Короли без короны

ГЛАВА 18 Рождественские истории

Принцесса Релинген занималась тем, чем занимаются все дамы, впервые готовящиеся стать бабушками. Собрала вокруг Соланж целую армию повитух и кормилиц, заказала множество месс за благополучное разрешение юной графини от бремени, щедро раздавала милостыню бедным, простила должникам недоимки и даже потребовала от мужа помилования двух десятков висельников. Принц Релинген после отчета Шатнуа уже успевший успокоиться и решить, что Александру отныне ничего не грозит, с некоторой опаской следил за кипучей деятельностью жены, пытаясь понять, неужели рождение ребенка требует таких хлопот. Жорж-Мишель даже решил намекнуть жене, что несчастные стражники, вынужденные зимой конвоировать на галеры помилованных висельников, вряд ли будут ей благодарны и уж тем более не станут возносить молитву за тех, кто обременил их подобной заботой. Если его высочество полагал, что при этих словах Аньес махнет рукой и решит не менять уже вынесенный приговор, то он ошибся. Побелев, словно у нее на глазах рухнула замковая башня, ее высочество стальным голосом объявила, что не хочет никого утруждать и потому помилованные преступники останутся в турской тюрьме до весны.

Жорж-Мишель понял, что с женой лучше не спорить, а еще лучше некоторое время вообще не попадаться ей на глаза. Его высочество подумал, что давно не бывал в своей резиденции в Туре, вспомнил, сколько после отъезда Александра осталось незавершенных дел. Решение было правильным — отправиться в Тур.

В первый день своего пребывания в столице провинции его высочество чуть не схватился за голову от количества дел, требующих его внимания и незамедлительного решения, во второй — раздал уйму поручений и нагоняев, а на восьмой — с ужасом понял, что дела закончились. Делать было нечего, приходилось возвращаться в Лош. Жорж-Мишель только гадал, кого за время его отсутствия успеет облагодетельствовать жена. Видимых изменений в родном доме его высочество не заметил, разве что повитух, ученых докторов и деревенских знахарок во дворце прибавилось, капеллан слегка охрип, ежечасно вознося молитвы, а фрейлины жены щеголяли в раздаренных ею платьях. Жорж-Мишель тяжко вздохнул и задумался, не заняться ли ему истреблением волков. Его высочество вовремя вспомнил, что главный ловчий соседней провинции кое-чем ему обязан, а посему следовало устроить грандиозную облаву, ради чего необходимо было немедленно отбыть в Анжер.

Пока принц Релинген занимался делами и волками, ее высочество наконец-то вспомнила, кого обделила своим вниманием. Кузина де Коэтиви вот уже полгода забрасывала ее трогательными письмами и собственноручно вышитыми церковными покровами. Письма Луизы оседали у секретарей, покровы украшали лошские церкви, а ее высочество все никак не могла найти время, дабы выпустить графиню из монастырского заточения. И вот теперь это время пришло. Конечно, при здравом размышлении зимнее путешествие из Релингена в Турень вряд ли могло доставить удовольствие ее сиятельству, однако подобные мелочи не слишком занимали принцессу.

Как это время от времени случается в жизни, молитвы и добрые дела привели как раз к тому результату, которых от них и ожидают — утро Рождества юная графиня де Саше встретила матерью очаровательной девочки. Лошские колокола звонила сразу в честь двух радостных событий, Аньес со слезами на глазах возносила благодарственные молитвы Всевышнему, а Жорж-Мишель сочинял радостное письмо другу. Солнце впервые за несколько дней выглянуло из-за туч и жизнь была воистину прекрасной.

Графиня де Коэтиви встретила Рождество в монастырской церкви на молитве. Полученное накануне письмо принцессы Релинген, дозволявшее Луизе покинуть ненавистную обитель, вызвало у графини настоящий религиозный экстаз. Впервые за последние полтора года Луиза молилась совершенно искренне. Напрасно настоятельница монастыря уговаривала недавнюю узницу отложить отъезд хотя бы до весны, вслух пугая Луизу ужасами зимней дороги, а втайне надеясь, что до весны ее сиятельство сможет вышить еще один покров. Напрасно уверяла, будто во времена ее юности Релинген не знал подобных кошмаров и не иначе, это кара Господа за расплодившихся еретиков. Графиня де Коэтиви уверяла, будто обязана как можно скорее возблагодарить свою благодетельницу, и потому отправится в дорогу немедленно, даже если ей придется пробираться через все снега Московии и Татарии. Что-либо возразить на подобные заявление настоятельница не могла и потому предпочла без споров благословить раскаявшуюся грешницу. Луиза торжествовала. Ворота монастыря манили, мир за ними был прекрасен, а королевский двор должен был вновь пасть к ее ногам. Графиня размышляла, что офицеры принца Релинген вряд ли будут ждать в женском монастыре до весны, и значит, надо было как можно скорее мчаться туда, на свободу, торопиться в Париж в окружении блестящих шевалье.

К потрясению ее сиятельства, королева-мать, которую прежде всех навестила графиня де Коэтиви, за последний год как-то подзабыла о некогда любимой фрейлине. По мнению Екатерины, в свои двадцать пять лет Луиза была уже немолода и, значит, не могла соперничать с более юными красотками, а своей опрометчивостью и глупостью один раз уже внесла разлад между нею и принцессой Релинген. Холодно оглядев придворную даму с ног до головы, ее величество объявила Луизе, что ее служба ей более не нужна. Потрясенная этой холодностью, графиня попыталась напомнить ее величеству, какие узы их связывают, однако при упоминании внука королева-мать сообщила, будто шевалье де Шервилер слишком занят, чтобы встречаться со всеми дворянами Турени. На этот раз Луиза не нашлась, что сказать, а королева Екатерина посоветовала бывшей прислужнице вспомнить об обязанностях жены и, наконец, вернуться в семью.

Ее сиятельство в смятении бросилась к дофину, но герцог Анжуйский, все свое время отдававший мечтам о военной кампании в Нидерландах и любовной кампании в Англии, более нуждался в графе де Коэтиви, чем в его жене. Раздраженно посмотрев на опальную фаворитку и найдя, что с последней встречи она сильно изменилась и не в лучшую сторону, Франсуа посоветовал Луизе то же самое, что и королева-мать.

Отчаявшаяся Луиза отправилась в парижский отель мужа.

Граф де Коэтиви, собиравшийся с визитом в Анжуйский дворец, складывал в обтянутую бархатом папку необходимые для сеньора бумаги. Явление жены оказалось не слишком приятным сюрпризом для его сиятельства. Холодно посмотрев на Луизу, граф осведомился, что супруга делает в Париже, когда ее обязанности призывают ее в Турень. Графиня утерла слезы и по примеру многих дам стала молить мужа оказать ей хотя бы немного внимания, однако его сиятельство недовольно пожал плечами, напоминая Луизе, что недостойно доброй христианки думать о плотских утехах в постный день. Ошеломленная новым отказом, графиня только и могла, что в потрясении открыть рот, а когда пришла в себя и попросила у мужа денег, то лишь вызвала у него приступ смеха.

— Сударыня, — снисходительно заговорил граф, отсмеявшись, — я не король, чтобы облачаться в женские наряды, так что за прошедшие полтора года ваш гардероб не пострадал и находится в полном порядке. При дворе вам делать нечего, а в Вилландри вам не понадобятся новые платья. Собирайтесь, я хочу, чтобы вы как можно скорее отправились домой.

— Но… я должна поблагодарить ее высочество… — только и смогла пролепетать Луиза.

— Прошлый ваш визит к принцессе закончился монастырем, — спокойно заметил граф. — Если вы так жаждете удалиться в обитель, это можно сделать и без поездки в Лош. В Париже достаточно монастырей, выбирайте любой. Советую подумать о госпитальерках. Там умеют укрощать томление плоти.

Сообразив, что едва вырвавшись на свободу, может вновь попасть в заточение и на этот раз навсегда, графиня присела перед мужем в низком реверансе и сообщила, что готова подчиниться своему супругу и господину, и отправиться в Вилландри. Коэтиви пожал плечами и повернулся к жене спиной.

Через два часа в сопровождении свиты, более напоминающей конвой, Луиза покинула Париж. Бархатная маска надежно скрывала ее слезы, но графине казалось, что даже если она разрыдается в голос, это не произведет на слуг супруга ни малейшего впечатления. Впервые в жизни сразу два мужчины отвергли ее как женщину, и сейчас Луиза пребывала в такой растерянности, что просто боялась испытать еще один отказ.

В то время как графиня де Коэтиви покидала Париж, королева-мать с умилением наблюдала за любимым внуком. Юный шевалье де Шервилер произносил перед бабушкой латинскую речь, в которой доказывал превосходство королевской власти перед всеми другими формами правления. Королева Екатерина восхищалась сообразительностью и красноречием Луи и сокрушенно вздыхала из-за того, что этот прекрасный облик, этот пытливый и пылкий ум принадлежали бастарду. Если бы она могла предвидеть, к чему приведет мимолетная интрижка сына, она непременно женила бы Генриха на Луизе, а потом, когда невестка разрешилась бы от бремени, легко бы избавилась от дурехи с помощью пары крупинок одного из итальянских снадобий. И вот — кто бы мог подумать! — самый удачный из ее внуков был бастардом, а любимый сын все еще не имел наследников собственной плоти и крови.

При мысли о наследнике французского престола Екатерина как всегда поморщилась. Маленький и толстый, Франсуа был совсем не тем сыном, которым она могла бы гордиться. Но хуже всего были вечные претензии младшего сына. Дофин мечтал о короне, и ему было все равно, где удалось бы ее найти. Сейчас Франсуа бредил Нидерландами, однако ее величество не могла отделаться от мысли, что принц Релинген обманывает обоих ее сыновей. Необходимо было что-то предпринять, так что Екатерина ласково похвалила внука за старания, пообещала господину де Бризамбуру награду, если успехи шевалье де Шервилера в фехтовании будут не уступать его успехам в латыни, и благополучно отпустила обоих восвояси.

Благостное письмо из Бар-сюр-Орнен, в котором один из лакеев принцессы Блуасской рассказывал, что после беседы с ее высочеством граф де Саше оставил мечты о завоеваниях и теперь безвылазно сидит в библиотеке, заставило Екатерину побледнеть. Судя по всему, племянник оказался не столь опрометчив, как она надеялась, а граф де Саше был благоразумнее покойных друзей короля. Стоило поговорить с принцем Релинген, однако племянник безвылазно сидел в Турени и не собирался являться ко двору. Оставалось одно — ехать в Лош.

«Да, я стара», — вздыхала Екатерина. — «И кто знает, возможно, эта поездка станет для меня последней, но я не могу более оставаться в неведении. Надо ехать». Требовалось одно — найти подходящий предлог для поездки, ибо королева-мать не может просто так покинуть Париж и двор. Ее величество даже пожалела, что упустила возможность лично поздравить племянника с Рождеством. К счастью, итальянка вовремя вспомнила еще одно письмо, на этот раз из Тура. В своем отчете управляющий королевской резиденцией в Ланже между делом сообщал, что графиня де Саше в Рождественскую ночь разрешилась от бремени девочкой. Екатерина довольно улыбнулась — предлог был хорош, а великая честь, которую она окажет простым дворянам, должна была развязать языки. Оставалось убедить сына в необходимости своего отъезда, подобрать подарки будущей крестнице и ее матери, а главное — племяннику и племяннице.

Визит королевы-матери в Лош был обставлен торжественно и деловито. Однако при всей вежливости принц и принцесса Релинген встретили королеву-мать с легким недоумением. Лучшие покои, расторопные слуги и предупредительные служанки ничуть не помогали Екатерине развязать языки. Хозяева были милы, но совершенно непроницаемы, и только старший сын принцев — юный граф д'Агно — ненадолго разрушил эту стену, расстроено вопросив, почему не приехал его молочный брат. К величайшему сожалению Екатерины вопрос мальчика был единственным проявлением искренности, да и то недолгим. Принц Релинген бросил мимолетный взгляд на воспитателя сына, и почтенный дворянин немедленно увел мальчика прочь, что-то увлеченно говоря о занятиях, законах и правосудии. Королева-мать была вне себя. Даже небывалая честь, которую она намерена была оказать новорожденной дочери графа де Саше, была встречена хозяевами как должное. Можно было подумать, что в Лоше каждый день являются феи-крестные, дабы осыпать хозяев несметными дарами, после которых появление королевы-матери должно было показаться самым заурядным событием. И все же Екатерина привычно улыбалась, восхищалась красотой крестницы, мило льстила ее матери и предложила ей место при своей особе. Последняя милость также пропала втуне. Не успела королева-мать докончить фразу, как принцесса Релинген с любезной улыбкой сообщала, что графиня де Саше еще слишком слаба, чтобы отправляться ко двору. Решительно, с принцами Релинген ничего нельзя было поделать.

Через неделю тщетных усилий, когда лицо Екатерины начало болеть от необходимости постоянно улыбаться, королева-мать решила откровенно переговорить с племянником. Прежде такие разговоры всегда приносили плоды. Увы, с первых же слов племянника Екатерина поняла, что Жорж изменился. Ничуть не смутившись на вопрос о графе де Саше, племянник слегка пожал плечами.

— Тетушка, ну откуда же мне знать, как именно граф де Саше собирается выполнять приказ его величества? Я не разбираюсь в военных делах, да и Фландрия меня не волнует, — не моргнув глазом, солгал Жорж-Мишель и отодвинул карту семнадцати провинций. — Могу сказать лишь одно, и я, и граф верные подданные короля, и если король отдал графу приказ, то граф сделает все, чтобы его выполнить, в этом вы можете не сомневаться.

— Но в Барруа… — начала было Екатерина.

— О, Боже мой, тетушка, вы же знаете мою матушку, — немедленно возразил принц. — Наверняка, она обрадовалась, что нашелся человек, который сможет защитить ее от всех врагов. Уж не знаю, что там случилось, может, волки выли под стенами замка, или шайка разбойников решила ограбить близлежащую деревню, а может, ей просто приснился страшный сон, но теперь графу придется до лета гонять волков, разбойников и утешать матушку в ее страхах. Да и что еще он может сделать? Уж если я не в силах повлиять на матушку, то граф тем более не сможет. Вы знаете, иногда мне кажется, будто матушка упрямее покойной тетушки д'Альбре. С этим ничего не поделаешь… — его высочество сокрушенно развел руками.

Королева-мать смотрела на племянника и думала, что он лжет. Ей так и хотелось сказать принцу, что его мать вовсе не напоминает женщину, мечтающую вцепиться в крепкое мужское плечо, да и в любом случае, не двадцатилетнему юнцу исцелять воображаемые страхи ее высочества, но Екатерина молчала. «Где же ты так выучился лгать, мой мальчик?» — размышляла королева-мать. «Неужели в Италии? Да, Италия пошла тебе на пользу, вот только для Генриха это очень плохо. Для Генриха и даже для Франсуа».

— А знаете, тетушка, — произнес Жорж-Мишель с таким видом, как будто ему в голову только что пришла великолепная мысль, — может быть, письмо Генриха устыдит мою матушку и она отпустит графа? Право, матушка очень почитает короля и не осмелится ему перечить.

Екатерина представила письмо сына, а также ответ принцессы Блуасской, в котором хозяйка Барруа будет слезно просить его величество не оставлять ее без попечения и позволить графу де Саше и впредь защищать ее от мифических врагов, и поняла, что племянник просто наслаждается потоком собственной лжи. «Да он издевается надо мной», — поняла королева-мать. Принц Релинген лгал, это было очевидно, но что она могла сделать? Не зачитывать же племяннику письмо собственного шпиона… Екатерина вздохнула и решила подойти к делу с другой стороны.

— Жорж, вы знаете, как я вас люблю. Вас, Генриха, Франсуа… Вы дороги мне все трое. И мне кажется, вы все изрядно погорячились. Ну что, собственно, произошло? Обычная ссора между молодыми людьми. Я полагаю, изгнание графа было слишком суровым наказанием за подобную безделицу. Вы же хотите, чтобы ваш друг вновь оказался рядом с вами, не так ли? В конце концов, завоевание Нидерландов непосильная задача для юноши его лет. Такое надо поручать Бриссаку, или Неверу, или Строцци… Я решила, Жорж, моим подарком к крестинам будет возвращение графа домой. Напишите ему, что опала закончилась, и он может возвращаться…

— Тетушка, вы даже не представляете, как я вам благодарен, — проговорил принц Релинген, — вот только как же быть с королем? Граф не может нарушить приказ его величества и рисковать заточением в Бастилии…

— Неужели вы думаете, что я не заступлюсь за отца своей крестницы? — с укором проговорила королева-мать.

— Ну что вы, тетушка, я уверен, вы не дадите графа в обиду, но ведь есть еще и Франсуа, — возразил Жорж-Мишель. — Я слышал, он только и мечтает отомстить графу за покойного Бюсси. К тому же есть Рене де Клермон, а вы, тетушка, знаете, что женщины гораздо опаснее мужчин. Нет, я не сомневаюсь, что если, не дай то Бог, с графом что-либо случиться, вы дадите Франсуа жесточайшую отповедь, а Рене отправите в монастырь, но графу и мне от этого будет не легче.

Принц испустил тяжкий и скорбный вздох.

— Нет, тетушка, пусть уж граф отправляется в Нидерланды. Так будет лучше для его здоровья, да и мне спокойнее…

Ее величество поняла, что пробиться через ложь племянника невозможно. Беседа по душам с принцессой Релинген также была бессмысленна, а графиня де Саше все еще была «так слаба», что не покидала постель. И тут Екатерина вспомнила о Луизе. Опальная придворная дама, отставная фаворитка, кузина Релингенов — Луиза де Коэтиви была идеальной шпионкой. Весь Париж знал, что она выставила Луизу за дверь, даже не позволив увидеться с сыном. Весь Париж знал, что Франсуа повернулся к бывшей фаворитке спиной. И весь Париж знал, что муж сослал Луизу в имение, заставив заниматься хозяйством и его детьми. У Релингенов не могло возникнуть ни малейшего подозрения и, значит, необходимо было только найти подходящий повод для появления графини в Лоше. Королева-мать улыбнулась. К счастью на свете были дети, еще не успевшие обучиться искусству лицемерия, и к счастью, эти дети простодушно говорили о своих мечтах. Юный граф д'Агно тосковал по другу, а этот друг был сыном Луизы де Коэтиви. Как все просто… Екатерина чуть не рассмеялась. Конечно, ей не хотелось расставаться с любимым внуком даже на день, но что не сделаешь, ради дела?

Когда ее величество сообщила принцам Релинген, что ей пора возвращаться в Париж, племянник выразил притворное сожаление из-за ее отъезда, а принцесса Релинген почтительно склонила голову. Итальянка мысленно улыбнулась.

— И, кстати, дорогой племянник, — добавила королева-мать, делая вид, будто кого-то ищет, — я заметила, граф д'Агно опечален из-за отсутствия Луи, ну что ж, пожалуй, я отправлю вашего крестника в Лош на празднование карнавала[9].

Принц Релинген поблагодарил тетушку с прежней непроницаемой вежливостью, но ее величество с удовольствием заметила в глазах Жоржа и его жены нечто похожее на торжество. «Вот и все, дети мои, не пытайтесь переиграть старуху», — удовлетворенно подумала королева-мать и отдала приказ собираться в дорогу.

Известие о скорой поездке в Лош вызвало восторг Луи и уныние господина де Бризамбура. Последнее объяснялось длительной беседой, которую королева-мать имела с воспитателем внука. Весьма подробно объяснив шевалье, где именно он будет размышлять о своих обязанностях, если ее внук хотя бы раз чихнет или, не дай то Бог, раскашляется, медичиянка сочла, что достаточно точно разъяснила воспитателю, в чем заключается его долг. Господин де Бризамбур вздыхал, проклинал зиму, Релингенов и в особенности тот день, когда стал воспитателем королевского бастарда.

В отличие от господина де Бризамбура, Луиза де Коэтиви пришла в полный восторг от письма ее величества. Возможность услужить королеве-матери, возможность через месяц-другой вернуться в Париж и, кто знает, вернуть себе Франсуа, кружили голову не хуже вольты. Даже необходимость льстить принцессе Релинген не слишком расстраивала Луизу, как и приказ королевы-матери вести все дела через управляющего Ланже. До своего заточения в монастыре графиня де Коэтиви не раз занимала деньги у мэтра Каймара и надеялась, что будет занимать их и впредь. Она все еще была красива — зеркало убедительно подтверждало эту истину, и лишь вышедшие из моды платья превращали ее в собственную бабушку.

Поручение королевы-матери доставило немалое удовольствие мэтру Каймару, но просьба графини де Коэтиви о деньгах заставила презрительно выпятить нижнюю губу:

— Деньги, мадам? — переспросил бывший откупщик. — Деньги, сударыня, надо отрабатывать, а что мне можете предложить вы?

— Это зависит только от вас, — проговорила Луиза, награждая королевского управляющего чарующим взором.

— Не надо, сударыня, это бесполезно, — недовольно фыркнул Каймар. — У меня есть жена и служанки, да и городские девки стоят дешевле вас. К тому же, зачем вам деньги? На платья и украшения? Судя по всему, вы плохо поняли поручение ее величества. От вас не ждут, что вы очаруете принца Релинген. Его высочество не провинциальный дворянчик, чтобы гордиться тем, что спит с отставной любовницей дофина. Нет, сударыня, вы должны явиться в Лош как раскаявшаяся грешница, как отвергнутая мать, которая мечтает взглянуть на сына хотя бы издали. Вы поняли? Издали… Ее величество не желает, чтобы вы волновали ее внука.

Луиза стояла перед управляющим Ланже, не зная, как быть. Ее отвергали в третий раз, и она не могла понять, должна ли уйти с гордо поднятой головой или умолять мэтра Каймара свершить в отношении ее акт милосердия.

— А, впрочем, — заметил Каймар, — я могу предложить вам одно дело. Если вы будете сообщать мне мельчайшие подробности жизни принца Релинген, и если эти сведения помогут мне в моих трудах, то я смогу дать вам небольшое содержание…

Графиня де Коэтиви подняла на управляющего изумленный взгляд.

— Что вас так удивляет, сударыня? — проговорил бывший откупщик. — В отличие от вас принц Релинген человек весьма влиятельный. Он родственник короля, независимый государь и к тому же губернатор нашей провинции. Он вполне может способствовать тому, чтобы я получил, наконец, дворянство, и, значит, я должен знать, как угодить столь влиятельному человеку. И, кстати, сударыня, по этой же причине я желают иметь как можно больше сведений и о графе де Саше. Вы меня понимаете?

Луиза послушно кивнула. Мэтр Каймар был прав — кузену Релингену не составляло труда облагодетельствовать управляющего Ланже, да и она могла услужить ему, не обременяя себя никакими дополнительными заботами.

— Вот и прекрасно, сударыня, надеюсь, вы меня не разочаруете. Помните, величина вашего содержания зависит от тех сведений, что вы сможете раздобыть.

Когда графиня де Коэтиви покинула Ланже, мэтр Каймар довольно откинулся на спинку стула. Граф де Саше дважды становился у него на пути, а, по мнению бывшего откупщика, и одного раза было слишком много. Даже по прошествии полугода Каймар не мог простить графу рейд в Анжу. Разгромить такой отряд, выставить его дураком перед покупателем, лишить немалого дохода… Мэтр Каймар непроизвольно сжал кулаки. Что ж, на этот раз юнец попался.

За свою жизнь Каймар научился использовать любое оружие, но страх королевы-матери обещал стать самым действенным и смертоносным.