Королевство

ГЛАВА 33

Я записала Ангуса на прием в ветеринарную клинику, недалеко от моего дома в Чарльстоне. Осталась с ним на осмотр и уколы, но убежала по делам во время мойки и стрижки. Когда мы появились на веранде тети Линроз несколько часов спустя, то оба сверкали чистотой и свежестью и выглядели на пять с плюсом.

Моя тетя жила в узком двухэтажном доме, стоявшем в глубине участка, как было принято в историческом районе. Она купила этот дом много лет назад, прежде чем взлетели цены на рынке недвижимости, и, несомненно, могла заработать небольшое состояние, если бы решилась его продать. Но она никогда так не поступит, хотя вечно жалуется на налоги. Я любила этот дом и тенистую улицу, которая к нему вела. Оригинальный и очаровательный. В духе старого Юга.

У тёти округлились глаза, стоило ей открыть дверь и увидеть меня через сетку. Как всегда, она была элегантно одета: в бело-серые льняные брюки и пшеничную тунику с цветочным узором. Я уловила запах её духов, и он унес меня в детство, в летние вечера, когда я сидела возле открытого окна, слушая её и мама́.

Тетя прижала руку к груди.

— Боже правый, милая. Я не ожидала увидеть тебя у себя на пороге. Почему ты не предупредила, что приедешь? Я бы приготовила обед. Или бы заказала в ресторане, — подмигнула она. Ее взгляд упал на Ангуса, и глаза расширились ещё больше. — Что это вообще такое?

— Мой пёс. Ангус.

— Твой пёс? — Она чуть пожала плечами, выйдя на крыльцо. — Милостивый боже, что произошло с этим несчастным созданием?

— Его держали в питомнике для бойцовских собак. А затем бросили в лесу голодать.

— О боже. — Она робко погладила Ангуса. — Проводи его на задний двор. Твоя мама в саду. Убедись, что не напугаешь её до полусмерти этим... Ангусом. Пойду налью чаю.

Она исчезла в доме, а я, проверив, что Ангус не отстает, спустилась с крыльца и пошла по узкой дорожке, которая вела сквозь густые заросли слоновой травы[18], уже пустившей напоминающие сахарную вату метелки. Мама́ могла содержать идеальный дом и накрыть изысканный стол, но тётя родилась с даром к цветам. Сад за её домом был поразителен в это время года. Аромат последних летних роз упоительно переплетался с чайным деревом, которые все росли за живой изгородью, тянувшейся вдоль каменных дорожек и низких кирпичных стен, переливающихся в послеполуденном солнечном свете.

Мама́ лежала на шезлонге в зеленую полоску с открытой книгой на коленях. Она не двигалась, голова откинулась на подушку, и я подумала, что она спит. Я посмотрела на неё, и сердце сжалось от боли из-за того, как резко выступили её скулы и посерело лицо. Она всегда была очень худой, как и тётя, но теперь выглядела изможденной, и я заметила новые морщины на лице и дрожь в руке, когда она перевернула страницу. Несколько месяцев химиотерапии возымели свой эффект, но она всё равно оставалась самой красивой женщиной, которую я когда-либо знала. Несмотря на болезнь, её парик был идеально уложен, а на губах переливался бледно-розовый блеск. На ней была юбка с цветочным орнаментом и прелестный синий кардиган, хотя день выдался жарким и влажным.

Я тихо окликнула её, и она испуганно оторвала глаза от книги.

А потом улыбнулась, как очень редко мне улыбалась, и я так обрадовалась, что приехала.

— Амелия! Как долго ты здесь стоишь? Я не слышала, как скрипнула калитка.

— Я только что вошла.

Я подошла и опустилась на колени возле шезлонга. Мама убрала волосы с моего лица прохладными пальцами. Возможно, мне показалось — или захотелось так подумать — что она хочет приласкать меня ещё чуть подольше. Потом она заметила Ангуса и вздрогнула, точно так же, как тётя Линроз.

— Амелия Роуз Грей, бога ради объясни мне, что это?

— Его зовут Ангус. Я нашла его в горах и приютила у себя.

Она вскинула брови.

— Ну, конечно, дорогая, если ты этого хочешь. У тебя свой дом, свои правила. — Она осеклась. — Бедняжка, его словно прокрутили через мясорубку.

— Можно и так сказать.

— Жалко его.

Ангус, благослови его, вел себя как лучший пёс в мире. Не рычал, не лаял и не пытался навязчиво познакомиться. Он держался поодаль, почувствовав сдержанность мама́. Даже когда она неохотно протянула руку, он не стал её обнюхивать. Вместо этого ушел под ангельский дуб[19] и стал настороженно следить за нами оттуда.

— Лин сказала, что ты уехала из города. Где-то проводишь реставрацию? — спросила мама́, когда я устроилась на соседнем шезлонге.

— Да, мам. Она не сказала тебе, где?

Она усиленно нахмурила лоб.

— Возможно. Я не помню.

Но только я собралась ей всё рассказать, как тетя Лин вынесла холодный чай во двор.

— Тебе, наверное, стоит принести собаке воды, Амелия. Сегодня жарко, даже несмотря на ветер. На нас движется штормовой фронт. Чувствуешь воздух? Густой, как патока...

Я оставила их обсуждать погоду, а сама наполнила миску из шланга и отнесла Ангусу. Когда я вернулась к маме и тёте, они перешли к новой теме.

Тётя вручила мне стакан с чаем.

— Я как раз рассказывала Этте об одной твоей знакомой, с которой я столкнулась на днях. Я стояла в очереди в продуктовом магазине, как кто-то за спиной обмолвился, что вырос в Тринити. Ну, естественно, я завязала разговор. Оказалось, что она училась примерно в одном с тобой классе. А ещё девушка сказала, что вы пересеклись несколько месяцев назад.

— Как её зовут?

— Ри Хатчинс. Помнишь такую?

Я глотнула чая.

— Ри? Да, я её прекрасно помню. Она приходила ко мне по поводу «Дубовой рощи».

Тётя выглядела поражённой.

— О, Господи. Она же никак не замешана в это ужасное дело?

— Нет. Ри интересовалась историей кладбища.

— О! Ну... а ещё с ней был очень красивый молодой человек. Хейден, кажется. Она обмолвилась, что он адвокат.

— А ещё охотник за привидениями, — вставила я.

У тёти красноречиво выгнулась бровь.

— А по нему и не скажешь. Выглядел таким нормальным.

— Уверена, что так и есть, — пробормотала я.

— Ри рассказала мне об ужасных вещах, которые произошли в психиатрической больнице, где она работала. Злоупотребление должностным положением, незаконные эксперименты, пациенты, которых упекли в сумасшедший дом под фальшивыми именами, просто потому что состоятельные родственники захотели от них избавиться. Это было во всех новостях весной. Уверена, ты видела. Я не помню всех деталей, но в больнице кого-то убили, и убийцей был врач по фамилии Фарренте, кажется. Он был довольно известен в своих кругах, и, судя по всему, его дед до него проводил в этом месте всевозможные ужасные эксперименты. — Она покачала головой. — Недаром говорят, что яблоко от яблони недалеко падает.

Тётя продолжала трепать языком, а я не сводила глаз с матери. Она откинула голову на подушку, закрыла глаза.

— Мама́, ты в порядке?

Она слабо улыбнулась.

— Я немного устала. Ты же не обидишься, если я пойду и немного посплю?

Я опустила стакан на поднос.

— Разумеется, нет. Тебе помочь?

— Нет, дорогая, я в порядке. Просто... у меня сейчас так мало сил.

— Это всё из-за проклятой химиотерапии, — проворчала тётя, помогая маме подняться. — Ладно, не бери в голову. Сейчас мы всё устроим, и ты хорошо поспишь.

— Я вполне способна укрыться одеялом и без посторонней помощи, Лин. Останься здесь и поболтай с Амелией. А то мне ужасно неловко, что я бросаю её, когда она только приехала.

— Не волнуйся об этом. Мы можем навестить тебя чуть позже, — откликнулась я.

— Ты останешься с нами на ужин? Давай куда-нибудь выберемся. А то я бы не хотела травить бедную собаку блюдами Линроуз.

Я улыбнулась.

— Было бы неплохо.

— А теперь молчать, — добродушно пожурила её тётя. — Что-то в последнее время ты не жаловалась на мою стряпню.

— Потому что у меня нет аппетита, — ответила на это мама́.

— Тебе точно не нужна моя помощь? — спросила я.

— Нет, отдыхай. Я приду чуть позже.

После того, как она исчезла в доме, я повернулась к тёте.

— О, тётя Лин, она выглядит такой хрупкой. Я ведь видела её всего неделю назад, а она ещё больше потеряла в весе.

— У неё было несколько плохих дней, но доктор настроен оптимистично. Ждём регресс.

— Наверное. Но она выглядит такой... даже не знаю как сказать. Старой.

У тёти яростно сверкнули глаза.

— Не смей так о ней говорить!

— Я не имела в виду ничего такого! Она в любом случае прекрасна.

Тётины глаза заволокло дымкой воспоминаний.

— Самая красивая девушка на танцах. Всегда.

Я погладила её руку.

— Ты так хорошо о ней заботишься. Ей так повезло с тобой.

— Мне тоже повезло с ней. Если что-то случится, я не знаю, что буду делать без неё…

— Не говори так.

— Я знаю. Знаю. Она прорвется. — Тетя демонстративно вскинула подбородок. — Уж я-то не дам ей сдаться.

— Тетя Лин, папа́ был здесь сегодня утром? Я проезжала мимо дома, и входная дверь оказалась заперта.

— Возможно, он уехал в город. Вы, наверное, разминулись.

— Он когда-нибудь навещал мама́?

— Ты знаешь Калеба. Он живет в своем маленьком мире. Как и ты. Две горошинки в стручке, как говорит Этта. — В её глазах мелькнула тень, прежде чем она отвела взгляд, и на мгновение в воздухе повисло невысказанное. Не знаю почему, но меня накрыла сиюминутная паника. Я отпила чай, чтобы успокоиться.

— Мама́ знает, где я работаю?

Тётя проследила, как по её стакану сползает капелька конденсата.

— Ты ей не сказала?

— Нет, я ведь звонила перед отъездом, помнишь? Сказала тебе, что нашла работу и буду пару недель работать за городом. Мама́ отдыхала, и ты ответила, что дашь ей знать. Но ты ей ничего не рассказала?

Она пожала плечами.

— Не знаю. У меня сейчас столько забот. Как и у всех нас.

— Каждый раз, когда я звонила на прошлой неделе, мама́ всегда отдыхала или дремала. Ты не позволяла мне поговорить с ней.

— Не позволяла? Ну и словечко ты выбрала. Будто я намеренно не даю тебе общаться с матерью.

— Может, ты не хотела, чтобы она узнала про Эшер Фоллс?

— С чего мне об этом беспокоиться? — Но она принялась теребить нить жемчуга на шее.

— Так это правда?

Тётя чуть ли не сердито ответила:

— Ты выставляешь меня злодейкой и манипулятором. А всё не так. Я просто не хотела, чтобы она расстроилась, вот и всё. Я знаю, где ты, а если что-то случится, не приведи Господь, мы всегда можем связаться с тобой по мобильному.

— Но с чего ей расстраиваться от того, что я в Эшер Фоллс? Что там случилось, тётя Лин?

Казалось, она вот-вот откажется мне отвечать. Я видела это по глазам. А потом она словно сдулась, и её глаза наполнились слезами.

— О, Амелия, почему ты не можешь просто оставить это в покое?

— Что оставить?

— Я знала, что от того, что ты поедешь туда, ничего хорошего не выйдет. Если бы я могла найти способ остановить тебя, я бы так и сделала.

— Тётя Лин…

— Всё это было так давно. А прошлое не стоит ворошить.

Я взяла её за руку.

— Разве я не заслуживаю знать правду?

Она сжала мою ладонь обеими руками, закрыла глаза и тяжело вздохнула.

— Конечно, заслуживаешь. Но я никогда не хотела, чтобы ты узнала правду из моих уст.

— Что именно я не должна знать?

Она отпустила мою руку и разгладила волосы, как будто пытаясь успокоить эмоции.

— Это не моё дело. И в любом случае я не знаю всех подробностей. Твой отец всегда был таким скрытным, но таков его выбор. Держать всё в себе. Если бы он только поговорил с Эттой. Но... — она снова вздохнула, — прошлое не воротишь.

Я с тревогой наблюдала за ней.

— Я понятия не имею, о чём ты.

— Я знаю. — Она на секунду замолчала. — Они когда-нибудь рассказывали тебе, как познакомились? Они не особо об этом распространялись.

— Я знаю, что они встретились здесь, в Чарльстоне.

Она рассеянно кивнула.

— Твой отец был одним из смотрителей церкви Святого Михаила, а Этта провела немало времени в садах у церкви, особенно в дни перед свадьбой.

— Но мама́ не венчалась с папа́ в церкви Святого Михаила.

— А я говорю не про свадьбу с твоим отцом. До того, как Этта познакомилась с Калебом, она была помолвлена со школьным возлюбленным. — Лин прижала руку к груди. — Они были такой красивой парой. Идеальной. Все так говорили, и Этта, благослови её боже, уверовала, что ей суждена сказочная жизнь. Наверное, поэтому она была так опустошена, когда он её бросил. Не у алтаря, заметь, но почти. Он порвал с ней за день до свадьбы, и Этта была безутешна. Представь подобное унижение. А Калеб любил её издалека. Он стал утешением для неё и бальзамом для её растоптанной гордости. Они сбежали вместе через несколько недель.

Я сидела в ошеломляющей тишине. Я никогда прежде не слышала деталей романа моих родителей. По-моему, поспешный брак не в их характере. Они оба такие осмотрительные, такие замкнутые. Сдержанные.

— Какое это имеет отношение к Эшер Фоллс? — наконец спросила я.

— Я иду к этому. — Тётя, казалось, собиралась с мыслями, рассеянно теребя торчащую нить вышивки на тунике. — Твои мама и папа... жили там некоторое время.

Я чуть не поперхнулась воздухом.

— В Эшер Фоллс?

— Это было давным-давно. Калеба взяли каменотёсом на лето. Он любил эту работу, но Этта ненавидела жизнь в горах. Она ненавидела то место. Говорила, что оно действует на неё угнетающе. Оно как-то влияло на неё, играло с разумом. Она пыталась перетерпеть, но скучала по своей семье. Скучала по городу Карла. Она вернулась домой. В конце концов, Калеб бросил работу и последовал за ней. Они помирились, но не смогли зажить идеальной жизнью. Люди говорят, что самое трудное в мире — жить с человеком, которого не любишь. Но я всегда думала, что гораздо труднее жить с человеком, который не любит тебя.

— Ты думаешь, мама́ никогда не любила папа́?

— Наверное, по-своёму любила. Но он никогда не станет любовью всей её жизни, и он знал это. Мужчине с таким тяжело смириться. Это невыносимо задевает его гордость. Вполне понятно, поэтому он обратил взор на другую.

— У папа́ была интрижка?! — Я с трудом могла себе такое представить.

— Этта подозревала. В Эшер Фоллс была одна женщина... не знаю, как её звали. У неё не было ни семьи, ни мужа, ни детей. Кажется, она работала акушеркой. Наверное, она и Калеб оба были одиноки. Между ними что-то произошло. Этта знала, но переступила через себя, и они с Калебом никогда об этом не заговаривали. К тому времени у неё были другие проблемы. Столько горя ей выпало пережить. Столько выкидышей подорвало её здоровье. Прошли годы, и они переехали в Тринити. В конце концов, Этта отказалась от идеи завести семью. «Возможно, это к лучшему», — сказала она. В любом случае, они оба уже были слишком стары. Слишком инертны. Прошло семнадцать лет, но однажды Калебу кто-то позвонил, и он сорвался с места. Вернулся глубокой ночью. С тобой в свёртке.

Сердце глухо забилось.

— Откуда он меня принёс?

Тётя содрогнулась.

— Из того ужасного места.

— Эшер Фоллса?

— Ты была такой крохотной и такой несчастной. Проплакала без умолку несколько дней.

— Почему?

— Ты получила травму. Я не знаю подробностей твоего рождения. Даже не уверена, что Этта знает. Но что бы ни произошло в ночь, когда твой отец принёс тебя домой... что бы он ни увидел в том городе... это изменило его навсегда.

К этому времени тётя довела себя до какой-то грани. Она заламывала руки, что было совсем на неё не похоже. Это мама была нервной, а Линроз всегда — её скалой.

Странно, но чем сильнее она волновалась, тем спокойнее становилась я. Почти полностью самоустранилась, словно мы говорили о незнакомце или человеке, которого я едва знала.

— Кто моя мать? Моя биологическая мать, — уточнила я, потому что независимо от того, что произошло, независимо от того, что я узнала, женщина, которая воспитала меня, навсегда останется моей мама́.

— Я никогда не знала, и это чистая правда. — Она закусила губу. — Но мы с Эттой всегда подозревали. Видишь ли, женщина, с которой, по нашему мнению, у Калеба был роман, акушерка... у неё родилась дочь.

— Откуда ты знаешь?

— Твоя мама однажды нашла фотографию в вещах Калеба, спустя много времени после того, как он принёс тебя домой.

Я покачала головой в замешательстве.

— И та девушка…

— Была дочерью Калеба. Твоей мамой.

— Но если та девушка была моей матерью, то папа́…

По её щеке сбежала слеза. Она вытерла её тыльной стороной ладони и кивнула.

Этот момент показался мне каким-то ненастоящим, и позже я поняла, что никогда не смогу описать его. Все кусочки головоломки встали по своим местам. Если Линроз правильно подозревает, то человек, которого я всегда считала своим приёмным отцом — моим любимым папа́ — на самом деле мой биологический дед. Вот почему мы оба видим призраков. Я унаследовала от него свои способности.

Разум снова унёсся к воспоминанию о первом столкновении с потусторонним на кладбище, какой взгляд был на лице папа́, когда я задала ему вопрос о призраке. В его глазах стояли сожаление и сочуствие, потому что он знал, какой будет моя жизнь с этого момента. Какие годы одиночества простирались передо мной.

Я взглянула на свои руки. Костяшки пальцев побелели.

— А кто мой биологический отец?

Она покачала головой.

Я подумала о фарфоровом крыле, которое нашла в сокровищах папа́, и вдруг поняла, что это правда. Фрея Паттершоу была моей матерью, а Тилли — бабушкой.

— Почему никто раньше мне ничего не сказал?

— Эти воспоминания ещё слишком болезненны. И потому... — Она закончила неразборчивым шёпотом.

— Почему?

Тётя сжала мою ладонь так крепко, что я вздрогнула.

— Ты не должна и словом проговориться о том, что я тебе сейчас поведаю. Обещай, что не скажешь ни одной живой душе.

Её ногти впились в мою кожу, а лицо стало пепельно-серым, как у моей больной матери.

— Тётя Лин, отпусти! Мне больно.

Её хватка ослабла, но горящие глаза не отпускали.

— В ночь, когда отец принёс тебя домой... он весь был с ног до головы залит кровью.

Мы устроили ранний ужин с мамой и тётей Линроз, а затем я вернулась в свой дом на Рутледж-авеню. Я ни слова не сказала мама́ об откровениях тёти. Я бы никогда не рискнула расстроить её, когда ей нужны все силы на борьбу с раком. Каким-то образом мне удалось нацепить маску и пережить трапезу.

Но стоило уединиться в собственном саду, как разум снова и снова возвращался к тому разговору. Папа́ — мой биологический дедушка. Это казалось правильным, хотя я всё ещё пребывала в глубоком смятении. Он всегда казался таким старым. Сколько я себя помню, у него всегда были белые волосы и покатые плечи. Мама́ тоже была не девушкой, но она сохранила стать и красоту, которые пронесла через возраст, и поэтому казалась вечно молодой.

Я сидела на качелях, погруженная в раздумья, а Ангус знакомился со своим новым домом. Стоял прохладный ветреный вечер, и я задумалась об окончании лета. О потерянной любви. Мама́ и её школьный друг. Папа́ и Тилли Паттершоу.

Неизбежно я вернулась мыслями к Девлину. На мгновение я потонула в воспоминаниях, но затем отбросила их.

Тейн Эшер занял мои мысли.

Когда я встала следующим утром, то поняла, что мне нужно поговорить с папа́, прежде чем я вернусь в Эшер Фоллс. Если смогу. Я обещала Тейну, но, если за мной действительно охотится зло, у меня нет с ним общего будущего. У меня ни с кем нет будущего. Моё одиночество — когда–то старый друг, укрывший меня от реального мира, — теперь стало врагом, монстром, угрожавшим поглотить меня целиком. Я жаждала встретить свой конец, каким бы ужасным он ни был, но теперь не могла довериться собственным мыслям. Возможно, зло всё ещё внутри меня.

Я почти ожидала, что дом окажется заперт, но на подъездной дорожке стоял грузовик папа́, но, когда он не отворил дверь на мой стук, мы с Ангусом пошли искать его на кладбище.

Мы шли по тропинке пышно разросшегося плюща и стелющегося флокса, а лёгкий ветерок доносил аромат увядающих роз. Папа́ работал над ангелами, коллекцией из пятидесяти семи статуй в память о детях, чьи жизни оборвались в пожаре, который произошёл на рубеже прошлого века в сиротском приюте. У папа́ ушли многие годы на восстановление мемориалов, и стоило пройти мимо них, как я не смогла не сравнить эти милые, мечтательные лица с горделивыми ликами Эшеров. Но я не хотела думать о тех высокомерных, поднятых кверху ликах, которые смотрели на горы. Не хотела останавливаться мыслями на том, что произошло между Тейном и мной в том призрачном круге. Позже будет время, чтобы об этом подумать.

Папа́ поднял взгляд, когда я появилась, а затем вернулся к работе.

— Ты, кажется, не удивлён моему приходу, — заметила я.

— Твоя тётя звонила.

Его голос ослаб за прошлый год, а лицо ещё сильнее обветрилось, чем я помнила. Но прошедшие годы не уменьшили его спокойного достоинства и отчуждённости. Он стоял прямо передо мной, и всё же казалось, что находился за миллион миль.

— Ты знаешь, зачем я здесь.

— Да, детка.

Я сделала дрожащий вдох.

— Мы должны поговорить, папа́. Никаких секретов.

— Эти секреты должны были тебя защитить, Амелия.

— Я знаю. Но единственное, что может защитить меня сейчас — это правда.

Он молча собрал инструменты и убрал их.

— Давай присядем, — сказал он, и мы опустились на землю, перед ангелами, спиной к воротам. Когда Ангус просеменил ко мне и плюхнулся у моих ног, папа́ машинально наклонился почесать ему голову.

— Это Ангус, — сказала я.

— Где ты его взяла?

— В Эшер Фоллс, — сказала я, и он содрогнулся. — Там со мной произошло столько всего странного. Я почувствовала некую связь с того момента, как приехала туда, и только теперь начинаю понимать причину. — Я остановилась. — Кто я, папа́?

— Ты моя Амелия, — тихо ответил он. — И я люблю тебя больше жизни.

Мои глаза наполнились слезами. Он никогда не говорил мне такого раньше. После появления призраков он ушёл в себя, никогда не проявляя и малейшего знака любви, так что многие годы мне оставалось только гадать, что же я сделала не так. Но теперь, услышав дрожь в его голосе, увидев отчаянную грусть в его глазах... я не смогла этого вынести. Мне пришлось отвести взгляд.

Столько вопросов висело в воздухе, но я не стану расспрашивать его о романе с Тилли. Это их личное. Я не могу одобрить то, что произошло — я яростно предана матери, в конце концов, — но я могла понять их. Два отчаянно одиноких человека со своими секретами: папа́ со своими призраками и Тилли с видениями.

Я подтянула ноги и положила щёку на колени.

— Кто мы, папа́?

— В старые времена нас называли рождёнными с пеленой. Если ребёнок рождался по ту сторону завесы, то обретал возможность заглянуть за пределы материального мира в мир духов. Сегодня это бабушкина сказка, но в нашей семье это происходит почти каждое поколение.

— Фрея тоже родилась за завесой?

— Да. И ей передалась способность Тилли к предвиденью. Она была необыкновенным ребёнком, как мне сказали.

Я посмотрела на него.

— Папа́, ты никогда не знал её?

Он посмотрел на кладбище, чтобы я не увидела пустоту в его глазах.

— Она была моей дочерью, моим единственным ребёнком, но я никогда не видел её живой.

Моё сердце забилось быстрее.

— Ты видел её призрак?

— Я видел её труп.

И от печали в его голосе у меня потекли жгучие слёзы по лицу.

Я достала сломанное крыло воробышка из кармана и отдала ему.

— Я нашла это в твоих вещах. Я не имела право его забирать.

Он взял этот кусочек фарфора и так крепко его сжимал, пока рассказывал мне свою историю. Он не получил ни единой весточки от Тилли, с тех пор как вернулся к моей матери. Он даже не знал о ребёнке, пока Тилли не позвонила однажды вечером семнадцать лет спустя после того, как он в последний раз видел её, и не рассказала ему правду, так что он стрелой бросился обратно в Эшер Фоллс, где узнал, что Фрея, его единственный ребёнок, убита.

— Тилли знала, кто её убил?

— Она никогда мне не говорила. Думаю, она боялась того, что я смогу сделать. Но у неё было видение, что её дочь умрёт. Вот что привело её к Фрее.

— Она нашла тело?

Он кивнул.

— Но если она знала, что Фрея убита, то почему не обратилась в полицию? Почему позволила всем думать, что её дочь погибла в огне?

— Она не хотела, чтобы о тебе узнали.

— Почему?

— Ты родилась после убийства Фреи.

Сердце забилось точно барабан.

— После?

Его взгляд стал отдалённым.

— Девочка украдкой выбралась из дома, чтобы с кем-то встретиться ночью. Тилли даже не знала, что Фрея пропала, пока не проснулась от кошмара. Этот сон привёл её к лавровой пустоши, где она нашла свежую могилу.

— Могилу Фреи.

— И твою, дитя.

У меня перехватило дыхание от шока, вызванного его словами, хотя я, наверное, уже обо всём догадывалась. Вот почему меня так влекло к этой могиле. Вот почему рядом с ней мне становилось так плохо, и я не могла дышать. Меня похоронили вместе с убитой матерью.

Ангус тоже это почувствовал. Должно быть, так он нашёл могилу. Хотя это казалось невозможным, но, скорее всего, он взял мой запах, а не запах моей матери.

Я провела пальцами по его меху, и он повернул морду на меня, тёмные глаза засверкали любовью, и Ангус ткнулся носом в мою ладонь.

— Могила была настолько неглубокой, что грязь едва покрывала тело, — сказал папа́. — Она недолго там пролежала. Всего пару минут. Кожа ещё оставалась тёплой, и Тилли стала молиться, чтобы Фрея оказалась жива. Но когда она раскопала могилу, сердце не билось. Пульс также отсутствовал. Тилли могла лишь попытаться спасти жизнь ребёнка.

«Меня похоронили заживо», — в ужасе подумала я. Я рождена мёртвой матерью. Неудивительно, что у меня такая странная жизнь.

— Ты не дышала, даже когда Тилли разорвала околоплодный пузырь. Она тебя реанимировала. Вдохнула воздух в лёгкие и вернула с той стороны.

Вернула меня с той стороны.

Я покрылась гусиной кожей.

— А затем она отдала меня тебе, — тихо сказала я.

— Да, но прежде чем отвезти тебя домой, я должен был повидаться со своим ребёнком. Я должен был похоронить её надлежащим образом, чтобы она могла упокоиться в мире.

Однако моя бедная юная мама не смогла успокоиться, но я не стала говорить об этом папа́. Я не хотела лишать его последнего утешения.

По крайней мере, теперь я знала, почему он был покрыт кровью, когда принёс меня домой.

— Все эти годы ты заботился о её могиле.

— Это всё, что я мог сделать для неё.

— Но, папа́, почему ты похоронил её на север-юг? Ведь не потому…

— Я не хотел, чтобы она смотрела на эти горы, — жёстко отрезал он.

Я вздохнула.

— Ты тоже это почувствовал.

Ветер, тьму. Ужасный вой.

— Да, я это почувствовал. Как и твоя мать, когда мы там жили. Как и Тилли.

Он посмотрел на ангелов.

— Оно было там, когда ты родилась. Оно было с тобой на другой стороне. Тилли почувствовала его той ночью. Она сказала, что битва была страшной.

Я подумала о том дне на кладбище, когда она вытащила меня из терновых зарослей.

— Ты упорно боролась, Амелия. Ты отчаянно сражалась за свою жизнь, но, даже когда ты сделала первый вдох, Тилли знала, что всё ещё не кончено. Она боялась за тебя. Боялась, что оно придёт за тобой. Она знала, что должна увезти тебя из Эшер Фоллс. И она решила, что со мной ты будешь в безопасности.

Я обняла колени.

— Папа́, почему ты закрылся от меня? Почему отвернулся, когда больше всего был мне нужен?

Он выглядел старым и побеждённым, неописуемо уставшим.

— Я испугался, что призрак, которого мы увидели в тот день, был послан приглядывать за тобой. Я боялся, что зло нашло тебя и использовало бы мою преданность тебе — мою слабость — чтобы добраться до тебя.

Я не могла остановить дрожь. Ангус почувствовал моё волнение и заскулил.

— И всё просто потому, что я вернулась с той стороны?

— И потому, что власть, которую оно может приобрести через тебя, будет очень, очень большой.

— Почему?

— Ты последняя из Эшеров.

Я спрятала лицо в ладонях, поддавшись буре эмоций.

— Кто мой отец? — испуганно спросила я.

— Эдвард Эшер.

— Он был злым? Он был в лиге, как и все остальные?

— Не знаю. Но его кровь течёт по твоим венам, так что твоя связь с тем местом необычайно сильна. Вот почему тебя заманили в город.

— Но почему сейчас?

— Правила защищали тебя. Но ты нарушила их, и теперь, когда дверь открыта, ты стала уязвимой. Близкие люди наиболее опасны, потому что оно будет пытаться использовать их, чтобы ослабить тебя. Оно будет врать, путать и обольщать тебя. Ты не должна ему поддаваться. Никогда не возвращайся в Эшер Фоллс.

Я подняла голову.

— Если оно боится меня, то должен быть способ его победить. Я не могу так жить, папа́. Я не могу жить в одиночестве. Иногда, мне кажется, что лучше умереть.

— Не говори так! Даже не думай об этом.

— Тогда помоги уничтожить его.

— Ты всё ещё не понимаешь?

Он быстро отвернулся, но я успела заметить сожаление в его глазах.