетая, пронзая, стуча, словно град по железной крыше. Раздались мужские и женские вопли. В ответ полетели стрелы. Нунан опустил щит, и стрела с силой ударила прямо в герб Конкорда. Наконечник прошел насквозь и оцарапал ему руку. Он вытащил из-за щита второе копье.

— Дротики!

Короткие мощные копья снова обрушились на ряды неприятеля. И на этот раз следом за ними на врага кинулся Второй легион. Шум поднялся невероятный, напор толпы чудовищно возрос. Нунан всем телом навалился на щит и пробежал прямо по своему первому противнику, топча его ногами. Стрела, пронзившая щит, переломилась. Справа и слева ревели его пехотинцы, выкрикивая боевые лозунги Конкорда.

Слегка притормозив, Нунан обнаружил, что оказался глубоко в рядах врагов. Он бил щитом направо и налево, ощущая, как тот сталкивается с вражескими щитами. Перед ним открылся чей-то бок. Он по рукоять вонзил в него гладиус и ногой отпихнул падающее тело, одновременно подтягивая щит к себе, чтобы прикрыться. Мгновение Нунан стоял неподвижно. Справа погиб его солдат: направленный снизу кинжал с силой вонзился ему в шею. Удар стал последним для мятежника, который его нанес. Клинок Нунана вылетел над щитом и пробил мужчине горло.

— Когти, вперед!

Крик командира подхватили пехотинцы по всей короткой линии боя. Потом он услышал ржание коней и топот копыт. Накатила новая волна шума, послышались удары мечей о щиты. Нунан метнул взгляд налево. Остатки мятежной кавалерии ударили во фланг строя Конкорда. Пехотинцы стремительно подбегали сзади, чтобы атаковать. Лучники неслись вниз по склону, бросив луки и обнажив мечи.

Высоко над головой взметнулся меч и стал опускаться вниз по косой. Конкордец принял удар на щит. От столкновения по руке пробежали мурашки. Он отступил на шаг. Нунан и сам был человеком не маленьким, но мятежник оказался настоящим великаном. Его рука сжимала старинный двуручный меч, а туловище прикрывала ржавая кольчуга с дюжиной прорех. Лицо воина, испещренное шрамами и густо обросшее бородой, невозможно было разглядеть. Остальные мятежники группировались вокруг него.

— Ко мне! — скомандовал Нунан.

Великан ударил снова. Двигался он стремительно. Сокрушительный удар пришелся по верху щита, мятежник пытался сбить противника на землю. Нунану оставалось надеяться, что его призыв услышали. Второй удар сильной болью отозвался в плече.

Мятежник поднял меч над головой, готовясь нанести третий. Нунан быстро и мощно выбросил вперед щит, ударив противника в грудь. Тот почти не дрогнул, но у него не оказалось пространства для удара, так что он развернул клинок, блокируя меч Нунана на уровне груди.

Великан был невнимательным бойцом, и при маневре его меч рассек бок другого мятежника, однако ему хватило силы, чтобы ускорить движение и остановить противника. Нунан развернул гладиус, чтобы отбить удар, и снова ударил щитом. На этот раз он метил выше и разбил мятежнику нос. Мужчина отступил назад, занося меч, и лишь на волосок разминулся с торсом еще одного мятежника. Нунан резко свел гладиус и щит, поймав клинок противника и с силой отклоняя его вниз и влево.

Потом Нунан шагнул вперед, ударив щитом по ребрам великана, не давая ему восстановить равновесие. Мужчина на миг оперся на меч, чтобы не споткнуться. Нунан увидел, как он открылся, и тут же вонзил ему гладиус под ребра, в сердце. Мятежник ахнул и откачнулся назад — мощный ствол, падающий на тонкие деревца.

— Дави! — взревел Нунан.

По долине разнесся звук горна. Келл. Очень вовремя!

— Вперед, Медвежьи Когти, вперед!

Нунан продолжал наступать, не обращая внимания на боль в плече и на онемение, распространяющееся по руке. Через пару ударов он уже едва мог поднять щит, но гастаты прикрывали его. Мятежники дрогнули. Он уже слышал тревожные крики и сквозь мелькание рук и клинков разглядел, как несколько человек обратились в бегство.

Хаос постепенно сменялся порядком. Центурионы выстраивали легионеров в шеренгу, образовалась стена из щитов. Солдаты опередили командира и бережно оттеснили назад. Второй легион сомкнул ряды и плотным строем неудержимо двинулся вперед, то раздвигая щиты, чтобы наносить удары между ними, то сдвигая, чтобы давить противника. Оставшиеся в живых всадники мятежников уже обогнули фланг и стремительно скакали прочь. Его лучники снова схватили луки, топот кавалерии Келл становился оглушительным. Нунан посмотрел поверх голов своих солдат.

— Стоять! — рявкнул он.

Они остановились. Мятежники тоже замерли, растерянные и оглушенные, надеясь услышать предложение сдаться. Но пощады не будет. Его пехота отступила назад в идеальном порядке. Нунан услышал громкий приказ Дины Келл, увидел сотню поднятых копий. Волна панического ужаса прокатилась по рядам противника. Впереди высилась безжалостная стена щитов. Сзади на них галопом мчалась конница.

Нунан сплюнул и отвернулся, обнаружив, что не имеет никакого желания видеть дальнейшее.

* * *

Претор Лина Горсал вытерла ладони о тунику и пошла к открытой восточной стороне базилики. В Броде Чаек, атресском городке в сотне миль от границы с Цардом, стоял чудесный день. Жизнь текла своим чередом. Вдали от нового тракта, который прокладывали на юг, порой трудно было поверить, что ее страна, Атреска, ввязалась в гражданскую войну, или что Конкорд готовится к новой наступательной операции. В Броде Чаек вели оживленную торговлю и с востоком, и с западом и считали, что новая кампания совершенно не способствует развитию деловой активности.

Ни она, ни другие жители Брода Чаек не хотели иметь отношения к войне. То, что происходило в столице Хароге, их совершенно не интересовало: местное население даже не видело настоящих сражений во время кампании пятилетней давности, когда Атреска пала под натиском Конкорда. Они охотно приняли чтеца ордена Всеведущего, тем более что он оказался хорошим советчиком и прекрасным учителем. Многие обратились в новую веру. Те, кто этого не сделал, убедились, что их выбор тоже уважают.

Крики, которые привели Лину на форум, звучали тревожно. Там оказались всадники, на первый взгляд их было около двадцати. Цардиты с равнины Тарит, где степная кавалерия держала большие отряды из-за укреплений Конкорда, построенных вдоль границ Атрески и Госланда. При ее приближении они спешились, и она улыбнулась, узнав их командира.

— Сентор Ренсаарк! — проговорила Лина на атресском диалекте, которым они оба свободно владели. — Вы так далеко забрались в этот жаркий день соластро!

— У нас лагерь недалеко отсюда, — ответил сентор, рослый мужчина с холодным взглядом.

На нем и его людях была одежда из легкой шерсти. К седлам у каждого крепились чешуйчатые доспехи, на поясах висели мечи.

— Торговля? — спросила Горсал.

Ренсаарк покачал головой.

— Надо поговорить, — ответил он.

— А мне казалось, что граница закрыта для тех, кто не торгует, — заметила женщина. — Как вы проехали?

— Немного денег заставляет людей ослепнуть.

— Давайте поговорим, — предложила претор. — Могу я предложить вам напиться? Или хотя бы укрытие от жары для ваших людей и коней, пока мы разговариваем?

— Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.

— Мы же с вами друзья, — сказала Лина Горсал.

— Да, — жестко отозвался сентор.

Они переместились в относительную прохладу базилики. Горсал провела его к себе в приемную и приказала принести вина, разбавленного водой, а также апельсинов и мяса с кровью. Ренсаарк чувствовал себя неуютно. Он постоянно облизывал губы, а на лице его лежала тень, словно он вспоминал что-то неприятное. Горсал не знала, чего ожидать, но почувствовала, что немного нервничает, приглашая сентора начать разговор.

— Наступили трудные времена, — произнес Ренсаарк. — Мы видим, что прежние союзники повернулись против нас, а Конкорд протянул свой кулак, чтобы раздавить других. Но даже после завоевания Атреска осталась нашим другом. Маршал Юран — великий человек и старается сохранить верность нашему королю, но его взгляд застят обещанные Конкордом богатства.

— Многие в Атреске разделяют его взгляды и протестуют не только на словах, но и действуют более решительно.

— Знаю. И мы благодарны. В течение пяти лет мы надеялись на восстание. Мы помогали, как могли, но нам следует подумать о нашей собственной безопасности и вооружении. Госланд стал нам совсем чужим. Его правители с тем же успехом могли быть рождены в тогах и сидеть под колоннами — с такой страстью они отдались на милость Конкорда. Но мы считали, что Атреска не такова. Теперь мы в этом не уверены.

— Гражданская война продолжается, — осторожно сказала Горсал. — Мы не хотим войны с Цардом. Мы слишком долго жили в мире.

Ренсаарк кивнул.

— Но вам также не хочется прогонять Конкорд.

— Торговля идет хорошо, — признала Лина.

— Пришло время сделать выбор. — Голос Ренсаарка стал таким же холодным, как и его взгляд. — Эстория собирает такие силы вдоль границ Госланда и Атрески, какие еще никогда не собирала. Всего в тридцати милях отсюда Медвежьи Когти уничтожили верных атресцев, которые чинили им препятствия. Вопреки собственной вере они сжигают тела тех, кто выступил против них. Они пойдут войной на Цард, и Атреска должна выбрать, кому сохранять верность и преданность. Нельзя больше сидеть на двух стульях. Ни сейчас, ни далее.

Горсал судорожно сглотнула, ощущая укол тревоги.

— Что вы хотите сказать? Мы ни в чем вам не отказываем. Мы ваши друзья и всегда ими будем. Но наши правители в Хароге издают свои законы. Я — верная подданная Атрески. Я буду им подчиняться.

— Это достойная позиция, и я могу ее понять, — ответил Ренсаарк. Он встал. — По старой дружбе я предупреждаю вас, претор. Как только хоть один солдат Конкорда поставит ногу на нашу землю, мы начнем войну. И в эту войну будет втянута Атреска. Никто из вас не останется в безопасности, несмотря на все их обещания. От этого бессмысленного конфликта пострадают все. И я буду делать то, что мне прикажут.

— Я не понимаю, — прошептала Лина Горсал.

Ренсаарк уже стоял в дверях.

— Еще не поздно. Атреска должна восстать против негодяев, шагающих по ее землям. Вы должны отвернуться от Конкорда. У них не хватит сил, чтобы нас победить. Не дай им сделать попытку. Мы не можем поговорить с Юраном — нам не удается с ним встретиться. Вы можете. Вы — его подчиненная, и он должен вас выслушать. Пожалуйста, Лина, заставьте его понять. Прежде чем война превратит нас всех в чудовищ.

Когда он вышел, Горсал бесконечно долго смотрела на дверь, стараясь унять отчаянное сердцебиение и дрожь в коленях.

* * *

Ардол Кессиан вместе с Ардуцием сидел на поросшем травой склоне, внизу перед ними раскинулся Вестфаллен. В такой день невозможно было чувствовать себя стариком. Золотые колосья качались на легком ветру, приносящем прохладу с моря. Ветки садов гнулись под тяжестью спелых цитрусов и играли яркими красками всевозможных цветов и листьев. Стада овец и коров мирно щипали траву, в тенечке дремали свиньи. Жизнерадостные переливы детского смеха смешивались с далеким шумом прибрежных волн, перестуком молотков и звуком грызущей дерево пилы.

Юный Восходящий и Кессиан прятались под зонтом, который закрывал их от жгучих лучей палящего солнца. У ног стояли кувшин с водой и наполовину опустевшее блюдо с фруктами. Школьные уроки давно закончились, но для Восходящих учеба продолжалась.

— Что ты чувствуешь, когда проверяешь небо, Ардуций? — спросил Кессиан.

Ардуций становился превосходным Слушающим Ветер, хотя ему еще не исполнилось девять лет. Он был почти так же точен в оценках, как сам Кессиан, и его способности проявились очень рано. Кессиан всегда с удовольствием вспоминал те первые минуты. Ардуций сперва не знал, как передать словами перемены в погоде и климате, которые он ощущал. Это иногда заставляло его реагировать нелепым, но практичным способом. Например, выходить на улицу в кожаном дождевике в жаркий день соластро. Так происходило до тех пор, пока он не научился понимать разницу во времени между своими ощущениями и действительным приходом атмосферных фронтов. Кессиан тихо засмеялся.

— Чему ты смеешься? — спросил Ардуций.

— Я просто вспомнил, как ты ходил по улицам, потея в кожаном плаще, смотрел на небо и гадал, почему оно синее.

Ардуций тоже рассмеялся. На них стали оглядываться.

— А мне говорили: «Дождь завтра». Да?

— А ты ужасно злился и заявлял, что он будет сегодня. В пять лет ты был таким вспыльчивым!

— И вы все надо мной смеялись, — добавил Ардуций.

Кессиан взъерошил его волосы.

— Но сейчас над тобой уже не смеются, правда?

— Да, — согласился мальчик. — Большинство людей смотрят на меня, на нас всех, как будто чего-то ждут.

— Так и есть. Мы все ждем.

Это действительно было так. К восьми годам все четверо обрели великолепной силы дар. Но что до остального… множественные способности, манипулирование стихиями… Ни малейшего признака. Ступени перечитывали и анализировали все творения Гориана-старшего, выискивая изъяны в его теории. Найти их не удавалось. Но Кессиан все больше угнетала мысль о том, что все это — только теория.

Уже начали звучать вопросы. Действительно ли эти четверо из девятой пряди Восхождения стали первыми. Или ожидание еще продлится. Каждый день Кессиан молился, чтобы дожить и увидеть, как это случится, и каждый день ощущал, как Бог все сильнее призывает его к себе. Он не верил, что недавние рождения в десятой пряди будут иметь какое-нибудь значение. Некоторые ждали детей сейчас. Но Ардол Кессиан не доживет до того дня, когда кто-то из них достигнет зрелости. Ему уже сто сорок лет, и он ощущает это каждым скрипящим суставом и каждым пропущенным ударом сердца.

— С тобой все в порядке, отец Кессиан? — спросил Ардуций.

Кессиан заставил себя улыбнуться.

— Да, конечно. А теперь вернемся к уроку. Что ты чувствуешь? Скажи мне.

— Я чувствую ветер: он как будто проходит через мою голову и тело. Я могу почувствовать запах капли дождя, упавшей за три сотни миль отсюда, — его принес ветер. Я могу потрогать воздух на высоте и проверить, когда температура начнет подниматься или падать. Я могу посмотреть на поверхность моря и узнать, когда начнется шторм. — Ардуций пожал плечами. — Как всегда. Точно так же, как ты.

В голосе Ардуция слышались нотки уныния, и Кессиан не мог его винить. Груз ожиданий все тяжелее давил на юные плечи. И это пустяк по сравнению с той волной разочарования, которая захлестнет всех четверых, если они не оправдают ожиданий.

— Мне очень жаль, Ардуций, — сказал Кессиан.

— Почему?

— Потому что это оказалось твоей судьбой.

Ардуций нахмурился.

— Да, но масса людей в Вестфаллене имела способности.

— Но никто не был так гармоничен в столь раннем возрасте. И ни на кого не возлагали таких надежд. — Кессиан вздохнул. — С нашей стороны несправедливо было так рассчитывать на вас и так слепо верить. Хотя, конечно, время еще есть. Много времени.

Ардуций уставился на него, и на его лице отразилась неуверенность:

— Но мы лучше, чем в нашем возрасте были другие. Даже лучше, чем ты, правильно?

— О да, несомненно, — кивнул Кессиан.

Ребенок всегда дарит взрослым надежду, и Кессиан с готовностью уцепился за эту соломинку. Ниже по склону сидели Гориан с Гвитен Терол — два Хозяина Стада рядом. Гориан дотошно изучал анатомию коровы. Как всегда, при его приближении животное успокоилось. И как всегда — такое происходило только с ним, — остальное стадо собралось вокруг, словно зрители. Они мерно жевали жвачку и смотрели. Животные знали.

Но что именно они знали и почему же, Боже Всемогущий, Ардолу Кессиану никак не удавалось заставить своих подопечных сделать следующий шаг? Скоро это должно произойти. Должно произойти!

Загрузка...