Кольцо зла

Глава 9 Лето 1405 г. Сьерра-Невада – Кадис. Ансельм Лошадник

…точку!

Раничев расхохотался и подхлестнул коня.

От «крокодилов» избавились в лагере славных кабальеров графа Ортеги. О, какой фурор там произвело триумфальное появление «дона Хуана»! Они лично вел под уздцы лошадей с пленными маврами, Ансельм Лошадник предпочитал держаться позади. Он же и договорился с маркитантами о продаже пленников, получив недурные деньги. Хотя, конечно, можно было бы и больше, но для этого пришлось бы лично выходить на банду торговцев людьми из Калатравы, а ни Раничев, ни Ансельм не хотели терять времени. Раничев – понятно почему, да и у Ансельма были какие-то свои планы.

Сильнее всего обрадовался возвращению своего господина Аникей – прямо чуть не бросился с поцелуями, все кланялся да причитал:

– Господи, Господи, радость-то какая!

Парень давно уже носил местное платье – узкие штаны и надевавшуюся через голову шерстяную крестьянскую тунику, подпоясанную кожаным, с металлическими бляшками, поясом, за которым воинственно топорщился кинжал. Только сапоги зачем-то оставил свои – красные, узконосые, щегольские – и не жарко же было!

– Эй, дон Хуан! – Раничев оглянулся – его знакомец, молодой дон Ромеро, уже тащил к шатру большой кувшин.

– Выпьем, – подойдя ближе, предложил кабальеро. – Помянем дона Луиса и твоего слугу.

– Вообще – всех павших, – кивнул Иван и, обернувшись к слуге, прошептал: – Найдешь Ансельма… ну, того, Лохматого… Глаз с него не спускай!

Аникей молча поклонился и скрылся за кустами.

Раничев и дон Ромеро выпили, заговорили – кабальеро с интересом расспрашивал о том, как Ивану удалось перехитрить мавров, заразительно смеялся, чем привлек внимание еще нескольких идальго, живо сгруппировавшихся вокруг рассказчика.

– Э-э, – смеялись рыцари. – Как ты их, дон Хуан!

– Что-то грустно нынче здесь у вас, – закончив рассказ, посетовал Раничев. – И людей вроде бы мало стало, и в кости никто не играет. Что, Португалец не появлялся?

– Не появлялся, – отозвался молодой кабальеро в погнутом панцире и берете с петушиными перьями. – Видно, струсил с нами играть.

– Да и что ему тут делать? – усмехнулся дон Ромеро. – Не сегодня-завтра кампания закончится.

– Что? – удивился Иван. – Уже победили всех мавров?

– Не в том дело, – молодой идальго покривился. – Видишь ли, наш король Энрике договорился с гранадским эмиром о перемирии, а всех рыцарей графа Ортеги позвал на пир, в Толедо! Некоторые уже уехали, да и мы скоро двинем. Радуйся, дон Хуан, скоро будешь пировать с его величеством корлем Кастилии, Астурии и Леона.

– А также – Андалузии и Эстремадуры, – дополнил кто-то. – Эх, и знатный же будет пир! А потом – охота!

– Слава королю Энрике!

– Слава!

– Что ж, – тихо пробормотал Раничев. – Увидеться с королем, наверное, здорово и полезно, да только есть еще другие дела. Более важные.

В теплой компании кабальерос Иван просидели-таки до вечера, неспешно попивая вино и слушая хвастливые россказни идальго. Сверкая сапогами, несколько раз прибегал Аникей – кратко докладывал об Ансельме. Тот шептался о чем-то с маркитантами, тоже готовившимися к отъезду.

– О чем шептался, не вызнал? – Раничев обернулся к слуге.

– Да все о каких-то лошадях…

– О лошадях? – удивился Иван. – Мы же, кажется, своих уже пристроили. Ну иди, следи дальше. Ежели что…

– Понял, господине, – Аникей умчался.

Раничев продолжал пировать, слабенькое вино совсем не брало его – вот если б водка! – а юные кабальерос уже изрядно поднабрались, кто-то, отвалившись, спал, кто тупо смеялся, кто пытался запеть песню, а кое-кто и хватал друг друга за грудки. Иван, не церемонясь, успокоил нахалов – его здесь побаивались и уважали – и посмотрел в темнеющее небо. Что-то Аникей долго не показывался.

Раничев поднялся на ноги – а вино-то оказалось коварным, шатало – осмотрелся, прислушался. За кустами, у маркитантов, слышался приглушенный говор, изредка прерываемый конским ржанием. Иван направился туда – торговцы как раз подтаскивали к лошадям тюки – чтобы не возиться лишний раз утром.

Раничев подошел к ним:

– Эй, парни, Аникея, слуги моего, не видали?

– Анни Красные сапоги? Как же, крутился тут с утра. Куда делся? А Бог его знает…

– А Ансельм Лошадник? Он где?

– Был здесь. С утра собирался с нами в город.

– А один не мог уехать?

– Ночью-то? Вряд ли. Да и ни к чему ему – уж больно хотел встретиться с нашим друзьями из Калатравы.

Торговцы засмеялись.

– Странно, – отойдя, пожал плечами Иван. – И где ж их обоих носит?

Он вышел на тропинку, ту самую, по которой когда-то пробирался вслед за Ансельмом, и, сделав несколько шагов, нос к носу столкнулся с вылетевшим из-за кустов Аникеем.

– О господине! Лохматый зачем-то ходил на поляну, на ту, где такой раскидистый вяз. Я за ним не пошел – он часто оглядывался – дожидался в лесочке.

– Так Лошадник никуда не пошел дальше?

– Нет. Уже возвращается обратно, потому я и бегу. Злой.

– С чего это ты злой?

– Не я – Лохматый.

Из-за кустов и впрямь донеслись гнусные ругательства. Интере-есно…

– Ну, беги к шатрам, – махнул рукой Иван. – А я здесь постою немного, Лошадника подожду.

Дождавшись, когда слуга скрылся из глаз, Иван спрятался в сосняке и, пропустив изрыгающего проклятья Ансельма, быстро пошел по тропе в ту сторону, откуда только что прибыл Лошадник. Раничев прекрасно знал, о какой поляне и о каком вязе шла речь. Конечно же, о том, с замаскированным корою дуплом, который не так давно помешали обследовать мавры. Ага, вот и полянка… И вяз… Иван ухватился за сук, подтянулся и, отодвинув кору, засунул руку в дупло… Пусто!

– Поздравляю, Иван Петрович, – спрыгнув в траву, Раничев посмеялся сам над собой. – И что же такое вы там надеялись обнаружить? Сокровища убиенной Лошадником тещи?

Скрывающееся за горами солнце послало на землю свой последний привет. Узенький сияющий лучик, проскользнув между вершинами сосен, упал на траву, на миг осветив задумчиво-веселое лицо Ивана, вяз, пожухлую, но все еще густую, траву. В траве, у самых корней вяза вдруг что-то блеснуло. Раничев наклонился, протянул руку… Батюшки! Никак золотой! Не похож на эскудо… Корабль и роза. Корабельник – английская золотая монета. А в дупле много таких могло поместиться, целое состояние… Так вот почему так ругался Ансельм! Заругаешься тут… Иван так и представил – вот довольный Лошадник, насвистывая, выходит на поляну, оглядывается, лезет в дупло, запускает туда руку, шарит… И физиономия его из радостно-предвкушающей медленно становится яростно-грустной. Корабельников-то в дупле нет! Фига с маслом вам, уважаемый любитель чужих лошадок, а не золотишко! Возникает законный вопрос – «где деньги, Зин?» И в самом деле – где? Позаимствовал кто-то из сообщников? И этот кто-то – либо усатый слуга дона Хименеса, либо наш добрый знакомый – шулер Жоан Португалец. Ага… Спрятав найденный корабельник в кошель, Раничев поспешил обратно в лагерь.

Ансельма он обнаружил у маркитантов – гнусно ругаясь, он как раз пытался выяснить хоть что-нибудь о Португальце.

– Да черт его знает, – отмахивались торговцы. – С тех пор, как напали мавры, вроде и не видать его было.

– Ах, вот так, значит…

– Ансельм, отойдем-ка!

Конокрад обернулся:

– А, это ты, дон Хуан.

– Есть дело.

Пожав плечами, Лошадник вслед за Раничевым отошел к лесу.

– Давно хотел тебя спросить о Португальце Жоане.

Ансельм вздрогнул:

– Никакой он не португалец. Козел!

– Он когда-то выиграл у меня фамильный перстень.

– А, – усмехнулся Лошадник. – Красивый такой, золотой, с изумрудом.

– Именно! Так он еще у него?!

– У него, гада, где же еще-то? Жоан им не очень-то хвастал, но я как-то приметил – он этот перстень на шее носит. Понятно – на всякий случай, вещица не из дешевых.

Раничев покусал губы:

– Я бы хотел вернуть свою вещь!

– Так о чем раньше-то думал? – расхохотался Ансельм. – Мужчина ты, дон Хуан, хоть куда – сильный, мечом махать умеешь, да и умом Бог не обидел. Прижал бы этого паршивца где-нибудь, да открутил головенку!

– Я так и сделал, – признался Иван. – Если б мавры не помешали.

– Э-э, – протянул Лошадник. – Выходит, не зря все-таки опасался Васко – его ведь так на самом деле зовут – Васко, а кличка – Шершень, зол и кусает исподтишка… Он нас с усатым Анхело и нанял для охраны – мало ли, кто-нибудь ограбить захочет?

– Поможешь мне отыскать его? – Раничев пристально посмотрел на конокрада.

– Помочь можно, – осклабился тот. – Тем более такому кабальеро, как ты, дон Хуан. Да и я с удовольствием встречусь с Шершнем… И встреча будет горячей. Очень горячей, дон Хуан!

На одном из перевалов гор Сьерра-Невада Раничев с Аникеем и Ансельм Лошадник простились с маркитантами, круто свернув влево, к реке Гвадалквивир, мятующе бурной, зажатой с обеих сторон черно-красными скалами.

– Кадис, – сквозь зубы цедил конокрад. – Шершень может быть только в Кадисе, есть там у него одно лежбище.

Продав ненужных коней маркитантам, они пошли пешком, а когда горы раздвинулись и река стала шире, купили рыбачью лодку. Лодка, естественно, оказалось старой, иначе бы хозяин – коренастый хитроватый старик – не расстался бы с нею так просто. И цену заломил немаленькую – эскудо, пришлось заплатить, и вот теперь, в процессе плавания, вдруг выяснилось, что утлый челнок к тому же оказался дырявым. Аникей утомился выкачивать воду – сидевший на корме Раничев видел, как смуглая худая спина мальчишки исходила потом, потому, ближе к полудню, когда совсем уж нельзя было плыть из-за немилосердно палящего солнца, лодку вытащили на берег, перевернули и заделали щели рваным плащом конокрада.

– Эх, просмолить бы, – Раничев посмотрел вокруг. – Или заткнуть еще чем-нибудь. Взгляд его упал на щегольские сапоги Аникея.

– Нет-нет, мой господин! – взмолился тот. – В чем же я буду ходить? К тому же это подарок князя Федора Олеговича.

– Ну раз подарок, – Иван махнул рукой. – Тогда ладно. Черпай дальше.

Попадавшиеся по пути города – Кордова и Севилья – уже не произвели на Раничева такого впечатления, как раньше – привык к кастильским древностям. Иван теперь меньше смотрел на здания и больше – на людей. Пока плыли, было много времени для размышлений, и Раничев вдруг подумал – а где же литовцы? Что-то не было видно кругом агентов Никитки Суевлева, правда, быть может, они остались в Толедо, справедливо рассудив, что рязанский посланник наверняка вскоре пожалует к королю, тем более и повод есть – пир и охота, обещанные Его величеством рыцарям графа Ортеги.

– А что, господине, разве мы не возвратимся в Толедо? – неожиданно обернулся Аникей.

Иван равнодушно пожал плечами:

– Не знаю, может быть, и придется вернуться.

– А как же король?!

– А зачем нам король? Нам нужно разыскать этого прощелыгу Жоана… вернее, Васко!

Аникей задумался и больше уже не задавал никаких вопросов.

Бросив челнок в Сант-Лукаре – продать его вряд ли бы удалось, да и не хотелось терять время – путники наняли двух лошадей (на третьей решили сэкономить, деньги уже подходили к концу) и подались в Кадис по широкой, идущей вдоль побережья, дороги. Пекло солнце, легкий ветерок раскачивал ветви каштанов, справа расстилалась величественная безбрежная синь океана, проросшая белыми парусами рыбацких фелюк.

Раничев, как и положено кабальеро, скакал впереди, за ним, на одной лошади, трусили его не столь знатные спутники. Аникей сидел позади и все время боялся упасть. Да ведь и упал-таки, слетел с крупа, так, что свалившийся сапог улетел в канаву. Подросток тут же вскочил на ноги и, не обращая внимания на боль и ссадины, кинулся в канаву за сапогом. Иван усмехнулся. Понятно – подарок князя.

Кадис – шумный портовый город – поначалу оглушил отвыкших от многолюдства путников, накинувшись рокочущим гамом рыбного рынка, куда они и направились первым делом, ведомые Ансельмом Лошадником. Остро пахло свежевыловленной рыбой, сверкающим серебром рассыпанной по прилавкам и просто в корзинах торговцев. Конокрад словно бы выискивал кого-то, временами останавливался, присматривался, щурил от солнца глаза. Наконец, вроде бы нашел, улыбнулся:

– Подождите здесь…

Ансельм подошел к толстухе-торговке, одетой в коричневое платье из грубой ткани и грязный кожаный передник, присел у корзины, что-то спросил. Торговка дернулась, посмотрев на Лошадника с удивлением и страхом, отрицательно качнула головой. Ансельм снова заговорил, явно с угрозой, затем, сменив кнут на пряник, вытащил серебряную монету. В маленьких, заплывших жиром, глазках торговки вспыхнула алчность. Жадно схватив монету, толстуха оглянулась и что-то быстро сказала, несколько раз махнув рукой куда-то в сторону порта.

– Идемте, – конокрад вернулся к своим спутникам весьма радостным. – Он здесь. В «Русалке».

– Это далеко? – осведомился Раничев.

– Рядом, в порту.

Пройдя узенькой улочкой, они миновали мавританский квартал и, обогнув большую церковь, вышли к полной судов гавани.

– Пришли, – Ансельм кивнул на грязную таверну с вывеской в виде грубо намалеванной женщины с селедочным хвостом и огромной грудью. Прежде чем войти, конокрад с сомнением оглянулся было на Раничева, видно, прикидывая, примут ли завсегдатаи заведения столь знатного и достойного кабальеро? Осмотр его вполне удовлетворил – когда-то щегольской костюм «дона Хуана» давно уже превратился почти что в лохмотья, завитые кудри свалялись, а подбородок покрылся жесткой щетиной. Лишь небрежно висевший на поясе меч указывал на знатность его обладателя. Аникей выглядел не лучше.

– Входите, – Ансельм распахнул державшуюся на честном слове дверь.

Обстановка таверны вполне соответствовала представлениям Раничева о злачных местах – полутемное, обшарпанное, с обсыпавшейся штукатуркой, помещение, грязный, заплеванный пол, усыпанный огрызками, из-за которых, рыча, дрались две облезлые собачонки. Собравшаяся в «Русалке» публика по внешнему своему виду – а наверняка и по внутреннему содержанию тоже – вполне соответствовала любимому слову г-на Жириновского – подонки! Гнусные, несущие печать всех возможных пороков, лицо… не лица даже, а рожи… недоверчиво уставились на новых посетителей.

– Пшел! – Ансельм спихнул со скамьи у крайнего столика какого-то пропитого старика в лохмотьях и гостеприимно пригласил Ивана.

– Присаживайся, дон Хуан. Сейчас узнаем новости, а заодно и перекусим.

Усевшись, Раничев щелчком сбил с плеча огромного рыжего таракана и невозмутимо спихнул на пол объедки:

– Пожалуй, я бы выпил вина.

Подозванный конокрадом служка – огненно-рыжий золотушный парень с сопливым носом – живо притащил глиняный кувшин и кружки.

– Неси еще и рыбу, – швырнув на стол мелочь, приказал Ансельм.

– Здорово, Лошадник! – какой-то забулдыга за соседним столом, осклабившись в улыбке, помахал конокраду рукою.

– Похоже, у тебя здесь есть знакомые, – усмехнулся Иван.

– Да есть, – рассеянно отозвался Ансельм. – Иначе б я сюда и не сунулся – чревато.

Служка принес несколько хлебных лепешек и рыбу на большом деревянном блюде, очень даже недурную рыбу, жирную, вкусную, зажаренную на вертеле до золотистой корочки.

– Вкусную рыбу жрете? – подойдя, осведомилась вдруг какая-то замарашка в рваном платье из мешковины. – Привет, Лошадник. Как делишки?

Замарашка, небрежно оттолкнув Аникея к стене, уселась за стол, словно только ее тут и ждали. Впрочем, Ансельм разбухать не стал, а даже подвинул девчонке кружку, правда, не свою, а все того же Аникея.

– Здравствуй, Беатрис. Делишки ничего себе. Шершня давно ли видала?

– Н-нет… Вообще не видала, – глотнув вина, покачала головой замарашка. Засаленные волосы ее, темные и густые, дернулись, попав в кружку.

– Все работаешь на тетку Гаидду? – с усмешкой осведомился Ансельм.

– А на кого ж еще-то? – поставив кружку на стол, усмехнулась девчонка – лицо ее неожиданно оказалось довольно-таки миловидным и даже приятным, блестящие глаза словно ошпарили синью так, что Раничев даже поежился – не ведьма ли девка?! Да если б ее отмыть да приодеть… или, наоборот, раздеть…

– Что смотришь, мой господин? – скосив глаза на меч, Беатрис нахально взглянула на Ивана. – Не нравлюсь?

– Почему? – усмехнулся тот. – Вполне.

– Как-то он странно говорит, Ансельм, – девчонка обернулась к Лошаднику. – Ни черта не понятно.

– Он издалека. Впрочем, для тебя это не важно. Так, говоришь, не видала Шершня? – конокрад недоверчиво уставился на Беатрис.

– Да не видала, честно… Слушай, говорят, ты к маврам попался?!

– Ах вот как? – Ансельм вдруг резко схватил девчонку за руку и, вытащив кинжал, приставил в ее бок. – Вот ты и проговорилась, дурочка. Кроме Шершня, тебе про мавров сказать было некому! А ну признавайся, где он?

– Пусти, – Беатрис неожиданно разревелась. – Пусти же…

– Говори, не то проткну печень!

– Ой, больно… Да видала, видала я Васко, только он строго-настрого предупредил, чтоб никому не рассказывала.

– С-сучонок! Небось он теперь богат и пускает пыль в глаза?

– Да, – вытирая слезы, кивнула девушка. – Богат, это так… Со мной расплатился щедро и звал еще…

– Куда?! Ну, говори же!

– Он на постоялом дворе отдыхает, у хромого Родригеса.

– Шикарно живет! – убирая кинжал, удивился Ансельм. – Тварь лупоглазая. Ну да, он же теперь богат, сволочь. Думаю, он теперь стережется?

– Да уж, – Беатрис кивнула. – Вообще хочет немного отсидеться да свалить обратно в Толедо. Кого-то боится.

– Кого-то? – Лошадник хмыкнул. – Идем.

– Ой, нет, нет, – замахала руками девчонка. – Он ведь меня убьет.

– Авось не успеет.

Постоялый двор хромого Родригеса располагался на другом конце города, у самых ворот. Коновязь, возы, просторный двухэтажный дом под красной черепичной крышей.

– Хозяин, нам нужны покои на два дня.

– Вот. Пока за день.

– Мигель, проводи господ постояльцев.

– Да мы и сами найдем.

– Ну как знаете…

Беартис – а куда ей деваться? – подошла к дальней двери, постучала.

– Кто? – послышался настороженный голос.

– Я. Не узнал, что ли?

– Зачем явилась?

– Так ты же сам звал… Да и заколку забыла.

– Ладно, входи…

Дверь приоткрылась… и выглянувший из-за нее шулер улетел внутрь от хорошего удара Ансельма.

– Ну здравствуй…