Красный Кристалл

Глава 8

Новый знакомец был явно очень озабочен своей внешностью: с утра он тут же принялся рыться в подаренной Перстнем сумке, отыскивая туалетные принадлежности. К великому изумлению Лёна, они там нашлись: роговая расчёска, украшенная серебром, шикарное зеркальце, достойное какой-нибудь злыдни-царицы, которая каждый день с требовательностью маньячки спрашивает у него: действительно ли она так хороша, как думает, или происки врагов уже лишили её заслуженных лавров? Ещё там были — надо же! — духи! Щипцы для завивки усиков! И многое чего другое, о чём Лён понятия не имел, зато Лавар Ксиндара очень даже имел!

— А мне не надо это всё! — уязвлено отвечал Лён в ответ на искреннее удивление Ксиндары, что хозяин этой шикарной палатки прекрасно обходится без утренних процедур.

— Я вообще вот так всё это делаю, — добавил Лён, прочесав волосы двумя растопыренными пятернями.

— Ну, так-то и я умею, — заявил Ксиндара и провёл по своим чёрным волосам ладонями — те в момент свились в прекрасные блестящие локоны. — Да только толку что: это же только видимость!

Он небрежно махнул ладонью, словно отгонял назойливого комара, и вся его причёска моментально распустилась.

— Нет, что ни говорите, а раз в пятьсот лет надо бы помыться!

И он с надеждой уставился на своего визави, словно ожидал, что тот не станет возражать и своей таинственной властью над вещами быстро соорудит Лавару баньку.

«Да, точно не мешало бы», — подумал Лён, но банька отчего-то не возникла.

— Мой друг, давайте собираться, — с сожалением сказал молодой дивоярец. — Утро вечера, как известно, мудренее. Нам с вами нынче не по паркетам шаркать, а в дороге пылиться, а у вас, как я заметил, лошадь нынче сдохла.

— Пардон, мой друг, — огорчился Ксиндара. — А у вас в запасе нет второй?

Он уже надел свой новый дорогой костюм, который очень ему шёл. Надо признать, Лавар Ксидара был красивый мужчина, и умел держать себя с достоинством. Ещё приятно было то, что он знал толк в шутке и обладал богатым, гибким голосом. Вдобавок он был весьма не глуп и точно знал, когда следует обращаться с милой просьбой, а когда промолчать. Он явно сообразил о выгодах путешествия с дивоярцем и теперь старался быть ему интересным. Это была неплохая компания в пути, и Лён с удовольствием признал это.

— Не знаю, как сказать, — развёл руками он. — Иногда я только подумаю о лошади, как она тут же появляется, словно по волшебству.

— Да, я уже заметил за вами некоторое свойство извлекать вещи из пространства, — с уважением заметил собеседник. Он уже полностью собрался и теперь с сожалением бросил последний взгляд на прекрасное убранство шатра.

— Так и бросите всё это? — спросил Ксиндара.

— Конечно, — подтвердил Лён. — Обычно я не обременяю себя грузом и вообще, соорудил всё это лишь ввиду вашего бедственного положения. А так обычно я сплю на голой земле, подложив под голову седло, накрывшись вонючей попоной.

— Надо же, как вам, дивоярцам, нравятся бытовые трудности, — сочувственно покачал головой Ксиндара. — По мне, так я бы каждый вечер устраивал себе такой шикарный ужин при свечах и спал в таких мягких кроватях.

Сложно было понять, говорит ли он серьёзно, или шутит, но взгляд, который Лавар бросил на низкий столик, за которым они вчера так прекрасно ужинали, был полон сожалений.

— Вам следует жениться на принцессе, — ответил Лён, выходя из палатки.

— Да я же разве против?! — воскликнул Ксиндара, выходя следом. — Позвольте, я утащу с собой это прекрасное меховое одеяло, а то, знаете, так противно спать на сырой земле! Ведь вы сейчас помчитесь на своём крылатом жеребце — творить подвиг, или ещё какое дело, а я поплетусь на своих двоих, как бедный путник с пустым кошельком и голодным желудком! А эту штуку я смогу продать в селении и выручу за неё приличную сумму, которая мне обеспечит раз в сутки скромный ужин и одноместную каморку при харчевне!

— А это что? — спросил Лён, указывая пальцем на нечто новое, чего вечером тут не было.

— Это лошадь, — невозмутимо ответил новый знакомец.

— Откуда же она взялась?

— Наверно, прибежала. Решила, что в ней нуждается один особо бедный господин. Смотрите, она прихватила с собой седло и новую попону! Недаром говорят, что лошади умные животные — вот вам и случай убедиться!

— Да, я убедился! — воскликнул Лён, терпя досаду от навязчивого внимания к новому знакомцу со стороны принцессы, а с другой стороны потешаясь над шутками Ксиндары.

— Как вас зовут, милая? — спросил тот на ухо лошади. — Она говорит, что её зовут Ромашка. Мне это нравится. Это прекрасное имя для крапчатой кобылы. А кстати, что это мы всё выкаем друг другу? Я полагаю, нам предстоит немалый путь вдвоём, так давайте обращаться проще!

— Я согласен, — согласился Лён.

— Вот и прекрасно, — кивнул попутчик. Он проверил подпруги, похлопал кобылу по шее и легко вскочил в седло.

— Сияр, спрячь крылья, — прошептал своему жеребцу Лён, и конь повиновался. Лунные жеребцы умели делать свои крылья невидимыми и тогда сходили за обычных лошадей — так они обычно делали, когда бывали в населённых местах, а двум путешественникам предстояло проезжать через города и сёла в поисках города Дерн-Хорасада.

Эта реальность была гораздо лучше тех двух, что встретил Лён в своих первых погружениях в область аномалии. Сейчас два всадника ехали мимо засеянных полей — стоял жаркий летний день, наверно, был июль, поскольку до созревания хлебов ещё должно пройти время. Они миновали ухоженные виноградники и видели людей, работающих в них. Погода была великолепной, и Лён вновь почувствовал единение с природой, какое всегда ощущал, будучи в Селембрис. Болтовня его спутника, комментирующего всё, что встречалось на пути, немного расслабляла — Лён не слушал, лишь время от времени вставляя дежурное «да-да» или «ага».

Лавар был весьма подкован в знаниях о сельскохозяйственной стороне жизни людей, он издали различал сорта винограда, мог определить на глаз, что за посевы колосились на полях, что за корнеплоды плотной розеткой выставили к солнцу свои широкие тёмно-зелёные листья. И лишь лес, край которого примыкал к дороге, вызвал у Ксиндары молчаливое недоумение. Попутчик некоторое время рассматривал причудливо изогнутые деревья, затем подъехал ближе и потрогал пальцами бугристую кору на одном из стволов.

— По-моему, это обыкновенная берёза, но как искривлена! Можно подумать, что она растёт на крайнем севере и вынуждена терпеть ветра. Но здесь нормальный лес, каких полно в средней полосе Селембрис! Отчего же леса так странно выглядят?

— Может, почвенная аномалия? — не слишком вникая в его слова, ответил Лён.

— Может быть, — согласился спутник, и они тронули дальше.

По мере продвижения недоумение Лавара сменялось изумлением, так что и Лён был вынужден вникать в его тревогу.

С полями было явно что-то не то: местами встречались странные проплешины, а местами цвет посадок менялся. Чем дальше вглубь страны, тем чаще встречались такие же диковинные леса, и растения принимали странные формы. Если не вглядываться особенно пристально, земля казалась цветущей, а при ближайшем рассмотрении было заметно, что всё не столь прекрасно. Однажды им попался хромоногий заяц, у которого задние конечности оказались слишком коротки, и оттого животное не могло двигаться нормально. Потом попалась белая лиса — это летом-то! Они встретили заскирдованное поле, хотя до сбора урожая было ещё далеко. Конечно, можно было заглянуть в деревню и спросить у крестьян, но впереди, за рекой, через которую был переброшен мост, виднелись городские стены, а по дороге, что пересекала путь двоих путников, шло оживлённое движение. Это был тот город, что вчера видел Лён с горы. Не сговариваясь, оба припустили к дороге.

— Отчего бы тебе, Лён, не велеть своему коню выпустить крылья? — спросил Лавар. — Тогда любой признает в тебе дивоярца, а встречают волшебников совсем иначе, нежели простых путников.

— Мои учителя никогда так не делали, — отозвался Лён. — И я по их примеру не обозначаю себя, как дивоярца. Наверно, в этом есть какой-то смысл.

— Вот как?! — удивился Ксиндара. — А в моё время, насколько я помню, они поступали иначе: они обыкновенно въезжали в любой город с помпой и требовали к себе внимания не как к простым волшебникам, а как к представителям высшей власти.

— Не знаю, с кем ты повёлся, — с досадой отвечал Лён. — Но я не сделаю так.

— Ну пусть, — отстал Ксиндара. — Хотя, не помешало бы. Так ты скорее получишь всё, что тебе надо.

Так они въехали в город как два обыкновенных путника, причём не слишком богато одетых — мимо них проносились на лошадях и ехали в каретах гораздо более шикарно одетые люди.

Город был богат — это видно сразу: по ширине его мощёных улиц, по высоте домов, по публике, спешащей по своим делам. Лавар Ксиндара оживлённо вертел головой, разглядывая одежды пешеходов и особенно всадников — его беспокоило, не слишком ли архаично выглядит его костюм с широким отложным воротником. Оказалось, что здесь царят несколько иные моды, и даже Лён заметил, что большинство всадников одеты гораздо богаче, нежели они.

Сам Лён был наряжен в простой дорожный костюм, подобный тому, в котором он пустился в приключение, в котором встретил группу мутузников — артистов-воров. На нём был плотный кожаный колет с высоким стоячим воротником, кожаные штаны — всё светло-коричневого цвета. Только плотный плащ с меховой опушкой по капюшону, который ему дал из своих запасов Магирус Гонда, был синего атласа, с практичной чёрной подкладкой и прорезями для рук, да фетровая шляпа соответствовала цвету. В целом Лён был одет весьма скромно — он был теперь одного роста и сложения с Магирусом, и тот делился с бывшим учеником своими запасами одежды, пока тот не обзаведётся собственным хозяйством. Так что, Лён был во всём, что говорится, с чужого плеча.

Зато Лавар Ксиндара выглядел гораздо успешнее: всё на нём было новенькое, благодаря щедрости Перстня Исполнения Желаний — отчего-то принцесса безмолвно снизошла к его желаниям, как будто он был владельцем волшебного кристалла. У Лёна не было возможности переговорить со своей тайной спутницей и расспросить её о причинах такого расположения к случайному попутчику. Но, он догадывался, что принцесса пытается организовать ему новую дружбу, поскольку старых товарищей он растерял. С печалью вспоминался Долбер, которого оставила в себе зона наваждения.

Все те друзья, с которыми Лён шёл по дорогам Жребия — где они теперь?! И даже ворюгу Кирбита теперь он вспоминал с долей сожаления. Надо же, как они сдружились с ним, когда давний враг Лёна волей зоны наваждения преобразился в степного хана Ратмира.

Ксиндара сильно не дотягивал до всех прежних попутчиков Лёна: во-первых, он был очень легкомысленен, даже не смотря на то, что был лет на десять старше дивоярца, во-вторых, в нём чувствовалось что-то ненадёжное, словно тот в любой момент готов оставить своего спасителя, едва ему засветит что-то более выгодное. Недаром Гранитэль так старалась привязать Лавара при помощи услуг, оказанных ему.

Следовало признаться, что сам Лён не приложил к этому ни пальца — всё сделала принцесса, она же молча позволила своему хозяину (если вообще так можно выражаться) присвоить себе всё её заслуги и тем самым создала у Ксиндары иллюзию волшебной силы Лёна. Так что, у спутника были все основания держаться возле своего благодетеля и тем скрашивать его одиночество.

Да, Лён был вынужден признаться сам себе, что не в состоянии терпеть уединение пути, хотя до этого полагал, что любит одиночество. Совершенно очевидно, что Гранитэль знала и понимала его гораздо лучше, чем он сам знал себя.

— Смотри, как прихотлива мода! — стараясь особенно не пялиться на проезжающих богато одетых молодых людей с надменно вздёрнутыми подбородками, шепнул товарищу Ксиндара. — Надо сказать, это гораздо изобретательнее, чем то, что надето на мне! Смотри, какие изысканные прошвы, какие рулики, какая богатая тесьма! Нет, я не хочу сказать, мой друг, что сотворённая вами одежда нехороша — всё же фасон был задан мной! — но эти подкладные плечи, эти буфовые рукава, эти кожаные вставки на штанах — какая мощная портновская находка, какая бездна вкуса! А эти кружева, что скромно выглядывают из-за стоячего ворота — я поручился бы своей головой, что в это вышитое золотом произведение искусства вложены колоссальные средства! О, эти короткие пышные плащи! О, эти прекрасные плечевые пряжки, совсем не то, что простые булавки, скрепляющие ворот плаща через кольцо! О, эти великолепные плащи призваны к тому, чтобы не скрывать изящество камзола и пышность рукавов, и богатство пояса, и пенистый водопад кружев, выглядывающий из-за небрежно запахнутого камзола, а затем, чтобы демонстрировать его! Смотри, у них на верхней одежде нет пуговиц — он скрепляется лишь высоким поясом, который подчёркивает стройность талии! Мы выглядим с тобой, как два провинциала, явившиеся в стольный город, чтобы потешить публику своим потёртым видом!

Вся эта чепуха, произносимая столь благоговейно, рассмешила и рассердила Лёна — оказывается, подарок, преподнесённый Лавару Гранитэлью, уже не так хорош для оборванца, одетого ещё вчера в истлевшие лохмотья! Но, всё же Лён признал, что выглядят они вдвоём действительно несколько провинциально. Никто не угадал бы в молодом всаднике на безукоризненно прекрасном белом коне представителя могущественного Дивояра. Вот конь Лёна и вызывал у прохожих интерес — на него заглядывались и даже откровенно оценивали его стать, а всадник, сидящий на его спине, ловил лишь насмешливые взгляды. Лёна это забавляло, а Лавара приводило в недовольство.

— Ну всё, пошли пялиться! — пробормотал он, запахивая плотнее плащ. Оба товарища припустили дальше по улице, едва заметили, что на них обратили внимание богатые щеголи, выходящие из одного заведения под вывеской «Королевская охота».

Путешественники свернули в тихую уличку, где публика была попроще и победнее. Там они и обнаружили соблазнительное заведение, на котором было обозначено недвусмысленное название: БАНЯ.

— Ого! — сказал Лавар. — Это как раз по нам! У вас есть деньги, мой друг? Если нет — я знаю, что богатенькие дивоярцы иной ходят без кошельков, и все блага жизни им доставляет их волшебный дар, — то я предложу банщику в уплату это прекрасное меховое одеяло, которое так предусмотрительно захватил с собой. Что хотите, милый мой, а мне требуется основательная мойка, я так и чувствую хруст песка на своей спине.

Да, эта мысль была весьма недурна — Лён за всё время, что бывал на Селембрис, ни разу не посетил городскую баню. Да что там! Он и в деревенской ни разу не мылся — все эти цивилизованные блаженства ему заменяла какая-нибудь холодная лесная речка. Слава Дивояру, он хоть мыло мог сотворить! Ранее он после приключений на Селембрис возвращался в родную квартиру и мылся, как все люди в его урбанизированном мире, в обыкновенной ванне. Теперь же чудные мысли возникли в его голове, когда он смотрел на это кирпичное здание, разукрашенное по фасаду цветной мозаикой, заменяющей в данном случае рекламу: на картинках молодцеватые банщики почему-то непременно с усами взбивали пышную пену в высоких кадках в то время, как разнеженные клиенты терпеливо ждали их, лёжа на краю бассейна. А далее шли совсем уж обольстительные сюжеты: длинноволосые чувственные красавицы с пышными формами делали массаж распластанным по скамьям посетителям, причём, те и другие приятно улыбались, глядя с фасада здания на улицу.

Меж тем Ксиндара раскатал плотную скатку из мехового одеяла, предусмотрительно пристёнутого к седлу, и теперь потряхивал мех, стараясь придать ему пышный вид.

— Как думаешь, сколько можно выручить за него? — спрашивал он Лёна. — А то я не знаю здешней меры денег.

— Я тоже понятия не имею, — признался тот.

— Конечно! — фыркнул попутчик. — Ты же дивоярец, тебе деньги ни к чему!

— Ну вот что! Хватит издеваться надо мной! — рассердился Лён. — Дивоярец я или нет — не твоё дело! Не нравлюсь — ступай своей дорогой!

— Ба, ба! Что за вспышка? — удивился Лавар. — Ну, прости мне моё неуклюжее чувство юмора. Я вовсе не хотел!

— Ладно извиняться, — буркнул Лён, и в самом деле устыдясь своей несдержанности. Он заинтересовался своей сумкой, которая неожиданно потяжелела — никаких причин этому не было.

Едва открыв сумку, он ещё больше удивился — поверх уже известных ему вещей, скромно притулился весьма увесистый предмет, в котором легко узнавался плотно набитый кошелёк — замшевый мешочек с завязками, в каких в этом погрязшем в глубоком средневековье мире носят деньги! Первая же крупная золотая монета, извлечённая из кошелька, содержала сложный рисунок — с одной стороны герб, а с другой явно королевский профиль.

— Прошу прощения, Лён, — совсем уже искренно сказал Ксиндара, — если я когда в другой раз вздумаю подшучивать над дивоярцем, напомни мне про то, как ты нашёл меня. Однажды моя шутка привела к печальному исходу.

— Чего уж там, — пробормотал Лён, вспомнив, что так и не разузнал у нового попутчика: каким всё же образом тот очутился в столь плачевном положении.

Лавар уже двинул в обход здания бани — в широкие ворота, где тут же очутился в руках прислуги. Его вежливо спешили, лошадь тут же привязали к брусу, подсунув ей охапку сена. Вошедшего следом Лёна точно так же услужливо встретили, избавив от всех забот о лошади — лишь бы клиент не передумал. Здесь был прекрасный сервис и замечательная обстановка. Впервые за все годы Лён знакомился со внутренней жизнью обитателей волшебной страны. Ранее он только путешествовал, и дикие леса были ему ночной гостиницей, а поляны — столовой. Так что, теперь, благодаря более опытному в житейской правде Ксиндаре, он входил в быт страны, которая стала ему второй родиной.

Миновав ряды торговцев, предлагающих всякий товар, оба путника двинули за слугой, который провёл их во внутренние помещения. Им была предоставлена довольно просторная ниша с лавкой, где они сбросили свои верхние одежды и разулись. И далее проследовали в общий зал, где десятка два банщиков уже трудились над клиентами. Тут было в самом деле замечательно, даже лучше, чем обещала наружная реклама. Устроители этого заведения знали своё дело, и всё было к услугам клиентов. Перво-наперво усталых с дороги путников пригласили к большим бадьям с горячей водой — душистый пар так и поднимался над их краями, к которым вели небольшие лесенки в три ступени — так высока была бадья.

Горячая вода приняла в своё нутро уставших с дороги путников. В ней явно были какие-то травы, и тело благодарно отозвалось расслаблением. Так хорошо Лёну было лишь в той сказочной бане, которую однажды устроили им с Ратмиром прекрасные девицы в одном сказочном замке. Тогда Лёну не приходило в голову интересоваться: кто надумал ставить эту волшебную гостиницу в пустынном степном краю — тогда он был под влиянием личности неизвестного ему волшебника Румистэля. Теперь же всё живо интересовало его, благо, что Ксиндара, не в силах сдерживать свою естественную словоохотливость, так и сыпал комментариями.

— О! Вербена, лимонник, шиповник, липовый цвет! — блаженно бормотал он, нюхая воду и из ладоней поливая себе на лицо горячие струи с обильно плавающими лепестками. — Сначала надо хорошенько отмокнуть.

Лавар ушёл с головой под воду, оставив на полминуты лишь мелкие пузырьки, потом вынырнул и зафыркал.

— Чудесно, чудесно, — бормотал он, занятый исключительно лишь собственными ощущениями. — Лимонник расширяет поры, после чего кожа буквально начинает дышать. Липа залечивает всяческие мелкие трещины, которых мы обычно не замечаем на ступнях, локтях, коленях и ладонях. Шиповник делает кожу гладкой и белой, а лаванда надолго устраняет запах пота. А какая мягкая вода!

Глядя на него, Лён потешался, но всё же не признать явного искусства банщиков было бы неверно. Потом оба попали в опытные руки и испытали на себе действительно волшебные составы: ароматная жидкость, которой им мыли головы, едва напоминала земной шампунь, но действовала гораздо лучше. После её применения Лён почувствовал, как его оставила усталость. Несколько месяцев скитаний по дорогам и мирам Жребия оставили в нём след, который выражался затяжным напряжением в мышцах. Вот отчего настроение его так часто имело необъяснимую подавленность! Это была просто усталость! А потом ещё и эти мёртвые реальности аномальной зоны, куда его поначалу занесло! Теперь же он искренно блаженствовал под опытными руками банщиков — это вам не томная игра с лёгонькой мочалкой, которую затеяли прекрасные пери в степном дворце! Здесь мытье в бане было высшим искусством, и Лён оставил всякие насмешки, с которыми выслушивал высказывания свое спутника.

После отмочки в горячей воде, их попросили к лавкам — облицованным изразцами параллелепипедам, которые полукругом обступили большой бассейн, где блаженно плавали десятка полтора клиентов. Лён рассмотрел, что зал, в котором они принимали баню, был не единственным — высокие арки уходили вправо и влево, и оттуда в горячем пару слышались мокрые голоса и плеск воды.

Целиком уйдя в ощущения, Лён лишь блаженно закрыл глаза, принимая с благодарностью все заботы молчаливого банщика. Так, пройдя через все удовольствия городской бани, освежённые и разнеженные от блаженства, приятели оказались снова в раздевалке, где на лавке их ждали пропылённые одежды и пахнущая потом странствий обувь.

— Э… — с сожалением лишь обронил Лавар, натягивая на себя рубашку.

Лён оказался в гораздо худшем положение: если его спутник брезговал лишь вчера надетой рубашкой, то что сказать ему, который уже не первый день носит на себе эту провонявшую потом странствий одежду! Впервые Лёна до такой степени это задело. До сих пор он и не задумывался над такими вещами.

— Скажите, милый, — расслабленно обратился к прислуге Ксиндара, который успел выхватить из рук своего спутника золотую монету и теперь подавал её прислуге, словно достал её из собственного кошелька. — А где есть ли тут у вас приличный портной? Мы с моим другом, знаете, странствовали по свету и слегка пообносились.

Не обращая ни малейшего внимания на друга солидного господина, который в это время напяливал на себя старые обноски, банный служка алчно зажал в руке крупную монету. Судя по его реакции, сумма значительно превышала обычную здесь цену, и парень сомневался: понимают ли эти двое приезжих, что переплатили, откуда следует, что про сдачу следует умолчать? Вопрос был задан очень кстати, и служка весь так и расплылся в улыбке:

— А что желает господин? Вам для торгового предприятия или заказать торжественную форму для ремесленного цеха? Я знаю человека, который так перелицовывает старые плащи, что не отличишь от нового. А вашему слуге подштопают одёжку, почистят шляпу и подобьют набойки на каблуки.

— Нет, дорогой, — ласково ответил Ксиндара, никак не проявив, что понял издёвку. — Нам нужен настоящий портной, понимаешь?

— У каких одеваются богатые купцы? — уже без насмешки кивнул парень, увидев в руке у клиента блестящую новую монету. Откуда взял её Ксиндара — непонятно, потому что Лён не давал ему.

— Нет. Ты не понял, — уже совсем без смеха сказал клиент, и его голос приобрёл нешуточную твёрдость. — Нам нужна хорошая одежда — ясно?

— Да, я понял, — ответил парень, не сводя глаз с золотого. — Изволите отправиться сейчас?

— Немедленно, — со значением сказал Лавар Ксиндара. Так что, Лёну ничего более не оставалось, как следовать за своим новоприобретённым другом, который гораздо лучше него разбирался в деталях городской жизни — даром, что сотни лет стоял в камне!

Служка промолчал и не подал виду, что удивлён, когда не блестящий господин в чёрном вскочил на великолепного белого жеребца, а его неразговорчивый слуга в поношенной кожаной одежде. Парень повёл двух всадников по улице и вскоре доставил их действительно в то место, какое требовал Ксиндара. Не простая портновская лавка, а целый особняк, окружённый небольшим садом, встретил их, а из его дверей вышел пышно одетый молодой человек и направился к карете. С первого же взгляда стало ясно, что портной обслуживает только высшую элиту, поэтому, оставив у входа лошадей, два товарища направились по лестнице наверх.

— А лошадей-то наших не упрут? — тихо спросил у Лёна спутник.

— Пусть только попробуют, — пообещал тот.

Да, пусть кто-нибудь попробует спереть Сияра! Вот было бы интересно посмотреть, что с ним тогда будет!

Приём у портного — именно приём, словно два товарища побывали на аудиенции у короля — был недолгим, но очень плодотворным. Величественный человек с бледным вдохновенным лицом и острыми глазами, мгновенно понял, что от него ждут два этих небогато одетых человека. Он не стал спрашивать, как долго готовы ждать эти господа своих нарядов, а тут же выкатил к ним несколько стоек с новыми рубашками, и каждая из них была произведением портновского искусства. Он подобрал клиентам то, что им было нужно, и завернул в свёрток несколько сменных рубашек из тонкого батиста — для повседневной носки, шёлковых — для встречи с прекрасной дамой, атласных — для светского приёма.

Потом пошла очередь штанов и тут опытный в таких делах Ксиндара полностью завладел вниманием портного, а Лён лишь ходил за этими двумя следом, устав от множества названий материалов, отделки, швейных хитростей. Все штаны были хороши, все великолепны.

Когда два ценителя светской моды занялись поисками достойных камзолов, Лён без сил свалился в кресло, предоставив Ксиндаре отрываться по его запросам. И вот после придирчивых поисков, примерок, вопросов со стороны покупателя и комментариев со стороны портного, наконец, были избраны два достойных джентльменов камзолов — богато украшенных тонким золотым шитьём, со множеством искусных прошв, пышным руликом по подкладному плечу, зауженной талией и, конечно, согласно новой моде, без пуговиц — только безусловное портновское искусство, да широкий наборный пояс не позволяли своенравно распахиваться плотным полам. Сидел он действительно превосходно — на Ксиндаре, конечно, поскольку до Лёна, оказывается, дело ещё даже не дошло!

— Кончай всё это! — шепнул товарищу дивоярец. — Беру первое, что подойдёт мне!

— Ещё чего! — в негодовании ответил товарищ. — Я у тебя в долгу и намерен подобрать тебе то лучшее, в чём ты будешь смотреться так, словно являешься владельцем трёх тысяч акров наследственной земли и замком с десятью башнями!

И тут они в самом деле за него взялись, так что Лёну пришлось терпеть все комментарии своего нового знакомца и весьма сведущего в деле одевания молодых знатных кавалеров портного. Тот прямо наслаждался такими гостями.

— Вот этот прекрасный костюм цвета маренго гораздо больше подойдёт к твоим волосам, нежели тот светло-коричневый, в который ты был ранее одет, — вдохновенно вещал Ксиндара, — У тебя довольно необычный цвет волос, так что следует его подчеркнуть. А вот чёрный тебе совершенно не идёт — это вообще не твой цвет.

— Да? — обескуражено смутился Лён при виде той важности, с которой портной подтвердил заявление Ксиндары. Он-то до сих пор думал, что чёрный цвет ему идёт.

— Ни в коем случае! — солидно покачал пальцем специалист. — Чёрный цвет — не ваш!

— Но и этот розовый я не одену!

Эта пара снова засуетилась и снова углубилась в разноцветные волны камзолов. Немного порывшись, они добыли прекрасный, великолепный, чудесный костюм цвета тёмной бирюзы, отделанный изумительным по красоте галуном. Он был действительно шикарен, и к нему полагался короткий пышный плащ с откидным воротником — совершенно бесполезный в случае плохой погоды. Один край его крепился к плечу, второй щегольски проходил под правой рукой, чтобы не мешать свободе выпада, когда придётся драться на дуэли. К комплекту прилагалась широкополая шляпа с завернутыми полями и похожим на невесомое облако пером. Поданы были также и сапоги с изящными острыми носами, скошенными каблуками, украшенные пряжкой и множеством клёпок — как всё прочее, они были подлинным произведением искусства. Разряженный Ксиндара вошёл во вкус и вместе с хозяином этого великолепия углубился в соседнее помещение — выбирать аксессуары, без которых существование молодого светского повесы было просто невозможным. Их голоса звучали из открытого проёма и походили на вдохновенный дуэт.

Лён воспользовался передышкой и подошёл к зеркалу, где во весь рост отражалась его высокая фигура.

Да, мастер камзолов был прав: ему идёт цветное. Яркая синевато-зелёная ткань, отдающая мягким отливом в рассеянном свете и меняющая на изгибах цвет, придавала его лицу необыкновенную привлекательность, которую подчёркивали отмытые до блеска и заботливо уложенные банным парикмахером волосы. Раньше он считал себя бледно-рыжим, а теперь увидел, что цвет волос его действительно очень необычен — терракот с лёгким оттенком зари. Кожа лица давно лишилась детских веснушек — когда это произошло? Не в тот ли раз, когда Гранитэль устроила четверым друзьям сказочное приключение, в котором они сражались с гигантским железным пауком, а в награду получили полное богатырское вооружение — в тот раз они испили из волшебного источника. Да, принцесса сумела скрыть от своего рыцаря, что именно его она старалась незаметно подправить внешне. Теперь же из зеркала на Лёна смотрел взрослый молодой человек, вполне сформировавшийся, хоть ещё и излишне худощавый. Но, наверно, таким он и останется, подобно Магирусу Гонде, который для своего немалого возраста был очень подвижен и по-юношески худощав. Таким был и Лавар Ксиндара — стройным, гибким, чем вызывал у Лёна симпатию — в них было какое-то неуловимое родство, они были людьми одной породы. Несмотря на некоторую подчёркнутую внешнюю помпезность, его новый попутчик обладал живым, общительным характером и легко вписывался в жизненные повороты. Это было как раз то, чего недоставало характеру самого Лёна.