Короли без короны

ГЛАВА 17 Снежные крепости

Письмо принца Релинген матушке вышло на редкость бессвязным и сумбурным, но Жорж-Мишель понимал, что ничего другого создать уже не сможет. Главное было сказано, а заботиться о красоте и изысканности слога у его высочество не было ни времени, ни сил, ни желания. Жорж-Мишель спешил дать Александру тысячи наставлений, сотни предостережений и так в этом преуспел, что молодой полковник поинтересовался, как, по мнению друга, он жил раньше?

И все-таки опасения не оставляли принца Релинген. Пройти маршем через половину Франции, благополучно избежав внимания роялистов, лигистов, протестантов, а также многочисленных шаек разбойников-дезертиров было не самым простым делом. Другу требовался проводник, дабы добраться до Барруа кратчайшей и безопаснейшей дорогой, а главное, не заблудиться и не попасть во Фландрию раньше времени. Лучшего проводника, чем Шатнуа, вряд ли можно было найти, к тому же Жорж-Мишель вспомнил, что в своих письмах матушка чуть ли не два года настаивала на приезде Готье в Бар-сюр-Орнен, вот только ему было недосуг отпускать одного из лучших офицеров. Теперь выбора не было, и Шатнуа должен был отправляться в дорогу, но когда принц Релинген объявил капитану о своем решении, Готье недовольно скривился и даже решил возразить сеньору. Последнее было делом отважным вдвойне, ибо принц Релинген принимал возражение только от одного человека и очень не любил, когда об этом человеке отзывались дурно. Холодный взгляд его высочества и ледяной тон мигом отрезвили шевалье и заставили замолчать, так что Готье мысленно поклялся как можно скорее выполнить возложенное на него поручение, а потом, когда подвернется возможность, высказать полковнику де Саше все, что о нем думает.

Размытые дороги, дождь, ветер и холода не слишком приятное время для марша, так что солдаты и офицеры делали все возможное, дабы дорога как можно скорее осталась позади. Еще никогда лагеря не разбивались и не сворачивались с такой быстротой и воодушевлением, еще никогда солдаты так не стремились оказаться на марше и не шли таким широким и бодрым шагом. Барруа манило людей подобно Земле Обетованной. Александр мог быть доволен своим полком.

Граф де Саше третий день любовался красотами Бар-сюр-Орнен. За это время он успел осмотреть городские и замковые укрепления и мост через Орнен, полюбоваться на подступы к городу, и от нечего делать составить подробный план обороны и штурма замка. Вечерами молодой человек сам с собой играл в шахматы и обдумывал беседу с матушкой друга, но на все вопросы полковника, когда же ее высочество сможет дать ему аудиенцию, пажи и слуги сокрушенно разводили руками и отвечали, будто не получали на этот счет никаких указаний госпожи. Александр, еще с первой встречи с принцессой догадавшийся, что в Барруа им не слишком рады, решил запастись терпением и смирением. В конце концов, его люди были хорошо устроены, денег на полк было достаточно, зима еще не началась.

Хозяйка Барруа раз за разом перечитывала письмо сына и думала, как быть. Один вид спокойного молодого человека, вручившего ей письмо с таким безмятежным видом, словно он собрался на богомолье, а не на завоевание целой страны, способен был сбить с толку любого. Единственное, что вынесла из письма Маргарита, так это то, что Мишель был не прочь завладеть короной Нидерландов, но если б не этот молодой человек мог предаваться мечтам еще лет пятнадцать-двадцать, не предпринимая каких-либо решительных шагов. Принцесса полагала, что в последний визит сына достаточно убедительно доказала Мишелю всю тщетность его мечты, и вот, пожалуйста, из-за какого-то двадцатилетнего юнца ее слова были преданы забвению.

Маргарита прошлась по комнате. Переворошила стопку бумаг на столе. Власть… Сорок лет назад Маргарита поняла, что всегда будет всего лишь сводной сестрой будущей королевы. Тридцать лет назад ее подарили Лорренам как военный трофей. Двадцать лет назад она отбросила гордость, чтобы дать Мишелю будущее, достойное его происхождения. Десять лет назад неистовый безумец на коленях умолял ее принять любую из корон Европы.

Корона… Ради этого призрачного трофея родные братья и сестры, кузены и кузины готовы были вести войны, предавать, убивать ни в чем не повинных людей, огнем и мечом уничтожая то, что должны были защищать по законам божеским и человеческим. Нет. Ее сын не будет завоевателем. Имея трех сыновей и дочь, ее сын не нуждался в завоеваниях. Умело заключенные брачные союзы детей, а затем и внуков лет через сорок-пятьдесят непременно приведут Нидерланды под власть их дома. И уже тогда в несчастной Фландрии наступят времена благоденствия и процветания. Но все же друг сына со своим полком находился в Барруа и с этим надо было что-то делать. Принцесса подошла к окну. Молодой француз разглядывал стены с таким задумчивым видом, будто уже назавтра собирался взять штурмом Бар-сюр-Орнен. Что ж придется встретиться с этим юношей. Но пока нужно было заняться тем, что было проще — поговорить с Готье де Шатнуа. По мнению принцессы, ее двухлетнее ожидание и так было слишком долгим, чтобы еще больше затягивать дело.

Обрадованный, что ее высочество хочет говорить с ним раньше, чем с графом де Саше, Готье немедленно примчался на зов принцессы, однако беседа началась совсем не так, как ожидал капитан. Ласково взглянув на бастарда мужа, Маргарита вручила Готье небольшую шкатулку и сообщила, что перед смертью кардинал де Гиз признал его своим сыном.

Руки Шатнуа задрожали, на глазах навернулись слезы, мысли бросились врассыпную, так что молодому человеку пришлось два раза перечитывать найденные в шкатулке письмо «отца» и дарственную на имение, а кольцо с изумрудом он смог надеть на палец и вовсе с третьей попытки. Шатнуа закрыл шкатулку, всхлипнул и разрыдался.

Свершилось… Довольная принцесса смотрела на рыдавшего офицера и думала, что Готье — незаконнорожденный племянник, нравится ей много больше, чем Готье — незаконнорожденный пасынок. Десять лет назад Мишель сделал немалую глупость, взяв сводного брата на службу вместо того, чтобы облагодетельствовать Готье и услать куда-нибудь от греха подальше. Маргарита устала бояться, что будет, если правда о происхождении Шатнуа станет известна, устала опасаться возможной зависти и враждебности с его стороны. К счастью кузенам завидуют много реже, чем младшим сводным братьям, так что признание прелата внесло успокоение в душу принцессы. Отныне молодой человек мог выбирать, продолжить службу у Мишеля или уехать в имение, да и обижаться ему тоже было не на кого — разве что на покойного кардинала. Впрочем, Маргарита полагала, что Шарль сделал для племянника все, что мог.

Ее высочество подождала пару мгновений, а потом коснулась головы офицера жестом, долженствующим изобразить ласку. Готье поднял залитое слезами лицо и понял, что тетушка — святая.

— Скажите, Готье, — мягко произнесла принцесса Блуасская, когда пасынок начал успокаиваться, — что вы думаете о графе де Саше?

При имени графа Шатнуа выпрямился. Слезы на его глазах мигом высохли.

— Граф де Саше, — объявил Готье, — несчастье принца Релинген.

Следующие три четверти часа ее высочества с интересом слышала захватывающую и ужасающую историю о юноше, которому не составляло труда соблазнить любую женщину, даже если она принадлежала к высшей знати, как герцогиня де Невер, который обманом втерся в доверие к его высочеству, чтобы затем втравить его в войну с Бюсси, с королем Франции, а теперь и с королем Испании. Повествование Готье способно было затмить все испанские романы вместе взятые, однако принцесса Блуасская понимала, что не стоит безоговорочно верить всему, что говорит столь пристрастный человек. Маргарита де Бар была вполне согласна с покойной сестрой, что девчонку Невер не требовалось соблазнять — она сама могла соблазнить кого угодно. Точно так же ее высочество не могла поверить, будто какой-то юнец мог управлять ее сыном, то есть достичь того, чего не смогла добиться даже она!

И все же граф де Саше сидел сейчас со своим полком в Бар-сюр-Орнен в полной уверенности, будто завоюет Нидерланды, и Маргарита должна была сделать то, на что Релинген никак не мог решиться — пресечь это безумие раз и навсегда. Однако каким образом этого добиться? Возбужденный рассказ Готье способствовал выбору не больше письма сына, и Маргарита наскоро отправила пасынка восвояси, переживать нежданное счастье.

Когда за капитаном закрылась дверь, принцесса Блуасская в очередной раз взяла письмо Мишеля. Ни оно, ни рассказ Готье, не дошедшие до Маргариты слуху не давали ответ на главный вопрос — почему именно этот юноша привлек внимание ее сына. Родство? Маргарита пожала плечами. Мишель всегда был столь высокого мнения о самом себе, что родство не играло для него сколько-нибудь значительной роли. Да и красота молодого француза не была чем-то исключительным. Мишелю достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы к его услугам сбежались десятки красавиц и красавцев. Тогда почему же он? — гадала Маргарита.

Оттягивать беседу с молодым военным было невозможно. Из письма сына принцесса поняла, что француз останется в Барруа как минимум до весны, и значит, надо было сделать так, чтобы «гость» не слишком обременял графство и, наконец, понял, что безумие не встретит понимания с ее стороны. Судя по рассказу Шатнуа, друг сына чем-то напоминал Генриха де Гиза десятилетней давности — мечтал о славе, почестях и власти, желая получить все это целиком и сразу. Ох уж эти Лоррены, — проворчала принцесса. — Как вы мне надоели, включая даже собственного сына!..

Граф де Саше был спокоен, собран и деловит, и это спокойствие двадцатилетнего мальчишки разозлило принцессу.

— Итак, юноша, — резко произнесла она, — это вы жаждете славы, подвигов и власти?

— Я жажду помочь другу, — ответил Александр, за три дня ожидания аудиенции успевший столько раз сказать себе о необходимости терпения, что теперь ему оставалось лишь применить эту редкую добродетель.

— И каким же образом? — поинтересовалась Маргарита, хорошо помнившая, что племянник Гиз при всей самоуверенности мгновенно терялся и делался скромнее, стоило заговорить с ним строгим тоном.

— Мой друг хочет получить корону Нидерландов, — ответил граф де Саше, — так почему же мне не помочь ему в этом деле?

— А если ваш друг возжелал бы заполучить луну? — уязвлено парировала принцесса.

— Конечно, принц Релинген мог бы пожелать и луну, — проговорил полковник, — но он не ребенок, а Нидерланды не луна. В желании его высочества нет ничего несбыточного. В конце концов, испанцы так досадили фламандцам, что местные жители будут только рады избавиться от них.

— А, вы заговорили об испанцах! — с мрачной радостью воскликнула хозяйка Барруа. — Значит, вы намереваетесь разбить Альбу и Фарнезе? А позвольте спросить, юноша, каким образом вы собираетесь совершить этот подвиг — одновременно или поочередно?

— Как мне будет удобнее, — терпеливо ответил Александр. — Хотя, скорее всего, сначала придется разбить одного, а потом другого.

Маргарита онемела. Такой наглости она не ждала даже от Гиза. Племянник от ее тона давно бы сник, а граф де Саше был спокоен и самоуверен. Ее высочество поняла, что друг сына относится к худшему племени безумцев — безумцев восторженных.

— Так с чего вы намерены начать свое завоевание, сударь? — с сарказмом спросила принцесса, вновь обретя дар речи.

Полковник вздохнул. Весь опыт его жизни утверждал, что женщины мало или совсем ничего не понимают в делах войны. Хозяйка Барруа вряд ли сильно отличалась от прочих женщин, но она была матерью друга, принцессой и человеком, предоставившим ему и его полку свой стол и кров. Подобные обстоятельства требовали от него терпения и снисходительности.

— Но, ваше высочество, — возразил Александр, — я ведь не собираюсь отправляться на войну прямо сейчас. Да, у меня есть полк, и смею заметить — хороший, но одного полка недостаточно для войны. Я должен набрать армию. Принц Релинген дал мне достаточно средств, чтобы завербовать людей, купить лошадей и оружие… Лучшее оружие, мадам!..

— И что дальше? — нетерпеливо прервала излияния полковника Маргарита.

— А дальше, мадам, будет Артуа. Артуа — это почти Франция. Там даже говорят по-французски…

Маргарита встрепенулась.

— Артуа? — переспросила она. — Вы говорите об Артуа? Во-первых, эта провинция верна королю Филиппу. Я вижу, вы этого не знаете? А во-вторых, вы намерены столкнуться со своим кузеном Эгмонтом?

Принцесса с удовольствием заметили на лице молодого человека нечто похожее на изумление.

— Что вас так удивило в моих словам, сударь? — перешла в атаку Маргарита. — Или вы не знали, что Филипп Эгмонт ваш кузен? Господь с вами, юноша, мой сын еще может не знать генеалогию — он и так принц, но на что рассчитывали вы, собираясь воевать в Нидерландах?

— Я знаю генеалогию французского дворянства, — попытался возразить полковник.

— Вы сейчас не во Франции, — отрезала Маргарита, — и вы собираетесь воевать в Артуа. Но король Филипп обещал Артуа вместе с должностью штатгальтера провинции вашему кузену Эгмонту. Он прочит его в приемники Альбе.

— Этого не может быть, — вырвалось у Александра. — Король Филипп и Альба убили отца Эгмонта!..

— Не убили, юноша, не убили, — поправила принцесса. — Ламораль Эгмонт кончил свою жизнь на эшафоте по приговору суда, в соответствии с законом, как мятежник и изменник. Полагаю, его сын не желает себе подобного же конца.

— Но Эгмонт не был изменником, — попытался настаивать Александр.

— Король Филипп считает изменниками всех, кто так или иначе противится его воле, — ответила Маргарита. — И значит, нас с вами тоже, разница лишь в том, что о нас он пока не знает. И, кстати, юноша, вы забыли еще и о маршале Баланьи. Как, неужели вы не знаете и об этом? А ведь вы уверяли, будто изучали генеалогию французского дворянства.

Граф де Саше молчал.

— Ответьте, сударь, на ком женат маршал? — требовательно вопросила принцесса.

— На Рене де Клермон, — как прилежный ученик ответил полковник.

— … на сестре Бюсси, которая так нежно вас любит, что была бы счастлива узреть вас если не на костре, то хотя бы на колесе, — продолжила Маргарита. — Неужели вы думаете, что принцессой Камбрези Рене де Клермон именуется просто так? О, да, это большая дерзость со стороны простых дворян именовать себя принцами, но эта дерзость подкреплена гарнизоном в Камбре и армией Баланьи. Полагаю, чтобы порадовать жену маршал вполне способен договориться с испанцами и Эгмонтом, и тогда вы живо познакомитесь и с испанской пехотой, и с испанской инквизицией. Это будет незабываемым опытом, особенно последнее, но вряд ли долгим. Хотя… возможно, ваша жизнь несколько продлится, пока Баланьи и Эгмонт будут спорить, где лучше спасти вашу душу — в Аррасе или Камбре. Ну а потом, когда со спорами и с вами будет покончено, Филипп Эгмонт получит свое штатгальтерство, и не только в Артуа, но и в Гельдерне, причем с большим основанием, чем на Гельдерн могли бы претендовать вы. Потому что он потомок герцогов Гельдена по мужской линии, а вы-то по женской. Но и это еще не все. Так как Эгмонт в родстве с Лорренами, он вполне сможет замахнуться и на Барруа, давшее пристанищу мятежнику и еретику. Таким образом, ваш друг вместо того, чтобы получить новую корону, потеряет ту, что имеет. И как вам такие последствия, юноша?

Александр лихорадочно искал ответ на вопрос принцессы.

— Но ведь можно начать не с Артуа, — наконец-то произнес он.

— Вот когда вы придумаете что-нибудь достойное внимания, а не сказки о луне, тогда и поговорим, — подвела итог Маргарита, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена.

Граф де Саше вынужден был поклониться ее высочеству и покинуть принцессу. Настроение молодого человека было отвратительным. Принцесса Блуасская не пыталась отговорить его от похода, не старалась остановить, она только выставила его полным глупцом в собственных глазах, и от этого на душе было особенно мерзко.

Александр сел поближе к камину, стараясь понять, как быть и с чего начать. Сломанную некогда руку ломило, так что молодой человек мог лишь зябко тянуться к огню, стараясь перетерпеть боль. Пьер как всегда хлопотал вокруг, ворчал на ветра и холода, а в голове Александра не было ни одной мысли. Молодой полковник мог только радоваться, что находится в тепле и под крышей, а не в холодной сырой палатке на марше.

В этот вечер граф де Саше отправился спать раньше, чем обычно.

Утром, когда все вокруг стало белым от снега, а боль как всегда ушла, Александр смог начать рассуждать здраво. Бар-сюр-Орнен казался вылепленным из снега, и только еще не застывшая река выглядела неправдоподобно темной на фоне этой белизны. Граф де Саше отвернулся от окна, положил перед собой лист бумаги и стал вспоминать, что знает о Нидерландах кроме рассказов Жоржа.

Таких знаний было не так уж и много. Александр знал о Вильгельме Оранском, смутно помнил, что тот был трижды женат и, вроде, одна из его жен была из рода Бурбонов, а значит, состояла в свойстве с Соланж. Аньес Релинген уверяла, будто Вильгельм готов заключить союз хоть с англичанами, хоть с турками, хоть с чертом, лишь бы этот союз позволил ему укрепить свою власть над тройкой-пятеркой провинцией. Судя по всему, Вильгельм не менее страстно мечтал о короне Нидерландов, чем Жорж, а, значит, мог оказаться как союзником, так и врагом. Еще у него обнаружился кузен Эгмонт. Кроме того, Александр слышал о казненном Горне. Помнится, тот происходил из рода Монморанси, и, значит, тоже находился в дальнем родстве с ним. Смерть Христова, подумал полковник, скоро выяснится, что половина дворян Фландрии его родственники.

Аккуратно выписав на листе все известные ему имена, Александр постарался составить список семнадцати провинцией. Артуа, Фландрия, Брабант, — старательно писал полковник, — Гельдерн, Люксембург, Голландия, Фрисландия… На Фрисландии граф де Саше был вынужден остановиться. Семь провинций из семнадцати. Оставалось признать, что он знает больше, чем полагал, но много меньше, чем хотел бы. Молодой человек задумался, с чего начать: с карты, с генеалогий или лучше с того и другого одновременно?

Когда через день после аудиенции граф де Саше предстал перед ее высочеством, Маргарита де Бар с досадой подумала, что по примеру многих вздорных молодых людей, не способных придумать хоть что-то разумное, юный француз вознамерился ввязаться в очередную авантюру и отправиться на поиски мифических разбойников, дезертиров или мародеров. Нельзя сказать, будто подобные люди никогда не бродили по Барруа. Будь дело летом, Маргарита не преминула бы воспользоваться службой графа де Саше, дабы молодой человек со своим полком не зря ели ее хлеб. Но сейчас с наступлением зимы ее высочество полагала, будто ветер, снег и мороз лучше оружия и веревки просветляют головы и способствуют смирению бездельников. Вынужденные выбирать между возможностью замерзнуть в чистом поле или склониться перед ее властью, заблудшие мерзавцы должны были скинуть волчьи шкуры и влиться в гарнизоны Бар-сюр-Орнен и других городов графства. К изумлению ее высочества молодой француз вовсе не рвался на бессмысленную войну, а попросил разрешения воспользоваться библиотекой Маргариты и в особенности картами семнадцати провинций.

Принцесса милостиво кивнула. Хотя друг сына никак не желал успокоиться и отбросить вздорные мечты, книги были более безобидным занятием, чем маленькая война, и не могли взбудоражить графство и короля Филиппа. Оставалось надеяться, что после пары-тройки дней в библиотеке юноше наскучит корпеть над картами, он увлечется испанскими романами, и мечты о подвигах будут забыты.

Однако ничто не могло быть дальше подобных предположений. Свои изыскания Александр проводил с упорством и методичностью более подходящей для ученого монаха, чем полковника. Через три дня его явления в библиотеку несчастный смотритель с тоской вспоминал, какая спокойная и тихая жизнь была у него раньше. Граф де Саше не обращал внимания на романы, поэмы, сборники стихов и песен, его целью были Нидерланды. Через пять дней изысканий Александр окружил себя крепостной стеной из книг. Полковник угрюмо изучил твердыню и подумал, что на штурм этой крепости у него уйдет не одна неделя.

Карты провинций оказались на удивление подробными, родословные нидерландских родов таили в себе сотни открытий, и Александр дюйм за дюймом штриховал баронства, графства и герцогства, пытаясь разобраться в хитросплетении интересов, амбиций и убеждений местных дворян. Больше всего карта Нидерландов напоминала лоскутный наряд нищего до того момента, когда святой Мартин счел необходимым поделиться с ним половиной своего плаща. Некогда маршал де Бриссак отучил Александра думать о родственниках, но в Нидерландах полковник обнаружил, что чуть ли не каждое второе семейство находилось с ним в родстве. Вильгельм Оранский не представлял исключения, точно так же как Эгмонты, Горны или Ланнуа. Граф де Саше запоминал десятки имен, названий замков и городов, лучших портов, рынков и бирж. Больше всего на свете молодого человека приводили в изумление вольные города, и он никак не мог понять, как они вообще могли существовать и тем более — процветать.

Ветер завывал в каминной трубе, холод сковал Орнен, а Александр с исступлением изучал итальянскую книгу описаний Нидерландов. Имена, ордена, города, сеньориальные владения, карты, гравюры, гербы… Семнадцать провинций не давали юноше покоя ни днем, ни даже ночью. Днем были книги и карты, ночами — на удивление яркие и запоминающиеся сны.

Только по истечению третьей недели своих трудов молодой человек смог впервые оторваться от работы. Снег заметал улицы Бар-сюр-Орнен, насыпал огромные сугробы, белил стены и крыши домов, так что не только город, но и замок принцессы Блуасской казался выстроенным из снега, а не из камня. Впрочем, настоящих снежных крепостей в Бар-сюр-Орнен также хватало. Александр не раз наблюдал, с каким упоением мальчишки и даже взрослые обитатели города строили снежные крепости, потом с не меньшим упоением штурмовали их, разрушали до основания и снова с упоением строили и штурмовали. Временами полковнику де Саше хотелось бросить унылую библиотеку и присоединиться к веселой забаве, но каждый раз, когда Александр брался за ручку двери, перед его мысленным взором вставало насмешливое лицо принцессы Блуасской. Шевалье де Бретей вздыхал, отходил от двери, плотно закрывал ставнями окна и возвращался к ненавистному столу, ненавистным книгам и ненавистным карандашам.

Впервые за последний год граф де Саше занимался не тем, что ему нравилось, а тем, что было нужно.