Конторщица 4

Глава 11

— Гражданка Горшкова, правильно? — подошел ко мне невзрачный мужчина № 1.

— Да, — растерянно кивнула я (вот уж не ожидала от Барабаша такой глупости).

— А вы? — мужчина номер раз обратился к Репетун.

— Р-репетун Татьяна Петровна, — пролепетала та, затравленно озираясь по сторонам.

— Проходим, гражданки. Присаживаемся, — махнул рукой тот в угол кабинета.

Мы примостились на неудобные стульчики, что стояли вокруг стола для совещаний. Мужчина номер раз по-хозяйски сел напротив, в упор уставившись на меня, мужчина номер два встал за моей спиной. Это немного нервировало, но виду я не подала. Репетун усадили чуть сбоку возле меня.

— Сергей Петрович, вы тоже присаживайтесь поближе, — велел невзрачный мужчина номер раз. Барабаш суетливо переместился к нам за стол, и сел тоже чуть сбоку, но с другой стороны, на правах хозяина кабинета.

— Итак, гражданка Горшкова, — обратился первый ко мне, — расскажите, как вы пытались склонить товарища Барабаша к мошенничеству и морально неправомочному действию с целью причинить товарищу Плечевому репутационный и моральный ущерб, из-за которого он должен был потерять свою должность?

— Это разве уже доказано? — поморщилась я.

— Но товарищ Барабаш сказал…

— Вот именно, — перебила невзрачного я, решив не церемониться, раз на кону сейчас стоит всё (о советских спецдознавателях и о чёрных воронках я что-то такое помнила), — вы делаете выводы на основании слов товарища Барабаша. То есть бездоказательно. А я вот, наоборот, утверждаю, что ничего подобного не было. И сейчас моё слово стоит против слова товарища Барабаша.

— Хм… Вот, значит, как. А с какой целью вы сейчас пришли сюда? — вкрадчиво поинтересовался невзрачный мужчина номер два, и от неожиданности я аж вздрогнула.

— Так товарищ Барабаш это время сам назначил, — ответила я, — поинтересуйтесь у секретаря, я там в графике должна стоять, ведь товарищ Барабаш у нас человек занятой, поэтому у него жесткий график посещений.

— Поинтересуемся, — недовольно дёрнул щекой первый, — вы не ответили на вопрос.

— Я ответила, — упёрлась я, — мне назначил Барабаш, а уж зачем — спрашивайте у него. Я — человек маленький, высшее руководство велело — я выполняю.

— Да что вы такое лжете?! — возмущенно взревел потрясенный моим лицемерием Барабаш, но первый его перебил:

— Подождите, товарищ Барабаш, до вас мы ещё дойдём.

Барабаш побледнел и сник.

— Так в чём же таки заключался ваш план по саботажу и смене руководства областного профсоюза? — лениво растягивая слова, повторил вопрос первый. Если бы не его цепкий, пристальный взгляд, могло бы сложиться впечатление, что ему всё это вообще не интересно.

— Не понимаю о чём вы, — не поддалась я на его обманчиво-добродушный вид. — Конкретизируйте, пожалуйста и предъявите доказательства.

— Здесь вопросы задаю я, — голос первого похолодел и взгляд недовольно сверкнул. Куда и подевалась обманчивая доброжелательность. Передо мной сидел крайне опасный противник. И этот противник сейчас был готов напасть на меня и уничтожить мою жизнь.

Поэтому я благоразумно промолчала.

— Так с какой целью вы пожаловали к Барабашу?

— Он пригласил.

— Зачем?

— Да откуда ж я знаю? — пожала плечами я. — Могу только предполагать. Вы лучше у него самого спросите.

— То есть вы пришли сюда, даже не зная о цели визита? — вкрадчиво переспросил первый, — разве так к принято ходить на прием к высшему руководству? А эта гражданка зачем с вами?

— Ну, я примерно представляю зачем я понадобилась товарищу Барабашу и зачем он попросил меня взять подругу.

— И зачем же?

— Примерно месяц назад товарищ Барабаш уже предлагал поделиться со мной опытом работы. Это было после окончания совещания облпрофсоюза, где я делала доклад от имени профсоюза депо «Монорельс». Вы можете уточнить дату и список делегатов.

— Мы владеем этой информацией, — кивнул невзрачный.

— Ну вот видите, — облегченно вздохнула я, — с ним тогда были товарищ Плечевой, и они предложили поделиться опытом в банном комплексе. Я тогда не поехала, и вот, очевидно, сейчас товарищ Барабаш решил повторить своё предложение, иначе зачем он велел мне взять красивую подружку?

Каримова я решила не сдавать. Он, вроде, как человеком был среди этих двух моральных уродов.

— Что?! — взревел Барабаш. Лицо его покраснело и стало багровым. — Ложь! Это всё наглая ложь!

— Был такой разговор, — вдруг сзади тихо подал голос второй мужчина, и лицо Барабаша стало аж фиолетовым.

— Та-а-к, понятно, — задумчиво протянул первый и повернулся к сидевшей как мумия Репетун, — а вы зачем здесь?

— Точно не знаю, — подхватила мою версию та, — Лидия Степановна вчера сказала красиво одеться и что мы пойдём на приём к Барабашу.

— А она не сообщила, с какой целью? — вкрадчиво поинтересовался первый мужчина.

— Ну, зная репутацию товарища Барабаша, мне незачем было уточнять, — показательно смутилась Репетун.

— Эммм… вы ведь ранее работали секретарем у Бабанина? — с явным подтекстом задал вопрос первый, не спуская язвительно-оценивающего взгляда с Репетун.

— Да. Личным помощником, — блеснула глазами Репетун, — самым-самым личным.

— А сейчас?

— А сейчас я сижу в кабинете, где кроме меня ещё шесть постоянно орущих баб и, как вы сами понимаете, не воспользоваться такой возможностью было бы глупо. Ну, а вдруг товарищу Барабашу, или даже самому товарищу Плечевому, нужен личный помощник? Поэтому у нас планировалось небольшое собеседование, и я надеялась, что смогу пройти его благополучно, так, чтобы товарищи отметили бы мой профессионализм, и я бы перешла в разряд личных помощников. Опыт у меня есть. А ещё я умею варить изумительный кофе, между прочим. Если хотите, могу сейчас сварить…

— Воздержимся, — насмешливо поджал губы первый и повернулся к Барабашу, — прокомментируйте заявления гражданок, товарищ Барабаш.

Барабаш начал сбивчиво и многословно рассказывать о том, что это всё грязные наветы и инсинуации, о том, как коварная я ворвалась в его кабинет и начала склонять его к тому, что я могу сделать так, что Плечевого снимут, а на его место станет сам Барабаш лично.

Он говорил долго, взахлёб, часто повторялся и сам себя перебивал. Видно было, что человек волнуется и ему есть что сказать.

— А скажите, Сергей Петрович, — опять подал голос второй, — вы хотели бы поработать председателем облпрофсоюза?

— Да как вы могли такое подумать?! — вскричал Барабаш, правда прозвучало это уж очень неубедительно, — я же сделал вид, что согласился с этой аферисткой, назначил ей встречу, а сам быстренько позвонил вам и всё честно рассказал.

— Но доказать вы это конкретно не можете, правильно?

Барабаш сник.

— Ну что же, гражданки, — внезапно заявил первый, — пока всё ясно, можете быть пока свободны. Не буду напоминать, что этот разговор не должен выйти из этих стен, да?

Мы с Репетун закивали, как китайские болванчики.

— Вот и замечательно, — сказал первый, — всего доброго.

Я подавила облегчённый вздох и поднялась из-за стола.

— Одну минуту, — вдруг опять влез второй, — а покажите-ка мне свою сумочку, гражданка Горшкова.

У меня похолодели руки. С ужасом я наблюдала, как второй, сука, вытряхнул из сумки всё содержимое, как роется в бумагах и квитанциях, и как, наконец, извлекает два листка с планом продвижения и пиара Барабаша. У меня зашумело в ушах и накатила волна тошноты.

— Как любопытно, — прокомментировал второй, вчитываясь в рукописные строчки, — а что вы на это скажете, гражданка Горшкова?

В кабинете повисла очень нехорошая пауза.

— Вот видите! — вскричал Барабаш, — Видите?! Я говорю правду! Это они сговорились и всё врут! Я прошу вас разобраться и восстановить моё доброе имя!

— Помолчите, — непререкаемым тоном произнёс первый и Барабаш оборвался на полуслове.

— Ого! Слушайте: «…выделение и изучение собственных „слепых зон“, повышение заметности среди остального руководства, устранение препятствий…» — зачитал второй и поднял глаза на меня, — так не было, говорите, с вашей стороны попытки устранить товарища Плечевого с должности и заменить его товарищем Барабашом?

— Не было, — изобразила изумление я, — я же вам всё уже рассказала. Но могу повторить.

— А это что, а?! — выхватил первый у второго листы и почти сунул мне их в лицо.

— Это? — пожала плечами я, — а это текст. Я же учусь на филологическом в пединституте, мне скоро сдавать экстерном две сессии, так я примеры эссе и очерков сочиняю.

— Это не эссе, а план продвижения Барабаша! — рявкнул первый, и ткнул указательным пальцем в мои листы.

— Простите, товарищ, а где там написано, что это план продвижения Барабаша? — сухо поинтересовалась я.

— Ну вот же: «…необходимо начать еженедельно публиковать в городской газете материалы по результатам работы, взаимодействовать с рабочими на открытых мероприятиях, где подробно отвечать на все вопросы и оказывать помощь…» — начал зачитывать первый.

— Ну и что? Это общие слова. О Барабаше и о его продвижении там нет ни слова.

В кабинете воцарилась звенящая тишина. Мужчины переглянулись и первый опять спросил:

— Гражданка Горшкова. А как это так могло так совпасть, что товарищ Барабаш вызвал нас в связи с вашей аферой и вдруг мы находим у вас в сумке текст плана по устранению Плечевого?

— Понятия не имею, — изобразила дурочку я, — возможно, товарищ Барабаш видел текст этого эссе, когда вызывал меня в прошлый раз?

— Но секретарь товарища Барабаша утверждает, что вы сами позвонили ей с просьбой назначить вам встречу.

— Было такое, — кивнула я, — просто в тот, ещё самый прошлый раз, я растерялась и отказалась ехать с товарищами в баню. Причём отказалась, не очень подбирая выражения. А потом я подумала, посмотрела, как у меня на работе всё сложно стало, и решила, что я таки была неправа и очень нуждаюсь в опыте руководящих товарищей. Поэтому я позвонила и попросила о встрече. Чтобы извиниться. А товарищ Барабаш предложил взять красивую подругу и…

— Понятно, — хмыкнул первый, прервав мои излияния. — Можете быть свободны… пока свободны.

— А это можно? — я протянула руку к лежащим на столе листам.

— А это останется у нас, — отодвинул от меня мятые бумаги второй. — Всего доброго.

Я не сильно была солидарна с невзрачными мужчинами, но оставаться в кабинете тоже не стала, и сразу вышла в приёмную, не прощаясь.

Репетун тенью выскользнула за мной.

В приёмной сидела перепуганная секретарша и мелко тряслась.

— Ну что там? — сделала большие глаза она.

— Ой, — страшным голосом ответила ей я и вышла из приёмной.

Ласковый ветерок дул в лицо, принося запахи города: травы, деревьев, отработанного машинного масла, чьих-то духов и гречневого супа из соседней столовой. По сравнению с ужасами кабинета, здесь было, как на другой планете. Беззаботно смеялись дети, обстоятельно беседовали две чинные старушки, продавщица кваса, в белом халате и колпаке, что-то сердито отвечала тощему дедку с бидончиком.

Все как обычно. Но я пережила такой стресс, что мне эти простые звуки и запахи сейчас были как целебный бальзам. Сейчас они меня отпустили, но я кожей ощущала, как всё шито белыми нитками и это далеко ещё не конец.

— На работу можете не идти сегодня, Татьяна Петровна, — тихо сказала я Репетун.

— Угу, — кивнула задумчиво та.

— Я хочу извиниться перед вами, — вздохнула я, — никто же не знал, что так выйдет. Втянула вас во всё это.

— Хорошо, что все пока обошлось, — прошелестела Репетун.

Она была всё ещё бледная, но держалась молодцом.

— Я бы сейчас выпила коньяка, — вдруг сказала она, — руки до сих пор дрожат.

— А вы знаете, я тоже, — прислушалась к своим ощущениям я, — а давайте так и сделаем? Возьмем бутылочку чего-то покрепче и посидим? Только мне коньяка не хочется, а вот от бокала красного сухого вина я бы не отказалась.

— Замечательно, — поддержала мою инициативу Репетун. — А давайте! Мы такое пережили, что нужно сейчас маленечко расслабиться. Только где мы посидим? У меня нельзя, мама дома, а в ресторанах сейчас проверяют.

Я задумалась. Вспомнила, что в эти времена по злачным местам и магазинам ходил народный контроль и проверял, чтобы трудящиеся работали, а не развлекались.

— Можно у меня, — после секундного раздумья сказала я, — Дома у меня Римма Марковна, так что туда не пойдем, а вот в ее комнату, в коммуналке, сходить можно. Там конечно не бог весть какие апартаменты, но посидеть тихо вполне получится. Если, конечно же, вас не будут смущать беспокойные соседи.

— Меня не будут, — усмехнулась Репетун, — я в заводской женской общаге пятнадцать лет прожила, причем у нас в комнате аж четверо жило, так что отдельная комната в коммуналке — это почти курорт.

— Вот и ладненько, — удовлетворённо усмехнулась я, — только давайте на закуску что-то такое возьмём, чтобы не готовить. А то у меня соседи такие, что врагу не пожелаешь. Как пристанут, то всё настроение испортят.

— Тогда предлагаю заскочить на рынок, — предложила Репетун, — там ещё не все разошлись.

Хорошо, что городской рынок был недалеко, да и я была за рулём машины, поэтому мы туда доехали быстро. В это время рынок еще не был сердцем торговли каждого населённого пункта, здесь продавцов гоняли, но крестьяне из окружающих деревень понемногу продавали плоды своей сельскохозяйственной деятельности, причём по довольно умеренным ценам. В основном здесь всё оккупировали бабушки. Поэтому очень быстро мы накупили хрустящих малосольных, в укропе и смородиновом листе, огурчиков, свежих помидор и зелени, взяли небольшой кусочек копченного сала и кольцо домашней колбасы, которая издавала умопомрачительно-чесночный аромат, прихватили ноздреватого домашнего хлеба и четвертинку от круга козьего сыра.

— Вот и замечательно, — радовалась Репутун, — накладывая продукты в сумку.

Мы зашли в вино-водочной магазин, здесь у Репетун была знакомая, которая без очереди продала нам из-под прилавка бутылку «Букета Молдавии».

— Зайду в среду, — многозначительно кивнула ей Репетун.

— Мне блёстки нужны или перламутровые тени, — сообщила плотненькая толстопопая продавщица.

— Хорошо, — пообещала Репетун, цапнула бутылку, и мы поехали в переулок Механизаторов.

Коммуналка встретила нас неожиданной тишиной, что было столь нехарактерно для этой квартиры, что я аж удивилась.

— Здесь осторожнее, — посоветовала я Репетун, лавируя между рухлядью в прихожей.

— Ага, вижу, — хихикнула та, — у нас в общаге точно такая же история была.

— Сюда, — я вставила ключ в замок и открыла дверь, — проходи давай.

Мы, в четыре руки быстренько накрыли стол, порезали колбасу, сало, сыр и овощи, (я сбегала помыть на кухню, и никто меня не засёк, это было хорошо, не пришлось ничего никому объяснять).

— Ну, за то, что всё хорошо закончилось, — я разлила вино по чайным чашкам (бокалов у Риммы Марковны не было) и мы чокнулись.

— За свободу! — усмехнулась Репетун, — хотя я не думаю, что нас окончательно отпустили.

— Будем надеяться, — сказала я и разлила по новой.

— А что у тебя за записи были, я и не поняла? — спросила Репетун, макнув пучок укропа в соль. — Это то, что я думаю?

— Ну… — протянула я, не зная, как реагировать: общее застолье и пережитое приключение располагало к откровенности, но мой опыт претил доверять людям.

— Да не отвечай, я поняла, — махнула рукой Репетун, — и я вот что скажу — какой же дурак этот Барабаш. Нет бы ему ухватиться за это и выжать максимум. А так мало того, что будет продолжать на вторых ролях у Плечевого быть, так теперь тот его подозревать станет.

— А как он узнает?

— Поверь, этот — всё узнает.

Мы выпили, и я вздохнула. Похоже стараниями Барабаша у меня появился ещё один могущественный враг. Как же они достали все! Еще и Иван Аркадьевич укатил в Москву. Бросил меня наедине с ними. А эти стервятники налетели, рвут на части. Внезапно мне себя стало так жалко.

— … и потом он мне говорит,… — продолжала рассказ чуть осоловевшая Репетун, подперев щеку рукой.

Похоже часть истории я задумалась и пропустила.

— Да уж, — сказала я, чтобы поддержать разговор, и снова разлила вино по чашкам.

— Ну, я и подумала — или мне возвращаться обратно в общагу и идти на стройку маляром-штукатуром, или спать с ним, — нервно хохотнула Репетун и залпом хлопнула всё вино, — и я решила, что не такой уж он и мерзкий, а сидеть на выделенном мне койкоместе еще десять лет и ждать свою очередь на квартиру — не хочу! Да и какую квартиру мне дадут? Детей нет, мужа — нет, я одиночка. В лучшем случае — это будет комната в коммуналке. Так чем она от общаги отличается? Только тем, что в отдельной комнате я могу трусы переодевать не под взглядами соседок? А так-то один черт, ерунда получается…

Я вздохнула. Прекрасно знаю это чувство.

Мы опять чокнулись и выпили. В голове зашумело. И тут меня понесло, и я спросила у Репетун, когда она сделала паузу в своём монологе:

— Слушай, Тань, я вот никак не могу найти того, кто же меня так сильно на работе не любит и на меня стучит постоянно? — я подцепила вилкой кусочек колбаски и откусила, затем взяла пучок укропа и щедро обмакнула его в соль.

— Так Антонина же, — меланхолично ответила Репетун, рассматривая через содержимое бутылки свет в окне.

— Тоня? — аж вытаращилась я. — Но она же моя подруга…

— Это ты её подруга, а она тебя всегда ненавидела, — покачала головой она и разлила нам еще вина, — слышала бы ты, что она про тебя в курилке рассказывает. Все животы надрывали от смеха.

— И что же она рассказывает?

— Ну, к примеру, как ты перед свекровью на задних лапках ходишь, за то, что та тебя за Горшкова замуж выдала и на работу устроила. Или вообще, что ты собираешься спасти СССР.

— Бля! — пучок укропа выпал из моих рук.