Красный Шарф (СИ)

3

Вернувшись в комнату, я решила исправить вязаное недоразумение, дабы оно случайно не распустилось дальше, и ложиться спать. Без Лиз было скучно. Я привыкла к её неугомонному характеру, неусидчивой натуре и неиссякаемой тяге к приключениям. А теперь подруга отправилась на Землю поздравлять своих близких с наступающими праздниками, и в комнате царила постоянная и ужасно непривычная тишина. Конечно, она вернётся уже через пару дней, ведь празднования в магическом мире и свой первый бал она точно не пропустит. Однако дни её отсутствия стали временем тоскливого ожидания её возвращения. Не тянуло без Лиз даже в город посмотреть на красочные огни фонариков, нарядную ель и густо украшенные фасады домов.

Все разъехались по домам, в родные миры. Я же не желала видеть свой угрюмый и отсталый Лашор, где женщины не имели голоса и магию использовали лишь с позволения мужчин для скучной бытовой рутины. Если бы только моя сила позволила мне вырваться из этих ограничений! Но в нашем мире были доступны только простые заклинания, которые у меня совершенно не получались, и поэтому мне совсем запретили использовать свои способности. Точнее, неспособности, как говорил отец. За каждую попытку практиковать магию более высокого порядка я рисковала получить строгий выговор от родителей или даже физическое наказание. Празднества здесь считались излишеством для богачей. А поскольку наша семья обеднела ещё до моего рождения, мне оставалось только с неуёмной тоской завороженно смотреть в старое грязное окошко на далёкие огни замка, в котором проводились балы во время всех больших праздников. Тень отцовского голоса, раздающегося в очередном унылом монологе, становилась мрачнее с каждым словом. Он говорил о бесполезной трате денег на ежегодный королевский приём, о глупости Создателя, что вообще даровал женщинам возможность пользоваться магией, и о том, какая я непутёвая и излишне мечтательная дочь — трачу время на глупые мечты об обучении, которое он считал обречённым на провал. «Контроль, контроль и ещё раз контроль! С вас глаз спускать нельзя, глупые бабы!» — кричал он, разгневанный на любой проступок. Его слов было слишком много, и всё очарование волшебных вечеров у окна терялось под их грузом.

Я не желала видеть излишне строгих родителей. Страх за собственное существование вынудил меня тайком подать запрос на обучение в Тиарм в МАМИ (Межмировую Академию Магических Искусств) — единственную академию, куда без проблем брали адептов из любого уголка Вселенной. И когда пришло письмо о моём зачислении, отец сперва побелел, затем побагровел, и в конце концов едва не убил меня, увидев куда и на какую специальность я поступила. «Леди Амадея Лонж зачислена на первый курс обучения на факультет артефакторики. Просим прибыть в Тиарм к концу следующего месяца для оформления документов и заселения в общежитие. С уважением, приёмная комиссия МАМИ и лорд-ректор Алан Ровенси.» — так значилось в письме. Я всё ещё помнила ненависть, с которой на меня смотрела матушка, когда я нечаянно портила очередную вещь, взятую без спроса, когда пыталась изучить её строение, разобрать или переделать. А от отца мне влетало по полной за порчу столь драгоценного для него имущества. Но ничто не смогло заглушить мою страсть к созданию уникальных вещей. Мне пришлось трусливо сбежать из родного дома в Тиарм, когда родители утратили бдительность. Я ждала эту возможность долгими днями и ночами, переживая с каждым днём всё больше, что не успею улизнуть к началу учебного года. И всё же шанс появился. В очередой ссоре с матерью отец забыл замкнуть щеколду на моей двери, я выкрала из его ящика свой пропуск на перемещение и под покровом ночи покинула дом. Сердце переполняли тревоги, было безумно страшно идти в неизвестность, но каждый шаг вперёд наполнял душу сладким привкусом долгожданных свободы и надежды. С тех пор мы с родителями не общались. Ни письма, ни весточки. Но сожаления не было. Я выбрала свой путь, и отступать не собиралась ни перед какими трудностями, ведь знала, что обратной дороги нет — вернусь назад и будет только хуже.

Нервно скривилась от неприятных воспоминаний и поскорее отогнала мысли о доме. А чтобы они снова не овладевали моим вниманием, стала вспоминать первое путешествие на Землю на осенних каникулах. Лорд-ректор, многоуважаемый Алан Ровенси, не желал подписывать разрешение на посещение мной немагического мира, опасаясь нарушения тайны существования множества магических миров. Почему эта тайна распространялась только на Землю — загадка. Но Лиз его в итоге уломала, поклявшись, что неприятностей не будет. Даже набросала ему подробный план легенды, которая стала бы моим прикрытием на Земле. И лорд Ровенси смягчился, поставил печать и пожелал приятного путешествия, не забыв пригрозить серьёзными проблемами, если что-то пойдёт не так. Убеждать он умел.

Почти подошла наша очередь к порталу. Я чувствовала, как нарастало волнение с каждой секундой. Напряжение заполняло пространство вокруг. Один из стражей, с резкими чертами лица и проницательным взглядом, взял у Лиз листок с координатами и мой пропуск, а затем пристально уставился на документы, внимательно их изучая. Он начал вырисовывать в воздухе символы. Пальцы мужчины выводили витиеватый узор, оставляя за собой мерцающий след, следом вплетались звуки заклинания, эхом доносящиеся до самого сознания. Размеренный и уверенный голос заглушил все прочие звуки.

Тем временем другой страж уже завершал свою часть работы, направляя такую же печать на кольцо портала. Огромное полупрозрачное туманное марево, обрамлённое переплетёнными ветвями двух величественных деревьев, вздрогнуло и окрасилось в ярко-оранжевый цвет. Оно переливалось, как поверхность воды на закате, отражая невидимые тайны мира, который ждал за границей. Близнецы с третьего курса боевого факультета, что стояли перед нами, быстро шагнули в портал, и в тот же миг поверхность успокоилась и потеряла цвет, как будто кто-то резко выключил свет.

В этот момент коленки затряслись, накатило дичайшее волнение, такое же, как и при первом в моей жизни перемещении — в академию. Предвкушение свернулось в животе болезненным узлом, а в горле застрял ком. Наша печать окрасила портал в нежно-голубой, и вдруг Лиз, схватив за руку, рывком затащила меня внутрь. Я почувствовала, как её ладонь дрожала, и крепко сжала пальцы, чтобы случайно не отпустить руку подруги. Тело охватила прохлада, как будто мы вошли в ледяной океан. Голова закружилась, глаза закрылись, и меня окутала тьма, смешивающаяся с пронзительными вспышками. Я чувствовала, как нас буквально несёт в невесомом потоке времени и пространства.

Мы оказались в тёмной и очень тесной каморке. Я хотела было спросить, точно ли мы попали куда нужно, но подруга сразу приложила палец к моим губам. Молчать, так молчать. Её мир — её правила. Лиз тихонько шагнула к двери, приложила ухо и прислушалась. В тишине по ту сторону донёсся приглушённый шорох, который пробудил в моём сердце очередной прилив волнения.

— Что это вы тут как мыши сидите, а?

Пожилая женщина с копной седых волос резко распахнула дверь и уставилась на нас.

— Бабуль! Привет! А мы тут как раз вот переместились, — весело затарахтела подруга и бросилась обнимать старушку.

Я же робко протиснулась между ними и дверью, и застыла, в неловкости рассматривая мелкие цветочки на обоях.

— Да вижу-вижу! Слышала. — Женщина улыбнулась. — Познакомишь? — спросила она и перевела взгляд на меня.

— Ах, да. Конечно. Бабуль, это Амадея Лонж — моя соседка по комнате и лучшая подруга. Ами, это моя любимая бабулечка Стефания Аркадьевна.

— Очень приятно, — пробормотала, неловко присев в реверансе. — Лиз много о Вас рассказывала.

— Ага! Всё уже про бабушку-тираншу растрезвонила, негодяйка, — Стефания Аркадьевна укоризненно посмотрела на внучку, и они обе захохотали.

Лиз говорила, что только бабушка у неё и осталась. Родители погибли, когда она была совсем малышкой, и Стефания Аркадьевна взяла внучку к себе. Она души не чаяла в девочке, воспитывала, дарила любовь и старалась дать всё, чтобы Лиз не чувствовала себя одиноко. И Лиз была безмерно благодарна за заботу и отвечала бабушке безграничной любовью. Они выглядели до боли трогательно, обнимая друг друга, а я наглядно увидела, какие трепетные и нежные отношения могут быть в семье. Жаль, что в моей всё было совсем иначе.

— Амадея, Амадея… — задумчиво протянула старушка. — Красивое имя, но для нашего города уж больно необычное, а лишнее внимание нам ни к чему. Надо придумать тебе земное имя, чтобы меньше вопросов задавали.

— Бабуля права. У нас никто не знает ни о других мирах, ни об академии. Как и согласовали с ректором, скажем, что ты моя однокурсница с эстонского универа, и зовут тебя… Маша! — Лиз хлопнула в ладоши. — И одежду бы тебе подобрать надо по нашей моде. Хорошо, что у нас размер одинаковый.

— Елизавета Громова! Гостью проводите в комнату, покажите где руки помыть, и бегом за стол! Небось не обедали ещё! — приказным тоном объявила Стефания Аркадьевна и горделивой походкой удалилась на кухню.

Невольно вздрогнула от резкого командного голоса. От миниатюрной милой женщины такого никак не ожидаешь.

— Да ты не бойся, это она заботу так свою проявляет, — шепнула на ухо Лиз, увидев мои перепуганные глаза, и потащила за руку вглубь жилища, звонко смеясь.