Кости Земли

5 С ОСТРОВА НА ОСТРОВ

Здание университета, штат Мэриленд: кайнозойская эра, четвертичный период, эпоха голоцена, современный век. 2034 год н. э.

Ричард Лейстер вернулся из триаса загорелым, обветренным и ужасно расстроенным. По дороге в университет Мэриленда он бесстрастно смотрел на поток машин и, только когда водитель уже заруливал на территорию, спросил:

– Вы когда-нибудь замечали, сколько лимузинов с затененными стеклами ездит по округу Колумбия?

– Послы из Центральной Африки. Министры, спешащие на совещания. Журналисты с манией величия, – небрежно ответила Молли Герхард, предупреждая следующие вопросы: «Сколько путешественников во времени шатается кругом? Откуда они? Зачем приехали?» Спрашивать об этом не было смысла. Гриффин все равно бы не ответил, а если долго думать на подобные темы, начинается нечто, очень похожее на паранойю. Молли сама прошла через это.

Чтобы отвлечь своего спутника, она сказала:

– Вы смотрите из окна так, будто современный мир вас пугает. Тяжело привыкнуть?

– Я забыл, как грязно здесь бывает летом. И лужи. Они везде. Вода лежит на земле и не впитывается. Как-то неестественно.

– Только что прошла гроза.

– Континентальные пустыни Пангеи[21] – самые суровые, иссушенные земли, какие только можно себе представить. Саговники там адаптировались к подобным условиям, на них нет листьев. Черные, будто кожаные стволы, торчат то тут, то там, а вокруг только скалы да красный песок. Больше ничего. Однако время от времени грозовые тучи умудряются добраться и туда. Ливень обрушивается на песок и промывает в нем глубокие протоки. Он заканчивается так же внезапно, как и начался, и в тот же миг пустыня возрождается. Я чуть не сказал: «расцветает», но это, конечно, не так. Цветущие растения еще не появились. Саговники выпускают листья, появляются пустынные папоротники – эфемерные растения, не сравнимые ни с какими из современных. Воздух наполняется целурозаврами.

– Это кто же такие?

– Примитивные животные, ребра у них торчат так, чтобы сверху натягивались складки кожи. Они залезают на верхушки деревьев и прыгают оттуда – маленькие жесткокрылые планеры. Их тучи, как комаров или мошек! Из-под земли тоже выползают животные – твердоклювые, с ладонь величиной. Они весело резвятся в озерцах шириной в милю и глубиной в дюйм. Их так много, что они взбивают воду в пену. А есть создания с головой, похожей на деревянный обрубок, – еще не черепахи, но уже что-то похожее, с панцирем и своим, только им присущим, неуклюжим шармом. Это день карнавалов и ярких красок, музыки и веселья, кругом все растет, летает, бросает в землю семена и откладывает яйца. И вдруг все заканчивается. Так же внезапно, как и началось, и вы можете поклясться, что по эту сторону горизонта нет и не было никакой жизни. Вот такая ни с чем не сравнимая красота.

– Здорово.

– Больше, чем здорово. И меня выдернули оттуда, чтобы... – Лейстер запнулся. – Простите, вы лично, наверное, ни в чем не виноваты. Вы – просто одна из подручных Гриффина. Что там с моим расписанием?

Заехав на стоянку, водитель выключил мотор и обошел лимузин кругом, чтобы открыть Лейстеру дверь. Перед ними, за рядами низеньких кустов, высилось невыразительное кирпичное здание. Не считая сохранившихся кое-где остатков старинного Сельскохозяйственного колледжа, все постройки университета относились к шестидесятым годам двадцатого века. Пока они шли через территорию, Молли открыла ноутбук и просмотрела расписание.

– Первым делом Лейстер должен был отправиться на неформальную встречу с лучшими выпускниками третьего поколения. Затем следовало чаепитие с главой министерства геологии, после которого он выступал перед группой рекрутов из поколения-два.

– В обеих группах одни новички, – проинформировала Молли. – Молодые люди второго поколения прибыли из недалекого прошлого, третьего – наоборот, из ближайшего будущего. Никто из них еще не бывал в мезозое, поэтому все очень взволнованы. Да, кстати, ни одна из групп не должна знать о существовании другой.

– А почему, во имя всего святого, вы запланировали две группы на одно и то же время?

Молли пожала плечами.

– Наверное, только на это время мы арендовали здание университета. А может, сделали так просто потому, что некогда мы уже это сделали. Значительная часть системы зиждется на предопределении.

Лейстер тихо зарычал.

– Все, что нужно сделать, – это просто пообщаться с ребятами. Ларри, ваш шофер, все время будет рядом и проследит, чтобы кто-нибудь не сболтнул лишнего. Я надеюсь, вы найдете третье поколение весьма забавным. Они первые среди рекрутированных, кто чуть ли не с рождения знал о путешествиях во времени. Эти дети росли, наблюдая за титанозаврами по телевизору и разглядывая цератопсов в зоопарках.

– Понятно.

Новички из группы третьего поколения заполнили комнату для студентов и расположились на диванах или просто на полу, скрестив ноги. Их взоры были прикованы к стоящему посреди комнаты телевизору. В углу, удерживаемый небольшой цепочкой возле куска бревна, сидел живой археоптерикс.

Лейстер затормозил на пороге:

– И они собираются стать палеонтологами, специализирующимися на позвоночных?

– А вы чего ожидали? Они ведь как-никак из 2040-х.

– Что они смотрят?

– Вас что, никто не предупредил? Ведь сегодня 17 июля 2034 года!

Если и существовал палеонтологический День Независимости, он состоялся именно тогда. В этот день Сэлли собрала пресс-конференцию и объявила – как будто бы она имела на это право, – что путешествия во времени возможны. С этих пор палеонтологи получили право публиковать работы, выступать во всеуслышание, демонстрировать отснятые кадры, подписывать контракты с продюсерами, организовывать сборы средств, становиться медиазвездами. С этого момента сухая и несколько скучноватая наука, воспринимавшаяся на одном уровне с коллекционированием марок, шагнула в Голливуд.

Прежде чем Лейстер переварил новости, двое молодых людей заметили вошедших и поспешили навстречу ученому. Вскоре Ричард утонул в толпе желающих пожать ему руку. Молли отошла и начала знакомиться с новичками.

– Привет. Я – племянница Дика Лейстера Молли Герхард.

– Я – Тамара. А это – Калигула.

Девушка достала из бумажного пакета дохлую крысу и повертела ее перед археоптериксом. Маленькое чудовище с криком потянулось к угощению.

– Вы в нашей дружной команде?

– Нет, к несчастью, у меня нет специального образования. Конечно, иногда я хочу поработать с вами, ребята. Может, когда-нибудь и выйдет.

– Да уж наверняка выйдет – с таким-то дядюшкой! Эй, Джамал! Поздоровайся с племянницей Лейстера.

Джамал сидел на жестком стуле, аккуратно вытянув сломанную ногу.

– Приветствую племянницу Лейстера!

Он наклонился вперед, протянув Молли руку. Стул опасно покачнулся, тут же остановленный толчком поврежденной ноги. Парень ухмыльнулся наполовину смущенно, наполовину хитро.

– Значит, этот человек в дурацкой одежде и есть Лейстер? Интересно.

– Джамал получил диплом магистра по маркетингу в области палеонтологии. Мы называем этот предмет дино-маркетингом.

– А что, на палеонтологии можно делать большие деньги? – удивилась Молли.

– Еще бы! Предположим, у вас есть совершенно новый вид – какой-нибудь крутой зверь, назовем его, к примеру, Европейский Хищник. Вы имеете три возможности на нем заработать. Первая – это имя. Euroraptor westinhousei дает скромный, но постоянный приток денег. Exxonraptor europensis принесет уже целую гору баксов. Затем – авторское право на внешний вид, включающее производство фильмов, книг и маленьких пластиковых игрушек. И последняя возможность, наиболее ценная: публичное внимание к вашему чудищу. Ажиотажный интерес, который может быть использован для того, чтобы ненавязчиво втереть наивной публике имя вашего спонсора. Однако все надо делать быстро. Выбрасывать на рынок целый пакет возможностей одновременно, пока вокруг и моргнуть не успели. Внимание публики – вещь капризная.

– Джамал хочет стать миллиардером, – усмехнулась Тамара.

– Спорим, я им стану? Ты еще увидишь!

– Кого еще ты можешь мне представить? – спросила Молли Тамару.

– Я не всех знаю. Вон Мануэль, вот Сильвия. Тот высокий – Нильс. Джиллиан Харроусмит. Лай-Цзу. В углу – Робо Бой.

– Робо Бой?

– Раймонд Бойз. Если бы вы его знали, вы бы поняли. За нами Джейсон. Эллис...

– Тс-с! – зашипел на них Джамал. – Начинается!

Вокруг все зашикали, в телевизоре камеры сфокусировались на пустом вестибюле здания «Нэшнл джиогрэфик». Молли Герхард слышала, что Сэлли выбрала именно его благодаря знакомству с одним из администраторов, который любезно согласился предоставить ей помещение. Нечего и говорить, что она не сообщила ему, какую пресс-конференцию собирается устроить. Диктор что-то произносил, но в комнате по-прежнему слишком шумели, и его не было слышно.

– Вот она! – крикнул кто-то.

– Господи, я действительно в прошлом!

– Заткнись, дай послушать!

Появление Сэлли встретили криками и свистом. По мнению Молли, она оделась слишком вызывающе и напоминала пародию на саму себя: охотничья куртка поверх белой рубашки, австралийская шляпа сидит на голове под немыслимым углом. Но на экране это выглядело неплохо. Сэлли несла задрапированную тканью проволочную клетку.

– Смотрите, как она жутко накрашена!

– Нормально! Тогда так было модно!

– Сделайте же погромче!

Кто-то нажал на пульт, и голос Сэлли наполнил комнату: «... за то, что вы пришли сюда. Я счастлива сообщить вам об огромном научном прорыве».

Волнующий момент приближался. Улыбаясь, Гертруда Сэлли наклонилась, чтобы сдернуть покрывало с клетки, и тут одна из девочек вскрикнула:

– Бог ты мой! Она носит лифчик с вставками!

– Правда, что ли? Быть не может!

– Да точно! Уж я-то в этом разбираюсь!

«... но сначала я хочу представить вам моего необычного спутника. Он родился сто пятьдесят миллионов лет назад, но все еще очень мал».

Театральным жестом Сэлли стянула с клетки ткань.

Студенты радостно взвыли.

Маленький аллозавр, смущенно моргая, глядел в камеру большими зелеными глазами. В силу юного возраста его мордочка была слишком короткой, но когда детеныш открыл рот, показался ряд острейших зубов – зубов хищника, безжалостного убийцы. Все тело аллозавра, за исключением морды и челюстей, покрывали мягкие белые перья.

Зрелище завораживало. На какое-то мгновение оно сумело отвлечь даже Молли.

Но она быстро вспомнила, для чего тут находится, и обвела комнату взглядом. Ее интересовали отношения между студентами: кто рядом с кем сидит, где обнимаются парочки, кто предпочитает гордое одиночество. Все могло пригодиться в дальнейшем. Представители поколения-три были самой удобной группой для вербовки «крота». Эти ребята попали сюда из периода, когда информация о ведущихся в мезозое исследованиях уже общедоступна, но все-таки достаточно нова, чтобы шокировать радикальных фундаменталистов. Молли, конечно, не верила в то, что сможет так быстро раскрыть загадку. Она просто наблюдала настоящее. И, кроме того, любая замеченная мелочь может оказаться полезной.

С экрана доносилось: «Нет, только мезозой. Не ближе. И не дальше, нет».

Молли обратила внимание на Лейстера. Он сидел на краешке стула, нахмурившись, подавшись вперед, и, не мигая, смотрел на Сэлли. Один из коллег тронул его за руку, Лейстер лишь раздраженно отмахнулся, ему было не до разговоров.

«Я не знаю почему. Вам придется проконсультироваться у специалистов. Я всего лишь динодевочка».

Взрывы смеха и аплодисменты.

Внезапно запищал телефон. Молли вышла в холл, чтобы поговорить. Звонил Том Наварро.

– Я в Калифорнии с Эми Чо, – сказал он. – Займи конференц-холл, у нас сенсация – перебежчик с ранчо «Святой Спаситель».

– Ничего себе! Но я не могу уйти прямо сейчас – это будет слишком заметно и вызовет ненужные разговоры. Вы можете помариновать его полчасика?

– Без проблем. Даже к лучшему – он дозреет, и его окажется легче расколоть.

Молли скользнула назад в комнату и обнаружила, что репортаж с пресс-конференции закончился. Студенты переваривали свои впечатления.

– Она очень неглупа, – сказал тощий и длинный Нильс, сидящий рядом с Мануэлем и Кати, хотя Молли показалось, что он испытывает симпатию к Тамаре, хозяйке Калигулы.

– Если эта Сэлли такая умная, почему она не запатентовала авторское право на детеныша? Плюшевые аллозавры с острыми пластиковыми зубами и синтетическими перьями. Страшно подумать, сколько она могла бы на них заработать!

– У меня была такая кукла в детстве.

– По-моему, она не натуральная блондинка.

– Если верить книге Каванага – натуральная.

Тамара достала очередную крысу для своего питомца и покрутила над его головой. Калигула схватил предложенную добычу и бросил перед собой на пол. Наступив ногой на голову крысы, он начал терзать клювом ее живот. Джамал поморщился:

– О Господи, гадость какая. Опять кругом будут крысиные кишки.

Конференц-зал был выстроен шестьдесят лет назад и оформлен настолько канцелярски безвкусно, что мог быть отнесен к любому времени. Молли проверила, выключена ли камера, и включила видео.

Перебежчик сидел за столом, напряженно вытянувшись на стуле, и, не моргая, смотрел перед собой.

– Когда появится Гриффин? – раздраженно поинтересовался он. Одетый во все черное, этот человек показался Молли похожим на самого настоящего сатаниста. Она даже удивилась – почему у него на шее не висит перевернутый крест на толстой цепочке. В руках перебежчик вертел маленькую фигурку козленка весьма дьявольского вида.

Сидящий по левую руку мужчины Том Наварро положил на стол какие-то бумаги, сдвинул очки на лоб и пробурчал:

– Потерпите немного.

Справа сидела Эми Чо, задумчиво улыбаясь ручке своей трости, на которой лежали бледные, в синих венах руки. Не поднимая глаз, она издала какое-то успокаивающее бурчание.

Перебежчик сморщился.

«О'кей, детки, – подумала Молли. – Шоу начинается!»

Она приглушила свет, чтобы оказаться в тени, положила ноутбук на стол перед собой, включила его, а затем – камеру.

– Итак, – сказала Молли, – что вы нам предлагаете?

– Кто это? – встревожено выкрикнул перебежчик. – Я хочу говорить только с Гриффином. Почему он не приехал?

Молли и сама хотела бы это знать.

– Я – ассистент мистера Гриффина, – бесстрастно сказала она. – К сожалению, он не приехал. Но вы можете сообщить мне все, что сообщили бы ему.

– Это нечестно! Я пришел сюда по собственному желанию, и вы...

– Мы все еще не знаем, расскажете ли вы нам что-нибудь стоящее об агенте, – сказал Том Наварро. – Мы ждем доказательств.

– И это тоже нечестно! Как бы я узнал о вашей операции, если бы не через двойного агента? Ваша пресс-конференция о путешествиях во времени проходит прямо сейчас! Не надо делать из меня идиота!

– Вы абсолютно правы, дорогой, – спокойно сказала Эми Чо. – Но вы уже здесь, и у вас есть сообщение, которое мы готовы выслушать. Так почему бы вам его не сделать? Мы ждем.

– Хорошо, – неохотно пробурчал мужчина. – Хорошо. Но только не надо больше этой ерунды с хорошим и плохим следователем, идет? Пусть вот эта, – он показал в сторону Молли, – держит рот на замке.

«Сработало!» – подумала Молли. Он признал ее авторитет, а это значило, что их маленькая психологическая драма удалась. Тем не менее она сдержала радость и ограничилась коротким кивком:

– Продолжайте.

– Хорошо. Я работаю на ранчо уже четыре года...

– С самого начала, пожалуйста, – потребовала Молли Герхард. – Чтобы у нас сложилась четкая и полная картина.

Перебежчик поморщился и приступил к подробному рассказу.

Он режиссер. Обучался в Лондоне, окончил университет в 2023 году. Затем вернулся в Штаты и занялся так называемым христианским кино. Добился некоторого успеха, выпуская фильмы для воскресных школ и молодых миссионеров, специализировался на высокоморальных темах о людях, спасшихся от наркотической и алкогольной зависимости путем усердного чтения Библии. В его фильмах чтецом всегда выступал строгий почтенный старец, который впоследствии разъяснял значение прозвучавших отрывков. В общем и целом он гордился своей работой.

Но денег она не приносила. Религиозные продюсеры были бедны как церковные мыши и вместо оплаты контрактов указывали режиссеру на явные преимущества бедности и тяжкого труда.

Не получил он и известности. Киноиндустрия, управляемая исповедовавшими иудаизм евреями, не обращала внимания на христианское кино. Ни один из его фильмов не был отрецензирован, замечен или хотя бы упомянут в кинематографических журналах. Награды? Забудьте.

Естественно, когда к нему обратился один из вербовщиков с ранчо, он заинтересовался. Деньги не огромные, но приличные, втолковывал ему тот. У него будет важная работа и собственная студия.

Первой работой была документальная съемка экспедиции, отправившейся на Арарат в поисках Ноева Ковчега. Шесть недель в Армении, ночевка в палатках и жизнь бок о бок с довольно специфическими археологами, которые даже не знали происхождения названия этой вершины. Потом режиссер сделал несколько фильмов, демонстрирующих изготовление фальшивых ископаемых, затем – отснял биографии Дарвина и Гексли[22], где они представали масонами, убийцами и отвратительными ничтожествами.

– Это вас не тревожило? – неприязненно спросил Том Наварро.

– Что это?

– Клевета на Дарвина и Гексли. Вы же прекрасно понимаете, что они не делали того, что вы приписали им в своих фильмах.

– Они могли это сделать. Где нет Бога – там возможно все. Они оба были атеистами и могли выполнить все, что только пришло бы в их головы.

– Но этого же не произошло.

– Но могло бы произойти.

– Давайте придерживаться темы, – строго произнесла Молли. Эми Чо выглядела так, будто еле сдерживается, чтобы не опустить трость на голову Тома Наварро. Молли обратилась к перебежчику: – Продолжайте.

– Как скажете, – ответил тот, сложив руки будто для молитвы. Затем он посмотрел на Молли из-под тяжелых бровей. Режиссер походил на второстепенного актера, исполнявшего роль волшебника и внезапно осознавшего, что забыл очередное заклинание.

В конце концов, рассказывал перебежчик, ему стали доверять настолько, что поручили снимать эксперта-взрывника, демонстрирующего процесс изготовления бомбы.

– Кто это был? – быстро спросил Том.

– Понятия не имею. Они его привели. Я снял. Все.

Фильм снимался в обстановке повышенной, почти карикатурной секретности. Режиссера с завязанными глазами привели в бункер в горах, где он снимал человека в маске и тонких перчатках, медленно и любовно собиравшего бомбу под аккомпанемент механического голоса, комментировавшего все действия. На роли руководителей ранчо он нанял актеров, уверенных, что участвуют в художественной постановке, а затем изменил их голоса к закрыл лица, чтобы законспирировать все окончательно.

– Сколько фильмов вы сделали? – спросил Том Наварро.

– Много. Как изготовить бомбу. Как ее правильно установить. Как внедриться во вражескую организацию. Как скрыть свое вероисповедание и прикинуться атеистом. Не могу назвать точное количество. Около фильма в месяц на протяжении последнего года.

– Это большая работа, – отметила Эми Чо.

– Никаких дублей, никакого брака, никаких пересъемок, – с гордостью объяснил режиссер. – Может быть, не слишком красиво, но качественно. Я давал им то, что они хотели, и не превышал бюджета.

– А они выгнали вас.

– Скорее мы разошлись.

Молли проверила запись.

– Мы не услышали причины вашего ухода.

– Он организовал порносайт, – объяснил Том. – Анонимно. На ранчо скорее всего ничего бы не узнали, не вовлеки он в работу пятнадцатилетнюю дочку одного из руководителей.

Перебежчик скорбно посмотрел на него.

– Это было ее собственное решение, сделанное свободно и без принуждения. Я не эксплуатировал ее.

– Так называемый «Христианский порносайт», – пояснил Том. – Вот почему на ранчо разозлились. Таких вещей они не прощают, одно название чего стоит. И знаете, мне кажется, они в чем-то правы.

– Не могу представить, что могло скрываться под таким названием, – сказала Молли.

– Библейские сюжеты, девочки в коротких юбочках, стоящие на коленях в церкви, радости молодоженов, пытки и мучения святых.

– А они сами лучше, со своими бомбами? И вообще мне обязательно надо все это выслушивать?

– Мы просто объясняем, почему они отказались от ваших услуг, – успокоил режиссера Том. – Я слышал, что народ там, на ранчо, здорово вас невзлюбил.

– Неудивительно. Они не христиане! Христиане должны уметь прощать! Я совершил ошибку, но я признал ее! Простили они меня после всего того, что я для них сделал? Черта с два они простили!

– Конечно, дорогой, – ласково сказала Эми Чо. – Том, вы не должны себя так вести.

Том отвернулся и сделал вид, что пытается справиться с гневом. Однако Молли понимала, что он всего-навсего хочет скрыть усмешку.

Несколько часов спустя интервью было готово.

– Ну и работка! – сказала Молли своему партнеру, оставшись с ним наедине в конференц-зале. – Как вы думаете, много нам удастся из него выжать?

– На самом деле он не знает и трети правды, а нам придется потрудиться, если мы хотим выжать из этой трети хотя бы половину. На ранчо достаточно осторожны, чтобы держать его подальше от серьезных вещей. В том числе – и от агента. Каждый раз, когда режиссер сталкивался с кем-то из оперативников, руководители делали все возможное, чтобы скрыть его личность. С другой стороны, он точно знает, какие типы взрывчатки использовали, какие несчастные случаи собираются инсценировать и кто из ученых является их наиболее вероятной целью.

– Значит, от него все-таки будет польза? – Да.

К тому времени, когда Молли присоединилась к дневному заседанию, оно практически закончилось, но для нее это не имело значения. Она слушала выступления Лейстера – правда, более пожилого Лейстера – несколько раз. Он всегда начинал лекцию словами о том, что его выступление перед этим, лучше информированным поколением палеонтологов следует назвать «Речь ископаемого».

Затем, переждав вежливый смех аудитории, он говорил: «Должен отметить, что я чувствую себя не слишком комфортно, выступая здесь, перед вами. Я находился в прошлом, изучая волшебную страну Динозаврию, немногим более года, и каждый из присутствующих на целую голову впереди меня в этом вопросе. Очень многое из того, что я могу вам поведать, безнадежно устарело. Что же мне предложить вашему вниманию?»

Здесь Лейстер смотрел вниз, как бы размышляя, и продолжал: «Несколько лет назад (лет – это для меня, а для вас – десятков лет) я был увлечен работой над находкой, которая казалась мне самой волшебной и необыкновенной в мире. Она сохранилась в таких подробностях, каких еще никто никогда не видел. Я имею в виду раскопки следов погони на хребте Пылающей Женщины. Те, что я описал в книге „Безжалостные челюсти“. Кто-то из вас, возможно, читал ее». Когда зал аплодировал, палеонтолог обычно принимал удивленный вид. «Хм... Благодарю вас. С появлением машины времени перед нами открылась превосходная возможность проверить наши предположения. Как близко к истине мы подошли в наших догадках? В чем мы ошиблись? Конечно, мы не можем, по объективным причинам, наблюдать именно ту погоню, да это и не нужно: все хищники мезозоя ведут себя примерно одинаково...»

И тут Лейстер пускался в рассуждения о том, насколько верно он прочел след, что оказалось совершенно неправильным, а что – близким к истине. Честно говоря, Ричард не был блестящим оратором: путал слова, не заканчивал предложения, постоянно повторялся, останавливался, извинялся и путался вновь. Но студенты не обращали на это ни малейшего внимания. Они слышали то, что хотели: блестящую мысль, способную открывать новые горизонты в науке.

Его лекция зажигала сердца.

Молли вошла в зал, когда Лейстер заканчивал отвечать на вопросы. Оглушительные аплодисменты, передние ряды бросились к лектору, а задние высыпали в холл. Студенты сбивались в группы, взволнованно обсуждая услышанное.

Молли испытала почти шок, наблюдая за чопорными и рассудительными представителями второго поколения и мысленно сравнивая их со студентами из поколения-три: свободными, раскованными, даже несколько легкомысленными. Ей казалось, что она попала в викторианскую эпоху. Портвейн и сигары в библиотеке, ученые, одетые в костюмы.

Лейстер медленно прошел по проходу, беседуя с кем-то из подошедших. Он чувствовал себя в своей тарелке.

Сегодня основной задачей Молли было мелькать перед глазами и заводить разговоры с как можно большим количеством выпускников, чтобы позже, при встрече в мезозое, не вызвать ничьих подозрений. Пусть ее запомнят как племянницу Дика Лейстера, девушку необразованную и пристроенную на работу добрым дядюшкой. Ничего примечательного, обычная семейственность.

Она закрыла глаза, вычленила из гула голосов самый громкий и пошла сквозь толпу прямо на него.

– ... что-то говорил о переходах по суше, – вещала выступающая.

Молли с трудом узнала Сэлли, которая, видно, пробовала новый образ: ярко-рыжая шевелюра и неровная стрижка.

– ... потому что школьные учителя много рассказывали им о Беринговом перешейке[23]. Но подобные «мосты» между континентами очень редки. Гораздо более достоверный способ миграции животных – переход с острова на остров.

– Вы имеете в виду, они переплывали от одного острова к другому? – спросил кто-то из толпы.

– Нет, для этого острова должны быть очень близко друг к другу. Я имею в виду тектонические процессы. Например, новые цепи островов могли возникать в результате извержений подводных вулканов, и динозавры пересекали по ним океан, даже не догадываясь об этом.

– Это общеизвестный факт, – влезла в разговор Молли, – или ваша собственная теория?

Сэлли обернулась к ней:

– Извините, я забыла кто вы.

– Молли Герхард. Я племянница Дика Лейстера.

– Подождите, вы знакомы с Лейстером? Лично?!

– Конечно, он ведь мой...

Схватив Молли за локоть, Сэлли увлекла ее подальше от толпы студентов, оставив тех в недоумении.

– Какой он?

– Ну... Сухой, немного стеснительный, довольно замкнутый, знаете...

– Меня не интересуют его личные качества, – нетерпеливо перебила ее Сэлли. – Что он представляет собой как исследователь?

– Понимаете, я сама не палеонтолог...

– Вижу.

Сэлли отпустила локоть Молли и рванула за проходящим мимо Лейстером и окружившими его людьми.

В книге «Всего лишь динодевочка» Монк Каванаг так описал этот день:

«Сэлли сидела в задних рядах, ошеломленная. Как потрясающе работал мозг Лейстера! Она чувствовала, что в этой голове находится множество мыслей, идей, теорий, которые он не высказывает вслух, потому что не может доказать. Ей хотелось вырвать их из его головы, хотелось заставить его летать».

Чисто случайно Молли стала соучастницей события, позже превратившегося в легенду среди палеонтологов. Она была взволнована, так как никогда еще не видела воочию того, о чем пишут в книгах. Молли решила не выпускать Сэлли из виду и протиснулась за ней сквозь толпу.

Она успела. Сэлли как раз протянула Лейстеру его книгу – тяжелую, в красной обложке – и попросила автограф. Молли заметила застенчивую улыбку палеонтолога; он механически потянулся к карману за ручкой.

– На самом деле книга не так уж и хороша, – пробормотал он. – Это лучшее, что я мог сделать в тех условиях, имея те знания. Слишком многое из того, что мы тогда предполагали, оказалось неверным.

Затем, отмахнувшись от вежливых возражений Сэлли, Лейстер спросил:

– Как вы хотите, чтобы я ее подписал?

– Т. К. Сэлли. Я не люблю свое имя...

– Вы! – С резким щелчком Лейстер захлопнул книгу и буквально швырнул ее в руки Сэлли. – Вы когда-нибудь отстанете от меня?!

Он круто повернулся и зашагал прочь. Сгорая от любопытства, Молли наблюдала за лицом Сэлли. Выражение сильнейшего изумления на нем постепенно сменилось злостью, она в свою очередь резко развернулась и исчезла в противоположном направлении.

Во «Всего лишь динодевочке» говорилось, что, вернувшись в свое время, Сэлли отомстила за полученную обиду разгромной критикой лейстеровой книги и предложила эту статью в один из научных журналов. К счастью для нее, никто из редакторов журнала не был посвящен в тайну перемещений во времени и, разумеется, не слышал выступления Лсйстера. Сэлли предусмотрительно использовала только доступную в ее собственном времени информацию и, соответственно, избежала санкций со стороны людей Гриффина. Будучи опубликованной, статья значительно подняла рейтинг Сэлли в научном мире и не пошла на пользу Лейстеру.

У Молли оставалось меньше часа. Вскоре она должна была сопровождать Лейстера обратно, и она потратила это время так продуктивно, как только могла.

Направляясь к лимузину, они повернули за угол и чуть не врезались в Сэлли. Лейстер подчеркнуто отвернулся. Сэлли побелела.

«Раскритиковав свою книгу, ты дал ей в руки оружие, – думала Молли. – Потом плюнул ей в лицо и тем самым дал право его использовать. Все это плохо кончится. Однако сейчас ты просто повернулся к ней спиной. Ты не понимаешь – она опасна».

Лейстер, несомненно, вел себя как осел. Но Молли ничего ему не сказала. Не сообщила она ему и о том, что он считался главной мишенью друзей с ранчо «Святой Спаситель». Молли никогда ничего не говорила, если не знала точно, чем это кончится.