Кот, на встрече глав русских сообществ. Зачин. о. Победы, сообщество Стаса
Прежде чем начались наши основные«отчётные доклады» от глав-участников, учредителей и инициаторов этой Встречи-Конференции, все мы заинтересованно заслушали рассказ, а, по сути, и полноценный рапорт старшего военного представителя от сообщества Стаса. Он только-только недавно, перед самым нашим прибытием вернулся из военной командировки. Вот и доложил всем сразу. Дело-то там было общее.
Александр Борз , лейтенант командир группы зачистки Шакальего логова
— … Подошли мы к нему кучно, ухитрившись не потерять друг друга в ночной темноте, которая была практически полной, так как на неё очень кстати пришлось новолуние. С этим нам удачно повезло… Ещё в пути, переговариваясь при помощи скремблера, договорились с людьми Кота и представителями от группы Бориса, где каждому из нас занимать позиции. Примерную карту будущих действий, где там что, мы составили, со слов пленных. От неё и исходили. Ну и направления распределили кто что делает. Мы, группа с Победы, так как нас было больше всего, и автоматическим оружием были обеспечены более чем солидно, по сравнению со всеми этими союзниками, стали там основной военной силой атаки. У нас было: кроме АВС -ок, было три Томми-гана и пять ручных Дегтярей.
Высадились на надувнушках у самого пляжа, в его нижней, южной, сто пудово, как и оказалось чуть позже, жилой части бандитского притона. А сама Керчь на малом, практически неслышимом ходу, спряталась за приличной длинной скалой, что торчала из воды метрах в ста пятидесяти от побережья. Стоит только ей выставить нос, как в качестве огневой поддержки у нас будет спарка Максимов, подумал я в тот момент. Но, как оказалось — ошибся. Всё же карта и реальная местность всегда имеют отличия. Ну и противник в этот раз достался достаточно опытный…и трудный.
Мы, как вы понимаете, не просто высадились на песок, а максимально напрягая зрение, нашли три подходящие скопления крупных камней, что, как будто специально лежали по краям свободного от крупных скал, вражьего берега. Там и расположились двойки-пары в составе пулемётчика и снайпера, чтобы иметь хоть какую-то защиту от огня вероятного противника. Но не надеясь только лишь на них, за то время, что прошло с момента десантирования и вплоть до скорого уже рассвета, парни старательно зарылись в грунт, насколько им там позволила вода, мелкая галька, и, конечно же, время.
Оставшаяся четвёрка забралась в береговые скалы, найдя, как узнали уже после всего произошедшего за то длинное и кровавое утро, более или менее подходящие укрытия. Ну а я сам, так как считался на службе приличным стрелком… Не снайпером, нет. Просто стрелком с хорошим глазомером, быстрой реакцией, и совсем маленькой капелькой предвидения. Устроил себе на вершине скалы, за которой укрылась Керчь, на обратном её склоне, три основных позиции, и присмотрел штук шесть углублений покруче, годных под запасные. Как-никак, но высота… не скажу господствующая, но что-то вроде того.
Почему «так много», спрашиваете?
И зачем там, а не на само́м их берегу? На самом-то их острове наших стрелков вполне хватало и без меня, а вот тут… прямо перед всем пляжем… где самый лучший обзор… я надеялся быть королем. И, в конце концов, чуть было им не стал. Посмертно, да… Когда на гребне сосредоточило свой огонь одновременно три ручника от «местных». Но хоть до того как, одного упокоить успел, а второму пробил плечо.
Откуда они там взялись? А это те «ранние пташки», которые, как чуть рассвело, шли в море купаться. Ох и шустрые эти парни были, профессиональные наёмники, спецы зачистки и грязных операций, дикие гуси, как их называет весь мир.
Открыв огонь первым, я не только снял одного из противников, я одновременно с этим спровоцировал демаскировку своих позиций для основной массы этих бандитов- раздражителей.
Как мы узнали намного позже, уже в процессе перекрёстных допросов выживших после штурма пленных, от последних из них, троих человек с тяжёлыми ранениями. Которые прекрасно осознавали свое суровое «будущее», и не питали на этот счет никаких иллюзий, понимая, что без очень хорошей клиники им уже и не выжить. Что о возможном и, вероятно даже, и скором варианте прихода к ним группы зачистки они верно догадались ещё накануне. По их рассказу позавчера — когда несколько малых плит поставки из большого общего терминала пропали, и он, отчего-то, распался на отдельные сегменты индивидуальных плит, и полностью прекратил реагировать на внешние сигналы других наручных коммуникаторов. (Поднял руку и продемонстрировал свой… и так меня понимают, главы и управленцы, как никак, наше начальство, но так более понятно, о чем я.)
Это всё и дало им знать, что вся та группа, ушедшая с их Главой и командиром, неким Карлайлом, уже полностью мертва — об этом сигнализировали исчезнувшие части большого терминала. И само то, что и их главарь и организатор мёртв — дало точно знать невозможностью управления заказом другим человеком. Попробовали они было выбрать из своей среды общего старшего, но как-то не срослось с этим, не договорились, не смогли, каждый опасался всех остальных, да и не доверяли они друг другу никогда. Как-то так получились что все более-менее авторитетные из них отсутствовали или выбыли из строя ранее.
Единственное, до чего смогли твёрдо договориться — занять круговую оборону. Вот они к ней и подготовились. распределили сектора… Зачем? Чтобы подороже продать свои жизни. Хотя бы и так. Умирать-то никому не хочется, даже и им. Таким как они, отморозкам. Крыса, если загнать её в угол, тоже на что-то там надеется. Да они. в сущности, и есть те самые крысы… Снисхождение? Да за что? Никто их жалеть и давать второй шанс не будет… Скорее всего. Короче — они были в готовности. И так — все двое суток. Даже ночевали многие на своих оборудованных точках, в обнимку с оружием. А та парочка, что попалась мне, всю эту последнюю ночь развлекалась с рабами — шлюхами. За что и поплатились раньше всех.
О позициях дальше.
Бойцы Кота зашли с западной, чуть более высокой стороны, которая выходила в море обрывистыми скалами — но они как-то смогли найти в них кривые пути-дорожки, и взобраться наверх. Хоть и сделали они это на удивление так тихо, что за шумом ветерка это даже не заметила сидевшая чуть дальше и выше латышка -снайперша. Которая с началом штурмовки принесла им кучу бед, подстрелив, правда не смертельно, двоих, пока они ту не причесали из «пилы Гитлера».
А четвёрке представителей группы Бориса мы отвели, вроде как, самое безопасное направление — на восточном берегу, который спускался в воду двумя высокими, относительно, пиками с достаточно плоскими вершинами. Но именно там они оказались как на ладони у второй латышки, которая заранее скрывалась в крохотной пещерке на скалах с запада. Ну и пострадали от её огня больше всех — потеряв одного убитым и всех троих ранеными, но, не смотря на это, они всё равно сдержали отступающих в центральную часть острова недобитков из наёмников.
Но это рассказывать-то, так, кратко — просто. А штурмовать задолго до этого приготовленные ими позиции, с отрытыми по всем правилам лёжками и укрытиями, тем более замаскированными, да несколькими окопами в полный рост, в которых засели пара пулеметчиков… Честно, была ещё та «прелесть». Врагу не пожелаю!
— Александр, подробнее вот этот момент, можно осветить? — спросил у докладывавшего всем присутствующим на совещании Главам офицера Дед, представленный нам как наиболее опытный военспец Победы. — И сразу же поясните присутствующим, почему не вступил в перестрелку остальной экипаж Керчи? — как позже оказалось, этот вопрос прозвучал именно для того, чтобы он не появился у всех остальных. Особенно нас, гражданских, которых тут было большинство, включая и меня, и самого Стаса, как он мне признался чуть позже.
— Подробнее будет чуточку позже. Сейчас вот только основные эпизоды кратко опишу. А катер? Ну какой смысл его-то подвергать опасности? Он ведь не железный, а деревянный. Так что с расстояния тех трёх или четырёх сотен метров, что были от него до позиций противника, их, вражьи пулемёты шили бы корпус насквозь. Да и бойцы, что стояли бы у пулемётов на его юте — как два тополя на Плющихе, были открыты всем и вся. Вот если сделаем из этого выводы, и забронируем его листами титана, слоя в два или даже в три… Да врежем в палубу бронекапсулу, поворачивающуюся, с башенкой. Да хоть какой, сверху… Вот тогда с него и можно будет требовать подобных«подвигов». Ну и с у команды тоже… А до этого — он не более, как вооруженный транспортный катер. К тому же — небольшой.
— Так что, а разве деревянные катера для серьёзного боя не годятся? — поинтересовался и я.
— Даже просто железные, точнее — из стали, как мой разъездно́й, на котором я сюда пришла, Амур, — внезапно ответила глава соседей с севера, Оксана, — против обычного ДТ, который танковый, и с патроном 7,62×54, которыми ещё Мосинки стреляли, шьётся на пределе метров с пятисот-шестисот. А если его поймают в прицел поближе, то и насквозь пробивать будут.
— Для таких дел, — добавил её спутник, с массой мелких-мелких шрамов на всем лице, вроде бы, по имени Сергей, — стоит поднапрячься, и некоторые кораблики обшить упомянутым Александром титаном. Он и лёгкий. Очень, особенно по сравнению со сталью. И вязкий — тем более, если в несколько слоёв, и листы минимум в два, а вообще желательно, в три миллиметра. И пулемётные гнёзда из него сделать, продумав конструкцию и под палубой, и, тем более — над ней.
— Хорошо. Примем всё вами сказанное к сведению. Но это — для дел будущих. А мы в данный момент слушаем, как прошли дела нынешние, — ответил Дед, как старший. И возрастом среди всех, и военным опытом — что знали на тот немногие из нас присутствующих, продолжив, — и, Саша, я пристаю к тебе не потому, что мне так этого хочется. А чтобы гражданские, которых среди нас большинство, осознали, что такое война против правильно подготовившегося противника. Понимаешь?
— Ну раз так… Согласен. Подробность для общего понимания очень важна. Продолжу… Как только я попал в грудь первому, не став рисковать, и целится в голову, второй мгновенно бросился на землю, извернувшись как змея, выдернул из-за пояса сзади «плевалку» Ингрем, и открыл огонь по тому месту, где я был буквально пару секунд ранее. Добравшись до второй позиции, сделал всего один выстрел, поймав его там пулей практически случайно.
И уже в ответ на мой второй открыли огонь их пулемётные гнезда на берегу, и ещё один стал тревожить меня с небольшой высоты, явно укрывшись где-то в пещерке, или на каком-то ровном участке скалы. Выкрашивая камушки из гребня, что после этого летели в разные стороны, и не давая мне даже на малость приподнять голову. Пришлось практически ползком по сильно наклонной поверхности перебираться в самый его конец, чтобы снова принять участие в этом «огненном шоу».
Для моих бойцов, оборудовавших свои позиции невдалеке от моря, все они были недоступными. Но тут, почти в один момент, короткими очередями с востока ответили Котовцы, а с запада одновременно и парни Бориса, уже с высоты, и наш пулемёт, что расположился намного ниже. Все полностью били только ими — и мы, и «гуси», берегли патроны. Мы — потому что весь наш боезапас был принесён на себе. И, поэтому-то, был очень ограничен, в случае длительного огневого контакта. Ну, а вот почему те? Мы этого тогда не знали.
Очень неожиданно для нас, вдруг слаженно заработали вражеские снайперы из своих позиций на скалах. И, практически сразу, у нас пошли раненые, дававшие об этом знать вскриками или стонами, что не могли сдержать от боли. Откуда я это знал? Все личные радиостанции, и у нас, и у союзников, были с гарнитурами, и постоянно включены. А общую сеть для оперативной связи между собой мы настроили ещё по пути сюда — так что слышимость на таком коротком расстоянии была прекрасной.
Даже не успев сориентироваться после смены позиции, и внимательно рассмотреть — что же случилось за эти секунды на поле боя, как пришлось принимать быстрое решение. Один из наёмников, которого мы до сих пор даже не замечали в густых кустах, где он до того оборудовал себе позицию, чуть привстав, прицелился из своей винтовки по направлению к нашим пулеметчикам в скалах. И… Не выстелил из неё, а явно готовился пустить из подствольника гранату — очень уж знакомой была его стойка. Заорав в гарнитуру рации:
— Скалы, берегись — граната, — сделал попытку его снять… Но не попав с первого раза, вторично сделать выстрел уже не смог, просто не успел — меня прижали к камням частым, неприцельным, но очень беспокоящим огнем. И с этого момента схватка с «дикими гусями» разбилась для всех, и для нас, и для них, на одиночные, разрозненные эпизоды.
Те, кто занимал с ночи позиции почти у самого моря, уже поняли, за эти несколько десятков минут огневого контакта, что им там делать совершенно нечего, и сделали попытку сменить её. И пробраться как можно дальше вглубь передней части острова, чтобы иметь хоть какую-то возможность оттуда бить по врагу. И, практически сразу, трое из них поплатились за спешку — снайпер, что сидел на склоне с западной стороны, своего не упустил. Хорошо, что спешка в прицеливании сыграла с ним злую шутку — все его попадания пришлись в конечности. То есть — руки и ноги.
У одного это было бедро, но с внешней стороны — сквозное, но пуля, как позже сказали хирурги тут, уже дома, даже чиркнула по кости. Но не раздробила её. Второй отделался мягкими тканями чуть ниже колена, но вести огонь с одного места, после перевязки, он всё же мог. И третий… Вот ему досталось хорошо — попадание в руку чуть выше локтя, но не прямое, а рикошетом, что кость не раздробило, а только перебило. Но и этого ему вполне хватило — от болевого шока он мгновенно потерял сознание, и пролежал, после перевязки, в своем окопчике, все время до конца зачистки.
В это же самое время, как оказалось, уже раненый пулемётчик Кота, заметив краем глаза, откуда бил этот результативный вражеский стрелок, очередью просто превратил в фарш нижнюю часть его тела. И поймал пулю вторично. Но снова она прошла лишь краем, только пропоров одежду, и попортив шкурку. Но кровило его плечо солидно — бинты были мокрыми даже через полчаса. Как позже оказалось это был русскоязычный немец Георг. Парень он, конечно смелый и опытный, служил срочную в бундесовских егерях, был в нескольких командировках в горячие точки, Афганистан, Ирак… Но вот, уже здесь — и ему не повезло…
Это рассказывать всё происходящее там долго, а основной огневой контакт происходил две, максимум — три минуты. А потом разбился на схватку — догони, и не убежишь. Особенно, когда вмешались пятеро вражьих наёмников, которые заранее заняли очень удачное, практически не простреливаемое сверху, и невидимое снизу, место в густых кустах. Они начали разрозненно отступать в дальнюю, лесистую часть острова — чего мы, как вы все понимаете, уже не имели права допустить. Иначе их оттуда выкурить можно было только одним способом — всё там полностью сжечь. Но вот это, как оказалось впоследствии, мы все прекрасно понимали, сделать с зелёными деревьями, пальмами, да кустами — просто нереально. А в тот момент нам казалось, что они вот-вот уйдут, оставив нас с носом.
Но вдруг очнулась позиция на скалах запада, и прицельными одиночными выстрелами прижала отступающих к земле, заставив замереть и прекратить стрельбу. И почти одновременно с ними в перестрелку снова вступили Котовцы, теперь пытаясь выбить наземных пулемётчиков в их окопах. Выбить, или, хотя бы, ранить и обездвижить противника всё никак не удавалось, хотя к ним уже подключились бойцы и второго отряда соседей, тех, кто пришёл на парусном катамаране. Они зашли с тыла, обойдя за эти минуты боя с той стороны, где укрывались вначале, береговую скальную гряду прямо по воде. Поднялись чуть выше по её склону, и с четырёх стволов стали активно садить по их окопам сзади. Но всё было без особого толка, до тех пор, пока не включилась в дружную работу их снайпер, белоруска Люба, которая и смогла разглядеть причину неудач в свою оптику.
Да уж, это не дикие арабы, это настоящие профи . Гуси эти две свои позиции оборудовали по всем правилам дворовых понятий о фортификации — обложив их на высоту колена в несколько слоёв крупными камнями из гальки. Доведя толщину бруствера от тридцати, и местами, даже до пятидесяти сантиметров, и даже сделали над ними крыши, перекрыв толстыми ветками и сверху присыпав всё той же галькой. Но она смогла решить эту проблему практически сразу — выбивая самые верхние в стене. Конечно, и это понимали все, кто знал об этих попытках, сбить крупные из них было невозможно. Но вот своими попаданиями откалывать крошку, которая, что та шрапнель, летела во внутрь укрытий, и можно было, и нужно. И этот её оригинальный способ и принёс свои результаты очень быстро — вначале под слаженным огнем замолчал ближний, а через минутку-две и дальний. С конкретно посечёнными спинами, головами да руками взяли их ещё тёпленькими, и истекающими кровью.
А во время этой краткой паузы пятёрка спецов пошла на прорыв, уходя в свой тыл. Но кто же им это позволил? Связь у нас была налажена заранее и подкрепление не опоздало. Керчь высунулась носом из-за скалы, и подключилась к общему «веселью» своей баковой спаркой Максимов. Ожил наш Дегтярь на скале — и беглецы стали перемещаться быстрыми рывками, часто переходя на переползания. А вслед за ними бросились группы зачистки. Из наших целыми осталось пятеро, Котовцев Серёги с яхты Шатун четверо, и с катамарана трое — вот они все и бросились вдогонку, при поддержке трёх пулеметов. Что вели свой тревожащий и отсекающий огонь с верхних позиций. Первыми погибла пара, слаженно прикрывающая друг друга. Потом один из уходящих стал прикрывать второго, ввязался вначале в перестрелку с четвёркой догнавших его, а как только и у него, и у тех, закончились патроны — перешёл в рукопашную. Чуть не убив одного из противников, когда получил пулю в голову от его соседа. Ну и последний… Его догнали уже у самого моря, на той стороне острова.
Вот с такими результатами закончился этот, очень плохо спланированный и, тем более, подготовленный бой.
— Твой вывод? — спросил Дед.
— Мы все в этот раз прошли в буквальном смысле этого слова — по краю.
— Почему?
— Как выяснилось во время того допроса, этот отряд был сборным, как у нас говорят — «с бору по сосенке». Бо́льшая его часть, десять человек, были чистыми солдатами удачи, без специальных, профессиональных навыков. Из них один пропал у Маяка, и на базе о его судьбе ничего не знали. И ещё четверо попали в ловушку с самим Карлайлом. Оставшуюся их часть воспринимали, да и использовали, чисто в качестве обученного мяса. А вот остальная пятёрка… Двое — бывшие бойцы спецподразделения Франции, выброшенные ею со службы за то, что по ошибке запытали до смерти совсем не того из высшего эшелона власти. И им это не спустили — попытавшись задержать, но получили то… Что получили в итоге… Итальянец — его историю те, кто остался в живых, не знали. Но бойцом он был от бога — пока наши с ним справились, он четверым дал просраться от души. Пока и сам не нарвался на пулю со стороны.
Немец. Признанный командир отряда. Тёмная, идеально тёмная лошадка он был для всех. Умело уходя от нашего обстрела, практически добрался до противоположного берега, где у них стоял под парами катер для аварийного спасения. Но был уже почти у него перерезанный очередями из двух Томми-ганов.
И последний. Пятый. Швед Густав — имя это его, или позывной, спросить уже не у кого. Пулемётчик, что занимал позицию на практически вертикальной скале, найдя там пещерку. Неизвестно когда и непонятно как. Но та пещерка была с секретом — она имела выход к морю, но такой узкий, что ему, отнюдь не Геркулесовского телосложения, пришлось срочно раздеваться в той тесноте наголо, одновременно отстреливаясь от нас.
Но он не успел — к этому моменту нашли ту винтовку с подствольником, и два последних ВОГ -а, запустив их навесом один за другим в его нишу. Что из этого вышло — думаю, рассказывать не стоит. Главное то, что его пулемёт остался идеально цел — швед, увидев летящую гранату, попытался быстро соскользнуть вниз, застрял, наверное, на пару мигов, и поймал её метрах в пяти ниже своей последней позиции. Его там, наверняка, сразу контузило, и покромсало. А уже вторая добила полностью. И нет. Не беспокойтесь, он не оживет. Труп мы потом вытянули на веревке, и пулей проконтролировали смерть.
И ведь даже снайперами тут были латышки, подруги ещё с той мирной жизни, и жуткие соперницы в спорте — они обе были в своё время биатлонистками в одной команде, но с хорошими шансами выбиться в олимпийскую сборную. Но только одной из них. Там, дома, их «война» за место дошла до крайности, и они вполне успешно прохлопали восход новой звёздочки, которая их мгновенно обошла, как стоячих. И пришлось неудачницам в спорте сменить свое амплуа. Но у наёмников им повезло намного больше — за те пять лет, что они провели в команде, каждая записала себе не по одной сотне жирных целей. Что всегда отлично оценивалось в деньгах. И нам очень повезло, что их так быстро отправили в ад.
— Твое мнение обо всём этом?
— Его я сложил ещё во время тех допросов, и осмотров всего поля боя. И мой вывод однозначный: до тех пор, пока мы не подготовим, каждое из наших сообществ, минимум по отделению настоящих бойцов, а не будем рисковать, честно говоря, мало обученным ополчением, встревать в подобные аферы смерти подобно. И смерти именно наших товарищей, знакомых по дому, друзей, в конце концов. Мне самому, хотя и опыт есть, и знания некоторые присутствуют, досталось как сидоровой козе, когда я по дну мелководного проливчика бегом перебрался на большую землю. Так это еще нужно учитывать, что нас было в три раза больше — и то, с каким результатом в итоге всё это закончилось. Нет. Ответственно заявляю, что к операциям на земле противника, такого противника, мы всё ещё не готовы.
— Что с людьми?
— У нас — раненых пятеро, из них трое хоть и не тяжёлые, все по чуть-чуть двигаться могут, но серьёзно. Пара лёгких, но и их уложили на время в палату — это те, кому прилетел ВОГ и посёк плечи и спину осколками.
— То есть, из твоего отделения целыми остались только пятеро?
— Ну да.
— А о себе что промолчал? Геройствуешь всё, победитель?
— Командиру, если он не лежит пластом на носилках, показывать своё состояние бойцам нельзя.
— Так что с тобой случилось? — всё не отстаёт Дед.
— Вот узнаю, кто сдал… устрою… По ребрам зацепило касательным, и всё.
— «Всё»? Понимаю. Но на это твое «всё» потратили пять перевязочных пакетов, пока остановили кровь. После совещания марш к Ивану — пусть разбирается, и штопает.
— Есть идти к хирургам! — выдал тот в ответ.
— А у остальных союзников как всё обошлось?
— Двухсотый только один, в группе Бориса — их так все называли. Остальные из них — ранения разной тяжести, но лежачий из них только один, европеец. Все остальные передвигались сами. В отряде Кота действовали два отделения, что пришли туда на яхте Шатун и на катамаране Флагман. И у первых, и у вторых, было также, как и у нас — пополам раненые и целые.
— Это что значит? Сыграть против дюжины противников, и в итоге получить одного убитым, и больше половины, считая тебя, ранеными?
— Точно так. Но нужно учесть, что у нас один тяжёлый из лежачих, с перебитой костью — и он выпал из активной жизни минимум на месяц. Так что, по итогам, на всех — двое тяжелых, у нас и у Шатуновцев. Семь лежачих, и также семь, на всех, условно «лёгких». Итог, в общем, неплохой, но эт о по меркам Земли, но не в наших здешних условиях. Тут ещё нужно что считать — на нас всех было девять пулеметов, что в итоге, и позволило огнём задавить противника.
— Вы точно были уверенны, что на Шакальем зачистили всю группу?
— Практически стопроцентно. Зная общее их количество, посчитать это не трудно. Рассказы ранее взятых в плен, подсчёт и контроль останков…
— А вдруг одного-двух не было там?
— Ну на нет и есть нет. На раздельных допросах все трое сказали одно и тоже — их, в общем, поначалу там было четырнадцать мужчин, и три снайперши, то есть семнадцать. Ещё одну шатуновцы положили ранее у какого-то Маяка. А если и был ещё кто-то во вне, то с ними, или ими, контакты поддерживал сам Шакал Карлайл. А у него уже ничего не спросишь. Прежняя глава сообщества Бориса — Анна его лично упокоила. Его и всех, кто с ним был.
— А почему — Шакал?
— Ну у него среди гусей такой позывной был. Не престижный для них.
— Кто-то посторонний на том острове был?
— Ещё бы! Была просто прислуга, были секс-служанки, и пара парней, с сломленной волей. Но там всё совсем неоднозначно — то ли их и правда сломали, притом грубо, судя по следам многочисленных побоев. То ли те так хорошо притворяются, симулируя полную покорность. Служки — две тайки, вроде как, молоденькие, но наш язык они не понимают, а мы не разбираем их лопотание. Они, судя по тому, что одна крутилась чисто на кухне, а вторая и ей помогала, и у ручья вертелась, стирая какие-то вещи, только этим и занимались. А вот секс-обслуга… была там с изюминкой… зацветшей такой, прямо ужас.
— Что там тебе в них так не понравилось? Или наоборот? Понравилось?
— Чур на вас, Фёдорович, чур! — чуть ли не замахал тот руками, немного дёрнулся, перекосился в одну сторону и по лицу промелькнула гримаса с трудом скрываемой боли, — я до такой степени распущенности ещё не дошел. И, скорее всего, уже и не дойду. У нас тут и нормальных девчат хватает. К чему с оторвами связываться?
— Так что там с ними такого? Или это секрет такой?
— Да какой там секрет? Если все в десанте их видели неглиже? «Переделки» они, все четыре. Не понимаете? Вижу это по лицам. Результат вмешательства тайских мастеров по созданию профессиональных работниц секс-индустрии. ЛедиБои они все. Да-да. Молодые парни с сиськами, хорошего такого размерчика, и шикарными девичьими фигурками да лицами.
— Ну нихрена себе! — с некоторым запозданием, не все одинаково, но основная масса присутствующих выразила свое мнение именно в таком смысле.
— И вот теперь вопрос — а как к ним обращаться? Не знаете? Вот и мы не сообразили. Она? Вроде бы нельзя, ведь в основании там были взяты дети — мальчики. Он? Тоже не в масть, так обращаться к носящим груди четвертого и пятого размера. Оно? Обидно будет.
— То есть, как это? «Дети — мальчики»?
— Ну мы с ними пообщались, когда те поняли, что мы — это не они. А точнее, мы не канувшие в небытие наёмники — насильники. И не те мастера, или, даже, их наследники, которые превратили больше десятка лет назад восьми-девяти летних мальчиков прелестников в то, чем они являются сейчас. И, после того, как оделись в выделенные камки — так как там ничего другого просто не было, достаточно кратко рассказали свои истории. Вначале — как сюда, в этот Эксперимент, попали. А уже потом — что же произошло в те далекие времена, после чего они и стали такими.
— Не растягивая все, кратко, очень — сможешь?
— Без разговоров. Попала эта четвёрка при старте проекта не туда, на сам Шакалий, а на четыре других участка местных земель, каждая — не могу, чисто морально, называть он или оно того, кого я видел — по одиночке. Кто в первый день, а кто и в последующие. Их напарниками оказывались или простые люди, как было в трёх случаях из четырех, или, в самом последнем, туда на третий день пришёл тот швед, Густав. Любитель всяких извращений и особенно мальчиков. Вот ему и досталась тайка.
— А кем они все были при рождении?
— Тайец, итальянец, два француза — вот им там не повезло больше всего, и проданный руководством детского дома маленький, всего девятилетний, сирота — отказник из самого Киева.
— Даже русский туда попал? Ну эта мафия на Земле и крутит людьми. А почему ты сказал, что французским детям не повезло?
— Если тайца и украинца с самого начала просто приучили к сексу в одно неназываемое в приличном обществе место. И кормили все эти годы спец-гормоналкой, что позволило вырасти груди, полностью пропасть всей растительности на теле, ну кроме головы. И они же изменили голоса — придав женские, молодые, обертоны. То вот с теми провели намного более углубленные изменения, в том числе и хирургические — вживив из чего-то там, они и сами не знают всего, из-за малолетства во время происходившего, женские органы.
— Твари, — вырвалось одновременно у троих — Маши, Оксаны, и Ирги, и закончилось, по очереди, разным, — какие же твари… сволочи… ублюдки…
— Ну вот так… Вы же все хотели более полных данных об освобожденных. Не говорите, что я не предупреждал…
— И что ты с ними решил?
— Ну? Котовцы просто не знали, что с таким «пополнением» делать. Там их старшо́й Сергей, как он сказал про себя бывший гопник, крайне негативно ко всему такому относится… Зашквар, как он сказал. Посланцы от острова Анны, сообщества под руководством Бориса, как мне вот только что подсказали, извинились, но и они брать их к себе отказались наотрез. Не бросать же было восемь живых человеков? Вижу — что все согласны со мной. Вот мы их и привезли сюда.
— А в качестве гарнизона Шакальего не думал оставить?
— Кем? Они же ни к чему другому просто не приспособлены — тем более попали в ту клоаку детьми, и по их словам, всё обучение за эти годы заключалось только в одном. Языки. Тут все четверо почти что полиглоты — знают на отличном уровне минимум четыре самых распространённых, и на трёх-семи могут уверенно общаться. Общие знания? На уровне восьмого класса средней школы — чтобы в беседе до того как не выглядели полными дурами. Основы этикета, в понятии Таиландских кругов общения их уровня. Ну приготовить кофе, коктейль, или бутерброд — ничего более ни одна из четверых не умеет. Ах, да! Хоть они и принадлежали самым разным группировкам по предоставлению подобных услуг, всех обучали методам и способам — как отбиться, если вдруг попадет в неприятности, а рядом не будет охраны, что предоставляет «семья» работодателей. Так какая из них была бы польза на острове с таким… нехорошим… плохой славой? Правильно. Никакой.
— А какой у них? Всех их — кого освободили? Возраст? Хоть примерно? И как вы со всеми ими общались? На каком языке?
— Разговаривал в основном я один. И Котовцы, и тем более Борисовы, увидев этих, дефилирующих в голом виде красоток, с хозяйствами, явно лишними для женского пола. После их освобождения из пещеры, где все те содержались, просто отказались с ними общаться, и решать их судьбу. А на каком? На русском, естественно. Там, как оказалось в разговоре, это очень распространенный язык среди посетителей мест спец-услуг. Возраст? У таек из хозобслуги он одинаков — чуть старше восемнадцати. Обоим парням немного больше — двадцать два и двадцать три. «Герла́м» — от девятнадцати итальянке, по двадцать француженкам, и чуть больше, всего на полгода, двадцать с половиной, украинке.
— Ну всё, завязываем с этими… неприятными обсуждениями, — не выдержал уже Стас, — всё с этими… будем решать уже в обычно, в рабочем порядке. Что там происходило дальше?
— Дальше? Вначале перевязали всех наших раненых. Потом переправили самых серьёзных на их суда. И занялись сбором трофеев. Местные раздели гусей до гола, и с неподдельной радостью на своих лицах сбрасывали всё то, что от них оставалось, с высокого берега акулам на прикорм. Нашей задачей было собрать всё оружие и боеприпасы — чем мы и занялись. Был найден склад, в котором, по словам допрашиваемых, они и нашли основную массу своего вооружения. И там нам досталась ещё одна, очень интересная находка. Увидев которую, все полностью поняли — если бы она, и все то, что было в ней внутри, было снаряжённым, ни один из нас не выжил.
Что же именно? Гусеничная танкетка, или про неё можно сказать просто — тягач, у которой на прицепе была транспортная четырёхколёсная тележка, с надетыми на них резиново-металлическими гусеницами. И с шикарным грузом на площадке. А за ней шла ещё одна, практически такого же типа, только со смонтированной внутри малокалиберной артустановкой. На площадке мы нашли, упакованными во всякую разную ткань, три крупняка. Что это были за пулеметы, никто из нас не признал — все сказали практически только одно:
— Это не современные, а старые. Как бы не времен ещё той, прошлой войны.
Ни к ним, ни к той пушечке, не было ни единого патрона или снаряда. Так что нам здорово повезло, что они отсутствовали во время боя. Их мы уже поделили, правда не спросясь у руководства, но решили чуть проявить свою волю. Два, примерно одного калибра, взяли себе экипажи и Шатуна, и Флагмана — заявив, что сделают их палубными, так называемой длинной рукой, решив не рисковать в ухудшающейся обстановке в регионе. А тот, что погабаритнее да тяжеле́е — достался нам. Капитан Керчи сразу его забрал, и сказал, что в условиях Базы ему гарантировано его установят на баке, а на ют перенесут Максов. Что делать с той пушечкой — мы сами решить не смогли, и оставили это дело на ваш суд, зная, что я приду уже к началу совещания. Тем более, мы её с тягачом и тележкой всё равно вывезти не смогли, и бросили там, забрав только затвор и прицельные приспособы.
Из личного оружия наёмников было найдено всё. Ну или, практически всё. Две снайперки, ну что это именно они — и так было понятно, ведь их и нашли на позициях латышек. Две М-16, одна из них с подствольником, и их более короткие версии — М-4, амерские десятизарядные Гаранты, их было всего три. Один современный чешский пепешник Ингрем, и ещё пять другого типа, чуть смахивающие на фрицевские шмайсеры, но не они. И дюжина разных и пистолетов, и револьверов. А, да! Ещё три пулемета. Все разные. У шведа был финский Лахти — я такой совсем недавно видел в музее оружия, и запомнил. На позициях стояли — у одного Льюи с, а у второго Браунинг винтовочного калибра. Вот этих опознали уже многие.
Боезапаса практически не осталось. Как мы узнали у пленных, Шакал очень сильно обрезал поставки, боясь бунта в банде. Что ещё? После того, как последние гуси отдали душу дьяволу, проговорились тайки из хозобслуги что там, на острове, за три недели наемники запытали и убили минимум десяток-полтора пойманного ими мирняка. И понимая, что вместо погибших на следующий день должны прийти заместители, с общего согласия оставили там по четыре бойца от нас, и от Кота — сборная с двух экипажей. Там же остался наш надувной тузик, и местный катер — будет на чём им завтра обходить окрестности, и собирать к себе новичков. Вот, вроде бы, и всё.
— Признаю, ошибок с нашей стороны в планировании операции зачистки оказалось непозволительно много, — выслушав всё, начал свою накачку Дед, — цена этого вполне могла быть критической, если бы не жадность плюс страх у Карлайла. Но, что сделано, то уже сделано. С трофеями оттуда окончательно разберёмся после совещания — я ведь правильно понял, что все они на борту Керчи? Вдруг, повторяю — вдруг придётся проводить подобное вторично, без всесторонней разведки ввязываться в подобное я, как минимум, не рекомендую. А как максимум — вообще запрещу.
Среди присутствующих начался тихий-тихий шум, и послышались перешёптывания, мол, кто он таков, чтобы нам запрещать что-то? Но незнающих сути быстро обломали с двух сторон — Маша от Победовцев, и как ни удивительно, от Независемцев Сергей, что всего парой слов весьма авторитетно успокоил и свою Главу, и её спутницу.
— Да. Вы не ослышались. Запрещу! Рисковать с таким трудом собранными людьми? Своими людьми? И ради чего? Ради простой ликвидации центра возможных провокаций? Проще было отобрать у них все лодки и катера, и пусть выживают с тем, что было. Учитывая то, что поставки прекратились, они б долго там не продержались. А так? Мы элементарно могли потерять три десятка своих лучших людей. И их суда. А гуси расползлись бы по ближним и дальним окраинам, и набрав себе новое пушечное мясо, кошмарили всех в десятки раз сильнее…
Мои в сём бурном споре за раздел трофейного оружия совсем не участвовали, просто промолчали. Не их это дело, правильно. Да и я сам, узнав, что всё, что только можно из остро нужного и полезного наши там на Шакальем уже и сами себе отмели, тоже не вмешивался. Зачем? Будет ещё какой-то передел по итогам, получим, так или иначе, ещё что-то — хорошо, нет, так нет. Гораздо больше волновался о другом — как там всё прошло у Имира по их зачистке от мексиканских бандитов…