Контра

Глава 30

Первым делом, по возвращению с родительского поместья, где молодой человек гостил пару дней, Александр направился в свою новую мастерскую, которая располагалась в самом глухом месте его подворья. В этом небольшом цеху, работали только ученики его ремесленных курсов. Ещё, в этом так сказать передовом коллективе, главенствовал его друг детства — Митяй, и под его руководством, изготавливали небольшие партии скобяных изделий, к великому Сашкиному удивлению, пользовавшиеся в Павловске весьма большим спросом. Но, несмотря на такой повышенный спрос, производство этой продукции, обходились весьма дёшево, может быть, из-за того, что делались они не только из железа, добываемого на землях графа, но и втихую, на территории соседнего, заброшенного имения. Для полной ясности, необходимо упомянуть, что для экономии ресурсов и удешевления производства, в процессе плавки, в плавильню добавлялось вторсырьё — металлическая стружка и иногда выбраковка оружейного производства.

Но вернёмся к новой мастерской, там, как и ожидалось, всё было в полном порядке, часть подростков, с большим энтузиазмом работали напильниками, придавая заготовкам нужный вид. На соседних столах трудились сборщики, которые собирали петли, защёлки и всё прочие изделия ширпотреба. Впрочем, был у того трудового энтузиазма был один, весьма весомый стимул, мальчишки получали за свою работу деньги. Пусть граф и расплачивался с ними медяками, но для крестьянской семьи, эти деньги были целым состоянием, позволяющим землепашцам зажить безбедно. Так что, в скором времени, многие селяне мечтали отдать хоть одно своё чадо в барское обучение. Об этом рассказывали не только зачастившие в усадьбу ходоки, но и сами юные мастера, которые отправлялись, на выходные дни по родным деревням, становились там центром всеобщего внимания. Во-первых, бесплатно выданная барином повседневная одежда была новой, и выглядела весьма дорогой, чего только стоили их сюртуки, из добротного, чёрного сукна и картузы. Во-вторых, семьи учеников, на гроши принесённые этими мальчишками, смогли прикупить для своих дворов всё необходимое, включая отрезы крашеной ткани, для пошива новых портов, сарафанов и много чего ещё — так сказать, на выход. И только крестьянская прижимистость не позволяла нежданно разбогатевшим землеробам выкинуть многократно отремонтированную, сильно поношенную ежедневную одежду. Ну и третье, самое главное, все селяне, включая старост, первыми здоровались с мальцами как с взрослыми людьми, как минимум, равными себе. Что изрядно льстило мальчишескому самосознанию.

Но всё это лирическое отступление. Убедившись, что производственный процесс у слесарей в полном порядке, граф посетил и новую кузню, где работала его гордость — его первый пресс со сменной матрицей, и пуансоном, имеющий привод от водяного колеса. Это было отдельной, дорогой победой Александра, за малым, не ставшей причиной его возможного банкротства. Дело удалось спасти, но все деньги из тайника, уходили на закупку необходимых инструментов, стали и чугуна, поэтому, и таяли с невероятной скоростью — часть клада, принадлежавшая гайдукам, оставалась неприкосновенной. Сашка сам установил запрет на трату этой доли денег, обозвав их непонятной для местных аббревиатурой НЗ.

Кстати о гайдуках, именно к их командиру, после обхода своего хозяйства и направился князь. Точнее в просторную избу Петра Увельского, при участии Александра (хранившейся в тайнике доли десятника) выкупившего всю семью своей вдовушки и перевозящего её к себе, в усадьбу. Новый дом, для проживания воссоединённой семьи, сложили всем миром, за трое суток. Так что жилище, как и все остальные в отдельно расположенном от других строений "Военном городке", светились серебром свежесрубленного, выстоянного сухостоя, а внутри, у всех, до сих пор преобладал запах свежеструганной доской.

"Мир этому дому". — Постучавшись и войдя в жилище, сказал Сашка, подтвердив сказанное уважительным кивком головы. Затем он отыскал взглядом "красный угол" и перекрестился, глядя на икону. В ответ на это, Пётр, сидевший за столом и вырезавший своему пятилетнему первенцу деревянную сабельку, отложил в сторону нож и поделку; встал из-за стола и слегка поклонившись, ответил: "Милости просим, Александр Юрьевич, проходите, пожалуйста. Не изволите ли преломить с нами хлеб, отобедать с нами, чем бог послал?" — Есть не хотелось, но и отказываться от предложенного угощения было равносильно оскорблению хозяев. Поэтому, пришлось давать своё согласие и воспользоваться их хлебосольством.

Когда с обедом было покончено, Пётр только кивнул жене, указав ей взглядом на дверь. Та всё поняв, спешно засобиралась, забирая с собою всех детей. Было слышно как в сенях, она говорила, что необходимо срочно проведать родичей, живущих в соседнем доме. И вот, когда за хозяйкой закрылась уличная дверь, старший десятник тихо проговорил:

— Если вы о нашем деле, так у нас всё готово. Можем хоть сегодня ехать.

— Точно всё? Балаклавы для всех связали?

— Чего связали?

— Ну, шапочки, с прорезью для глаз.

— А-а-а, вона как они обзываются. Так моя Софья на всех их сделала, даже две в запасе получились.

— Надеюсь, ты не забыл её предупредить, что никому об этих шапках говорить не стоит? Особо делать нечто подобное, детям на зиму.

— Да. Она, у меня, баба умная, всё прекрасно поняла. И их, до вашего особого распоряжения, вязать больше не будет.

— Это хорошо, тогда поговорим о деле. Значит так, вначале едим к Кацу, отвозим ему новую партию заказанных им револьверов. Но столицу не покидаем, а останавливаемся на ночёвку в снятом для нас, графом Михаилом доме. Затем, с наступлением темноты, садимся в засаду возле дома актрисы. Говорят, что этот гад, отдавший приказ на убийство Алёнки, в последнее время зачастил к мадмуазель Жоржетте с ночёвками.

— Ага, тута всё ясно.

— Так вот. Врываемся к ним ночью, но тихо, зря не шумим. Самое главное — имитируем ограбление, и основательно калечим этого мерзавца Шуйского. Танцовщицу, полюбовницу этого гада, не трогаем, только аккуратно связываем, затыкаем рот кляпом, и всё. Она нам не враг. И ещё, помните, ты и твои люди, прикидываетесь немыми татями. Вы только и можете, что мычать, да, если желаете на что-то указать, тычете туда пальцами. И больше не звука. Мало ли что с вами произошло, вдруг у всех вас язык подрезан. Я же, в отличие от вас, суетливо говорю как балаболка. Надо, не надо, отдаю приказы изменённым, истерично визгливым голосом. Пусть запомнят это, как наши основные приметы, расскажут о них полисмену и те, по ним, нас ищут хоть до морковина заговенья.

Всё вышло так, как и задумывалось. Мини караван, — странный симбиоз двух несовместимых транспортных средств, ухоженный, явно господский шарабан и пусть добротная, но грузовая телега, везущая один деревянный ящик и трёх хмурых, безбородых пассажиров. И ещё, "бросалось в глаза" то, что возницы, не сильно-то жалели своих лошадок, но и не переусердствовали в их понукании, они явно спешили попасть в город к определённому часу. И как это ни странно, они успели. Так что, ещё не было пяти часов вечера, а их лошадки устало брели по улицам Павловска, больше никем не подгоняемые. Ровно в пять, если верить часам графа этот, так сказать "неправильный караван", остановился возле магазинчика ювелира Каца, занимающего весь первый этаж. Пожилой еврей — хозяин, как раз собирался её закрывать, то есть, для начала, разворачивал табличку, весящую на остеклённой двери, с надписью "Добро пожаловать в нашу лавку", являя свету её противоположную плоскость, на которой, красовались две строчки ровных букв, оповещали любого, кто пожелает войти: "Господа, простите, но мы вынуждены закрыться". — Предупреждение о вынужденном, раннем закрытии было не удивительно, ведь согласно указу, все евреи должны были покинуть стольный город, самое позднее, восьмичасовым поездом. Так что, пока сыны Израилевы подсчитают дневную выручку и уберут свой дорогой товар в сейфы, и складские помещения с надёжными запорами, наступит время выдвигаться в сторону вокзала. Однако, обернувшись на звук и увидев тех людей, что остановились возле него, он широко улыбнулся, и сам, широко распахнул только что закрытую им дверь.

— Эрэв тов[40], Александр Юрьевич. — широко улыбнувшись, да так, что стали видны белые, на удивление крепкие зубы, поприветствовал гостя пожилой ювелир. — Рад вас видеть.

— И тебе доброго здоровья, уважаемый Авраам.

— Хоть вы сегодня и припозднились, но видя то, что лежит в вашей телеге, старый еврей думает, что у вас, для него, есть что-то весьма интересное.

— Да-а-а. Ещё не родился тот хитрец, кто способен что-либо скрыть от пронырливого еврея. Особо если он, ему, это нечто пообещал.

— О-у-у, граф как всегда зло подшучивает над беззащитным евреем. А ведь…

Под этот, шутливый разговор, пара гайдуков, одетых как обычные городские жители — среднего достатка, внесли тяжёлый ящик в лавку. Следом за ними вошёл граф, после чего Кац, поспешно запер наружную дверь, даже на вид крепкую и массивную, которая закрывалась только на ночь.

Поздние визитёры, пробыли в лавке Каца минут двадцать, максимум полчаса, и чем они там занимались, о чём говорили — не известно. Однако по истечению указанного времени, они вышли, с лёгкостью неся свой опустевший ящик. Впрочем, эта тара не была такою уж пустою, как могло показаться стороннему, гипотетически возможному наблюдателю. В её недрах лежали три разных по мере наполнения мешочка, с серебряными и медными монетами — расчёт за привезённый товар.

Последним, оружейно-ювелирную лавку покидал Александр, он вежливо улыбался, тепло, как с лучшим другом, распрощался с ювелиром и гравёром в одном лице — Авраамом, произошло это на улице, возле входа в его магазин. Отчего могло показаться, что его добродушное настроение, после общения со старым евреем бурлило неисчерпаемым ключом, однако всё было не так. Ещё садясь в экипаж, Сашка, не "снимая" с лица маску снисходительного восторженного "благодушия", усилено обдумывал все нюансы состоявшегося в лавке разговора. Так как молодому человеку показалось, что Кац, несколько раз намекнул, что спрос на новые пистолеты начал постепенно снижаться, пусть ещё и не так наглядно, но всё-таки… Ювелир, делал именно тонкие намёки, а не говорил об этом напрямую, что не меняло сути дела. Если производитель ничего не поймёт, в любой момент можно отказаться от не пользующейся спросом продукции. А если нет, то зачем уменьшать свой гешефт? Таковы суровые законы торговли: "Хочешь жить, умей вертеться". А сейчас, тенденции торговли новыми пистолетами были не такими уж радужными. И ничего здесь не поделаешь, просто прошёл первый ажиотаж на приобретение модной "игрушки", удачно спровоцированный британскими купцами, ненавязчиво прорекламировавшими свою оружейную новинку: "Есть у нас высокотехнологичное чудо, которого у вас, варваров, нет. Но мы, вам, этого не продадим, потому что, эта цаца, только для избранных. Но за очень большие деньги, может быть, и поделимся с вами этим предметом для "избранных". А тут раз, и небольшой конфуз. Оказывается, в обществе имелись такие господа, кто не поддался соблазну обладать чудным и дорогим, из-за этого весьма престижным револьвером, предпочитали иметь при себе старые, надёжные, проверенные временем однозарядные пистолеты. И таких людей, было подавляющее большинство.

"Ну что же, — думал князь, с внешней, благостной отрешённостью, смотря в спину своего верного кучера, — спасибо островитянам, за то, что так хорошо поработали на поприще рекламы своих, ну и, конечно же, моих "игрушек". Мне это сильно помогло. Ведь в самый трудный момент становления моей артели, пусть с трудом, но удалось компенсировать все материальные затраты. И всё же, с завтрашнего дня, необходимо немного уменьшить выпуск продукции моим оружейным цехом и нужно подумать, чем расширять ассортимент ширпотреба. Я не могу себе позволить такую роскошь, как работать на склад…".

Увлечённый этими мыслями, граф Мосальский-Вельяминов не обратил внимания на то, что его шарабан въехал во двор арендованного для него дома. Нет, он видел, как экипаж замедлил своё движение, как лошадка свернула и вошла в приглашающе распахнутые ворота, но не желал отвлекаться от обдумывания некоторых нюансов в своих планах, то есть, путей решения теоретически возможных проблем. Вот уже в старый домик, чьим единственным достоинством было то, что из углового окна можно было увидеть дом мадмуазель Жоржетты, внесли весь багаж. И пара гайдуков, переминаясь у двери, выжидающе смотрят на графа. Только в этот момент, Александр соизволил "очнутся" и с горестным вздохом покинуть повозку.

Шаг через порог, вдох и… знакомое ощущение, в ветхом, давно требующем ремонт доме стоял запах старости. Нет, не древней постройки с её запылённым воздухом, это было нечто совсем другое. Обычно, такое специфическое амбре, витало там, где жили весьма пожилые люди. В итоге, так оно и оказалось. Хозяевами этого "дворца" были две сухеньких старушки — сёстры, древний старик, не то что не покидающий своей постели, но уже несколько дней никого не узнающий — муж одной из бабулек. Как немного позже выяснилось, хозяева имели несчастье пережить своих детей, так и не дождавшись рождения внуков. Также, по дому суетились три верных дряхлым хозяевам служанки, в возрасте от тридцати, и где-то до сорока с лишним лет.

Такое соседство с несколькими хозяевами, из-за возраста склонных к бессоннице, совершенно не подходило для безопасного проведения акцией. Будет слишком много свидетелей их ночного исчезновения из дома — хотя, для провала, хватило бы и одного. Подвёл Михаил, со своим поспешным выбором. Так что, граф уже хотел дать команду собираться и покинуть этот дом, перенеся "мероприятие" на другой день. Была даже придумана причина такого скоропалительного решения. Мол, он, удачливый коммивояжёр Стёпка Дормидонтов и его люди, желают обсудить свои дальнейшие планы, подальше от посторонних ушей и поэтому, ночью могут немного пошуметь. А беспокоить таких почтенных людей им как-то неудобно. Дело спас Пётр, переговоривший с прислугой, сославшись на ту же "легенду". И о чудо! Женщины, желая "ухватить за хвост", ускользающий из их рук барыш, согласилась пустить постояльцев в свой небольшой флигель, стоявший в дальней части двора и какая удача, имеющий второй, отдельный выход на улицу. Так что примерно через час, ушлая прислуга, на всякий случай, вынесла из флигелька все свои ценные вещи, перестелила в нём все три постели, устроив дополнительные лежаки, на принесённых из хозяйского жилища лавках, конечно же, взяв за это дополнительную плату. И ещё. Сообразительные бабы, накрыли в самой большой комнате шикарный стол. Предварительно сбегав в ближайшую харчевню, где вдоволь накупили еды и алкоголя. И снова, сделано всё это было за счёт постояльцев и сколько монет "прилипло" к ручкам двух "посыльных", никто и не собирался задумываться. Все эти махинации, можно подытожить такими простыми словами: "Условиями пересмотренного договора, все стороны, остались весьма довольны". — Да, ещё одна маленькая деталь, из флигеля, наблюдать за домом танцовщицы, было более удобно. Но этот факт, никто не афишировал.

Стемнело. В хозяйском доме, погас свет, во всех комнатах, по крайней мере, со стороны флигеля не светилось не одного окна. Вот и постояльцы, уже с час, как приступили к отработке официальной программы, какую от них ожидали "добрые" арендодатели. Гайдуки изображали некое подобие бурной "беседы", с радостными, или возмущёнными выкриками, но стараясь при этом не сильно то и шуметь. Незачем вынуждать не вовремя разбуженных, а поэтому особенно злых соседей призывать на помощь служителей правопорядка. Так что, всё шло так, как и задумывалось. Почти всё.

В комнату занимаемую графом, кто-то постучался, и из-за двери послышался тихий голос Петра:

— Александр Юрьевич, это, разрешите войти.

— Входи Петя. Чего ты там высмотрел? Какие у тебя новости?

— Так это. Акромя этого гада, в дом танцовщицы ещё люди подходят — с осторожной оглядкой. А только что, к ней подъехала тяжелогружённая карета. Ну, это… Я так подумал по тому, что видел, как тяжко её тащила лошадка. Вот из неё, из кареты той, под покровом ночи, приехавшие на ней люди, перенесли в дом один большой, тяжеленный сундук, и несколько малых. Вот.

— Молодец Петруха, благодарю за усердие.

— Рад стараться!

— Да не кричи ты так, не то всю округа разбудишь. Значит так десятник, раз всё так кардинально изменилось, слушай новую вводную. Акцию не отменяем. А из-за того, что нас так мало, а противника больше…

Время ползло неторопливо, как старая умудрённая жизненным опытом черепаха, с величественною неспешностью, и также не торопливо, оно преодолело условный рубеж — полночь. Как и положено, в это время суток, во дворе дома, арендованного мадмуазель Жоржеттой было тихо. То бишь, царила тишь и благодать, только где-то возле сарая сверчит одинокий сверчок, да вдалеке, лениво брешут дворовые собаки, то одна немного полает, то другая гавкнет ей в ответ, то третья, выдержав театральную паузу, подаст свой басовитый голос. Единственными кто не вписывался в эту идиллию, были четверо одетых во всё чёрное мужчин, притаившихся во тьме почти непроглядной ночи. Они прятались от посторонних взглядов в укромных, самых тёмных закоулках небольшого двора и как свойственно любому человеку, время от времени шевелились, выдавая этим своё присутствие. Но стоило скрипнуть входной двери дома, как все они замерли, один, находящийся ближе всех к крыльцу, даже затаил дыхание.

Не догадываясь о присутствии посторонних людей, на крылечко вышли двое молодых парней, и тихонечко притворили за собою дверь. Они немного постояли, наслаждаясь полуночным покоем. Но вот, один из них засуетился, раскурил находящуюся в его руках трубку и протянул её своему другу. Сделав поочерёдно несколько затяжек, и удалив первый никотиновый голод, парни продолжили обсуждать начатый ещё в доме спор:

— Всё равно, не понимаю я тебя, Волгин. — сипло говорил самый низкий из этой парочки. — Ты если что-то вякаешь, то гуторь только за себя.

— А чо?

— Да ни чо. Коли тебе гроши непотребны, то не гуторь такое за меня с Сявой. Я быть может, тоже не люблю нашего канцлера. Но поверь, порешить его ради одного лишь удовольствия, это не по мне. За спасибо рисковать и кидать в него бомбу, я не собираюсь. А ты…

Договорить в чём подельник был не прав, сиплый не успел. За спинами курильщиков возникли тёмные тени, синхронно, слитным движением закрывшие ладонями в перчатках рты, сразу обоим собеседникам и одновременно вонзившие холодную сталь в их сердца. Даже не верится, что это убийство совершили не привыкшие снимать часовых пластуны, а так, дилетанты пусть и имеющие небольшой опыт умерщвления себе подобных. Агонирующие тела ещё трепетали в крепких объятьях своих палачей, а другая пара черных силуэтов, уже "скользнула" в недра одноэтажного дома.

Первым, кого увидели гайдуки, ворвавшись в коридор, был крепкий, рыжий детина со свёрнутым набок носом. Он стоял лицом к распахнувшейся двери и на случай тревоги, сжимал в своей огромной руке палаш. А вот воспользоваться им, растерявшийся охранник не успел. Да и коридорчик был немного узковат для его оружия, ну и не ожидал мужичок появления столь шустрых, не званых гостей. Он только раскрыл рот, собираясь что-то выкрикнуть, но тут прямо в его грудь, влетел тонкий клинок стилета, брошенного с неимоверной силой. Странные возможности даёт человеку бешеный выброс адреналина. Дело в том, что здоровяка толкнуло с такой силой, что тот, попятившись, с грохотом упал на пол. На звук его падения не могли не отреагировать и из ближайшей комнаты, в коридор выглянул паренёк, с удивлением посмотревший на лежащего товарища, а затем на приближающегося к нему незнакомца в чёрном одеянии и растерянно спросивший: "А ты кто?" — ответом ему был удар ноги в пах и добивание кулаком в грудь, откинувшие вопрошающего обратно в комнату. И тут же, дом огласил девичий крик, который быстро прервался. А дальше, началось натуральное "избиение младенцев". Ворвавшаяся четвёрка мужчин, чьи лица закрывали чёрные вязанные шапочки с аккуратными отверстиями для глаз, охаживали всех кто подворачивался к ним под руку тонкими палицами (аналогом бейсбольных бит). Так что, весьма скоро, все кто находился в комнате, лежали на полу, "баюкая" травмированную конечность, или оглаживая те места, куда им попали в этой суматохе. Единственные кто избежал этой участи, это была Мария, она же мадмуазель Жоржетта и её худосочная служанка. Вот прислугу, выглядевшую более адекватной, и заставили вязать тех, кто лежит на полу. А отдавались приказы так, один из нападавших ткнул в служанку пальцем и поманил к себе, затем, указал на брошенные кем-то на пол обрезки верёвки, и на госпожу. Однако из-под маски, прозвучала не человеческая речь, а невнятное мычание.

"Таки чо, стоишь дура! — видя, что девка никак не реагирует на жесты, визгливо, почти истерично затараторил один из налётчиков. — Живо метнулась и повязала своих кентов!" — "Ч-ч-чего?" — "Верёвку в зубы, дура, и вяжи им руки, да ноги! Живо!" — "А? К-к-кого? За-а-ачем?" — "У-у-у Шма…! Не делай мне нервы Ш…ва! Таки делай то, чо я говорю и дядя, не будет делать тебе больно!"

Признаться, пленных уже вязали без участия прислуги, двое ночных налётчиков грубо переворачивали свои жертвы на живот и стягивали их руки сзади. Один, первый из тех к кому наклонились, постарался оказать сопротивление, но тут же пожалел об этом, его пинали ногами до тех пор, пока он не затих. "Картина" скоротечной расправы получилась жуткая. Когда двое крепких мужчин, молча, на виду у всех, упоённо избивают ногами лежащего на полу человека, это зрелище не для слабонервных людей. Так что думать о том, что ещё кто-то пожелает показать свою храбрость — абсурд. А дальше было вот что. Через пять минут, в спальню хозяйки, взяв за ноги, отволокли первого связанного пленника.

К большой радости Александра, никого из компании заговорщиков, пытать не пришлось, всякий кого к нему притаскивали, как только у бедолаги изымали кляп, спешил рассказать, все, что только знал. Одна беда, полученная информация, никакой радости напавшим не приносила. Оказывается, в этом доме готовили покушение не только на канцлера, но и на генерала, графа Юлиана Евгеньевича Левина. И для проведения этих диверсий, неизвестными финансистами были переданы большие деньги — наличкой. Они должны были пойти как на приобретение необходимых химикатов, оборудование подпольной лаборатории для изготовления взрывчатки, так и для внушительных гонораров всем членам этой шайки. Также, именно сегодня, вместе с финансовой помощью, привезли партию револьверов, из которых молодые бомбисты, если понадобится, должны были добить всех выживших после взрывов. Ну и конечно, подрывная литература и плакаты, критикующая нежелание российской власти, отдавать бедным Османам, когда-то отнятые у них земли. Всё это, в нужное время, должно было появиться в рабочих кварталах столицы. Судя по сопровождающей инструкции, вывешивать эту наглядную агитацию необходимо после первого же крупного поражения русской армии.

Так что, после выслушивания исповеди, и ознакомления с антироссийскими листовками и карикатурами, Пётр улучил момент, когда остался с графом наедине, и тихо, почти на ухо, прошептал: "Александр Юрьевич, такую гниль, что мы здесь поймали, не калечить, а убивать надобно. Это же надо чего ироды удумали. Они не только против вас смертоубийство задумали. Они генерала, которого собираются отправить для защиты Царьграда, порешили извести смертью лютой. И только за то, что по их разумению, под его руководством у нас больше всего шансов одержать там победу". — "Вот ты Петя и приведи свой приговор в исполнение. А перед этим, занеси сюда обеих баб и Иудушку Мишку, да оставь мне одного бойца. После чего, тихонечко отправь всех супостатов на божий суд, но сделай это так, чтоб долго не мучились — они всего лишь продажные пешки". — "Нет. Вот именно для таких безродных псов, по моему убеждению, пригодна только одна смерть, долгая и мучительная".

Рассказывать, как гайдуки резали пленённых бомбистов — словно баранов, или то, как князю Шуйскому, отказывающемуся поначалу отвечать на вопросы, размозжили кисть правой руки, не стоит. Необходимо лишь заметить, что этого воздействия хватило, чтоб он рассказал о местонахождении оборудованного в доме тайника с деньгами и оружием. Чем Александр, долго не думая, для поддержания легенды нападения, решил воспользоваться. Раз уж он соизволил имитировать налёт безбашенны грабителей, то ему и его людям, стоит придерживаться этого образа до конца. А это значит, что помимо изъятия содержимого нескольких тайников — кроме импортной печатной продукции, было собрано и упаковано в узлы всё, что могло иметь хоть некоторую ценность. Так что, актриса, вместе с прислугой, этой злосчастной ночью, лишилась всех своих мало-мальски ценных побрякушек, включая и явно дешёвую бижутерию. Дав указание на сбор этих безделушек, Сашка оправдывал себя тем, что за содержание в своём доме бандитское гнезда, мадмуазель должна платить по максимуму. Нужно сказать, что лишнее барахло, вынесенное во двор в несколько приёмов, было отнесено в находящийся неподалёку квартал бедноты, где и было брошено. Все эти усилия были оправданы, так как от оставленных там трёх узлов с "ценностями", через час не осталось и следа. Да и приметы двух мужиков, решивших таким образом избавиться от своей ноши, местные жители старательно "не заметили". Дела ночные, тёмные, можно сказать, таинственные — каковыми и должны оставаться.

Однако, по неизменному закону природы, ночная тьма, с восходом солнца рассеивается, являя свету всё, что в ней происходило, или почти всё. Стоило только рассвету немного осветить город, как соседи мадмуазель Жоржетты, были разбужены испуганным бабьим криком. Желая поскорее удовлетворить своё любопытство: "Что произошло?" — Обыватели кинулись к окнам. И то, что они увидели, стало темой обсуждений — минимум на неделю. Но обо всём по порядку. Первое что "бросилось им в глаза", были распахнутые настежь ворота, возле которых стояло несколько зевак, они были чем-то испуганы, торопливо крестились, но всё равно, как заворожённые смотрели во двор, где жила молодая актриса. А какая-то молодуха, видимо тоже, не удержавшаяся от свойственного всем людям порока — любопытства, увидев что-то страшное, ослабла на ноги, осела на землю, и истошно вопила:

"А-а-а! У-у-убили! А-а-а!…"

Приблизительно через час, по городу поползли слухи о ночном налёте лихих людей на дом какой-то молодой особы. И в скором времени, из этих рассказов было непонятно, кем именно была жиличка дома подвергшегося нападению. По одной версии она была содержанкой, молодой актрисой одного из трёх театров, по другой, представительницей наидревнейшей профессии, обладательницей жёлтого билета[41]. Для многих обывателей, большой разницы между обеими профессиями не было. Неизменным фактом являлось только то, что этой ночью, бандиты сгубили много человеческих душ. И как обычно это получается, озвучиваемое количество невинно убиенных, росло от одного рассказчика к другому.

А тем временем, в полицейском участке, Мария Куницына и её служанка, постоянно срываясь на плач, дрожащим голосом, уже который раз повествовали о том, что произошло с ними этой ночью. Их можно было пожалеть, если бы не одно но, антигосударственная деятельность. Почти все околоточные смотрели на дамочек как на прокажённых, а те, из-за этого ещё сильнее нервничали и никак не могли объяснить, откуда в их доме появилась запрещённая к распространению литература, причём в таком большом количестве. Впрочем, не смотря на ночной налёт грабителей, можно сказать, что им всё равно повезло. Кто-то из "небожителей" озаботился, чтоб имя князя Шуйского, в этом деле никак не фигурировало, а для этого, эпизод с подрывной литературой, был весьма оперативно предан забвению. Так что мадмуазель Жоржетта с её прислугой, по всем документам прошли как пострадавшие, чьих гостей убили неизвестные грабители. Женщины должны были благодарить судьбу за то, что некто-то из высшего руководства, дал необходимое устное указание и, этого оказалось достаточно. Ещё одна "маленькая", деталь этого ночного происшествия. Пострадавшего от налётчиков князя, весьма оперативно доставили к лучшему столичному хирургу, который, ужасаясь жестокости нынешних бандитов, занялся лечением отбитой мошонки, поломанной руки и изувеченной кисти молодого человека. А ближе к вечеру, по всем околоткам разослали ориентировку, в которой сообщалось о появлении новой шайки "гастролёров", которых следовало немедленно задержать. Также, в этом документе говорилось, что опознать банду можно по наличию в ней как минимум трёх немых бандитов и их истеричного предводителя, обладателя странного, ни на что не похожего говора.

Думается, что стоит упомянуть и о самих виновниках этого переполоха. Они, "пробудившись" от утреннего переполоха, поинтересовались у хозяев о причинах наблюдаемой из окон драмы. Выслушав невнятные объяснения, посетовав на трудные времена с неминуемым упадком нравов, и рассчитались с хозяевами, немного приплатив за то, что сами, вели себя этой ночью не очень-то тихо. После чего, благополучно, ещё до прибытия полиции, "негоцианты" покинули столицу. Да они сильно рисковали, но по-другому у них не получилось. Далее. Вернувшись в поместье, уставшие мстители спрятали почти все трофеи в тайнике. Почти? Да потому что в ухоронке оказалось не всё. Английские револьверы были без лишних промедлений разобраны, бронза отделена от стали, которая тут же ушла на переплавку. После чего, гайдуки, участвовавшие в акции возмездия, по дозволению графа, заперлись в его малом кабинете и устроили там грандиозную попойку, тихую, без танцев, песен, и других её проявлений. В этот вечер пьянствовал и Александр, только в полном одиночестве, перед траурным портретом своей Алёнки. Самое тяжкое заключалось в том, что состоявшаяся месть, так и не принесла ожидаемого им облегчения. На душе, так и осталась тяжесть потери.