Конец века

Глава 15

Несмотря на все усилия Меченого с его идиотским сухим законом, хорошего местного вина в кафе, да и в магазинах области было всё ещё предостаточно. И сухое красное в «Сугробе» оказалось выше всяких похвал. Даже для меня, искушённого разнообразием Москвы 20-х грядущего века.

Конечно, ужин не шёл ни в какое сравнение с пиром, устроенным мне князем Вяземским в вокзальном ресторане Златоуста. Но и настоящий люля — это люля. Слова тут неуместны. Искушённому достаточно. Эх, жаль я не поэт…

О добавке думали недолго: взяли ещё порцию на двоих. И не пожалели.

Но сколь верёвочке не виться, а петелька-то — вот она. Кофе и мороженое тоже имеют свойство когда-нибудь заканчиваться.

— Стась… — окликнул я девушку, лениво обсасывающую ложечку мороженого и с любопытством разглядывающую пары за соседними столиками.

— Умгум? — обернулась она, вскидывая правую бровь.

— Готова воспринимать суровую реальность? — я решил начать разговор в несколько ироничном тоне. Хотя как ни сообщай неприятные новости, а суть их от этого не изменится. Хоть мёдом их измажь. А горечь никуда не денется.

— Ты меня начинаешь пугать, Луговой, — она вернула ложку в креманку и пристально уставилась на меня, — неужели решил бросить институт и податься в бизнес?

— Э-э-э… не институт…а с чего это ты решила? — немного опешил я.

— Прикинулся нехило, — она демонстративно смерила меня взглядом, — деньги появились, оделся не то чтобы со вкусом, но и не совсем безнадёжно…хотя, нет. Вряд ли в бизнес. Нафига тебе тогда экстернат? — задала она себе вполне логичный вопрос.

— Так, Стася. Стоп. Не туда уехали. Начну сначала. Ответь мне, прекрасное создание, что самое ценное для человека в обывательском смысле? Предупреждаю, я не о высоком, нравственном и прочем глобальном. С точки зрения голого прагматизма. Ну?

— Время! — почти не задумываясь выдохнула девушка.

— Молодец, возьми с полки пирожок! Так вот, я хочу тратить его на то, что важно для меня. Отсюда и решение с экстернатом.

— Тогда тем более моя версия с бизнесом сюда вписывается! — азартно хлопнула в ладоши Стася, — куда-то же высвободившийся ресурс времени ты должен использовать.

— Ну, в какой-то мере ты права. Только бизнес здесь не в смысле торговли или предпринимательства, а в значении «важное дело». Но и это сейчас не существенно. Я тебя сегодня пригласил на самом деле, чтобы сообщить, что мы должны расстаться…всё равно это случится в недалёком будущем, так что… — блин, как не репетировал мысленно до этого, как не готовился, всё равно вышло дерьмово. Пошло до ужаса! Дипломат из меня, как из бегемота канатоходец.

Вон, уже…сидит напротив. Губы сжала, аж побелели. Глаза на мокром месте. Знаю, что не заплачет, а сердце так и гложет. Эх, Стася…Стасенька, мечта ты моя давняя да несбывшаяся…

Я аккуратно, но настойчиво, взял ладони девушки в свои. Дрожит. Напряглась. Какая же ты сволочь, Гавр. Распоследняя паскудина.

— Стася, выслушай меня внимательно и не перебивай, — я старался говорить ровно, выверяя своё дыхание в такт дыханию девушки, — ты сейчас разгневана, обижена и готова рвать и метать. А ещё ты растеряна. Это нормальная реакция. Способность нормально соображать обязательно вернётся. Слушай мой голос. Дыши, родная, дыши, — Стася дёрнулась, попытавшись высвободить руки, но куда ей против хватки анавра.

Обошёл стол и, придвинув ногой стул, сел рядом, приобняв её за плечи, — слушай меня, лапушка, я сейчас тебе кое-что расскажу, а ты уж сама решишь, верить или проклинать. Хоть бутылку мне на голове разбей, хоть обложи последними словами. Но выслушай…умоляю!

Я постарался сжато, можно сказать, скупо рассказать ей свою историю, начиная с момента гибели семьи в аэропорту Домодедово и заканчивая самостоятельным прорывом в эту реальность. Не приукрашивал, старался избегать недомолвок. Надеялся, что наше общее увлечение фантастикой поможет Станиславе адекватно принять историю, которая даже мне самому казалась полнейшей ересью. Особенно сейчас, когда я своими руками уничтожаю любую надежду на призрачное счастье из прошлого. Стася должна если не принять, то хотя бы смириться с той правдой, которую я сейчас на неё обрушил.

Я продолжал говорить и говорил не менее получаса. На улице давно стемнело. К столику дважды подходила официантка. Я заказывал минеральную воду и травяной чай. Много травяного чая. Сахар, лимон, сладости. Рецепт, старый, как этот проклятый мир.

Стася давно перестала дрожать и уже не хлюпала носом, уткнувшись мне куда-то в подмышку. Украдкой скосив взгляд, я то и дело во время своего рассказа ловил на её лице сменяющиеся калейдоскопом выражения удивления, гнева, презрения и отчаяния. По крайней мере, так мне казалось.

— Вот так приблизительно обстоят дела, девочка, — закончил я рассказ, — давай, наконец, попьём чаю. Остывает. Я постараюсь ответить на твои вопросы, которых, думаю, сейчас немало вьётся в твоей голове.

— Погоди с ответами, Луговой, схожу, для начала, умоюсь, — голос её слегка дрогнул, но немедленно выправился, — и только посмей мне свалить по-тихому. Прокляну! — взметнувшийся на меня взгляд карих глаз, казалось, уколол в самую душу.

Девушка поднялась из-за стола и, двигаясь с неестественно прямой спиной, скрылась за портьерой у входа в кафе. Интересно, почему она подумала, что я готов сбежать? Мысли читает? Грешен, подобная подленькая мыслишка поначалу проскочила в моей голове. Но я задавил её самым гнусным образом. А насчёт «Прокляну!» Стася не шутила. Вроде бы бабка или прабабка её была из настоящих цыган. Господи, о чём я думаю? Бред какой-то…

Я поёжился и отхлебнул ещё тёплого чая. Надо же, ты стал суеверным, Миротворец… Станешь тут. Что ни день, то новые испытания. Вот зачем мне это всё? Проще несколько шей свернуть или пару глоток перерезать, чем выяснять отношения с женщиной. Блин, Гавр, тебе уже за полтинник, а что делать с девятнадцатилетней девчонкой до сих пор не знаешь. Анавр доморощенный.

Мои самокопания прервала вернувшаяся Стася.

— Гаврила Никитич Луговой, поклянись мне здесь и сейчас, всем святым, что у тебя есть, что ты не соврал! — она стояла передо мной гордая, напряжённая, как струна, без единого следа недавних слёз на лице. Захотелось пошутить, брякнуть что-то типа: «Век свободы не видать!» или «Зуб даю!» Но, встретившись с ней взглядом, я передумал.

— Всё сказанное мной правда, клянусь своими родными, ради которых я и ввязался в эту историю. И поверь, Стася, лучше бы мне сгореть в том проклятом Боинге, чем каждый день балансировать между зыбкой надеждой на безнадёжный финал и мерзким трусливым бессилием безумия.

Станислава упрямо смахнула чёлку, порывисто села рядом и сжала своими ладонями мою правую руку.

— Так, тебе…то есть тому тебе, что сейчас в теле моего Гаврилы, тьфу ты, запуталась! Тебе, правда, уже много лет?

— Пятьдесят три, если точно, Стасенька.

— Обалдеть! Ты же почти старик!

— Ну, я бы так не сказал… — протянул я, слегка растерявшись от неожиданного выверта мыслей девушки.

— Погоди, ты что-то там упомянул про то, что мы скоро расстанемся…

— В январе 93-го, — я всё же окончательно решил отвечать правду на её вопросы. «Моя» эта реальность или какая-то другая, мнимая, призрачная — по большому счёту, неважно! Стася здесь, передо мной. Живая. Пусть знает. Я уверен, мою Стасю ничто не вышибет из седла… С кем-нибудь другим я, может быть, и слукавил. Но с ней… Какое же паршивое ощущение!

— Так мы же почти два года встречаемся! Что же такого произошло? Разругались? Ты мне изменил? Я изменила? — вопросы горохом посыпались из Стаси. А глаза у девушки приобрели размеры монет несуществующего номинала в восемь копеек. Эх, как бы мне не пожалеть о сказанном. Но я внутренне скрестил пальцы. Взялся за гуж — не прикидывайся дистрофиком. А с подробностями надо всё же поаккуратней. А ну как изменю её будущее не в лучшую сторону! Вдруг эта реальность всё же не мнимая? Испорчу девке всю малину с ежевикой…

А чёрт на левом плече так и подзуживает, падла чумазая!

— Так, не будем накручивать, дорогая. Не всё сразу. Вон, пей чаёк, пироженку откуси. Твоя любимая «картошка». Итак, гхм! — откашлялся я, собираясь с духом, — ну, расстались. Бывает… Никто никому не изменял, даже не поругались толком. Просто однажды пришло время как-то логично продолжить наши отношения в новом качестве. Ты тогда мне вполне прозрачно намекнула. Я понял с полуслова. И сделал предложение. Чего улыбаешься? То самое. Ты согласилась. Нет, не то чтобы я об этом раньше не думал. Просто считать тебя своей будущей невестой было для меня вполне само собой разумеющимся. Оказалось, что не всё так очевидно. Твоя мама восприняла эту новость очень негативно. Это я понял по твоему бледному и заплаканному лицу на следующий день. Хотя возможно я всё и преувеличиваю. Столько лет прошло… Несколько месяцев мы находились, скажем так, в состоянии безнадёжной, отчаянной веры в то, что возможно всё уляжется и устроится. Вернее, находился я. Ты лишь отводила глаза при редких встречах. Да мы почти и не виделись, занятые учёбой и…да мало ли чем ещё? Наверное, не хотелось верить в печальный финал романтической сказки. А потом, после Нового года и зимней сессии мы случайно встретились в библиотеке, где ты очень тактично объяснила мне, что дальнейшие наши встречи невозможны, так как ты выходишь замуж… Занавес! — я развёл руками, — последующие дни и недели практически стёрлись из моей памяти, превратившись в сплошное белое пятно. Не помню, что я сказал тогда тебе в ответ, вроде бы пожелал счастья. В следующий раз мы увиделись уже очень нескоро. Ты была беременна первым ребёнком… Большой живот, вагон стеснения, но всё такая же красивая и желанная.

Я думал, что глаза Стаси не смогут стать ещё больше. Но я ошибался. Пришлось перехватить у неё чашку с чаем и поставить на блюдце. Несколько минут моя первая любовь была не в состоянии говорить. Дурень я старый. Похоже, переборщил со своей откровенностью.

— …и ты так спокойно об этом говоришь?! — Стася не смогла придумать ничего лучше, чем тут же наехать на меня. Глаза её были полны слёз.

— А почему я должен истерить, дорогая? Для меня с тех событий прошло без малого тридцать лет. Да и нормально же всё в итоге вышло у тебя: собственный дом — полная чаша, хороший муж, дети, своя клиника…чего ещё-то желать?

— Своя клиника?! — вновь вскинулась девушка, сжав мою ладонь так, что я от удивления даже покачал головой. Надо же — и слёзы высохли.

— Так…не обольщайся! Тебе для этого ещё пахать и пахать. Может именно твоё замужество и ранняя семья стали для этого важнейшим стимулом. Достаточно с тебя и одного знания этого факта, — я поднял ладонь, останавливая новую попытку атаковать меня вопросами, — пойми: иначе тебе станет неинтересно жить. И не спрашивай, сколько детей и кто муж. Сама, сама, сама! Вот этими самыми ручками, ножками, прелестной умной и талантливой головкой. Ты ведь даже не представляешь, сколько в тебе неразбуженной силы и энергии, Стася! Признаюсь, у меня иногда от этого даже мигрени случались. И через десять, и через двадцать лет…

— Ох и сволочь ты, Луговой! — шумно вздохнула девушка, откусывая от пирожного и глядя на меня глазами девушки с жемчужной серёжкой с полотна великого Вермеера.

— Кто ж спорит, милая? Эх, жаль понял я это только с годами. Мне бы тогда проявить настойчивость, сражаться как лев за любимую…постараться убедить твою маму, что несмотря на всю ту срань, творящуюся вокруг, мы сможем быть вместе, и я для твоего счастья сделаю всё! Чего я ждал, убогий? Вчерашний день? Чуда? Успокаивая себя тем, что ты уже дала формальное согласие быть моей женой? Девятнадцатилетняя девочка, зависимая от мамы, которая одна воспитывает двоих дочерей? Чего уж теперь-то жалеть…Задним умом мы все крепки. Я тогда явно сглупил — то ли отпустил тебя, то ли возненавидел, посчитав предательницей всего того, что нас связывало… А, ладно! Неважно, что я думал! Важно, что сделал. Ты запомни, Стасенька, всегда важно, что человек сделал, а не хотел сделать, думал или говорил.

— Ты сволочь и трус, Луговой. Был им и остался. Ты даже сейчас решил со мной расстаться, чтобы не мешала, — Стася говорила абсолютно спокойно, кивая в такт своим мыслям, — да ещё как красиво всё обставил, — последние слова напоминали шипение змеи.

«Началось!» — подумал я, но вслух сказал совершенно другое.

— Называй как хочешь, Стасенька. Ты в своём праве. Я сделал тебе больно. Возможно, безосновательно. Время всё расставит на свои места, а острые углы сгладит наше самолюбие. Но уж чего я никак не могу допустить сейчас, чтобы ты пострадала. А рядом со мной в любой момент может возникнуть угроза жизни. И твоей в том числе! Я не шутил, когда сказал, что для меня смерть в этой реальности не станет окончательной. А тебя не станет навсегда. На-все-гда, бл@дь! — я не сдержался и, схватив со стола десертный нож, скатал его в бесформенный металлический ком, смяв словно простой кусок медной проволоки.

Уловив выражение ужаса в замершем взгляде девушки, медленно выдохнул.

— Прости, сорвался. Нервы что-то разыгрались. Может, ещё чайку?

— Нет, у меня от него уже в ушах булькает. Как это у тебя получилось… — она осторожно забрала у меня из ладоней изуродованный нож.

— Я же говорил тебе, что физически отличаюсь от человека. Анатомия ещё туда-сюда, а вот физиология с биохимией уже совершенно на другом уровне. Я уже и сомневаюсь, человек ли я?

— Ух ты! А покажи ещё что-нибудь!

— Детский сад… — улыбнулся я. Но сегодня я не мог ей отказать. Да и раньше никогда не мог.

Оглянувшись вокруг, я приметил, что на окнах кафе были развешены электрические гирлянды с большими яркими разноцветными лампочками, — ну смотри, я указал Стасе на ближайшее окно и ушёл в рапид.

Много времени, чтобы выкрутить пяток лампочек, не понадобилось. На обратном пути я прихватил вазу с хризантемами, что стояла на стойке кафе, и переместил в центр нашего столика. Судя по реакции Стаси, в обычном для неё временном потоке прошло всего несколько секунд.

— Отпад! Луговой, ты что, можешь силой мысли гасить электричество и перемещать предметы? — раскрасневшаяся от волнения Стася осторожно тронула пальцем почти мгновенно материализовавшуюся для неё вазу.

— Нет, лапушка, это всего лишь увеличенная скорость передвижения в пространстве. Ты просто не заметила ускорения.

— А…

— Нет, — прервал я разгулявшуюся фантазию Стаси, — я всё-таки не фокусник и не артист оригинального жанра. Тем более, вон, официантка и так с подозрением смотрит на наш столик. Не будем множить сущности без надобности.

— Ну, как скажешь, — снова поникла моя собеседница.

Я внутренне порадовался тому, что удалось увести разговор в сторону от скандала и слёз. Всё-таки все эти душещипательные разборки не по мне. И тут Стася задала вопрос, который дал мне понять, как же я ошибался, поспешно решив, что легко отделался. Всё ещё только начиналось…

— Луговой, а мы спали с тобой до того, как расстаться? — именно так и спросила. «Спали». Не «переспали», не «занимались любовью», не «трахнулись» в конце концов! Да чего это я? Стася. Моя Стася именно так бы и спросила в прошлой жизни, если бы возник повод.

— Нет. Не спали. Хотя и возможность была. И приставал неоднократно. Даже пару раз огрёб от тебя. Но так, в меру, без членовредительства. Но не случилось.

— Вот поэтому ты так легко от меня и отказался, Луговой! — выпалила Стася, обвиняющее указывая на меня своим изящным пальчиком с аккуратно подстриженным ногтем.

Блин, вот это логика. И как теперь это разруливать? Да ну его на хер! Хочет так думать, пусть думает. Влезу в новый спор, разборки сегодняшним днём не закончатся. Я Стасю знаю. Она не успокоится.

Я продолжал молча, с лёгкой улыбкой на лице, смотреть на пылающую праведным негодованием девушку.

— Нечего ответить? Да ты дважды трус!

— Станислава Анатольевна, вы меня провоцируете или что? — согнал я с лица благожелательную улыбку, — если да, то поехали. Я снимаю отдельную квартиру. Там и решим этот вопрос раз и навсегда, если уж так невтерпёж! — я сознательно грубил в надежде, что Стасю это отрезвит. Одно дело ляпнуть сгоряча и совсем другое дело — отвечать за свои слова.

— Да пошёл ты… — девушка резко вскочила, чуть не опрокинув цветы. Пришлось даже придержать вазу, — видеть тебя не хочу! Даже не приближайся! И не провожай! — она вырвала из моих рук плащ и устремилась к выходу из кафе.

Откуда сбоку вывернулась официантка.

— Рассчитаемся, молодой человек?

— Не вопрос, — я отсчитал положенное, оставив щедрые чаевые. Всё-таки ужин удался. Наверное…

Прогулочным шагом вышел из кафе, огляделся по сторонам и заметил одинокую фигурку на троллейбусной остановке на противоположной стороне проспекта. Вечер был на удивление тёплым для начала ноября. Догнать? Зачем, Миротворец? Ты же прекрасно знаешь, чем это может закончиться? Повезёшь её на такси домой, а там…эх! Как в той песне: «…зажму я красоту в мозолистую руку и пойду дослушивать, что плачет мне гармонь!»

Гармони в наличии не было. Но уходить я не торопился, пристроившись на ближайшей лавочке. Дождался, когда подъедет вечерний троллейбус и снова увезёт от меня Стасю в дальние дали…

Я поднялся со скамейки и пошёл домой пешком. Грех было пропускать столь редкий вечер. Да и подумать было над чем. Странно, но почему-то на сердце было легко. Все проблемы отодвинулись куда-то на задний план. Сегодняшний разговор не столько разрешил мою местную проблему, сколько расставил по местам давно забытые комплексы. Можно сказать, закрыл гештальт, как модно говорить в двадцать первом веке.

Пару раз по пути на пустынных улочках мне попадались подозрительные компании: где-то подвыпивших парней не самого презентабельного вида, а где-то — и парочка откровенно бандитских рожь. Но, несмотря на откровенно небедный прикид, меня почему-то проигнорировали. Даже не попросили закурить. Я испытал что-то вроде обиды на судьбу. После разговора со Стасей хотелось драки. Вульгарного мордобоя. Чтобы и самому, и тебе, и ещё, короче, чтобы ух…и пойти умываться под колонкой на углу Дзержинского и Артёма. Но не случилось. Да и нового пиджака потенциально жаль: первый раз ведь надел.

Так и добрёл до благословенного жилища Валентины Петровны: весь в романтических соплях и сожалениях, но довольный сложившимися обстоятельствами. Вот такой парадокс. На ночной пробег не тянуло совсем, тем более что завтра воскресенье и придётся рано вставать и тащиться на обещанную Матько универсиаду. А там кросс десять километров.

Нет, за себя я не волновался. С моим потенциалом пробежать как нужно — не проблема. Надо только постараться не прийти первым. Мне спортивная слава ни к чему. Третьего-четвёртого места будет вполне достаточно для удовлетворения амбиций физрука. Всё же вузов в нашем городе, слава Богу, немало. И кросс, как я слышал, смешанный. Бежим дружной толпой, мальчики и девочки от 18 до 25. Дурдом, конечно. Но кто ж его осудит? Сейчас подобное в стране каждый день происходит. Удивительно, что вообще универсиаду не отменили. После августовских событий любое чествование Великого Октября — это уже красная тряпка для пошедших в гору либерастов с дерьмократами.

Возможно, последний раз столь массовое мероприятие к ноябрьским праздникам. Хотя всё может быть вполне банально: запланировали давно, к празднику, а отменить никто и не удосужился. Средства выделены, ответственные назначены, студенты в наличии. Чего бы и не посоревноваться?