От Фёдора перенёсся домой. Написал записки охотникам, с указанием поскорее прибыть к особняку Обломова, и пошёл на конюшню за соколом.
— И где ты шлялся всю ночь? — встретила меня Тварь.
Таким тоном и с таким видом, что только скалки в руках не хватало. Точнее, в копытах.
— Решал рабочие вопросы.
— Знаю я твои вопросы!
— Вот только не говори, что уже вещи собрала и к маме уезжаешь. Всё равно не поверю.
— Что же это я, и уехать не могу⁈
— Можешь, почему нет. Если знаешь место, где тебя кормить будут так же, как тётка Наталья — вали хоть сейчас.
Тварь надулась и замолчала. Я подошёл к соколу. Принялся привязывать записки.
— Эта — Егору. Эта — Земляне. Харисиму. Глебу… — Знаешь Глеба? — Сокол утвердительно курлыкнул. — Молодец. Лети!
Сокол снова курлыкнул и сорвался с насеста — стрелой промчавшись мимо носа Твари.
— Ты видел⁈ — возмутилась она. — Издевается, мешок перьевой!
— Ну, не всё же тебе над ним стебаться. Ладно, я потопал. Не скучай.
— Что значит — не скучай? А я? А меня взять?
— Слушай, ну мы не на ярмарку едем. Там битва будет, всякое такое…
— И что? Я, между прочим, всякое такое уважаю не меньше ярмарки. Даже и побольше. Посторонних нет, все свои, все делом заняты. А потом-то, поди, в кабак пойдёте?
— Ну, это уж как водится.
— Вот! А ты меня брать не хочешь. Все охотники идут, а я, как дура, на конюшне торчи. — Тварь обиженно ударила копытом.
— Это в Смоленске. Я туда Знаком перенесусь.
— А я там без всяких Знаков через четверть часа окажусь.
— Ладно, хрен с тобой, — сдался я. — Заодно Захара отвезёшь. А то мне сегодня Знаком — народ таскать не перетаскать.
Разбуженного Захара перспектива скакать верхом на Твари в Смоленск привела в такой восторг, что попытался спрятаться под кровать. Но в итоге сдался и упылил.
Я смотался за отцом Василием, доставил его в особняк Обломова — привычную уже точку сбора. Потом вдвоём с Егором, который к тому времени прибыл, мы сгоняли за Троекуровым-младшим и его невестой.
То, что у молодых всё хорошо, стало ясно сразу, едва я попал в комнату. По оглушительному визгу обнажённой Машеньки. Хорошо хоть Колян не визжал — хотя одежды на нём тоже было не богато. Если точнее, то одна простыня.
— Ухожу-ухожу, — отступая со Знака в сторону, заверил я. — Сейчас, буквально одно мгновение!
В следующее мгновение на Знаке образовался Егор. При виде здоровенного лохматого мужика Машенька завизжала повторно. Я поспешно вывел Егора в коридор. Крикнул оттуда Коляну, чтобы одевались. Хватит уже прелюбодействовать, пора узаконить отношения.
Пока молодые оделись, пока то-сё — в общем, вернувшись к Обломову, я обнаружил, что все охотники в сборе. Шестнадцать человек наших, пореченских — их привели Егор и Земляна. Здесь были как старые мои знакомые — Прохор, Яков, Никодим, — так и новые лица. Из Смоленска прибыло двадцать семь охотников. Я с удовольствием поздоровался с Харисимом, Иваном и Ерёмой. Ещё троих привел Глеб. Ну, и мы с Захаром.
— Сорок девять, — сказал я. — До полусотни всего одного не хватает. Недобор выходит…
— Скажите, пожалуйста! — возмутилась Тварь. — Не хватает ему! Да меня одну за три десятка считать можно!
В гостиной у Ильи Ильича мест на всех, разумеется, не хватило. Сбор происходил на улице.
— И правда. Как же я про тебя-то забыл? Если с тобой, тогда всё в порядке.
Я не стал разъяснять кобыле тонкости и нюансы. Что без полтоса охотников их не получится объединить в единое целое, как следствие, не будет полной скоординированности, не будет у меня возможности взять всю силу охотников — и направить её в одну точку для того, чтобы разложить Троекурова на атомы.
— Есть идеи, где взять?
Охотники только головами покачали.
— Глеб! — посмотрел я на полоцкого охотника. — Неужели у вас в городе больше людей нет?
— Люди есть, да только и тварей немало. Кого смог — привёл. А больше никто не пойдёт, да и опасно это — защиту города ослаблять. Там ведь что ни день, то напасть какая-нибудь лезет. Десятками чуть не каждый день ходить приходится, а полусотнями — через день.
— Аврос? — предположил я.
— Аврос пьёт, — доложил Прохор.
— А кто не пьёт?
— Да он не как все, он совсем запил. Бывает у него такое, примерно раз в году, после особо жаркой охоты. От Авроса сейчас ладу не добьёшься, недельку подождать надобно.
— Через недельку Троекуров атомную бомбу изготовит, блин… Ладно. Другие идеи? Гравий?..
— В Сибири, — вздохнула Земляна. — Поди знай, как его искать. Да и Знаков наших там ни у кого, наверное, нет. Наш брат путешествовать редко любит.
— И верно, — сказал Никодим. — Где родился — там и пригодился. Неча.
Гравия в ордене уважали, но его образ жизни принять отказывались. Консервативное общество, что с них взять.
— А далеко та Сибирь? — зевнула лошадь. — Может, я на что сгожусь?
Ох, молчала бы ты лучше. И так на тебя многие охотники с сомнением поглядывают, того гляди Знаками херачить начнут.
— Далеко, — успокоил я кобылу. — И это не город, а гораздо больше. Ты там месяц будешь Гравия искать.
— А найдёшь — он от тебя один хвост оставит, — добавила Земляна.
Тварь фыркнула с презрительным выражением морды, но возражать не стала.
— Сокол твой?.. — предположил Егор.
— Да ну, не, — поморщился я. — Он туда дай боже за сутки долетит… Да и искать. Не, ну найдёт, конечно, только когда ж это будет. Блин, ребята, ну что за нафиг? Неужели мы поближе ещё одного охотника не найдём, а⁈
Все переглядывались, у всех на лицах читалась опустошённость.
— И так уж по сусекам помели, — буркнул Харисим. — Давай так. Авось…
— Вот нахрен бы такие авоси, при всём уважении… Так. Ладно. Сидите здесь, ждите меня. Есть один аварийный вариант. Вам он не понравится. Мне он тоже не нравится. Но других-то нет.
Поскольку я стоял фактически в дверях, Алексей попытался убежать через окно. Ну, то есть выглядело это так. По факту-то, окон в подвале не было, вхерачился в стену — и всех делов. Глухо застонал и свалился на пол, разметав какие-то важные детали паровой машины.
— Ирод косорукий, — немедленно высказался Ефим, которому мои речи были — тьфу и растереть, у него тут свои дела, гораздо интереснее.
— Алёшенька, — попытался я врубить ласку. — Ну что же ты так остро реагируешь?
— Лучше убей! — заорал Алексей. — Сразу заруби! Не пойду!
— Да я бы, может, и рад тебя убить сразу, но тогда ведь с тебя пользы не будет. Родий — и тех не вылетит, это так не работает. Кости разве… Набрехать в приёмнике, что колдуна убил. Ну, можно. Так ведь это одни лишь деньги, которые полного счастья не доставляют. Нет, Алексей, мне достижения нужны.
Тут, думаю, не лишне вспомнить историю Алексея. Познакомились мы с ним после того, как я прессанул одного сраного барина, который хотел насмерть запороть мужика. Барин обиделся, что его прессанули, и подписал племянника разобраться. Племянник — тот самый Алексей — насшибал где-то всякого рода отморозков и припёрся ко мне домой в моё отсутствие. Отморозки на радостях едва не изнасиловали Марусю. Алексей им был уже, в целом, до лампочки, развлекались, как умели. Но потом пришёл я и всех спас. Кроме отморозков, ясен день.
С Алексеем мы потом встретились ещё раз, когда выяснилось, что он сдаёт кости охотников троекуровскому посреднику и имеет напряжённые отношения с отцом. После того раза пришлось капитально настучать Алёшеньке по голове и отдать в переплавку Ефиму. Комплектом с Андрюшенькой.
Только вот если Андрей превратился в ответственного работника и стал во всех отношениях хорошим человеком, то Алексей делал успехи куда более скромные на этом поприще. Он скорее просто терпел свою участь, не пуская происходящее вовнутрь. Тут бы на него и рукой махнуть, но… Но за всеми этими приключениями как-то как будто подзабылось, что Алексей обладает одним весомым преимуществом, которое возвышает его над Андреем и делает очень полезным для меня сейчас.
Алексей был охотником. Хреновым, трусливым, но — охотником.
— Не пойду я на колдуна! — заорал он. — Я слыхал про колдунов! Был какой-то мужик в Поречье, так он, говорят, десяток на колдуна повёл — и все полегли, кроме него! А сам он в сарае опосля повесился.
— Был такой мужик, — кивнул я. — Это Егор. Только если он и вешался в сарае, то хреново от этого стало исключительно сараю. Сам Егор жив-здоров, в Смоленске ждёт тебя вместе с остальными.
— Не пойду!
— И мы не десятком идём, а полусотней.
— Н…
Тут Алексей замешкался. Полусотня — это звучало солидно.
— Тебе и делать-то ничего не надо будет, — продолжал искушать я. — Так, для толпы постоишь. И родий огребёшь немного — исключительно на халяву. Понятно, что тебе эти родии — как собаке «здрасьте», но мало ли. А сколько родий получишь — столько и костей возьмёшь, всё честно. Кости — деньги. Уж деньги-то всем нужны, тебе особо. Помнишь подсвечники-то?
Подсвечники — матушкино наследство — Алексей помнил. И от воспоминания покраснел. Он, кстати, так и валялся на полу, только сидячее положение принял. Уже так сильно не паниковал, задумался.
— Понимаешь, Алексей, — решил я выложить последний козырь, — у каждого человека луковка должна быть.
— Какая луковка? — вскинул голову Алексей.
— Не знаешь? Ну, слушай. Жила-была одна баба…
Все. Абсолютно все посмотрели на прибывшего со мной Алексея со спокойным и сдержанным интересом. Молча посмотрели. Все, кроме Захара. Тот вытаращил глаза и крикнул:
— Да это же тот сукин сын, что кости охотников продавал!
— Спасибо, кэп, — кивнул я. — Твоя помощь оказалась неоценимой.
— Кости охотников? — заволновались охотники. — Продавал⁈ Ах, он сукин сын!
— Тихо! — рявкнул я, и мне удалось восстановить порядок. — Глеб! Изобрази амулетом, чтоб поговорить могли без лишних ушей. Как он у тебя? «Болтун»?
— Он, — буркнул Глеб и, достав из кармана амулет, бросил его на землю в середине собравшейся толпы.
Я прочистил горло и заговорил:
— Да, как верно заметил мой друг и коллега… — тут я выразительно посмотрел на Захара, и тот потупился — сообразил уже, что херню свалял, — … как верно заметил мой друг и коллега, Алексей продавал кости охотников, которые выкапывал в могилах. Но сам он никого не убивал.
— Вот спасибо-то ему!
— Ну, теперь побратаемся!
— Да тихо! — опять прикрикнул я. — Он не сам это придумал. Его заставил Троекуров. И Алексей уже многажды раскаялся в своём поступке. Раскаялся и хочет искупить. Троекуров многих людей с пути сбил, ибо обладает огромной, нечеловеческой силой. Напомню: именно поэтому мы его собираемся прикончить. И помощь человека, у которого к Троекурову свой счёт, лишней не будет. Каждый ли из вас может сказать, что выдержит любое искушение? Фильку кто помнит⁈
Пореченские встрепенулись.
— Вы мне про Фильку говорили: «добрый охотник». Братом его называли. А что оказалось? Так же работал на Троекурова, и даже убивал охотников! Потому что тот его подчинил. И с любым из вас такое может случиться. Эта тварь сильна и опасна. Но Алексей — посмотрите на него! — пусть он невзрачен, пусть его рожа сейчас вытянута, как у моей кобылы, и бледна, как молоко, разлитое глубокой ночью по чернозёму. Несмотря на всё это, он выбрался из-под троекуровского гнёта! Сейчас он находится под моим гнётом, а это — вообще другое. Филька не сумел, не захотел даже попробовать суметь отделаться от Троекурова, а Алексей — смог. И если уж Фильку вы называли братом, когда он ваших братьев убивал, то и Алексею должны дать шанс!
Настроение толпы ощутимо изменилось. Кто-то потупился, кто-то с сомнением глядел на Алексея. Я решил поддать ещё немного воодушевления:
— Ну что, братья? Хватит уже Троекурову тварей на нас насылать! Сегодня мы на эту тварь сами поохотимся! Размажем по стене мерзавца!
— Да-а-а! — заорали охотники так громко, что амулет Глеба яростно замигал — видимо, свидетельствуя о том, что работает на пределе возможностей.
А когда крики стихли, послышался тихий жалобный голос Алексея:
— Ты же говорил, что на колдуна пойдём…
— Ну, извини, Алёш, — повернулся я к нему. — Немного приукрасил неприглядную действительность. Но ведь Троекуров — это даже лучше колдуна, согласись! Это уже не просто луковка. Это — буквально целая репа! И ты не один. Сейчас мы — Жучка за внучку, дедка за бабку — и, с божьей помощью… Алёш, ты что, расстроился? Блин, воды принесите! У человека обезвоживание, наверное.
После того, как Алексея откачали (пришлось влить ему аж целое Восстановление сил), он, как ни странно, принял свою судьбу безропотно.
— Я готов, — сказал он. — Пока лежал без сознания, я видел что-то вроде смерти, и она меня не напугала. Там только свет и блаженство.
— Это типичные околосмертные видения, Алексей. Из-за кислородного голодания мозга или типа того.
— Зачем ты меня разубеждаешь⁈
— Да я вообще молчу, Господи… Ну? Встаньте, дети, встаньте в круг, что ли?
Когда я чертил Знак — поймал на себе завистливый взгляд Земляны. Вот я её и обгоняю. Она — тоже Пятидесятница, но полусотней ей покомандовать не довелось, и хрен знает, когда доведётся. А как по мне, так лучше бы и не надо. Прокачается — и усвищет в Пекло. А там — пропадёт. Вот прям чую — пропадёт, если одна двинет.
Я бы охотно составил компанию. Но так, в рамках сафари. Чтобы не навсегда туда перебираться. Тварей я, конечно, сильно не люблю и хочу перебить. Но в жизни надо руководствоваться не только ненавистью, но и любовью. Вот дом свой я, к примеру, люблю. И друзей. И домашних. Так что — мне бы утром после завтрака в Пекло, а к вечеру домой, в горячую ванну и за стол. Вот такой график для меня подходящий, можно жить.
Знак вспыхнул, и я громко выматерился, почувствовав невероятнейшие силы, переполнившие меня.
Пятьдесят человек в подчинении… Это вам не Тварь насрала.
Самым сложным при планировании операции было придумать, куда заныкать полсотни охотников так, чтобы Троекуров не почуял, что лезет в ловушку. То, что номинально он человек, а не тварь, ничего не значит. Этот типа человек уже не раз демонстрировал такие навыки, какие ни одному охотнику не снились. И я был уверен, что масштабное скопление охотничьих сил уж точно не прощёлкает. Поэтому предпринял кое-какие меры.
Отец Василий, как договорились, дожидался молодых возле часовни. Небольшая, старая и ветхая, она казалась выросшей прямо из крепостной стены, как гриб из древесного ствола.
В часовне притаился я. Надо же наблюдать за происходящим.
Происходящее усладило мой взор так, что век бы любовался. На территорию Кронверка торжественно вступила Тварь, несущая на себе молодых — Коляна и Машеньку. Выглядели они оба несколько офигевшими.
Отец Василий при виде Твари офигел не меньше. Сказал:
— Э-э-э.
— Чё — «э»? — огрызнулась Тварь. — Тварей никогда не видел? — Прикрикнула на молодых: — Слазьте уже! Расселись…
Колян торопливо спешился и помог спрыгнуть Машеньке.
Следом за молодыми на территорию въехала карета Ильи Ильича. На козлах сидел знакомый мне пожилой денщик Обломова, тот единственный, кто когда-то не побоялся отвезти меня на хутор, оккупированный русалками. Из кареты выбрался сам Обломов. Бодро сказал:
— Ну, молодые здесь, свидетели тоже на месте. Начинаем?
Тварь скептически посмотрела на часовню. Объявила:
— Я туда не пойду.
— Слава тебе, Господи! — обрадовался отец Василий. И перекрестился.
— А может, и пойду, — тут же переменила мнение Тварь. — А то, что же — все пойдут, а я опять как дура?
Отец Василий позеленел.
— Да не надо туда ходить, — разрулил ситуацию Обломов. — Ты, батюшка, начинай здесь. А уж после молодых в часовню сведёшь, как полагается.
Отец Василий выдохнул. Расставил всех по местам — Коляна с Машенькой впереди, Обломова с денщиком за ними. Взял кадило. Забормотал, что положено.
Неуёмная Тварь топталась рядом, периодически громогласно чихая от запаха ладана. Ну, хоть не комментировала. Машенька, и без того бледная, как смерть, на каждый чих Твари подпрыгивала. Если бы не Колян, хватающий её за руку, давно бы сбежала.
Я напряженно ждал. Троекуров, по моим расчётам, должен был вот-вот показаться.