Падре Луис добрался до общины библейским способом: на попутном ослике, а с отросшей бородкой и волосами вообще походил на Христа, невзирая на превышение канонического тридцатитрехлетнего возраста. Работа ему нашлась сразу — отпевать убитых, женщину и мальчика.
Продолжать стройку без прикрытия Гевара не рискнул и отослал часть партизан за пулеметы, следить за небом. Когда поставили на место последнюю обрешетку крыши, на горы рухнула ночь и традиционное угощение для участников прошло во мраке, без особой радости. Да и какая радость, когда тут похороны.
В лагерь они вернулись знакомой тропой только к полуночи.
— У меня к вам просьба, дети мои, — начал утром иезуит. — Мы собираем в Кочабамбе священников, близких к нам по духу на небольшую конференцию, в колледже нашего ордена.
Вася и Че переглянулись:
— А чем можем помочь мы?
— Вот, посмотрите, — священник подал несколько листов, вынутых из кармана.
Команданте приняли их, вчитались в неярком свете керосиновых фонарей, обменялись, касик поднял глаза от корявых строчек:
— И давно?
— С той поры, как меня назначили ректором при отце-провинциале Боливии.
Иезуиты договор насчет доли от золотых статуэток выполнили, назначив отца Луиса распоряжаться финансами провинции, то есть подразделения ордена на всей территории страны. Вася-то замахивался пропихнуть падре на должность провинциала, но и так неплохо вышло. И вот, оказывается, красному попу, как его обозвал Фидель, идут письма с угрозами.
— Многим приходят похожие, но мы не обращаем внимания, когда это касается одного человека, но у нас же приедут гости, не хотелось бы подвергать их опасности. Тем более, дети мои, приедут два епископа из Бразилии!
— Вы хотите охрану, правильно? — Че выудил свой блокнот и приготовился записывать.
— Да, хорошо бы сделать это негласно.
— Вы сможете поселить наших людей в колледже?
— Да, мы размещаем приехавших, будет нетрудно добавить еще несколько человек.
Уже после того, как они обсудили все детали и Гевара ушел раздавать указания, Вася не преминул спросить:
— А за чей счет они все добираются до Кочабамбы?
— За счет инков, сын мой, — широко улыбнулся Эспиналь, — это все твои статуэтки. И вот, возьми еще, это предварительная программа встречи.
— А что же вы сразу ее не отдали?
— Побоялся, что твой друг начнет спорить. Он же все-таки коммунист.
Утром падре отправили в город — до общины его проводили трое герильерос, малакку подсадил его на тележку до «райцентра», а уж там всегда стояли наготове два-три джипа. Закончив с ежедневными делами, тренировками и занятиями, Вася наконец добрался до записей иезуита.
На взгляд человека XXI века программа, как программа — синтез христианских заповедей и марксистского понимания истории и экономики. Разве что без педалирования классовой борьбы, с основным упором на духовные методы. Типа «не греши» в широком смысле — не воруй не только кошельки, но и сверхдоходы не присваивай. О национализациях и приватизациях ни слова, о борьбе с засильем США тоже. Надо полагать, падре не рискнул вставить сомнительные пункты, но и так получалось неплохо. Главной проблемой названа бедность, и сквозь все предлагаемые меры по борьбе с ней, как шило из мешка, выпирала необходимость социальных изменений.
О чем и сказал Че, прочитав листки Луиса.
— Хотелось бы, конечно, пару слов про индустриализацию, но странно ожидать такого от попов.
— Зачем тебе сейчас индустриализация? — ну вот в самом деле, тут всего пара тысяч партизан по горам бегает, а ты про развитие промышленности на континенте!
— О, пойдем-ка, chico, устрою тебе небольшую лекцию по политэкономии.
На нее заодно собрали и всех доступных партизан и командиров и за полтора часа Гевара выдал расклады.
— Наша беда, всей Латинской Америки, в том, что мы — сырьевой придаток, а каждый экономист знает, что прибыль тем выше, чем выше степень передела продукта, — начал Че, используя сигару, как указку. — Концентрат стоит дороже руды, металл дороже концентрата, изделия дороже металла и так далее. То есть мы трудимся даже больше, чем в промышленных странах, но денег получаем меньше.
Кроме того, экспорт сырья из Латинской Америки возможен только по морю, а морские торговые пути контролируют империалисты — США и Великобритания. И не всегда военной силой, а все больше и больше условиями страхования, требованиями к судам, собственным тоннажем и другими с первого взгляда экономическими методами. Перекроют море — и куда девать добытое? Или уронят цены, благо Латинская Америка не является монополистом ни на один из видов сырья. Был период, когда все держалось на чилийской селитре, но тогда англичане и американцы скупили все подряд, повязали Чили кредитами, да еще и натравили на Перу, чтобы собрать все месторождения под одной крышей.
Сырьевой путь, каким бы сырье ни было — каучук, селитра, мясо, зерно, олово, медь — это путь, который привел к разделам Польши, к ничтожеству Китая в начале XX века, к балканскому тупику, к падению Османской империи и прочая, прочая, прочая… Россия шла к той же пропасти и только благодаря bolchevique и Jose Stalin удалось свернуть на промышленный путь.
Конечно, экспорт сырья приносит прибыли компрадорской буржуазии, но, как ни странно, колоссальные деньги, падающие в лапы местной элиты во время каучуковой или какой еще лихорадки, только подтверждают необходимость социального переустройства. Полученные от краткострочных ажиотажных цен на сырье средства нувориши предпочли пустить на дорогостоящую фигню, а не вложить в развитие — точно так же, как большинство русских terrateniente проматывало выкупные платежи или доходы с поместий. Сырьевой менталитет в чистом виде — «мужики еще накопают».
Вокруг компрадоров неизбежно складываются авторитарные режимы, обслуживающие их интересы — точно так же, как обслуживают интересы элиты наши «интеллектуалы», за миску чечевичной похлебки готовые доказать, что именно сырьевая политика ведет к процветанию, а стоящий на ее страже генерал-президент суть величайший герой нации. Но еще немного и Латинскую Америку сожрут более умные и развитые, в стае хищников иначе не бывает. Так что сырьевые экономики — это однозначно травоядные жертвы.
— Именно поэтому наша стратегическая цель это индустриализация! — Гевара впечатал окурок в консервную банку. — Даже если мы скинем диктаторские режимы, сама структура экономики будет тащить нас вниз, на дно, а промышленно развитые страны будут выкачивать из Латинской Америки ресурсы.
— А как насчет помощи Советского Союза?
— Она нужна, но при этом необходимо помнить, что СССР — тоже промышленная держава и будет точно так же выкачивать ресурсы в силу «разницы потенциалов».
Воспоминания о родине не давали Васе заснуть после лекции. Ворочаясь на узенькой койке он перебирал «сырьевых магнатов» и находил много горькой истины в словах Че. История позднего СССР вроде бы изобиловала розданными направо и налево кредитами, но это то, что выпячивали наружу, а вот что получил Советский Союз взамен, как-то затушевывалось.
Ну и ладно, значит, надо будет играть на противоречиях между СССР и капстранами, между Англией и Францией, между Японией и США.
Образование, социальная справедливость и промышленное развитие, как-то так. С этими мыслями он, наконец, заснул.
Платок Майкла промок буквально через десять минут после того, как они вышли из машины у аэропорта Токумен. Чернявый толстяк злобно фыркал и утирался каждую секунду.
«Интересно, сколько он еще продержится, прежде чем потребует выпить» — свое иронично-презрительное отношение Фрэнк прятал за как всегда безупречными манерами и каменный выражением лица.
— Это невыносимо! Где в этом чертовом сарае бар?
«Тридцать секунд».
Трехэтажное здание терминала, увенчанное диспетчерской вышкой, изнутри действительно напоминало сарай, в основном благодаря двускатной крыше, лежащей на открытых взору деревянных балках. Высокий такой трехэтажный сарай, прямо как амбары в родном Коннектикуте. Где сейчас не девяносто градусов[62], а максимум шестьдесят, да и влажность куда меньше.
— Двойной виски и… мохито, Фрэнк?
— Мохито, — кивнул сухопарый. — И тебе рекомендую, виски для этого климата совсем не годится.
— Я не могу выносить эту жару трезвым, а мохито меня не пробирает.
Белозубый метис-бармен совершил все необходимые манипуляции и выставил перед американцами два стакана — высокий и низкий.
— Надо написать в Госдеп, пусть в рамках помощи пробьют установку в терминале кондиционеров, — выдохнул Майкл после первого глотка, — от этих вентиляторов никакого толку.
«Давно ли ты выбрался из своего итальянского квартала, где и слова-то „кондиционер“ не знали».
— Через несколько часов ты будешь мерзнуть в Ла-Пасе.
— Надеюсь, я там не застряну надолго.
«Надейся».
Фрэнк тогда всего лишь на пару часов затянул отправку сообщения, да и составил его в таких выражениях, что боливийские контакты восприняли это как просьбу, а не приказ «срочно и неукоснительно». Но Майкл влез на узел связи сам и принялся пинать исполнителей, да так, что они разминулись с фигурантом всего на полчаса, чуть было не поменяв ход событий в Боливии. На которую, в сущности, Фрэнку было насрать — в этом глухом углу могут хоть коммунизм строить, деваться им все равно некуда, кругом проамериканские режимы, а потенциала на расширение у Боливии нет. Ему вообще был непонятен иррациональный страх американского истеблишмента перед Че Геварой, чья слава держалась все больше на статьях восторженных журналистов. С коммунистами не надо бороться в лоб, надо всего лишь дать им возможность наделать ошибок самим, как это сейчас происходит в Китае, Чехословакии или даже в кажущемся непоколебимым Советском Союзе. Тем более Че и его партизаны далеко, а этот чертов итальянский выскочка сидит и воняет потом на соседнем стуле. Вот и пусть едет к своим католикам, быстрее друг друга поймут — для Фрэнка, истинного WASP[63] Майкл в качестве начальника был кошмаром, в качестве равного с трудом терпим, а в идеале хорошо бы его сделать подчиненным и заслать куда подальше. Впрочем, со второй частью плана все понемногу складывается.
А вот с первой… Если Майклу удастся организовать и обучить сельские отряды рондас, да еще слить их с парамилитарес БСФ в одну структуру, при том, что ему переданы на связь все контакты в боливийской армии, он вполне может устроить там переворот и задушить партизан. В конце концов, он отлично справлялся с делом даже зеленым юнцом, тогда, на Сицилии и в Калабрии. И если он снова всплывет, то сядет на шею, загребая под себя все, что наработал Фрэнк за долгие годы, начиная со службы в Корпусе мира.
— Джентльмены, — к ним подошла симпатичная девушка в форме стюардессы, — вы на рейс Хьюстон-Мехико-Панама-Лима-Сантьяго?
«Я — нет».
— Да, я лечу в Лиму, — развернулся на стуле Майкл.
— Прошу пройти на посадку.
Майкл подхватил портфель и поспешил за красоткой, отдуваясь и отфыркиваясь. Фрэнк стоял на балконе терминала, наблюдая, как маленькая группа пассажиров идет за стюардессой к самолету в ливрее PanAm, поднимаются в салон, как за ними закрывают дверь и как персонал аэропорта откатывает трап. Только убедившись, что самолет вырулил на взлетку, взревел и понесся вдаль, Фрэнк покинул балкон терминала и спустился вниз, к автомашине с кондиционером.
Штабные, как и положено штабным, склонились над картой, на которой вымерял расстояния Хоакин.
— Получается, что у нас одновременно пять целей, — буркнул Римак из заднего ряда.
— Да. Кочабамба, Оруро, Потоси, Сукре и Вальегранде, — карандаш Хоакина прошелся по точкам.
— А Ла-Пас и Санта-Крус? — уточнил Че.
— Они далеко, оттуда не дотягиваются.
— Ну с Кочабамбой и Сукре я проблем не вижу, места знакомые…
— Вот снимки Оруро и Потоси, — Антонио вывалил на стол две пачки фотографий, немедленно расхватанных штабными.
— А что насчет Вальегранде?
— Большой сюрприз! — объявил Вася и, высунувшись наружу, дважды свистнул.
Штабные с удивлением смотрели, как из жилой ниши касика, откинув полог, вышел человек небольшого роста, с замотанным банданой лицом, и легким шагом двинулся к штабному навесу.
— Salud! — приветствовал он всех собравшихся.
— Это что еще за шутки?
— Я же сказал — сюрприз!
Гость, очевидно скалясь во все зубы под повязкой, с удовольствием наблюдал за сценой, а потом не торопясь развязал бандану.
— Твою маманю!!!
Римак и Катари кинулись обнимать пропажу, Искай и Вася довольно улыбались.
— Та-ак, — протянул Антонио, — почему я ничего не знаю?
— Вот именно, — зловеще уставился на него Че, — почему ты ничего не знаешь?
— Все в порядке, это моя операция, — примирительно поднял ладони Вася и обратился к Мамани: — Выкладывай.
На столе рядом с фотографиями появились набросанные от руки кроки.
— Вальегранде. Расстояния промерял шагами, — пояснил Мамани, — вот склад горючего, вот стоянки, вот дом охраны. Постоянного состава нет, обычно один-два дежурных, живут вот здесь.
— Значит, танки на аэродроме, chico? — поднял голову Гевара.
— На аэродромах, abuelito.
— А у нас пупок не развяжется?
— С чего вдруг? Мы же не собираемся захватывать города. Налет, поджог, подрыв и отход. Ты посмотри, нигде даже ограждения взлетки нету!
Вася выложил расчеты: на самый большой аэродром в Кочабамбе нужно максимум пятьдесят бойцов (при условии, что они займут свои позиции скрытно), на Вальегранде от силы десяток, на все пять целей всего полторы сотни. Часть из разведчиков Иская, часть из местных ячеек Гильена, часть с гор, где уже сейчас почти полторы тысячи бойцов.
— Я вот чего боюсь, — постучал пальцем по карте Антонио, — слишком большой размах, где-нибудь да проколемся. А контрразведка после Сукре и Тараты пуганая, на любой шорох набегает. Надо бы операцию прикрытия.
— Железные дороги, — влез Римак, — и склады.
— Тебе бы только склады, — фыркнул Че.
— Ну и думайте тогда сами.
— Он прав, — поддержал своего соратника Вася. — Продемонстрировать интерес к железной дороге, пусть они нас там ловят.
Антонио тут же принялся отмечать прямо на карте места, где нужно будет обозначить присутствие, а Вася воспользовался поводом и еще раз надавил на Че с присылкой офицеров — планируем на коленке, как не в XX веке живем. Полторы тысячи народу — это по местным меркам почти дивизия, а ни у кого нет опыта командования больше, чем усиленной ротой. Ну ладно офицер-оператор, сейчас партизаны действуют небольшими группами, так что этого уровня пока хватает, но вот именно что пока. А с контрразведкой вообще швах — сеть разрастается, причем и на другие страны, уже было несколько болезненных провалов, когда DIC накрыл две подпольные группы, в Ла-Пасе и Тарихе, с арестами и гибелью товарищей. Да и вся история с предательством Саури в ту же кассу. Ведь вполне можно было пресечь и даже навязать DIC свою игру, а так пришлось ограничится многочасовыми допросами. Инти устроил показательный процесс, с судьей, прокурором, адвокатом, присяжными — в своем отряде Саури уважали, вот этим ребятам в первую голову и показали, что происходило у них под носом. В итоге все равно расстреляли.
Нет, кое-какие улучшения есть, не зря Габриэль с Антонио бьются, как в стену — Че перестал вести дневник, теперь все записи только кодом в журналы боевых действий, никаких «наш человек из Лагунильяса» или «приезжала Таня». Она, кстати, тоже попритихла, ездит по стране в «этнографические экспедиции», общается на самом верху, пару раз протащила Монику на интересные вечеринки. Глядишь, коли так дальше пойдет, из Тани получится правильная подпольщица.
— Последний на сегодня вопрос. Уани Мока Моралес.
Касик наморщил лоб — явно кечуа, надо вспомнить… да, как раз в главном лагере, пулеметчик… А! Так это тот самый парень, что свалил самолет! Расчет базуки наградили, второй номер при пулемете получил новые ботинки, а вот Уани от наград отказывался.
— Чего не предложим — ничего ему не нужно, — сетовал Римак.
— Эй, abuelito, — заметил касик задравшийся рукав Гевары, — а подари ему свои часы.
Че поправил манжету, скрыв свой «ролекс» от общественности.
— Свой не отдам, а вот привезти такой же можно.
— Вы бы лучше у самого героя спросили, — подал резонную мысль Инти.
— Точно! — воспрял Че. — Совсем замотались, даже в голову не пришло! Давай его сюда.
Желание награждаемого оказалось несколько неожиданным — отпуск на месяц с целью женитьбы. С одной стороны, отпуска давать полезно, не все же бойцам по горам мыкаться, но с другой представить себе, что десять-двадцать-тридцать герильерос выйдут из-под крыши «свободной зоны» и окажутся в прямой досягаемости разведки противника…
Отпуск порешили дать, но поручили Антонио натаскать героя, чтобы ни-ни насчет подвигов и партизанщины, а прикидывался шахтером.
— Ладно, — прихлопнул ладонью Гевара карты, фото и чертежи на столе, — на сегодня все, завтра с утра выходим тремя группами.
Вася зашел под полог своей жилой ниши, чтобы перед сном подготовить и собрать имущество.
Первым делом он снял немецкие горные ботинки и проверил все набойки на подошве, сгибы и шнурки — не потерялись ли, нет ли трещин, не рвутся ли? Смазал кожу специально вытопленным жиром и отставил башмаки в уголок. Вязаные носки, чистое белье, форма… форму хорошо бы постирать. Значит, эту оставить и взять новую, надеванную всего три раза. Штаны, рубаха — Вася срезал торчащую нитку и отложил одежду на табуретку. Сверху легли стеганые и подшитые кожей наколенники, тонкий и необычайно теплый свитер из шерсти викуньи, подарок общины Хиньял, добытая в Парагвае английская десантная куртка, черная бандана, коричневая шапка-чульо такой плотной вязки, что сквозь нее не проходила вода, и такого же цвета пончо. Надел, просмотрел, смазал тем же жиром и снял перчатки в пол-пальца — никакие не тактические, а самые обыкновенные, просто из хорошей кожи. Над Васей из-за них посмеивались, но понемногу и сами перенимали такую привычку. Еще хорошо бы внедрить привычку носить вышитый ярлычок с группой крови, но с этим пока проблемы.
Дальше касик проверил брезентовый проклепанный пояс с плечевыми ремнями и подсумками — для набитых магазинов к пистолету и карабину, для патронов россыпью, для гранат, для индпакета и аптечки — вынимал содержимое, осматривал и укладывал обратно. Вздохнул, что нет пока личной рации, «моторолы» в Повстанческой армии считают поштучно и выдают только для боевых операций. Ничего, все впереди, в идеале все командиры от отделения и выше должны получить связь. Зато есть бинокль в желтом кожаном футляре и отличный Ka-Bar[64] в черных ножнах с вшитым огнивом.
Коробочка с иголками-нитками ушла в карман рюкзака, где она жила все время — еще ни разу Васе не доводилось ей воспользоваться, все его попытки зашить дырку или пришить пуговицу немедля пресекались ближайшей женщиной. Не касиково дело, понимаете ли.
Компас, карта, блокнот и карандаши, непременные принадлежности командира. Хороший фонарь — Вася раскрыл его и лизнул батарейки, проверяя заряд. Язык изрядно кольнуло, значит, все в порядке. Мыльно-рыльные — кусок мыла, зубная щетка, полотенце и зеркальце. Бриться в походе никто не бреется, но зеркальцем и сигналы подавать можно.
Фляга. Надо будет утром набрать свежей воды. Жаль, нет в обиходе пластиковых бутылок — кинуть в рюкзак про запас, а то в горах разные места бывают, можно и сутки и двое без источников мотаться. Собственно НЗ — галеты, мешочек с обезвоженным картофелем, завернутые в тряпочку чорки из говядины, плитка шоколада, маленькая жестянка чая из муньи, горной мяты. Котелок, кружка, ложка.
Каждый предмет касик вынимал, внимательно проверял, при необходимости протирал, даже поймал себя на мысли, когда потряс коробок, засунутый в презерватив — а чего спички не пересчитал? Вон, веревку-то перемотал на локте и прикинул длину. Потом уложил все так, чтобы ничего не гремело — либо заворачивал одно в другое, либо прихватывал специально добытыми для него в городе резинками.
Упаковав рюкзак, он на всякий случай осмотрел вычищенное еще с утра оружие — карабин, к которому он приделал подобие трехточечного ремня, и М1911 в кобуре со страховочной лямкой.
Осталось завести часы, не такие понтовые, как у Че, но вполне приличный «навиметр» — летные часы от Брейтлингов еще не стали крайне модными и пока ходили в статусе утилитарных, но высокоточных.
Все, сборы окончены, Вася готов отправится в гости к дедушке.