В глубокой тени безлунной ночи собираются еще более глубокие тени. Позади них лежат пологие склоны Каратокейских гор. Впереди — узкая долина, в которой расположена база, сменившая на своем веку множество хозяев. Когда-то принадлежавшая Республике, она перешла в руки Империи, когда та воцарилась на Девароне, а теперь аванпост снова вернулся к возрожденной Республике.
В джунглях шумно. Среди переплетений лиан над головой, щебеча и чирикая, порхают золотистые така-теи. Нестройным хором жужжат и верещат тысячи разнообразных насекомых. Вдали кто-то ревет, взывая к своему далекому сородичу.
Но тени остаются безмолвными и неподвижными.
Они терпеливо ждут.
Базу в долине освещают лучи прожекторов, пронизывающие вязкий ночной туман. Вокруг нее кипит активная деятельность: садятся корабли, выгружаются припасы. Новая Республика возводит новые и реанимирует старые базы по всей планете. Они привозят персонал, доставляют еду и питьевую воду. У них есть дипломаты, связные, ученые и, естественно, солдаты.
Они — незваные гости.
Это священное место. В ста километрах отсюда находится древний храм джедаев. Это не единственная точка на планете, насыщенная Силой. Тени не чувствуют этого, но они не проводники Силы, лишь ее рабы — как и все живые существа. Все плывут по течению великой могущественной реки, каковой является Сила, все подхвачены ее потоками. Но лишь те, кто владеет темной стороной Силы, подобно плотинам, способны изменить эти потоки. Они не сдаются на волю судьбы. Они — ее враги.
Тени — Служители Бездны. Здесь их два десятка, хотя это лишь одна из многих ячеек, разбросанных по Галактике. Их охватывает все большее нетерпение, но они умеют ждать. Они не должны разочаровать своих повелителей.
Кайзу, молодую панторанку из кореллианского Коронета, внезапно охватывают сомнения. Ее окружают не друзья, а скорее партнеры — Из, Лалу, Корбас и ее соотечественник-кореллианин Реми, товарищ и иногда любовник. Она лишь притворяется, что похожа на Реми, хоть это на самом деле и не так. Ему, как и ей, как и всем им, снились сны. Ему являлись видения тьмы — в снах его преследовали ситхи, как древние, так и жившие совсем недавно. И ему это нравится. Ему нравится быть частью чего-то большого. Тьма не поглотила его — он отдался ей сам.
Кайза пытается делать вид, будто и она такая же, в чем в действительности далеко не уверена. Она знает лишь, что злится на весь мир. Оборванка из худших районов Коронета, она выплескивала свою злость на тех, кто усложнял ей жизнь: досаждавших ей офицеров правопорядка, коллекторов, что преследовали ее из-за висевших на ее семье долгов, знатных кореллиан, воротивших носы при виде уличной девчонки вроде нее. Когда начались сны и явился таинственный незнакомец, предложивший примкнуть к Служителям, ей показалось, что это вполне неплохой вариант. Ее переполнял гнев, и ей сказали, что гнев очищает, будучи добродетелью и необходимым злом. Именно злость сформировала Галактику. Именно ярость подпитывала двигатели перемен. Все это казалось таким разумным и родным.
Как и все, она начинала с самых низов. Она разрисовывала стены символами в виде маски Вейдера и предупреждениями: «ВЕЙДЕР ЖИВ». Она воровала кредиты и отдавала их часть на общие цели. Пока другие взламывали Голосеть или нападали на силы безопасности, она все еще разведывала места для тайников или конспиративных встреч. Потом появился Реми, в котором идеально сочетались уверенность и сила, — словно укрощенное чудовище, словно огонь, чье пламя одновременно обжигает и завораживает. Он был молод. Он был зол. Он был прекрасен.
Вот тогда он и сказал Кайзе, что она должна делать дальше. Ей предстояло устроиться на работу в участок Службы спокойствия и безопасности, где она будет трудиться вместе с офицерами. Ей подготовили новые документы, новые отпечатки пальцев, новую цифровую историю. Босячка Кайза перестала существовать. Появилась симпатичная куколка Кайза из хорошей семьи, готовая работать секретаршей.
Потом наступила ночь, когда Служители напали на город. Атака служила отвлекающим маневром, который позволил ей и Реми похитить кое-что из архивов в подвалах участка — реликвию, оставшуюся после павших ситхов.
Световой меч.
Теперь этот световой меч висит на поясе у Реми, чье самомнение после той ночи взлетело до небес. Иногда он включает меч и смотрит на него, шевеля губами, как будто что-то шепчет. Другие световые мечи были принесены в жертву погибшим ситхам, которые ждут за гранью бездны и чьим приказам следуют Служители. Именно эти древние призраки — источники их сновидений. Но теперь они начали оставлять световые мечи себе. У них уже есть и иные артефакты, но лишь самым уважаемым Служителям позволено держать их в руках, пользоваться ими и хранить их.
Сегодня они сделают следующий шаг после сбора реликвий. Сегодня они нанесут удар — не только здесь, но и по всей Галактике. Эта атака первая, и потому она невелика — Служители собрались на разных планетах в различных системах, чтобы вырезать анклавы и базы Новой Республики. Пока у них не хватает численности и сил, чтобы достичь большего, но это только начало.
И Кайза боится.
Она не знает, действительно ли такова ее суть.
Она не знает, сильна ли она настолько же, как Реми.
Она даже не знает, действительно ли ей являлись те видения.
«Если я пойду с ними, — думает Кайза, — если присоединюсь к этой атаке, то просто буду держаться позади. Притворюсь, что делаю что-то полезное. Может, кого-нибудь стукну. Или швырну детонатор и взорву челнок». Злость, которую она столь долго испытывала, вдруг сворачивается, точно кислое молоко, превращаясь в страх. Как ни странно, но именно страха она и боится. Если она, струсив, побежит, за ней бросятся в погоню. Реми не даст ей сбежать. Он найдет ее сегодня, или через неделю, или через год. Реми не терпит ничего, что может его разочаровать.
Пока она старательно пытается успокоиться, к ним присоединяется новая тень, чернее других.
Это их повелитель. Юп Ташу.
Служители кланяются ему, радостным бормотанием приветствуя после столь долгого отсутствия. Живых повелителей — а кроме Ташу есть и другие — у них намного меньше, чем мертвых, но Юп — самый близкий к Империи ситхов, сложившейся вокруг Сидиуса и Вейдера. Они ластятся к нему, и его изрезанное глубокими морщинами лицо расплывается в довольной улыбке.
Кайза не разделяет всеобщего порыва. Она слишком боится даже шелохнуться, будто груда камешков, готовая рассыпаться при малейшем движении.
Ташу начинает раздавать Служителям оружие, ради которого они и томились в ожидании. Повелитель говорит, что оно особенное. Они получают артефакты и реликвии давно ушедших ситхов. Некоторым он вручает темные плащи. Другим дает светящиеся красные кристаллы на кожаных шнурках.
Затем он поворачивается к Кайзе.
Протягивает ей отполированную бронзовую маску.
Гладкий металл испещрен крошечными углублениями. В глазницах — черное стекло. Нет ни носа, ни рта — хотя там, где должен быть последний, тянется линия черных заклепок.
— Это маска вице-короля Эксима Паншарда, — хихикая, поясняет Ташу. — Она сделана из метеоритного металла и хранит в себе вопли сотен невинных, убитых ради развлечения вице-короля. Маски обладают властью. Некоторые надевают после смерти. Другие носят при жизни. Эта, как и прочие в моей коллекции, вобрала в себя тьму Живой Силы! Надень ее. Ты помазана, Кайза с Кореллии.
— Я…
Остальные не сводят с нее взгляда — некоторые с восторгом, другие со злобой.
Взгляд Реми полон яда.
— Это я должен ее носить, — вдруг говорит он, протягивая руку к маске…
Ташу огрызается — в буквальном смысле. Рот его открывается и тут же захлопывается, лязгнув поломанными зубами. Реми отдергивает руку.
— Ты не вправе перечить желаниям почтенных призраков, — шипит повелитель.
— Я…
— К тому же даме нужно оружие. Разве нет?
В глазах Ташу вспыхивает странный безумный огонек, и он хватает световой меч с пояса Реми, после чего осторожно вкладывает его в руку Кайзы.
Меч источает мощь. Она знает, что включать его пока не следует — красный луч может их выдать. Но она ощущает ладонью его потенциал. А когда она, подняв голову, опускает на лицо маску, ее окутывает чудесная тьма, подобная всепоглощающей бездне, которая жадно вгрызается в ее страх, заглатывая его огромными кусками. Страх исчезает, и его вновь сменяет злость, готовая вырваться, подобно зародившемуся в сердце неистовому зверю.
Время течет удивительным образом. Не успевает Кайза моргнуть, как все уже началось. Она уже там, возле базы, вместе с остальными. В руках у них обычное оружие — дубинки, ножи и неказистые топоры, раскрашенные в багровый цвет крови, красный цвет ситхов. Республиканские глупцы с криками разбегаются. Один бросается прямо к ней, и из рукоятки в ее ладони вырывается алый клинок — его вибрация доходит до локтя, плечей и даже до зубов. Взмах клинка — и крик обрывается. Другой взмах подрубает ноги бегущей женщине. Кайза ощущает, как в ней пульсирует гнев. Сердце бьется столь отчаянно, что ей кажется, будто грудь вот-вот расколется пополам.
Удары Кайзы не отличаются точностью — она просто с размаху бьет клинком. Сила не течет сквозь нее, но оружие не похоже ни на что другое, что ей доводилось видеть прежде, — оно режет плоть, кость, металл. Пляшущие перед глазами яркие полосы, приводят ее в трепет.
Потом кто-то врезается в девушку, и она падает, ударившись головой о землю. «Ах ты, новореспубликанское отродье!» Ее, словно лианы, опутывает какая-то чужеродная злость, но, перевернувшись на спину, она видит, что это вовсе не солдат Республики.
Это Реми.
Его бледное лицо искажает яростная гримаса.
— Ты недостойна его! — вопит он, брызгая слюной. — Он мой! Ты всем обязана мне! Ты всего лишь слабая девчонка! Трусиха! Воровка!
Рука ее пуста — световой меч исчез. Она шарит по земле, неуклюже пытаясь отбиться ногами от наседающего на нее Реми. Его длинные пальцы смыкаются на ее шее. Плача и смеясь, он крепче сжимает руки, и Кайза хрипит, пытаясь сделать вдох. Рука ее бьет по влажной траве, тщетно ища световой меч. Над ними — темная посадочная платформа базы, слышны крики и вопли Служителей и их жертв. Кто-то падает с края платформы и с глухим ударом шлепается рядом.
В глазах у нее темнеет, веки дрожат.
И тут она находит меч. Пальцы сжимают холодный металл.
Все происходит в мгновение ока, хотя кажется, что время, наоборот, замедляется. Она бьет рукояткой меча в висок Реми. Глаза его округляются, наполняясь внезапным страхом.
Алый клинок пронзает его череп. Широко раскрытые глаза краснеют и вскипают, а затем превращаются в пепел.
Кайза встает, поправляя маску.
А затем ее опять охватывает прежняя злость, и она вновь бросается в атаку. Вскоре Служители празднуют победу.
«Грядет война».
Лея пытается об этом не думать. Она не включает Голосеть, не выходит на свой балкон на Чандриле и не смотрит в небо, где на орбите собирается флот. Она просто сидит в кресле посреди комнаты, которая очень скоро превратится в детскую их сына. Неподалеку стоит колыбель, рядом с ней — священное дерево, которое подарил ей маленький эвок по имени Викет. Она так и не сумела почувствовать дерево — так называемую «змеиную головоломку» — с помощью Силы, но она видит собственными глазами, что гладкая золотистая кора сияет здоровьем, а вьющиеся ветви каждый день выпускают новые алые листья.
Но своего малыша она ощущает внутри себя без всяких усилий — не так, как все матери чувствуют в себе новую жизнь, но с помощью невидимых прикосновений Силы. Она ощущает границы его растущего разума, знает его настроение, может точно сказать, что он здоров. Для нее он не столько человекообразное существо, сколько пульсирующий живой источник света, который иногда тускнеет, а порой с трудом пробивается сквозь завесу тьмы. Она убеждает себя, что это нормально, — Люк говорил ей, что так бывает со всеми. Он объяснял, что чем ярче свет, тем непрогляднее мрак.
Сейчас ее сын чем-то расстроен — он ворочается, словно не в силах найти удобную позу. Свет его перемежается крупицами тьмы. Лея сосредоточивается, и стены комнаты исчезают. Все становится белым, а затем черным, и она оказывается в спокойной умиротворяющей пустоте.
Вместе с ней, перестав ворочаться, успокаивается и ее сын…
А потом у него начинается икота.
«Ик. Ик. Ик».
Лея вздыхает, возвращаясь к реальности, но ее разбирает смех от щекочущей икоты, как будто внутри нее пенятся крошечные пузырьки, — она впервые ощущает нечто подобное.
«Мой сын жив. Впереди светлое будущее».
Светлое будущее, однако, отбрасывает мрачные тени, и на горизонте снова маячит война. Нет, не новая война — та же, на которой они сражаются все это время. Война, начавшаяся с восстания и вскоре переросшая в настоящее сражение между Империей и Республикой. Лея надеется, что теперь с этим будет покончено. Да, будущее обнадеживает, но только если все пойдет хорошо. Только если обжигающее пламя обратит Империю в пепел.
Вскоре возвращается Хан. Он в двух словах рассказывает, что случилось на Накадии, но ей этого вполне достаточно, чтобы понять — он со всем справился как надо.
— Что у тебя отлично получается, — говорит Лея, вставая ему навстречу, — так это делать все как надо.
Она целует мужа в щеку, повергая его в страшное смущение.
— Вопрос с Джакку решен, — сообщает он.
— Знаю.
— Битва предстоит нешуточная. Может плохо кончиться.
— И это знаю.
Хан покусывает губу.
— Странное чувство, да?
— В смысле — что мы не там?
— Угу. Ты, я, Люк, Чуи, «Сокол». Те два ходячих говорящих мусорных бака. Странно, что мы в этом не участвуем.
— Нас ждет свое собственное приключение. — Она поглаживает живот.
— Конец эпохи, — вздыхает он.
— И начало новой.
Младенец снова ворочается внутри ее, явно встревоженный чем-то, чего его мать не в силах ощутить и понять.
«Грядет война».
И хочется надеяться, что вскоре она закончится. Синджира не особо волнуют превратности войны — он убеждает себя, что ему все равно, победит или выиграет Новая Республика, хотя подсознательно он ждет поражения Империи, которой когда-то служил. Война нужна ему скорее потому, что, как он опасается, без нее он больше никогда не увидит Джес и Hoppy.
— Ой! — морщится Кондер. — Ты опять не смотришь, что делаешь.
— Я внимателен как никогда, — отвечает Синджир, засовывая в нос Кондеру маленький комок впитывающего волокна. Хакер морщится и отстраняется.
— Твои мысли мечутся туда-сюда, будто мальчишка в игрушечном магазине.
— Что ж, ладно, — пожимает плечами Синджир. — Может быть. Извини. Я больше привык причинять боль, чем избавлять от нее. — Он запихивает другой комочек ткани во вторую ноздрю.
Соло снова привез их на Чандрилу. У них была мысль ненадолго задержаться на Накадии, но Кондер заявил, что по сравнению с этой деревенской планетой Чандрила выглядит точно Корусант. «Кругом одни поля», — заметил он, и Синджир не мог с ним не согласиться.
Синджир обрабатывает израненное лицо хакера. Бакта, марля, волокнистая ткань и старые добрые иголка с ниткой. Самым серьезным оказался удар, который Кондер получил последним, — тот самый, что они слышали по комлинку.
— Должен в очередной раз тебя похвалить, — говорит Синджир. — Передатчик в зубе? Гениально. А я о нем даже не знал.
Именно так Кондер передавал им информацию, с помощью языка переключившись на канал их комлинков. Передача закончилась, когда тот громила-герглик врезал пленнику по лицу.
— У каждого есть свои тайны.
— Только не у меня. У меня нет никаких тайн. Я с ними покончил.
— Что-то не верится, Син.
В глазах Кондера вспыхивает озорной огонек. Синджир восхищается им — его энергией, его способностями. После того как они вытащили товарища со склада, команде пришлось действовать быстро, — к счастью, как они и подозревали, бандиты «Черного солнца» и «Красного ключа» подключились к инфопланшетам пяти сенаторов. Линия, однако, была зашифрована, вот тут-то и потребовались услуги Кондера. Хакер взломал алгоритмы, словно разрезав ножом связку лент. Всего за несколько минут Кондер — побитый, с трудом соображающий, весь в собственной крови — получил доступ к сенаторским инфопланшетам.
На которые они передали соответствующие сообщения.
Сперва у Синджира возникла мысль пригрозить им, но он тут же понял, что угроза вызывает страх, а страх заставляет действовать вполне определенным образом. Одно дело, когда кто-то привязан к стулу, — тогда можно контролировать страх, используя его как оружие. Но сенаторы были на свободе, и они могли поступить совершенно непредсказуемо — сдаться, пуститься в бега или даже проголосовать так, как требовали криминальные организации, в надежде на спасение.
Так что вместо этого Синджир предпочел сделать им предложение, слегка сдобренное угрозой. Он велел Кондеру сообщить сенаторам, что они получат прощение, если проголосуют в поддержку Канцлера. Более того, они сказали Ниму Тару, что его ребенок в безопасности, а Сорке — что ее призовая джерба спасена. Хотя последнее — вынужденная ложь. Сорке вскоре предстоит узнать, что синдикаты уже продали ее призовое животное мясникам с черного рынка.
Все вышло именно так, как они и рассчитывали.
Заговор раскрыт, необходимые голоса получены, близится последняя битва.
— Ты чем-то обеспокоен, — замечает Кондер.
— Что, так заметно?
— Обычно нет. Но на этот раз — да. — Кондер сжимает его руку. — С Джес и Норрой все будет в порядке.
— Я мог бы сам туда отправиться. Потребовать, чтобы меня посадили на корабль. Как Джома. Как Теммина. Я должен быть там.
— Ты не солдат.
— Когда-то меня этому учили, — отвечает Синджир. — Я умею сражаться.
— Если действительно хочешь туда — могу полететь с тобой. Может, им понадобится хакер.
— Вполне возможно, — кивает Синджир. Он сам себя ненавидит за то, что ему хочется на Джакку. Он знает себя как облупленного, и поэтому следовало бы подавить подобные мысли в зародыше. Преданность имеет свои пределы. Да, он когда-то проверял на преданность других, но самому ему это понятие не слишком по душе. И тем не менее ради друзей ему хочется вновь сломя голову броситься навстречу опасности. Пожалуй, уже пора перестать этому удивляться. «Я даже не ожидал, что стану вот таким», — думает он. А может, Синджир с самого начала был другим, просто создал неверный миф о самом себе. Неужели все таковы? Неужели у каждого и в самом деле две стороны — то, кем он действительно является, и то, кем себя считает?
— И к кому обратиться с просьбой?
— Учитывая размер услуги, которую мы только что оказали Канцлеру, — полагаю, можно было бы прямо к ней.
Кондер глубоко вздыхает:
— Так что, в самом деле полетим на Джакку?
— Вполне возможно, дорогой мой Кондер. Вполне возможно. — А я-то надеялся на отпуск поприятнее.
— Я тоже, — усмехается Синджир.
«Грядет война».
Джом Барелл рожден для нее. Он всегда считал, что не столько обучен воевать, сколько это его изначальное предназначение. Всю жизнь он провел в боях. Он сражался против Империи — и против своих кровных братьев — на Ондероне. Он сражался в рядах повстанцев. Он сражался в спецназе Новой Республики. Он сражался вместе с Норрой и ее командой.
И теперь ему снова хочется в бой.
Сержант Деллало Дейсон[4] вместе со своей командой спецназа загружает боеприпасы в предназначенный для полетов в атмосфере U- транспортник — корабль с плоским брюхом, который используется в качестве войскового транспорта, способного быстро вторгаться на территорию врага. Это старый тип машин, но и Джом ощущает себя не менее старым солдатом.
— Сержант! — зовет он Дейсон, пробираясь мимо одного из четырех двигателей корабля.
Она поворачивается к нему своим длинноносым лицом.
— Вижу, ты привел себя в порядок, — говорит она. Так оно и есть — он гладко побрился, оставив лишь густые усы и короткие бакенбарды, причесал волосы, постаравшись выглядеть так, как и подобает настоящему спецназовцу. — Чего надо, Барелл?
— Я должен лететь с вами.
— Не выйдет. Я ничего не решаю. Хочешь вернуться в строй — придется пройти по всей цепи командования. — Увидев его лицо, она миролюбиво поднимает руки. — Не злись на меня, Джом. Ты нарушил субординацию и ушел в самоволку. Поговори с генералом Тайбеном, — может, он разрешит. Но в любом случае — не в моей команде.
— Да чтоб тебя, Дейсон!..
— Сержант Дейсон. Прошу не забывать.
Он яростно раздувает ноздри.
— Сержант, этот бой многое для меня значит. Может быть, даже больше всех других. — Сейчас она решит, будто ему хочется присутствовать при последнем вздохе Империи. И это действительно так, но Джомом куда больше движут личные мотивы. Для Джома речь идет о Джес. Бросив вещмешок, он высоко поднимает голову, так что хрустят позвонки. — И я готов с вами драться. Готов драться со всем взводом. Мне достаточно разделаться с одним, чтобы занять его место.
— Да мы бы тебя просто прикончили, — смеется Дейсон.
— Возможно. Но всяко лучше, чем возиться со всей этой бюрократией.
С трапа, толкая пустой гравиподъемник, спускается еще один спецназовец — козломордый трехглазый гран по имени Маргл. Джом немного с ним знаком — тот, как и сам Джом, отлично управляется с тяжелыми орудиями.
— Слышу, кто-то сказал про драку? — рычит гран. — Я в деле!
— Остынь, — говорит Дейсон. — Никто сегодня махать кулаками не будет. И ты прав насчет бюрократии. Начнешь поднимать шум — мне придется доложить. Во имя всех звезд — терпеть не могу писать доклады.
— Дейсон… сержант…
— Успокойся, Джом. Хочешь отправиться с нами? Прекрасно. У меня найдется лишнее откидное сиденье. Скажу, что ты пробрался на борт и прятался в гальюне, пока мы были в гиперпространстве. Но после — заступаться за тебя не стану. Когда вернешься, можешь угодить под трибунал или в отставку с лишением всех привилегий. Это твой камень на шее, и нести его я не собираюсь.
— Спасибо, сержант.
— Стартуем в пять. Не опаздывай. Война не ждет.
«Грядет война».
Теммин тоже хочет быть там. Встав перед Веджем, он с глухим ударом бросает на землю поспешно собранный рюкзак. Ведж удивленно поднимает брови.
— Что это? — спрашивает он.
— Записываюсь в армию.
— Так дела не делаются, Тем.
— Не важно. Я хочу на Джакку.
— Ты еще мальчик.
— Вовсе нет. Ты же учил меня летать с Призрачной эскадрильей. Я умею пилотировать Х-истребитель.
Ведж откладывает инфопланшет. В ангаре вокруг них кипит оживленная деятельность — большинство звездных истребителей и их пилотов уже присоединились к собирающемуся над Чандрилой флоту, который вскоре отправится к Джакку. Но это всего лишь первая волна. Нужно подготовить больше истребителей, больше пилотов, привести в боевую готовность торпеды, проверить орудийные системы. Предстоит еще многое сделать, о чем он и говорит Теммину.
— Ты умеешь пилотировать летный симулятор. Малыш, у меня много дел…
— Я пилотировал «Ореол». Я пилотировал «Сокол». Ты даже разрешил мне сделать несколько кругов на «иксе». Я умею сражаться. И буду. Если понадобится — угоню корабль. Угоню какой-нибудь летающий кирпич-погрузчик и врежусь на нем в переднюю палубу звездного разрушителя. Я полечу на Джакку. И я предпочел бы, чтобы ты был там со мной.
— Призрачная эскадрилья расформирована.
Теммин перешагивает через рюкзак и смотрит на Веджа. В глазах парня пылает ярость.
— Так воскреси ее из мертвых! Никто даже не узнает. Нас никто не увидит. Мы можем стать настоящими призраками, Ведж. Не героями из книг, но кого волнует, напишут ли о нем книгу? — Теперь в глазах Теммина блестят слезы. — Там моя мама. И мой дроид. Я хочу, чтобы они вернулись. Не хочешь мне помочь? Прекрасно. Но тогда я буду знать, кто ты на самом деле, — вовсе не тот, кто сражался против двух «Звезд Смерти» и всей Империи. Я буду знать, что ты больше не пилот. Ты просто старая ангарная обезьяна, только и способная повторять «да, сэр, нет, сэр», которую больше волнуют погрузочные накладные, чем живые существа!
Наступает очередь Веджа — он чувствует, как его охватывает подобная огню злость и подобная дыму тоска. Он хочет сказать Теммину, что тот ошибается, но не может — поскольку на самом деле парень прав. Разве не так?
Ведж снова вспоминает про Альянс повстанцев, про Кашиик, про все жертвы, принесенные во имя Новой Республики.
«Порой поступить правильно вовсе не означает следовать приказам».
— Ладно, забудь, — говорит Теммин, утирая глаза тыльной стороной ладони. Губы его дрожат. — Мне следовало догадаться, что ты вышел из игры.
— Подожди.
Теммин медлит, поднимая рюкзак:
— Чего мне ждать?
— Встретимся в ангаре номер сорок семь на северной стороне, через два часа.
— А что в ангаре сорок семь?
— Призрачная эскадрилья.
«Грядет война».
Она ждет в черноте космоса. Коммодор Кирста Агейт стоит на мостике «Согласия», первого, но не единственного надирийского «Звездного Ястреба», переданного Новой Республике, — еще два «Звездных Ястреба» парят в космосе над Чандрилой, ожидая вместе с десятками других боевых кораблей: алдераанской «Солнечной Вспышкой», кореллианским штурмовым фрегатом «Искупитель» и, конечно, их флагманом, мон-каламарианским «Домом-1».
Руки ее дрожат, как это часто бывает.
За стеклом иллюминатора, среди кораблей, парит призрак с изуродованным лицом. Гладкая и похожая на пластик половина лица нисколько не соответствует второй, более естественной. Пластик лишен любых дефектов, свойственных живой плоти, — ни родинок, ни отметин, ни морщинок возле глаз, ни пролегших в углах рта борозд. К тому же он плохо подогнан — вокруг искусственного глаза кожа заканчивается раньше времени, открывая темный вращающийся механизм, поддерживающий работу импланта.
Открывается диафрагма, и выдвинувшийся глаз, сверкая красным цветом, фокусируется на собственном отражении. Ведь призрачный лик — на самом деле маска самой Агейт.
В День освобождения, повинуясь воздействию вживленного в его мозг чипа, на нее напал родианец, один из бывших заключенных. Он выстрелил, попав ей в лицо. Кость удалось восстановить, но плоть погибла, и теперь ее место занимает новая кожа, выращенная в лаборатории и нанесенная с помощью кисти. Со временем она должна обрести более естественный вид, но никогда не станет родной, и Агейт об этом знает.
Глаз пришлось удалить. Она попросила поставить ей механический протез. Оптическое устройство, которое ей установили, по крайней мере функционирует, хотя и не имеет надлежащей формы, — оно настолько уродливо, что Агейт уже не чувствует себя полноценным человеком. Но если закрыть другой, человеческий глаз, можно видеть тепловые метки и прочие дополнительные данные.
— Здравствуйте, коммодор.
За ее спиной выходит из турболифта адмирал Акбар. Двери кабины с шипением закрываются. Мон-каламари, как и подобает настоящему другу, нередко сидел у ее койки и был рядом во время всех хирургических операций.
— Никогда не думала, что смогу вернуться, — отвечает она. Голос ее изменился — выстрел выбил несколько зубов и изуродовал челюсть. Все это восстановили, но голос теперь звучит иначе, и ей это очень не нравится.
— Рад, что вы приняли предложение.
Она поворачивается к Акбару, который идет к ней, заложив руки за спину.
— Для меня это многое значит, адмирал, — говорит она. — Но я все еще в сомнениях. Не знаю, готова ли я.
— Готовы. Должны быть готовы. Коммодор, вы в числе наших самых лучших и ярчайших…
— Похоже, мой свет слегка потускнел, адмирал.
— Несмотря на случившееся, вы остаетесь одним из самых жизненно важных для нас командиров, поскольку осознаете бремя войны. Вы не воспринимаете ее легко. Вас не переполняет злость даже после того, как Империя нанесла нам удар и лишила вас глаза.
— Я ушла с поста командира этого корабля.
— А я вас на него вернул. Капитан-лейтенант Спон с радостью готов служить под вашим началом.
— Я не готова.
Голос Акбара становится мягче. Он кладет перепончатую руку ей на плечо:
— Никто из нас не готов. Никто не может быть по-настоящему готов к тому, что несет война. Лучшее, что мы можем сделать, — встретить ее с поднятой головой и чистым сердцем. И именно так вы и поступите. Я знаю.
— Империя знает, что мы близко. Наверняка. У нас открытое правительство и свободная пресса, а это значит, что Голосеть сообщит о голосовании. И Империя наверняка в курсе про наблюдающее за ними издалека «Око».
— Определенно. Мичман Дельтура докладывает, что их флот увеличился в размерах и занимает оборонительную позицию. Так что ни для них, ни для нас сюрпризом это не станет. Сражение в чистом виде, к которому готовы обе стороны.
— Возможно, это какая-то уловка. Они могут заманить нас в…
— Если так, то мы будем к этому готовы.
Агейт чувствует, как единственная слеза угрожает выскользнуть из ее здорового глаза, и поспешно ее смаргивает.
— Скажите, что мы победим. Скажите, что на этом война закончится. Империи придет конец, и начнется новая Галактика.
— Я не пророк, Кирста. Я не знаю, кто сегодня победит или хотя бы останется в живых, чтобы увидеть исход сражения. Я знаю лишь, что для меня будет честью вновь сражаться рядом с вами, — не важно, последняя ли это наша битва или первая в череде многих других.
Его длинные пальцы сжимают ее плечо. Агейт изо всех сил старается не расплакаться. Ей хочется сбежать с мостика и вернуться домой — забраться в постель, накрыться одеялом, выключить свет и ждать, когда Голосеть расскажет ей, кто победил, кто проиграл, кто остался в живых, кто погиб. «Когда я успела стать трусихой? — думает она. — Почему я вся дрожу, словно испугавшийся выстрелов ребенок?»
— Да пребудет с вами Сила, — говорит она.
— И с вами, коммодор, — кивает Акбар. — Мне нужно идти. Уже почти пора.
«Грядет война». И Агейт молится, чтобы она закончилась как можно скорее.
Имперский челнок кружит над базой. Сверху Слоун видно все: штаб, посадочные платформы, ряды шагоходов и истребителей. Все выглядит собранным в спешке на скорую руку.
«Как будто все это временное», — думает она.
Челнок садится на дальней стороне базы, залетая в ангар, ворота которого расположены в тени высокого горного хребта.
Ракса с ней на челноке нет, зато есть Брентин, который молча сидит напротив. Судя по его глазам, он явно напуган — взгляд его похож на взгляд добычи, смотрящей в пасть хищника.
Рей отказывается бояться. «Хищник тут я, — думает она. — И я близка к цели. Очень близка». Пускай Ракс взял ее в плен — зато теперь ее руки оказались совсем рядом с его шеей.
Опускается трап. Пленница видит, как справа от них на посадку заходят два других корабля. Солдат толкает ее и Брентина по трапу. Споткнувшись, Уэксли падает, и солдат с размаху пинает его в бок. Остальные смеются. «Это не моя Империя, — думает Слоун. — Безалаберная и жестокая».
Брентина ставят на ноги и толкают к ней. Запястья за ее спиной туго сковывают магнитные наручники.
Ракс уже сошел со своего челнока и ждет ее. По обе его стороны выстроились солдаты. Брендол Хаке с Арканиса тоже здесь. Хаке обучал новое поколение штурмовиков, а она с помощью охотника за головами Меркуриала Свифта вытащила Брендола и его сына с Арканиса, прежде чем планета сдалась Республике. Теперь он входит в личный Теневой совет Ракса. Хаке — весьма несдержанный тип, к тому же он основательно себя распустил — из-под ремня выпирает брюхо, волосы растрепаны, в глазах усталость.
Взгляд Хакса скользит вдоль ангара, слева направо, и только теперь Рей замечает, что к ним присоединились и другие…
Вдоль каждой стены ангара выстроились дети. Их около двух десятков — некоторым лет по тринадцать-четырнадцать, некоторым и того меньше. На всех белая форма, похожая на пижамы.
— Солдаты, опустите оружие, — улыбается Ракс. — Мы здесь все друзья. Штурмовики послушно опускают бластеры.
— Нет-нет, — говорит Ракс. — Совсем опустите. На землю.
Бойцы в замешательстве переглядываются, но, повиновавшись, нагибаются и кладут оружие на землю.
Ракс подходит к Слоун, окидывая ее оценивающим взглядом.
— Заметили, как штурмовики разукрасили свою броню? Разрисовали ее, изрезали, выжгли раскаленным металлом. Они теперь не просто солдаты. В них больше первобытной ярости, они скорее звери, чем люди. — Он вздыхает. — Но я до сих пор не знаю, достаточно ли этого.
— Что вы сделали с моей Империей? — в отчаянии спрашивает она.
— Сейчас покажу, — усмехается он.
Рука Галлиуса Ракса взмывает вверх, сжимаясь в кулак. Он щелкает пальцами…
Свет в ангаре гаснет. Сердце Слоун подпрыгивает в груди.
Глаза слишком медленно приспосабливаются к полумраку, но уши слышат шум потасовки. Ей хочется бежать, пригнуться, метнуться прочь, но она не может представить, куда прятаться и что делать. Она лишь напрягается всем телом и приседает, уткнувшись подбородком в колени и стараясь стать как можно меньше.
Тьму пронизывают бластерные разряды, но это длится недолго. Затем слышатся глухие удары, хруст — и болезненные стоны.
Наступает тишина, которая тянется мгновение, другое, третье…
Наконец раздается еще один щелчок пальцами, и все заканчивается.
Вспыхивает свет. Глазам снова приходится приспосабливаться — кромешная тьма сменяется ослепительной белизной, и Слоун видит, что пол усеян телами.
Телами штурмовиков. Судя по их виду, все они мертвы.
Над ними стоят дети. У многих в руках грубо сделанные острые ножи с замотанными темной лентой рукоятками и лезвиями из тусклого черного металла. Некоторые ножи вонзены в затылки солдат — прямо в основании черепа. Другие — под мышками у штурмовиков, воткнутые в щель в броне. У нескольких детей в руках дымящиеся бластеры.
Лицо одной высокой девочки с наголо обритой головой напоминает мертвую, ничего не выражающую маску. Брендол Хаке, напротив, широко улыбается, словно ребенок, впервые увидевший космос или попробовавший сладости. Видела ли Слоун его улыбку прежде? Кошмарное зрелище.
Что там говорил ей Ракс на «Разорителе»? Когда приказал спасти Брендола с Арканиса? «Империя должна быть плодовитой и молодой. Дети — ключ к нашему успеху. Многие наши офицеры уже стары, и нам нужна новая жизненная сила, новая юная энергия. Империи нужны дети».
Рей с трудом удается подавить дрожь. Ее отчаянно тошнит, но она не доставит Галлиусу Раису удовольствие лицезреть ее слабость.
Советник медленно, размеренно аплодирует.
— Смотрите же, Слоун, — говорит он. — Это будущее моей Империи. Надеюсь, вам понравилось представление. Вскоре вы поймете, что это лишь начало.
У нее нет слов. Брентин тоже лишился дара речи, повалившись на неподвижное тело охранявшего его солдата. Рот его безвольно раскрыт, глаза широко распахнуты от ужаса. И тут Брендол, наконец перестав улыбаться, выступает вперед и что-то шепчет на ухо Раису.
Теперь уже настает черед советника усмехнуться.
— Близится последняя битва, — сообщает он. — Мне бы хотелось, чтобы вы оба ее увидели. Вы — свидетели как от старой Империи, так и от завоевателей-повстанцев. У меня зарезервированы для вас места. Брендол, будь любезен, проводи их туда вместе с детьми. Похоже, мне предстоит выступить с речью.
Наконец это случилось.
Наконец Новая Республика почуяла кровь, которую он плеснул в воду, и наконец-то явилась, чтобы ее попробовать.
Все сходится воедино. Дети Хакса показали себя в деле — да, штурмовики были безоружны, но скорость, с которой ученики расправились с натренированными солдатами, повергает в трепет. Они действовали с готовностью, но без радости и страха.
Более того, Слоун теперь у него в руках. Обсерватория надежно защищена, и он может наконец продемонстрировать, чем занимается. А еще он покажет, как из-за своего отказа довериться ему Слоун лишилась роли в грядущем грандиозном финале.
Пора произнести речь.
У него возникает мысль обойтись без нее. Время не ждет — флот Новой Республики будет здесь через несколько часов, а может быть, даже минут. Ему и остальным придется возвращаться назад в обсерваторию…
Но нет. Речь крайне важна. Он должен наполнить Империю огнем! Его задача — подхлестнуть их, разъярить, взвести детонатор, прежде чем швырнуть его. К тому же эта речь останется в веках, передаваясь из поколения в поколение. Это исторический момент.
«Я творю историю», — думает Ракс. Не стоит об этом забывать. Он оставит неизгладимый след, который навсегда запечатлеется в памяти Галактики.
Он встречается с Ташу и Брендолом. Оба, похоже, чрезмерно довольны собой. Ракс не считает нужным напоминать им, что они всем обязаны ему. Пусть лопаются от самодовольства. Они вместе выходят за пределы базы и встречаются с остальным советом. Империя Ракса собирается, чтобы услышать его в последний раз.
Заложив руки за спину и высоко подняв голову, к ним подходит Ходнар Боррум. Он выглядит внезапно помолодевшим лет на десять, словно предчувствие войны питает его, как вода — увядающий цветок.
— Мы с легкостью победим в наземном сражении, советник, — докладывает Боррум.
Рандд, находящийся сейчас на борту звездного разрушителя «Разящий», представлен в виде голограммы, которую отображает проектор в руке Юпа Ташу. Картинка слегка подрагивает.
— Их флот больше нашего, но у нас есть «Разоритель», — говорит гранд-мофф. — Их силы собраны из разношерстных кораблей и эскадрилий, мы же едины. И благодаря этому единству мы победим.
— Превосходно, — отвечает Ракс и смело направляется к сцене. И это в самом деле превосходно. Во всех отношениях. Даже в той части, где они ошибаются.
— Где Обдур? — спрашивает генерал. — Нужно готовить сводки событий.
— Феррик нездоров, — коротко говорит Ракс. И это не совсем ложь: когда тебя закалывают насмерть в постели, это действительно крайне вредно для здоровья. Еще один успех программы Хакса, — похоже, кое-кто из детей проявил себя в лучшем виде.
Его «советники» продолжают недовольно ворчать, но их слова мало что для него значат.
Пора произнести речь.
Жестом заставив остальных замолчать, Ракс поднимается мимо них по металлической лесенке на возвышение. Перед небольшой сценой, возведенной в передней части базы, собрались десятки тысяч солдат.
Наверху, подобно призракам, парит флот. Вокруг Ракса и солдат — СИД-истребители, бомбардировщики, десантные транспорты, челноки, шагоходы.
Военная машина пробуждается.
Империя ждет его выступления, хотя прямо сейчас для него важны лишь двое слушателей: он знает, что позади него, на крыше штаба, сидят Слоун и ее дружок-повстанец.
Ракс подходит к краю подиума и начинает говорить. За спиной — его проекция, огромная мерцающая голостатуя. Многократно усиленный голос напоминает скорее глас не человека, но бога, чьи божественные слова захлестывают публику сокрушительной волной.
Он репетировал эту речь долгие месяцы. Она проработана, как настоящий механизм: задача лучших речей состоит не в том, чтобы донести информацию или абсолютную истину, а в том, чтобы произвести впечатление. Крайне важно, чтобы его народ воспринял слова не разумом, а сердцем. Никакой неопределенности, только точные ответы.
В конце лучших речей ставят не вопросительный, а восклицательный знак.
Раздается его громоподобный голос:
— Верные солдаты Галактической Империи! В наши двери стучится безумие. Головорезы и варвары Альянса повстанцев незаконно объявили себя правительством, в основе которого лежат разложение, хаос и коррупция, порожденные инородным вольнодумством и радикальными террористическими учениями. Наш Император Палпатин продемонстрировал нам слабость Республики, пораженной заразой малодушных политиков и олигархов из элиты, которые вынудили нас плясать под их дудку.
После смерти нашего любимого Императора в нашей Империи наступил разлад, придавший сил незаконным движениям с их ложными заявлениями, что они якобы несут Галактике мир и справедливость. Но кто в течение столь долгого времени был хранителем мира? Именно преступный Альянс повстанцев принес в Галактику войну.
Раздробленные и потерянные, мы могли погибнуть. После атаки на Чандриле, нанесшей немалый ущерб политическим мошенникам, которые пытались покуситься на неприкосновенность нашей Галактики, я привел всех нас сюда, на Джакку, объединив наш народ и наши силы на этой далекой планете, суровые условия которой подвергли испытаниям наш характер. Джакку закалила нас, выточив из нас острый клинок — клинок, которым мы перережем глотки предателям, ползущим на брюхе к нашему порогу. Скоро, очень скоро они явятся и попытаются завершить начатое. Они хотят покончить с Империей. Они хотят стать язвой в здоровом теле, высасывая кровь и жирея, подобно паразитам. Они отрицают нашу законность, лгут о стабильности и здравомыслии, которые мы подарили Галактике. Ибо истинное их оружие — лицемерие и обман. Мы не сдадимся. Мы не поверим в их правоту. Мы видим их истинную сущность чудовищ и варваров! Они — низшие существа. Они — самые настоящие чужаки и не заслуживают ни капли жалости. Настал наш час, и я призываю вас исполнить свой долг во славу великой Галактической Империи. Предстоящее сражение — битва не только за Джакку и даже не за Империю. Это сражение за всю Галактику. Если мы проиграем здесь, мы проиграем повсюду. Мы предадим тех, кого любим. Мы предадим наших детей. Мы предадим всех, кто жаждет стабильности и света в эти темные времена.
Наша единственная цель — свобода от угнетения, свобода от лжи, свобода от морального разложения.
Сегодня — день, когда мы отвоюем и вернем себе Галактику.
Сегодня — день, когда Новая Республика падет от руки Империи. Сегодня мы определяем наше будущее!
«Если бы они только знали, что таит в себе это будущее…»
А затем, словно его слушает сама Галактика, словно Сила действительно на его стороне, события разворачиваются с такой драматической точностью, что Галлиус Ракс готов едва ли не рухнуть на колени и зарыдать, будто ребенок…
Начинается атака.
Раздаются раскаты грома, когда корабли Новой Республики пронзают небеса, ведя огонь из всех орудий. Имперский флот стреляет в ответ. Небо расчерчивают лучи турболазеров. Крутясь, летят торпеды. Лучи плазмы прорезают атмосферу.
— Мы принимаем бой! — в последний раз громогласно обращается Ракс к солдатам. — Идите! Валите их наземь! Ломайте сапогами их шеи! Режьте им головы! Положите конец их тирании!
Теперь нужно всего лишь собрать остальных и подняться на борт корабля, пока не стало слишком поздно. Обсерватория манит его. Наступает время его выхода.
«Нет, нет, нет…»
Слоун стоит на коленях. Руки ее связаны, как и лодыжки. Брентин лежит рядом на боку, свернувшись в клубок. Оба они на крыше имперского штаба, под прикрытием тента. Они одни, никто за ними не наблюдает. «Как странно», — сперва подумала Рей, но теперь она понимает, что, даже если ей удастся освободиться, бежать все равно некуда. Пока они с Брентином вынуждены сидеть тут, переваривая речь Ракса, она пытается сообразить, что вообще происходит. Почему ей позволили стать свидетельницей всего этого? И что, собственно, она должна увидеть?
Примитивная и тупая речь полна помпезной риторики, на которой вскормлен Ракс, но тем не менее, похоже, она возымела свое действие. Слоун нутром чувствует в ней торжествующий рев униженной и растоптанной Империи. Страх перед зарождающейся Новой Республикой. Уверенность в своей правоте и необходимости насилия против тех, кто ошибается…
И тут же внутри ее появляется зернышко сомнения, быстро пускающее ростки. «Может, я сама — плод столь рьяно отстаиваемой лжи? — думает она. — Была ли моя Империя такой все это время? И не умрет ли она здесь, на Джакку?»
Едва слова Ракса смолкают, небо раскалывается и, как по сигналу, начинается битва.
На орбите планеты свирепствуют боевые корабли. Слышится грохот орудий. В небе появляются едва заметные пятнышки, превращаясь из прозрачных призраков в жужжащих черных мух, — из кораблей Новой Республики вылетают истребители. Они уже входят в атмосферу, поливая землю плазменными зарядами.
Империя встречает их приветственным ревом. Взлетают СИД-истребители, устремляясь вперед, точно выпущенные из пращи камни. Вскоре в небе воцаряется настоящий хаос. Машины взрываются, охваченные огнем. Воздух прорезают лазерные лучи. Х-истребители и СИДы кружат в сложном танце между полосами облаков, пока имперские шагоходы маршируют в пустыню, готовые защитить базу любой ценой.
Битва в небесах началась. Скоро война доберется и до земли.
Даже отсюда Слоун видит, что численное превосходство на стороне Новой Республики. Вероятно, Ракс достаточно распалил своих солдат, и, возможно, его подчиненные сумеют дать достойный отпор. Ходнар Боррум — один из лучших стратегов наземной войны, и войска ему доверяют. Но если она не ошибается, за бой в небе отвечает Рандд, и хотя гранд-мофф — способный лидер, ему не хватает отваги или изобретательности, чтобы выиграть в столь крупномасштабном сражении.
Внезапно Слоун тоже хочется оказаться там, с ними. Именно там ее место — командовать кораблями, доминировать в небесах, уничтожать любого, кто посмеет бросить им вызов. «Разоритель» отбрасывает громадную тень, и она знает, что кто бы ни командовал этим кораблем — он не подходит для данной задачи. Там должна быть она. С помощью «Разорителя» она могла бы спасти Империю. Будь у нее шанс до него добраться…
«Слишком много я о себе возомнила», — думает Рей. Возможно, огневая мощь звездного суперразрушителя подарит им шанс спасти положение. И может быть, Империя сумеет выиграть эту битву.
Но даже если и так — то какой ценой?
И что еще припрятал Ракс у себя в рукаве?
В чем суть представления? И кто его зрители?
Камень дрожит. С потолка пещеры сыплется пыль, из гладких отверстий, которыми испещрен храм Ниимы, летит щебень. Норра с тревогой смотрит на Джес:
— Что происходит?
Задрав похожую на череп голову к потолку, ей отвечает Костик:
— Мне прекрасно знакомы звуки насилия. И это звуки насилия.
— Война, — говорит Джес. — Теперь мы и впрямь в самой ее гуще.
Неужели Новая Республика наконец привела сюда свой флот? Норра не знает, что и думать. Она полагала, что все будет так, как с Кашииком — находящейся во власти Империи планетой, брошенной на произвол судьбы из-за прихотей колеблющихся сенаторов.
— Это осложняет дело, — отвечает она.
— Сомневаюсь, что сейчас можно что-то еще больше осложнить, Норра, — пожимает плечами Джес.
С этими словами обе заканчивают переодеваться в форму имперских офицеров. Норра — в черную, Джес — в стандартную серую. Облачение Норры указывает на ее роль тюремного администратора, в то время как планка охотницы за головами соответствует званию штаб-сержанта.
— Мне выдадут форму? — интересуется Костик.
— Вряд ли тут найдется что-нибудь твоего размера, — отвечает Норра.
— Может, если тебя сложить, то сойдешь за дроида-мышь.
Норра смеется, и даже это короткое мгновение веселья приободряет ее.
Ей кажется, что они с Джес способны на все, пусть это опасно и совершенно глупо. Скорее всего, это самоубийственное задание. Но что им еще остается? Hoppe все еще нужна Слоун, но главное теперь — Брентин. Речь идет уже не о мести, а скорее о спасении.
Ниима, к немалому их удивлению, вызвалась помочь. Впрочем, к помощи ее побуждает не столько доброта, сколько желание отомстить. Хаттша как будто почти и не заметила, что ее изрешетили из бластера. Она снабдила их имперским челноком, пусть и старой модели, парой комплектов формы, пускай пыльной и изъеденной насекомыми, и кодами высокого уровня доступа — остается лишь надеяться, что они настоящие.
— Готова? — спрашивает Эмари.
— Не знаю, можно ли теперь вообще быть к чему-то готовым.
— Эй! — Напарница ободряюще протягивает руку Hoppe, на лице которой отчетливо видна тревога. — Наше дело правое. Мы платим по долгам. Мы завершаем начатое. И большей чести просто не бывает.
— Джес, я знаю, что, оказавшись здесь, тебе пришлось многим пожертвовать. Это не твоя работа, и тебе пришлось полностью изменить свою жизнь. Кажется, я тебя даже не поблагодарила. Ты взялась за дело, которое тебя не касается, и…
— Хватит. Это мое дело, потому что я так решила. Моя тетя была охотницей за головами, но она помогала окружающим. Она могла отказаться от работы, чтобы спасти каких-нибудь фермеров или помочь освободить нескольких вуки. В юности я слышала множество подобных историй и считала тетю наивной. Я говорила, что никогда не стану такой, как она. И тем не менее я здесь. И знаешь, что я поняла? Она была права. Работа ничего не значит. Работа — это просто работа. И те долги значат куда меньше, чем эти: между тобой и мной, между… — Вид у подруги слегка растерянный, словно она решила выложить чересчур много личной информации и не в силах подобрать слова. — Между обычными разумными существами и всей проклятой Галактикой. Став членом твоей команды, я изменилась, Норра Уэксли. И за это я в долгу перед тобой.
Джес протягивает руку, и женщины обнимаются.
— Подозрительно похоже на те разговоры, что ведутся перед смертью, — говорит Норра из-за плеча охотницы за головами.
— Не знаю, умрем ли мы, но нам предстоит отправиться прямо в логово дракона, причем на планете, оказавшейся меж двух противоборствующих сил. Пожалуй, лучше сразу приготовиться, что мы можем и не выжить.
— Ободряющие слова, ничего не скажешь.
— Могло быть и хуже. На моем месте мог оказаться Синджир.
— Небеса, как же мне его не хватает! И моего сына тоже.
— И мне их не хватает. Так что хватит болтать — и за дело.
Они вместе покидают маленький грот и направляются назад к ожидающему их челноку. Когда они подходят ближе, Джес, внезапно развернувшись, зажимает рукой рот подруги и шепчет, чтобы та молчала.
«Что за?..»
Эмари приставляет палец к уху Норры — мол, слушай.
И она слушает.
Из коридора доносятся голоса, один из которых Норра тут же узнает:
Меркуриал Свифт.
Джес машет рукой, давая знак идти вперед, и шепчет Костику, чтобы тот не издавал ни звука. Ноги дроида сгибаются внутрь, и он движется на кончиках скелетоподобных пальцев. Они кучкуются у поворота недалеко от того места, где коридор выходит в пещеру. Именно там стоит челнок, и именно там они видят Свифта.
Он не один. С ним еще трое: широкоплечий кюдзо, пузатый человек с замотанной грязными тряпками головой и высокая родианка со столь длинными антеннами, что те почти свисают над ее выпученными сине-черными глазами.
Они стоят перед Ниимой. Челнок ждет за их спинами.
И это означает, что путь закрыт.
— Я знаю, что она здесь, хаттша, — говорит Меркуриал Нииме. — Мы видели, как приземлился наш корабль. Покажи нам, где забрак, и мы уйдем с миром.
«А ЕСЛИ НЕТ?» — спрашивает хаттша.
— Тогда мы от тебя мокрого места не оставим, — отвечает замотанный в тряпье человек, направляя на нее длинноствольную винтовку.
«НЕРАЗУМНО УГРОЖАТЬ ХАТТУ».
— Это Денгар, — тихо шепчет Джес.
Меркуриал наклоняется, выставив подбородок:
— Разочаровывать меня столь же неразумно. Я работаю на «Черное солнце», слизнячка. Я кое-что значу. А ты всего лишь червяк из захолустного болота, у которого нет никакой власти в Галактике. Похоже, кто-то уже основательно по тебе пострелял, так что я с радостью закончу…
Резко выбросив руку, Ниима хватает его за горло и отрывает от земли. Ноги охотника болтаются в воздухе, щеки сперва краснеют, потом багровеют.
— Грррк! — хрипит он.
«ТЫ БЕСПОЛЕЗНЫЙ ПОМЕТ НАСЕКОМОГО…»
Денгар тычет винтовкой в морду Ниимы, вдавливая ствол в ее носовые щели.
— Осторожнее, дорогуша. Мне Свифт тоже не особо по душе, но все же попрошу тебя вежливо поставить его обратно. Как-то не хочется забрызгать эти красивые камни твоей слизью.
Сердце Норры замирает. Она надеялась, что Ниима сумеет справиться с охотниками, но та послушно отпускает Меркуриала.
— У меня есть идея, — шепчет Джес.
— Внимательно слушаю.
— Я их отвлеку. А вы с Костиком берите корабль и улетайте.
— Что? Джес, похоже, ты умом повредилась, пока отламывала свои рога. Я тебя не брошу.
Эмари привлекает Hoppy к себе, чуть ли не нос к носу:
— Послушай, Норра. Это опытные наемники. Если мы оставим их в живых, они предупредят о нас Империю, и тогда нашему прикрытию конец.
— Костик может с ними справиться.
Покореженный дроид В1 с энтузиазмом кивает.
— Он тебе понадобится, — говорит охотница. — Мы не можем рисковать. Им нужна я, и они меня получат. Догоню вас позже.
— Джес, подожди…
Но уже слишком поздно. Джес устремляется туда, откуда они только что пришли.
«Чтоб тебя, Эмари!»
В следующее мгновение откуда-то из глубин коридоров раздается крик Джес. Охотники за головами поворачиваются на шум — и, в полном соответствии с планом, бросаются в ту сторону. Храм заполняют звуки выстрелов, эхом отдающиеся в пещерах.
Hoppe хочется остаться, помочь. Ей хочется расправиться с врагами с помощью Костика. Но Джес права — рисковать нельзя.
Брентин. Слоун. Имперская база. Вот их цель. Ставки слишком высоки, и риск недопустим.
Скрежеща зубами, Норра велит Костику поспешить, и они вместе бегут к челноку.
Если смотреть со стороны, то тактика космического сражения зависит от величины поля боя, арены, на которой приходится сражаться. Поле боя над Джакку практически безгранично — орбиты ее спутников достаточно далеко, чтобы не препятствовать схватке, скоплений обломков тоже пока нет, и единственным объектом, ограничивающим доступное пространство, является сама планета.
Это дает преимущество Новой Республике — она может напасть с любого направления, кроме как снизу.
Но преимущество Империи состоит в том, что ее флот расположен плотным строем, образуя вокруг «Разорителя» почти идеальный оборонительный периметр из звездных разрушителей. Дредноут может стрелять из своих внушительных орудий с относительно безопасной позиции, но угол его атаки ограничен кораблями периметра. Он не может стрелять как ему заблагорассудится, не обращая внимания на собственные корабли.
Это и есть война. Исход ее зависит от расположения кораблей, от его преимуществ и недостатков. Как ты движешься, как ты стреляешь, какое оружие у тебя на борту — все имеет значение. Каждая деталь является частью чего-то большего — боеприпасы в бластере, бластер в руке пилота, пилот внутри истребителя или фрегата. Все это — ресурсы. Как их расходовать? На что? Со стороны война кажется игрой, сколь бы смертельной она ни была: переместить этот корабль туда, тот сюда, сойтись, выстрелить, наступать, обороняться.
Но когда ты в эпицентре, невозможно посмотреть на все это со стороны.
Когда ты сам участвуешь в сражении, принимаемые тобой решения не столько тактические, сколько стихийные — ибо ты часть двух сил, подобных сокрушающим друг друга волнам, обрушивающимся друг на друга горам, сталкивающимся и раскалывающимся на части планетам. Нет никакого взгляда со стороны — по крайней мере, для коммодора Кирсты Агейт, которая не в силах отделить себя от организованного хаоса за иллюминатором своего «Звездного Ястреба». Агейт, ее команда и ее корабль вплетены в ткань поля боя, и коммодор вовсе не походит на божественную руку, перемещающую фигуры на игровой доске.
Скорее она сама — одна из фигур.
На мостике царит напряжение. Связисты поддерживают ее контакт с Акбаром и другими «Звездными Ястребами». Оружейники во главе с мичманом-панторанцем Сираем координируют работу всех систем, обеспечивая наиболее эффективное прицеливание. Трое сидящих неподалеку навигаторов в белых шлемах управляют перемещениями корабля по полю боя, рассекая хаос, подобно лезвию топора.
Агейт стоит посреди всего этого, получая команды от Акбара и передавая их на мостик через старшего офицера, капитан-лейтенанта Спона. Ей кажется, будто она звезда, вокруг которой вращается все остальное. Естественно, это не так, но она подозревает, что любой командир боевого корабля ощущает себя подобным образом. В возвышающихся над ее головой, точно арки собора, широких иллюминаторах проносятся СИД-истребители, преследующие корабли Новой Республики или преследуемые ими. Атаку возглавляют корветы, которые пробиваются в сторону звездных разрушителей, стреляя из всех орудий и выпуская оставляющие в черноте темно-синие следы торпеды. По обе стороны от «Согласия» скользят два других «Звездных Ястреба»: по правому борту — «Единство», по левому — «Дружба».
Агейт чувствует все происходящее, словно ее кожа, жилы и нервы связаны с полем боя невидимыми нитями. Мышцы покалывает, волосы на затылке встают дыбом. Ощущение весьма странное — ей кажется, что, если она моргнет, или не так шевельнет пальцем, или осмелится кашлянуть либо чихнуть, по полю боя прокатится незримая волна и ее корабль потерпит катастрофу, ее друзья погибнут, а враг завоюет их всех. Сколь бы абсурдным это ни выглядело, именно так Агейт воспринимает войну. Никакой дистанции — лишь внушающая тревогу близость. Она — часть войны, и война — часть ее, точно так же, как сердце неотделимо от тела, в котором оно бьется.
Один из корветов превращается в сверкающий огненный шар.
Х-истребитель штопором несется сквозь космос, разбрасывая искры.
Один из их фрегатов типа «Небулон» раскалывается пополам — его носовая часть продолжает стрелять, осыпая зарядами борт звездного разрушителя.
Агейт все это чувствует, ощущая каждую смерть как свою собственную.
Но весь фокус состоит в том, что она не позволяет чувствам овладеть собой. На это будет время, когда все закончится. Если, конечно, она останется в живых. По ночам ей снова станет казаться, будто она падает с обрыва в бездну. Будто ей хочется умереть. Она будет грызть ремень или край койки, чтобы перестать думать, чтобы избавиться от бесконечных жестоких сцен, раз за разом повторяющихся у нее в голове.
Все, что она себе сейчас позволяет, — это легкая дрожь, которой не избежать, которая стала частью ее сущности. Все остальное потерпит до ночи — опять-таки если она останется в живых.
Пока что у нее и двух других «Звездных Ястребов» одна задача: сбить тот дредноут. Уничтожить «Разоритель». Закончить бой.
«Что ж, за дело».
Теммин совершенно растерян.
Он убеждал себя, что все будет прекрасно. «Мне не впервой пилотировать корабли», — думал он. Несколько недель назад он уже был здесь, в космосе над Джакку, и остался жив, так что считал, что выживет и в этот раз.
Но теперь он уже не так в этом уверен.
Ведж говорил, что план прост: их здесь никто не ждет, и их роль — обеспечить поддержку, держась поодаль от больших кораблей и сбивая кружащие вокруг СИДы.
Призрачная эскадрилья вышла из гиперпространства, когда битва была уже в самом разгаре, и она поглотила их целиком, подобно чудовищному зверю.
Мимо с ревом проносятся СИДы. Теммин потерял своих из виду. Все пространство впереди заполнили вращающиеся, как в калейдоскопе, громады звездных разрушителей. Перед Х-истребителем падает кореллианский корвет, корма которого охвачена языками красного, зеленого и золотистого пламени. Вскрикнув, Теммин тянет на себя ручку, пытаясь выровнять старую машину, но он не знает, где верх, низ, право, лево. «Используй экраны. Используй приборы». Он находит дисплей стабилизатора, затем снова поднимает взгляд и…
Раздается вой сирены.
«Сейчас я вмажусь в борт республиканского фрегата». Корабль быстро приближается, точно сокрушающая все на своем пути стена…
Теммин снова кричит, разворачивая Х-истребитель вправо. Звездолет закручивает в штопор, и Теммину кажется, что еще немного — и его стошнит прямо в шлем.
Корабль содрогается от попавшего сзади лазерного заряда. Астромеханик — дроид с шестиугольным куполом, обозначенный как R3-W5, - издает свист, и экран заполняется предупреждениями. Его датчики показывают Теммину, что у них за спиной компания: пара СИДов наседает, словно черные мухи на нерфа, только у парня нет хвоста, которым он мог бы отмахнуться. И он не может их просто с себя стряхнуть. Они почувствовали исходящий от него болезненный запах слабого члена стаи, на которого инстинктивно охотится хищник. «Будь оно все проклято, давай, Теммин, вытаскивай башку из задницы и выживай…»
Бум! Один из СИД-истребителей взрывается, превращаясь в огненный шар, и, кувыркаясь, падает в сторону. По связи слышится радостное уханье Коко.
— Один готов, на очереди вся проклятая Империя! — кудахчет пушистый голубой наркоис. Присвистнув, он рыгает в микрофон, и его Х-истребитель проносится мимо.
Следующим раздается голос куаррена Джетпура. Он говорит что-то на своем языке, но Теммин понятия не имеет, что именно.
— Джет прав. Снап, ты похож на искрящийся кабель, — сообщает подробности Ярра.
Тви'лека появляется рядом с ним, и ее Y-истребитель уничтожает второй повисший у Теммина на хвосте СИД.
Вперед вырывается Х-истребитель Веджа.
— Всем равняться на меня. Снап, ты цел? Если хочешь вернуться — вводи координаты, никто не станет тебя винить.
— Я бы обвинил! — рявкает Коко и снова рыгает.
— Нет, — отвечает Теммин, хотя ему хочется сказать: «Да, да, признаю, я облажался. Я сглупил и хочу домой». Но потом он вспоминает про мать. Она где-то здесь. И он здесь. — Со мной все в порядке. Я остаюсь с вами. Но если честно, тут какой-то сумасшедший дом.
Так оно и есть. Даже когда он пристраивается позади Веджа, от потока одной лишь визуальной информации у него кружится голова и готова пойти носом кровь. Космос прочерчивают лучи плазмы, вдали между боевыми кораблями, вращаясь, проносятся торпеды. Повсюду истребители, огонь, обломки, не говоря уже о кольце звездных разрушителей, защищающих дредноут от натиска кораблей Новой Республики…
— Парень прав, — соглашается Ярра. — Тут слегка жарковато. Неплохо бы передохнуть. — (Над ними прорезает пустоту А-истребитель.) — Есть мысли?
— Может, слетаем вниз? — предлагает Теммин. — Мы могли бы пробить дыру в их противокосмической обороне, расчистить пространство для наших наземных сил.
Он сам понимает, что идея дурацкая и эгоистичная, — ему просто хочется убраться отсюда подальше. И еще ему хочется оказаться как можно ближе к Джакку. Там его мать, его дроид и его подруга Джес.
К удивлению, Ведж соглашается:
— Отличная мысль, Снап. Ладно, Призрачная эскадрилья, взглянем поближе на Джакку. А по дороге прикончим столько плохих парней, сколько сможем.
Коко радостно улюлюкает.
Глубоко вздохнув, Теммин толкает ручку от себя и следует за Веджем и остальными сквозь окружающий хаос.
«Я иду к тебе, мама».
Над горизонтом поднимаются столбы черного дыма. Норра проводит имперский челнок над последним хребтом каньона и снижается над дюнами. Наверху, на орбите, — два флота. В небе вспыхивают молнии орудийных выстрелов. Внизу уже клубится рой истребителей. Новая Республика организует посадочные зоны в сотне километров к востоку, ближе к Кратерному поселению, — Нора видит садящиеся, подобно жирным птицам, U-транспортники, изрыгающие спецназовцев из своего нутра. Она уже различает усеивающие песок обломки — похожие на скелеты пустые корпуса и погнутые балки, тлеющие под жутким солнцем Джакку. Проследив за движением, она видит в небе большой корабль — судя по виду, корвет, — падающий в сторону далеких гор. Падение его происходит словно в замедленной съемке — за ним тянутся разноцветный огонь и дым, отчего корабль напоминает летящий обратно к земле фейерверк. Зрелище могло бы показаться великолепным, если бы она не знала, что на кону стоят жизни. Те, кто был на борту, могут оказаться мертвы — если не сейчас, то скоро, когда махина ударится о землю. Как это ни прискорбно, но на сбитом корабле не каждому удается добраться до спасательной капсулы.
— У меня нехорошее предчувствие, — говорит она послушно сидящему рядом Костику. Со скрежетом сервомоторов дроид поворачивает к ней голову.
— Приготовиться стрелять из всех орудий, — говорит Костик странно искаженным голосом. — Комментарий: мы уничтожим этот мешок с мясом и избавим тебя от проблем, хозяин.
— Костик, с тобой все в порядке?
Дроид на мгновение напрягается, затем снова расслабляется.
— Прошу прощения, мама хозяина Теммина. — Он пожимает плечами. — Глюк.
«Просто здорово! Лечу в зону военного конфликта с дефективным боевым дроидом. Да еще и на угнанном имперском командном челноке».
Свирепствующая впереди битва напоминает бурю. Она не безгранична. Она несет тьму. И Норра летит прямо в ее сердце.
Внизу маршируют солдаты. В брюхо челнока бьют бластерные заряды — потому что это войска Республики, а Норра на вражеском челноке. Естественно, они будут стрелять. Она тянет ручку на себя, поднимая корабль выше, подальше от наземных сил.
До базы еще около пятисот километров…
Экраны вспыхивают красным. Откуда ни возьмись появляются два корабля и быстро пристраиваются в хвост челноку. Это республиканские истребители. Галактика, похоже, считает, будто Норра придет в восторг от подобной иронии, поскольку оба корабля — Y-истребители, точно такие же, на каком летала она сама.
Челнок содрогается от попадающих в него выстрелов.
Вариантов у Норры немного, и ни один не сулит ничего хорошего. Можно попытаться выйти с ними на связь, но в лучшем случае ей просто не поверят, а в худшем она рискует, что Империя перехватит сообщение и узнает про угнанный корабль. Можно попробовать их сбить, но меньше всего ей хочется брать на душу смерть двух союзников, чтобы сохранить прикрытие. Есть еще вариант просто от них оторваться, что не так-то просто в неповоротливом челноке. Челнок-легкая цель.
Но может быть, им не нужна легкая цель.
Что, если найти им мишень получше?
Впереди, на фоне песчаных дюн, виднеется громада шагохода АТ-АТ, марширующего по поверхности Джакку. Он не один — по обе его стороны вышагивают два двуногих AT-ST, стреляющие из пушек по наступающим солдатам Республики.
Вот она — самая подходящая мишень для Y-истребителей. Для бомбардировки они подходят куда лучше, чем для воздушного боя, а АТ-АТ выглядит достаточно соблазнительно. Стиснув зубы, Норра направляет челнок прямо к скошенной голове-кабине большого шагохода. Y- истребителям достаточно лишь увидеть цель, и…
Оказавшись в опасной близости от гиганта, Норра изо всех сил пытается увести корабль. Угодив в восходящий поток воздуха, челнок резко вздрагивает, после чего Норра отключает двигатели и машина зависает неподвижно.
Под ней проносятся Y-истребители — прямо в сторону шагохода.
«Есть!» Теперь — снова сдвинуть корабль с места…
Двигатели гудят, но не запускаются.
«Ну давай же, старая имперская развалюха, давай!..»
Челнок взмывает вверх… и начинает падать обратно на Джакку — в сторону шагоходов и солдат, бездушного песка и камней. Корабль раскручивается. Отчаянно крича, Норра сражается с приборами, пытаясь завести двигатели…
Здесь, внизу, хотя бы можно перевести дух. От вида космической бездны у Теммина кружится голова, но поверхность планеты на фоне голубого неба позволяет сориентироваться и заодно обрести уверенность в себе.
Щелкнув пальцами и похрустев суставами, парень сжимает ручку управления и ведет истребитель следом за остальной Призрачной эскадрильей — Ведж отдает приказ рассредоточиться над полем боя и уничтожать любые СИДы или десантные транспорты, что им попадутся. Только сейчас, над волнистыми песчаными холмами, Теммин начинает ощущать корабль не просто как машину, в которой он сидит, но скорее как часть себя самого — как конечность, как пару крыльев, как продолжение собственного разума. «Не думай об этом. Просто действуй». Впереди над дюной взмывает транспортник, и Теммин, раскрыв крылья, открывает огонь из всех четырех лазерных пушек. Крылья изрыгают обжигающие вспышки света, и ему не нужно даже смотреть на экран — каждый заряд попадает в транспортник, и тот, опрокинувшись зарывается носом в песок. Бум!
Теммин тянет ручку на себя, и в то же мгновение в его ушах раздается безумное уханье Коко:
— Хирургическая точность, Снап!
«Ага, как же!»
Чуть левее, кувыркаясь в воздухе, в песок врезается СИД — спасибо Веджу, пронесшемуся на своем Т-65 прямо перед Теммином. Вдали виден топающий по песку шагоход, обстреливающий пару Y-истребителей, которые кружат над ним, словно голодные стервятники.
— Давайте-ка окажем услугу «Желтым асам», — предлагает по связи Ведж. — Поможем им разделаться с тем шагоходом.
Призрачная эскадрилья устремляется в сторону шагоходов. Теммин собирается атаковать AT-ST…
Но ему подворачивается цель получше — имперский командный челнок, по спирали несущийся к поверхности. Сперва Теммину кажется, что еще немного — и корабль превратится в обломки и пар, но внезапно вновь запустившиеся двигатели вспыхивают голубым, и имперец, резко выйдя из штопора, круто взмывает над землей за мгновение до удара. Одно крыло едва не пропахивает песок, но машина выравнивается и летит в другую сторону.
Это командный челнок, а значит, на его борту — офицеры.
Офицеры — крайне ценные цели. Теммин выучил это назубок еще в те времена, когда охотился за имперцами вместе с матерью и ее командой. Именно офицеры изображены на их картах для пазаака; когда сражаешься с чудовищем, нужно отрубить ему голову и руки. Теммин уже знает, что он будет делать.
— Видишь тот имперский челнок, Призрак-лидер? — спрашивает он Веджа. — Пытается бежать, но я лечу за ним.
— Ладно. Доброй охоты, Снап. Только не слишком отдаляйся.
— Само собой, Призрак-лидер.
Улыбнувшись, Теммин направляет истребитель к новой цели.
Едва Hoppe удается выровнять челнок и направить его в сторону далекой имперской базы, на экране вновь начинает моргать предупреждение.
Истребитель типа X, старой модели — Т-65С-А2.
Она бросает корабль вбок, и лазерные заряды проносятся мимо. Едва она решила, что опасность миновала, погоня начинается заново. Сердце ее отчаянно колотится в груди. Корабль содрогается от попадания в крыло. Преследователь не прекращает обстрела.
Норра опускает челнок к самым дюнам, затем взмывает над скалами, похожими на стоящего на четвереньках человека, сворачивает влево, вправо, но Х-истребитель не отстает, вися у нее на хвосте, точно пойманный лучом захвата. Он держит ее на прицеле, готовый уничтожить.
Снова выстрелы. Один из двигателей челнока выходит из строя, и корабль кренится влево. Кабину заполняет запах озона и горящей проводки.
«Вот уж не думала, что в итоге меня собьют свои», — мелькает в голове у Норры.
Кабину освещает яркая вспышка — на нее наведена торпеда. Нет ничего удивительного, что Х-истребитель вооружен в том числе и протонными торпедами. Удивительно, что его пилот готов потратить торпеду на командный челнок. Какая расточительность! Пилот чересчур наивен — для такого оружия есть цели намного лучше.
Внезапно Костик встает. Маленькая антенна на макушке его черепа, закрепленного на узкой шее, начинает мигать зеленым.
— Куда ты? — спрашивает она сквозь зубы, пытаясь справиться с управлением челноком.
Вместо ответа дроид нажимает кнопку на приборной панели.
Трап. Он опускает трап. Он хочет покинуть корабль.
— Костик! Вернись! Костик!
Теммина охватывает восторг, кровь вскипает, натянутые нервы дрожат, словно виброклинки. Он висит на хвосте челнока как приклеенный, и этого хватает, чтобы с легкостью навести торпеду. Очертания челнока отчетливо вырисовываются впереди, и большой палец Теммина нашаривает верх ручки управления. Пилот даже не задумывается о том, кто может быть на том корабле, — он знает, что все на его борту погибнут, но ему все равно. Все, чего ему хочется, — одержать победу для Республики, и имперский челнок с офицерами для него лишь некий символ.
Символ, который он может сбить прямо здесь и сейчас.
Палец зависает над кнопкой.
Внезапно трап челнока начинает опускаться, прямо в воздухе. «Что за?..» Возможно, кто-то пытается выпрыгнуть — но зачем? В передней части челнока есть спасательная капсула — просто отстыкуйся и лети.
Держась за пневматический поршень, с помощью которого откидывается трап, появляется дроид.
Он машет Теммину.
«Боги, это же…»
— Костик?
По связи раздается механический голос дроида:
— Я подумал, что это можешь быть ты, хозяин Теммин. Пожалуйста, не стреляй.
— Не стрелять? Что ты… Костик? Костик?
Несколько мгновений спустя в наручном комлинке сквозь треск помех пробивается голос его матери:
— Теммин? Теммин!
Сперва она даже не понимает, что происходит, — настолько абсурдно это выглядит. Дроид вновь с лязгом падает в кресло и, наклонив к ней голову, говорит:
— Ты должна немедленно поговорить с хозяином Теммином.
Имя сына вырывается у нее практически спонтанно.
А затем из динамика дроида раздается голос Теммина. Как? Хотя… ведь у Костика есть датчик приближения. Вероятно, он включил его, когда приземлился на Джакку. Как только Теммин оказался рядом, автоматически установилась связь.
— Мама? — говорит ее сын, и Hoppy переполняет радость.
«Мама». Как же ей не хватало этого слова!
— Малыш!.. — отвечает она, и к глазам ее подступают слезы. — Я так по тебе скучала, малыш! Где ты? Ты… ты на том Х-истребителе?
— Прости, мама. Я не знал… я едва тебя не сбил. Прости меня, пожалуйста. Погоди… что ты делаешь на имперском челноке?
— Я… — Но что она может ответить? Что она нашла его отца? Воссоединение семьи, по которому она так тоскует, совсем близко. Они могут вместе его спасти. Но здесь опасная территория. Норра направляется в самое сердце имперской оккупации. Она понимает, что действует ужасно твердолобо, но если она все сделает сама, то вдруг Теммин не последует за ней и не пострадает. По крайней мере, его Х-истребитель прикрывают другие пилоты. — Ведж с тобой?
— Да. — «Слава звездам!» — Могу вас соединить…
— Нет. Я не могу пользоваться системой связи. Если Империя узнает, что я делаю, Тем…
— И что ты делаешь?
— Я напала на след Слоун. И… — В это мгновение она решает не рассказывать ему про отца. Она понимает, что впоследствии может об этом пожалеть, но, едва услышав про Брентина, Теммин начнет следовать велению сердца, а не разума. — Я… угнала челнок. У меня есть коды доступа. Я направляюсь к имперской базе, расположенной за чем-то под названием Зыбучие дюны.
— Мы тебя проводим.
— Нельзя, малыш. Вас увидят на радарах и порвут на куски. И может быть, меня тоже. — Ей больно это говорить, но она продолжает: — Оставайся здесь. Оставайся с Веджем. Он тебя защитит! Передай ему, что со мной все в порядке.
— С тобой все в порядке? Мама?
— Да. Честно. Со мной Костик. Ты отлично над ним поработал. Он уже однажды спас мне жизнь.
— Мам, посади челнок. Давай все обсудим…
— Это зона боевых действий, Тем. Я не могу тут приземлиться. И ты тоже. — (Впереди показывается оборонительная линия имперских войск.) — Разворачивайся. У них орудийные установки, турболазеры, гаубицы, шагоходы, СИДы и кто знает, что еще. Тебе нельзя приближаться к защитному периметру базы. Если они тебя увидят, то могут заподозрить и меня. И тогда мы оба погибнем. — Норра смаргивает слезы. — Прошу тебя, поворачивай назад, — умоляет она.
— Мама, подожди…
— Теммин, пожалуйста. Уходи!
— Пообещай, что мы снова увидимся.
— Обязательно увидимся. — Она не знает, сумеет ли сдержать слово. Она и сама до конца в это не верит. — Скоро мы все снова будем вместе. Хорошо? Я люблю тебя, малыш. Береги себя.
— Костик! Хорошенько о ней позаботься!
— Так точно, хозяин Теммин!
— Я люблю тебя, мама. Доберись до Слоун. Увидимся, когда все закончится.
Светящаяся точка исчезает с экрана Норры — истребитель ее сына отстает, прекратив преследовать челнок.
— Нет.
— Прошу прощения… что? — переспрашивает Синджир.
— Я сказала нет, Синджир, — повторяет Канцлер.
— Ага, понятно. Похоже, у нас проблемы со взаимопониманием. Я не чандриланец, и — хотя, полагаю, мы оба вполне разумны, — вероятно, между нами возник некий критический языковой барьер. Вынужден предположить, что благодаря моим героическим поступкам, совершенным на службе Новой Республике, единственный ответ на вопрос, могу ли я отправиться на Джакку, чтобы помочь своим друзьям, может звучать только так, и никак иначе: «Да, Синджир; конечно, Синджир. Возьми медаль, а заодно и этот мешок с деньгами, Синджир».
Мон Мотма сидит напротив него. Пальцы ее сцеплены на коленях, но отчетливо видно, что одна рука действует хуже другой, — похоже, она парализована. Канцлер, однако, спокойно улыбается, словно ее это нисколько не волнует. Точно так же, как ее нисколько не волнует он сам.
— Господин Рат-Велус, — говорит она, — я ценю вашу озабоченность…
— Что, в самом деле?
— …но я не могу одобрить ваше путешествие на Джакку. Вы не солдат, не пилот, не офицер. Я понимаю: вы хотите, чтобы ваши друзья вернулись, — вполне благородное желание. Но боюсь, помочь вам его исполнить я не в состоянии.
«Политика, — думает Синджир. — Хуже политики могут быть только политиканы».
Он наклоняется к женщине, прекрасно зная, что не только переходит незримую черту, но попросту перепрыгивает через нее, как получившая пинка гизка.
— Послушайте, Канцлер. Ради вас я рисковал собственной шеей и всеми прочими частями тела. Мне потребовался целый день лишь для того, чтобы добиться этой встречи, и…
— Если хотите лететь на Джакку — просто берите и летите.
— Что?
— Я не могу вам помешать. Найдите корабль и летите на эту несчастную, раздираемую войной пустынную планету. Свалитесь прямо в преисподнюю, где вас, скорее всего, просто прихлопнут, точно назойливую муху, но это ваша проблема, не моя.
— Прекрасно. Да. Хорошо. Именно так я и сделаю.
— Да помогут вам звезды, — кивает она. Синджир начинает вставать, но Мон Мотма поднимает палец. — Хотя — еще кое-что.
— Гм?
— Если вы погибнете над Джакку — или где-либо возле нее, — вы не сможете взяться за работу, которую я вам предлагаю.
Что еще за гнусные шутки? Глаза его сужаются в щелочки, словно у рептилии.
— Работу? Впервые слышу.
— Да, поскольку вы еще не выслушали моего предложения.
— Прошу прощения? Меня что, замкнуло, как отсыревшего дроида? О чем вообще речь?
Она осторожно показывает слабой рукой на кресло. Намек ясен: «Либо сядь и выслушай предложение, либо уходи».
— Проклятье!.. Ладно. — Он, будто дерзкий школьник, садится, откинувшись на спинку и всем своим видом изображая пренебрежение. — Так что за работа?
— Мне нужен советник.
— И вы хотите, чтобы я вам его нашел?
— Я хочу, чтобы вы им стали.
— Что, серьезно? — заходится смехом Синджир, но тут же видит по ее лицу, что Канцлер действительно говорит серьезно. — Так вы и впрямь… но, во имя Галактики, почему?
— Потому что вы превосходно заставляете других делать то, что нужно вам.
— Зачастую — заламывая им пальцы. Не слишком подходящий вариант для такого пацифиста, как вы.
Их взгляды встречаются, и только теперь он понимает, насколько она может быть настойчива. Он не знает толком, что такое Сила и как она вообще работает, но, видимо, Мон Мотма ею владеет — взгляд ее напоминает щипцы, которые атом за атомом разбирают его на части.
Она сгибает парализованную руку, массируя ее.
— Да, ваша репутация в этом отношении бежит впереди вас, Синджир. Но начинает складываться и другая репутация: языком вы можете добиться куда большего, чем насилием. Вы можете быть опасно убедительны, что подтверждает ваш разговор с сенатором Ритало. И то, как вы манипулировали теми сенаторами, заставив их отдать мне свои голоса. Мне нужен кто-то именно такой. Окси — превосходный советник во всем, что касается политики, но мне требуется циник, тот, кто не доверяет системе и, может быть, даже ее презирает. Еще мне нужен тот, кто умеет вести игру и добиваться того, что я хочу. И это вы.
— Вы ведь шутите, да? Решили надо мной поиздеваться? Я скажу «да», а потом из этого цветочного горшка и из-под кресла со смехом выскочит толпа зрителей? Не думаете же вы, что бывший имперский специалист по пыткам будет советовать вам, как править всей цивилизованной Галактикой?
— Никаких шуток. Я все равно не отличаюсь особым чувством юмора.
— Терпеть не могу политику, — усмехается он.
— Я тоже.
— И политиков терпеть не могу.
— Вот и хорошо. Значит, сможете манипулировать ими в своих интересах. Он откидывается на спинку кресла, скрестив руки, и спрашивает, высоко приподняв бровь:
— Мне будут платить?
— Весьма щедро.
— Я буду на Накадии или здесь, на Чандриле?
— Мое основное место работы пока остается на Чандриле, хотя и на Накадии тоже будет соответствующий кабинет.
Предложение работы. От Канцлера. Нужно как следует подумать. Естественно, он не хочет его принимать. Ха! Весь мир политики — гротескный цирк, сумасбродная карусель, которая пьяно крутится, как ребенок с повязкой на глазах и палкой в руках на вечеринке в честь дня своего рождения. По мнению Синджира, все это нужно разорвать в клочья и сжечь, а потом плясать на пепелище, приложившись к бутылочке чего-нибудь покрепче. Так он считает. И все же…
Возможно, ему стоит еще раз попытаться обрести стабильную почву под ногами.
Если они с Кондером попробуют снова…
Если война действительно почти закончилась и их команда наконец-то останется не у дел…
Есть ли вообще для него место в Галактике? Он вынужден признаться самому себе, что сейчас единственный для него вариант — приткнуться своим тощим задом в тихом уголке какой-нибудь далекой кантины, став ее завсегдатаем. Но он восхищается Кондером. Этот парень действительно хочет работать на правое дело, умело и уверенно, с небрежной улыбкой на симпатичной небритой физиономии. «Он заслуживает того, чтобы восхищаться мной точно так же, как я — им, — думает Синджир. — Может, так я смогу этого добиться».
— Мне нужно подумать, — говорит он.
— У вас тридцать секунд.
— Э… что?
— Решайте прямо сейчас. Мне некогда. Из-за пустующего места одного из моих советников я и без того не могу полноценно исполнять обязанности Канцлера, и я не желаю ждать. Так что часики тикают.
— Канцлер…
— Двадцать секунд.
— Ну, в общем…
— Скажем, что уже десять.
— Не десять. Ваши часы спешат. Это обман!
— Да, но я могу его себе позволить. Вот что, Синджир. Предлагаю вам бонус. На данный момент у меня есть две неотложных задачи, и если вы прямо сейчас скажете «да», сможете выбрать, за какую возьметесь вы, а какая достанется другому моему советнику, Окси.
— И что это за задачи?
Она машет перед его носом пальцем, словно метрономом:
— Но-но-но. Только если вы скажете «да».
— Гм… ладно. Да.
Улыбка Мон Мотмы становится на один, может, два микрона шире.
— Прекрасно, — говорит она. — Первая задача: отправиться за покупками.
— За покупками? Я не ослышался?
— Да. Знаете, что купить для новорожденного? Все-таки наша дорогая Лея скоро родит.
Синджир морщится, точно только что понюхал пеленку:
— Виски?
— Подозреваю, что оно лучше подойдет матери с отцом. Нет, не виски. Пожалуй, вряд ли вам стоит покупать подарки для младенца.
Синджир обиженно надувает губы:
— Может, не стоит поручать дело столь личного характера простому советнику?
— Что ж, хорошо. Попробуем вторую задачу. Мне нужен кто-то, кто мог бы вручить подарок сенатору с Ориша, Толвару Вартолу. Своего рода извинения.
— Извинения? Во имя всех звезд, за что?
— Судя по всему, он выступал против моей резолюции не из недобрых побуждений, — вздыхает Канцлер. — И не манипулировал сенаторами напрямую…
— Да, он всего лишь не сумел помочь крутиться шестерням демократии. И он противостоит вам на выборах. Канцлер, он же ваш оппонент!
— Нельзя обвинять туку в том, что она играет с мышью. Такова уж его натура, и я подумала, что стоит вручить ему небольшой подарок в качестве извинений за мое коварство на борту его корабля.
— По-моему, доставка подарков не очень-то похожа на работу советника, Канцлер.
— Даже не хотите взглянуть, что там?
Синджир молчит, с сомнением глядя на нее. Откашлявшись, Мон показывает маленькую корзинку, накрытую мягкой тканью сиреневого цвета. Она предлагает ему заглянуть внутрь, что он и делает.
Это фруктовая корзинка, заполненная плодами пта.
Синджир не в силах сдержать самодовольной усмешки:
— Ну, Канцлер… А вы вроде бы говорили, будто у вас нет чувства юмора.
— Возможно, лишь толика. Как вы сами сказали, мы оба вполне разумны. Разве нет?
— Пожалуй, да.
— Так вы доставите подарок?
— Доставлю.
— Удачи. И добро пожаловать в политику, Синджир Рат-Велус.
Мир перед глазами Джес Эмари ярко вспыхивает, зубы громко клацают. Скулы сводит с такой силой, что она боится сломать челюсть. Потом все заканчивается, и волна боли и света вновь отступает. Она хрипит и стонет на полу кореллианского челнока, а рядом стоит Меркуриал Свифт, крутя в руке искрящуюся дубинку.
— Ах ты дрянь! — шипит он. Его склонившееся лицо расчерчено царапинами от ее рогов, которые остались после нападения в храме Ниимы. Позади него лениво развалился Денгар. Эмбо сидит, выпрямившись, в другом конце отсека и наблюдает за происходящим, выражая не больше интереса и эмоций, чем вешалка для одежды.
— Свифт, — кричит из кабины родианка, — тут слишком опасно. Они повсюду — Империя, Республика. Нам некуда деться.
Свифт всем своим видом демонстрирует крайнюю степень разочарования.
— Ладно. Посади нас где-нибудь в каньоне.
Джес перекатывается на бок. Ей кажется, будто она превратилась в безвольную тряпку, которая никогда больше не обретет прежнюю форму, — как выясняется, для этого вполне достаточно получить несколько электрических разрядов.
— Так каков… твой план, Свифт? — судорожно вздохнув, хрипит она.
— Заткнись.
— Нет, серьезно, — стонет пленница. — На что ты рассчитываешь?
Посреди поля боя коды доступа тебя не спасут. Кто-нибудь нас обязательно собьет.
— Я не обязан перед тобой отчитываться.
— Да, — вмешивается Денгар, — но нам, может, все-таки объяснишь? Своей команде? У тебя действительно есть план… босс?
Судя по тому, как широкогрудый кореллианин произносит последнее слово, Джес понимает, что особо нежных чувств к Свифту он не испытывает. Интересно.
Свифт разворачивается к старому охотнику за головами, уже готовый на него накинуться, но, похоже, слегка остывает.
— Подождем шанса выйти на орбиту и доставить нашу добычу боссу Гьюти на Нар-Шаддаа. Нужно просто слегка потерпеть.
— Он обведет вас всех вокруг пальца, — говорит Джес.
Быстро повернувшись, Свифт врезает кулаком ей в живот, и она сворачивается в клубок.
— А ну цыц! Я ведь могу доставить тебя к Гьюти в пяти разных мешках.
— Он просто злится, что ты попортила его смазливую мордашку, — вставляет Денгар.
— Заткнись, Денгар.
— Тебе разве… — Джес, морщась, садится. — Тебе не интересно, что я делаю тут, на Джакку? Я могла бы…
Бззз! Очередной удар дубинки-шокера приходится в шею. Череп Эмари словно превращается в гнездо жужжащих насекомых, и она не в силах сдержать крик. А потом все проходит, и Джес со стоном валится на бок.
— А я бы ее послушал, — замечает кореллианин.
— Я сказал — заткнись, Денгар.
Джес на миг закрывает глаза, и в то же мгновение раздается щелчок взведенного бластера. Когда веки снова поднимаются, она видит, что винтовка Денгара, лежащая у него на коленях, нацелена прямо в живот Свифта.
— Не собираюсь я затыкаться, самодовольный ты урод. У меня есть право поговорить с девушкой. Мы с ее тетей знали друг друга, и я перед ней в долгу. Продолжай, Джеззи.
— Я… гм… я тут кое за кем охочусь.
— И за кем же?
— Рей Слоун.
— Она никто, — говорит Свифт. — Когда-то Слоун была на вершине пищевой цепочки, но те дни давно прошли. Теперь она пустое место.
— Только не для… Новой Республики, — нерешительно пожимает плечами Джес. — Она чрезвычайно им нужна, и они готовы заплатить, если принести им ее на блюдечке. Она многое знает. Она — ключ. Так, по крайней мере, считают республиканцы. Мне все равно, правы ли они, — какая разница, если мне неплохо платят?
Все это ложь. Но правда ее однозначно не спасет.
— И сколько они платят?
Спрашивает Эмбо на языке кюдзо.
Ей внушает отвращение мысль, что приходится ему лгать, но другого выхода нет.
— Миллион.
У всех глаза лезут на лоб.
— Куча денег для одной девушки, — присвистывает Денгар. — И все-таки вряд ли работать на Новую Республику так уж приятно, верно?
— Почему бы и нет, когда тебе предлагают полное прощение?
Слова производят эффект, как если бы в кабине вдруг образовался полный вакуум. Все потрясены подобным предложением. Список преступлений каждого из них длиннее, чем хвост слизняка-хатта. А раз уж чаша галактических весов склоняется в пользу Новой Республики, рано или поздно охотникам за головами придется бежать на окраины, если они не хотят попасться и угодить за решетку. Джес чувствует, как на корабле нарастает напряжение.
— Если будете работать со мной — я за вас поручусь. Вас всех полностью простят. Эмбо, Денгар — вы оба работали с Суги. Почему бы не превратить это в небольшую традицию?
— Они меня не бросят, — самоуверенно возражает Свифт. — Они знают свое место. Какой им резон предавать Гьюти и становиться врагами «Черного солнца»? Они останутся со мной.
— Ты кое о чем забыл, — говорит Денгар.
Меркуриал удивленно поднимает брови.
— О чем же?
— Ты не очень-то нам нравишься.
Старый охотник за головами бьет Свифта в висок прикладом винтовки. Тот валится рядом с Джес, но так просто не сдается. Быстрым движением он обхватывает ее рукой за горло и пинком открывает борт челнока — поднимается стенка, опускается трап, и яркий солнечный свет Джакку заливает отсек, почти ослепляя его пассажиров.
Меркуриал отступает вместе с пленницей к люку, используя ее как прикрытие.
— Вы все могли бы разбогатеть, — злобно шипит он.
Винтовка Денгара нацелена на Свифта, но выстрелить он не может. Эмбо встает, но с таким видом, будто происходящее нисколько его не интересует. Эмари знаком этот взгляд, и она видит в нем не безразличие, а веру в то, что она справится.
— Ты… забыл… об одном… — говорит она, чувствуя, как захват Свифта сжимается на ее шее.
— Я ничего не забыл, — рычит он ей в ухо.
«Ты забыл, что я сломала не все свои рога, идиот».
Застонав, она резко закидывает голову назад, ударяя Меркуриалу в лицо. Похожие на шипы рога вонзаются в щеку Свифта. Взвыв, он на мгновение ослабляет хватку.
Джес тут же освобождается, словно выскальзывая из петли, и, присев, выбрасывает ногу вперед…
Удар приходится Свифту прямо в живот.
И охотник за головами вываливается в открытый люк челнока.
Тяжело дыша, Джес бьет пяткой по кнопке. Трап снова поднимается, и люк закрывается. Эмари оседает на пол у переборки, устало потирая глаза. Денгар смотрит на нее со смешанными чувствами — он удивлен, но явно удовлетворен случившимся.
— Отличная работа, Джеззи, — коротко кивает он.
Эмбо тоже кивает.
— Рад, что все вышло именно так, — признается он на своем языке.
— Что там происходит? — кричит родианка, имени которой Джес даже не знает.
— Она не предаст? — морщась, спрашивает девушка.
— Кто, Джита? Уж точно не ради Свифта.
— Тогда, полагаю, я обзавелась новой командой, — говорит Эмари.
Денгар небрежно усмехается и подмигивает:
— Пожалуй, что так, дорогуша.
— Лобот, мы дома. — Лэндо недовольно оглядывается вокруг, с сомнением качая головой. — Похоже, Империя не особо следила тут за порядком.
Они находятся на уровне казино. Куда ни глянь, на гладком голубом алактитовом полу стоят ряды игровых автоматов, столов для сабакка, пазаака и колеса Фортуны. У дальней стены — голопроекторы, предназначенные для трансляций свуп-гонок по трубам, пронизывающим токсичную атмосферу Красной зоны Беспина. Когда-то здесь было сияющее средоточие игровой стихии, в окна которой лился отраженный от облаков солнечный свет. Теперь же кругом разруха. Повсюду валяется мусор. Пустые опрокинутые автоматы выпотрошены. Окна закрыты металлическими листами. Голопроекторы темны.
К Калриссиану подходит Лобот. Полукруглый компьютер, опоясывающий его лысую голову, мигает и пульсирует, и на коммуникаторе на запястье Лэндо появляется сообщение от его друга и напарника:
«Я немедленно приступлю к найму нового персонала».
— Давай, — кивает Лэндо и поднимает палец. — Только убедись, чтобы мы обязательно наняли кого-то из беженцев, ладно?
Галактика напоминает опрокинутую чашу, содержимое которой теперь выливается наружу. Из-за войны население целых планет было вынуждено искать себе новый дом. Лэндо не может допустить, чтобы роскошный Облачный город превратился в палаточный лагерь для беженцев и эвакуированных, но он может дать им работу. Для него это самый лучший вариант — каждый что-то получает в качестве компенсации за свои проблемы. Все остаются в выигрыше — и он, и они. Именно так все должно работать в идеальном мире.
И Облачный город всегда был для Калриссиана таким местом. Здесь он мог найти убежище от Империи, ничем ей при этом не досаждая. «Эй, детка, каждый может стать счастливым», — думал он. Империя могла не беспокоиться, повстанцы — и подавно. Облачный город парил в воздухе над Беспином, вдали от хаоса и распрей. Любой мог прилететь сюда, чтобы хоть немного понежиться в роскоши. Тем временем сам Лэндо мог добывать газ тибанна и продавать его всем желающим производителям космических кораблей — газ идеально подходил для гиперприводов, поскольку даже для дальних полетов его требовалось совсем немного. Он мог просто спокойно посидеть в кресле, выпить, бросить кости, найти пару-тройку женщин.
Ах, если бы… Вот только все получилось совсем не так.
Теперь он знает, что в подобной войне невозможно балансировать посередине. Невозможно играть за обе стороны. Всю жизнь он старался не ввязываться в подобное, за исключением тех случаев, когда нужно было пополнить свои пустые карманы. Те времена остались в прошлом, как и его любовь к сладостному нейтралитету. Когда сюда пожаловал Вейдер, все изменилось. На какое-то время он потерял Хана. Он потерял Лобота и Облачный город. Он потерял почти все.
Но зато увидел всю картину.
И Лэндо выбрал свою сторону. Иногда, если хочешь выиграть, нужно крупно рискнуть, поставив все свои фишки на одно поле.
В итоге риск окупился сполна. Империи больше нет. А сам он теперь — герой Восстания. И он не стесняется пользоваться этим, чтобы получить бесплатную выпивку, не говоря уже о внимании обворожительных обожательниц. Но сейчас он хочет лишь вернуть себе свой город. После Эндора он считал, что явится сюда подобно прекрасному королю, возвращающему свой небесный трон, — но этот слизнячий сын, губернатор Адельхард, установил Железную блокаду. Жители оказались в плену не только у хорошо организованного остатка Империи, но и у большой лжи, что Палпатин якобы не погиб. Лэндо знает, что старый сморщенный затворник мертв, поскольку собственноручно уничтожил ядро реактора «Звезды Смерти». Да и Люк сказал, что чудовище сгинуло. «Представляете? Палпатина и Вейдера больше нет. Галактика избавлена от этих напастей».
Внезапно ему пришлось вступить во вторую войну. Тогда он думал, что с Империей покончено и Облачный город вновь принадлежит ему. Каким же он оказался глупцом! Ничто никогда не бывает так просто. Потребовались многие месяцы — ему пришлось поднять мятеж, координировать действия с Лоботом, оплачивать услуги горстки негодяев вроде того пирата Карса Тал-Корлы. И все потому, что Новая Республика не собиралась возвращать город военным путем. Нет, он уважает их решение и прекрасно все понимает Лучше всего сказала по этому поводу Лея: «Организовать Восстание было легко, Лэндо. Управлять намного труднее». Канцлер всего лишь пыталась сохранить имеющееся преимущество — а потом, после нападения на Чандриле в День освобождения…
Что ж, теперь уже не стоит ворошить прошлое.
Облачный город снова принадлежит ему. Калриссиан полностью истощил силы Адельхарда. Многие имперцы сдались. Все кончилось. Хвала счастливым звездам.
Он идет по уровню казино. Лобот не единственный, кто его сопровождает. С ними разношерстное войско — здесь есть бойцы его Крылатой стражи, есть и солдаты Новой Республики. Вполне достаточно, чтобы разобраться с остатками тех, кто продолжает тешить себя иллюзией, будто они все еще могут победить.
Новоприбывшие вместе шагают по развалинам казино.
— Они там все еще сопротивляются? — уточняет Лэндо у Лобота.
«Да. В зале „Боло Танга“».
— Что ж, прекрасно. Давай покончим с этим и прогоним тех, кто еще остался.
Они идут дальше. Лобот бросает на друга взгляд, и на коммуникаторе вспыхивает новое сообщение:
«Должен напомнить, что принцесса скоро родит, а ты еще не приготовил подарок».
— Что? Не может быть. Она же… клянусь, они же только что поженились! Разве я не дарил им подарок на свадьбу?
«Истек соответствующий биологический период. Ты просто не заметил, сколько времени прошло. Мы были слишком заняты».
— Полагаю, они тоже.
«Кстати, подарка на свадьбу ты им так и не сделал».
— Ладно, ладно, — вздыхает Калриссиан. — Что же купить малышу? Может, маленький плащ и усы, чтобы он был похож на старину дядюшку Лэндо?
Лобот не отвечает, лишь со всей серьезностью смотрит на него.
— Хорошо, хорошо, я подумаю.
Мысли его ненадолго возвращаются к Хану и Лее. Хан, один из его самых давних и лучших друзей… И уж точно один из величайших его соперников. Лэндо скучает по этому старому пройдохе. Вот же были сумасшедшие времена!
Но даже когда становилось совсем худо, это были хорошие времена. А теперь Хан с Леей. Хо-хо! Эти двое — пара настоящих ракетных ускорителей, работающих на всю катушку. Лэндо надеется лишь, что сопла их направлены в одну и ту же сторону, — стоит им направить их друг на друга, как они тут же испепелят один другого.
«Мы на месте», — сообщает Лобот.
Перед ними дверь зала «Боло Танга». Видя, что она запечатана магнитным сплавом, Лэндо поворачивается к капитану Гладстону из Крылатой стражи.
— Есть картинка с камер?
— Они там окопались, — кивает Гладстон. — Им удалось пробиться к отводной шахте, по которой теоретически можно добраться до инженерного подуровня…
— Но если они попытаются, испарения из шахты тут же их прикончат.
— Совершенно верно, барон-администратор.
— Значит, они в ловушке.
— Как критожуки в паутине.
— Ладно, давайте вскроем… нет, погодите. Они услышат меня сквозь дверь?
— Если подойдете поближе — услышат.
Кивнув, Лэндо достает бластер — произведение искусства тех времен, когда внешний облик оружия еще что-то значил. Это пистолет модели «Исказитель Россмойна», который он не так давно выиграл в гизкианские шесть карт у накачавшегося спайсом айбарианского дипломата. Мастера из семьи основателя фирмы вручную гравировали каждый экземпляр «Россмойна». Особенно великолепны завитки и изгибы на рукоятке, похожие на спиральный лабиринт, по которому можно следовать вслепую кончиком пальца. Возможно, крах Империи вновь вернет в Галактику былое мастерство, а вместе с ним — красоту.
Но это потом. А пока…
Он стучит по двери рукояткой «Исказителя».
— Привет, это Лэндо Калриссиан, — громко, чтобы его могли услышать, говорит он. — Я барон-администратор Облачного города и, к слову, герой Восстания. Полагаю, вы меня слышали. Меня хорошо слышно? Постучите по двери, если да.
Ничего. Но затем…
Три удара. Что ж, неплохо. Он продолжает, стараясь, чтобы голос его звучал как можно ровнее и успокаивающе, чтобы его продолжали слушать…
— Вот как мы поступим. Я по натуре игрок и готов спорить, что вы голодны, вам страшно и вы чувствуете себя гражданами без страны — а так оно и есть, поскольку, как вам наверняка известно, история Адельхарда о том, что Палпатин якобы жив, оказалась абсолютным и неприкрытым враньем. И я готов рискнуть, заявив, что с вами ничего не случится, если вы бросите оружие, после чего мы сможем вскрыть эту дверь, вывести вас оттуда, накормить и уложить в теплые постели. Я не собираюсь вас преследовать или бросать в темницу Новой Республики. Я даже уберу бластер, чтобы, когда я войду внутрь, вы поняли всю серьезность моих намерений. Постучите, если слышите меня.
Тук, тук, тук.
— Хорошо. — Лэндо отходит в сторону, сунув бластер в кобуру на бедре, и дает знак Гладстону: — Вскрывайте.
Инженеры Крылатой стражи берутся за дело, надев маски и присев по обе стороны от двери. Включив плазменные резаки, они прожигают запирающий дверь металлический сплав. Сыплются искры.
Закончив, два инженера встают по краям проема и с помощью рукояток резаков поддевают дверь.
Она падает в сторону отходящего вбок Лэндо и с грохотом ударяется о пол — бум! В воздух поднимаются дым и искры. Лэндо знает, что из образовавшегося прохода может вырваться сноп лазерных лучей, превратив его в решето, — но засевшие внутри знают, что их точно так же изрешетят в ответ.
И никакой горячей еды. Никакой теплой постели. Лишь мешки для трупов.
Когда дым рассеивается, он видит имперцев — мужчин и женщин. Руки их заложены за голову, бластеры лежат у ног. Рассмеявшись, Калриссиан жестом предлагает им покинуть зал «Боло Танга». Вид у них испуганный и усталый. У всех ввалившиеся щеки, пересохшие губы, покрасневшие глаза.
— Ну давайте же, выходите. Все в порядке. Все кончилось. Вы сделали правильный выбор.
Выходят несколько десятков человек, которых уводит Крылатая стража. Солдаты Новой Республики держатся позади.
— Барон-администратор… сэр, — говорит Гладстон. В голосе его звучат тревожные нотки. Он показывает в сторону зала.
Лэндо входит внутрь. Бластер все так же висит у него на бедре.
Один из сопротивляющихся остался в зале. Широкоплечий тип стоит по другую сторону карточного стола, где обычно располагается сдающий. Всю его броню составляют черный нагрудник и белый шлем штурмовика. За его спиной стена, в руке — винтовка, ствол которой направлен в землю.
Что означает — либо он пока не знает, что ему делать… Либо ждет подходящего момента.
— Дай догадаюсь, — говорит Лэндо. — Ты командир.
— Сержант, — помедлив, отвечает тот.
— Последний сержант. Все остальные сдались или погибли. Адельхарда больше нет, и Империя — больше не вариант, приятель. Так что — или ты сдаешься, или будет по-другому.
Винтовка остается на месте. Сержант не собирается ее бросать.
И рука его не дрожит.
«Или будет по-другому».
Все происходит слишком быстро.
— Да здравствует Империя!..
Солдат вскидывает винтовку…
Но открыть огонь не успевает.
Имперец падает от единственного выстрела из «Исказителя» Калриссиана, который пробивает броню и попадает прямо в сердце. Винтовка так и остается в руке солдата — тело просто валится поверх нее.
Барон-администратор убирает бластер обратно в кобуру. Сердце его отчаянно колотится в груди. «А я еще не сдал», — думает он, чувствуя, как его пробирает безумная дрожь. Похоже, этот дурак считал, будто Лэндо чересчур медлителен и не успеет выхватить оружие из кобуры — а если даже и успеет, то не пробьет брони.
В обоих случаях он ошибся.
— Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, — говорит Лэндо, прищелкнув языком. Быстро подойдя к мертвецу, он хватается за шлем с черными линзами и сдергивает его с головы. Перед ним лицо сержанта с квадратной челюстью и похожим на каменный уступ лбом. Крутой мужик.
Но все-таки недостаточно крутой.
— Ладно, — говорит Калриссиан, вертя шлем в руке, и смотрит на Лобота. — У меня идея. Любому ребенку нужна лампа, верно? Вроде ночника? Инженеры могут сделать из этого лампу? Выйдет весьма необычно, как думаешь?
«Нет», — сообщает с помощью коммуникатора Лобот.
— Что ж, убедительный аргумент, — усмехается Лэндо. Несколько раз перебросив шлем из руки в руку, он бросает его на пол. — И все-таки малыш должен видеть, за что сражались его родители. И подозреваю, с такими родителями он сам станет бойцом.
Внезапно Калриссиана озаряет.
Вновь достав бластер, он вертит оружие в руке.
— Однажды малыш может угодить в неприятности — подобное случается со всеми детьми, но, учитывая, что в жилах его течет кровь негодяя и принцессы, он может бросить вызов самим звездам. И тогда ему на помощь придет дядюшка Лэндо. — Он держит оружие в ладони, любуясь им.
«Мы не можем подарить мальчику бластер, — протестует с его запястья Лобот. — Детям не следует играть с бластерами».
Лицо киборга приобретает суровое выражение.
— Нет, не сейчас. Позже. Когда придет время. Вот что мы сделаем. Я напишу записку, скажем, так: «Привет, малыш, это я, дядюшка Лэндо. Если вдруг тебе потребуется помощь и ты не захочешь звать отца, найди меня — и мы со всем разберемся». Положу ее вместе с бластером, спрячу его в сейф здесь, в Облачном городе, и дам Хану ключ. Но не скажу ему, что там, — его удар хватит, если он узнает. А мальчишка заберет подарок, когда подрастет.
«Но подарок нужен сейчас, Лэндо».
Он бросает бластер Лоботу, который неуклюже ловит его и сурово смотрит на друга. Тот закатывает глаза.
— Ладно, ладно, пошлем им что-нибудь еще. Что у нас есть? Ага, знаю. Подарим им тот вантиллийский катамаран с западного причала — пусть путешествуют на нем всей семьей — или еще что-нибудь.
Лобот кивает. Коммуникатор выводит единственное слово: «Подходит».
— Нет, ну ты подумай, — качает головой Лэндо. — Хан и Лея. Семья. Времена меняются. Слушай, может, и мне обзавестись семейством?
Вновь односложный ответ: «Нет».
— И снова наши мнения совпадают, друг мой, — смеется Калриссиан. — Пойдем выпьем.
«Я не пью».
Лэндо обнимает Лобота за жесткие плечи:
— Знаю. Все нормально. Чтобы все было честно, выпью по разу за нас обоих. И мы оба будем в выигрыше.
Рей Слоун не выдерживает и сдается. Благодаря Галлиусу Раксу она из первого ряда увидит, вполне может быть, последнее сражение этой войны. Ведь даже если Империя победит на Джакку, что потом? Империя, порожденная этой планетой, — вовсе не ее Империя. Она извращена и изуродована, она превратилась в обломки, засыпанные песком.
Слоун падает на колени. Жжение в ногах переросло в тупую боль, которая добирается и до ее плеч, бедер, шеи. Болит все тело. Губы пересохли. Кажется, что глаза превратились в какие-то плоды, которые передержали на солнце. В том самом месте, куда ее ранила та проклятая баба-пилот на Чандриле, нестерпимо болит бок. При каждом вдохе ей кажется, будто кто-то медленно вонзает под ребра нож.
Ей некуда деться. Они с Брентином на крыше — у нее пробегает мысль подползти к краю и упасть вниз, сломав шею и покончив с мучениями. Брентин тем временем стонет и перекатывается, свернувшись в клубок, — похоже, разум окончательно его покинул.
Она наблюдает, как сражение перемещается все ближе к базе. Ряды Империи не сломлены, но они отступают. Вдали из верхушки шагохода, который медленно заваливается набок, вырывается грибообразное огненное облако. Неподалеку от АТ-АТ похожий с такого расстояния на детскую игрушку Х-истребитель цепляет крылом каменный столб и врезается в орудийную установку DF.9. Тела солдат разлетаются во все стороны.
В небе в свирепой схватке сходятся два флота. Трудно разобрать, что происходит, — солнце светит настолько ярко, что обжигает глаза. Ясно лишь одно: имперский флот держится и корабли Республики, по крайней мере пока, не причиняют ему особого вреда. Но Слоун боится, что это ненадолго.
«Это неизбежно», — обреченно думает она.
Вскоре сражение докатится и до базы. Именно этого хочет Ракс. Ей не только придется сидеть здесь, наблюдая, как все разваливается на куски, — когда это случится, ее погребет под обломками. Слоун погибнет вместе с базой. Может, конечно, она окажется в плену. Но скорее всего — погибнет.
А Ракс уйдет невредимым.
Но куда? И зачем? Она не в силах понять, в чем суть подобного финала. Все это — представление, устроенное с некой определенной целью. И то место в долине возле Горестной Руки, которое он защищает, наверняка что-то значит.
Но это не важно. Ракс ушел, а она остается.
Слоун смеется, потом плачет, потом качает головой, словно кающийся монах.
— Ха! — внезапно вскрикивает Брентин и переворачивается, выгнув спину и скалясь небу. Лицо его искажается от боли, и по воздуху внезапно прокатывается энергетическая волна, от которой встают дыбом волоски на ее коже. Брентин поднимается и трясет руками, сбрасывая наручники со своих запястий.
Слоун ошеломленно смотрит на него:
— Ты освободился?
— Угу. И ты — следующая. — Он наклоняется, набирая что-то в раскрытые ладони. — Никогда не замечала, сколько грязи на этой планете? Да, ее хватает и в других мирах — но здесь все настолько иссохло, что превращается в пыль, которую подхватывает ветер и разносит повсюду. Вот так.
Он показывает ей ладони, в которых лежат маленькие кучки ржавой пыли, затем заходит за спину Рей и начинает втирать пыль прямо в наручники.
— Что ты делаешь?
— Нас, повстанцев, учили находить выход в любой ситуации. Магнитные наручники трудно, но вполне возможно победить, если чем-нибудь забить магнитный замок. В данном случае…
Бззз! Еще один энергетический импульс — и оковы падают с ее рук.
— Пылью Джакку, — заканчивает он.
«Я свободна», — думает Слоун.
— А ты и правда не промах, Брентин Уэксли. — Теперь она понимает, что не зря инстинктивно решила спасти его жизнь.
— Нам, повстанцам, приходилось как-то изворачиваться, чтобы победить вас, имперцев.
— Нужно спешить, — говорит она. — Найдем корабль. Перехватим Ракса.
— Думаешь, он возвращается в долину?
— Это наш единственный шанс. Тут явно что-то происходит, но я не могу понять, что именно.
«Даже если его самого там нет, ключом ко всему может стать то, что он скрывает», — думает она.
— Идем.
Слоун быстро шагает вперед, не обращая внимания на боль в боку, в ногах, в горле. Она старается забыть о жажде, притворяясь, будто нисколько ее не ощущает. Когда она находит ведущий вниз турболифт, в голове у нее уже складывается план: им нужен корабль. Идти пешком бесполезно — слишком медленно, да и вряд ли они далеко уйдут посреди бушующей на поверхности Джакку битвы. А это значит, что придется лететь, причем на чем-то быстром. СИД для этого вполне сгодится — он быстр, проворен, маневрен.
Хорошая новость: здесь полно имперских звездных истребителей — автоматический конвейер обеспечивает их заправку, взлет, посадку и дозаправку. СИД-истребители, СИД-перехватчики, СИД-бомбардировщики, ударные СИДы — все они готовы к полету.
Лифт с гудением движется вниз, затем двери кабины со звяканьем открываются. Перед Рей и Брентином — пыльный коридор, в котором ни души. База напоминает гробницу с грязными стенами, в которой стоит могильная тишина. «Неужели ее уже бросили?» — думает Слоун. Или уже все имперские войска отчаянно противостоят вторжению Новой Республики? Она склоняется к последнему. Все фигуры выставлены на доску. В резерве не осталось ни одной. Ракс идет ва-банк, сделав ставку на Империю, — все или ничего.
Мимо, попискивая, проезжает дроид-мышь и сворачивает за угол. Других признаков жизни не видно.
Но лишь до тех пор, пока они не сворачивают за тот же угол.
Дроид-мышь, вереща, несется обратно и пытается проскочить у Слоун между ног. Она на секунду теряет бдительность, уступая дроиду дорогу…
А когда Рей снова поворачивается, перед ней оказывается женщина — имперский офицер в черной сержантской форме и маленькой фуражке набекрень. Судя по нашивкам на ее груди, это тюремная охранница, что выглядит крайне странно, поскольку…
— Норра, — говорит Брентин.
— Ты? — вырывается у Слоун.
В ее лицо упирается дуло бластера.
— Да. Я.
Выйдя из ангара, Норра обнаружила, что база практически пуста: ни одного солдата, только дроиды и изредка попадающиеся офицеры. «Вот он, конец Империи, — подумала она тогда. — Просто они об этом еще не знают». К удивлению, на нее внезапно нахлынуло чувство безнадежности, ощущение бессмысленности. Империя столь долго была ее врагом — но что будет, когда Империи не станет? Это все равно что гасить пожар, выкачав из помещения весь кислород. Да, огня больше нет, но как теперь дышать?
Норра, однако, отбросила подобные мысли, напомнив себе, что у нее все еще есть цель — найти мужа, найти Слоун. И стоило ей углубиться в похожую на лабиринт базу, пройдя через брошенный пустой склад, как, свернув за угол, она оказалась лицом к лицу с теми, кого искала.
Лишь спустя секунду она узнает Слоун.
Еще больше времени ей требуется, чтобы осознать, что муж называет ее по имени.
В следующее мгновение она выхватывает бластерный пистолет и направляет его прямо в лицо гранд-адмирала. Ей хочется нажать на спуск и вышибить этой твари мозги, — подобно разъедающей кислоте, ее переполняет злость. «Забудь о правосудии. Только месть». Но Брентин удерживает ее руку:
— Норра, нет.
— Брентин, — в голосе ее нет никакой радости, лишь смешанная с тоской тревога, — убери руку. Как ты тут оказался? Почему ты с ней? — Hoppy охватывает паранойя, и ей вдруг кажется, что он все еще запрограммирован, все еще является рабом вживленного в его мозг чипа…
Восприняв слова как приказ, Костик хватает Брентина за запястье, выворачивая его с такой силой, что тот вскрикивает от боли. Дроид швыряет ее мужа о стену.
— Ты причинил боль хозяину Теммину.
Модифицированный боевой дроид В1 начинает выкручивать руку все дальше и дальше, пока до ушей Норры не доносится хруст костей…
— Костик, — с неохотой говорит она, — хватит. Просто держи его.
— Норра, — умоляет Брентин, — я не за Империю, я не хотел ничего дурного. Что с нашим сыном…
— Он прав, — говорит Слоун, которая стоит, подняв руки. — Его заставили.
— Заткнись, — шипит Норра. — Заткнитесь оба. Замолчите. У нас нет времени на разговоры. Сейчас мы возвращаемся на мой корабль и убираемся отсюда. Я как можно быстрее доставлю вас обоих назад на Чандрилу.
— Тебе нужна не я, — говорит Слоун.
— Норра, она права…
— Молчать… гранд-адмирал.
— Посмотри на меня. Я что, похожа на адмирала? Я болтаюсь по имперской базе в обществе повстанца. Норра, не будь идиоткой. — (При этих словах Костик вытягивает другую руку и, выдвинув спрятанный в ней виброклинок, приставляет его к подбородку Слоун. На ее коже выступает набухающая капля крови.) — Я… прошу прощения, что назвала тебя идиоткой. Но тут происходит что-то важное.
— Норра, прошу тебя, послушай ее.
— Империей управляет человек по имени Ракс, — продолжает Слоун. — Именно он вживил чип в голову твоего мужа. Именно он организовал атаку в День освобождения. Я была всего лишь… — Рей пробирает дрожь, словно ей тяжело в этом признаться. — Я была всего лишь отвлекающим маневром. Он — кукловод, дергавший за веревочки. Там, за каньонами и пещерами Ниимы, есть долина. Ракс что-то там прячет. Доставьте меня туда, и мы сможем со всем этим покончить.
Норра стоит в нерешительности.
Ей хочется выстрелить Слоун прямо в грудь, или врезать ей рукояткой бластера по голове, или затащить ее за волосы в челнок. Ей хочется поцеловать мужа — и убить его. Ей хочется расспросить его, что случилось, извиниться за то, что бросила его, сделать вид, будто ничего не произошло, будто они с сыном и мужем продолжают жить обычной жизнью на Акиве.
«Слоун лжет», — убеждает себя Норра. Эта женщина — опытная обманщица, а Брентин находится во власти некоего чипа, который она вколотила ему в башку. И все же она определенно права — Слоун больше не гранд-адмирал. Ее доставили сюда как пленницу. Империя больше не считает Рей Слоун своей главой или даже своей дочерью.
Что, если это действительно правда?
Что, если этот человек, Ракс, — ключ ко всему?
«Мне должно быть все равно, — убеждает себя Норра. — У меня есть задача, ради которой я здесь оказалась». Захватить в плен Слоун, спасти мужа и вернуться домой.
Но что, если это ничего не решит? Что, если у Норры есть шанс — один-единственный шанс — остановить настоящее чудовище, действующее из-за кулис? Что, если этот Ракс — действительно кукловод, каким считает его Слоун? Может ли Норра просто… дать ему сбежать?
— Идем, — говорит она.
— Норра, погоди…
— Лучше, если ты окажешься права насчет этого Ракса, — говорит Норра. — Потому что, если выяснится, что ты ошибаешься или обманываешь меня, я прикажу моему дроиду переломать каждый сантиметр каждой твоей кости. Я ясно выражаюсь?
— Яснее некуда, Норра Уэксли, — усмехается Слоун.