ГЛАВА 30

848-й Божественный цикл, 2-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Уже наступила ночь, а Кована продолжала бить дрожь. Он попытался заснуть днем, но пережитое потрясение все еще владело им, так что во сне Кован все время видел, как Миррон превращается в кору дерева. Иногда менялись только ее руки, но иногда у нее на теле начинали расти листья, а лицо превращалось в больную, искореженную древесину.

Единственное, что он мог, — это рассказывать о происшедшем, но и это оказалось бесполезным. Мать утешала Кована, потом отец проводил его на виллу, где отец Кессиан и Ступени долго с ним беседовали, пытаясь понять, что же случилось. Поначалу они не поверили, решив, что это какая-то юношеская фантазия. Но потом Миррон сумела заговорить, и паника охватила всех.

Большая часть беседы прошла для Кована словно в тумане, но он видел, как они листают книги и пускаются в жаркие споры и дискуссии. Ступени снова и снова расспрашивали его, чтобы убедиться, что он не упустил какой-то детали. Ему даже пришлось сидеть и смотреть, как какой-то художник изображает то, что он рассказал.

Наконец Ступени отпустили его, хотя, похоже, это не помогло им принять решение. Миррон была не в состоянии дать объяснения. Похоже, она все еще находилась в шоке. Кован отказался уходить с виллы, пока отец Кессиан не скажет, что с ней все в порядке. Старик вышел в библиотеку, где юноша пытался занять себя чтением, только с наступлением ночи. Кован вскочил, как только дверь начала открываться.

Кессиан двигался, шаркая ногами и тяжело опираясь на две палки. Вид у него был измученный, болезненно-бледный из-за легочной инфекции, с которой старик никак не мог справиться, руки, сжимавшие палки, дрожали. Позади него шла Дженна Кессиан. Она явно тревожилась за мужа, а не за Кована.

— Очень хорошо, что ты подождал, — проговорил Кессиан тихим голосом, в котором ощущалось бульканье мокроты. — Не нужно вставать.

— Я не мог уйти, — ответил Кован. — Как она? С ней все в порядке?

— С ней все хорошо, насколько мы можем судить. Ни Оссакер, ни Дженна не обнаружили у нее ничего плохого.

— Она еще что-то сказала о том, что почувствовала, о том, что случилось?

— Что-то говорила, — признал Кессиан. — Она растерянна. Но одно можно сказать точно: твое прикосновение прервало то, что происходило. А вот правильно ли ты поступил, мы не знаем, поскольку не знаем, действительно ли Миррон угрожала опасность.

— Но ей было больно. Я слышал, как она кричала. — Кован содрогнулся. — Я всегда буду это слышать.

— Я знаю, Кован. — Кессиан улыбнулся. — И мы почитаем за счастье, что сегодня тебе пришло в голову найти ее. Однако все Восходящие усвоили одно: боль в их работе не всегда признак опасности. Иногда в результате шока тело реагирует и приспосабливается к чему-то новому. Что именно, возможно, сегодня и произошло. Время покажет, когда Миррон сможет нам все объяснить.

— Значит, я навредил ей, когда дотронулся до нее и прервал то, что происходило?

— Я очень в этом сомневаюсь, — ответил отец Кессиан. — А теперь иди домой и постарайся заснуть. И помни вот что. Ты действовал из благородных побуждений, потому что понял, что Миррон больно. И она тебе благодарна. Мы все тебе благодарны. И ты оказался рядом, чтобы позвать на помощь. И, что самое главное, это означает, что Миррон была не одна, когда прошла через новое испытание, а этому нет цены.

Кован улыбнулся, успокаиваясь, и внезапно понял, как сильно он устал. Он почувствовал себя маленьким и слабым, а не высоким, сильным семнадцатилетним мужчиной.

— Спасибо, отец Кессиан.

— Приходи завтра навестить Миррон, — сказала Дженна. — Я уверена, что ей захочется тебя видеть.

Кован пожелал им доброй ночи, вышел из библиотеки и пошел через колоннаду сада. Сегодня его красиво осветили — и цветы, и фонтаны. Маленькие фонарики на уровне земли подсвечивали дорожки.

— Теперь бежишь домой, да? — спросил голос из темноты.

Кован остановился и повернулся на звук. Он увидел за фонарями фигуру, не представлявшую собой часть сада.

— Уже поздно, Гориан. Мне пора в постель. И маленьким мальчикам тоже давно пора спать.

Гориан вышел на свет, встав перед ним на дорожке.

— Не мог оставить ее в покое, да? — вызывающе бросил он, неспешно шагая навстречу Ковану. Его сандалии шуршали по камням.

— Что? — Кован уставился на него.

Гориан был одного с ним роста, и через пару лет превзойдет его силой. Через пару лет.

— Ты решил, что она отправилась в сад, чтобы ты смог побыть с ней наедине? — Гориан остановился в шаге от него. — Ей нужны были покой и тишина, чтобы осознать себя и свою работу. Нам всем они нужны. Мы это понимаем и уважаем. А почему ты — нет? Ты только помешал.

— Она прошла через такое, чего не испытывал никто из вас, — возразил Кован. — Отец Кессиан сказал: удачно, что я оказался рядом.

— Удачно? — презрительно переспросил Гориан. — Когда ты в Вестфаллене, удача у нас бывает тогда, когда ты не жужжишь рядом, как туча навозных мух. И чем ты реально мог ей помочь? Ты не Ступень Восхождения. Почему бы тебе просто не оставить ее в покое? Она поднялась в сад на холме, чтобы спрятаться от тебя, неужели ты не понимаешь?

Кован, не мигая, смотрел на противника. Он чувствовал, что Гориана это смущает. Это была тактика дуэлянта.

— Миррон могла попросить меня уйти. Она этого не сделала. Возможно, ей не хотелось встречаться с тобой.

Слова укололи Гориана, и ответить ему было нечем.

— Ей не нужно твое вмешательство. Никому из нас оно не нужно!

— Тогда кто, по-твоему, будет охранять Восхождение, когда моего отца не станет? — презрительно осведомился Кован. — От меня будет зависеть ваше будущее.

— А вот и нет! — Гориан рассмеялся. — Великий Боже, ты даже не подозреваешь, да? А ведь тебе полагается быть старше и умнее. Пойми, когда казначей Джеред сделает свой доклад, нас вызовут в Эсторр, чтобы встретиться с Адвокатом. И когда мы будем жить во дворце, продолжая обучение под защитой самой Адвокатуры, где будешь ты? Наверное, будешь лежать мертвым где-то на полях Царда, потому что тебе придется идти воевать, чтобы доказать, что ты достоин быть маршалом-защитником.

Кован не нашел что возразить, и Гориан торжествующе добавил:

— Забудь о ней. Тебе никогда ее не получить. Она для других. — Его улыбка была полна злорадства. — То есть для меня, если я пожелаю.

— Этот выбор сделает она сама, — спокойно произнес Кован. — А твоя заносчивость тебя погубит. Ее не привлекут твои трюки, потому что она сама может их делать. Я могу предложить ей намного больше.

Гориан покачал головой.

— Я уже говорил тебе: это будет не так. Знаешь что, Васселис? Наступит время, когда я смогу убить тебя одним прикосновением или прихотью стихий, находящихся в моей власти. Тогда твой красивый меч тебе не поможет, так ведь?

— Ты мне угрожаешь, Гориан?

— А что, похоже? — Теперь пришел черед Гориана презрительно усмехаться. — В конце концов, твое влияние кончается на границах Карадука, тогда как мое распространится в самое сердце Конкорда. — Он помолчал, и его голос стал мягче. — Отступи, пока с тобой ничего плохого не случилось. В этом городе есть люди, которые мне дороги. Стань хорошим маршалом-защитником, каким тебе суждено быть, и заботься о них. Тогда, возможно, мы сможем стать друзьями.

Кован искренне изумился. Он внимательно поглядел на Гориана, пытаясь уловить новые признаки насмешки, но их не было.

— Только жизнь не настолько проста, так ведь? И тебе предстоит убедиться, что Васселис всегда сам творит свою судьбу. Никто не определяет ее за него.

— Тогда, возможно, мы не будем друзьями.

— Я это переживу.

Кован пожал плечами и двинулся к выходу.

* * *

Миррон проснулась в изменившемся мире. Она не сразу смогла понять, что именно стало другим. Она знала, что чувствовала себя совсем не так, когда засыпала накануне вечером. Ее страх сменился относительным спокойствием, и она мирно спала, пока ее не разбудило солнце, ворвавшееся в комнату через открытые ставни.

Девочка лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, который отражал солнечные блики с поверхности пруда под окном спальни. Она слышала шум фонтанов и ощущала быстро нарастающую дневную жару. Миррон чувствовала трепет ветра в перьях птиц, которые парили в небе над зреющими посевами или сидели у причала.

Вестфаллен был оживлен и полон суеты, торговля на рынке шла удачно. Жизненные силы пульсировали в городе, изредка перемежаясь в ее мысленной картине серым пятном, обозначавшим болезнь разума или мрачное настроение. Прямо под ее окном бурно рос сад, его корни углублялись в землю, расширялись и произрастали. А вот величественный старый бук в дальнем углу умирал. Болезнь затаилась в его стволе, распространяясь из сердцевины наружу, так что единственным видимым признаком служили несколько свернувшихся листьев. Он был точно таким же, как дерево вчера, во фруктовом саду…

Миррон резко тряхнула головой. Ее сердце отчаянно забилось. Стало жарко, и страх вернулся. Девочка попыталась сосредоточиться на танцующих бликах на потолке, но не смогла закрыть разум от внешнего мира. Каждый раз, когда ее внимание хоть немного ослабевало, Миррон осознавала или ощущала — она не могла точно определить, как именно, — жизнь за окном. Она знала силу и направление ветра, знала состояние прилива в бухте…

— Успокойся, успокойся, — сказала она себе. — Это пройдет.

Девочка сосредоточилась на своем дыхании и пульсе, используя приемы успокоения, которым Эстер научила ее в те давние дни до прорыва, когда мир все еще был закрыт для них. Но в результате ее тело заговорило с ней гораздо громче, чем когда-либо прежде. Миррон ощущала кровь в каждой вене и артерии, перистальтику кишечника и потоки воздуха в легких. А еще было потрескивание, которое она то ли слышала, то ли нет. Оно напоминало рост корней внутри земли.

Это не проходило. Миррон удалось успокоить сердцебиение, но расслабленность только усилила ощущения, которые наперебой требовали внимания. Ей не удавалось от них закрыться. Девочка ощутила прикосновение страха. Она вцепилась пальцами в простыню и сжала кулаки. Дерево страдало, кустарник рядом с ним был здоров и тянулся вверх, к солнцу, и вниз, к воде. Кипение жизни на рынке, неподалеку от виллы, грозило окончательно захлестнуть ее!

— Мама! — хрипло закричала Миррон. — Мама!

Второй раз это получилось больше похоже на плач, хотя она и не хотела…

Девочка не знала, слышит ли ее кто-нибудь, но ей не хотелось вставать с постели и выяснять. Не было уверенности, что ноги удержат ее, несмотря на полную убежденность — физически с ней все в порядке!

— Мама…

Послышался стук сандалий о мраморный пол, который становился громче. Миррон сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, чувствуя, как воздух дает энергию ее телу. И она ощутила — если правильно поняла — дрожь у себя в легких. Дверь открылась, и на пороге появилась Гвитен Терол. Ее лицо переполняла тревога.

— Что случилось, милая? Ты здорова? — Мать вошла в спальню и прошла по деревянному полу на коврик у кровати. Сев на край постели, она положила ладонь на лоб Миррон. — У тебя жар, юная госпожа. И ты немного раскраснелась. — Она нахмурилась. — Ты заболеваешь?

Миррон покачала головой.

— Я не могу это закрыть, мама. Оно у меня в голове и никак не уходит.

— О чем ты? — Гвитен нахмурилась сильнее. Миррон не знала, как ей объяснить. Тревожное состояние матери ощущалось в жаре ее тела, в учащении пульса и фокусировке линий энергии, проходившей в ней. Девочка секунду понаблюдала линии: разум автоматически отмечал их и понимал. Она могла отключить их в одно мгновение.

— Мир говорит со мной! — сказала она, с трудом подбирая слова. — Он здесь повсюду, и я не могу заставить его замолчать!

Гвитен встала.

— Потерпи, Миррон, давай я позову отца Кессиана. Он должен об этом услышать.

— Не оставляй меня! — со слезами на глазах попросила Миррон.

— Ш-ш. Я ненадолго. Он рядом.

Миррон проводила мать взглядом. А когда дверь закрылась, мир вновь потребовал ее внимания. Она не могла запретить разуму исследовать корни каждого ощущения. На самом деле девочка ничего не слышала, впечатления выражались для нее в звуках, бушующих внутри ее.

С каждым мгновением шум становился громче. Насекомые пролетали стремительно, отдаваясь свистом в голове Миррон. Их энергия уходила быстро, истощаясь с каждым мгновением жизни, — настолько коротким был срок, отпущенный им на земле. А на другом конце шкалы оказались медлительные ощущения растений и деревьев, глубоко вросших корнями в землю.

— Оставьте меня в покое! — жалобно взмолилась Миррон. — Пожалуйста!

Но все стало только хуже. Начался низкий гул, который шел словно из-под нее, это двигалась сама земля. Потрескивание и щелчки вокруг нее, рост и гибель листьев, цветов и корней. Шорох и шебуршание больших и маленьких животных — в почве под ней, в воздухе над ней и в саду за стенами. И все нарастающее и усиливающееся гудение жителей Вестфаллена.

К тому времени, как отец Кессиан медленно и мучительно доковылял до ее комнаты, разум Миррон настолько переполнился, что она едва смогла сосредоточиться на нем. Голос отца Восхождения немного успокоил девочку, и она обнаружила, что может остановиться на его лице — его морщинах и складках, его заботе и любви. Она разрыдалась.

— Ах, дитя мое, не плачь, — сказал Кессиан.

— Пожалуйста, сделай, чтобы это прекратилось! — взмолилась Миррон.

Ему помогли сесть рядом с ней, и Кессиан, как недавно ее мать, положил ладонь ей на лоб. Он ощутил исходящий от Миррон жар.

— Попытайся рассказать мне о своих ощущениях, — попросил Кессиан. — Это похоже на то, что ты чувствовала вчера с деревом и корой?

Миррон кивнула, ощутив слабое облегчение. Как всегда, отец умел заставить ее остановиться, подумать и увидеть.

— Когда я дотронулась до дерева, оно заговорило со мной так громко! А теперь со мной разговаривает все!

— И что ты сделала с деревом? Постарайся вспомнить это.

— Не знаю… Я поняла, почему оно болеет, и постаралась помочь. Но дело было не только в этом. Я почувствовала, будто я — его часть. — Она замолчала. — Я соединилась с ним, ненадолго стала с ним одним целым. Пока Кован не разорвал контакт.

— А после этого ты все равно чувствовала, как оно с тобой говорит?

— Так громко, что было больно.

— А ты могла его не слушать?

— Не помню. Все прошло, когда меня унесли из сада.

— Ну, это понятно, — сказал Кессиан. — Ты оказалась слишком далеко, чтобы его ощущать.

— А почему я теперь ощущаю людей на рыночной площади?

Глаза Кессиана расширились.

— Ты уверена?

Миррон кивнула, и шум снова стал громче. Намного громче.

— Мне не надо видеть потоки энергии, чтобы знать, где они. И мне не нужно видеть потоки, чтобы знать, что бук в саду умирает. Разрежьте ствол, если не верите.

— О, мы тебе верим, Миррон. Любые твои ощущения не будут для нас настолько невероятными, чтобы мы в них не поверили. А ты можешь сосредоточиться на мне? Что ты видишь?

— Не хочу, — ответила она, но обнаружила, что разум все равно тянется к нему.

— Потому что не хочешь почувствовать тело, которое умирает?

Миррон кивнула, и ей открылось состояние отца. Она увидела серые и темные пятна в его линиях жизни и бедность притока энергии. Девочка попыталась отстраниться. Очень скоро она сможет догадаться, сколько ему осталось — а она не хочет этого знать! Однако ей не удалось скрыть нахлынувшие чувства. Это было ощущение стремительно утекавшей жизни, и звуки, отражавшие его, оказались мучительными и горестными — звуки борьбы, в которой нельзя победить.

— Я не хочу это чувствовать! — закричала Миррон и снова начала плакать. — Помоги мне это прекратить!

— Дитя мое, ты соединилась с миром, окружающим тебя, на новом уровне, — мягко проговорил Кессиан. — Ты можешь ощутить все, начиная от элементов, которые составляют нас, и кончая теми, которые составляют эту землю, будь они людьми, животными или цветами.

— Почему? — простонала она. — Мне это не нужно. Это слишком громко.

— Ты научишься этим управлять, как научилась управлять видением линий энергии. Это часть твоего развития, хотя об этом ничего не было написано. Постарайся принять это, постарайся понять.

— Я не могу! — крикнула Миррон.

Ощущения захлестывали ее, словно волны прилива. Они становились все громче, и каждое требовало внимания. Гул земли неприятно резонировал в ушах, вой ветра в бухте пульсировал в голове. Энергия рынка превратилась в рев, и Миррон не могла уже выделить отдельные элементы, говорившие с ней, когда она проснулась. Девочка содрогнулась от напора этих звуков и зажмурила глаза. Больно! Так больно, что ее сейчас разорвет на части!

— Помоги мне! — проскулила она, глядя на мать, стоявшую за спиной Кессиана. — Помоги!

— Постарайся сохранять спокойствие, — попросил Кессиан.

Тело Миррон скрутило судорогой.

— Помогите! — завопила она. И прилив унес ее.

Загрузка...