Глава 9

— Я не самоубийца!

— Не преувеличивай, — я с видимым удовольствием оперлась на витые перила лестницы. — Женитьба еще не конец света.

— Я не буду на ней жениться!

— Ты же честный гусар, Айвар, — сжав губы в полоску, чтобы не засмеяться, проговорило мое величество, глядя в круглые глаза стражника. — Обесчестил — женись.

— Я? — поразился мужчина. — Да я эту… эту уважаемую даму даже пальцем не тронул!

Дезориентированная Клира впала в прострацию, молча открывая и закрывая рот. Красные пятна переползли на тощую шею служанки, напоминая ветрянку, да и вся она вызывала острое желание позвонить в скорую помощь и измерить давление. Группа поддержки из двоих бабулек, четверых сослуживцев и одного секретаря утирала умильные слезы, глядя на будущих новобрачных. Хотя нет, это они улыбки прячут и смех кашлем маскируют. Ну а мне выпала роль третейского судьи, решающего конфликт высокоморальной мумии и зарвавшегося балагура.

— Кто-нибудь, промойте мне глаза, — внезапно застонала Клира, оседая на пол. Бедное старушечье сердце не выдержало святотатства. — Отпойте мою душу… Чую, пальцы леденеют, не иначе духи смерти мне, горемычной, в спину дышат.

— Айвар, еще тридцать секунд, и тебя придется похоронить рядом с возлюбленной, — прохладно констатировала я, втайне радуясь, что одна проблема решена.

Померла от травм, не совместимых с моралью, так и запишем. Но тут активно воспротивился оставшийся бабсовет. Потеря молодого и, что греха таить, симпатичного гусара явно пришлась не по вкусу служанкам, а потому Хана жалостливо запричитала, а Эрма кинулась обмахивать осевшую на холодный пол подругу. А ведь еще минуту назад даже бровью не повели, с исследовательским интересом наблюдая за чужим обмороком! Вот что угроза краха на брачном рынке с людьми делает.

— Ваше величество, — огорошенный гусар прижал руку к сердцу и поднял на меня огромные глаза раненого олененка. — Смилуйтесь. Я не могу жениться, мне еще тринадцать лет служить!

— Она тебя дождется, — добродушно отмахнулась я.

От переизбытка противоречивых чувств Айвар всхлипнул и с суеверным ужасом покосился на имитирующую сердечный приступ бабку.

— Я бы очень удивился, получив весть, что Клира его не дождалась, — прошептал мне на ухо Густав, подобравшись бочком. — Сделайте милость, леди, скажите, что пошутили, а то ловить по ледяной пустыне подчиненного — последнее дело.

А подчиненный уже смазывал лыжи, норовя попросту сбежать. Медленно подняв руки вверх, как вор при задержании, рядовой начал пятиться, еле заметно мотая головой. И с каждой секундой повороты шеи становились резче, будто яростное отрицание своей вины могло ему помочь. Но кто сбежит от Ларисы Гузеевой, внезапно проснувшейся в пятидесятилетней тетке? Стоило сурово заломить бровь, как верные стражники стеной сомкнулись за спиной неудачливого беглеца. Главное, лица у всех были честные-честные, с легким оттенком наивности, мол, просто шеренгой решили рядом постоять.

Приговоренный Айвар неверяще прошептал губами: «Предатели» и перевел обреченный взгляд на меня.

— Не губите, Ваше величество! — с размаху рухнул мальчишка на колени. — В жизни гусара есть только две святыни: командир и сабля, не раз спасавшие ему шкуру. И если вы, как временный командир, не спасете мою холостую жизнь, то я прибегну к сабле. Умру на месте лбом об крестовину!

— Да я тебя сама помелом перешибу! — рявкнула Клира, поднимая голову. — Срамец бесстыжий! Развели мне тут притон, лиходеи, один другого срамнее! Да я такого стыда отродясь не знала, пакостью ни в жисть глаза не марала и на том стоять буду, пока духи посмертия душу мою не призовут!

— Недолго осталось, — тихонько прокомментировал Густав, розовея от скандала. — Хоть очередь занимай, быстро место освободится.

— Тоже хотите постоять на могиле личной жизни?

Но это последнее, что я успела вставить. Поток отборной ругани чернее ночи лился из бывшей домоправительницы с такой страстью, что уши оставшихся стражников полыхнули стыдливым жаром. Браниться в мою сторону Клира благоразумно не стала, а потому гусары не знали, куда себя деть, выслушивая, какие они мерзавцы и кобели. Я тоже заслушалась с удовольствием. Хоть бери и записывай! И консультируйся в особо сложных случаях, когда обычных слов не хватает.

Мне начинает нравиться этот мир. Матом здесь загибают первосортно, а главное, совершенно не повторяются! Вернусь с пополненным запасом и научу невестку плохому, она таких междометий отродясь не слышала.

— А в ней что-то есть, — обалдело выдохнул Айвар, едва старуха обессилила. — Вы, часом, не вдова нашего покойного поручика?

— Стыд поручика не заметить сложно, — резонно возразил штабс-ротмистр. — И знала его не только безутешная супруга, но и половина оперного театра.

И пока красные от неловкости гусары обсуждали прелести актрис и балерин, я окончательно спустилась вниз, отыскала уцелевшую бутылку с шампанским и отправилась наверх лечить нервы. То есть, разумеется, выполнять функции и.о. королевы, описывая приключения нашего маленького отряда и личное мнение о государственном промахе.

«За сим откланиваюсь и убедительно прошу начать проверку по факту моего обращения. Леди Аврора Макмиллан».

Писать пером было неудобно, приноровилась только с третьего раза, после чего с удивлением отметила, что почерк не мой. Изящный, с завитушками и милыми вензелями на заглавных буквах, он определенно не походил на мою краткую и рубленую скоропись. Однако руки сами выводили строчки незнакомых букв, а потому решила не заморачиваться.

Через пару часов в спальне потеплело. День клонился к обеду, от насыщенных событий и бессонной ночи тело норовило прилечь на кушеточку, накрывшись сверху шубой. На кровать я посматривала с легкой брезгливостью: пыльный матрас и отсутствие постельного белья никого не воодушевят. Надо будет сказать Клире, чтобы занялась своими прямыми обязанностями и прекратила пить валерьянку залпом.

На ужин мне торжественно пообещали пельмени! Не буду скромничать, с моей же подачи. Я напомнила поварихе, что из муки и воды тоже получается отличное тесто, а дальше Ханна шустро сообразила, к чему я клоню. Но глобально проблему это не решило.

Нам срочно нужны продукты. И уголь. И ремонт стиральных котлов, в конце концов.

Но это все вторично. Сначала попытаюсь вскрыть блокнот, а если не выйдет — прилягу в транс и посмотрю кино чужой памяти. Чтобы выяснить код, нужно перебрать самые значимые четыре цифры в жизни владелицы. Будь мы в моем мире, я бы, не раздумывая, предположила, что это дата, а здесь… Хотя память подсказывает, что в Парелике годы записываются тоже в четыре цифры: первая — номер правящей династии, всего их сменилось три за историю королевства, а остальные — год, исчисляемый от первой цифры.

— Открывайся, зараза, — ногти бессильно царапнули обложку. — Срежу тебя болгаркой, и дело с концом! Пароль или жизнь?

Блокнот не поддавался. Пришлось прибегнуть к обоим вариантам: методично искать в памяти Авроры даты рождения родственников, прикладывая их к колесикам с цифрами.

Сто двадцать шестой от смены династии, день рождения прадедушки? Мимо. Прадедушка завещал наследнице маленький сливовый сад, но в конце жизни впал в маразм, сжег усадьбу и вместе с ней все плодовые деревья.

Сто семьдесят девятый, день рождения мамы? Тоже мимо. Мама не баловала дочурку, была несколько флегматичной особой, страстно мечтающей о чужой зеленой траве. Испытывая комплекс Афины, обожала мужчин и вечно поучала дочь дружить только с джентльменами, а леди открыто презирала за излишнее увлечение модой. Впрочем, своих увлечений тоже не имела, предпочитая жить интересами мужа, свято веря, что разделяет их всем сердцем.

Сто семьдесят четвертый, день рождения отца? Снова промах. Батюшка хоть и не обижал маленькую Аврору, но большой любви не испытывал, сделав ставку на своего бастарда. Да, у леди Авроры был постыдный секрет — сводный брат-ублюдок, преступно забравший внимание отца, несмотря на свое низкое происхождение. Матушка восприняла измену философски, боясь показывать характер и спровоцировать развод, что болезненно отразилось на дочери, вылившись в дуальность отношения: тяга к мужчинам как ориентиру, привитому матерью, вступила в диссонанс с обидой на отца и ненавистью к брату.

Я не психоаналитик, но могу предположить, откуда растут ноги стремления изменять законному супругу, испытывая в глубине души мрачное удовлетворение от наставленных рогов.

Глаза непроизвольно закрылись, утомленные дневным светом. Может быть, день рождения самой Авроры? Девочке едва исполнилось двадцать, только-только перестала расти грудь и выпали подростковые комплексы. Нет, опять промазала. День рождения короля? Нет. День рождения бабушки, тети, любимого певца?

Нет, нет и нет. А любимый певец и вовсе разочаровал Ее величество шесть лет назад, появившись в свете с новой мадемуазель под ручку. Партия оперного тенора и любительского альта была хороша, но разбила сердце всем юным леди, пускающим слюни на молодого красавца из дворянской консерватории.

Может, это историческое событие?… Резолюция о главенстве шелка над сатином, день коронации или свадьбы? Четыре цифры — не обязательно появление на свет живого человека… И я могу… Хр-р-р…

— Леди Макмиллан, катастрофа! — оглушающий стук в дверь вывел меня из транса. — Госпожа, пертубация!

— Айвар таки сделал предложение Клире и открыл в себе талант певца? — стукнулось спросонья самое страшное предположение.

— Нет, — подавился воздухом Густав, перестав барабанить в дверь. — Певческих талантов у него нет.

— А-а-а, — зевнула я, опуская голову обратно на кушетку. — Она хоть согласилась?

— Она… Леди Макмиллан, какие глупости! Я вовсе не это пришел сказать. Все куда хуже!

Куда уж хуже… Если даже Клира отказала гусару, которому служить еще тринадцать лет, то по окончании службы паренек вознесется на целомудренный Олимп и осветит нимбом грешную землю. А если согласилась? Тогда есть шанс, что он заберет бабку с собой к вечеру, как походную жену, а мне придется выделять ей приданое: вязанку дров, кусок сала и штоф водки, как самую большую северную ценность. Муку не дам, мне из нее обещали… О господи!

— Вы слопали мои пельмени?! — я подскочила, как ошпаренная, выныривая из дремы.

Солнце начало клониться к закату. Из «голого» окна было видно розоватое небо, обрамленное золотистыми облаками и голубыми островками. Значит, гусарский обоз уже приготовился отправляться обратно, и я останусь здесь одна. Ну точно, слопали мою порцию и собрались сбежать, пока я растерялась от огорчения.

— Нет, миледи, ваш ужин еще варится на плите, — нетерпеливо доложил секретарь.

— Тогда на кой ляд меня разбудили? — сон испарился от выброса адреналина, а потому руки сами потянулись протереть глаза.

— Дети приехали.

Загрузка...