Крестоносец. Византия

Глава III

Поиски надолго не затянулись. Вскоре мы увидели искомое заведение с немудрящим названием «Жареный поросёнок». Так как выглядел постоялый двор довольно прилично, да и запахи оттуда доносились вполне симпатичные (упомянутого поросёнка и не только), мы решили приткнуться там до отъезда из Эсслингена. Сняли комнату для себя и слуг, пристроив лошадей на конюшне, после чего закусили «фирменным» поросёнком, фаршированным овощами и птицей, запивая его таким же отличным пивом. В XX и XXI веках в Германии славилось баварское, но швабское пиво в XII веке оказалось ничуть не хуже.

Затем, оставив Эриха с вещами (парень уже оправился от нанесённой пиратским трезубцем раны, но я решил, что дополнительный отдых ему не помешает), в сопровождении Ульриха отправились на местный рынок, покупать коней для наших слуг.

Эсслинген, судя по рассказам аббата Клерво, раза в два старше Саарбрюккена и во столько же раз больше. Да и принадлежит он не графу какому-нибудь, а самому кайзеру, хотя и находится на территории герцогства Швабия. Наверное, поэтому и городские стены выглядят намного солиднее, да и замок смотрится куда внушительнее замка в Саарбрюккене. Торговля и ремёсла, по словам штойермана Зальцигхунда, здесь тоже процветают, что подтверждается не только множеством лавок и мастерских с их вывесками, но и украшающими город каменными церквями.

Для начала мы посетили конский рынок, разумно расположенный за городской стеной (ибо лошади гадят, а много лошадей гадят очень много). Трактирщик Клаус не соврал, с лошадьми тут и правда проблем не было — их много, и на любой вкус и кошелёк. Большая часть, видимо, с того самого герцогского конного завода в Штутгарте. После недолгих поисков нашли трёх подходящих лошадей — двух верховых и одну вьючную, так как нагрузка на Пегую вместе с сундуком и доспехами была великовата. Вот только цены были изрядно задраны, видимо по случаю повышенного спроса, вызванного крестовым походом и наплывом платёжеспособных покупателей. Не помогло и умение Роланда торговаться. Причём такие же цены были и у других торговцев. Не иначе сговорились, мерзавцы! Как это называется в моём будущем — корпоративный сговор? Вот он и есть.

Под яростные вопли протестующей жабы пришлось выложить целых пару безантов. Н-да, если так пойдёт дальше, нашего золота до Ближнего Востока может не хватить. Ульрих, тащивший на себе сёдла, своё и брата, с прочей упряжью, заседлал и взнуздал купленных коняшек, после чего мы с проклятием покинули рынок, заполненный дорогими лошадьми и жадными барышниками. Роланд, верхом на одной из лошадей и с двумя другими в поводу, вернулся на постоялый двор, а я, одолжив Ульриха как переводчика, отправился по лавкам. Правда, родной для Ульриха верхнерейнский диалект изрядно отличался от швабского, но объясниться с местными жителями парень всё же мог.

Сначала я разыскал лавки стекольщиков, расспрашивая прохожих. В отличие от их коллег в Саарбрюккене, среди здешних мастеров нашлись умеющие делать не только обычное, но и цветное стекло. У них прикупил кусочки фиолетового, синего и коричневого стекла разных оттенков, чтобы разнообразить цветовую палитру в калейдоскопах, сделанных ещё в Саарбрюккене.

Затем мы пошли в скобяную лавку, купить гвозди и подковы. Вещи в дороге необходимые, особенно в такой дальней, что нас ждёт. Зайдя в лавку, я увидел на прилавке несколько камней тёмно-бурого цвета, размером с кулак или голову ребёнка. К ним прилипли многочисленные гвозди, иголки, рыболовные крючки, какие-то пряжки и бляхи, и прочие мелкие железные вещицы.

Да ну на фиг! Неужели? Магнитный железняк, он же магнетит? Его же ещё не добывают в Европе. То есть, добывают, если попадётся, но используют как обычную железную руду.

— Что это такое? — указывая на «камни», небрежным тоном спрашиваю пожилого лавочника, стараясь ничем не выдать свою заинтересованность.

— Да вот, занятная штука, молодой господин, — ответил лавочник, скребя пятернёй плешивый затылок. — Я, когда моложе был, ездил с товаром по разным землям. Был и в Норвегии. Там, в Лонгезундфьорде, и подобрал из любопытства эти камни. Они в тех местах нередко попадаются. Привёз домой, а когда стал сидеть в лавке, приспособил их, чтоб держать всякую железную мелочь. Удобно, знаете ли. Всё под рукой, и не теряется.

— Да, забавные камушки, — лениво заметил я. — Я бы их купил, пожалуй, чисто для развлечения. Назовите вашу цену.

Лавочник поначалу не хотел продавать «камни», утверждая, что с ними ему удобнее торговать, но я набавлял цену, накидывая по денье-другому и изображая упрямого аристократа, которому вожжа под хвост попала. Когда предложенная цена достигла половины безанта, лавочник не устоял. Получив деньги, он отлепил от «камней» свои железки, сложив их в корзинку, затем передал куски магнетита Ульриху, сложившему их в мешок вместе с купленными гвоздями и подковами, которые тут же примагнитились к «камням». После этого мы покинули лавку, направившись к постоялому двору.

Ульрих поначалу помалкивал, но, когда мы прошли где-то полпути, он не выдержал:

— Как же так, герр де Лонэ? Это же просто железная руда, я знаю. Ну железки к ней липнут. Бывает такая, хоть и редко. Купцы иногда с севера привозят. За что тут платить полбезанта? Не стоит она столько! Да она и десятой части не стоит!

— Стоит, Ульрих, стоит. Уж поверь. Это не просто железная руда. Из неё мы сделаем такую штуку, с которой не заблудимся ни в море, ни на суше. Сам всё увидишь. Тебе с братом и придётся с ней поработать. Вас ведь отец учил добывать металл из руды?

— Учил, ага! — заинтересованно кивнул Ульрих, выслушав меня. И, помолчав, робко спросил:

— Это Святой Януарий, герр де Лонэ?

Ну не могу я разочаровывать людей, которые так на меня смотрят! Однако врать не хотелось, и я просто развёл руками перед восхищённым парнем. Вообще-то, компас в эти времена уже больше ста лет как изобретён. Только в Китае, где появился около 1042 года, по рассказам моих друзей-мореманов из моей прошлой жизни. Но в Европе он пока неизвестен, изобретут его в конце века, не то в восьмидесятых, не то в девяностых годах XII столетия. Вот только мне он нужен сейчас и здесь. Осталось всего лишь его сделать, надеюсь, моих познаний для этого хватит.

Когда мы вернулись на постоялый двор, там оказалось куда многолюднее, нежели перед нашим уходом. Во дворе стояли шесть повозок, крутились какие-то восточные люди, похожие на жителей Средней Азии. Внутри постоялого двора сидели вооружённые мужики в кольчугах, по виду — наёмники, наворачивавшие местные разносолы, запивая пивом и вином. От встретивших нас Роланда и Эриха мы узнали, что пожаловал персидский купец со своими слугами и охраной. Когда я удивился, что купец из мусульманской страны спокойно путешествует по христианским землям в разгар крестового похода, мне сообщили, что купец и его слуги-соотечественники, оказывается, христиане. Охранники были вестфальцами, нанятыми в Дордрехте. Всё это мой друг и слуга узнали из разговора с теми самыми наёмниками — купец и его слуги очень плохо владели германскими наречиями, или вообще не владели.

Меня это очень заинтересовало. Когда пришло время ужина, мы с Роландом пригласили купца отужинать с нами за одним столом. Купец согласился. Это был человек среднего роста, черноволосый, с сединой, с умным взглядом внимательных чёрных глаз, и с правильными чертами лица. На вид — типичный армянин, которых я насмотрелся в прежней жизни, хотя, из разговора выяснилось, что он ассириец, как и его люди. Звали его Йоханан Барзаги, он был из города Урмия на северо-западной окраине Персии. Вместе с ним за нашим столом оказались два подростка благородного звания, лет по четырнадцати, путешествовавшие в купеческом караване. Одного, крепкого широкоплечего кареглазого брюнета звали Пьер де Лер, а другого, худощавого, немного нескладного, рыжеватого, с большими голубыми глазами — Вим ван Арнвейлер. Ребята были родом из герцогства Брабант, на территории будущих Бельгии и Голландии, к купцу они присоединились в Неймегене. Оба хорошо владели северофранцузскими и немецкими наречиями, а Вим ещё свободно говорил на латыни и греческом, помогая с переводом купцу, тоже хорошо владевшему этими языками. Узнав, что мы направляемся в крестовый поход, купец пожелал успеха нашему делу, посетовав, что Урмию войско Христа едва ли будет освобождать, так что местным христианам придётся оставаться под игом магометан, относящихся к крещёному люду как к третьему сорту, и это ещё в лучшем случае.

Барзаги оказался личностью довольно интересной. Он объехал большую часть Ближнего Востока, достигнув даже Нубии и Эфиопии, бывал в Средней Азии, торговал и в Византии, добирался до Индии и даже до Китая. В данный момент он совершал что-то вроде «кругосветного путешествия» по Европе. Отплыв из Решта, он пересёк Абескунское или Каспийское море с юга на север, затем поднялся по реке Итиль, она же Волга, до Булгара, затем побывал в русских городах, добравшись до Новгорода, и закупившись местными товарами, отплыл Балтийским морем, посетив Пруссию и Скандинавию, после чего доплыл до дельты Рейна, где пересел на речные суда, направившись вверх по реке и торгуя в встречных городах.

Из Эсслингена, где купец приобрёл повозки и лошадей, он собирался сушей ехать в Ульм, а оттуда через Альпы в Инсбрук, и через перевал Бренер в Италию. А уж из Италии, расторговавшись, намеревался плыть в Константинополь, где хотел перезимовать. А по весне, когда талые снега с гор Кавказа переполняют озеро Маныч к востоку от низовьев Дона (или Танаиса, как его сейчас зовут в Европе на греческий манер), стекая из него в эту реку, и в реку Кума на востоке, впадающую в Каспий между Волгой и Тереком, он собирался воспользоваться этим путём, чтобы из Азовского моря, которое сейчас называют Меотийским озером, проплыть в море Каспийское и добраться до побережья Персии, а там и до родной Урмии рукой подать.

Неслабое путешествие даже для XXI века, а уж о XII и говорить нечего. Осталось только повторить за персонажем советского фильма «Тот самый Мюнхгаузен»: «Я бы не назвал это подвигом, но что-то героическое в этом есть!»

Купец взглянул на меня с удивлением и, приложил правую ладонь к сердцу, наклонив голову. Видно нечасто слышал такие похвалы от благородных, если вообще слышал. Роланд и подростки раскрыв рты слушали рассказы купца о дальних странах и городах, о стычках с разбойниками и других опасностях попадающихся на торговых путях между Азией, Африкой и Европой. Вообще, сейчас в Европе даже рассказ о той же Эфиопии или Индии, не говоря уж о Китае, мало от кого можно услышать (во всяком случае более-менее достоверный, а не бредятину о людях с пёсьими головами и прочее в том же духе), а уж человек который там побывал, и вовсе огромная редкость, так что и для моего друга, и для Вима с Пьером, это было круче просмотра фильмов об экзотических странах для их ровесников в веке XXI. Да и меня увлекли рассказы Барзаги, хотя в ряде описанных им мест я бывал в прежней жизни. Но всё равно, интересно было услышать рассказ очевидца о том как они выглядят без малого девятью веками раньше. Так что разошлись мы по своим комнатам довольно поздно.

Перед тем как завалиться спать, мы с Роландом обсудили новое знакомство, и пришли к выводу что Барзаги и его свита вполне подходящие попутчики до Ульма, что с ними у нас куда больше шансов безопасно пересечь Швабский Лес, или отбиться от разбойников, если те всё же нападут. А работники ножа и топора, по словам хозяина «Жареного Поросёнка», на окрестных дорогах пошаливали. В общем, было решено завтра же поговорить с купцом о присоединении к его каравану, в обмен на помощь в его охране. С тем и заснули.

На следующее утро, во время завтрака, мы предложили Барзаги ехать в Ульм вместе. Купец быстро согласился. Договорились что будем помогать друг другу в самообороне и защите имущества, однако за крышу над головой и еду для себя и своих слуг, будем платить сами. Так как ни мы, ни Барзаги не собирались задерживаться в Эсслингене, то сразу после завтрака мы покинули постоялый двор и, миновав южные ворота города, двинулись в путь по старой римской дороге, идущей в юго-восточном направлении. Конечно, не дорога из жёлтого кирпича, ведущая в Изумрудный город, но вполне добротное сооружение, как и всё сделанное римлянами. Правда, вблизи поселений дорога за восемь с половиной веков подпорчена местными варварами, растаскивавшими камень на постройки, но чем дальше от населённых пунктов, тем дорожное покрытие лучше.

На повозках везут купеческие товары, там же сидят управляющие ими кучера из слуг купца, подложив под себя мешки, набитые соломой, так как рессоры будут изобретены очень нескоро, и трясёт в этих транспортных средствах немилосердно. Прочие слуги Барзаги, как и он сам, все вооружённые, к слову, едут верхом. Как и наёмники из охраны. Пьер и Вим тоже верхами. Купцу перевод Вима сейчас не нужен. Со слугами он общается на родном языке, а с командиром наёмников на латыни. Так что подростки подъехали к нам с Роландом, вступив в разговор. Ещё на постоялом дворе в Эсслингене мы рассказали, что догоняем армию крестоносцев во главе с королём Франции. Рассказывали без подробностей, но тут уж близнецы постарались, расписав сражение с шайкой Репейника в Саарбрюккене, и битву с речными пиратами на Рейне. При этом Эрих и Ульрих явно задирали нос от сопричастности к столь славным делам, а во взглядах подростков чувствовалась зависть к простолюдинам, которые, тем не менее, уже успели отличиться в боях, обойдя благородных их. Хотя, внешне Вим и Пьер старались не показывать своих чувств, но получалось у них не очень.

Постепенно подростки разоткровенничались и рассказали свою историю. Они были одногодками, происходили из баронских семейств в Брабанте, живших по соседству, и приходились друг другу кузенами. Их матери были родными сёстрами, так что дружили ребята с ранних лет. Но родители обоих умерли, когда они были ещё малолетними, затем они лишились старших братьев, погибших на войне, и у ребят появились опекуны из дядьёв по отцовской линии, которые стали управлять их баронствами. И как-то так доопекали, что баронства ребят стали собственностью их опекунов, имевших неплохие связи при герцогском дворе. Сестёр Вима и Пьера повыдавали замуж, а самим подросткам, когда им стукнуло четырнадцать, выдали по коню, комплекту оружия и доспехов, кошелю с серебром, после чего отправили на все четыре стороны на поиски счастья, прозрачно намекнув, что возвращаться в родные места будет очень вредно для здоровья.

Посоветовавшись, кузены решили присоединиться к войску крестоносцев, надеясь поступить на службу к какой-нибудь знатной особе. Пьер, с малолетства пропадавший в родовых лесах с охотниками, рассчитывал на свои умения лучника, следопыта, и знание лечебных трав с прочими растениями. Вим (вообще-то родители назвали его Вильхельм, но парень предпочитал краткий вариант) был третьим сыном, а потому отец и старшие братья готовили его к церковной карьере. Причём вкладывались в это всерьёз, видя своего младшего минимум кардиналом. Самого Вима перспектива надеть сутану мало привлекала, но учиться пришлось без дураков, так как только за успехи в учёбе ему позволяли размяться с оружием, что было сильнейшим стимулом. К своим четырнадцати подросток уже свободно владел помимо родного фламандского наречия северофранцузскими и немецкими диалектами, а также некоторыми североитальянскими (итальянского языка существовавшего в будущем, пока по сути ещё нет, он начнёт развиваться в следующем веке, со времён Данте Алигьери).

Ещё Вим более-менее знал язык саксов (ранний вариант английского, отличающийся от того что был в моей прошлой жизни, примерно, как русский XXI века от русского века XII, с его «зело, поелику, вельми понеже») и язык данов (то есть мог объясниться с любым скандинавом, так как их языки в это время мало различаются). Ну и конечно, отлично знал «церковные языки» — латынь и греческий, точнее, его средневековый вариант, употребляемый сейчас в Византии. Также он читал и писал на этих языках, даже скандинавские руны выучил, а помимо этого выучился счёту. Плюс, имел некоторые познания в химии, географии, астрономии, истории, античной и средневековой литературе, не считая так сказать «профильных дисциплин»: священного писания, молитв, литургии, трудов Отцов церкви, канонического права и прочего в том же духе. Ни фига себе, средневековый полиглот-энциклопедист!

Пожалуй, с такими способностями и знаниями, парень и правда мог бы стать кардиналом, а то и кем-то повыше! Ну и прославиться, само собой, если бы выбрал церковную стезю. Вот только подростка явно больше привлекает меч, нежели кадило. Так что и не стал, и не прославился.

А ведь гид Алессандро в прежней жизни много рассказывал об интересных фигурах средневековой РКЦ и не только её. Мы же с ним, после той турпоездки в Алессандрию, ещё и в Сети общались. Имени Вима ван Арнвейлера он не упоминал. Похоже, пацан исполнил своё желание, присоединился к крестоносцам, и сложил голову где-то на Ближнем Востоке. Жаль, очень жаль.

Тем временем купеческий караван двигался по римской дороге на юг, останавливаясь на ночлег в придорожных селениях, где большинство жителей подрабатывало тем, что за определённую плату предоставляло проезжим и прохожим путникам крышу над головой, кормёжку, помощь местных кузнецов и других ремесленников, если таковая понадобится, а также и другие услуги. Последнее касалось женщин. Во всяком случае, большинство наёмников из охраны на ночёвках оказывались в компании местных девок и куда-то исчезали вместе с ними на время. Похоже, не только прекрасная Магда из Саарбрюккена зарабатывает деньжат на приданое своими женскими достоинствами. Подростки, как и наши слуги, провожали наёмников с их подружками завистливыми взглядами, но следовать их примеру не спешили. Видимо, экономили, путь-то неблизкий. Так же вели себя и слуги купца. Сам Барзаги тоже ночевал один, наверно деревенские девки его не привлекали. Ну да, с его деньгами, к услугам купца самые элитные жрицы Афродиты в городах. Роланд, едва отошедший от секс-марафона с Магдой, также решил подождать с этим до Ульма. Ну а я всё как-то не решался связываться с путанами.

Через некоторое время перед нами вдалеке стал темнеть Швабский Лес, и вскоре мы приблизились к нему. Собственно, это не только лес, и даже не столько. Фактически, это невысокий горный хребет, покрытый лесами, протянувшийся через восточную часть Швабии с запада на восток. На западе он граничит с горным массивом Шварцвальд, то есть Чёрный Лес, который доходит до Рейна в тех местах, где река поворачивает с запада на север. На востоке переходит в Франконский Лес — такой же невысокий горный хребет, разделяющий Франконию и Баварию, тянущийся на северо-восток, соприкасаясь с Богемским Лесом и Рудными горами, отделяющими Чехию от Германии.

Здешние места большей частью принадлежат кайзеру Конраду III, который крепко держится за них, оставляя в своей личной собственности вместо раздачи вассалам, как принято в эти времена. Это вообще характерно для нынешних европейских монархов, включая и нашего Людовика. Пахотные земли и прочие сельхозугодья, они ещё могут жаловать тем, кто верно служит или просто нравится, но леса обычно зажимают. Так же поступают и феодалы рангом пониже. Странные люди. С другой стороны, их можно понять. С светскими развлечениями в Европе сейчас не очень, и это ещё мягко говоря.

Театров нет со времён упадка Римской Империи, и не будет ещё несколько веков. Можно только любоваться кривляньями жонглёров-скоморохов, но это сильно не то. Концертов тоже не бывает, максимум возможно послушать — трубадуров, менестрелей и прочую подобную братию с весьма убогим музыкальным сопровождением. До оркестров ещё не доросли. Хоры имеются только в храмах и монастырях. О коллекционировании картин, скульптур, всяких античных артефактов, чем весьма увлекалась аристократия будущего, сейчас и речи нет — надо ждать Ренессанса. Да и с толковыми Мастерами изобразительных искусств тоже большой напряг. Аналогично и с литературными салонами — до них века четыре как минимум, если не все пять. Балов, как таковых, тоже ещё нет. И уж тем более никто в XII веке и слыхом не слыхивал о чём-то вроде знаменитого Мерлезонского балета, хи-хи…Вот и остаются знати мужского пола из развлечений только война и охота. Женщинам ещё хуже, для них есть лишь рукоделие и сплетни. Подозреваю, что более интеллектуальные развлечения, типа тех же театров, концертов, балов, салонов, появились в Европе именно благодаря дамам, которым надоело сидеть по своим замкам.

Перед тем как двинуться через Швабский лес к Ульму, мы заночевали в очередной придорожной деревушке. Утром выяснилась неприятная вещь — наши лошади расковались. Правда, близнецы обещали с помощью своей походной кузницы подковать их заново за пару-тройку часов. Мы предложили Барзаги обождать, когда они закончат, но купец спешил и решил выдвигаться в путь немедленно, предложив нам его догонять. Оставалось только согласиться. Караван вскоре исчез в лесной чаще, а мы остались ждать, когда наши слуги управятся с лошадьми.

Наконец они закончили, собрали свой инструмент, навьючив на Пегую, и мы поскакали догонять караван. Лес по обе стороны от дороги был дремучим и густым. Временами среди деревьев мелькали разные тени зверей и вспархивали с веток потревоженные нашим приближением птицы. Или не вспархивали, провожая нас взглядами внимательных глаз-бусинок. Бояться им здесь особо некого, кроме знатных охотников, навещающих лес далеко не каждый день, а сейчас им и вовсе не до того. По моим подсчётам мы вскоре должны были догнать караван, но вдруг впереди, за поворотом дороги послышались лязг железа и крики — похоже, там шёл бой. Первым движением Роланда и близнецов было кинуться вперёд, тем более что перед выездом из деревни я настоял на том чтобы одеть доспехи, но я удержал их, решив сначала понять, что к чему, и изучить место происшествия вооружённым глазом.

Мы с Роландом спешились, извлекли из сумок стальные футляры, заказанные у Карла Хромого, достав из них две подзорные трубы (остальные хранились в сундуке). Оставив лошадей близнецам, пробрались лесом вперёд, где принялись наблюдать открывшуюся картину.

Как я и подозревал, с караваном Йоханана Барзаги случилась большая неприятность в виде классического нападения «романтиков с большой дороги». Что ж нам так везёт-то на разбойников! То с Шульцем и его племянником схлестнулись, то с бандой Репейника, потом с речными пиратами… И вот пожалуйста, выпадает очередной шанс испытать судьбу, узнать, насколько она к нам благосклонна.

Подрубленные деревья любители лёгкой наживы свалили поперёк пути, перед караваном и позади него, заблокировав повозки с обеих сторон. Ещё несколько деревьев рухнули на наёмников и слуг, кого-то из них побив-покалечив. Остальных обстреляли из луков и арбалетов, тоже достаточно успешно.

После чего разбойники, числом немалым, надо сказать — живых и лежащих на земле я насчитал около сотни — бросились в атаку. Правда, насколько можно было судить по количеству убитых и тяжелораненых бандитов, валявшихся на дороге, уцелевшие наёмники-вестфальцы дали жесточайший отпор, весьма недёшево продав свои жизни. Так же, как и слуги купца, видимо, привыкшие к таким стычкам в путешествиях со своим хозяином. Не потеряй они изрядную часть своих в самом начале, не исключено, что отбились бы.

Но сейчас удача явно клонилась на сторону разбойников, к слову, экипированных получше банды Репейника и речных пиратов. Практически все были в кольчугах и шлемах, а один, рослый мужик, похоже, главарь банды, был весь в кольчуге, и весьма добротной. Не иначе снял с ограбленного или убитого аристократа. Хотя, может быть, он и правда рыцарь? В Средневековье среди этой братии хватало промышлявших разбоем, вспомнить хоть покойного Гюнтера Шульца и пока ещё живого крысёныша Вольфганга Вагнера. И действовали его подчинённые достаточно умело.

Наёмники полегли все до единого, как и почти все слуги купца, всё же успев перед этим положить значительно большее количество бандитов. Их уцелевшие коллеги, числом около трёх десятков, спешили подавить два последних очага сопротивления. Один составляли Пьер и Вим, которые, встав спина к спине, довольно ловко отмахивались мечами сразу от шестерых разбойников. На моих глазах Пьер горизонтальным взмахом разрубил одному из противников голову, верхняя половина которой вместе со шлемом отлетела на дорогу, а мгновением спустя в дорожную пыль рухнул забрызганный мозгами и кровью труп. Почти сразу же Вим, наклонившись и пропустив над головой вражескую палицу, напрочь отрубил ногу её хозяину, свалившемуся, истекая кровью. Этот тоже не жилец!

Похоже, несмотря на юные годы, ребята получили в своих замках неплохое воинское воспитание, что в общем типично для нынешних дворян. Да и доспехи у подростков, надо думать, приличного качества, и тоже способствуют выживанию. Вон как четверо оставшихся на ногах бандитов заосторожничали!

Вторым очагом сопротивления, приковавшим к себе большинство бандитов, были сам Барзаги и трое его слуг, последние, правда, все раненые и с трудом отбивавшиеся от разбойников. Зато сам купец дрался за троих, его сабля мелькала так, что за ней трудно было уследить.

Но было легко отследить результаты. Сверк! — и один из бандитов падает с разрубленным горлом, обдавая окружающих фонтаном крови! Сверк! — и сабля купца глубоко втыкается подмышку другому бандиту, и в ту же секунду выскакивает обратно, а обливающийся кровью разбойник бьётся на дороге в агонии, только мешая своим сообщникам. Вот вам и купчишка! Рубится не хуже рыцаря. Впрочем, в эти времена профессия купца требует изрядной смелости и хороших воинских навыков — на сухопутных и водных путях не протолкнуться от охотников до чужого добра. И всё же положение обороняющихся выглядит безнадёжным, долго им не продержаться.

— Что скажешь, Роланд? — спрашиваю я друга, опуская трубу.

У дю Шатле нет и тени сомнений, глаза горят жаждой деятельности:

— Надо помочь! Мы дали слово купцу защищать до Ульма. Да и нравится мне этот Барзаги.

— Да, дали, — соглашаюсь я с очевидным фактом. — Что ж, возвращаемся!

Быстро бежим лесом к лошадям. Опять авантюра, к которым я уже начал привыкать. Да-а, в прошлом жизнь и без компьютерных игр была весёлая. Хватало натуральных поединков, с настоящими кровью и мозгами, вылетающими из разнесённой мечом или палицей черепушки.

Но Роланд прав. И дело тут не только в данном слове. Пока бандиты будут грабить караван, вперёд нам не пройти. Будем ждать здесь их ухода — могут заметить, и не факт, что отобьёмся, во всяком случае без потерь. А терять Роланда или близнецов совсем не хочется. Можно вернуться назад в деревню и переждать, но, когда поедем снова, очень можем угодить в лесу в засаду, как Барзаги. Разбойники не случайно так хорошо подготовились — явно кто-то из деревенских стукнул о караване. Два рыцаря со слугами, конечно, не такая лакомая добыча, как караван персидского купца, но тоже весьма привлекательная для бандитов. А внезапное нападение на не ожидавших этого разбойников даёт некоторые шансы.

Быстро добегаем до лошадей, сунув подзорные трубы в стальные футляры, а те в сумки, и садимся в седла, несколькими словами вводя близнецов в курс дела. Те выглядят довольными, им дай только подраться, невзирая на превосходящие силы противника. Вьючных лошадей с вещами слуги по нашему приказу привязывают к деревьям у дороги. А я быстро излагаю родившийся после осмотра поля сражения план атаки:

— Нам везёт, я видел в трубу, что колчаны у них пустые, все болты и стрелы потратили на караван. Значит, нам ответить не смогут. Подъедем со стороны леса, чтоб не заметили раньше времени, разбираем цели и стреляем разбойникам в спину. Арбалеты у нас перезаряжаются быстро, пока они поймут, что на них напали и бросятся на нас — успеем перезарядиться и дать ещё один залп, потом, раньше, чем добегут до нас — ещё один. Затем ударим в копья. Щиты у них дерьмо, плетёная лоза и кожа, да и кольчуги против копейного удара не катят. Хоть по одному должны проткнуть. А дальше берёмся за клинки, и помогай нам Бог и Святой Януарий! Как тебе, Роланд?

— Дельно! — кивнул дю Шатле, и близнецы посмотрели одобрительно.

И вот мы вчетвером у поля битвы, заехав бандитам в тыл. Тем временем дела защитников каравана стали совсем плохи. Вим хромает на левую ногу, его штанина окрасилась кровью. Четверо приободрившихся бандитов теснят их с Пьером. Трое раненых слуг купца убиты, сам Барзаги, прижатый к одной из повозок, ещё отмахивается саблей, но в тот самый момент, когда мы выехали из леса, «рыцарь» — главарь бандитов, отбил мечом в сторону его клинок, а его подручный, комплекцией и накидкой из шкур похожий на медведя, сильнейшим ударом копья в живот пробил зарикиранскую кольчугу с края от зерцала, буквально пришпилив купца к повозке…

Чёрт, не успели помочь! Но ещё успеем отомстить!

— Арбалеты к бою!

Мы практически синхронно выстрели из своих арбалетов. Мой болт летел в главаря, но лишь чиркнул по кольчуге, после чего тот быстро развернулся, и я отсюда, метров с пятидесяти, увидел, как он недобро прищурился, оценивая силы нападавших. А вот двое разбойников упали на землю, причём один, с пробитым болтом горлом (наконечник болта торчал из-под подбородка), упокоился, кажется, навечно. Четвёртый же болт пролетел мимо.

Прежде чем эта орава, за исключением четвёрки бойцов, связанных боем с Вимом и Пьером, кинулась на нас, мы успели произвести ещё по два выстрела. Следующим выстрелом я подранил «медведя», хотя хотел выпустить второй подряд болт в главаря, но пробить его кольчугу оказалось делом непростым. Удар болта хотя бы сбил ему дыхание. А вот здоровяк представлял более заметную и менее защищённую цель. Болт вошёл ему в левое плечо, однако громилу это ничуть не смутило, он просто обломал древко болта, продолжая свой мощный бег и размахивая окованной железом палицей. В то же время ещё шестеро негодяев прервали свой жизненный путь благодаря точным выстрелам близнецов и Роланда.

— Хватаем копья! — заорал я, отбрасывая в сторону арбалет и посылая вперёд своего мерина, чтобы набрать хоть какую-то скорость для удара копьём.

Роланд и близнецы тут же последовали моему примеру. Секунды спустя наконечники копий нашли своих жертв из числа бегущих в авангарде. Моё аж насквозь пробило кольчужку какого-то бородатого и коренастого мужика, тот по инерции ещё и сам нанизался на копьё, и наконечник, выйдя сзади, вздыбил кольчугу на его спине.

Вытащить копьё не удаётся, оставляю его в туловище уже выключенного из игры противника, спрыгивая на землю, чтобы не отвлекаться на управление конём в тесном пространстве, загороженном возами и поваленными деревьями, и выхватываю из ножен меч, одновременно перемещая из-за спины в левую руку новенький щит. Краем глаза замечаю, что Роланд с братьями также моментально спешиваются, ну а мне тут же приходится уклоняться от удара палицей «медведя», который он сопровождает поистине медвежьим рёвом.

Спасибо юному и гибкому телу, и спасибо мне, поднатаскавшему это тело за последние месяцы до практически идеального состояния. Окованный железом конец палицы со свистом проносится над моей увенчанной шлемом головой. Не знаю, не знаю, насколько он вкупе с подшлемником смягчил бы удар, проверять мне что-то не хотелось.

Громилу немного развернуло следом за палицей, и я с радостью вонзил острие клинка в услужливо подставленный правый бок, куда-то в район печени. Всё, не жилец!

Вижу, как мои товарищи тоже взялись за мечи. Близнецы, стоя спина к спине, отбиваются сразу от пятерых, и вроде как успешно. Роланд, отступая, отбивает удары двух противников. Бросаюсь было ему на помощь, но дорогу мне заступает главарь банды.

— Du mieses Schwein! Ich werde dich für Conrad rächen![1]

Кажется, он ругался, свиньёй вроде как меня обозвал, и какого-то Конрада упомянул. А мгновением спустя его меч, не уступающий моему в длине, был занесён для, как мне показалось, единственного и решающего удара. Можно было рискнуть подставить щит, но что-то подсказывало — после такого удара мне не только может понадобиться новый, но и есть реальная опасность «отсушить» руку.

В последний миг успеваю отскочить, хотя скакать козликом в полной амуниции — задача, мягко говоря, не из лёгких. Но недаром говорится: жить захочешь — ещё не так раскорячишься. О контратаке пока не помышляю, главарь с шагом вперёд уже ведёт меч снизу-вверх наискось, намереваясь обратным движением рассечь мне пах.

На этот раз приходится парировать удар краем щита, силы клинка не хватает, чтобы рассечь железную полосу, которой окован по краю мой щит, и верхним краем щита я бью соперника в заросший короткой бородой подбородок.

Крик боли свидетельствует, что удар получился точным и сильным, что доказывает и капающая с курчавой бороды кровь. Но это не нокаут и, похоже, даже не нокдаун, главарь на удивление быстро приходит в себя, не давая мне продолжить мою атаку, идёт в наступление сам. На этот раз делает финт ушами, то есть с неожиданным для своего телосложения проворством бросается мне в ноги с явным намерением отсечь одну из них, невзирая на кольчужные чулки, или как минимум покалечить. Отпрыгнуть не успеваю, но мгновенно опустить руку вниз вместе с щитом, который в последний миг принимает на себя удар.

Кажется, противник согласно поговорке «пан или пропал» всё вложил в этот удар, и вышло, что всё же пропал. Я не стал медлить, и секунду спустя острие клинка с хрустом вошло в открывшееся между кольчужным воротом и шлемом основание шеи нападавшего, который никак не успевал подняться.

Голову не отсёк, лезвие немного под углом вышло изо рта новоиспечённого мертвеца, пригвоздив того к земле. Я не стал наслаждаться зрелищем дёргающегося в агонии тела, так как Роланду приходилось совсем худо. Одного противника он покалечил, но и сам получил рану, его правая рука бессильно обвисла, и он вынужден был отбиваться от второго разбойника, держа меч в левой. Заметив краем глаза, что близнецы пока держатся, кинулся на выручку другу.

Атаки с тыла его противник не ожидал, поэтому ничто мне не могло помешать (и уж угрызения совести в последнюю очередь) прикончить негодяя. На этот раз, в отличие от главаря, оппонента удалось обезглавить буквально одним ударом. Выглядело это эпично, хоть кино снимай, правда, лицо Роланда тут же оказалось забрызгано вражеской кровью, отчего он непроизвольно выругался и стал оттирать глаза ладонью, так как сделать это кольчужным рукавом было бы по меньшей мере неудобно. Спайки металлических колец вроде бы и хорошо отшлифованы, однако нельзя было исключать небольшого брака, в результате которого Роланд мог бы оцарапать своё лицо.

А что там у близнецов? Ещё держатся. Эрих на моих глазах отрубил руку одному из врагов, который с воем принялся кататься по земле, обливаясь кровью. Но всё же наша помощь им явно не помешает. Вернее, моя, «однорукому» Роланду, рвущемуся в бой, я советую немного поостыть, уверяя, что мы справимся и без него. Хотя врагов против Эриха и Ульриха оставалось пятеро, нас всё равно меньше. На этот раз напасть со спины не удаётся, меня встречает один из этой пятёрки, вооружённый коротким дротиком и маленьким, круглым щитом. Парень шустрый, одет в шкуры, и тяжёлая кольчуга ему, как мне, не мешает. С другой стороны, кольчуга хорошо держит удары лёгкого дротика, в чём мне вскоре пришлось убедиться на собственном опыте.

Соперник, сообразив, что тыкать меня в защищённые части тела не имеет смысла (пару раз он сумел всё-таки дотянуться), перенёс своё внимание на мои шею и лицо. Цель меньшего размера, в которую труднее попасть, однако при удачном раскладе одним ударом можно вывести противника из строя и, возможно, с летальным для того исходом. Я же своим более коротким мечом пока не мог подступиться к бандиту на расстояние даже укола. Помогла хитрость, которой не всякий благородный рыцарь воспользуется в силу надуманных предрассудков о рыцарской чести.

— Что это? — крикнул я на немецком, глядя за спину соперника и делая испуганные глаза, словно увидел там самого сатану.

Тот не повернул головы, но дёрнул подбородком, словно бы собираясь это сделать, однако в последний момент одумавшись. Этой доли секунды мне хватило, чтобы одновременно с широким шагом сделать выпад мечом и погрузить острие клинка в грудь разбойника.

Вид у того был донельзя обиженный, будто бы говоривший: «Ну зачем вы так, добрый риттер, я же ещё молод, у меня вся жизнь впереди, а вы…» Извини, парень, «À la guerre comme à la guerre», на войне, как говорится, все способы хороши.

Осаждавшие близнецов «романтики с большой дороги», сообразив, что их остаётся трое против троих (ещё одного кто-то из братьев упокоил, пока я разбирался с обладателем дротика), как-то приуныли и, вероятно, подумали, не задать ли стрекача, однако не успели. Как-то очень уж синхронно Ульрих с Эрихом взмахнули своими молотом и топором, и один негодяй рухнул на землю с проломленным черепом, а второму лезвие топора вошло в плечо, перерубив ключицу и завязнув в мышцах и костях. А третий, бросив в меня щит, побежал к зарослям, но скрыться в них не успел. Схватив из-за спины пальму, висевшую на петле, бросаю её как дротик. Попал! Разбойник падает с пальмой, воткнувшейся в левую голень. Но тут же вырывает пальму из ноги и поднимается, хромая, пытается убежать. Правда, с такой ногой далеко ему не уйти, и он это явно понимает, в ярости бросившись на меня, размахивая тесаком и моей же пальмой! Вот это уже наглость! Принимаю тесак на щит, а пальму, которой бандит пытался ткнуть меня в лицо, к счастью, не умея толком с ней работать, отбиваю в сторону наручем, и не давая врагу отреагировать, колющим ударом вбиваю меч в горло разбойника. Тот, хрипло вскрикнув, валится на дорогу, булькая и фонтанируя кровью, но быстро затихает.

— Ранены? — спрашиваю я перепачканных кровью парней.

— Я нет, — мотает головой Ульрих.

— У меня только небольшой порез на левой руке, но управляться с топором он мне не помешает, — отвечает Эрих.

— Тогда предлагаю помочь Виму и Пьеру… Впрочем, они, кажется, и сами неплохо справляются.

И действительно, трое остававшихся в живых разбойника, сражавшихся против парней, потеряв четвёртого камрада, видимо, решили, что этих шустрых и крепких не по годам подростков им не одолеть, и бросились бежать к лесу. Но никто из них не ушёл. Пьер, бросив меч, схватился за лук, висевший за спиной, и с завидным проворством выпустил одну за другой три стрелы! Первая ещё не успела долететь до цели, когда вторая сорвалась с тетивы. Трое разбойника замертво рухнули среди деревьев, со стрелой в спине каждый… Ни хрена себе лучник! Это же эльф натуральный! Или Робин Гуд! Хотя робингудов мы как раз только что покрошили. Четвёртый разбойник трепыхался в дорожной пыли, безуспешно пытаясь засунуть кишки обратно в живот, распоротый мечом Пьера. Тот, поглядев на страдания мужика, благородно пронзил мечом ему сердце, и тот тут же затих.

Сразу после окончания боя мы с Роландом и близнецы кинулись к Барзаги, лежавшему у повозки. С нами подошёл и Пьер, поддерживая хромающего Вима. С первого взгляда было ясно, что дела ассирийца плохи. Копьё «медведя», воткнувшись живот, явно очень серьёзно повредило внутренности, несмотря на то, что купец успел перерубить древко саблей и, рванувшись вперёд, соскользнуть с обломка.

Да, гвозди бы делать из этих людей! Как он вообще ухитрился сразу сознание не потерять?! Это же наверняка дикая боль! Я бы на его месте наверно орал на весь Швабский Лес, а Барзаги только стонет сквозь зубы.

Но его рана выглядит крайне хреново. Я, конечно, не медик, но сильно сомневаюсь, что купца вытащили бы и в XXI веке. Судя по брошенному на нас взгляду, он и сам всё прекрасно понимал.

— Вот и закончились мои путешествия, молодые люди, — кривясь от боли, произнес Барзаги на латыни, с которой нам переводил Вим. — Верно мне нагадала в юности езидская колдунья, что умру в дороге, в чужой стране, вдалеке от родного дома. Жаль, я вас не послушал, благородные рыцари, поторопился. Прошу, ради Христа, достаньте из этой повозки ларец красного дерева.

Мы поспешили выполнить просьбу. Купец, из последних сил отомкнув ларец ключом висевшим на шее, достал оттуда бутылочку с какой-то жидкостью, попросил помочь откупорить пробковую затычку, после чего сделал небольшой глоток.

— Маковое молоко, — пояснил Барзаги, заметив наши взгляды. — Не хочу терпеть боль, дальше будет только хуже.

Средневековое болеутоляющее. Купец, похоже, и правда почувствовал себя несколько лучше. Достав из ларца серебряную чернильницу, заострённую палочку из тростника (кажется, их на Востоке называют калам) и три куска пергамента, он начал быстро писать, временами морщась. Видимо, рана, несмотря на наркотик, всё же давала о себе знать. Сначала написал на одном из пергаментов что-то непонятными буквами, судя по всему, на родном языке, потом на двух других кусках пергамента, уже на латыни. Достав из ларца огниво и трут, поджёг последний, от него запалил извлечённую из того же ларца восковую свечу и, накапав расплавленного воска, запечатал первый пергамент своим перстнем. Тем временем по приказу Роланда, подтверждённому моим кивком, наши слуги обошли поле сражения, деловито добивая тяжело раненых разбойников.

Негуманно? А куда их девать? Полевого госпиталя под рукой нет, да и конвенции о раненых, пленных и правилах войны ещё не подписаны, их не появится ближайшие лет семьсот-восемьсот. Это не говоря уже о том, что с ранеными слугами и охранниками купца бандиты не заморачивались, добив в ходе боя.

— Вот, благородные господа, — Барзаги протянул мне пергаменты и указал на один из них, написанный латынью. — Это завещание. Я оставляю его вам, господин де Лонэ, и вам, господин дю Шатле, поровну, всё моё имущество в этом караване. Мне это уже не пригодится, а вы отомстили за нас этим негодяям. А ещё вы, господин де Лонэ, прикончили этого монстра в шкурах, который меня ткнул копьём. Я хочу подарить вам свою саблю.

Купец уже слабеющей рукой поднял лежавший на земле клинок и протянул мне. Я принял саблю с лёгким поклоном.

Однако! Это же настоящий индийский тальвар! Довольно редкая вещь даже на Востоке, а уж о Европе и говорить нечего. Не думаю, что даже среди знати найдётся много людей, державших в руках подобный клинок. Княжеский подарок!

— А это, — отдав нам завещание, Барзаги указал на запечатанный пергамент, а потом на другой, на латыни, — письмо моей семье в Урмии. Прощальное. И ещё одно — для рыцарей-тамплиеров. Надеюсь, вы не откажете мне в просьбе отдать в их прецептории[2] Ордена в Ульме? У меня с ними были кое-какие дела, думаю, они согласятся переслать в Константинополь письмо и мои путевые заметки. — купец извлёк из ларца тетрадь, сшитую из листов непонятного происхождения, папирус, что ли, вроде видел что-то похожее в Египте, в прежней жизни. — Там торгуют мои земляки и соплеменники, они смогут переслать письмо и тетрадь в Трапезунд, а оттуда и до Урмии недалеко. И ещё, господа… Мне бы хотелось быть похороненным по-христиански, в освящённой земле. Это ведь не слишком большое пожелание для умирающего?

Мы с Роландом дали рыцарское слово Барзаги, что выполним его просьбы, тем более что это не требовало от нас каких-то особенных усилий. В любом случае мы направлялись в Ульм, а в первом встречном селении наверняка найдётся священник, с которым можно договориться о похоронах. Я, правда, подозревал, что разновидность христианской веры, которую исповедовал Барзаги, была, мягко говоря, не совсем католической, но сообщать об этом никому не стал. К чему плодить сущности?

Купца мы уложили в ту самую повозку, у которой он получил ранение и, отхлебнув ещё опийной настойки, он забылся. Я же принялся обрабатывать раны, в первую очередь руку Роланда и ногу Вима, используя спирт и настойку прополиса. Парни кривились, но терпели. А когда всё было закончено, Пьер и Вим вдруг попросились к нам в оруженосцы. Я им напомнил об их планах служить какой-то знатной особе, но подростки ответили, что с этими планами всё вилами по воде писано, а нас с Роландом они уже видели в деле. Мы им спасли жизнь, и они хотят отплатить за это службой. А ещё нам покровительствует сам святой Януарий. Подростки рассказали, что поначалу не верили рассказам близнецов, но теперь убедились на собственном опыте. И вообще, таким рыцарям как мы, нужны оруженосцы дворянского звания, чтобы выглядеть не хуже прочих!

Н-да, вот проблема нарисовалась на ровном месте. Судя по всему, в иной реальности путешествие подростков на Ближний Восток закончилось на этой дороге через Швабский Лес. Вместе с жизнью. Но из-за нас с Роландом у ребят теперь будет другое будущее, да и вообще оно будет. Мы же в ответе за тех, кого приручили, в смысле спасли!

С другой стороны, тут не только проблема, но и решение ряда будущих трудностей для нас. Отойдя с Роландом в сторону, мы начали совещаться. Я изложил Роланду своё виденье ситуации. Уже сейчас мы можем объясниться с местными жителями только через наших слуг, а дальше пойдут страны, где аборигены не только французского, но и немецкого не знают, вроде Венгрии или Византии. Про Ближний Восток я вообще молчу. А Вим владеет не только латынью, которую в той же Венгрии священники и дворяне должны понимать, но и греческим — универсальным торговым языком Восточного Средиземноморья в эти времена, который к тому же знают большинство восточных христиан. С ним нам в походе будет намного легче.

Лучник-чемпион нам тоже пригодится. Всё же стрельба из лука быстрее стрельбы из арбалета, даже модернизированного, типа наших с Роландом, а с такой меткостью, как у Пьера, серьёзно повышаются наши шансы в бою. Эх, ему бы восточный лук, подаренный Гилле, так даже ещё не родившийся в соседних Альпах Вильгельм Телль плакал бы в сторонке… Хотя, что теперь об этом жалеть!

Да и знания следопыта и травника будут в походе совсем не лишними, если Пьер не наболтал, что владеет этими навыками. Впрочем, с луком он действительно управляется отменно, наверняка и про остальное не соврал.

Роланд согласился с моими выводами, заметив, что как там сложится с нобилитацией близнецов, пока неясно, это не от нас зависит, а с дворянами-оруженосцами мы всяко будем круче смотреться в армии крестоносцев. Да и если с близнецами всё сложится как надо, то два оруженосца у рыцаря всяко лучше, чем один. Тем более что благодаря завещанию купца Барзаги у нас будут средства их содержать. На этом и порешили, после чего подойдя к подросткам сообщили что они приняты. Я решил взять в оруженосцы Вима, а Роланд соответственно Пьера. Ребята просияли и, опустившись на колени (Вима поддерживал Пьер), стали приносить нам клятву верности как своим сюзеренам, под завистливые взгляды близнецов, которым, в лучшем случае, предстояло ждать встречи с нашим графом Гильомом.

Сцена была очень пафосная, и я решил немного похулиганить, вспомнив одну книгу о попаданце, прочитанную в прошлой жизни:

— Я, шевалье Симон де Лонэ, клянусь оруженосцу Виму ван Арнвейлеру разделить смерть наших врагов! Правило мародёра — без изменений.

Судя по взглядам парней, мои слова их впечатлили, а Роланд повторил их от своего имени в отношении Пьера.

— Мессер де Лонэ, а что это за правило мародёра? — не выдержав, поинтересовался Вим.

— Это означает, что захваченную в бою добычу мы будем делить поровну, — ответил я словами книжного попаданца.

Ну а что? Этот парень будет мне в бою спину прикрывать. Не идиот же я — жлобствовать в такой ситуации!

Роланд, наверное, подумал так же, и одобрительно кивнул. Подростки были в восторге. Видимо, они уже представляли, как на захваченную благодаря нашей удачливости и покровительству святого Януария добычу обзаведутся новыми за́мками вместо фамильных, отжатых жадными родичами.

Кстати, о мародёрстве… По нынешним временам это святое после каждой баталии дело, и основной источник финансирования для дворян, во всяком случае безземельных, как и других людей воинского звания, если не считать выкуп за знатных пленников, которые попадаются нечасто. Хозяйственный Эрих напомнил, что надо бы собрать оружие доспехи и прочие ценные вещи с убитых разбойников, а также охранников-наёмников и слуг купца

— Чего добру пропадать, благородные господа? — заявил он, глядя на нас невинными глазами.

Мысль была разумной, и для начала мы велели Ульриху поймать его лошадь, и привести вьючных, привязанных за поворотом дороги. После того как их привели, слуги и Пьер пошли обирать убитых, а заодно снимать сбрую с лошадей пострадавших от упавших деревьев либо разбойничьих луков и арбалетов. Хотя, по словам оруженосцев, разбойники старались не попадать в коней, представляющих немалую ценность, но в суматохе боя некоторые всё же поймали стрелы и болты, в том числе вороной жеребец самого Барзаги. Вима посадили рядом с повозкой на мешок с соломой, прежде служивший сиденьем для кучера, вручили ему письменные принадлежности купца, а также папирусообразные листки из купеческого ларца, и приказали составлять список трофеев.

Мы с Роландом решили обойти лес вдоль дороги, собрав арбалеты и луки, оставленные разбойниками, когда они кинулись на караван врукопашную, а также поймать лошадей наёмников и купеческих слуг, которые хоть и разбежались от боя, но далеко от людей не ушли, видимо, опасаясь лесных хищников.

Пойманных лошадей мы связывали прихваченными верёвками в вереницу, и вели к дороге. Попутно грузили на них найденные луки и арбалеты. Заодно прихватили найденных поблизости в лесу вьючных лошадей, приведённых бандитами для вывоза награбленного. При них никого не было, видимо, главарь, встретив жёсткое сопротивление купца и его людей, бросил в бой всех подручных — иначе коноводы сами бы сбежали и лошадей увели.

Во время последней из таких ходок я явственно расслышал стон, донёсшийся из густых кустов. Недавняя схватка с разбойниками призывала к осторожности, так что щит, закинутый за спину, мгновенно оказался в левой руке, а в правой появился меч, после чего, приближаясь к кустам, я спросил грозным голосом:

— Эй, кто там?! А ну покажись, пока жив!

— Не убивайте меня, благородный риттер! — послышался из кустов испуганный голос на ломаном французском. — Я покажу вам, где спрятаны награбленные богатства! Я знаю! Там много! Только не убивайте и не отдавайте властям! А показаться я не могу. Я ранен и лежу тут. И оружия у меня нет, окромя ножа!

Да, нож по нынешним временам за оружие и не считается. Хозяйственный инструмент или около того. Хотя, умелый человек может им сделать немало, в плане благородного искусства выпиливания ближнего своего. Особенно если неожиданно.

— Выброси нож! — потребовал я, шагнув к кустам.

С секундной задержкой из кустов вылетел нож. Ничего так тесачок, лезвие сантиметров сорок в длину, таким свиней резать — милое дело. А уж человека и подавно.

— И второй, из сапога!

— Сейчас… Ой! А откуда вы знаете? — отозвался испуганный голос из кустов, и второй нож последовал за первым, этот был в длину где-то на треть меньше.

— Читал много, — буркнул я.

И ведь чистая правда, читал, хоть и в другой жизни.

Тем временем привлечённые нашими голосами подтянулись Роланд, слуги и Пьер. Я коротко объяснил им ситуацию. Вместе мы зашли в кусты, где в небольшой ямке увидели худого длинного парня лет двадцати, рыжеватого, голубоглазого, с простым деревенским лицом, покрытым конопушками, одетого в кожаную одежду и весьма неказистую кольчужку. На правой ноге была обрублена передняя часть ступни. Ногу у лодыжки парень сумел перетянуть шнуром, благодаря чему не истёк кровью, хоть она и продолжала сочиться из раны. На нас разбойник смотрел со страхом, и не сказать, что необоснованным, так как Пьер и Ульрих поглядывали на него довольно кровожадно. Первый был озлоблен нападением, в результате которого он и Вим едва не лишились жизни, а второй не мог простить ранения своего господина. Но понятие дисциплины парням явно знакомо, без наших с Роландом приказов они ничего не сделают.

По нашему распоряжению слуги и оруженосец подняли стонущего и охающего разбойника, и оттащили к повозкам. Мы с Роландом тоже переместились туда же.

— Ну а теперь выкладывай! — я взял быка за рога. — Кто такой, откуда, как здесь оказался? И почему мы должны оставить тебя в живых? Награбленные богатства — это неплохо, но кто мешает нам просто выпытать всё что знаешь, а дальше обойтись без тебя?

— Да никто не мешает, благородный риттер, это верно, — разбойник был напуган, но смотрел твёрдо. — Вот только и мне никто не помешает назвать не то место. Вы ведь здешних лесов не знаете. А тут, ежели сойти с дороги, враз так заплутаешь, что и не выберешься, когда не знаешь куда идти.

А ведь парень прав. Хрен мы тут что-то найдём без человека, знающего лесные тропы. А упускать разбойничьи ухоронки не хочется. Наследство купца — это хорошо, но его товары и трофеи мы сможем реализовать хорошо если за две трети цены, если не за половину. Нет у нас времени ждать покупателей которые дадут настоящую цену. Все эти соображения я изложил Роланду, отведя его в сторону.

— Hren s toboi, zolotaua rybka! — произнёс я, вернувшись с согласным Роландом. — Говори. Убивать мы тебя не будем, и властям не сдадим, но даже не вздумай врать. Деревьев тут много. Solov'ua Razboinika знаешь? А Kudeuara? Тоже нет? Тёмный народ… В общем, малейший обман или подлость какая — и будешь выбирать между колом и разрыванием верхушками деревьев! Ферштейн?

Проняло разбойничка, закивал как китайский болванчик. Похоже, клиент дозрел до сотрудничества.

— Ну, тогда kolis'! Кто таков? Какого роду-племени? Кстати, откуда по-французски знаешь?

— Звать меня Тео, если по-простому, Теодором, то есть, крестили. Из Эльзаса я, Ваша Милость, — начал свой рассказ разбойник, морщась от боли в ноге, — из деревни Вальзер, на земле Кайзера. У нас там на языке франков чуть ли не всякий умеет как-то объясниться. Места такие, с соседями же торговать надо. Отец по молодости был в наёмниках, воевал. Потом ходил с купцами, в охране. Вернулся в деревню, женился. Я старший сын был. Неплохо жили, да, когда мне двенадцать стукнуло, мор случился. Отца, мать, братишек, сестрёнок всех Бог прибрал. Один я остался. Жил у родни. А два года назад померла моя тётка Маргинда и оставила мне три гуфы[3] земли. Ну, как земли́… Болото, там и не растёт ничего, кроме кустов, а из съедобного только зайцы да вальдшнепы. Только я не риттер или ещё какой благородный, чтобы на них охотиться, в наших местах за такое быстро на суку подвесят. Только и радости — пускать за грош живность пастись, да копать торф — продавать деревенским, тоже за гроши. Пожил я так год, а потом сказал себе: «А зачем тебе, Тео, сын Вильгельма, голодать в нищете и копаться в грязи, когда ты можешь оружием добиться чести?». Отец-то меня с мечом, топором, копьём, арбалетом с шести лет учил, да и потом я сам тренировался, когда по хозяйству не был занят. В общем, продал я землицу и родительский дом нашему шульцу, старосте, то есть. Собрал отцово оружие, надел его кольчугу и шлем, и пошёл в Страсбург. Думал наняться в дружину к кому-то из благородных, или в наёмники. Да только в Страсбурге меня никто не взял. Говорили, через Эсслинген много благородных господ ездит. Решил там попытать удачу, пристроился на судно, добрался по реке. Да только чёрт меня занёс в Эсслингене в весёлый дом…

— Дальше можешь не рассказывать, — усмехнулся Роланд. — Деньги, оружие — всё спустил на девок.

— Ну да, — уныло кивнул Тео. — Сладенького захотелось. У нас-то в деревне с этим строго было. Испортишь девку — женись. Или убьют. С замужней связаться — точно забьют до смерти, если поймают. Вдов, какие не старые и не страшные как адское пекло, всех мужики постарше разобрали. Сунешься — все кости переломают. А в том весёлом доме девки были — ух! И фигуристые, и на лицо смазливые, и гладкие, и мягкие, и горячие, и разодеты все из себя — прямо как феи в сказке!

— Ясно, любовные игрища оказались приятными, но дорогостоящими, — прервал я пустившегося в ностальгические воспоминания парня. — Ближе к делу.

— Так я и говорю, герр риттер, остался я, значит, безо всего. Пристроился вышибалой в таверне, силушка какая-никакая есть. Так себе работа, только что кормили неплохо. Но денег платили сущие слёзы, а девки-шкуры без них не давали.

Тео вздохнул, вспоминая, как туго ему приходилось.

— И вот, месяца через три, сижу я в таверне этой, на душе паршиво, как подумаю, что мог бы сидеть с воинами в замке, если бы не моя дурость… И тут подсел ко мне этот тойфелев Адольф…

— Что за Адольф? — перебил я. — Кто такой? Почему не знаю?

— Да знаете, благородный господин, знаете, — ответил Тео. — Главарь это наш, Адольф Железные Зубы, вы же его прикончили.

— О как! — это признание меня удивило. — И кто же он? Тот медведь в шкурах? Хотя, кажется, его Конрадом назвали…

— Да, тот здоровяк — это Конрад, — подтвердил Тео. — А Адольф — это который полез вам за него мстить.

— Это который под рыцаря нарядился, что ли?

— Он и правда был рыцарем, Ваша милость. Бастард какого-то графа из Тюрингии, от служанки. Когда граф помер, законные сыновья его выгнали взашей, так он и подался на большую дорогу. Это Конрад, тот самый «медведь», как-то спьяну рассказывал. Он у Адольфа служил ещё в замке его отца, а в шайке стал его правой рукой. Редкой силищи мужик был, и свирепый, впрямь как медведь. Хотя и туповат. Но Адольфу был верен как пёс.

— А ты-то что в шайке забыл? — поинтересовался Роланд, который поморщился, разбередив раненую руку на перевязи.

— Да я ж к тому и веду, благородный господин. Адольф этот хитрый был, а я против него кто? Дурень деревенский, ничего, кроме родных мест, не видел. Развесил уши, когда он стал звать к себе в дружину… Это он шайку свою так называл. Они с Конрадом и правда всех как дружинников учили. Я не сразу и понял, что к разбойникам попал. Адольф мне говорил, что они только богатеев грабят, особливо купцов, которые сельский люд обирают, а бедный народ не трогают. Я и поверил.

— Что бедный народ не трогали, это я верю. Много ли с него возьмёшь?

А ещё это наверняка обеспечивало разбойникам сочувствие селян, информацию, укрывательство при случае, разную другую помощь. Робингуды или те, кто под них косил, всегда были довольно популярны у простого народа. Похоже, у этого Адольфа башка и правда соображала.

— Ну а дальше-то как, когда ты понял, чем этот Адольф занимается? Разбойничал вместе с ним?

— Разбойничал, конечно, куда бы я делся? — печально вздохнул Тео. — Если бы отказался, то убили бы — из шайки можно уйти только мёртвым. Но я только с вооружёнными дрался. Сбежать думал, так догнали бы. Я же здешние места тогда плохо знал. А у Адольфа в округе везде свои люди был. Конрад проболтался, что и среди властей тоже. Да и Адольф умел убалтывать. Говорил, что да, разбойничаем де, но это чтоб набрать денег на хорошее воинское снаряжение, и на переезд в Святую Землю. А там искупим все грехи, сражаясь с сарацинами в крестовом походе. Я и верил. Говорю же, дурень был! А третьего дня выпил, заснул на сеновале. Тут ещё дождь прошёл, сыро, ветер с севера. Ну и закопался поглубже в сено, чтоб теплее было. Потому и жив остался. Услышал, как Адольф и Конрад поблизости говорили. Адольф сказал, что пора завязывать с разбоем. Золота, серебра и прочих ценностей довольно набрали, можно уехать в Италию, купить там землю с замком и жить в своё удовольствие. Конрад сказал, что пора то пора, но недавно сообщили что персидский купец с шестью возами товара, хочет ехать через лес в Ульм, и что неплохо бы прихватить напоследок такую жирную добычу. Адольф согласился что неплохо, и сказал, что тогда, после того как возьмём товар у купца, всё это мясо, как решено, под нож, чтобы не делиться. Это он про свою шайку так!

— Какой негодяй! — иронически улыбнулся Роланд.

— Ваша правда, благородный риттер, негодяй и есть! — горячо поддержал Тео, не заметив иронии. — А ещё благородной крови! Хотя, сколько там той крови, с одного боку… Да, об чём это я? Так вот, Конрад сказал, что как приказано, сонное зелье сделали, а когда будут праздновать захват каравана, добавят в выпивку их люди. Было у них полдюжины доверенных, с Адольфом из Тюрингии пришли. А Адольф сказал, что потом и сонных, и прочих перережут люди барона, как договорились. А они, как всё начнётся, под шумок, уйдут с сокровищами.

— Что за барон? — заинтересовался Роланд.

— Да приезжал пару раз к Адольфу, благородный риттер, — ответил Тео. — Не знаю, кто такой, не видел до того, а сам он не назывался, как понимаете. Да и лицо его не разглядел — он в капюшоне был, вроде как у монахов. Но точно из благородных, уж их не спутаешь, как эта братия держится. А Конрад его бароном назвал, тот ещё ругался, что болтает лишнее. В общем, я, когда всё это на сеновале услышал, сразу понял, что надо делать ноги, пока жив. Да только, перед нападением на купца из лагеря никого не выпускали, следили за всеми, у Адольфа так было заведено, чтобы не предупредил никто. Решил сбежать, когда товар у купца будут грабить, не до меня будет. Только не повезло — меня в самом начале один из охранников купца по ноге рубанул. Хорошо, успел отползти, пока он на других отвлёкся, ногу перетянул. Чуть кровью не истёк! Бог меня покарал за то, что связался с Адольфом этим, чтоб ему черти сковородку погорячее приготовили! Потом уполз в кусты от греха, уж больно этот купец и его люди нам, в смысле разбойникам, жару давали. Думал, отлежусь в той ямке, а потом доберусь до соседней деревни, скажусь, что из ограбленного купеческого обоза. Да без движения не смог долго лежать, ногу разбередил, вот вы меня и услышали.

— Что за деревня?

Эта информация меня заинтересовала, так как было ясно, что с телегами купца мы далеко не уйдём, да и священник для Барзаги мог там найтись.

— Танненберг, Ваша милость, — с готовностью ответил Тео. — Это недалеко. Проехать дальше по дороге, а там свернуть в лес и проехать до горушки, поросшей ёлками. Деревня принадлежит Кайзеру, там и церковь есть. Тамошние мужики сплошь охотники, служат егерями, когда знатные господа охотятся в здешних местах. Разбойников терпеть не могут. Ну а те их, понятно… Так что там безопасно. Лук и рогатину с топором в деревне всякий держать умеет.

— Так ты же сам разбойник! — удивился Роланд. — Не боишься, что местные тебя на вилы поднимут?

— А вы им не говорите, Ваша милость. На мне ж не написано, что я разбойником был. Да и какой из меня разбойник, с такой-то ногой! И воином теперь уж не стать, — грустно вздохнул он. — Ремеслу учиться — опять же, деньги нужны.

— Ну и куда ты теперь денешься, убогий? На паперть пойдёшь, подаяние просить?

Злости не бывшего разбойника не осталось, чутьём опера я понимал, что Тео не врёт.

— В монахи пойду, благородный риттер, грехи замаливать, — Тео выглядел серьёзным. — По монастырю, коли возьмут, ковылять смогу, руки тоже никуда не делись, пристроюсь как-то, Бог даст.

Тем временем слуги и Пьер закончили погрузку трофеев на повозки. Убитых слуг купца и наёмников перенесли небольшой овражек слева от дороги, привязав лошадей к деревьям, росшим по краю оврага, выворотили их, обрушив края и засыпав братскую могилу, используя сделанные в Саарбрюккене сапёрные лопатки. Сверху поставили наскоро сбитый из срубленного деревца крест, прочли молитву. Трупы Адольфа Железные Зубы (они у него, вопреки прозвищу, были вполне обычные, да и неудивительно, со стоматологами сейчас не очень, максимум, могут зубы вырвать, но никак не вставить), «медведя» Конрада и прочих разбойников оттащили на опушку леса и там оставили. Лесным зверушкам и птичкам тоже надо питаться. Растащили лошадьми деревья, поваленные бандитами поперёк дороги, а заодно и трупы несчастных коняшек, освободив путь. Лошадей привязали к повозкам сзади. В это время я обработал ступню Тео. Раз уж решили оставить его в живых, не нужно чтоб он с гангреной свалился. Он нам ещё должен разбойничье логово с захоронками показать.

Ну а теперь можно в путь. Я сел на переднюю повозку, посадив туда же Тео, указывать дорогу. Роланд с помощью Ульриха забрался на следующую телегу, где лежал Барзаги. Слуги и оруженосцы сели править оставшимся транспортом. После этого мы поехали дальше на юг, оставив поле битвы позади.

Проехав по римской дороге километра три (для себя я всё же предпочитал пользоваться родными мне мерами длины), мы добрались до места где Тео меня остановил, показав на огромный раскидистый дуб слева, затенявший ветвями дорогу. Здесь оказалось что-то вроде просёлка, прикрытого кустами, так что с дороги он был незаметен, конечно, если не приглядываться внимательно и не знать, что искать. Свернув на просёлок, мы сразу почувствовали разницу с творением римских строителей. И раньше то поездка на телегах без рессор была весьма далёкой от комфорта, мягко говоря, но теперь это был какой-то костотряс. Тео охал и стонал, Роланд и Вим ругались (последний на нескольких языках), да и близнецы с Пьером временами выражали своё недовольство. Только Барзаги не подавал голоса в наркотическом забытьи. И это хорошо, так как не представляю, как бы он выдержал эту поездку в сознании!

К счастью, продлился этот кошмар недолго. Ещё пара километров — и мы увидели высокий холм с обрывистыми, поросшими лесом склонами. В отличие от прусского Танненберга, что означает Еловая Гора, который через два с половиной века прославится битвой крестоносцев с поляками (или теперь уже не прославится, мало ли я тут уже натворил), тут всё честно — гора есть, ёлки на ней тоже.

У западного склона пристроилась довольно крупная деревня, с севера прикрытая озерцом, с юга глубоким оврагом, а с запада рвом, валом и частоколом. Не сильно грозные укрепления, но от шайки разбойников или мародёров должны защитить, если деревенские и правда кое-что умеют с оружием. Тео тут, наверное, был бы в безопасности… пока местным жителям неизвестно его прошлое. А вот среди деревянных крестьянских домов, такая же церквушка, не соврал бывший разбойник. Ну что ж, одно обещание купцу, считай, выполнили. А то ассириец совсем плох, вряд ли до вечера протянет.

При нашем появлении на церквушке задребезжал колокол, деревенские забегали, за частоколом появились вооружённые мужики. Неплохо у них сторожевая служба налажена. Мы остановились. Я и Эрих слезли с повозок, подошли к закрытым воротам, где я представился, попросив пустить нас в деревню, и предложив заплатить серебром за крышу над головой, а также продать оружие, доспехи и лошадей по сходной цене. Предложение деревенских явно заинтересовало. Ворота распахнулись, и вскоре мы оказались в деревне. Помимо крестьян, нас встретил местный фаррер, как в Германии называют священников, невысокий и сухонький пожилой человек с добродушным лицом, умными серыми глазами, полуседой светлой бородой и такого же цвета волосами. Ему мы сразу сообщили об умирающем персидском купце-христианине, который нуждается в его услугах.

Священник с очень серьёзным видом велел побыстрее везти купца в приходской дом. При этом у него и слышавших наш разговор жителей проявилось заметно явное любопытство. Для обитателей деревни XII века в Швабском лесу человек из далёкой Персии — почти как инопланетянин в веке XXI. Нас священник тоже пригласил разместиться у него, взяв за это по денье с каждого из нас и по полденье за оруженосцев и слуг. На двор приходского дома затащили и все шесть повозок. Лошади из каравана и взятые у разбойников, которых вели в поводу, не поместились, их отогнали к склону горы.

Барзаги, когда его внесли в приходской дом, пришёл в себя. Было видно, что он сильно мучается, но держится каким-то невероятным усилием воли. Пить наркотическое снадобье он отказался, заявив, что ему нужна ясная голова. Священник, отец Виллебальд, быстро его исповедовал, отпустил грехи и причастил, благо латынью оба владели достаточно неплохо. Купец пожертвовал деревенскому храму свой нательный крест, золотой, с ладонь величиной, украшенный сапфирами и рубинами, а также непонятными надписями, видимо, на ассирийском, снял с пояса кошель с золотом и серебром, тоже пожертвовал, как и сам пояс, украшенный золотыми бляхами и пряжками, и весь расшитый узорами из золотых и серебряных нитей. До кучи вручил священнику свои перстни (кроме отданной мне печатки) с довольно крупными драгоценными камушками, а также извлечённую из ларца красного дерева свою походную посуду из серебра: кувшин класса кумган, несколько тарелок, кубок, солонки, перечницы и прочую мелочь вместе с масляной лампой, тоже серебряной. Всё это Барзаги попросил использовать для украшения церкви.

Растроганный отец Виллебальд, явно за всю жизнь не видевший столь щедрого дара, клятвенно пообещал, что похоронит его в церковной ограде, на почётном месте. Ассириец подтвердил ему и деревенскому старосте, что завещал мне и Роланду прочее своё имущество и товары за помощь против разбойников. Про Тео, заныкавшегося в комнате слуг, он так ничего и не узнал. В это время вызванный в дом священника деревенский лекарь-костоправ-коновал-цирюльник зашивал бывшему разбойнику культю. После этого, видимо, уже не имея сил терпеть боль, купец выпил опийную настойку и снова забылся.

[1] Ах ты мерзкая свинья! Я отомщу тебе за Конрада! (нем.)

[2] Прецептория — местная резиденция Ордена Тамплиеров. На региональном уровне подчинялись командорствам, подчинённым верховному начальству Ордена.

[3] Гуфа — мера земли в средневековой Германии, 7,5-10 га.