Андрей Дорофеев действительно ждал за воротами. Выглядел — реально перековавшимся. От мерзкого мажорчика, которого я когда-то огрел кнутом, не осталось и следа.
Простая рабочая одежда, раздавшиеся вширь плечи и огрубевшие руки. Андрей сидел у края дороги прямо на траве. Босиком, снятые сапоги подложил под себя. Жевал травинку и перешучивался с деревенской девушкой.
Её лицо мне было знакомо, по распоряжению тётки Натальи девчонка носила из деревни в усадьбу свежие яйца. Увидев барина, то есть меня, поспешно поклонилась и ретировалась.
Андрей проводил взглядом стройную фигурку в сарафане.
— Заигрываешь? — спросил я.
— Да только заигрывать и остаётся. Ни на что другое времени нет.
— Это правильно. Лучше, чем кнутом-то гонять.
Андрей отвернулся. Буркнул:
— Дурак я был. Иной раз как вспомню, что вытворял, так самому противно делается… Ефим сказал, тебе паровую машину привезли?
— Привезли.
— Дозволишь поглядеть? — Андрей вскочил на ноги. — Хоть одним глазком! Ежели не доверяешь, так можешь ко мне приставить кого-нибудь.
— Пошли уже, — усмехнулся я. — А то дел у меня других нет, только охрану к тебе приставлять.
Добравшись до машины, Андрей немедленно вцепился в чертежи. Перелистывал присланные Ползуновым бумаги, ходил вокруг разложенных на полу деталей.
Приговаривал:
— Ого! Ух ты! — и снова впивался взглядом в чертежи.
Решение я принял в первую же секунду знакомства Андрея с машиной. Тут с первого взгляда стало ясно, что ничего, кроме этой восхитительной хреновины, посверкивающей новенькими деталями, парня не интересует. Диверсий однозначно можно не опасаться.
— А в мастерской человека, который эту машину изобрёл, ты хотел бы поработать?
Глаза у Андрея загорелись.
— Шутишь⁈ Да кто бы не захотел?
Ну, например, ты сам — три месяца назад… Но говорить я этого не стал.
— Если здесь хорошо отработаешь, так и быть — отвезу тебя в Петербург, познакомлю с изобретателем.
Андрей от восторга даже не нашёлся, что ответить.
— Ваше сиятельство, — подёргал меня за рукав Ефим. — Со сливной трубой ещё решить бы надо. Куды выводить, вы ж так и не указали.
Куды, куды. К чертям в преисподнюю…
Помня о том, что находится у меня в подвале, пускать туда посторонних не хотелось. Но не устанавливать же машину самому? И землю рыть под слив — тоже как-то не совсем то, чем сейчас хочется заниматься. Кроме того, та часть подвала, где находится дядюшкин секрет, расположена под запертым крылом дома и от той части, которая расположена под жилыми помещениями, изолирована наглухо.
— Идём со мной, — сказал Ефиму я.
В подвале показал на стену, разделяющую подземелье надвое. Она была выложена из кирпича, толстенная даже на вид.
— Короче. Вот к этой стене — не приближаться. Считай, что тут на полу двойная сплошная нарисована, — я прочертил каблуком по земляному полу две полосы. — Переступать нельзя. А в остальном — исполняй, что хочешь, места дохрена. И давай, поспеши уже. Я хочу встретить первые заморозки лёжа в собственной ванне.
Из подвала я поднялся к себе наверх, взял меч, заплечный мешок и прицепил к поясу кинжал. Всё, готов.
— Далеко намылился? — встретила меня приветливым возгласом Тварь.
— Посмотрим.
— На что?
— На то, как скакать будешь. Если быстро — то, может, не очень и далеко.
Я вывел Тварь из конюшни.
— Дорогу-то покажешь?
— А как же. И анекдоты по пути травить буду. Значит, так. Сперва на запад — до Орши. Потом на север, до Витебска. А потом снова на запад, уже до Полоцка. Всё поняла? — Я забрался на кобылу верхом.
— Да уж попонятливее некоторых.
Ворота Тварь игнорила принципиально. С места в карьера врубила дальний свет, третью космическую скорость и с воплем «Йо-хууу!» перелетела частокол.
— А ты вообще не устаёшь? — заинтересовался я.
Когда спустя полчаса мы оказались в Орше и повернули на Витебск, а ещё через сорок минут свернули на тракт, ведущий к границе. И Полоцку, соответственно.
— Нет, — брякнула кобыла. Впрочем, через секунду одумалась. — Ещё как устаю! Уже мочи моей не стало — возить тебя, окаянного. Нет, чтоб на постоялый двор заехать, хоть червячка заморить! Скачет и скачет, и скачет, и скачет — как оглашенный…
— Видал я твоего червячка. Сколько там яиц-то было, в ведре?
— Да кто ж их считал…
— Вот именно! Не галди и на дозаправку в дороге не рассчитывай. На место прибудем, тогда разберёмся.
— Да где хоть оно, место-то?
А вот это, блин — чтоб я знал.
— Ладно, так и быть. Скачи к постоялому двору, — решил я. — Где ещё сплетни собирать, если не там.
Тварь воодушевилась и рванула ещё быстрее. Через пятнадцать минут я спешился на постоялом дворе. Мужик, рубящий под навесом дрова, при виде Твари опустил топор и перекрестился.
— Не кусается, — успокоил я. — Ты хозяин?
— Никак нет. Хозяин — тама, — мужичок ткнул пальцем в дверь постоялого двора.
— Понял. Кобыле моей — сырого мяса и яичницу.
— И пива! — вмешалась Тварь.
— Обойдёшься! Квасу ей принеси.
Мужик уронил топор на ногу. Взвыл.
— Что ж ты такой неаккуратный, — посетовала Тварь. — Когда квас нести будешь, не расплескай смотри!
Я поднялся на крыльцо. Потянул на себя тяжёлую, обитую медью дверь. Постоялый двор вообще выглядел солидно, как и прочие дома вокруг. Так, будто здесь собирались держать осаду. Сразу видно — серьёзные люди живут. Хотя, по логике — а как иначе? Пекло совсем близко, тут, небось, вообще комендантский час и прочие меры предосторожности для защиты гражданского населения.
Внутри вяло бурлила дневная жизнь. За столами сидели трое. Один — явный монах, в соответствующей рясе и с шикарной седой бородой. Вкушал он чёрный хлеб, печёный картофель и воду. Ну, наверное, воду — не поручусь, что там у него, в кружке.
Второй была девушка. В меру прекрасное чопорное создание со шляпкой, аккуратно прилаженной на пышную причёску. Девушка угощалась при помощи ножа и вилки, всё как полагается. Она то и дело нервно оглядывалась, как будто ждала кого-то. Но не очень понятно было, то ли появление этого кого-то для неё желательно, то ли наоборот.
А третьим оказался колоритный парень. Волосы он, похоже, не стриг никогда в жизни, но ухаживал за ними со всем тщанием — толстенная коса спускалась едва ли не до жопы. Парень сидел спиной ко мне, однако я понял, что это именно парень — по совокупности признаков. Ну, там, ширина плеч, посадка, движения.
Парень пил, вероятно, пиво — а что ещё может пить нормальный человек в кабаке из такой кружки? — и держал кружку левой рукой. Стало быть, левша. Меч висел на правой стороне. А что самое интересное, на левой руке у него была кожаная перчатка без пальцев.
Ага. Значит, я сходу обнаружил собрата. Ну, отлично, что тут скажешь. Пойду пообщаюсь.
— Не занято? — спросил я, положив руку на спинку свободного стула. Совершенно случайно — ту, что в перчатке.
Парень поднял на меня взгляд. Осмотрел с ног до головы, задержался на перчатке. Кивнул:
— Садись, брат. Чьих будешь?
Выдавать себя за местного можно было даже не пытаться. Говорили тут… ну, понятно, конечно, по-русски, однако произношение и интонирование уж больно специфичные. Такое слушать-то привыкать надо, а уж самому исполнять — вовсе тренировки нужны. Желательно с магнитофоном. Цифровую технику уж не прошу.
— Я из Поречья, — сказал я, опустившись на стул напротив парня.
— Это где такое?
— Близ Смоленска.
— А чего в наши края потянуло? Силушку испытать? Так у нас ещё не Пекло. В Пекло — сильно дальше ехать, и не выдюжишь ты там, больно молод.
Я усмехнулся. Парень и сам, мягко говоря, стариком не выглядел. Лет двадцать пять, ну, двадцать семь — край. Шарма ему добавлял шрам на шее, который он не пытался прятать. Скорее, наоборот — носил, как награду, и перед девками бахвалился.
— По делу я. Может, поможешь чем. Тебе тоже небезынтересно будет. Владимир. — Я протянул руку.
— Глеб, — ответил на пожатие парень. — Что за дело?
Полоцк мне уже начинал нравиться. По крайней мере, охотники тут хернёй не страдают, выясняя, у кого длиннее.
Я огляделся, чтобы убедиться: нас не подслушают. Заметив этот маневр, Глеб усмехнулся и вынул из кармана амулет. Сжал его в руке, бросил на стол — амулет тускло засветился.
— «Болтун», — ответил Глеб на мой вопросительный взгляд. — Мы его так прозвали. Засветил — и болтай, сколько влезет. Никто не подслушает. Ну, так чего у тебя?
— Да не у меня, у вас, — сказал я, глядя на амулет с любопытством. — Нет ли, случаем, странных тварей, которых раньше не было, а потом вдруг появились? Если конкретнее, то оживших мертвецов. Не упырь, не вурдалак — просто мертвец.
— Со стальными костями? — Глеб сделался уже совершенно серьёзным.
— Стальными и золотыми. Стальных, понятное дело, больше.
— Неужто и в Поречье такие есть?
— И в Поречье, и в Смоленске, и даже в Санкт-Петербурге встречались.
— Далеко же они расползлись… Что ж, твоя правда, брат Владимир, есть у нас такая напасть. Все руками разводят, откуда берутся — непонятно.
— Вот я как раз и пришёл найти место, откуда они берутся. Вставить туда палочку и как следует поковырять. Помощь нужна. Кости, родии — само собой. Первые — по справедливости, вторые — как сами разлетятся. Идёт? Подсобишь?
— Чем? — Глеб пожал плечами. — Кабы я знал место, откуда эта пакость лезет, давно бы уж десяток собрал, да выжгли эту погань дотла.
Угу. Значит, ранг у парня — не ниже Десятника. Это хорошо.
— Начнём с простого. Фамилия Троекуров тебе о чём-нибудь говорит?
Ответить Глеб не успел. Дверь распахнулась с грохотом, как будто вошёл охренительный хозяин не только постоялого двора, но и всего Полоцка в целом.
Однако вошёл всего лишь тот самый мужичок, что рубил дрова. Он несколько изменился за те минуты, что я его не видел. Побледнел, как смерть, глаза запали. Нетвёрдо держась на ногах, сделал несколько шагов.
— Упы-ы-ырь! — протянул мужик — и рухнул мордой в пол.
Первым к нему кинулся монах. Профессионально пощупал пульс, перевернул. Оценил бледность и крикнул:
— Вина красного! Быстро!
— Пахом! Ты чего? — из-за стойки выскочил хозяин и бросился к мужику. — Пахом, ты как же так?
Монах забормотал молитву и начал креститься. Девушка в шляпке ахнула и опрокинула чашку с чаем. Мы с Глебом поднялись сразу и молча. Практически синхронно. Слово «упырь» мигом перевело нас в рабочий режим.
Пока монах втолковывал хозяину, что Пахому необходимо срочно поднять гемоглобин, для чего нужно красное вино, а девушка бестолково заламывала руки, мы быстро обошли все окна, выглянули за дверь. И никого не увидели.
— Сука, упырь средь бела дня, — посетовал Глеб. — Такого я ещё не видал.
— Знаешь, как про тараканов говорят?
— Как?
— Что если уже при свете дня лезут — значит, их столько, что пора ставить вопрос о том, кто в доме хозяин.
— Вот не надо мне тут! — обиделся Глеб. — Мы, знаешь, без дела не сидим. Всё у нас нормально с упырями.
Насчёт «бела дня» он, кстати, погорячился. Денёк выдался пасмурным, а сейчас как-то особенно сильно обложило, так что казалось, что вообще уже сумерки.
— Ну пошли, что ли, разберёмся, — предложил я.
— Ух и простые вы, в Поречье!
— А в чём сложность?
— Дак то ж упырь. Он мороком владеет.
— На то амулет есть, — показал я один из самых полезных своих амулетов.
— От морока?
— Конечно.
— Ишь, диковинка! У нас таких нет.
— Могу подогнать, у нас вроде дефицита не наблюдается.
— Дефицита и у нас не наблюдается, не знаю я, что за амулет такой — дефицит. Давай-ка, Владимир, ты выйди и двор осмотри, а я тут останусь — людей охранять.
Я кивнул, одобрив план. Ясно, конечно, что упырь в дом без приглашения не войдёт, да только случаи бывают разные.
На дворе было тихо и пусто. Под навесом из чурки торчал позабытый топор. Тварь отсутствовала — на конюшне, наверное. Блин, надо б ей какой-нибудь бейджик придумать, что ли. А то ведь не дай бог вальнёт первый встречный охотник, Земляну-то я в последний миг за руку схватил. Хотя тут, конечно, вопрос, кто кого ещё вальнёт скорее. Но в обоих случаях ситуация выйдет хреновая.
Упыря видно не было. Это, впрочем, ни о чём не говорило. Как правильно заметил Глеб, подобные твари исключительно хороши в наведении морока.
Я сжал амулет и громко, от души выматерился.
В десяти шагах от меня стояли трое, скаля клыки. Никакие не троекуровские модификации — обычные упыри. Или вурдалаки? Пахом-то вряд ли получил охотничье образование, мало ли, что он ляпнул.
— Здрав будь, охотник, — утробным голосом произнёс один, приличный на вид господин в костюме, с хорошей причёской. Что характерно — даже не подгнивший.
— Ага, спасибо, — кивнул я. — Тебе того же не пожелаю, сам понимаешь.
Упырь растянул губы в улыбке.
— Остроумный охотник. Ты уходи, а? Мы тебя живым отпустим, не за тобой пришли.
— Добро. Сейчас, только вещи соберу.
Я вернулся обратно, закрыл за собой дверь.
— Видал? — спросил Глеба.
— Видал, как ты с пустым местом разговариваешь.
— А, ну да. Морок же… Короче, трое их там. Ну, тех, что я видел.
— Трое упырей⁈
— Угу. При том — прокачанные, с мозгами. Чую, жарко будет…
В кабаке тем временем произошли перемены. Пахом оклемался. Сидел за столом и хлебал винище. Судя по выражению лица хозяина, счёт потом непременно будет выставлен. Вино — не пиво, денег стоит немалых.
— Папа, папа! — ворвалась в помещение девчушка лет десяти. — Там дяденька.
— Какой ещё дяденька⁈ — побледнел хозяин.
— Смешной такой, шутки забавные говорит! Я ему войти разрешила — так он, как стоял, так прямо на второй этаж в окно запрыгнул!
— Войти разрешила⁈
— А чего? Ты же сам говорил, что дела у нас плохо идут. Что надо, чтобы людей побольше было! — озадачилась девчонка.
Мы с Глебом переглянулись. Мысленно оба произнесли слово «жопа», но озвучивать не стали — всё-таки тут дети, девушки и лица духовного звания.
— Все — туда! — рявкнул Глеб, указав в сторону стены без окон. — Все, быстро! Сели на пол и не дёргаться!
— Там же Глашка ещё! — крикнула девчонка.
— Какая Глашка? — спросил я. — Где?
— В кухне, прислуга, — быстро сказал хозяин. — Она глуховата, не знает ничего, верно.
— Ещё люди в доме есть?
— Больше никого. Жена со старшей дочерью на рынок пошли.
— Я в кухню, — сказал Глеб и достал меч из ножен.
Настал мой черёд стеречь гражданских.
Так, Глеб вернётся, предложу ему вариант: телепортнусь домой и быстренько притараню подмогу. С Егором и Земляной тут всяко повеселее будет.
Все присутствующие оперативно перебазировались к стене. Пахома отволок на себе хозяин. Пахом сел на пол и вновь приложился к кружке. Выглядел он как бы не хуже, чем пять минут назад. Тут, поди, не вино хлебать нужно, а переливание крови делать. Но уж имеем что имеем.
— Это из-за меня, — подала вдруг голос девушка.
Она стояла чуть в стороне от всех и теребила в руках платочек.
— Что из-за тебя? — поинтересовался я.
— Это мой муж пришёл.
— Хренасе. Умеешь ты мужей выбирать.
— Он был хорошим! Ну, казался. Я ведь ничего о нём не знала, нас сосватали, как полагается. А потом оказалось, что он — настоящий колдун, тварь! И до меня он скольких загубил… Я в подвале комнату со скелетами нашла. Столько страху натерпелась с ним. Потом решилась — и зарезала! И закопала. Это ещё в Борисове было. Вот он с тех пор за мной всё и тащится.
— Не виновата ты, — объявил монах и перекрестил понурую девушку. — Великое дело сделала, пред Богом — великое…
— В смысле, «зарезала и закопала»? — оборвал я монаха. — Ты — охотница?
— Н-нет…
— И как же ты ухитрилась зарезать колдуна⁈
— Нам в детстве ещё няня рассказывала, как колдунов убивают. Там нож особый нужен, я изготовила…
— А няня не упоминала, что если колдуна убивает не-охотник, то родии из его тела не выходят, и колдун просто меняет агрегатное состояние? Проще говоря, становится упырём? Очень-очень сильным упырём?
— Н-нет…
— Ты не виновата, ты жизнь свою спасала и душу, — упрямо пробормотал монах.
Я на это только рукой махнул и отвернулся. Любит наш народ самолечением заниматься, хрен когда обратятся к специалистам.
Вернулся Глеб. Один.
— Нет там никакой Глашки, — объявил он.