Тарас Степанович сидел в кресле и брезгливо смотрел на съёжившуюся под его взглядом Ларису.
Кто бы мог подумать, что эта дура подложит им такую свинью.
По сути ведь шлюха шлюхой, кто её только не драл, а вот поди ж ты — втюрилась в клиента, как кошка, и из-за этого чуть было всё дело не завалила. Хорошо, Джонни её как следует прокачал и выяснил, что рассказать профессору что-нибудь важное она не успела.
Хотя, ничего удивительного. Если бы она действительно рассказала ему всё, что знала, то пришлось бы поведать и о своей роли в операции по его разработке. Но тогда, скорее всего, господин Синицын послал бы её далеко и надолго. С таким-то «послужным списком»…
Нет, что ни говори, а Джонни — молодец, не зря их там в ЦРУ практической психологии учат. Знал, кого подложить под профессора. Подстраховался на случай провала и, как говорится, не прогадал. Сумел просчитать, что даже если эта подстилка решит соскочить, полностью расколоться перед клиентом она не рискнёт. Предпочтёт сохранить в его глазах репутацию честной, но обманутой женщины.
Одна незадача — просто так соскочить с их работы нельзя. Так что, хочешь не хочешь, придётся ей теперь отрабатывать свои косяки по полной программе.
— Ну что, сама пароль и логин от почты отдашь или парней попросить?
— Сама, — невольно поёжившись, проговорила Лариса…
На то, чтобы включить компьютер и войти в сеть, ушло минут пять.
— По какому адресу ты связывалась с профессором? — спросил Свиридяк, изучив список контактов.
— По мылу я с ним ни разу не связывалась, — буркнула Лара.
Полковник приподнял бровь.
— Не было необходимости, — продолжила девушка.
Тарас Степанович чуть прищурился.
— За монитором, на стикере, — нехотя пояснила Лариса.
Свиридяк протянул руку и отлепил от пластикового корпуса бумажку с адресом.
Этот набор символов он видел впервые. Видимо, господин Синицын создал этот ящик недавно и пока не использовал. Конечно, любое послание в этот адрес могло быть ловушкой, сигналом о том, что отправитель письма работает под контролем, но… вряд ли.
Зачем им так шифроваться? Жён и мужей у них нет, так что единственная причина — возможность хоть как-то связаться, если что-то произойдёт с телефоном.
— Садись и пиши, — приказал полковник.
— Что?
— Откуда я знаю? Твоя задача — чтобы он просто вышел на связь.
Лара закусила губу и принялась набирать текст…
— Прости, я была дурой… не могу дозвониться… мне очень плохо… — читал Свиридяк, заглядывая даме через плечо. — Отлично. Думаю, на такое он точно ответит. Всё, давай отправляй… Прекрасно. Теперь выключай.
— Зачем? А если надо будет что-то ещё написать?
— Затем, что это пока не твоя забота. Ответит — будем решать. И смотри у меня, — пригрозил фээсбэшник. — Не дай бог, что-нибудь опять учудишь, простым порицанием не отделаешься. А если попробуешь связаться с ним мимо нас, мало того, что тебя тогда поимеют все парни Оскара, мы ещё и запишем это на камеру и отправим твоему дурачку-профессору. И это ещё не самое страшное, что может произойти. Поняла?
— Да. Поняла, — выдавила из себя Лара.
— Ну, тогда бывай. Комп не включай, из квартиры не выходи. Всё, что нужно, тебе принесут.
Полковник ушёл, девушка осталась одна.
Секунд пятнадцать она с ненавистью смотрела на дверь, потом поднялась и медленно подошла к окну.
Двор с четвертого этажа отлично просматривался.
Недалеко от подъезда стояла машина. Та самая, которая преследовала их во время поездки в Переяславль. Уйти из съёмной квартиры ей не дадут. Это факт. Мобильник забрал Тарас. Включить компьютер она, безусловно, сможет, но вход в интернет, скорее всего, отслеживается…
Единственный шанс — чтобы хотя бы до вечера Александр на её письмо не ответил.
А вечером… Этим вечером она обязательно их всех удивит, чтоб им подохнуть…
Михаил Дмитриевич с интересом следил за тем, как профессор что-то прилаживает к уже практически собранной установке.
— Ты, Шур, почти как художник, хочешь достичь совершенства.
— Не совершенства, а надежности, — буркнул, не оборачиваясь, доктор наук.
— Надёжность — штука хорошая, — не стал спорить «чекист». — Но меня сейчас больше интересует, когда мы, наконец, ленточку перережем.
— Дня через три.
— Уверен?
— Нет.
— Тогда зачем говоришь?
— А чтобы не надоедал лишний раз.
Смирнов засмеялся.
— Всегда подозревал: все учёные сумасшедшие. Но думать не думал, что они ещё и манипуляторы.
— А ты как хотел? — сварливо отозвался Синицын. — Нынче, чтобы получить нормальное финансирование, надо ужом извернуться. И всё равно, пока до нас деньги дойдут, половина обязательно куда-нибудь улетучится.
— Ну, в нашем случае, я полагаю, этой проблемы нет.
Профессор вздохнул.
— Этой нет. Зато других выше крыши.
— Это каких же? — заинтересовался Михаил Дмитриевич.
— А! Ты всё равно не поймёшь, — махнул рукой Александр Григорьевич.
— А ты по-простому, как для колхозников.
— Да при чём тут колхозники? — пожал плечами профессор. — Колхозники, они в коллективе работают. А я сейчас словно в безвоздушном пространстве вишу. Ни позвонить, ни по мэйлу связаться. В интернете, в лучшем случае, только учебники могу открывать. Чтобы статью в нормальном журнале прочесть, надо там под своим именем регистрироваться. И через VPN, как ты говоришь, тоже нельзя.
— Не нельзя, а не рекомендуется, — уточнил Смирнов.
— Да какая, блин, разница! — дёрнул щекой Синицын. — Я же теперь, как пуганая ворона, любого куста боюсь. Вдруг вычислят? Тогда вся работа насмарку.
— Молодец. Подход правильный, — похвалил Михаил Дмитриевич. — Сам знаешь, в нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Да знаю я, знаю, — снова вздохнул учёный. — Но всё равно. Хочется хотя бы почту прочесть. Вдруг там что-нибудь важное.
— Читать не рекомендую, но просто войти и быстренько просмотреть, что новенького, я полагаю, можно. И вот тут VPN будет как нельзя кстати.
— Ты разрешаешь? — профессор испытующе посмотрел на «чекиста».
— Да, — кивнул тот. — Но только без фанатизма. Посмотрел, закрыл, вышел. Главное, никакой самодеятельности. Понял?
— Понял, — уныло отозвался Синицын.
— Ну, вот и хорошо, — Михаил Дмитриевич усмехнулся и указал на притулившийся на стуле портфель. — Новые сообщения были?
— Новые сообщения? — профессор недоуменно нахмурился, но тут же хлопнул себя ладонью по лбу. — А, чёрт, забыл! Было. Конечно, было. Сейчас покажу.
Он бросился к заваленному книгами и бумагой столу и вынул из ящика сложенный в несколько раз тетрадный листок.
— Вот. Читай.
Смирнов укоризненно покачал головой — приятель неисправим, всегда забывает о самом главном — потом развернул послание и начал читать. А когда закончил, задумался.
Бо́льшая часть письма была посвящена чисто научным проблемам, касающимся переноса во времени. В этих материях Михаил Дмитриевич разбирался плохо и надеялся исключительно на Синицына. А вот в том, что касалось политэкономии развитого социализма, тут да, тут он мог дать сто очков форы любому «естественнонаучному» экспериментатору и теоретику.
— Слушай, Шур, а наша установка может только печатную информацию в прошлое передавать или другую тоже?
— Информация — понятие виртуальное. Она совершенно не зависит от формы её представления.
— Ага. Понятно. То есть, её можно передавать и голосом?
— Конечно. Только сам голос в прошлое не передашь. Нужен носитель.
Смирнов снова задумался. Просьбу Андрея отправить ему надёжные данные по главным фигурантам ещё не случившейся в том времени перестройки он считал вполне адекватной. Дискредитация всяких там Горбачевых, Яковлевых, Шеварднадзе и иже с ними могла благотворно повлиять на весь ход тогдашней истории. Ведь если к руководству страной после Андропова и Черненко придут люди более консервативные и ответственные, никакой перестройки просто не будет и Союз, соответственно, не развалится.
Михаил Дмитриевич был убежден: все разговоры, все последующие теории, все аргументы, что СССР якобы был обречен на развал, не стоили и ломаного гроша. Они появились позднее, с единственной целью — чтобы оправдать случившееся в 1991-м предательство. Так называемая элита тех лет, взобравшаяся на вершину власти, оказалась сборищем политических импотентов, не способных даже на то, чтобы сохранить упавшее им в руки могущество.
Проблема заключалась лишь в том, что обычная запись в тетради, без подтверждающих сведения документов, никого и ни в чём в том времени не убедит. Требовалось что-то иное, более существенное, что можно принять в качестве прямой улики и безусловного доказательства. И это что-то у Михаила Дмитриевича, похоже, имелось…
— Носитель найдётся. Главное, чтобы сама установка не подкачала.
Синицын несколько секунд смотрел на Смирнова, шевеля потешно губами, словно бы что-то подсчитывая или молясь.
— А какого размера будет этот носитель? — поймав удивленный взгляд подполковника, он быстро добавил. — Я почему спрашиваю? Просто наш тестовый образец что-нибудь больше тетради уже не осилит.
— А главная установка?
— Главная, думаю, да.
— Мы её тестировать будем?
— Безусловно.
— Ну, значит, тогда и проверим.
— Ладно. Попробуем…
Ждать вечера было совершенно невыносимо.
Время в квартире как будто остановилось.
Лара то и дело бросала взгляд на часы, но стрелки, включая секундную, двигались так медленно, словно кто-то привязал к ним тяжёлые гири.
Девушка то садилась в кресло перед работающим телевизором, то неожиданно вскакивала и начинала нервно расхаживать от окна к двери, от двери к окну…
Выходила на кухню, проверяла, есть ли в конфорках газ, дотрагивалась до остывшего чайника, заглядывала в холодильник, открывала по очереди все шкафы, принималась протирать пыль со столешниц, зачем-то переставляла стоящие на подоконнике горшки с цветами… Потом возвращалась в комнату, вновь плюхалась в кресло и щёлкала пультом, переключая программы одну за другой, слушая и смотря, но абсолютно не понимая, что происходит с той стороны экрана.
Единственное логичное действие Лара совершала, только когда вставала на табурет и внимательно изучала то, что было когда-то сложено, а после благополучно забыто на антресолях.
Полгода назад к ней приезжали друзья-альпинисты из Обнинска. Они собирались лететь на Кавказ, на очередное восхождение и приглашали туда и свою старую знакомую по городской секции. Увы, но от предложения пришлось отказаться, сославшись на сильную загруженность на работе. В реальности, Ларе было попросту стыдно рассказывать, чем она действительно занимается и как зарабатывает на жизнь.
Когда друзья уехали, Лариса полночи прорыдала в подушку, а утром обнаружила, что гости забыли у неё дома моток верёвки, несколько карабинов с закладками и четырёхлопастной крюк-якорь, похожий на абордажную кошку из фильмов про пиратов.
Конечно, они потом позвонили и пообещали забрать случайно оставленное, но до сих пор так и не сподобились. Зато сегодня забытое оборудование пригодилось самой Ларисе. В своё время, пока жив был отец, он, будучи ярым приверженцем альпинизма и скалолазания, изо всех сил старался приобщить дочь к своему увлечению. Она, не желая его расстраивать, ходила в альпсекцию и даже совершила несколько восхождений, пусть и не на пятитысячники или выше, но кое-каким опытом ей обзавестись удалось.
Нынешним вечером этот опыт оказался как нельзя кстати.
Еле дождавшись, когда снаружи станет темно, Лара оделась, собрала в небольшой рюкзачок всё самое необходимое, вытащила с антресолей верёвку и «кошку», потом погасила свет и, выждав для верности ещё минут десять, осторожно выбралась на балкон.
Машина с «охранниками» стояла внизу. Оттуда никто не выходил и наверх не смотрел.
Всего в доме было пять этажей, над верхними балконами нависали бетонные козырьки.
Раскрутив как следует шнур с якорем, девушка ловко забросила его со своего четвёртого этажа на самую верхотуру.
«Кошка» перелетела через плиту, крюк надежно зацепился за дальний край.
Дело оставалось за малым — незаметно забраться на козырёк, а оттуда на крышу.
Лезть наверх по морозу оказалось непросто. Уже на первом метре подъёма Лара поняла, что при минус десяти без специальных перчаток взбираться по скользкой веревке не слишком комфортно. Мало того, неожиданно выяснилось, что опыт опытом, умения умениями, а форму надо всё же поддерживать. Каждый рывок давался с трудом, руки еле держали, и сил, чтобы подтянуться повыше, едва хватало.
На спасительный козырёк Лара забралась измученная до такой степени, что пару минут просто лежала на обледенелой площадке, пытаясь прийти в себя и хоть как-нибудь отдышаться.
Перебраться на крышу удалось лишь с четвёртой попытки. Из-за дрожащих рук и боязни поскользнуться, крюк, забрасываемый на кровлю, никак не хотел цепляться за выбранную в качестве опоры вентшахту. А когда это, наконец, получилось, ослабшие без тренировок мышцы просто отказывались подтягивать тело вверх.
Тем не менее, через хлипкое ограждение беглянка всё-таки перелезла, а дальше стало попроще. Двигаться по наклонному скату было гораздо легче, чем по стене. Единственное, что напрягало — это громыхающее под ногами кровельное железо. Лариса боялась, что этот звук будет слышен сидящим в машине бандитам…
Ей повезло. Грохот на крыше, если внизу и услышали, это никого не насторожило.
Лара тем временем сумела открыть слуховое окно и влезла на чердак. Дверь в дальний подъезд открылась легко — замок там, хотя и висел, но дужка на косяке была закреплена ненадежно и при нажиме оторвалась вместе с замком.
Спустившись вниз, девушка выглянула наружу и, не заметив ничего подозрительного, юркнула из подъезда, а затем и вообще со двора.
По счастью, Тарас и бандиты Оскара проверили квартиру поверхностно, поэтому не обнаружили в серванте старый телефон с сим-картой, которым Лариса не пользовалась больше двух лет. Чтобы реанимировать номер, хватило просто зайти в круглосуточный магазин, найти там платёжный терминал и положить на счёт сто рублей…
— Катя, привет! Не спишь?..
Звонок подруге получился удачным. Когда-то они вместе работали, и знакомая мало того что вспомнила Лару, но ещё и разрешила ей пожить у себя. Немного, конечно. Дня три. Пока она сама будет в отъезде.
— Вот ключ, — сообщила подруга перед тем, как уехать. — Пользуйся любыми приборами, следи за цветами и не ругайся с соседями, они очень нервные. Всё. Побежала. У меня поезд…
Оставшись одна, Лара логически рассудила, что компьютер подруги — это такой же прибор, как телевизор, пылесос или холодильник, поэтому пользоваться им можно тоже без ограничений.
Включив устройство и дождавшись загрузки, она, наконец, сделала то, что собиралась весь день после разговора с Тарасом: создала себе новый почтовый ящик и отправила сообщение на мэйл Александра:
«Прежнее письмо уничтожь, я писала его под диктовку, на меня надавили. Сейчас я сбежала и прячусь. Нам надо срочно встретиться, и чем скорее, тем лучше. Место назначь сам, но прямо не называй. Пусть это будет что-то, знакомое только нам. Люблю тебя. Лара»…
Тарас Степанович был вне себя.
Эти идиоты опять облажались. Ничего нельзя поручить. Упустили девчонку на ровном месте.
И это было ещё не самое худшее. Гораздо неприятнее оказалось то, что ему снова пришлось обращаться за помощью к Джонни. Увы, даже высокопоставленному сотруднику ФСБ реалии современной России не давали возможности быстро и без бюрократии отслеживать чей-то интернет-траффик. Тем более что светить перед коллегами и начальством свой интерес полковнику совсем не хотелось.
У цээрушника с этим проблем не было. Всего один «секретный» звонок в АНБ (или куда там у них звонят в таких случаях?), и через полчаса Джонни уже готов в режиме реального времени сообщать обо всех подозрительных письмах на почту клиента: кто, что, откуда.
Удивительно, но Тараса Степановича это нервировало даже больше, чем сам факт его обращения к конкуренту-партнёру. Американец чувствовал себя в российских электронных сетях, как рыба в воде, и те усилия, которые затрачивали отечественные спецслужбы на наблюдение за киберпространством, заокеанским стоили всего лишь «нажатия на нужную кнопку». Единственное, что пока не могли штатовские компьютерщики — это надежно идентифицировать попавшегося в их сети клиента, ведь, в большинстве случаев, российские IP-адреса в их базах имели лишь цифровые обозначения, а не реальные имена и фамилии и точные местожительства.
О первой подозрительной активности в переписке «цифрового профессора» Джонни сообщил в начале третьего ночи. Ещё через час Свиридяк уже имел текст отправленного с неизвестной почты письма и примерный район, где мог находиться комп отправителя.
Конечно, этого было мало, но это было уже кое-что.
Свой временный «штаб» Тарас Степанович организовал в ресторане Оскара. Само заведение не работало, но практически все подчиненные господина Зубакидзе носились в эту ночь, словно наскипидаренные…
— Ну что? Добрались твои до провайдера?
— Добраться добрались, но толку от этого, — вздохнул ресторатор, опустив трубку.
— Не колется что ли? — усмехнулся «чекист».
— Да нет, — отмахнулся Оскар. — Просто войти не могут. Там железная дверь и решетки на окнах. Изнутри открывать не хотят, говорят, что рабочее время у них с десяти до шести, а если начнем ломать, могут и полицию вызвать.
— Полиция — это плохо. Полиция нам не нужна.
— Это точно, — кивнул Зубакидзе. — Да и не факт, что с утра удастся всё выяснить. Ты же ведь сам запретил экспресс-методы.
— Как запретил, так и разрешу! — рявкнул Тарас Степанович. — Ищите, давайте, другие способы. Нам эта баба, кровь из носу, как нужна. Прошляпим, можете сразу себе деревянный макинтош заказывать. Мгалоблишвили вам этого не простит.
Насчёт «макинтоша» и конкурента Оскара полковник, безусловно, преувеличивал, но господину Зубакидзе знать об этом было необязательно…
Прорыв в поисках образовался совершенно случайно.
— Оскар Шалвович, я тут наши старые ведомости просмотрел. Мне кажется, там есть кое-что интересное.
Образовавшийся перед столиком человечек, по виду абсолютно невзрачный, несмело протянул ресторатору какую-то папку с бумагами.
— Что конкретно? Показывай, — приказал Оскар неофициальному бухгалтеру «фирмы».
— Вот, смотрите, — принялся объяснять тот. — По этим четырем адресам жили когда-то наши сотрудницы. Две уволились четыре года назад, одна — три, одна — два. Все адреса находятся в пределах заданного района. Поэтому я полагаю…
— Ты полагаешь, наша фигурантка могла обратиться к кому-то из них? — вмешался в разговор Свиридяк.
— Я не уверен, но вероятность такая есть.
— Не думаю, чтобы эта сучка их знала, — процедил сквозь зубы Оскар.
— Ты её недооцениваешь, — не согласился полковник. — Отправь туда своих бандерлогов. Пусть проверят.
— Ладно. Попробуем…
До самого утра Лара не смыкала глаз, ожидая ответного сообщения.
А оно всё не приходило и не приходило. Да, девушка понимала, что ночь, что её друг вовсе не обязан постоянно просматривать почту, тем более такую, которую почти не использует. И вообще — может быть, он уже забыл про неё, ведь их расставание вышло не слишком красивым, причем, по её вине, а не по его. Увы, всё это было правдой, но Лариса надеялась, что Шура её простит… Не может не простить, потому что иначе всё, чем она сегодня живёт, окажется просто бессмысленным…
Томительное ожидание незаметно перешло в дрёму, а потом в сон.
Лара уснула прямо в компьютерном кресле, уронив голову на сложенные перед экраном руки. То, что кто-то скребётся в дверь и пытается вскрыть замок, она не услышала.
Её разбудил грубый толчок в плечо, а затем, не успела она распахнуть глаза, как её резко ухватили за волосы и дёрнули вверх.
Болезненный вскрик застрял в горле. Рот зажала чья-то ладонь, а руки оказались вывернуты за спину.
— Что, цыпа, не ожидала? Думала, что сбежала от нас? Не, от нас так просто не убежишь. Мы таких пачками ловим…
В комнате находились двое. Ещё один, судя по чертыханиям, шарил на кухне.
— Ну что, нашёл? — крикнул тот, который говорил с пойманной.
Видимо, он был главным.
— Нашёл, — отозвались из коридора.
В помещение вошёл третий бандит. В руках он держал скотч и утюг.
— Утюг-то зачем?
— Ну… вдруг упираться начнёт.
— Соображаешь! — ухмыльнулся вожак. — Ну, тогда давай сам и вяжи её, а мы подержим…
Ларисе заклеили пластырем рот, перемотали руки и ноги и бросили на диван.
— Пойду, позвоню шефу, — сообщил главный. — А ты, давай-ка на лестницу, — приказал он второму.
— А я? — спросил третий.
— А ты за этой дурой присматривай. Будет дёргаться, сразу включай утюг. Понял?
— Ага, — осклабился третий.
— Ну, вот и ладненько. Только смотри, рожу ей не попорть! — предупредил напоследок вожак. — Шеф говорил, она нам в товарном виде нужна…
Бандита, который остался в комнате, девушка знала. Пока она работала официанткой, Заза несколько месяцев буквально прохода ей не давал, лапая и пытаясь зажать где-нибудь в уголочке. Покровительство Оскара, а после Тараса, кое-как помогало держать неприятного ухажера на расстоянии. А во время недавней поездки в Переяславль Лара не удержалась и отомстила придурку, врезав ему несколько раз по причинному месту.
Сегодня покровительство кончилось, и говнюк получил шанс на ответную месть.
Аккуратно прикрыв ведущую из комнаты дверь, он вернулся к дивану и глумливо оскалился:
— Вот ты мне и попалась, птичка.
Схватив пленницу за волосы, Заза запрокинул ей голову и выдохнул прямо в лицо:
— Эх! По-хорошему, мордочку бы тебе расписать, да шеф не велел. А слово шефа — закон, поэтому резать тебя я не буду. Просто трахну, и всё… Что? Не хочешь?.. А зря, — засмеялся бандит. — От меня все бабы торчат, и ты заторчишь, гарантирую. Гы-гы.
Он навалился на Лару и принялся шарить рукой внизу, пытаясь расстегнуть джинсы.
— Да не извивайся ты так. Тебе же привычно. Расслабься, дура, и получай удовольствие… А! Сука!..
Получив коленом в промежность, насильник шатнулся назад. Не давая ему опомниться, девушка рванулась навстречу и боднула придурка лбом.
Заза предсказуемо взвыл и схватился за нос.
— Ну, всё, тварь! На куски тебя сейчас буду рвать!
От сильного удара в голове у Ларисы словно бы что-то взорвалось, и она потеряла сознание. А когда очнулась, то обнаружила себя лежащей ничком на полу, всё так же — с залепленным ртом и связанными сзади руками. В глазах стоял красный туман, уши, казалось, были набиты ватой. До слуха с трудом доносилась чья-то грязная ругань.
Лара с усилием повернулась на звук. Сквозь багровую пелену мелькали какие-то тени. Похоже, что двое пинали корчащегося под ударами третьего.
— Урод! Тебя же предупреждали не трогать тёлку! Что мы теперь шефу расскажем?!..
Девушка вновь уронила голову, сознание снова погасло.
В следующий раз она пришла в себя уже на диване, в положении сидя. Боль слегка поутихла, головокружения не чувствовалось, но левый глаз почти ничего не видел и открывался лишь на чуть-чуть. Пластырь со рта ей сняли. Зубы, по ощущениям, были целы, но верхняя губа сильно распухла, а нижнюю саднило и дёргало. Руки и ноги оставались связанными…
— Орать, надеюсь, не будешь?
Прямо напротив Ларисы сидел Свиридяк.
— Не буду, — тихо пробормотала пленница.
Голос звучал странно и будто со стороны. Кричать таким, а тем более звать на помощь, не получилось бы, даже если бы она захотела.
— Что… со мной?
Вместо ответа Тарас взял со стола её же карманное зеркальце и сунул Ларисе под нос.
Девушка вздрогнула. Лицо выглядело ужасно. Глаз заплыл, губы разбиты, на щеке ссадина…
— Сама виновата. Нечего было сбегать.
«Чекист» убрал зеркало и развернул к даме компьютерный монитор.
— Кстати, пока ты валялась в отключке, твой профессор прислал тебе сообщение.
Лара невольно подалась вперёд и тут же болезненно охнула.
— Не дёргайся, — поднял руку полковник. — Я тебе его сам прочитаю… «Привет. Встретимся сегодня, с часу до двух. Место — где мы кормили голубей и спорили про Бэллока и Уэллса. Напиши, если согласна. Я буду ждать до двенадцати».
Свиридяк посмотрел на часы.
— Сейчас десять сорок. Я взял на себя смелость ответить, что ты согласна. Он написал: «ОК». Осталась самая малость — выяснить, где вы конкретно встречаетесь, что это за место такое, с голубями и Бэллоком.
— Я… не стану тебе помогать, — выдавила из себя Лара.
— Почему?
— Вы убьёте его… и меня.
Полковник расхохотался.
— Если бы мы хотели его убить, давно бы убили, а уж тебя тем более. Так что на этот раз мимо. Всё обстоит с точностью до наоборот. С твоего профессора мы сегодня готовы пылинки сдувать, он нам нужен не только живым, но и абсолютно здоровым и, мало того, готовым к сотрудничеству. А судя по вашим с ним отношениям, эта его готовность чуть ли не на все сто процентов зависит, насколько жива и здорова ты. Поэтому, хочешь не хочешь, нам надо заботиться и о тебе. Плохо, конечно, что этот долдон Заза избил тебя, но… — собеседник развёл руками, — отменить операцию я не могу.
— Какую… операцию?
— Операцию по принуждению твоего друга к сотрудничеству, — пожал плечами Тарас. — Увы, пойти на свиданку ты в таком виде не сможешь, поэтому придётся действовать по-другому. С профессором встречусь я и дам ему возможность связаться с тобой по мобильнику. Формально ты будешь заложницей, и если он начнёт кочевряжиться, я просто пообещаю, что его выкрутасы отразятся, в первую очередь, на тебе и, как говорится, не в самую лучшую сторону…
— Подлец! — выдохнула Лариса.
Свиридяк опять рассмеялся.
— Просто я деловой человек, и для меня важнее всего результат. Мне не нужна ваша смерть, мне надо, чтобы он сделал работу. Сделает — идите, куда хотите, мне и моим партнерами вы будете неинтересны. Хотите, здесь оставайтесь, хотите, езжайте на какой-нибудь тропический остров и, раз уж у вас такая любовь, трахайтесь там себе хоть до посинения, никто и слова не скажет. Денег, кстати, у вас будет более чем достаточно. Я жадничать не собираюсь. Работа твоего хахаля стоит дорого. Очень дорого. Я даже могу прямо сейчас перевести задаток на ваши счета. Скажем, тысяч по пятьдесят зелёных. И это ещё по самому минимуму, можем договориться и больше.
— Что ты… от меня хочешь?
— Я уже говорил. Ты должна назвать место встречи.
— А если я… не скажу?
Полковник вздохнул.
— Тогда мне придётся прибегнуть к другим методам убеждения, — кивнул он на стоящий возле монитора утюг. — Ребята Оскара — парни простые, работают по старинке. Поверь, девочка, тебе будет очень и очень больно. И ни о каком взаимовыгодном соглашении речь уже не пойдёт.
Лара глянула на утюг и непроизвольно сглотнула.
Пыток она не выдержит — это точно. Расскажет Тарасу всё.
А ещё она знала, что даже если согласится сотрудничать и предаст Александра, их всё равно убьют. Ту тайну, о которой она догадалась, когда обнаружила в Шурином портфеле записку из прошлого, Свиридяк и компания не отдадут никому. Каждый, кто к ней причастен, должен молчать. А лучше всех, как известно, молчат покойники.
— Хорошо. Я расскажу… Нет. Лучше покажу. Это место можно увидеть с балкона.
— С балкона? Прямо из этой квартиры? — уточнил Свиридяк.
— Да. Ты только руки и ноги мне развяжи.
Полковник смерил её оценивающим взглядом, видимо, соображая, нет ли подвоха…
— Ладно. Сейчас развяжу. Но смотри! Начнешь на балконе орать, пожалеешь, что вообще родилась.
— Не заору… У меня связки… болят… — тронула себя за шею Лариса…
У неё был только один шанс. Даже не лучший из худших, а просто единственный. И этот шанс она не могла упустить.
На балкон Тарас вышел первым.
— Ну? Показывай! — приказал он, пропуская девушку к поручню.
— Сейчас… сейчас… дай отдышаться…
Она стояла, вцепившись в перила, и делала всё, чтобы сотрясающая её дрожь была не слишком заметна.
Шестой этаж, внизу твёрдый асфальт, результат практически гарантирован…
— Вон, посмотри, — подняла она руку, указывая на один из домов.
— Где?
Свиридяк отвлёкся всего на секунду, и Ларе этого хватило с лихвой.
Сделать то, что задумала, оказалось легко.
Короткий рывок, наклон…
Самое трудное — заставить себя разжать пальцы.
Но этого и не требуется.
Они разжимаются сами под тяжестью перевалившегося за ограждение тела…
«Как жалко, что люди не умеют летать…» — вспыхивает в голове последняя мысль…
Два сообщения от Ларисы Александр Григорьевич получил совершенно случайно. Той почтой, на которую они пришли, учёный ни разу не пользовался. Даже странно. Сам ведь завёл её для экстренной связи с Ларой, а после благополучно забыл. Точнее, попытался забыть после дурацкой размолвки.
Однако сегодня утром его словно бы что-то торкнуло. Как будто кто-то невидимый и неслышимый вдруг прошептал на ухо: «Открой и проверь».
Шура открыл. И проверил…
Минут пятнадцать он честно боролся с собой, решая, что делать: то ли ответить, то ли сперва позвонить Смирнову. Что скажет приятель, Синицын знал без звонка: «Выкинь из головы. Сделаем дело, тогда и решим».
Умом доктор наук понимал, что так будет правильно, так будет логично, но, увы, не мог принять это сердцем. Лара просила о помощи. Ей было плохо. И отказать ей стало бы настоящим предательством.
Ещё раз внимательно прочитав оба послания, он написал ответ и отправил на новый адрес подруги.
Кто её преследует, от кого она убежала — этого Синицын не знал, но догадывался: те самые злыдни, которые следили за Михаилом и крутились возле больницы. Теперь, выходит, они добрались до Лары. А их конечная цель — это, скорее всего, установка для прокола во времени…
Лариса ответила на его письмо через полчаса, сообщив, что всё поняла и с часу до двух будет на месте.
В парке «Останкино» Шура просидел на скамейке до половины четвертого. Больше всего он нервничал от того, что сам опоздал на пятнадцать минут.
А вдруг Лара появилась здесь ровно в час и, не найдя его, вернулась домой?..
Хотя нет, она не могла. Она бы обязательно дождалась его.
Ждать, сидя на лавочке, было не только тяжко, но и попросту холодно. Два с половиной часа мужчина ещё как-то крепился, вскакивал, бегал вокруг скамейки, хлопал себя по плечам, прыгал на месте, но потом всё-таки понял: девушка уже не придёт. По какой конкретно причине — об этом можно было узнать, только снова связавшись по мэйлу.
Свой ноутбук профессор оставил на даче, а интернет в парке, понятное дело, отсутствовал. Волей-неволей, пришлось возвращаться в Хлебниково.
Дорога заняла чуть больше часа. Войдя в дом, учёный сразу включил компьютер, а следом за ним телевизор. По ящику шли криминальные новости. Александр Григорьевич слушал их краем уха, не глядя в экран…
— Сегодня утром, с балкона дома на Открытом шоссе упала женщина. Прибывшая на место происшествия бригада скорой помощи зафиксировала смерть потерпевшей. Сотрудники полиции проводят проверку по данному факту, личность погибшей и обстоятельства происшествия устанавливаются. Очевидцев и всех, кто может помочь расследованию, просим позвонить по номеру…
Репортаж неожиданно заинтересовал Синицына. Он отвлекся от компа и уставился в телевизор.
А дикторша продолжала вещать:
— …ориентировочный возраст потерпевшей 25–30 лет, рост средний, волосы медно-рыжие, особые приметы…
Внутри у профессора будто что-то оборвалось.
Схватив куртку и шапку, он выскочил из дома на улицу и бросился к станции.
Чтобы добраться до нужного адреса, понадобилось полтора часа.
Зачем он туда приехал? Что хотел отыскать?
На эти вопросы Шура ответить не мог.
Он просто бродил вокруг показанной в сюжете девятиэтажки, не понимая зачем.
Потом вдруг достал телефон и набрал номер, внесенный в память мобильника месяц назад. Этот номер дала ему Лара. На всякий случай. Сказав, что не пользуется им больше года, но если будет необходимость…
— Оперуполномоченный Сальников. Слушаю, — раздалось в трубке.
— Эээ… мне надо Ларису, — брякнул Синицын.
— Ларису? Вы её знаете? Вы её родственник?..
Шура нажал отбой. Затем посмотрел на зажатый в руке телефон и… со всей силой швырнул его в бетонную стену. Мобильник брызнул осколками.
Мужчина развернулся, сунул руки в карманы и, ничего не видя вокруг, побрёл «на автомате» к метро…
Когда он вновь оказался на платформе «Хлебниково», то вместо ведущей на дачу дорожки свернул к находящемуся поблизости магазинчику. Спиртное, насколько он помнил, продавалось там круглосуточно…
— Давай, лопай свою таблетку. И не отлынивай! Тебе сегодня ещё пахать и пахать.
Михаил Дмитриевич стоял у стола и внимательно следил за тем, чтобы Синицын, действительно, проглотил всё, что ему прописал «виртуальный нарколог» из интернета.
Вообще, Смирнов даже представить не мог, что столкнётся с подобной проблемой.
Приехав вчера на дачу, он обнаружил профессора в совершенно невменяемом состоянии. Доктор наук выглядел, как бревно, вёл себя, как бревно, и, видимо, ощущал себя этим самым бревном, причём, проспиртованным насквозь, от торца до торца.
На любые попытки растормошить его он отвечал лишь невнятным мычанием и слабо выраженным желанием опрокинуть очередную стопку.
Судя по количеству пустых бутылок, набрался он основательно и, похоже, готовился откинуть коньки в любую секунду. Вывести его из этого состояния оказалось непросто. За сутки Михаил Дмитриевич перепробовал массу способов, как научных, так и чисто народных, включая поливание холодной водой и приём внутрь «гомеопатических» доз нашатырного спирта. Более-менее приемлемых результатов удалось добиться только к утру, когда клиент начал хотя бы соображать, кто он и где находится…
Окончательно доктор наук протрезвел где-то в районе обеда.
— Ну, и что это было? — хмуро поинтересовался Смирнов, указывая на сваленные в углу винные и пивные бутылки. — Ладно бы водки нажрался или коньяка, а то, понимаешь, какую-то бормотуху лакал, как последний бомжара.
— Я не бомжара, — набычился Шурик.
— А кто? Светило российской науки, внезапно забывшее, как решаются квадратные уравнения?
— Ничего я, блин, не забыл. Просто… — профессор махнул рукой и отвернулся от «фээсбэшника».
— Что просто?
Учёный молчал.
— На. Выпей, — Михаил Дмитриевич налил в стакан минеральной воды и протянул Синицыну. — А теперь рассказывай, — приказал он, когда приятель вернул ему опустевшую ёмкость…
Рассказ длился почти полчаса.
Похоже, профессору просто хотелось выговориться.
Смирнов его не торопил и не останавливал.
А когда тот закончил, поднялся и медленно прошёлся по кухне.
— Ты уверен, что она умерла?
Шура, чуть помедлив, кивнул.
— Считаешь, второй раз она написала правду?
Ещё кивок.
— Думаешь, её убили?
Учёный опять наклонил голову.
— Тот телефон… это твой старый?
— Да, — разлепил губы профессор. — Новый я не использовал и в мыло входил через VPN. Так что не беспокойся, до нас они не доберутся, — подбавил он в голос сарказма.
Смирнов его тона не принял.
— А вот этого не надо. Я думаю сейчас не только о безопасности.
— А о чём же тогда, если не о ней? — криво усмехнулся Синицын.
— О том, что у тебя есть единственный вариант, — Михаил Дмитриевич остановился и, чуть прищурившись, посмотрел на профессора. — Я помню, ты говорил, что в случае успешного эксперимента временные потоки сольются? Так?
— Ну… так. Да.
— Так вот. Если это произойдёт, твоя Лариса, скорее всего, будет жива. Ведь во второй реальности, той, где Андрей, никто не будет за нами следить, никто не будет пытаться выведать наши секреты, поскольку их просто не будет, и всё, что случилось здесь, окажется лишь отголоском нашей собственной памяти, того, что только могло быть, но никогда не было. Я думаю именно так, а теперь… хм… Теперь попробуй меня опровергнуть.
Синицын вздохнул.
— Ты говоришь ерунду, но опровергать тебя я не буду. Не потому что согласен, а потому что мне тоже хочется в это верить. И ещё. Даже если ты прав, мне это не поможет.
— Почему?
— Потому что вторая Лара будет совсем другой. Наша встреча здесь была абсолютно случайной. Вероятность не больше одной десятимиллионной. Поэтому там… — учёный неопределенно покрутил пальцами и скосил глаза в сторону двери, — мы, скорее всего, просто не встретимся.
— Но разве тебе мало будет того, что в новой реальности она не погибнет?
— Знаешь, Миш… — снова вздохнул профессор. — Влюблённые, они всегда эгоисты…
Михаил Дмитриевич смерил приятеля достаточно странным взглядом, потом тоже вздохнул и… не стал развивать тему. Хотя Синицыну на мгновение показалось, что его другу действительно есть что сказать. Недаром ведь в своей жизни Смирнов так ни разу и не женился…
К главному тестовому эксперименту на основной установке приступили примерно в половину седьмого, когда Синицын полностью оклемался и его руки перестали дрожать.
— Контейнер есть, электрического стула нет. Непорядок, — «посетовал» Михаил Дмитриевич, осмотрев агрегат.
— Лежанка теперь вместо стула, — сообщил учёный. — Специально для Андрея соорудил. Он же у нас лежачий. Кстати, можем и на тебе опробовать.
— Нет. Я, пожалуй, на этот раз откажусь. Боязно, — покачал головой Смирнов.
— С чего бы? — удивился Синицын. — В прошлые разы не боялся, а в этот…
— А в этот боюсь, — перебил его фээсбэшник.
Профессор пожал плечами, но спорить не стал.
Впрочем, секунд через десять Смирнов сам попробовал объяснить причины своего «страха»:
— Ты понимаешь, Шур… в те разы я видел себя… ну, как бы в главном потоке нашей текущей реальности. И, хочешь — верь, хочешь — не верь, я словно поддерживал то, что должно случиться. Исправлял, так сказать, ошибки частной истории, касающейся, по большому счёту, только меня и моих… — на этом месте «чекист» запнулся и продолжил уже чуть менее скомканно. — Короче, я чувствую, что если сегодня опять прокачусь в чьё-то прошлое, последствия могут оказаться непредсказуемыми. Вот как-то так, — развёл он руками.
Синицын пристально посмотрел на Смирнова.
Тот внезапно смутился.
— Ну, не один ты терял… тех, кто дорог.
Какое-то время оба молчали, потом Шура отошёл к столу, вынул из ящика песенник и передал Михаилу.
— В принципе, у нас всё готово. Если сегодня накладок не будет, можем уже назначать дату обратного переноса.
Смирнов ненадолго задумался.
— Сегодня у нас суббота, у них среда. Тянуть, я полагаю, не стоит. Надо только, чтобы у них там был выходной, а у нас середина недели. Вывозить Андрея из больницы в рабочий день менее заметно, мне кажется. Когда там идут основные выписки?
— Вроде по пятницам.
— А перевозки в другие больницы?
— Эээ, Жанна говорила, что вторник-среда.
— Отлично. Значит, предварительно намечаем на девятнадцатое. У нас тут будет среда, а у них… воскресенье.
— Согласен. Девятнадцатое — нормально.
— Прекрасно. Так и запишем.
Михаил Дмитриевич открыл песенник и начал писать.
— А они-то сами успеют? — неожиданно забеспокоился доктор наук.
— Не будут успевать, сообщат, — отмахнулся «чекист». — У меня тут, кстати, ещё одна мысль появилась.
— Какая?
— Я тебе о ней неделю назад говорил. Про носители информации.
— Ну да, помню. И что?
— А вот что!
Смирнов ухмыльнулся вынул из кармана две магнитофонных кассеты.
— Тридцать лет в тумбочке запечатанные лежали. Мне их приятель из Третьего Главка как раз в 82-м, в августе подогнал. «Агфовские», из ГДР привез, он там в командировке был, в Группе Войск.
— И не рассыпались? — усомнился Синицын.
— Сам удивляюсь. Я их ещё в понедельник открыл, нашёл старый кассетник, проверил. Оказалось, всё в норме, звук держат.
— И что ты на них записал?
— На одну себя. Типа, разные мысли об экономике и политике того времени. А на вторую — тот самый компромат, о котором просил Андрей.
— Не понял. Какой компромат?
Михаил Дмитриевич «зловеще» усмехнулся.
— Ты, Шура, даже не представляешь, сколько наши руководители-перестроечники наговорили всего после 91-го про коммунизм, партию и Советский Союз. И если эти их постсоветские речи правильно скомпоновать, получится настоящая бомба. Весь Комитет по этой теме будет работать. Полный набор особо опасных государственных преступлений, от 64-й по 88-ю включительно. Измена Родине, шпионаж, разглашение тайны, террор, вредительство, призывы к изменению строя…
— Так ты, значит, взял это всё из сети и перенес на плёнку? — догадался Синицын.
— Ага, — кивнул фээсбэшник. — Так что давай, готовь-ка свою шарманку. Прямо не терпится поскорее это всё отослать.
— Не беспокойся. Отправим всё в лучшем виде.
— Да я и не беспокоюсь. Я просто завидую себе тамошнему. Какой же это, блин, кайф: по-честному засадить или даже перестрелять всю эту шоблу. Да даже и просто вышвырнуть их с насиженных мест — разве это не результат?
— Результат, Миш. Ещё какой результат! — улыбнулся профессор. — Но только о главном нам забывать нельзя. Главное для нас — это Андрей. А остальное всё — как получится…