Вот оно, значит, как, господин Троекуров. Вот оно как. Дьявольская хитрость, признаю: в гробовой мастерской делать гробы. Не подкопаешься. А то, что гробы эти делают мертвецы — ну так что ж такого! Как говорится, погребение мертвецов — дело рук самих мертвецов. Это они почему по земле ходят? Потому что у них гробов не было. А теперь, как гробы появятся, так они смирненько лежать станут.
Ну а если кроме шуток, то ситуация действительно интересная. Пока что это — самый прокачанный пункт по оказанию населению тварных услуг. Значит, сидит в комнатёнке дедушка божий одуванчик и проклинает, кого скажут, тем или иным изуверским методом. Если придёт какая проверка — вот, пожалуйста, гробы, свеженькие. Вот документы, по которым сырьё закупается, а продукт продаётся. А если придёт какой-нибудь Владимир Давыдов с претензиями — на него выскочит рота озверевших кадавров и растерзает.
Только вот Владимир оказался поумнее и зашёл через задний проход. И сейчас лежит, оценивает ситуацию.
Н-да… Жаль, что Светляк у меня летать пока не умеет, как у Земляны. Так, ну, попробуем прикинуть. Значит, здесь, в тусклом световом пятне, у меня их сколько? Раз, два, три, блин, рожа какая страшная, повезло, что помер, пять, шесть… Ага. Длина помещения примерно… Таких световых пятен там поместится пять. Пять на шесть — тридцатник. Ну, плюс-минус, понятное дело.
Тридцать фирменных троекуровских покойников — это немного ту мач, как говорят мудрые люди, сведущие в языках. Был бы я пьяный — наверное, вписался бы и в одну каску. Но кружка пива — это не пьяный. Блин, да я от этого зрелища так протрезвел, что любое стёклышко позавидует!
Нет уж. Пойду искать подкрепление.
Я погасил Светляка и выбрался обратно на крышу. Спрыгнул. Приземлился удачно, даже почти без мата. И зашагал в хорошо известном направлении.
Пока шёл, думал. А ведь, помимо очевидного, до чего я уже допёр, это ж какие возможности! В первой же проверенной точке Смоленска — тридцать (предположительно) оживших трупов, подчинённых лично Троекурову. А сколько таких точек по городу? Если, скажем, с десяток, то это уже полный звездец. Город этот сукин сын сможет захватить в любой момент.
Ну, ладно, окей, не в любой. Всё-таки охотники тут есть, и с мертвяками этими они уже сталкивались. Кто — лично, а кто только разговоры слышал. Хотя и разговоры — уже немало. Охотники хоть побахвалиться и горазды, на то и охотники, но дело понимают, и в байки вставляют ценные мануалы. Которые в подготовленном мозгу в нужный момент оживут и сыграют.
С мертвецами, кстати говоря, никаких особых лайфхаков и не требуется. Просто хреначь что есть дури, пока не зарубишь. Ну или, если силы позволяют — гноби Костомолкой. Кости у этих тварей сверхпрочные, наверняка Троекуров спецом так рассчитывал. Но если очень постараться, то Костомолка побеждает.
— Это какое-то безумие, — сказал Обломов.
Лакей поднял его по моей глубочайшей просьбе, и сейчас господин генерал-губернатор сидел за столом в домашнем халате и тапочках. Заспанным, правда, не выглядел совершенно. Напротив, так и источал жизненную силу. Даже не буду спрашивать, где нынче ночует Аглая Бонифатьевна. Дай бог им обоим здоровья.
— Ну, такое, — согласился я. — Ко всему сказанному добавлю, что некоторым образом восхищаюсь Троекуровым. Дабы исполнить свой гнусный план, он не волкодлаков взялся разводить — нет. Сосредоточился на мертвецах. Этого-то сырья всегда хватает, люди мрут по поводу и без, как мёдом намазано. В общем, считаю, что удар надо наносить с двух концов одновременно. Грубую физическую и магическую силу я беру на себя. Охотников соберу — жахнем как следует.
— А от меня что требуется?
— Официальная часть. Засвидетельствовать непотребство и начать официальное расследование.
— Расследование? Против Троекурова-то?
— Так! Илья Ильич. Ты от этого гнойника избавиться хочешь?
— Ещё бы!
— Он ведь на твоей территории, в основном, исполняет. В Поречье и Петербурге я такого масштаба не видал. Ну, в Поречье-то понятно — кому оно в хрен упёрлось, провинция, никакого стратегического значения. А вот Петербург мог бы и поактивнее окучивать. Но — нет, все силы в Смоленске сосредоточены.
— Это потому, что Смоленск веками — щит России. Сломают Смоленск — сломают всё остальное…
— Ну вот, видишь? Давай, твоё превосходительство, активируйся! До утра тебе время на подумать. А завтра вечерочком бахнем как следует.
— А…
— Подробности операции сообщу ближе к делу. Сам пока не придумал.
— Понял.
— Не смею больше задерживать.
Илья Ильич отправился совещаться с Аглаей Бонифатьевной, а мне пришлось сегодня довольствоваться менее приятным обществом. Но я решил не привиредничать. Первым делом — самолёты, а потом уже всё остальное. И горе тому, кто поставит всё остальное превыше самолётов. Это ж понимать надо.
В нужном кабаке мне и повезло, и не повезло одновременно. Охотников я не увидел, но хозяин по секрету сказал мне, что на конюшне спит Харисим.
— Ура, — сказал я совершенно искренне.
Потому что из всех смоленских охотников Харисим — огого. Глыба. Матёрый человечище. Мог бы, наверное, и без всяких магических сил тварей крушить, одними лишь голыми руками.
Войдя на конюшню, я сразу же обнаружил искомый объект. Харисим спал посреди предоставленного ему пространства, широко раскинув руки и оглушительно храпя. В стойлах недоумённо фыркали и тоже храпели лошади. Им, похоже, не нравились ни громкий звук, ни густой перегар, заполняющий помещение этой жаркой ночью.
— Харисим! — нежно позвал я, присев рядом. — Проснись, Харисим!
— Анннах, — произнёс Харисим и выдал очередного храпака, у меня аж ухо заложило.
— Не спи, Харисим! Зима приснится. Зима — она, знаешь ли, близко. И нужно встречать её во всеоружии. А ты спишь.
— Нахиди, — выдал Харисим ещё одно слово из неизвестного мне языка.
— Ты, Харисим, конечно, можешь отвернуться и спать дальше, но что ты приобретёшь таким образом? Жалкий нездоровый сон в конюшне. А можешь проснуться, и тогда получишь много больше!
Харисим не выдержал. Открыл глаза и резко сел, утробно рыча. Пару раз моргнул, глядя на меня.
— А. Это ты. А я думаю — что за бестолочь припёрлась. И гундит, и гундит — спасу нет. Хотел уж череп проломить для острастки.
— Я, Харисим, я. И пришёл не просто так вечер тебе испортить, а принёс благую весть.
— Ну, сообщай свою весть, коли припёрся. Здрав будь, кстати.
— И тебе не хворать. Представь себе, Харисим, довольно большое помещение без окон и с единственным выходом, заполненное костями и родиями.
— Эка благодать.
— Но есть нюанс.
— Это ещё что за беда такая — «нюанс»?
— Все эти кости и родии там не просто так лежат. Они содержатся в оживших мертвецах.
— Нутк… Их же, верно, как-то можно оттуда достать?
— Способы есть. Только надо всё хорошенько обмозговать. А две головы — лучше, чем одна.
Харисим тряхнул пару раз головой. Зевнул так, что затрещала челюсть, и встал.
— Хрен с тобой, Владимир. Пошли в кабак. Угощай, раз такое дело.
— Узнаю старика Харисима!
— За старика челюсть сломаю.
— Справедливо.
Харисиму потребовалась одна здоровенная кружка пива, чтобы окончательно проснуться. Вторая — чтобы начать думать. И всё же первая мысль, которую он выдал мне за липким столом, была неконструктивной.
— Вот почему ты, щучий сын, как только в Смоленск заявишься, сразу находишь тут какую-то дрянь, напичканную родиями? Я тут полжизни живу — и ни сном ни духом!
— Ну, ты нынче вечером что делал?
Харисим хмыкнул и приложился к третьей кружке.
— Ну, вот. А я работал. Как говорится, почувствуйте разницу.
— Ладно-ладно. Работяга. Делать-то чего будем? План есть?
— Плана нет. Надо зародить. Вдвоём с тобой мы три десятка мертвецов не положим.
— Это смотря как посмотреть. Дом, говоришь, без окон, с одним выходом?
— Всё так.
— Деревянный?
— Дере… Э, ты чего задумал, здоровяк?
Харисим хитро, с прищуром на меня посмотрел.
— Пожар? — Я откинулся на спинку рассохшегося стула, который взвизгнул от моего движения.
— Пожар, — согласился Харисим.
— А что им твой пожар? Твари горят-то так себе.
— Если Красным Петухом подпалить — загорятся, никуда не денутся. Ты меня слушай, я, чай, тоже не зря на свете живу! И без тебя, знаешь ли, тоже дела делаю. Третьего дня с Ерёмой кладбище одно проверяли и нарвались на парочку этих самых. Ну, я поднатужился, да поджёг. Не сразу, но загорелись, родимые! И тут — благодать. Они ж тупые. — Харисим постучал кружкой по столу. — Чувствуют, что огонь жжётся, и понимают, что их кто-то атакует. Со всех сторон. Вот и носятся, как курица без башки, не знают, куда ткнуться. Тут главное не зевай и долби их почём зря.
— Ну допустим, — сказал я. — Но там-то их не парочка. Предположительно — тридцатник.
— И чего? Больше родий.
— Твой ход рассуждений мне бесконечно близок, но ты вот о чём подумай. Нас двое. И тридцать ошалевших горящих мертвяков, которые носятся по Смоленску, поджигая всё, до чего дотронутся.
— Хм… — Харисим поскрёб пальцами бороду. — Твоя правда, некрасиво получится. Опять глава Ордена яриться будет. А мы их — в Западню! А⁈
— И как ты это себе представляешь? — Я не скрывал скепсиса. — Как в «Миссия невыполнима», спускаемся на верёвках с крыши, рисуем Знак на полу, поднимаемся обратно, спрыгиваем, поджигаем?
— Зачем на верёвках? — удивился Харисим. — Ты ж сам говорил: выход один. Туда они и ломанутся, верно, как гореть начнут. А перед дверью — Знак изобразить.
— А вот это уже звучит, как план. Но ты ж понимаешь, что если что-то пойдёт не так, то мы с тобой в два рыла этот поток не удержим?
— Ой, Владимир! Осторожничаешь, как дева несговорчивая. Поток не удержим… Удержим! Больше ты всё равно сейчас никого не сыщешь, наш Орден пошёл леса чесать, вернутся не раньше, чем через неделю. Мы так иногда ходим, не всё ж обороняться сидеть.
— И то верно. А ты почему не пошёл?
— Не взяли. — Харисим отвёл взгляд.
— Почему? Ты ж один пятерых охотников стоишь. На хозяйстве, что ли, оставили?
— Проштрафился. — Харисиму явно не хотелось продолжать разговор на эту тему.
— Дай-ка угадаю.
— Да иди ты к лешему, Владимир!
— Третьего дня…
— Сказано тебе, куда идти!
— Два горящих мертвяка…
— Тьфу!
— Верно мыслю?
Посопев, Харисим признал, что таки да, верно. Мертвяки вышли из-под контроля и дали дёру с кладбища. Пока обалдевшие от такого поворота Харисим и Ерёма пытались их догнать, мертвяки времени не теряли и вломились в стоящий неподалёку монастырь. К счастью, убить — никого не убили, но устроили пожар. Потом, конечно, подоспели охотники и прикончили мертвяков, но не очень аккуратно. Разломали подчистую несколько келий и до смерти перепугали контингент. Монастырь, ко всему прочему, оказался женским, так что возмущению контингента не было предела. Во всяком случае, официально. И глава Ордена не мог не отреагировать.
— Ерёму-то он простил, всем же понятно, что я главным был, — проворчал Харисим. — А меня вот — наказал. Сказал, мол, сиди тут, пока мы охотимся. Злыдень он, вот.
Я сочувственно вздохнул.
— Злыдень, согласен. Ещё и за монашек, поди, отдельно вклеил?
— Ну! И попробуй втолкуй, что никто за теми монашками не бегал — сами нас облепили… — Харисим вздохнул. И прикусил язык. — Вот что ты за чёрт такой, Владимир! И не хочешь болтать — а всё тебе выболтаешь!
— Ой, да ладно. Мне ведь, не абы кому.
— Тоже верно. — Харисим хряпнул о стол пустую кружку. Поднялся, едва не упершись головой в потолок, потянулся так, что показалось — в кабаке стало тесно. — Ну что, идём?
— Э, нет. Погоди. За окном светает уже, а рабочий люд, сам знаешь — с первыми петухами встаёт. Через час на улицах уже полно народу будет. Так не годится, риски для гражданского населения нужно свести к минимуму.
— Чего?
— Я говорю, вечер утра мудренее — в плане охоты на мертвяков. Отдохнём, выспимся, а к ночи пойдём. Ты чего, кстати, на конюшне-то дрыхнешь? Хочешь, к Обломову в особняк отведу? Он тебе спальное место по первому классу обустроит, как потенциальному спасителю отечества. И завтрак тебе подадут, и обед, и кофе в постель
— Да ещё не хватало — в постелю кофе выливать, — возмутился Харисим. — Это, может, у вас, аристократов, так положено, а нашему брату даром не сдалось — в луже ворочаться. Я на конюшне посплю, а позавтракаю пивом, с полным моим удовольствием.
— Ну хорошо, как скажешь. Вольному воля. Стало быть, до вечера.
Я попрощался с Харисимом и вышел из кабака. Зевнул. На улице действительно светало. Это я, получается, опять ночь не спал… Не, так не пойдёт. И на конюшне располагаться — тоже как-то не очень. Это Харисим принюхался, а я против лошадей, в целом, ничего не имею, но ночевать в их обществе — уже перебор.
Я переместился к дому Обломова. Пешком топать было лень. В этот раз беспокоить Илью Ильича не потребовалось. Услышав, что я желаю отдохнуть, меня тут же сопроводили в знакомую гостевую спальню.
Прекрасно. Зря Харисим отказался. Что ни говори, а без лошадей всё-таки комфортнее, чем с ними. Ну и на кроватях в генерал-губернаторском доме не экономили.
Проснулся я уже за полдень. Обломов отбыл на службу справлять свои генерал-губернаторские дела. Аглая Бонифатьевна, если и присутствовала в доме, никак себя не обозначала. Стеснялась, наверное, у них тут по части прилично-неприлично целая система загонов, сам чёрт ногу сломит.
Мне подали завтрак. Вкушал я его в гордом одиночестве и совершенно от этого не обламывался — скорее, наоборот. Пока ел, в голове неплохо так прояснилось. Когда допил кофе, планы на день оформились окончательно.
Выйдя из особняка Обломова, я завернул за угол. Мысленно изобразил Знак и оказался в Поречье.
Возле конторы Урюпиных оказалось неожиданно оживленно. По двору, под присмотром худого сутулого дядьки, скакал верхом на деревянной лошадке пацан лет шести. Он был одет в костюмчик из голубого бархата и нарядные башмачки. Волосы подстрижены, аккуратно причёсаны. В общем, если бы я не знал доподлинно, что это вчерашний беспризорник, в жизни бы ничего такого не подумал.
Неподалеку возились двое рабочих, что-то сооружали. Гувернёр мне поклонился. Пацан соскочил с лошадки и бросился навстречу.
— Здрасьте, дяденька господин граф!
— Здорово. — Я подал ему руку. — Ну что, как жизнь?
— Хорошо! Мне лошадку купили. И качели строят, — пацан кивнул в сторону рабочих.
— Вот оно что. А я-то думаю — зачем Урюпиным виселица? Вроде не их профиль… Ну то есть, выходит, хорошо живёшь?
— Хорошо. Только учиться заставляют. И меня, и Варьку. И всех, — пацан грустно шмыгнул носом.
— Ну, ничего. Учиться — это ещё не самое страшное в жизни. Всё лучше, чем в канаве мёрзнуть. Верно?
— Ага! — счастливый пацан снова оседлал лошадку.
А я направился в контору.
Сёстры Урюпины сидели за столами и прилежно поскрипывали перьями по бумаге. Я подошёл к столу Александры. Успел краем глаза прочитать верхние строчки:
'Глубокоуважаемый Иван Иванович!
Сим спешу сообщить, что…'
Дальше читать не стал. Понял, что письмо адресовано Ползунову. Молодец Александра! Времени даром не теряет. Впрочем, в способностях сестёр Урюпиных я никогда не сомневался — почему, собственно, и пришёл.
Выслушав задание, сёстры округлили глаза.
— Но, Владимир Всеволодович…
— Спокойно, дамы. Режиссуру беру на себя. Всё, что нужно от вас — юридическое сопровождение. Кто готов?