Крид – Пир костей

Глава 4

— Это действительно так? — спросил Виктор с искренним интересом. Сам он бывал во всех этих местах, но в разные эпохи, и ему было любопытно услышать о современном состоянии этих древних городов.

— Да, Господь направлял мои стопы по многим дорогам, — ответил Мефодий. — И в каждом месте я находил не только новые земли и народы, но и частицы единой истины, которая связывает все творения Божьи.

— Даже языческие народы? — с лёгкой насмешкой спросил Рюрик.

— Особенно их, князь, — серьёзно ответил монах. — Ибо даже в самых тёмных верованиях можно найти отблеск истинного света. Все люди, вне зависимости от того, каким богам они поклоняются, ищут одного — понимания своего места в мироздании и надежды на то, что смерть — не конец пути.

Его взгляд на мгновение остановился на Викторе, и бессмертному воину показалось, что монах видит его насквозь, со всей его древней историей и проклятием.

— Я слышал, что христиане верят в воскрешение после смерти, — сказал Виктор, пытаясь направить разговор в нужное русло.

— Не просто верим, но знаем, — поправил его Мефодий. — Ибо Христос умер на кресте и воскрес на третий день, показав, что власть смерти не абсолютна.

— Но это лишь одно воскрешение, — заметил Виктор. — Что, если человек умирает и воскресает многократно? Это тоже часть божественного плана?

Мефодий долго смотрел на него, прежде чем ответить. Его взгляд был пронзительным, словно он пытался прочесть не только слова Виктора, но и мысли, скрытые за ними.

— В Писании сказано: «Человекам положено однажды умереть, а потом суд». Это естественный порядок вещей, установленный Творцом. Но, — он сделал паузу, — есть силы, способные нарушить этот порядок. Силы, которые существовали до начала времён и будут существовать после их конца.

— Какие силы? — подался вперёд Рюрик, его интерес был очевиден.

— Силы, которым не следует поклоняться или призывать, князь, — предостерегающе сказал Мефодий. — Ибо цена их даров всегда выше, чем кажется сначала.

— И всё же, — настаивал Рюрик, — если эти силы способны даровать бессмертие…

— Они даруют не бессмертие, а лишь его тень, — перебил его монах. — Истинное бессмертие — это бессмертие души, а не тела. Тело — лишь сосуд, временное пристанище души. Цепляться за него — всё равно что цепляться за глиняный кувшин, когда тебе предлагают золотую чашу.

Рюрик нахмурился, явно не удовлетворённый таким ответом. Виктор же внимательно слушал, улавливая в словах монаха отголоски того, о чём говорили Стражи и Хозяин Даров.

— Ты говоришь о Дарах Теней, — произнёс он тихо, и это не было вопросом.

Мефодий резко повернулся к нему, в его глазах мелькнуло удивление.

— Ты знаешь это имя?

— Я слышал его, — уклончиво ответил Виктор.

— От кого? — спросил монах с неожиданной настойчивостью.

— От… существа, которое называет себя их хозяином.

Мефодий побледнел, его руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки.

— Ты видел Его? Говорил с Ним?

— Недавно, — кивнул Виктор. — В храме Перуна у озера Выг. Он появился, когда волхв Всеслав пытался провести ритуал.

— И ты выжил после такой встречи, — произнёс Мефодий, и это снова не было вопросом. — Немногие могут похвастаться этим.

— Мне помогли, — честно признался Виктор. — Стражи, волки-оборотни, защищающие границы между мирами. Они отогнали это существо.

— Стражи, — задумчиво повторил монах. — Да, я слышал о них в своих путешествиях. Древний орден, существующий во многих формах в разных культурах. Некоторые принимают облик волков, другие — львов или орлов. Они были созданы задолго до появления человека, чтобы поддерживать равновесие между мирами.

Рюрик слушал их разговор с растущим изумлением.

— О чём вы говорите? — спросил он наконец. — Какие существа? Какие дары?

Мефодий и Виктор переглянулись, и на мгновение между ними возникло понимание — понимание двух людей, которые знают больше, чем могут или хотят рассказать.

— Извини, князь, — сказал монах. — Мы говорим о вещах, которые лучше не обсуждать за утренней трапезой. Это древние тайны, опасные для непосвящённых.

— Я не боюсь опасностей, — возразил Рюрик. — И я хочу знать всё о силах, способных даровать бессмертие.

— Бессмертие, которое предлагают Дары Теней, — это проклятие, а не благословение, князь, — сказал Мефодий с неожиданной резкостью. — Это существование без истинной жизни, смерть без упокоения. Это вечная тюрьма для души, которая с каждым воскрешением теряет частицу своей человечности, пока не остаётся лишь пустая оболочка, движимая инстинктами и привычками.

Он бросил взгляд на Виктора, словно извиняясь за столь прямое описание его состояния.

— Я слышал другое, — упрямо сказал Рюрик. — Я слышал, что бессмертие — это высшая форма существования, доступная лишь избранным. Что это путь к величию и мудрости, недоступной обычным смертным.

— Кто сказал тебе это? — спросил Мефодий, и в его голосе звучало искреннее беспокойство.

— Волхв, мой советник по духовным вопросам, — ответил Рюрик. — Но он исчез несколько дней назад. Странно, что ты прибыл сразу после его исчезновения…

В последних словах князя чувствовался намёк на подозрение. Мефодий, казалось, не заметил его или решил проигнорировать.

— Твой волхв лгал тебе, князь, — сказал он прямо. — Или сам был обманут. Бессмертие, о котором он говорил, это не величие, а проклятие. И избранные, о которых он упоминал, не избраны для славы, а отмечены для служения силам, которые древнее и темнее, чем любой бог, которому ты когда-либо поклонялся.

Рюрик нахмурился, явно недовольный такой прямотой. Он посмотрел на Виктора, словно ища подтверждения или опровержения слов монаха.

— Что скажешь ты, мой верный Клык? Ты веришь словам этого чужеземца?

Виктор глубоко вздохнул. Он оказался в сложном положении. С одной стороны, он мог подтвердить слова Мефодия, рассказав о своём собственном опыте бессмертия, о том, как оно постепенно высосало из него все человеческие чувства и эмоции. С другой стороны, он понимал, что Рюрик в своей одержимости может не поверить даже такому прямому свидетельству.

— Я верю, что любой дар имеет свою цену, князь, — сказал он наконец. — И чем больше дар, тем выше цена. Бессмертие… если оно вообще возможно, — он сделал вид, что сомневается в самой идее, — должно иметь самую высокую цену из всех.

— Ты говоришь как он, — недовольно заметил Рюрик, кивая на монаха. — Уклончиво и предостерегающе. Я ожидал более прямого ответа от своего лучшего воина.

— Прости, князь, — сказал Виктор. — Но в вопросах, выходящих за пределы обычной войны и политики, я предпочитаю осторожность. Я воин, а не мудрец. Моё мнение в таких вопросах не стоит многого.

Рюрик откинулся на спинку кресла, его лицо выражало разочарование.

— Что ж, оставим эту тему на потом. У нас есть более насущные дела — нужно отправить гонца к Гостомыслу с моим решением по поводу северных земель. И подготовиться к приёму послов от племени мери. Они прибудут через два дня.

Он поднялся из-за стола, давая понять, что трапеза окончена.

— Клык, ты свободен на сегодня. Отдыхай или тренируйся, как пожелаешь. Завтра мы обсудим твою следующую миссию.

Рюрик вышел из трапезной, оставив Виктора и Мефодия наедине. Как только дверь за князем закрылась, атмосфера в комнате изменилась. Монах подался вперёд, и его глаза, казалось, стали ещё светлее и пронзительнее.

— Теперь, когда мы одни, скажи мне правду, носитель Дара, — произнёс он тихо, но властно. — Как давно ты существуешь?

Виктор не стал отрицать очевидное — монах знал о его природе, и не было смысла притворяться.

— Около двух тысяч лет, — ответил он. — Точно не помню. Со временем даты и события смешиваются.

— Две тысячи лет, — повторил Мефодий с благоговейным ужасом. — Ты жил, когда ходил по земле сам Спаситель.

— Возможно, — пожал плечами Виктор. — Но если и так, я не встречал его. Я был обычным воином, сражавшимся в далёких от Иудеи землях.

— И как ты получил Дар? — спросил монах. — Кто проклял тебя этим существованием?

— Я не знаю его имени, — ответил Виктор. — Он появился, когда я умирал на поле битвы. Высокая фигура в тёмных одеждах, с лицом, скрытым капюшоном.

Он предложил мне выбор: умереть или принять его дар и жить вечно. Я выбрал жизнь, не понимая, что это значит.

— И с тех пор ты не можешь умереть?

— Я умираю, — уточнил Виктор. — Но всегда возвращаюсь. И каждое возвращение отнимает часть моей души. Я почти не чувствую эмоций, не испытываю ни радости, ни горя. Только иногда, в редкие моменты… проблески человечности.

Мефодий слушал с глубоким вниманием, и в его глазах читалось не отвращение или страх, а искреннее сострадание.

— Я встречал таких, как ты, в своих странствиях, — сказал он. — Не много, лишь нескольких. Все они были отмечены одной и той же печатью — печатью Хозяина Даров. Все они искали освобождения от своего бессмертия.

— И ты помог им? — с надеждой спросил Виктор.

— Некоторым, — осторожно ответил монах. — Тем, чьи души ещё не были полностью поглощены Даром. Тем, кто искал освобождения не из усталости или малодушия, а из истинного понимания противоестественности своего состояния.

— А тем, кто не соответствовал этим критериям?

— Им я не мог помочь, — сказал Мефодий с искренней печалью. — Некоторые из них были слишком привязаны к своему бессмертию, несмотря на все его недостатки. Другие уже потеряли слишком много своей человечности, став лишь оболочками, носителями Дара, без реальной связи с человеческим миром.

— И к какой категории, по-твоему, отношусь я? — спросил Виктор.

Мефодий долго изучал его, прежде чем ответить.

— Я ещё не знаю, — сказал он наконец. — Ты странный случай, носитель Дара.

— Ты существуешь дольше, чем любой другой известный мне бессмертный, — продолжил Мефодий. — По всем законам ты должен был давно потерять всю свою человечность, стать лишь пустой оболочкой, движимой волей Дара. Но в тебе ещё теплится нечто… человеческое. Я вижу это в твоих глазах, слышу в твоём голосе. Ты всё ещё способен заботиться о других, чувствовать ответственность, испытывать сострадание. Это… необычно.

— Я мало что чувствую, — возразил Виктор. — Большую часть времени я словно наблюдаю за миром сквозь толстое стекло. Вижу, понимаю, но не ощущаю.

— И всё же ты ищешь освобождения не только из-за усталости, — заметил монах. — В тебе есть стремление к правильному порядку вещей, к естественному завершению пути. Это говорит о том, что твоя душа не полностью поглощена Даром.

Виктор помолчал, обдумывая слова Мефодия. Затем решил задать главный вопрос:

— Ты можешь помочь мне? Освободить меня от этого… существования?

Монах вздохнул, и в этом вздохе чувствовался вес многих лет странствий и знаний.

— Возможно, — сказал он. — Но мне нужно узнать тебя лучше, увидеть глубину твоей души, понять, насколько сильно Дар Теней связан с твоей сущностью. Это требует времени и терпения.

— У меня достаточно и того, и другого, — горько усмехнулся Виктор.

— Я хотел бы услышать твою историю, — сказал Мефодий. — Не всю, конечно — на это ушли бы месяцы. Но ключевые моменты. Как ты жил все эти века? Чему научился? Что сохранило в тебе человечность, когда многие другие давно потеряли её?

Виктор задумался. Его существование было слишком долгим и сложным, чтобы уместить в один рассказ. Но, возможно, некоторые события действительно стоило поведать монаху.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Но не здесь. Слишком много ушей в княжеском тереме.

— Согласен, — кивнул Мефодий. — Я живу в небольшой келье в гостевом крыле. Там нас никто не потревожит.

Они покинули трапезную и направились в дальнюю часть терема, где размещали почётных гостей. Келья Мефодия оказалась скромной комнатой с узким ложем, столом для письма и маленьким алтарём в углу, украшенным распятием и иконой Богородицы.

Монах зажёг свечи, хотя был день, и предложил Виктору сесть на единственный в комнате стул, а сам устроился на краю ложа.

— Говори, — просто сказал он. — Я слушаю.

И Виктор начал свой рассказ. Он говорил о своём рождении во фракийском племени, о ранней юности, проведённой в битвах за выживание, о той последней битве, где он получил смертельное ранение и встретил Хозяина Даров. О своём первом воскрешении и ужасе, который он испытал, когда понял, что все его близкие считают его мёртвым, а прошло уже несколько месяцев.

Он рассказал о своих скитаниях через века, о том, как был свидетелем падения Римской империи, расцвета и заката Византии, о том, как видел, как христианство из гонимой религии превратилось в государственную, а затем разделилось на враждующие ветви.

Говорил о разных ролях, которые играл — воин, наёмник, советник королей, отшельник, путешественник. О том, как учился языкам и ремёслам, а затем наблюдал, как они исчезают, уступая место новым. О том, как пытался несколько раз создать семью, но всегда заканчивал одиночеством, наблюдая за старением и смертью тех, кого любил.

С каждым словом голос Виктора становился всё более оживлённым, словно само воспоминание о прошлой жизни возвращало ему частицы утраченной человечности. Мефодий слушал, не перебивая, лишь иногда кивая или задавая короткие уточняющие вопросы.

— И вот я здесь, — закончил Виктор свой рассказ, длившийся несколько часов. — В Ладоге, служу князю, который одержим идеей бессмертия. Ирония судьбы, не правда ли?

— Судьба… или божественный промысел, — задумчиво произнёс Мефодий. — Возможно, ты оказался здесь именно сейчас не случайно. Возможно, это часть большего плана.

— Какого плана? — спросил Виктор.

— Я не знаю, — честно признался монах. — Но я верю, что ничто не происходит просто так. Встреча с Хозяином Даров в храме Перуна, Стражи, защитившие тебя, наша встреча… всё это звенья одной цепи, ведущей к какому-то финалу.

— К моему освобождению? — с надеждой спросил Виктор.

— Может быть, — кивнул Мефодий. — Но не только. Я чувствую, что здесь замешано нечто большее. Твой князь Рюрик, его одержимость бессмертием, исчезновение волхва… Всё это связано, хотя я ещё не понимаю как.

Он встал и прошёлся по комнате, словно физическое движение помогало ему думать.

— Скажи мне, — обратился он к Виктору, — что ты знаешь о подземельях под теремом?

— Немного, — ответил Виктор. — Я слышал, что Рюрик проводит там какие-то ритуалы. Но сам я никогда не спускался туда.

— Я был там, — сказал Мефодий, и его лицо стало серьёзным. — Князь не знает об этом. Я спустился прошлой ночью, когда все спали. То, что я нашёл… тревожит меня.

— Что именно?

— Алтарь, — ответил монах. — Древний алтарь, высеченный из чёрного камня, покрытый символами, похожими на те, что ты описал на своём теле. И следы жертвоприношений — не животных, а людей.

Виктор напрягся. Это было серьёзное обвинение, даже для такого сурового правителя, как Рюрик.

— Ты уверен?

— Да, — кивнул Мефодий. — Я видел достаточно таких алтарей в своих странствиях. Этот использовался недавно. И ещё… я нашёл там книгу. Очень древнюю, написанную на языке, которого не понимаю полностью, но некоторые фразы… говорят о призыве Хозяина Даров и получении его благословения.

— Рюрик пытается призвать его? — ужаснулся Виктор. — Это безумие! Даже если он успешно проведёт ритуал, это существо не даст ему то, что он хочет. Оно обманет его, использует и уничтожит.

— Я знаю, — согласился Мефодий. — Но твой князь слишком одержим идеей бессмертия, чтобы видеть опасность. А исчезнувший волхв, я подозреваю, был посредником между Рюриком и Хозяином Даров, подготавливая почву для полноценного призыва.

— Мы должны остановить его, — решительно сказал Виктор. — Если Хозяин Даров проникнет в этот мир полностью, а не частично, как в храме Перуна, последствия будут катастрофическими.

— Согласен, — кивнул Мефодий. — Но как? Рюрик — князь, его власть здесь абсолютна. Если мы обвиним его в таких вещах без доказательств, которые все смогут увидеть и понять, нас просто казнят как предателей или сумасшедших.

Виктор задумался. Мефодий был прав — напрямую противостоять Рюрику было бы самоубийством, даже для него, Клыка, пользующегося уважением князя.

— Нам нужно узнать больше, — сказал он наконец. — Понять, насколько далеко зашли приготовления Рюрика, когда он планирует провести ритуал, и что именно требуется для его успеха. Тогда мы сможем разработать план противодействия.

— Разумно, — согласился монах. — Я продолжу исследовать подземелья, когда представится возможность. А ты… ты ближе к князю, чем я. Возможно, ты сможешь узнать что-то из его разговоров или действий.

— Я попробую, — кивнул Виктор. — Но я должен быть осторожен. Если Рюрик заподозрит, что я знаю о его планах и не одобряю их, он может решить, что я больше не полезен для него.

— Будь очень осторожен, — предупредил Мефодий. — Хозяин Даров хитёр и коварен. Его влияние может распространяться на людей, даже если они не осознают этого. Князь может уже быть под его частичным контролем.

— А что с моим… состоянием? — спросил Виктор. — Ты сказал, что, возможно, сможешь помочь мне.

Мефодий вздохнул.

— Я не забыл об этом. Но, боюсь, сейчас у нас есть более насущная проблема. Если Рюрик успешно проведёт ритуал и призовёт Хозяина Даров в этот мир, твоё бессмертие будет наименьшей из наших забот.

— Я понимаю, — согласился Виктор. — Сначала мы должны предотвратить катастрофу. А потом… потом ты поможешь мне?

— Обещаю, — серьёзно сказал монах. — Если мы преуспеем, я сделаю всё возможное, чтобы освободить тебя от проклятия Дара Теней. У меня есть некоторые… методы, ритуалы, основанные на древних знаниях, собранных за годы странствий. Не могу гарантировать успех, но я приложу все усилия.

— Больше я ни о чём не прошу, — кивнул Виктор.

Они договорились встречаться тайно каждую ночь, чтобы обмениваться информацией и разрабатывать план действий. Мефодий также обещал продолжить изучение природы Дара Теней, чтобы лучше понять, как освободить Виктора, когда придёт время.

Покинув келью монаха, Виктор направился в тренировочный двор. Ему нужно было обдумать всё услышанное, а физические упражнения всегда помогали ему сосредоточиться.

Во дворе он встретил Велимира, который тренировался с деревянным мечом, отрабатывая удары на тренировочном столбе. Увидев Виктора, юноша просиял и поклонился.

— Господин Клык! Я рад видеть тебя!

— И я рад видеть тебя, Велимир, — ответил Виктор, и эти слова не были простой вежливостью. Он действительно испытывал тёплые чувства к молодому дружиннику — одно из немногих настоящих эмоциональных переживаний, всё ещё доступных ему.

— Ты выглядишь озабоченным, господин, — заметил Велимир, внимательно глядя на Виктора. — Что-то случилось?

Виктор колебался. Довериться Велимиру означало подвергнуть его опасности. Но, с другой стороны, ему нужен был союзник среди дружинников, кто-то, кто мог бы помочь в случае неожиданных осложнений.

— Пойдём, — сказал он, кивая в сторону стены, где было меньше ушей. — Мне нужно поговорить с тобой.

Они отошли к дальней части двора, где никто не мог их подслушать. Виктор кратко рассказал Велимиру о своих подозрениях относительно Рюрика и о разговоре с Мефодием, опуская самые невероятные детали, но давая понять серьёзность ситуации.

— Князь занимается чем-то тёмным и опасным в подземельях, — закончил он. — И мы с монахом пытаемся понять, что именно и как это остановить.