Глава V

Оставшийся путь до Парижа прошёл без приключений. Хотя вру… В сутках пути от Буржа средь бела дня на нас напали какие-то бродяги. Судя по виду, совсем доходяги, двое были вооружены дрекольем, а у одного даже было копьё, правда, не очень длинное, ближе к дротику. Мне даже захотелось просто одарить их парой денье, может, хлеба и мяса себе купят.

Правда, настроены мужички были весьма агрессивно, пришлось извлекать из ножен меч, а в левую руку хватать щит. Роланд тоже суетливо проделывал какие-то телодвижения. Копья вместе с припасами тащила заводная кобыла, так что приходилось рассчитывать только на оружие ближнего боя. Но и этого хватило, чтобы пыл нападавших резко поугас. Мне кажется, на них большее впечатление произвела отрубленная голова Януария, один из разбойничков даже перекрестился, пялясь на неё.

— Покрошу в капусту и головы поотрубаю! — заревел я, замахиваясь мечом.

Это стало последней каплей. Побросав своё вооружение, бедолаги с воплями скрылись в зарослях, из которых выскочили полминуты назад. Мы с Роландом на фоне адреналинового всплеска нервно посмеялись, но меня посетила мысль, что, имей эти клоуны луки или арбалеты, могли бы пальнуть из кустов без предупреждения. А на нас даже кольчуги нет. Объяснив это Роланду, посоветовал по моему примеру всё же натянуть кольчужку, пусть даже без гамбезона, иначе мы просто изжарились бы на летнем солнцепёке.

А так мы не спешили, наслаждаясь неторопливой ездой верхом, чередуя её с физическими упражнениями. Я много времени уделял фехтованию на мечах, хотелось рассчитывать на собственные, приобретённые навыки, а не надеяться на прежнего обладателя тела. Причём уделял внимание и фехтованию верхом, освежая в памяти приёмы, которые использовал в тренировочном бою со мной шевалье Бремонт.

Может, мне казалось, но у меня стало получаться куда более приличнее по сравнению с первыми днями моего прибытия в этот мир. Роланд, во всяком случае, свидетельствовал, что и моё мастерство растёт буквально на глазах, и он благодаря мне значительно подтянул навыки фехтования. Даже как-то заявил, что, встреть я сейчас маркиза Альфонса, то ещё неизвестно, кто из нас двоих вышел бы в схватке победителем. Я не был столь оптимистичен, всё ещё считая, что тягаться с этим задавакой мне ещё рановато. Но, кто знает, может быть, к тому моменту, как нога моего Аполлона ступит на Святую землю, я и впрямь научусь виртуозно владеть мечом.

С копьём тоже тренировались, так как для рыцаря именно копьё считается оружием № 1, способным выбить соперника из седла. Я смастерил из сухой травы своего рода чучело, которое на стоянках насаживалось на шест на высоту всадника, вот в него-то, разгоняясь на своих буцефалах, мы и всаживали наши копья. По мере приближения к Парижу и этот аспект нашего боевого мастерства неуклонно повышался.

Кстати, чем ближе мы приближались к столице Франции, ещё пару веков назад называвшейся Западно-Франкским королевством, тем оживлённее становилась окружающая обстановка. Париж в эти времена считался вполне приличных размеров городом и был окружён монастырями и аббатствами, одно из которых — аббатство бенедектинок — основала Аделаида Савойская — супруга Людовика VI Толстого и мать нынешнего короля Людовика VII Молодого.

Как я позже прикинул, покатавшись верхом и побродив пешком по улочкам Парижа, размер его составлял примерно 2 км с севера на юг и 1,5 км с востока на запад. Город был разделён полноводной Сеной на две половины. Главные церкви (Сен-Жульен-ле-Повар, Сен-Северен, Сен-Бак, Сент-Этьен-де-Гре) стояли разграбленными, дома, лавки, проезды и улицы Сите изрядно обветшали. Остатки галло-римских построек всё еще попадались на улицах Парижа. Развалины стали частью стен и площадей города, а упорядоченное градоустройство отсутствовало.

Окраинные улицы (особенно левобережье) предоставляли собой грязный лабиринт, кишевший домашними животными и крысами, заполненный мусором и фекалиями, что кучами скапливались между ветхими строениями.

Все постоялые дворы, которые мы с Роландом объехали, были заполнены под завязку будущими участниками крестового похода. Народ ночевал чуть ли не в сараях в обнимку со скотиной. Самые шустрые успели заселиться в окружавшие Париж монастыри, им там вообще предоставили кров бесплатно. В отчаянии мы стали стучаться во все подряд дома с просьбой о постое, за который может заплатить полновесным серебром. Поначалу и здесь нас ожидало разочарование. Оказалось, не мы одни такие умные.

Невольно на память пришло на память сравнение с Крымом, куда мы с женой ездили однажды отдохнуть уже после того, как полуостров перешёл под юрисдикцию России. Денег на пансионат и санаторий у нас не было, мы изначально рассчитывали снять комнатушку либо в частном секторе, либо, если повезёт, в каком-нибудь многоквартирном доме. Вот тогда мы малость и охренели от цен, которые выкатывали владельцы домов и квартир.

Нечто подобное наблюдалось и в Париже в преддверии нового крестового похода. Но мы всё же сумели договориться с одной вполне ещё моложавой вдовушкой, жившей в ветхом домике с тремя детишками. Эжен — так звали хозяйку — год назад потеряла мужа, утонувшего во время рыбалка на Сене, и зарабатывала на жизнь шитьём в чём ей помогали обе дочери. Сын — сопливый пацан лет восьми — тоже был при деле, ходил в помощниках у кожевенника. Не жалела его мать, это же офигеть какое тяжёлое и вредное производство, там, по уму, надо работать в костюме химзащиты. Но в это время их не было, да если бы и были, разве стал бы кто заморачиваться безопасностью персонала. Человеческая жизнь ничего не стоила, один умрёт — на его место тут же пять прибегут, готовые трудиться за пару денье в неделю.

Лошадей пристроили на заднем дворике. Из своей живности у неё были только куры, бегавшие по этому самому двору, так что закупкой овса нам с Роландом пришлось озаботиться самим, благо что хозяюшка, подсказала, где его можно купить.

Нам она для проживания выделила чердак, оказавшийся хоть и пыльным, но не засранным голубями. Может быть, потому что круглое чердачное оконце, забранное бычьи пузырём, было закрыто и, похоже, последний раз его открывали очень давно. Я всё же распахнул окно и попросил хозяйку за лишний денье протереть на чердаке полы влажной тряпкой. Она на это дело командировала старшую дочь Клаудию. Той было лет шестнадцать, девица, можно сказать, на выданье, хоть и далеко не красавица. Елозя по полу с тряпкой в руках и заткнутым за пояс передника платьем, обнажавшим её крепкие икры, она то и дело бросала в нашу с Роландом сторону недвусмысленные взгляды.

Ещё до заселения мы успели выяснить, что выход из Парижа намечен на воскресенье, 6 июля… То есть Юлиуса. Оплатили проживание с питанием и постельным бельём на две недели вперёд. Отдельно я доплатил за стирку. Все расходы я пока взвалил на себя, тем более что Роланд уже давно перестал на эту тему возражать.

Утро началось с неизменной тренировки. И с этим мой товарищ давно смирился, тем более что первые мышечные боли остались далеко позади, и он начал даже испытывать какой-то интерес к регулярным физическим упражнениям. Конечно, до моих кондиций ему было ещё далековато, но парень старался, и мышцы прокачивал, и над растяжкой работал и, само собой, оттачивал боевые навыки. Отдельное внимание мы уделяли рукопашному бою, и вот здесь мой товарищ — хоть я и старался работать не в полную силу — редкий раз обходился без синяков. Но, к его чести, уже не стонал, а лишь сопел, набычившись, и раз за разом пытался мне наподдать. Получалось у него пока не очень, если честно, однако видеть такое желание было приятно.

Хозяйка на завтрак решила попотчевать нас купленной вчера на базаре копчёной рыбой, сыром и хлебом грубого помола, насколько полезным, настолько и невкусным, а в качестве аперитива поставив на стол кувшин пива. Я велел пиво убрать, а вместо него заварил чайный сбор, как я его называл. Собрал я его, основываясь на своих вкусовых предпочтениях. Но был ещё и отдельно иван-чай, ферментированный по ходу нашего путешествия из Клермона в Париж, вот его я предпочитал заваривать, не смешивая ни с какими другими травами, чтобы не отбить оригинальные вкус и аромат.

Так как Эжен подрабатывала шитьём, я тут же загрузил её работой, пообещав щедро отсыпать серебра. Заявил, что нам с моим спутником потребуются по двое льняных штанов с пропущенной по поясу тесёмкой, и по две просторных рубахи из того же материала. Из самого хорошего льна, который только она может достать.

А затем я сильно удивил женщину, когда объяснил, что нам с товарищем ещё понадобятся и трусы. Я произнёс на французском «culotte», слово, которое знал из будущего, но оказалось, что в эту эпоху ни слова «culotte» не существует, ни трусов как таковых. Впрочем, что трусов пока не изобрели, я и так догадывался. Пришлось буквально на пальцах объяснять, что это те же штаны на завязках (а куда деваться, резину ещё не изобрели), только короткие, до середины бедра.

Нижнее бельё в эти тёмные времена ещё не вошло в обиход, а мне без тех же труселей было некомфортно. Что поделать, не так быстро из меня выветривались приобретённые в течение всей моей жизни в XXI веке привычки.

Разобравшись с заказами для Эжен, я потащил Роланда к башмачнику. Эта гильдия занимала часть соседнего квартала. Я поймал прохожего, несшего через плечо пару новых, судя по всему, сандалий, и спросил, где найти самого лучшего мастера. Нам было предложено зайти в мастерскую Мориса Оливье, и указан путь. Небольшая мастерская располагалась в подвале двухэтажного дома, на котором на металлическом штыре висела жестянка, вырезанная в форме башмака. Мастер и его юный подмастерье в момент нашего появления были заняты делом: один вырезал из куска кожи заготовку, а второй плёл сплетал три тонких кожаных шнурка в один. В мастерской повсюду стояли и лежали рулоны разных цветов кожи, а также ткани: сатин, бархат и парчу. В деревянном ящике лежали пряжки из металла серебристого и медного оттенков.

— Добрый день! Не вы ли уважаемый мастер Морис Оливье? — спросил я у пожилого.

Тот посмотрел на меня исподлобья и буркнул:

— Я занят, у меня много заказов. Приходите через семь, а лучше десять дней.

— Боюсь, если мы с моим другом придём через семь или тем паче через десять дней — то вы просто не успеете выполнить наша заказ, так как третьего дня Юлиуса мы с войском короля выдвигаемся в крестовый поход.

— Ничем не могу помочь, я же говорю, у меня много заказов. Разве что могу предложить уже готовую обувь, если она вас, конечно, устроит.

— Боюсь, что вряд ли. Нам нужны не башмаки, не шоссы, и тем более не сандалии.

— А что же тогда?

— Сапоги!

— Сапоги?

— Да, сапоги. Вам когда-нибудь приходилось выполнять подобные заказы?

— Хуссо у меня заказывали неоднократно.

— Хуссо?

— Это сапоги из телячьей или козьей кожи для верховой езды, которые надеваются поверх шоссов, — ответил Оливье с таким видом, будто я задал не совсем корректный вопрос. — А на них надеваются патины…. Деревянные сандалии, чтобы подошва дольше служила, — покачал он головой, увидев в моих глазах назревающий вопрос.

— Да вот, взгляните!

Он сделал шаг в сторону и жестом фокусника извлёк откуда-то сапог из тонкой кожи ярко-коричневого, почти красного цвета. Теперь я покачал головой.

— Мне нужно не совсем то.

— А что же?

За неимением портянок я предложил, чтобы сапоги так же натягивались на шоссы, но при этом были бы на твёрдой подошве, из самой твёрдой кожи, и с небольшим каблуком, чтобы было удобно держать ногу в стремени. И, самое главное, чтобы они были каждый на разную ногу.

— Это как? — опешил башмачник.

В его взгляде появилась заинтересованность. Мастер наконец отложил в сторону нож и кусок кожи, скрестил руки на прикрывавшим грудь кожаном фартуке, доходящим длиной до колен, и с интересом посмотрел на меня. Его подмастерье тоже прервался. А мне минут пять пришлось потратить на объяснения.

— Доселе мне такого делать не приходилось, — почесал тот заскорузлыми пальцами затылок.

— Но при желании вы ведь сможете пошить такие сапоги?

— Ну, попробовать можно…

— Вот и отлично! За неделю две пары, уверен, успеете сделать. Что, снимаем мерки?

— Но у меня заказы!

— Мы вам хорошо заплатим, если вы отложите в сторону все другие заказы и возьмётесь за наш.

— И каково ваше предложение?

— Сначала озвучьте вашу сумму, — предложил я, не зная¸ какими цифрами можно оперировать.

— У вас есть золото? — напрямую спросил Оливье.

— Хм, ну есть пара безантов. Но мы хотели бы расплатиться серебром. Сколько вы возьмёте денье за две пару сапог?

— Хм, э-э-э, четыре сотни. Это включая срочность.

И выжидательное уставился на меня. Я, печёнками чувствуя, что меня слегка надувают, покосился на Роланда. Тот стоял, хлопал ресницами, похоже, от него сейчас никакой пользы.

— Мне кажется, триста денье вполне достаточно, — закинул я удочку.

— Триста?! Сударь, за кого вы меня принимаете?!!

Он всем своим видом изобразил оскорблённую гордость. Но и я так просто сдаваться не собирался, мне показалось, что рыба заглотила наживку. В итоге сошлись на трёхстах пятидесяти, и то, мне казалось, я переплачивал. Мне просто надоело торговаться, отнимать по таким пустякам своё и чужое время.

Мы ушли, пообещав вернуться через неделю. Уж одна пара к тому моменту должна быть готова, но Оливье надеялся, что успеет стачать обе. На всякий случай я сказал адрес, по которому нас можно найти. Оказалось, мастер знал весёлую вдовушку Эжен, и со скабрёзной ухмылочкой просил ей передать от него поклон.

Эжен мы поклон передали, отчего она слегка засмущалась, а вечером, когда я укладывался спать, Роланд куда-то исчез. Вернулся он уже за полночь, когда я проснулся от скрипа досок чердака. Путём нехитрых расспросов удалось выяснить, что мой товарищ неплохо провёл время с хозяйской дочкой, той самой, что днём надраивала нам полы. И в качестве подарка презентовал ей три денье. Я не стал ему говорить, что за деньги отдаются только падшие женщины, ещё, чего доброго, обидится.

Наутро, натирая указательным пальцем зубы с помощью активированного угля, я подумал, что пора уже наконец обзавестись нормальной зубной щёткой. Выяснил у Эжен, что по соседству держат свиней, сходил туда, и вернулся с мешочком, набитыми жёсткой кабаньей щетиной. Чтобы её продезинфицировать, пришлось как следует прокипятить. Автоматически встал вопрос об изобретении самогонного аппарата. Общий принцип работы я знал, и надеялся, что за эти пару недель, к тому же имея достаточно денег, я могу завалиться к какому-нибудь алхимику и на пару с ним сварганить такой агрегат.

Между тем я продезинфицированную щетину вставил в расщеплённую и отшлифованную палочку, концы щетины намертво закрепив купленной у кузнеца бронзовой проволокой. Бронзовой — чтобы не ржавела. В качестве зубного порошка можно было использовать не только уголь, но и мел. Если попадётся где-нибудь, то обязательно наберу в торбу. Минут десять ушло на изготовление второй щётки, для Роланда. Тот на моё изобретение поглядывал с сомнением, но я его заверил, что если он будет пользоваться им каждый раз после еды — то его зубы прослужат ему до глубокой старости. Если, конечно, раньше не сгинет на поле боя в Святой земле.

Всё это время я, само собой, не переставал думать о второй ведьме, к которой подобраться будет ой как непросто. А в том, что её нужно остановить, не было никаких сомнений. Поставщика одного необходимого ингредиента я убрал, но кто знает, вдруг Адель найдёт другого? Или сама примется вытапливать жир из несчастных девственниц?

Меня также занимал вопрос относительно обитателей охотничьей резиденции. Если ведьма пользуется кремом лишь в те моменты, когда ждёт в гости монарха, то в остальное время она обычная 50-летняя женщина, и охрана, кухарки и прочая прислуга должны это видеть. Разве их не могут удивлять эти перемены в облике Адель? Тут либо хозяйка дома их предварительно куда-нибудь отсылает, либо… Либо они с ней заодно. И я не исключаю тот факт, что она вообще могла бы их как-то околдовать. Так, наверное, сейчас называется что-то типа НЛП-программирования.

Оставался, конечно, небольшой шанс на то, что Фабье женщину оболгал. Почему именно её? Может, она его когда-то обидела? Или он просто негативно относился к любовницам Его Величества? Сейчас это уже не выяснить, придётся устраивать допрос самой Адель, в надежде, что у меня получится выведать правду.

После завтрака я сказал Роланду, что мне нужно прогуляться по своим делам, на что тот ничуть не обиделся. Я оседлал Аполлона, решив не обременять себя копьём и очень уж приметным щитом, на который и так все пялились, когда мы с Роландом въехали в Париж. Кольчугу тоже надевать не стал, как и гамбезон — на улице было жарковато. По той же причине оставил дома и шлем с подшлемником. Прицепил к поясу меч и нож, да и отправился в сторону Венсенского леса. Куда двигаться — показал добрый самаритянин, попросту говоря, какой-то босяк с вязанкой хвороста на горбу.

Ехать оказалось недалеко, тем более что никаких более-менее крупных построек вокруг «охотничьего домика» не наблюдалось. Хм, да это, можно сказать, небольшой замок, разве что заполненного водой рва не хватало и подъёмного моста над ним. Стоял он на холме, будучи обнесённым высокой каменной стеной. Подобного рода коттеджи в готическом стиле можно было увидеть в моём будущем где-нибудь на Каменном острове — аналоге столичного Рублёвского шоссе. И это считалось бы ещё не самым крутым вариантом.

Что любопытно — на покатой крыше замка я насчитал сразу три узких дымохода. По нынешним временам, когда даже знать зачастую топила дома по-чёрному — большая редкость.

Теперь вставал вопрос, каким макаром к ведьме подобраться? Я не ниндзя, чтобы, как тать в ночи, перелетать через высоченные заборы с помощью «когтей». У меня даже мелькнула мысль, не перевоплотиться ли в монарха, благо что мази оставалось ещё на пару применений. Однако здесь было несколько «но». Во-первых, я совершенно не представлял, как выглядит Людовик. Это не XXI век, когда фото правителей постоянно мелькало в газетах и новостных лентах. Во-вторых, я не знаю, как звучит голос короля, мне незнакомы его привычки… Ну и в-третьих, где мне взять его одежду, лошадь, опять же, свиту? Пусть небольшая, но свита из доверенных фаворитов в любом случае необходима.

Так что вариант заявиться к Адель в образе самодержца отпадал. Думай, думай, Сёма… Должен же быть какой-то выход. Ну не могу я бросить это дело на полпути, совесть загрызёт. Мне же потом кровавые мальчики во сне являться будут. И девочки.

А может, прикинуться трубочистом? Типа припёрся дымоходы чистить. А где прежний? А он приболел, я за него. Ну тогда проходи.

М-да, если честно, притянуто за уши. Как бы самому эти самые уши не надрали. И это в лучшем случае, а то и повесят, как злоумышленника. Ну а что, устроят небольшое расследование, и окажется, что трубочист жив и здоров, никого вместо себя не отправлял, значит, этот парень пробрался с явно нездоровыми намерениями, что-то злоумышлял. Пытки начнутся, а я не уверен, что у меня высокий болевой порог.

Может, и правда к попам податься? Выложу всё как есть, и пусть разбираются. Кто здесь самый главный, епископ? Но захочет ли епископ идти против короля, если того не удастся убедить, что его фаворитка — ведьма? И захочет ли король идти в крестовый поход после таких наездов?

Что-то мне подсказывало, в том числе и многолетний жизненный опыт, что в такого рода ситуациях лучше всё-таки рассчитывать на собственные силы. Объехав замок-коттедж по длинной дуге, чтобы не привлекать внимания, и сделав таким образом рекогносцировку, я не нашёл в стене никаких дыр и дополнительных ворот.

Вернувшись на главную дорогу, я собрался было поворачивать коня обратно в направлении видневшегося на северо-востоке Парижа, чтобы на досуге обдумать, как же лучше подобраться к ведьме, как вдруг ворота со скрипом распахнулись, и из замка выехала небольшая процессия. Впереди два вооружённых до зубов всадника, позади парочка рыцарей, а между ними на белом скакуне одетая в чёрное с красным, что давало интересный контраст, женская фигура. Сидела она в седле вполне по-мужски, прямо, а не боком, свесив ноги на одну сторону. И держалась хорошо, создавалось ощущение, что наездница и её лошадь — это одно целое.

Любопытно, но лицо незнакомки было прикрыто чем-то вроде полупрозрачной вуали. Зачем она это делала? Кто ж её знает. Может, изъян какой на лице, а может, кожа не переносит солнечного света.

Однако процессия медленно двигалась в сторону Парижа, то есть в мою сторону. Если я драпану от них — могут подумать, будто я что-то вынюхивал и не хочу, чтобы меня здесь видели. Фора у меня была небольшая, думаю, с моими данными наездника догнать им подозрительного типа не составит труда. Поэтому я предпочёл отъехать метров на тридцать в сторону леса, сам же продолжая поглядывать в сторону приближающейся кавалькады. Когда они уже почти меня миновали, женщина коротким окриком остановила движение, подозвала ехавшего впереди немолодого, чисто выбритого рыцаря, что-то ему негромко сказала, и после чего тот повернул коня в мою сторону.

Сердечко моё тихо ёкнуло. Надеюсь, меня не арестовывать едут, иначе старший прихватил бы подмогу. Подъехав вплотную, смахивавший на актера Сергея Филиппова шевалье спросил, глядя на меня из-под кустистых бровей:

— Кто вы, незнакомец?

Мой мозг лихорадочно заработал. Нутром я чувствовал, что называть своё настоящее имя нежелательно, мало ли что… Да и цель пребывания в данной местности, понятно, нужно срочно придумывать, не признаваться же, что исследую подступы к «охотничьему домику».

— Имя моё — Шарль д’Артаньян, я из Гаскони.

— Вы дворянин?

— Да, из старинного, но, увы, обедневшего дворянского рода.

Я изобразил долженствующее случаю лёгкое смущение. Хотя в моих словах была и доля правды, ведь мои родители, то бишь родители Симона де Лонэ, тоже отнюдь не купались в роскоши, хотя и был это совсем молодой дворянский род.

— Меня зовут Патрик Ламбер, я возглавляю охрану охотничьей резиденции короля. А здесь что вы делаете?

— Вообще-то я прибыл в Париж, чтобы отправиться под рукой короля Людовика в поход, отбивать у неверных Эдессу. Сюда же приехал, дабы увидеть, как вы выразились, охотничью резиденцию короля, о красоте которой был премного наслышан. А если повезёт — то и самого Людовика.

— Короля вы, сударь, наверняка увидите, у вас за время похода будет такая возможность. Сегодня же он сюда наведывать не планировал. Ну и как вам «охотничий домик»?

— Это превзошло все мои ожидания! Настоящий замок! Даже боюсь представить, как выглядит королевский дворец в Фонтенбло.

— Фонтенбло в двух днях пути южнее. При наличии свободного времени вы можете спокойно туда съездить и — вдруг вам повезёт — увидеть выезжающего из ворот Людовика. Если же не повезёт, то, как я уже говорил, за время похода вам наверняка удастся лицезреть Его Величество.

Он поклонился, развернул коня и подъехал к женщине, сквозь вуаль которой на лице я мог разглядеть только очертания глаз. Что-то негромко сказал ей, та кивнула, затем тронула своего скакуна и теперь уже сама двинулась ко мне. Остановила лошадь напротив, я буквально чувствовал, как она ощупывает меня взглядом.

— Так вы гасконец? — спросила она.

Этот голос мог принадлежать как девушке, так и женщине, но в любом случае не сильно пожилой. А тем временем её кобыла и мой мерин принялись, словно собаки, обнюхивать друг друга, соприкасаясь мордами. А я тоже невольно принюхался. От незнакомки исходил тонкий аромат чего-то фруктового с чуть заметным оттенком ванили.

— Да, госпожа. Простите, не знаю вашего имени…

— Адель. Можете меня звать просто Адель.

Охо-хо, нечто подобное я подозревал.

— Гасконь нынче находится под протекторатом герцогства Аквитанского, которое унаследовавшая его от отца, Гильома X, герцогиня Аквитанская и графиня Пуатье Алиенора в качестве приданого подарила своему нынешнему супругу, королю Франции, — как бы про себя рассуждала Адель. — В Аквитании и тем более в Гаскони говорят не так, как в Париже, я чувствую в вашей речи южный акцент. Так вы говорите, что вам понравилась охотничья резиденция короля? А хотели бы посмотреть, как она выглядит изнутри?

Я слегка опешил от такого предложения. Это она сейчас что, меня внаглую снимает что ли?

— Даже не знаю… Возможно ли такое?

— Почему же нет? Когда король отсутствует, хозяйка здесь я. Сейчас я вынуждена уехать по делам, но вечером приглашаю вас, Шарль д’Артаньян, посетить этот чудесный, как вы выразились, замок. Приедете?

Однозначно планирует затащить меня в постель, тут и гадать нечего. С другой стороны, добыча сама, получается, идёт в руки. Надо быть дураком, чтобы упустить такую возможность.

— Хм, э-э-э… Не могу отказать столь прекрасной мадам… Или всё же мадемуазель?

— Мадам? Впервые слышу…

— Ах, вы, наверное, ещё не знаете, но в Гаскони в моду входят новые обороты. Там к мужчинам любого возраста теперь принято обращаться месьё, а к женщинам — мадам. Если же это молодая, незамужняя женщина или девушка — то мадемуазель.

— Да? Это весьма необычно. Что ж, в таком случае… В таком случае, месьё д’Артаньян, можете обращаться ко мне как к мадемуазель.

— Хорошо, мадемуазель Адель, — склонил я голову, про себя отметив, что получилось в рифму.

— Что ж, после «kompleta hora» постучитесь в ворота, вам откроют. И приезжайте налегке, как сейчас, нынче ночи тёплые.

В её словах мне послышалась усмешка.

— Кстати, что у вас на шее за медальон? Что значит буква «S»?

Я слегка замешкался. Не говорить же, что это первая буква имени, ведь я представился как Шарль д’Артаньян, а имя Шарль на французском пишется как Charles.

— Эта буква означает «Спасение», — наконец нашёлся я с ответом. — Господь наш да спасёт нас.

Ну а что, по-французски «спасение» пишется как «salut», так что в этом плане отмазка получилась вполне себе удачной.

— Вы истовый христианин?

Вместо ответа я осенил себя крестным знамением. Мне показалось, что под вуалью её губы изогнулись в улыбке, вот только непонятно, в одобрительной или саркастической. Адель ещё на несколько секунд задержалась, явно ощупывая меня взглядом. После чего развернула лошадь и вернулась к ожидавшим её рыцарям. Процессия двинулась дальше, немного погодя, дождавшись, когда Адель и её сопровождающие скроются за дальним поворотом, и я отправился следом. Не спеша, мне почему-то не хотелось их догонять или обгонять.

Ехал я и раздумывал, что же мне теперь делать… Если не ошибаюсь, «kompleta hora» символизирует конец суточного богослужения. То есть мне нужно появиться в замке к закату. Выходит, я приглянулся ведьме, и она хочет со мной провести ночь. Но чисто как с молодым красавчиком или используя меня в качестве «аккумулятора», как это пыталась сделать Урсула? Она, правда, упоминала, что обряд должен проходить в полнолуние, но хрен их знает, этих ведьм… Чужая душа — потемки, а душа ведьмы тем более. Если она — душа — у неё вообще имеется.

Минут сорок спустя я наконец добрался до Парижа. Заезжать домой, чтобы отобедать и завалиться на лежанку на чердаке — меня такая перспектива не прельщала. Перекусить можно и в городе, вон как раз навстречу мужик идёт с лотком, на котором лежат свежеиспечённые пирожки. Даже не пирожки, а пироги, круглые и прямоугольные. Те, что круглые, с курицей, а те, что прямоугольные, с рыбой. Ещё тёплые — продавец разрешил потрогать. Интересно, сколько уже пальцев до меня их касались? Но чувство голода оказалось сильнее брезгливости. Две штуки — денье, причём без разницы какие, каждый по полмонетки стоит. Я взял один круглый и один прямоугольный, так и ехал в седле, методично пережёвывая выпечку.

До «kompleta hora» времени оставалось ещё вагон и маленькая тележка, а на повестке дня (скорее, даже ночи) стоит один вопрос… Вернее, два. Первый: действительно ли Адель — ведьма и как это выяснить? И второй: не дрогнет ли рука расправиться с женщиной? В этом мире на моём счету пока две жизни, но там были здоровенный урод и урод моральный… Хотя оба они урода во всех смыслах слова. К тому же на кону стояла и моя жизнь, так что ситуация была в общем-то безвыходная. А тут мне придётся, скорее всего, совершать хладнокровное убийство. Смогу ли?

Я читал, что в средние века женщину на предмет того, ведьма она или нет, проверяли простым способом — кидали в воду. Если выплывет, значит, ведьма. А нет… Ну так что ж теперь, зато имя утопленницы останется чистым. Ещё вроде бы у ведьмы должен расти поросячий хвостик, и на теле иметься какое-нибудь необычное родимое пятно, в месте, незаметном для окружающих. Хм, ну, у Урсулы я вроде никаких хвостов не заметил, да и не особо верил я в эти сказки. Как рудимент, конечно, это уродство периодически встречается у людей, но крайне редко, а ведьм в средние века на костёр отправляли тысячами. Достаточно того, что ты красивая, так что у страшненьких шанс выжить был повыше.

Всё это, конечно, глупости. Придётся, видимо, определять по наитию, по каким-то другим признакам. В крайнем случае как бы не пришлось как-то выбивать из Адель признание силой. Как это будет выглядеть — я не представлял. Будем руководствоваться девизом: главное — ввязаться, а там посмотрим.

С собой я планировал так же взять меч и нож, но понимал, что оружие у меня могут отобрать. Значит, требовалось что-то такое, что можно было бы спрятать под одеждой, или замаскировать подо что-то невинное. Типа трости с потайным клинком. Вот только трости были ещё не в ходу, до них лет семьсот придётся потерпеть.

Нужно что-то срочно придумать. И почему я озаботился этим вопросом в последний момент? Не душить же мне её голыми руками, не лупить же ночной вазой по голове. Хотя бы шило какое-нибудь, чтобы в сердце тихо и бескровно вогнать. Или…

Хм, а что, это идея. В своё время наш тренер по боевому самбо, в своё время обучавшийся так же и восточным единоборствам аж в самом Китае, показывал нам по секрету точки на теле человека, воздействие на которые может привести к летальному исходу. Бай хуэй, интан, тьян тин, лян цюань… Кажется, это всё из названий, что я запомнил. А вот сами точки запомнились куда лучше, в том числе и те, которые вызывают отсроченную смерть. Но на практике, конечно же, применять эти знания мне не доводилось, ни к чему было. Я же служитель закона, а не какой-то наёмный убийца. Так что надеяться на то, что «отсроченная смерть» сработает в случае с Адель я бы не стал. Да и каждый прём — это своего рода удар, пусть и не самый чувствительный. Что ж я, выходит, ударю-ткну ведьму в какую-нибудь точку на теле, и как объясню свой поступок?

В этот момент я проезжал мимо небольшого пустыря, заросшего разного вида кустарником, от банальной крапивы до трёх или даже местами достигавшей пятиметровой высоты клещевины… Стоп! Клещевина — это же и есть смерть отсроченного действия! Уж кому как не мне, травнику пусть и не со стажем, но достаточно набравшемуся знаний в травоведении, знать о свойствах этого растения… И то, что из бобов клещевины получают безобидное касторовое масло, и то, что те же бобы, а в первую очередь их кожура, служат богатым источником рицина. Того самого, что убил болгарского диссидента Георгия Маркова. Да-да, тот самый укол зонтиком, после которого жертва скончалась четыре дня спустя.

Рицин вызывает, если не ошибаюсь, склеивание эритроцитов. В результате во всех органах нарушается капиллярное кровообращение. Всё начинается с резкой боли в животе, постепенно её интенсивность нарастает. Затем присоединяется кровянистый понос, повышается температура, нарастает общая слабость. Они забиваются тромбами, появляются кровоизлияния и эрозии. Все это ведёт к кровотечениям, работа органов парализуется. Нарушается работа почек, появляются кровоизлияния в лёгких. При кровоизлиянии в мозг появляется оглушённость, затем потеря сознания, возможны судороги. Если не принять никаких мер, то смерть наступает максимум на 6–7 день.

При этом антидота вроде бы так и не придумали. Вернее, не придумали на момент моего исчезновения из будущего. Разве что пачками глотать тот самый активированный уголь, что я тут заново изобрёл, да ложками жрать соду в надежде на то, что она поможет почкам хоть как-то функционировать. Так пойди найди ещё эту соду. Вроде как натр выпаривают, добывая только в специальных реках и озёрах, а ещё делают из золы сожжённых водорослей. Искусственным путём бикарбонат натрия станут производить только лет через шестьсот-семьсот.

Я спешился, подошёл к кустарнику, усыпанному ярко-красными колючими коробочками, сорвал одну из них, расколупал. Внутри оказался вполне зрелый на вид боб коричневатой расцветки. Чем-то и впрямь похож на клеща, отсюда и латинское название ricinus. В России бобы созревают в августе, а тут, намного южнее ив более тёплом климате, они к началу июля уже наливаются своими ядовитыми соками.

Оглянувшись и убедившись, что за мной никто не наблюдает — хотя о свойствах клещевины в это время, вероятно, никто и не знает — я принялся вскрывать коробочки, а семена за неимением другой тары складывать в кошель. Набрав с два десятка, решил, что достаточно.

Теперь, сполоснув руки водой из фляги, быстро домой. То есть к Эжен, у которой мы остановились. Прибыв, отмахнулся от предложения отобедать, сказав, что перекусил пирогами, попросил на несколько минут ступку и пестик и, уединившись на чердаке, принялся толочь бобы. Полученную массу разложил на чердаке в самом дальнем углу, пусть сушится. Ближе к вечеру, когда просохнет, измельчу до порошкообразного состояния. Вот только куда его потом ссыпать? Вот если бы была маленькая пробирка или склянка…

— Ты чего тут наверху торчишь? — услышал я голос Роланда.

— А ты где пропадал? — ответил я вопрос на вопрос.

— А-а… Мы это, с Клаудией ходили смотреть на строящийся замок тамплиеров.

— Да? И как он, строится?

— Ага, пока только стены возвели. Не очень большой, но Клаудия говорит, будет больше. Они ещё болота там собираются осушить.

— Я смотрю, твой роман с Клаудией бурно развивается. А как же Жозефина?

Роланд немного смутился.

— Но я же не признавался ей в любви, это… так просто, я тебе только сказал, что она мне нравится…

— Ладно, ладно, не оправдывайся. Я всё понимаю, дело молодое, а тут под боком девица в соку… Так, некогда мне с тобой лясы точить, нужно ещё кое-куда смотаться. И смотри не трогай вон ту серую массу в углу на тряпице. И тем более в рот не тащи, иначе превратишься в лягушку.

Судя по выражению лица Роланда, мою угрозу он воспринял вполне серьёзно. А я как ни в чём ни бывало отправился искать маленькую пробирочку или бутылёк, такой мелкий, чтобы его можно было спрятать при желании в задний проход. Конечно, до такого я доводить не собирался, просто столь скабрёзная мысль мелькнула в качестве сравнения. Постараюсь заныкать отраву каким-нибудь менее экзотическим способом.

Ну а куда я могу ещё ссыпать порошок? Перстня с потайным отделением под драгоценным камнем, как у какой-нибудь Марии Медичи, у меня не было, а вещь для такого случая очень даже оказалась бы кстати… Стоп! Медальон! Вот же я дебил!

Взяв его в руки, я сдвинул букву-крышечку в сторону. Да, в это отделение грамм пять порошка влезет точно, для того, чтобы отправить человека на тот свет, должно быть более чем достаточно. Главное, чтобы медальон всегда был при мне, во всяком случае в тот момент, когда мы начнём пить вино.

Хм, а мы вообще будем его пить? Может, она планирует меня просто затащить в постель. Поиметь, и наутро отправить восвояси? Причём не исключено, постарается выпить из меня мои жизненные соки, что не удалось провернуть её товарке — слишком рано расслабившейся Урсуле. Да, сегодня не та ночь, что бывает раз в году, в чём уверяла меня погибшая (погибшая ли?) ведьма. Но кто их знает, этих слуг Сатаны, может, у них семь пятниц на неделе.

Всё это хорошо, но чем занять себя до вечера? Тут я вспомнил, что в последние дни мечтал о небольшом переносном спиртзаводике. И что по этому поводу можно было бы заглянуть к какому-нибудь алхимику, у которого наверняка имеются все соответствующие колбы, трубки и пробирки. Правда, я не знал точно, существуют ли уже алхимики, или они появятся позже в поисках философского камня. В мусульманских странах вроде бы уже есть, а вот в Европе…

Я отправился на улицы Парижа, узкие и вонючие. Мои расспросы привели лишь к отрицательному результату, про алхимиков никто в столице Франции и слыхом не слыхивал[1]. Да и поглядывать на меня стали с подозрением, уж не с нечистым ли я вожусь, так как интересовался людьми, которые проводят разного рода опыты.

Ладно, на нет и суда нет. А жаль, от спирта немало пользы, если применять его с умом. Дезинфекция, пищевой консервант, растворитель, основа для парфюмерии, лекарственных настоек… Не говоря уже о том, что на основе спирта можно запустить производство ликёро-водочной продукции и нажить на этом целое состояние. Конечно, народ не сразу привыкнет к таким крепким напиткам, но уж как привыкнет — за уши не оттащишь!

В принципе, самогонный аппарат можно собрать из подручных средств, у того же Петровича он стоял в сарае. Самая главная часть аппарата — ёмкость из нержавейки объёмом литров двадцать, в которой происходит нагрев браги. О нержавейке пока можно только мечтать, так же как и об эмалированной посуде. Единственный реальный вариант — медная ёмкость, но, зараза, обойдётся она недёшево. Плюс надо будет врезать предохранительный клапан, который будет вылетать при опасном давлении внутри системы.

Из меди реально сделать и трубки пароотвода, сухопарник, проточный холодильник со спиральной трубкой, сквозь которую движутся пары дистиллята. Они охлаждаются и превращаются в самогон, который каплями или тоненькой струйкой попадает в приёмную ёмкость. Сам я все эти трубки и ёмкости не сделаю, нет у меня материала и инструментов, так что по-любому пришлось бы обращаться к кузнецу, если эта братия вообще работает с медью. В общем, медный самогонный аппарат по цене встанет как золотой.

Пока разыскивал алхимика, начало вечереть. В животе заурчало, одними пирогами сыт не будешь, пожалел, что отказался от обеда. Направил Аполлона к дому вдовушки Эжен, там уже поспевал ужин в виде ячменной каши с приправами и кусочками свинины. Роланд, роман которого с хозяйской дочкой вовсю развивался, не удержался, спросил, где я всё это время мотался. На этот случай у меня была заготовлена полуправдивая версия про поиски учёного, который мог бы помочь мне соорудить аппарат, способный гнать очень крепкую жидкость. Но пока поиски успехом не увенчались.

— И этой ночью меня не будет, — огорошил я товарища. — Только в эту ночь, один раз в году, цветёт папоротник. Так мне сказал святой Януарий, его глас я слышал в своей голове. И тот, кто овладеет этим цветком, сказал он, научится понимать язык птиц и зверей, может становиться невидимкой и получит дар видеть сквозь землю, благодаря чему сможет находить зарытые в ней клады.

Я едва не расхохотался, глядя на открывшего в изумлении рот Роланда. Да и Эжен, слышавшая этот кусок моей речи, тоже застыла в дверях с вытаращенными глазами и отпавшей челюстью. И ведь поверили, надо же, до чего наивный народ в эти тёмные времена. Я по сравнению с подавляющим большинством населения всех континентов и даже «просвещённой» Европы просто светоч прогресса.

Перед тем, как отправиться на свидание, довёл до кондиции рициновый порошок, как следует его измельчив, и ссыпав часть в потайной отсек моего медальона, то есть где-то одну треть. Однозначно должно хватить на умерщвление одной человеческой особи.

Перед походом к Адель я помылся, заодно промыв голову чемеричным отваром. Вшей в моей шевелюре и даже гнид во время последнего осмотра Роланд не обнаружил, но я решил перестраховаться, и ещё с недельку ежедневно мыть голову. У Роланда в этом плане дела тоже шли на поправку, но так как он начал выводить насекомых позже меня, то там ещё было с кем бороться.

Надел я также свежие шоссы и рубашку, подумав, что неплохо было бы брызнуть на себя каким-нибудь одеколоном. Кстати, раз пока не получается со спиртом, можно же сделать туалетную воду или даже духи на масляной основе. В своё время от нечего делать почитывал в интернете на эту тему, да вот в голевое и засело, тем более что в этом процессе ничего сложного. Масло, отжатое из плодов жожобы, миндаля или абрикосовых косточек вполне сгодится. Правда, жожоба, сука, в Европе не растёт, но его можно заменить тем же миндальным маслом. А вообще в это время парфюмерия уже должна как-то развиваться, я же почувствовал сегодня, как от Адель исходил чуть уловимый аромат весьма привлекательного букета запахов.

Но пока придётся обходиться без духов, одеколона и туалетной воды. Надеюсь, я не сильно вспотею, и не пропитаюсь запахом пота моего Аполлона, когда доберусь до охотничьей резиденции короля. Однако, как она недвусмысленно намекнула, что хочет затащить меня сегодня в свою постель. А если король узнает? Её, может, он и не казнит, а меня враз могут головы лишить. С другой стороны, охрана, я так понял, слушается свою госпожу, то ли она околдовала их, то ли подкупила… Не суть важно, главное, что верны.

А может быть, Людовик в курсе того, чем на самом деле занимается его любовница? Или она так его запрограммировала, поймав в «медовую ловушку», что он на всё согласен, лишь бы Адель привечала его в постели.

В любом случае на попятную я пойти не мог. Позволить этой ведьме и дальше творить зло? Нет уж, увольте. Вот только бы точно знать, что это ведьма, а не жертва наговора. Это единственное, что меня могло удержать от вынесения приговора.

С такими невесёлыми мыслями уже в сумерках мы с моим Аполлошей добрались до «охотничьего домика». Спешившись у ворот, постучал. Не прошло и минуты, как послышался звук сдвигаемого запора, и одна из створок медленно отворилась. Меня встречал всё тот же Патрик Ламбер, смахивающий на Филиппова.

— Жан, прими лошадь у нашего гостя, — приказал он стоявшему чуть поодаль стражнику. — А вы, господин д’Артаньян, следуйте за мной. Но сначала отдайте мне своё оружие.

Как я и предполагал, меня попросили сдать меч и нож. Но при этом Ламбер не устраивал мне обыск, видимо, понадеявшись, что юный шевалье не держит в голове какого-то злого умысла в отношении его госпожи. Отконвоировал на второй этаж в просторную комнату с застеклённым мутноватым стеклом окном-бойницей и горящими масляными светильниками. Они почти не чадили, а продукты горения уходили в расположенное в потолке отверстие — своего рода вентиляция.

Ламбер с невозмутимым выражением лица предложил здесь подождать Адель и откланялся. Я огляделся. Из мебели внимание привлекала, конечно же, утопленная в большом алькове кровать. Причём это была КРОВАТЬ! Настоящий траходром под балдахином, на котором могла бы уместиться футбольная команда, если, конечно, ребята будут лежать притык друг к другу.

Две подушки в отливающих шёлком наволочках, на ощупь оказавшиеся очень мягкими, наверное, лебяжий пух или что-то вроде этого. Простынь чистейшая, и тоже на ощупь вроде как шёлковая.

С чистым шёлком мне доселе дел иметь не приходилось. Откуда он в XXI веке в семье обычного майора-опера? Гуляли с женой как-то по торговому центру, она увидела там халатик из шёлка за 6 тысяч, мечтательно повздыхала и повела меня дальше. И здесь пока в богатых домах мне бывать не довелось. Вот только и представился случай.

Под простынёй оказалось несколько мягких перин. Я присел, попрыгал… А ничего так, мягенько. Но в меру, как раз так, как нужно для занятий сексом, чтобы слегка пружинило. Не то что я трахаль со стажем, но кое-какое представление о технике сексуальных утех имел.

На полу возле траходрома лежала медвежья шкура. Судя по размерам шкуры, содрали её с настоящего великана.

Также в комнате имелся небольшой, потухший камин, возле которого к стене была прислонена кочерга. Ха, меч с ножом забрали, да такой кочергой при желании с одного удара можно человека на тот свет отправить.

Здесь же присутствовали два немного топорных, но не лишённых некоего изящества кресла, что-то вроде длинного комода и невысокий круглый столик. На нём стояли серебряный кувшин с тёмно-красной жидкостью (по запаху явно винишко) и два пустых, изящной чеканки кубка, также из серебра.

Я невольно тронул пальцами снаряженный смертью медальон. Эх, был бы у меня стопроцентный антидот, я бы его принял, а потом весь порошок высыпал бы в кувшин. Ну а что, такой дозы вполне хватило бы на вышеупомянутую футбольную команду.

Откуда она появилась, я так и не понял. Вроде только что кроме меня в комнате никого не было, и вдруг за спиной послышалось лёгкое шуршание платья, а в следующее мгновение я почувствовал уже знакомый фруктовый запах с чуть заметным оттенком ванили. Не успел я обернуться, как мои уста оказались запечатаны поцелуем.

Длился он, казалось, целую вечность, прежде чем Адель отстранилась и посмотрела мне в глаза. А я увидел её глаза и, что меня поразило, они были янтарного цвета. Не яркого, полыхающего, а цвета тусклого, садящегося солнца, и при этом я не мог отвести от них взгляда. Умом понимал, что это какой-то гипноз, а моя воля оказалась почти полностью парализована.

Это было сродни колдовству. Да что там, оно и было, хотя я до сих пор, даже испытав на себе чудодейственную мазь, так и не мог свыкнуться с мыслью, что столкнулся с чем-то потусторонним, не принадлежащему привычному мне материальному миру. Может быть, в эту эпоху, не искоренённые техническим прогрессом, и впрямь ещё существовали магия и волшебство? И, быть может, не так уж и неправа была инквизиция, отправляя ведьм на костёр?

Тьфу, сплюнул я мысленно, давай ещё эльфов с орками и драконами приплетём. Тут ещё Адель отвела взгляд, и чары словно спали, во всяком случае частично. Я смог более детально разглядеть эту казавшуюся молодой женщину. На вид ей казалось не больше тридцати, а из одежды на ней была только лёгкая пелерина, сквозь которую бессовестно просвечивали все прелести ведьмы.

А прелести эти были очень даже хороши. Глядя на её плоский живот, я бы и не подумал, что она трижды мать, да и плотная, упругая грудь никак не намекала, что ею выкормили троих детей. А может, третьего она всё ещё и кормит грудью, ему же год, пусть год с небольшим. Или есть кормилица?

Нет, не сказать, что в этой женщине было всё идеально, при желании можно заметить и какие-то мелкие недочёты, типа не слишком развитых бёдер (вот как она троих родила, как?!), но даже они придавали её образу какую-то изюминку.

Сейчас, глядя на Адель, и понимая, что, скорее всего, она использовала дьявольскую мазь, чтобы выглядеть так молодо и красиво, я почему-то всё равно склонялся к варианту «казнить, нельзя помиловать».

— Я тебе нравлюсь? — негромко спросила она, поднимая на меня свои янтарные глаза.

— Очень так же тихо произнёс я, ничуть не кривя душой.

— Почему же ты всё ещё в одежде? Или хочешь, чтобы я помогла тебе раздеться?

— Это было бы прекрасно.

Она легонько толкнула меня спиной вперёд на постель, а когда я послушно упал, стала медленно, словно бы смакуя каждое движение, снимать с меня башмаки, пояс, шоссы, рубаху… Даже медальон сняла, и я услышал, как он мягко упал на шкуру.

Каждое прикосновение её пальцев к моей коже действовало на меня будто слабый разряд электрического тока. Казалось, энергия из неё хлещет через край, мелькнула мысль, что ей даже нет смысла из меня что-то там «высасывать», раз она и сама будто заряженный до предела аккумулятор.

Я успел возбудиться ещё до того, как мы перешли непосредственно к ласкам. Здесь она тоже проявила инициативу, как и когда-то Урсула. Не иначе для ведьм такое поведение характерно. Если Адель всё же ведьма… Ну не было у меня стопроцентного доказательства её вины, всё основывалось на показаниях Мясника. Ну или почти всё, так как одна только радужка глаз Адель чего только стоила, и её взгляд обладал именно что дьявольским магнетизмом, напрочь ломающим волю.

Эта стерва знала толк в любовных увертюрах. В этот момент я даже завидовал королю, которому такие ласки выпадали на регулярной основе. Адель словно прошла школу японских гейш, ну или как минимум профессиональных наложниц, настолько всё у неё слаженно и здорово получалось. Даже не вводя ещё мой детородный орган в своё лоно, она практически доводила меня до состояния оргазма, но в последний миг как-то умудрялась делать так, что «извержение вулкана» отсрочивалось.

Как и Урсула, она предпочитала проявлять инициативу, мне оставалось только лежать и получать удовольствие. И что вообще могло объединять деревенскую ведьму, древнюю старуху, с фавориткой короля? Разве только то, что они ведьмы, и поставщик жира девственниц у них был один и тот же. Прости меня, Ольга, я тебя любил и буду любить до конца своих дней, но, если быть честным самим с собой, такого наслаждения я с тобой никогда получал.

Я понятия не имел, сколько времени всё это продолжалось. Но в какой-то момент, похоже, она наконец решила, что пора, схватила меня за плечи и заставила оседлать её, оказавшись снизу. Пришлось мне выполнять обычную для мужчины в подобной ситуации работу. Делал я её с закрытыми глазами, такая уж у меня привычка, но, когда она своими ногтями прочертила борозды на моей спине, я невольно открыл глаза.

Нет, я не прекратил возвратно-поступательные движения, когда увидел, что лицо её словно мерцает, а сквозь красивую маску проглядывает облик не такой уж и молодой женщины. Внутренне я был к этому готов, но на какой-то миг мне стало не по себе, и хорошо, что её, обрамлённые длинными и тяжёлыми ресницами веки были опущены, иначе она по выражению моей физиономии могла бы догадаться, что с ней что-то не то.

О презервативах в Средние века не имели представления, хотя ещё древние египтяне умудрялись предохраняться, да и сейчас в Азии и Китае вроде как пользуются презервативами, сделанными из… Ну не знаю, из какого-нибудь козлиного мочевого пузыря. А вот в Европе с этим делом полная ж… Потому и бушуют не только чума с оспой, но и венерические заболевания. Надеюсь, меня чаша сия минует.

Так вот, ввиду отсутствия этих самых презервативов я хотел сделать над собой усилие, дабы избежать попадания моего семени в лоно партнёрши. Вдруг не получится устранить Адель, ни к чему, чтобы она ещё и понесла от меня. Но та сама подалась вперёд, выгнувшись дугой, при этом вцепившись в мою поясницу ногтями, так что мне в самый ответственный момент попросту не удалось ничего сделать.

Когда всё произошло, я, потный и обессиленный, упал рядом с ведьмой. Её кожа тоже была покрыта бисеринками пота, а грудь тяжело вздымалась. А из меня словно выпустили весь воздух, и это не была та усталость, которую испытывает человек после секс-марафона, хотя и не сказать, что это был такой уж марафон. Да, пришлось поработать, ну так не впервой. Подобное состояние я испытывал, помнится, после того, как переболел гриппом, тело было наполнено и лёгкостью, и слабостью одновременно. Выходит, всё-таки «подкормил» я ведьму?

Адель всё так же лежала с закрытыми глазами, а я уже лихорадочно думал, как мне привести свой коварный план в исполнение.

— Хочешь вина? — спросил я, немного придя в себя.

Она открыла глаза, повернув голову в мою сторону.

— Вина? Не откажусь. И себе тоже налей.

После чего снова закрыла глаза, откинувшись на подушку. И не открывай, подумал я, пока не суну тебе в руку наполненный вином кубок.

Я сполз с постели, слегка покачнувшись, но всё же удержал равновесие. Голова чуть кружилась, но не критично. Старясь не звякнуть цепочкой, поднял со шкуры медальон, секунду спустя оказавшись возле стола. Налил до середины в каждый из кубков, обернулся. Адель всё ещё лежала с закрытыми глазами, на её чувственных губах блуждала скорее довольная, чем блаженная улыбка, словно бы она была довольна проделанной работой.

Пожалею ли я о содеянном? Может быть. Но сейчас не время сопли на кулак наматывать, миндальничать и рефлексировать. Она-то не рефлексировала, когда жир девственниц с кровью младенцев смешивала.

Прикрывая на всякий случай от неё медальон своим телом, я тихо сдвинул крышечку в сторону и, чуть помедлив, сыпанул в правый кубок чуть ли не половину запаса рицинового порошка. Жаль, нет ложечки, чтобы размешать… Хотя звук металла о металл мог бы меня выдать. Ну да ладно, будем надеяться, обойдётся без осадка на дне кубка. Главное — не перепутать.

Так, а вот как же мне теперь захватить одновременно два кубка и медальон, чтобы незаметно положить его обратно на шкуру? Взяв в каждую руку по серебряному сосуду, мизинцем правой подцепил подарок Беатрис, подошёл к кровати, присел на корточки… Медальон коснулся шкуры, я разогнул мизинец, отведя руку чуть в сторону, чтобы цепочка улеглась чуть в стороне, не звякнув о футляр для яда.

Встал — и мой взгляд напоролся на взгляд Адель. Холодный, жёсткий взгляд янтарных глаз. Я от неожиданности едва не пролил вино. Но в следующий миг она улыбнулась и, опёршись на одну руку, протянула вторую в моём направлении.

— Ну же, а то у меня и правда горло пересохло.

Я отдал ей кубок, вроде бы тот, с порошком. Она приняла его, подняла, как бы салютуя, и пригубила, даже не поморщившись. Я тоже пригубил, усевшись рядом с ней. Вернее, приняв полулежачее положение, напоминая себе какого-то древнеримского или древнегреческого сибарита. Только туники не хватало, но от того, что мы оба обнажены, я не испытывал ни малейшего смущения.

Смущение я испытывал, глядя, как Адель понемногу отпивает из кубка. Неужели ни о чём не догадывается, не почувствовала никакого привкуса? Вроде не должен был перепутать. Сам-то я тоже отхлёбывал, от волнения у меня враз пересохло во рту. А вино, кстати, очень даже неплохое, насколько я мог судить, не будучи большим сомелье или кавистом.

— Давно у меня не было таких жеребцов, — сказала Адель, делая очередной небольшой глоток. — Людовик тоже неплох в постели, но не настолько, к тому же он стал редко появляться, готовится к новому крестовому походу. Одержим идеей стать великим освободителем христианского мира от неверных. Ты тоже уйдёшь с ним… Но можешь погибнуть, это не пугает тебя?

— Смерти не боятся только дураки, — выдал я избитый шаблон из моего будущего, уходящий корнями в глубокое прошлое.

— О, где-то я уже это изречение слышала, и кажется, на латыни, — улыбнулась Адель. — Ты знаешь латынь?

— Немного… Совсем чуть-чуть.

— Латынь — язык церковников, в жизни она тебе вряд ли пригодится.

Мне показалось, при слове «церковники» в её голосе» мелькнула нотка презрения. А может, и правда показалось.

— Я тоже так думаю. Мне бы в Святой земле больше пригодилось знание арабского, но, видимо, придётся учить уже на месте.

— Зачем же тебе арабский знать? Ты же не собираешься с ними вести разговоры, твоё дело — карать их мечом и копьём.

— Почему бы и не пообщаться? Ведь не все арабы — воины, которые только и мечтают, что отрезать голову христианину. Есть и мирные жители. Понадобится что-то купить — поневоле придётся с ними общаться. Да в любом случае язык врага нужно знать.

— Твои слова не лишены логики. Надеюсь, ты вернёшься из похода живым, и мы сможем вновь разделить ложе.

— Молись за меня, — хмыкнул я. — А ты не боишься, что Людовик узнает о том, что ты ему изменяешь?

— Маловероятно, — сделала она движение рукой с кубком, отчего на простыню упало несколько алых капель. — Здесь, в замке, все подчиняются мне. Была одна, подосланная Людовиком следить за мной, кухарка, но я её сразу раскусила и… Я с ней поговорила, и теперь она докладывает королю только то, что нужно мне.

— Что ж, тогда ни мне, ни тебе можно не волноваться. А я честно скажу, что такой женщины, как ты, у меня тоже никогда ещё не было.

И не будет, мог бы добавить я. Потому что ещё до моего отправления на юг она должна отправиться в лучший мир. Или в худший, это уж как ей воздастся.

В этот-то момент я и заметил краем глаза какое-то движение, резко развернулся и увидел перекошенное злобой лицо Урсулы. А в костлявой руке ведьмы был зажат нож, которым она целила мне прямо в грудь.

[1] Первым европейским алхимиком стал францисканец Роджер Бэкон (1214–1294), также положивший начало экспериментальной химии в Европе.

Загрузка...