Конан и осквернители праха

Глава двенадцатая Воровская смекалка

Розовая заря напоминала отсветы пламени из приоткрытого кузнечного горна; она как бы предупреждала о том, какая испепеляющая жара будет царить здесь попозже днем. В этот ранний час восход заливал светом восточные стены Абеддраха и почти законченную гробницу еще живого царя. Пирамида отбрасывала длинную тень, и казалось, что эта тень ложилась на город. Заря касалась и дальних пирамид Стигии, вздымавшихся над вспухшими от наводнения волнами Стикса. Сквозь утренний туман, клубившийся над рекой, вершины пирамид казались красноватыми, словно раскаленные иглы, торчащие из земли.

Когда сверкающий диск Эллаэля отбросил тень финиковых пальм на стены гостиницы Осгара, ворота постоялого двора широко распахнулись и во двор, сопровождая свое движение скрипом колес и цокотом копыт, въехал очередной обоз. Громогласный крик колесничего заставил слуг бегом поспешить навстречу.

– Живее, живее, бездельники! Займитесь-ка лошадьми, неужели не видите, что они все в мыле? И осторожнее выгружайте эти кувшины с пряностями, еще не хватало потревожить печати! – И Осгар, вручив вожжи мальчишке-конюху, соступил наземь с задка колесницы, накренившейся под его весом. – Всю ночь ехал без отдыха! – пожаловался ванир. – Провалиться бы совсем этому свинорою, который здесь называют дорогами! А ну, живо чтобы приготовили мне прохладную ванну! И мягкую постель!..

Отряхивая комья грязи с подола одежды, он прошагал через главный двор к дому. Он и глазом не повел в сторону нескольких постояльцев – ранних пташек, уже ошивавшихся в общей комнате.

– А где моя маленькая танцовщица, Зефрити? Я ей что-то привез!..

Оглядев верхний этаж и лестницу и ничего не обнаружив, Осгар в конце концов остановил взор на пышнотелой служанке, которая стояла неподалеку и выглядела несколько взволнованной.

– Мой господин... еще так рано... молодая госпожа не вставала... она велела сказать, что сию минуточку прибежит тебя приветствовать...

– «Не вставала! Сию минуточку!..» – зло передразнил Осгар. – Да что за шлюха! – И ванир, темнея лицом, отпихнул толстушку с дороги. – Опять взялась развлекаться на стороне? С кем еще на сей раз?..

И он помчался по лестнице через две ступеньки, двигаясь на удивление проворно для такого здоровяка. При этом он еще и сыпал отборнейшей бранью, хотя слушать его здесь было особенно некому.

– Развлекается!.. В моей собственной комнате!.. С кем?!. Если с этим сосунком Азрафелем, да я за уши его на стенку повешу! Я все про него знаю!..

Выскочив наверх, он прошагал по кедровым половицам к обширной двойной двери. После чего, не останавливаясь, с маху наддал обутой в сандалию ножищей в середину створок. Внутри с треском лопнул запор, и мстительный Осгар, даже не замедлив движения, ворвался внутрь.

Неприбранная постель, как говорится, еще не остыла. Повсюду на полу валялись яркие цветные одежды, но никого не было видно. В глубине комнаты красовалась ширма в четыре панели, сработанная из темного дерева и перламутра. Инкрустация была в кхитайском стиле и изображала охоту на тамошних драконов. Из-за ширмы донесся мелодичный голос Зефрити:

– Осгар, любовь моя, это ты?.. Как стремительно ты ворвался! Подожди чуточку, и я выйду к тебе...

Но к тому времени хозяин гостиницы уже пересек комнату и взялся рукой за ближайшую панель.

...Сторонний наблюдатель, вероятно, не понял бы, почему это он вдруг шарахнулся прочь. Не всякий успел бы уследить за тем, как из-за лакированной ширмы внезапно вылетел кулак и стремительно врезался ему в физиономию. В следующий миг ширма рухнула, а перед Осгаром возник Конан. Вид у киммерийца был весьма решительный. Конан ринулся на Осгара со сжатыми кулаками и искаженным яростью лицом. За его спиной, в уголке комнаты, торопливо одевалась Зефрити.

Киммериец безжалостно набросился на ошеломленного ванира, настиг его и принялся дубасить кулачищами, больше похожими на боевые молоты, не давая Осгару себя ухватить. Подвижное тело, свитое из упругих мышц, танцевало взад-вперед, взад-вперед: ни дать ни взять кузнец, работающий возле слишком жаркого горна. Удары были таковы, что ванира разворачивало то вправо, то влево. Он чуть не падал.

И настал момент, когда киммериец, действуя кулаками и ногами, сшиб Осгара на пол, где тот и остался лежать неподвижно, – то ли потерял сознание, то ли понял, что так было всего безопасней.

– Конан! Конан, не убивай его!.. – Зефрити наконец кое-как прикрыла очаровательную наготу, выскочила из-за ширмы и склонилась над распростертым ваниром.

– Да мне его мочить и в голову никогда бы не пришло, – с горечью отозвался Конан, разглядывая опухшие, покрасневшие костяшки пальцев: отбил об Осгара. – Я же знаю, как необходимо тебе его богатство, а также ловкость в делах, равно как и в воровстве... Я его так, немножко... Разобрались, и хватит.

– Без Осгара у нас у всех не станет крыши над головой, – сказал с порога комнаты еще один голос.

Конан развернулся навстречу и увидел входившего Исайаба. Пожилой шемит дружелюбно кивнул киммерийцу.

– Но время от времени таскать таких, как он, на порку только полезно. Очень даже полезно!

Следом за Исайабом явился Азрафель и с ним еще двое шемитов вполне негодяйского вида – новые подручные Осгара. Завидя своего хозяина распростертым без движения на полу, парни начали неуверенно переглядываться. Однако оружия не обнажили. Азрафель погнал прочь слуг, которые толпились у двери, пытаясь заглянуть внутрь и выяснить, что же такое стряслось. Закрыв попорченные ударом двойные двери, юноша встал перед ними, как на посту.

Осгар между тем слабо пошевелил головой, покоившейся на обтянутых шелковой тканью коленях Зефрити. Он открыл глаза, потом двинул рассаженными в кровь губами:

– Возлюбленная... горлинка моя... как же ты могла мне изменить? Снова... так скоро... а ты, киммериец!.. – Он повел глазами, потому что тело не очень-то слушалось. – Мне сказали, ты погиб... Из какой преисподней ты выполз?

– Из той самой, куда ты, чмо болотное, меня по дружбе отправил, – ответствовал Конан. – Знал бы ты, с какой нежной любовью я тебя там вспоминал! Уж и не чаял по достоинству отплатить за добро...

– О чем ты, не понимаю! Если ты о той нашей маленькой прогулке к гробнице... Но ведь тогда ты попался по собственной неуклюжести! И нечего на меня собак вешать.

– Я бы тебя самого с радостью за одно место повесил, – проворчал Конан. – Если бы все вышло по-твоему, мне бы кишки заживо размотало!

– Чепуха! – Распухшие губы мешали Осгару говорить внятно. – Однако если у тебя, как тебе кажется, есть причины на меня обижаться, так почему бы нам с тобой все не уладить прямо сейчас? – Не без труда повернув голову на коленях у Зефрити, он обеими руками раздвинул полы кожаной безрукавки, из которой кулаки Конана так до конца и не выбили дорожную пыль. Наружу появились буйные заросли светлой шерсти на груди. – Убей меня, и дело с концом! Если, конечно, кишка не тонка...

– Хватит пустой трепотни! – Исайаб прошел вперед и наклонился над ваниром. – Конан согласился оставить тебе жизнь, Осгар, только благодаря моим уговорам! К тому же у него есть деловое предложение, которое, если ты его поддержишь, может принести немалую выгоду!

– Именно так, – сказал Конан, чувствуя, как понемногу стихает в нем гнев. – Если бы я не повстречал Исайаба и этих остальных, шатавшихся по лабиринту с потайным фонарем, я, может быть, еще и сейчас бы там ползал. Они видели все то же, что видел и я, и согласны, что нам может очень даже подфартить!

– Так вы в мое отсутствие лазили по местным гробницам?.. – Тут уж Осгар перестал прикидываться полуживым и сел на полу, стряхнув с себя ласковые руки Зефрити. – У вас что, совсем крыша съехала? Хотите, чтобы ко мне сюда вломилась кладбищенская стража и храмовые палачи?..

Исайаб пожал плечами:

– А нам, с твоими вечными разъездами по делам, ничего другого и не оставалось. Наши руки просили дела, достойного их искусства. А от твоего внезапного увлечения контрабандой нам что-то не особенно много отстегивается в кошелек!

– Если бы ты знал, Осгар, что мы обнаружили! – подал голос Азрафель, стоявший возле двери. – Целую сеть тоннелей, соединяющих древние погребения!

– Ходы зверей-трупоедов, что ли?.. – устало отмахнулся Осгар и, сморщившись, пощупал ссадину под ухом. – Да уж, конечно, бродяги и животные там давно все осквернили...

– А вот и нет, – сказал Конан. – Это отличные тоннели, проделанные людьми. Прорубленные в монолитной скале. Ты хочешь сказать, будто ничего не знал о целой сети подземных коридоров под кладбищем?

Осгар отрицательно покачал головой. Сделал он это очень осторожно, потому что шея у него болела.

– Даже не слыхал про что-либо подобное, – сказал он. – Рубить камень, опять же, дело очень муторное и к тому же слишком шумное. Это тебе любой могильный вор подтвердит. Когда мы разведываем места, мы обычно смотрим, можно ли открыть вход в погребение. Если нет, лучше совсем оставить гробницу в покое. Исайаб знает, как мы обычно поступаем... – И он посмотрел на пожилого соратника с вновь пробудившимся интересом. – Ну и что, оттуда уже небось все стоящее повытаскали?

Исайаб с непроницаемым видом сложил руки на груди.

– Некоторые замурованные отделения и саркофаги выглядят нетронутыми, так что в них вполне могли остаться сокровища. Мы забрались туда через наш старый лаз в Погребении Кошек возле северной стены. Попав в тоннели, мы старались вести себя по возможности тише. Но далеко пройти не удалось: мы встретили Конана, так что стало не до грабежа...

– Да если вы даже нашли там всю царскую казну, так тем более не скажете, – подозрительно проворчал Осгар. – Ладно, дальше-то что?

– Там... действует какая-то странная сила, – сказал Исайаб. – Мы явственно чувствовали ее присутствие. Да и Конан, когда мы на него натолкнулись, выглядел так, будто только что от какой-то пакости еле ноги унес. А от какой – не говорит.

Киммериец смотрел на них с самым невинным видом.

– Там было темно, хоть глаз выколи, и я просто не разобрался, что же это было такое. Могу определенно сказать только одно: мертвые там... как бы это выразиться... спят не очень спокойно. – Он с трудом скрыл прохватившую его дрожь. – Впрочем, ничего такого, с чем не сумел бы справиться хорошо вооруженный отряд!

Осгар кивнул, ему явно было не по себе.

– Охранительные заклятия Хораспеса, вот что это такое, – сказал он. – Ну что ж... еще одна опасность до кучи.

Он не без труда поднялся на ноги, опираясь, как на костыль, на плечо Зефрити, все еще стоявшей подле него на коленях.

– В общем, все сходится на том, чтобы нам забыть к шутам собачьим это мелкое воровство! А если вам, крадунам, так уж неймется, у меня для вас работы достаточно! Скажем, проводить караваны мимо таможен... – Тут Осгар посмотрел на Конана: – Я даже и тебя имею в виду, киммериец. Если научишься уважительно вести себя у меня в доме, так и быть, можешь остаться!

Но Конан только покачал головой:

– У тебя, Осгар, видно, мозги еще не встали на место после трепки, которую я тебе задал. Неужели ты не въезжаешь, что эти тоннели помогут нам осуществить мой первоначальный план? Ограбить Ибнизабову ухоронку?.. – Конан протянул руку, собираясь встряхнуть Осгара, но ванир проворно спрятался от него за Зефрити. – Я сам туда провалился прямо из пирамиды... нельзя, правда, сказать, чтобы мне этого очень хотелось. Так вот, когда царя наконец закопают, найти обратную дорогу не составит большого труда!

Осгар отступил к постели, сел и замотал головой:

– Глупо даже говорить о подобных вещах! Да еще сейчас, когда так процветает торговля! Вы хоть представляете, почем идет набор стальных зубил из Аквилонии? А туранский нефрит?.. А кожа аргосской выделки для такелажа и надсмотрщикам на кнуты?.. Все со страшными пошлинами, которые тем не менее окупаются, даже если их платить! Да я большее состояние накоплю от строительства пирамиды, чем от ее ограбления...

– Ты так уверен? – спросил Конан, запуская руку в поясной кармашек, – жест, заставивший Осгара вздрогнуть и отшатнуться. Впрочем, киммериец извлек наружу не оружие, но медальон, выполненный из сверкающего электрона и сплошь усеянный переливчатыми камнями. – Это из той самой недостроенной гробницы, – сообщил он Осгару. – Я стибрил его из-под наружных повязок мумии одного мелкого чиновника Ибнизаба, который удостоился быть похороненным с избранными... Теперь ты видишь, как там снаряжают последнего слугу! А что будет делаться, когда царь откинет копыта и пирамиду закроют?..

Зефрити выдернула украшение у него из руки:

– Ой, Конан, какая прелесть! Можно я возьму это себе?..

Киммериец кивнул, и стигийка мигом приспособила медальон себе на полуобнаженную грудь и затанцевала по комнате, всячески демонстрируя новую цацку.

– Осгар, Конан прав! Такое добро идет в руки, как же можно им пренебрегать? Обворуем царскую гробницу и сами станем богатыми, как цари!

Мужчины заинтересованно наблюдали за ее ужимками и прыжками. Осгар тоже посмотрел, но скоро опустил голову и с мрачно-отрешенным видом уставился в пол. Он долго сидел так, подперев кулаком подбородок, казалось, в узорах ковра ему представали хитросплетения грядущей судьбы.

– Что ж, у мелких вельмож будет действительно невпроворот таких побрякушек, – сказал он наконец. – Но, насколько я понимаю, царские покои будут заперты как следует...

– Совершенно верно. – Конан опустился против Осгара на резной табурет, скрипнувший под его тяжестью. – Один умный чертежник придумал такое, что нам наверняка никогда не преодолеть, – закупорку из шестидесяти точно притертых камней. Эти камни опускаются, когда срабатывает особый механизм. Его приводят в действие песочные часы. Когда мы строили этот Затвор, я сунул в песочные часы камешек, чтобы песок подольше не сыпался, но получится это или нет – узнать неоткуда. В общем, я предлагаю, чтобы к моменту запирания гробницы мы уже стояли на стреме. Тогда я смогу остановить механизм и Царский Чертог останется незакрытым.

Осгар поднял глаза. Теперь он смотрел на киммерийца с плохо скрытой насмешкой.

– Те знания, которых ты там поднабрался, делают тебя важной птицей. Я бы сказал, даже где-то незаменимой. А вот план твой состоит в основном из длительной разведки и подготовки. И на что тебе понадобилась моя поддержка, хотел бы я знать?.. – Он задумчиво пощупал синяк, вспухавший на скуле. – Ко всему прочему ты ведь, кажется, еще и перестал мне доверять? Странно это как-то, тебе не кажется?.. – Его рука переместилась к подбородку, благо и там все болело. – Чтобы ты не мучился подозрениями, я предлагаю тебе следующее. Я разрешаю тебе брать с собой моих людей и не жалеть средств, какие могут понадобиться при устройстве подкопа. В общем, ты будешь действовать там, а я – сидеть дома и заниматься своими делами. Так тебе, по крайней мере, не придется все время оглядываться через плечо.

Конан хмуро улыбнулся и покачал головой:

– Нет, Осгар, прибереги свои хитрости для кого-нибудь другого. Я хочу, чтобы ты сопровождал меня в каждой вылазке. И Зефрити: девочке по-прежнему нравятся приключения. – Он покосился на молодую женщину и увидел, что она заинтересованно облизывала губы. – Только тогда я буду уверен, что ты снова не вздумаешь продать меня кладбищенской страже.

– Да чтоб ты сдох со своими бесконечными претензиями!.. – вновь взвился Осгар. – Я и так, того гляди, из-за этого дурацкого предприятия потеряю больше, чем любой из вас скопит за всю жизнь!.. – Он обвел взглядом лица наемных помощников: они взирали на него спокойно и терпеливо. – И вообще, я уже почти решился завязать не то что с ограблением могил, но даже и с контрабандой, и зажить как честный содержатель гостиницы!..

Его взгляд остановился на Зефрити. Та стояла в картинной позе с ним рядом. Электроновый медальон уже исчез в складках ее одеяния. Протянув руку, она стала нежно массировать ему лоб.

– Ну что ж... – вздохнул он. – Делать, видно, нечего, так что я с вами. За половинную долю от всего, что мы украдем. И... я очень надеюсь, что вы хоть отдаленно представляете себе опасности, которые нас там подстерегают!

В ту ночь, равно как и в несколько последующих, на постоялом дворе Осгара так и кишела скрытая жизнь, кто-то таинственным образом выходил за ворота и возвращался обратно. По счастью, слугам не только хорошо платили, – они были еще и по уши заняты наплывом многочисленных постояльцев. Наплыв этот происходил из-за продолжавшегося разлива реки, а также из-за небывалого расцвета местной торговли, и был весьма кстати. Если бы слугам было нечего делать, они наверняка догадались бы о небывалой затее. И от одного ужаса непременно настучали бы кладбищенской страже.

Движимые осторожностью, осквернители праха старались держать потайной фонарь и орудия своего ремесла подальше от гостиницы. Они прятали их в заброшенном Погребении Кошек, которое и служило им входом в тоннели. Одна из могил неподалеку, выстроенная как колодец, должна была в случае чего сыграть роль запасного выхода. И надо ли говорить, что делалось все с особой оглядкой. Посещая усыпальницы, воры всякий раз шли туда врозь, по разным дорогам, тщательно подмечая при этом распорядок стражи и поведение часовых.

Позже, спускаясь под землю, они оказывались лицом к лицу со стражей совсем иного рода – такой, которую нельзя было ни вовремя рассмотреть, ни выждать, пока она отвернется. Им не единожды приходилось прятаться в укромных уголках, пропуская безгласные, тихо позвякивающие оружием патрули. И часто касались их слуха отзвуки зубил, грызущих камень где-то далеко под землей. Безымянные жители подземелья продолжали расширять свой лабиринт.

Когда могильники оставались позади и больше не было необходимости соблюдать тишину, воры нередко пускались в яростный спор, обсуждая, что могли собой представлять странные создатели скальных тоннелей. Всех, в частности, живо интересовал вопрос: могли ли эти существа видеть свет? Или они не замечали его точно так же, как не замечали запаха масла и копоти, который источали зашторенные фонари?.. Ни у кого, впрочем, не возникало желания проделать опыт и лично удостовериться в результате. Хотя бы потому, что неведомые создания ходили приличными командами и, судя по звяканью, носили оружие и инструмент.

По мере того как Конан изучал тоннели вблизи осыпи из Ибнизабовой пирамиды и наносил их на карту, ему делалось ясно, что именно эту часть лабиринта подземные жители посещали всего реже. Возможно, потому, что здесь успело уже потрудиться ворье: саркофаги были вскрыты, богатства – вынесены.

Если Осгар не ошибся в догадках и таинственные тоннельщики были личными гробокопателями Хораспеса, грабившими древние захоронения либо для вящего украшения царской гробницы, либо ради личного обогащения пророка, – очевидно, они уже перенесли основные усилия в необозримую, но и менее роскошную часть некрополя, уходившую к подножию холмов. Именно там чаще всего слышался шум, именно туда направлялись сквозь мрак маленькие отряды, которые воры про себя уже называли рабочими командами.

Что же касалось необыкновенной способности странных созданий ориентироваться впотьмах, Азрафель выдвинул следующее предположение:

– Хораспес велел их всех ослепить, как раз затем, чтобы темнота была им домом родным. Я слышал, с утратой зрения остальные чувства приобретают особую остроту... Не удивлюсь, если зараза стигиец пошел еще и на такую жестокость!

Что же касается «непокоя» самих мертвецов, воры ни малейшего тому свидетельства не встречали, а Конан о странном происшествии в нише больше не заговаривал. Ему не хотелось отпугивать подельщиков, расписывая им очередной ужас, от которого у кого угодно затряслись бы поджилки. Кром знал, что Конану и прежде приходилось иметь дело с неупокоенными мертвецами. Наверное, та, с чьей мумией он сражался тогда в коридоре, при жизни была одержимой. Или упырихой, в последний раз пытавшейся присосаться к чужой жизни... В любом случае большинство могил внутри подземных залов стояло пустыми. Иссохшие останки тех, для кого их сооружали, были, видимо, вынесены наружу с мусором. Одним словом, Конан решил, что подобное происшествие навряд ли повторится.

Вот так и шло время. По ночам они спускались в гробницы, а во время дневной жары – спали или по крайней мере отлеживались среди неумолчного гостиничного шума. Конан и Осгар были почти на ножах: они пристально наблюдали один за другим и постоянно грызлись из-за Зефрити. Танцовщице, впрочем, нравилось удвоенное внимание, как и эта грызня. Бывало, она даже провоцировала ссоры, принимаясь ластиться к одному из двоих. Третьей пешкой в ее игре был Азрафель. Конан сразу это понял, хотя с момента его возвращения юному шемиту только и осталось, что обожать ее издалека.

Вечерами Зефрити по-прежнему вовсю танцевала для постояльцев, после чего храбро отправлялась в ночные вылазки вместе с мужчинами. Исайаб, как губка, впитывал любые слухи, которыми обменивались приезжавшие на постоялый двор. Особенно его интересовало все, что касалось здоровья царя и хода строительства пирамиды. И то и другое обстояло самым благоприятным образом – с точки зрения воров, разумеется. Ибнизаб постепенно угасал, и, соответственно, его посмертное прибежище возводилось все более лихорадочными темпами. Другой причиной для спешки было ожидавшееся со дня на день приглашение Хораспесу посетить северных соседей. Тогдашние ирукийские посланники вернулись домой чуть ли не убежденными сторонниками учения Хораспеса – все, за исключением одного, умершего в дороге от скоротечной и весьма изнурительной болезни. Этим умершим был военный посланник. Благочестивые люди верили, что болезнь была ему ниспослана в наказание за святотатственные замечания о пророчествах Хораспеса.

Конан, как мог, навел справки о Хораспесовом подручном Нефрене и был немало обеспокоен, выяснив, что за последнее время не появилось никаких сообщений о полученных им увечьях. Судя по всему, Нефрен был по-прежнему полон странной, неподвижной жизненной силы. Более того, именно о нем-то народ и говорил больше всего. Нефрен, оказывается, весьма отличился, раскрыв гнусный изменнический заговор. Подумать только, какие-то преступники надумали обрушить великую усыпальницу, ослабив ее фундамент в самых важных местах!..

О том, как был раскрыт этот заговор, рассказывали невероятные вещи. Злоумышленник – чужеземец, конечно, скорее всего стигийский подсыл – схватился с Нефреном один на один и в конце концов благополучно погиб в ужасном обвале, который сам же и устраивал на погибель царской гробнице.

Ходили, правда, и еще более темные слухи. Они с некоторой долей вероятности касались некоего капитана дворцовой стражи, а также еще более высоких особ при дворе. Поговаривали, будто советник Хораспес пообещал царю самым тщательным образом во всем разобраться...

Все эти сплетни и досужие пересуды наводили Конана на горестные размышления. В том, что «стигийским подсылом» был он сам, сомневаться не приходилось. Как и в том, что его побег хитроумно использовали для объяснения неполадок в строительстве и еще для того, чтобы возбудить воинственные настроения при дворе. Он выжил – и тем самым подставил под удар царевну Эфрит. Она, конечно, ни в коем случае не была невинным ребенком – точно так же, как и все, делала хитрые ходы и строила планы. Тем не менее он был ей кое-чем обязан и сам отлично это понимал. Последнее время царевна все чаще занимала его мысли.

Еще его очень беспокоил вопрос, насколько все же серьезно ему удалось ранить Нефрена. Он ведь хорошо пырнул его ножичком – тут уж никак не могло быть ошибки даже при неверном свете, даже под угрозой близкого обвала. Но может быть, у Нефрена оказалось на брюхе что-то вроде защитного жилета, набитого песком?.. Или кинжал угодил в мешочек с травами и душистыми солями, какие носят на поясе, чтобы не подпустить к себе хворь?..

Нет, тут было что-то не то. Кинжал вошел будь здоров как глубоко – в этом Конан был абсолютно уверен. Значит, опять колдовство. И достаточно могущественное, чтобы надежно защитить Нефрена – человека или не человека?.. – от клинка, направляемого умелой рукой!

Короче говоря, городские новости, а того паче выводы, которые можно было из них сделать, свидетельствовали: чем меньше Конан будет попадаться на глаза посторонним, тем лучше. К тому же большинство абеддрахцев было вполне уверено в его гибели. Как еще истолкуют его неожиданное воскрешение! Не посчитают ли его за черное чудо?..

Однажды вечером Конану здорово подфартило. Осгару понадобилось срочно отлучиться из гостиницы. Несмотря на поздний час, у него была назначена с каким-то купцом неотложная встреча. Ванир сразу потребовал, чтобы Азрафель пошел с ним. Хорошо было бы захватить с собой Конана и Зефрити, но не удалось. Конан пойти не мог, поскольку не должен был мозолить глаза абеддрахцам, а у Зефрити как раз подходил час ежевечернего представления. Так и пришлось Осгару оставить их дома. Он ушел вдвоем с юным шемитом, ругаясь на чем свет стоит и чувствуя себя уязвленным в самую душу. И конечно же, когда Зефрити кончила танцевать, Конан уже ждал девушку в ее комнате, готовый помочь освободиться от украшений и слишком жарких, стесняющих движения одежд.

Они сполна, не торопясь, насладились друг другом. Потом Конан стал расспрашивать танцовщицу о ее юности, проведенной в Стигии:

– Ты что-нибудь слышала про Хораспеса, пока жила дома? Что-то он, по-моему, малость бледнокож для стигийца...

– Говорят, он был когда-то рабом, – отвечала Зефрити. – Я слышала, его привезли в Птейон маленьким ребенком откуда-то с севера... Наверное, из Коринфии... – Зефрити сладко вытянулась на своем ложе, которое после той памятной первой драки между Конаном и Осгаром едва удалось починить. С тех пор постель нещадно скрипела. – Если честно, – продолжала танцовщица, – то, что я знаю о нем, не с тех времен. Тогда я была совсем юна и интересовалась не интригами власть имущих, а совсем иным... – Она многозначительно улыбнулась Конану и, протянув руку, погладила его волосы. – Зато я кое-что слышала из того, о чем перешептываются здесь, в Абеддрахе, выходцы с юга. Знаешь, даже у его бывших соотечественников к нему никакого доверия!

Почему он оказался в изгнании, никто толком не знает. Хотя, с другой стороны, кто может быть в чем-то уверен, когда дело касается жречества? Поговаривают, он был уж слишком властолюбив. И хорошо умел приспособить свои богословские построения к тому, чтобы рассорить противников, ослабить их – и потом подмять под себя. Еще говорят, он и тогда уже проповедовал воскресение и вечную жизнь. И делал это в самых что ни есть дерзких, пугающих выражениях.

Он всю дорогу был очень хитер и к тому же опытен в магии. Но несколько не рассчитал своих сил, бросив вызов религии, существующей уже не первую тысячу лет. Старшие жрецы отвергли его и отрешили от сана. А потом и вовсе двинули войско против подвластных ему храмовых владений в восточных холмах... Это на другом берегу, несколько выше по течению. Но до конца разбить его, насколько я знаю, не удалось даже тогда... – Зефрити подтянула простыню, закрывая бочок от случайного сквозняка. – О битве ходили всевозможные слухи: якобы стигийское войско понесло гораздо большие потери, чем войско сторонников Хораспеса... – Девушка передернула плечами, словно подчеркивая свою полную непричастность к правомерности или ложности этого сообщения. – Все-таки его вынудили сесть в лодку и уплыть по течению сюда, в Абеддрах. А теперь похоже на то, что этот город становится маловат для его властолюбия...

– Ну, а что говорили о его стигийских приверженцах? Небось, всех поубивали? Стигийское войско, насколько я знаю, шуток не шутит...

– Когда он явился сюда, с ним был только Нефрен и еще несколько слуг, – сказала Зефрити. – Но люди, опять же, болтали разное... – Она натянула покрывало на смуглые плечи и прижалась к Конану. – Осгар тогда занимался речной торговлей. Так вот, он слышал, будто по ночам восточнее города разгружались какие-то баржи. Он взял с собой нескольких своих головорезов и отправился на разведку, решив, что кто-то, верно, решил соперничать с ним в его деле. Он вправду увидел эти баржи, но никаких грузов они не заметили. На берег выходили только люди. Стигийцы, и притом какие-то заморенные, полуживые от голода. Мне сам Осгар об этом рассказывал. Опять же по слухам, это были люди Хораспеса. Я думаю, он сделал из них своих личных бальзамировщиков и строителей усыпальницы...

– Или тех невидимок, от которых мы каждую ночь шарахаемся в подземельях, – проворчал киммериец. – Да, веселенькая история. Надо будет Осгара поподробнее расспросить. Хотя, если я вздумаю упомянуть при нем твое имя, он же на меня опять с кулаками полезет...

– Ну полезет, и что?.. – промурлыкала Зефрити, вытягиваясь подле него гибким телом. – Мужества в тебе в два раза больше, чем у него.

– Это верно, бояться я его не боюсь, – сказал Конан. – Только все равно лучше мне уйти, пока он назад не приперся. – Конан сел на постели и принялся одеваться. – Мы ведь занялись таким делом, где все зависит от того, насколько хорошо мы споемся. Так что окончательная разборка с Осгаром пускай пока подождет...

Ванир, похоже, был настроен не менее решительно. Зефрити, конечно, не упустила случая подразнить его, кстати и некстати переводя разговор на Конана, – но никакого выяснения отношений так и не воспоследовало. В ту ночь и в последующие осквернители праха продвинулись в своих исследованиях подземелий дальше обычного. А время, не занятое работой и сном, было посвящено приведению в порядок накопленного опыта и уточнению плана.

Исследуя тоннели, проходившие непосредственно под великой гробницей, они нащупали не менее полудюжины возможных подходов к сокровищам – включая и тот оползень, в который угодил Конан. Это место, как и другие ему подобные, были, конечно, по свежим следам заполнены камнем и замазаны известью. Наверное, с той стороны все выглядело – не придраться, но они-то видели, что на самом деле работа была поспешной и грубой.

Еще они видели, что снизу эти ненадежные «заплаты» были подперты прочными крепями.

– Так, значит, вся неприступность Ибнизабовой гробницы – чистой воды чмо!.. – сказал Азрафель, когда они возвратились в спокойствие и безопасность гостиницы. – Сплошная показуха, и только! Сверху – крепость, а снизу кому не лень пальцем ткни – и дырку проткнет!

– Похоже, по мысли Хораспеса, для охраны фундамента вполне достаточно его заклятий, – сказал Исайаб, со значением посмотрев на подельщиков. – И как знать! Не оказались бы они еще покрепче каменных стен!.. И долговечнее... Мы ведь на самом-то деле с ними как следует еще и не сталкивались!

– Кем бы ни были наши неведомые тоннельщики, они так же заботятся о предотвращении оползней, как и те, что работают сверху, – заметил Осгар. – Наверное, хотят сохранить свое присутствие в тайне!

Однако им попадались и некоторые признаки, так сказать, взаимообмена между миром нижним и верхним. Кое-где возле «заплат» громоздились кучи булыжников, по которым легко было взобраться к самым тонким местам разделяющих стен, – как бы специально затем, чтобы в случае чего легко нарушить границу. В одном таком месте могильные воры обнаружили даже... прямоугольную каменную плиту, посаженную на петли! Со стороны подземелий ее подпирал камень; когда его отвалили, дверь открылась, и фонарь осветил внутренние коридоры пирамиды. Вот он, вход! Готовенький!..

В ту ночь осквернители праха не посмели углубиться внутрь гробницы. Но обратно из подземелий выбирались в таком восторге, что надлежащее молчание и тишину едва-едва удалось соблюсти. На ближних подступах к гостинице они вполне могли бы сойти за компанию пьяных гуляк: все шли в обнимку и весело шумели, как во хмелю. А добравшись домой, встретили утро за пенящимися кружками. И когда Зефрити исполнила для них Танец Победы, ее встретил хор приветственных криков.

Спать, естественно, никому не хотелось, и Осгар позвал всех в свою комнату для окончательного уточнения планов.

– Даже и не знаю, что нам еще остается делать, кроме как ждать, чтобы проклятый тиран наконец окочурился! – заявил Азрафель. – В день его похорон мы спрячемся в подземелье. А когда внесут все сокровища и запечатают наружную дверь – вот тут-то мы влезем внутрь и унесем что душа пожелает. Всего-то делов!

– Тоже мне сказал: «унесем»! А остальное что, там лежать оставайся? – возмутилась Зефрити. – Нет уж, будем ходить день за днем, а если понадобится – неделя за неделей! Перетащим богатства в одну из старых гробниц – а потом уже и домой, потихонечку, не торопясь...

– Ну и налетим однажды на паршивых тоннельщиков, – тряхнув черной гривой, умерил Конан их прыть. – Спорю на что угодно, они сами носятся с мыслями о том, как бы ограбить царскую усыпальницу. И очень похоже, Хораспес у них за старшего. Наш единственный шанс – это опередить их! Я считаю, нам надо будет пойти туда один раз и как следует, не очень рассчитывая, что удастся наведаться еще. – И он повернулся к Осгару. – Как, сумеешь найти нам в компанию несколько способных воров, готовых рискнуть головой?

– Возможно, возможно, – отмахнулся Осгар. – Давайте, однако, не будем говорить «гоп»! Что нам сейчас больше всего надо – это как следует знать расположение коридоров, а то будем потом ползать по ним в поисках сокровищ, точно слепые котята! – И он хмуро посмотрел на Конана. – Я совсем не собираюсь полностью полагаться на то, что ты будто бы помнишь расположение подземелий и якобы способен распечатать Царский Чертог. Надо сходить по крайней мере еще разок и как следует все разведать, чтобы в последний момент не попасть впросак! – Он допил свой кувшин и со стуком поставил его на стол. – Вот сегодня и прогуляемся. Зачем откладывать?..