Конан и осквернители праха

Глава вторая Могильные воры

Ветер пустыни бесцельно нахлестывал землю, словно возчик, направляющий к дому усталую, ко всему безразличную лошадь. Там, где вздымающийся склон рассекали сразу два глубоких оврага, несомый ветром песок изваял в обнаженных скалах целые ряды тонких шпилей, похожих на причудливые минареты. Когда между ними пролетал заблудившийся ветерок, слышались вздохи и перешептывания.

Из расщелины между двумя шпилями высунулась тупоносая голова ящерицы с медленно моргающими глазами. За головой последовало тело, приземистое, толстое, как у раскормленной домашней курицы. Под слоем солончаковой пыли блестела яркая радужная чешуя. Извиваясь, ящерица сбежала по каменистому склону на самое дно ущелья, где сквозь слой песка торчали бурые скелетики кустов.

Едва ли не из последних сил Конан-киммериец заполз в ущелье, по которому только что пробежала ящерица. Он был весь в пыли и очень ослабел от жажды. На нем еще болтались остатки бурнуса, обрезанного по колено, чтобы не мешал при ходьбе. С плеча свисал сморщенный бурдюк. Когда Конану случилось пить в последний раз, это была густеющая кровь его павшей кобылы. Не удивительно, что он проводил скальную ящерицу алчным взглядом охотника...

Он скатился следом за чешуйчатой тварью, уже не памятуя ни о какой осторожности. Попытавшись схватить ящерицу, он всем телом рухнул на нее сверху, ударился о песок и больно ободрался о длинные, как ножи, колючки куста. Сунув под себя руки, Конан нашарил чешуйчатое бьющееся тельце, сцапал его и вытащил добычу на свет Божий.

В руках у него был лишь сужавшийся к концу хвост. Хвост еще слабо подергивался. Конан поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как все остальное удирало под кучу камней в нескольких шагах от него.

От жажды в голове стоял шум. Конан присмотрелся к оторванному хвосту. Он показался ему сухим и ороговевшим, но какую-то капельку жидкости из него все же можно было выжать. Он приложил хвост к губам и стиснул его в кулаке...

И тут совсем рядом с ним раздался голос!

– Как по-вашему, это человек или нет? – густым насмешливым басом спрашивал мужчина, восседавший на мохнатом горбу верблюда. «Корабль пустыни» неподвижно стоял возле каменной стены каньона. – Может, это песчаный троглодит, порождение бесплодных пустынь?..

Всадник, закутанный в дорожный плащ, был коренастым, белокожим и светловолосым. Несомненно, северянин, хотя сладкозвучная шемитская речь без запинки лилась из его уст.

– А я, Осгар, слыхал еще и другое... – Из-за поворота появился другой верблюд, поменьше, и на спине у него тоже сидел всадник. – Говорят, дикие горные обезьяны иногда похищают человеческую одежду и напяливают ее на себя, особенно когда у них мех выпадает от парши или чесотки...

– Воды!.. – прохрипел Конан, вложив в одно короткое слово всю гамму чувств. Кое-как он поднялся на ноги и прохромал к ближайшему верблюду, не сводя глаз с замызганного бурдюка, висевшего у северянина при седле.

– Эй, погоди-ка! – воскликнул Осгар и дернул поводья, так что его пустынный скакун попятился прочь. – Вода, если ты заметил, в здешних местах изрядная редкость! – И он нахмурился, с напускной суровостью глядя на киммерийца с высоты седла. – Мы по роду своих занятий торговцы, а это значит, что просто так мы своего имущества не отдаем. Что ты можешь предложить нам взамен?

К Осгару подъезжали все новые всадники. Их было около дюжины. Одни верблюды терпеливо пережевывали жвачку, другие тянулись мордами к пересохшим колючкам. Большинство всадников были курчавые черноволосые шемиты, моложе северянина и его козлобородого спутника. Некоторые посмеивались над жалкой наружностью Конана; их забавляло, как дразнил его Осгар. Другие смотрели на него с мрачным видом, стремясь, как все юнцы, выглядеть опасными и крутыми парнями.

– Ты, как я посмотрю, малый не из богатых, – продолжал предводитель. – Возможно, однако, что за право хорошенько напиться ты заплатишь нам тем, что сообщишь интересные сведения. Так сказать, поможешь честным торговцам, которые заблудились и никак не найдут верной дороги... – Осгар хлопнул ладонью по пухлому бурдюку, чтобы был слышен заманчивый плеск. – Не видел ли ты, странствуя по окрестностям, каких-нибудь древних руин или, скажем, могильников? Они могли бы послужить нам... э-э... неплохими ориентирами!

Конан сделал еще шаг вперед. Северянин заставил своего верблюда снова попятиться, втискиваясь между другими. Теперь он смотрел на киммерийца уже по-настоящему зло, и рука его лежала на рукояти изогнутой, как полумесяц, сабли, висевшей на поясе. Остальная банда, следуя примеру вожака, тоже забренчала оружием...

Конан сунул руку под изодранный бурнус, ища кинжал, и... не обнаружил его. Оглянувшись через плечо, он заметил клинок на песке, там же, где валялся брошенный хвост ящерицы. Впрочем, в глазах у него все плыло.

– Стойте! А я ведь знаю этого человека!.. – вдруг подал голос один из шемитов. Говорил тот бородатый, что первым подъехал к Осгару и вместе с ним насмехался над оголодалым, измученным жаждой странником. Теперь он слез с верблюда и пошел прямо к Конану, на ходу вытаскивая затычку из горлышка фляги.

– Держи, старый друг! Наконец-то я узнал тебя, Конан из Киммерии!.. – сказал он, протягивая плещущий бурдючок. Конан, у которого перед глазами стояла пелена, смотрел на него недоверчиво. – Пей! – продолжал шемит. – Это справедливая плата за спасение моей жизни – или, во всяком случае, моей доброй правой руки, – от аренджунских охотников за ворами!

Он вложил горлышко бурдючка в рот полумертвого киммерийца и стал понемногу надавливать. Варвар упал на колени, обеими руками вцепился в бурдючок и жадно присосался к нему, глотая живительную влагу.

– Что это значит, Исайаб?.. – Осгар сердито смотрел на своего подручного с высоты верблюжьей спины. – Я еще далеко не обо всем расспросил проходимца!

– Расспрашивать его без толку, – ответствовал Исайаб. – Он бы все равно ничего тебе не сказал. Этим киммерийцам хоть кол на голове теши, я-то уж знаю. Почти такие же упрямцы, как и вы, ваниры, – ненавязчиво добавил шемит, не без труда отбирая у Конана бурдючок. – Хватит пока, парень! Пускай сначала впитается, – дружески посоветовал он варвару. – Через некоторое время еще дам.

– Ну так оставь ему весь бурдюк, да и поехали своей дорогой, – нетерпеливо вмешался Осгар. – Надо разведать, что там дальше к востоку.

Исайаб прямо смотрел на своего предводителя.

– Невеликое благодеяние бросить его здесь, посреди раскаленной пустыни, – сказал он. – Бурдюк с водой только оттянет смерть. Послушай, надо взять его с нами! Такой спутник, как Конан, в дороге не помешает! – И он хлопнул варвара по плечу.

Тот, оживленный несколькими глотками воды, выпрямлялся на глазах.

– И правда, возьмем его с нами, Осгар, – прозвучал другой голос, женственный, томный. Он принадлежал закутанной всаднице, восседавшей чуть позади ванира. – Мне кажется, такой здоровяк будет небесполезен в качестве... э-э-э... грузчика!..

Тонкая ручка откинула пропыленное покрывало, открыв оливково-смуглое личико черноволосой красавицы.

Предводитель недовольно хмурился еще какое-то время, потом передернул плечами. И вдруг обезоруживающе улыбнулся двоим, стоявшим перед ним на песке. Его лицо заросло светлой бородой, и в бороде блеснул золотой зуб.

– Ну и отлично, – сказал он. – Добро пожаловать, Конан, в нашу компанию!

– Спасибо... тебе, Исайаб, – прокаркал Киммериец. – Я не узнал тебя издали... – Он взял шемита за плечо, и дружеский жест был предназначен наполовину для того, чтобы устоять на ногах. На Осгара и других он смотрел безо всякого выражения. – Что касается ответа на твой вопрос, ванир... нет, никаких руин или могил я здесь поблизости не видал.

Выпустив плечо Исайаба, он зашаркал по песку прочь, чтобы подобрать свой кинжал.

Тем временем путешественники стали располагаться на отдых. Верблюды аккуратно подбирали под себя ноги, укладываясь на землю, и всадники покидали их спины. Исайаб дал Конану напиться еще и угостил сладкими финиками – пожевать, когда почувствует себя лучше. Шемит поинтересовался, как так вышло, что Конан брел по пустыне один и пешком. Киммериец поведал ему свою историю. Медленно, то и дело останавливаясь передохнуть, рассказывал он о своей погоне за похищенной Звездой Хоралы. При этом Конан старался, чтобы его скорбную повесть не услыхал никто посторонний. Исайаб слушал с величайшим вниманием, глубоко сопереживая его горестной утрате.

Когда странники отдохнули и даже немного поспали, Конану выделили золотисто-бурого верблюда с наспех сооруженным седлом. Осгар, державшийся теперь с киммерийцем вполне дружески, велел взять этого верблюда из вереницы вьючных животных, за которыми присматривал одноглазый пожилой зуагир.

Конан до того ослабел, что любая помощь была ему кстати, от кого бы она ни исходила. Тем не менее он не мог не задуматься, что поделывает этот караван здесь, в самом сердце пустыни, вдалеке от торных дорог. У путешественников были с собой верблюды совсем без поклажи, а другие несли на своих спинах лишь воду, пищу, дрова для костра и еще кожаные позвякивающие мешки, в которых, если Конан что-то понимал, хранилось оружие. Подбор людей тоже показался ему странноватым. Сплошные юнцы, вряд ли успевшие себя как следует зарекомендовать. Только Осгар, Исайаб и еще один или два человека выглядели бывалыми и уверенными в себе странниками. В общем, купеческих караванов вроде этого Конан еще не видал!

Что же касалось женщины... Если внешность не обманывала, девушка была стигийкой. Но кто видал, чтобы такие холеные красавицы таскались взад-вперед по пустыням? Изящно скрестив ножки, она сидела в тени посапывающего верблюда, пряча от лучей солнца нежную кожу, и расчесывала длинные иссиня-черные волосы. В общем, совсем не такая оторва, которые, бывает, чувствуют себя на равных в обществе самых отъявленных головорезов!

Конан начал кое-что подозревать, но подозрения свои он держал при себе. Другие люди тоже большей частью помалкивали. Потом Осгар приказал двигаться дальше.

Ощущая на себе со всех сторон любопытные взгляды, Конан кое-как вскарабкался на своего верблюда без посторонней подмоги. Прежняя сила быстро возвращалась к нему. Он направил медлительное животное в общий строй, заняв место следом за Исайабом, и вместе со всеми двинулся по расширявшемуся ущелью.

Выбравшись на открытую равнину, всадники рассыпались веером, видимо в соответствии с заранее оговоренным планом. Женщина держалась рядом с Осгаром, а молодые всадники отъехали далеко в стороны так, чтобы оставаться в пределах видимости друг друга, но не намного ближе. Исайаб жестом подозвал Конана к себе, так что они вдвоем поехали почти посередине строя.

– Удобный способ прочесывать пустыню, – заметил Конан, убедившись, что никто посторонний не мог их подслушать. Он пустил верблюда рядом с горбатым скакуном своего спасителя, но не настолько близко, чтобы животные начали хватать друг друга за уши.

– Да, – отозвался Исайаб. – Сегодня, правда, вдаль видно плохо: поднимается ветер, и половина пустыни летит по воздуху...

Шемит поправил полосатый головной платок, спасаясь от ветра, который и вправду делался резким, а горизонт уже затягивала серая дымка. Конан знал, что подобный ветер вытягивал влагу из человека еще похуже прямых лучей солнца. Ветру было все равно: губить живые существа или иссекать мертвые скалы.

– Твоя правда, сегодня будет трудновато что-то найти, – сказал киммериец, держась вплотную за Исайабом. – Но что хоть они высматривают? Уж не купеческий ли караван? Кого вы собираетесь грабить, дружище?

– Те, кого мы собираемся обобрать, жаловаться не станут, – таинственно покосившись на него, ответил шемит. – Это те, чья жадность превосходит предел, отпущенный человеку. Те, кто хотел бы сохранить сокровища, в которых более уже не нуждается...

– Так я и думал! Вы – могильные воры!.. Осквернители праха!..

И Конан помимо собственной воли содрогнулся под широким бурнусом.

– В таких словах мало достоинства. Лучше зови нас пустынными искателями сокровищ, – Исайаб с улыбкой повернулся к Конану, который ехал с наветренной стороны и, таким образом, несколько прикрывал его от укусов песка. – Но почему ты вздрогнул, о царь воров? Разве ты не встречался с еще большими опасностями в былые времена, когда мы вместе занимались тем же ремеслом, только обращали свое искусство к живым людям?

– Против опасностей, как тебе отлично известно, я вовсе не возражаю, – нахмурился киммериец. – Но разграбление могил... По мне, это занятие для трусов, и к тому же нечистоплотное. Переворачивать могильные камни и рыться среди гниющих костей в надежде отыскать пару каких-нибудь побрякушек! Тьфу!.. К тому же я не люблю связываться с привидениями и проклятиями, а на кладбищах полно и того и другого...

Шемит задумчиво погладил курчавую бороду.

– Я припоминаю одну историю, которую мне некогда рассказывали... – проговорил он затем. – Наверное, я подслушал ее в каком-нибудь гадюшнике, в грязной таверне либо в доме с девками... В подобных местах чего только не наплетут! Так вот, люди говорили о юном варваре с севера, который нарушил могильный покой древнего короля и вырвал преотличный меч из костлявых рук, пытавшихся вернуть отнятое...

– М-да... было дело, – нехотя сознался киммериец. – Только не забывай: я сделал это от отчаяния! Я был чуть не голый в снегу, и за мной гнались волки! У меня другого выбора не было, кроме как залезть в ту гробницу!..

– А что, теперь что-то изменилось? – спросил Исайаб.

– И вообще, – продолжал Конан, не обращая внимания на его слова, – глупо это выглядит – прочесывать всю пустыню в поисках древних могил! Каким образом вы собираетесь их найти? – И он обвел рукой безжизненный ландшафт. Спекшаяся глина под ногами верблюдов как раз сменилась сплошными песками, по которым, подгоняемая ветром, ручейками текла песчаная поземка. – С чего вы взяли, что здесь когда-либо жили люди?..

– Что касается прошлого населения... посмотри вот на это! – Исайаб указал ему на круглый плоский камень, вросший в твердую, как кирпич, глину неподалеку. – Я нисколько не сомневаюсь, что некогда этот камень служил жерновом либо основанием пресса для вина, какие все еще используются у нас на равнинах Шема. Об этом говорит отверстие посередине... – И он в свою очередь обвел рукой горизонт: – Когда-то здесь были сады и тучные нивы, простиравшиеся вон от тех гор и до самого берега спокойного моря!..

Конан невольно проследил взглядом за указующей рукой друга. На мгновение вместо песка и сверкающих на солнце солончаков ему в самом деле померещились те самые «сады и тучные нивы». И легкие облачка над морскими просторами. Он заморгал и тряхнул головой, избавляясь от наваждения.

– Кром!.. – проворчал он.

– Насчет того, как мы отыскиваем богатые могилы, – продолжал Исайаб, – то искать их наугад, я согласен, в самом деле было бы глупостью. Но Осгар – у него отменный слух... – Тут Исайаб заговорщицки подмигнул Конану. – Он живет в Шеме и держит гостиницу. Его караван-сарай многим известен и всеми любим. Он дружит со всадниками пустыни, – так кому же, как не ему, знать обо всем, что они находят в песках? Есть у него связи и среди купцов, и среди знати. Уж он сумеет выручить неплохие деньги за любые сокровища, которые мы здесь найдем! В прежние времена он с толком использовал свои познания. Ну, и мне случалось вместе с ним... хм... разрабатывать некоторые весьма прибыльные жилы... – Шемит пожал плечами. – Скажу тебе даже больше: в последнее время неразграбленных склепов осталось маловато. Я имею в виду древние языческие могилы, на которые не распространяются наши религиозные запреты. Но вот некоторое время назад Осгар начал готовить новую экспедицию, по размаху не чета прежним. Дело в том, что пастухи-зуагиры нашли одного полумертвого старика, искавшего драгоценные камни. Перед смертью он успел нашептать им, будто видел в пустыне уголок старинного монумента, только что обнаженного движущимися песками. По его словам, это было царское погребение! Причем в таком месте, где ни о каких могилах и слыхом не слыхивали!.. Старик назвал и примету: краешек каменного карниза, изваянного в виде демона с мордой ящерицы. Слухи об этом проникли в Шем и достигли ушей Осгара. Мой господин хорошо заплатил за то, чтобы подробно выяснить место... – Исайаб обвел пустыню неожиданно пасмурным взглядом. – Но теперь я готов усомниться, – сказал он, – есть ли в этой истории хоть какая-то толика правды. А если и есть, то не случилось ли пескам вновь поглотить памятник?..

– А ваша команда, – проворчал Конан, – это, по-видимому, банда опытных искателей могильных сокровищ?..

– Конечно! То есть я говорю об Осгаре, о себе, о кофите Фило и о старом Элохаре. Элохар – это тот, что ведает верблюдами. Остальные – молодые сорвиголовы из Абеддраха. Балбесам и уличным задирам шемитских городов всегда по нраву приключения. Они еще пригодятся: наша работа требует большой... силы...

– А женщина что тут потеряла? – спросил Конан, жмурясь от очередного порыва ветра.

– А, Зефрити! – рассмеялся Исайаб. – Осгар рад был бы оставить ее дома, да можно ли надолго оставлять такую девчонку одну? Опять же и ей почему-то очень хотелось с нами поехать. Она стигийка, а их, стигиек, поди разбери. Она, понимаешь ли, танцовщица в его заведении. И живет при нем... – Исайаб осклабился, – ...безо всяких обрядов и обетов. И не так чтобы уж совсем не разлей вода!

Конан озадаченно мотнул головой:

– И с такой пестрой компанией вы собираетесь ковыряться в древних могилах?.. Вы хоть знаете, на что там можно нарваться?..

Исайаб только отмахнулся:

– Говорю тебе, киммериец, оставь раз и навсегда все свои сомнения! За годы походов мы знаешь каких хитростей набрались! – И он подмигнул. – Все как бы само собой получается. Вот увидишь!

Ветер все усиливался, так что разговаривать сделалось трудно. Постепенно верблюд Конана немного отстал. Пустыня наплывала спереди, понемногу отодвигаясь назад.

– Сворачиваем к югу! – прокричал наконец Исайаб, придерживая своего верблюда и указывая рукой. – Фило остановился! Гляди, машет флажком!.. И Осгар во всю прыть скачет по дюнам! Не иначе, что-то нашли!..