Они на меня кучей, у меня сердце разыгралось, я пошел их шшолкать…»
…на безымянном пальце.
Раничев усмехнулся – ну вот он, третий перстенек, нашелся! Теперь за малым дело – как бы его из милиции забрать. Значит, Корявому ограбление музея шьют? Так-так… Интересно, кто следователь?
На следующий день, ближе к вечеру, Иван купил торт и отправился на опорный пункт, где как раз уже должны были собираться бригадмильцы. От лица горкома поблагодарив участкового Костикова за отличные показатели, Раничев широко улыбнулся и продолжил беседу уже за чаем.
– Был вчера в вашем музее, – словно бы невзначай произнес он. – Ах, какие там экспозиции! И это несмотря на то, что его, говорят, недавно ограбили.
– Да какое – недавно, – Костиков отмахнулся. – Летом еще.
– И что, так до сих пор никого и не поймали?
– Да так, – участковый пожал плечами и посоветовал, если есть охота, поговорить с ведущим «музейное» дело следователем.
– Он на втором этаже сидит, где следственный отдел, одиннадцатый кабинет. Петрищев Андрей Кузьмич.
– Петрищев?! – Иван чуть не подавился тортом. – Так я с ним знаком… Ладно, поговорю, спасибо…
Петрищев! Умный, въедливый, жесткий… Раничев хорошо помнил, как этот следователь ухватился за него летом – пришлось завезти в лес и связать. Да-а… Вот так встреча будет. Будет, будет – и даже очень скоро. Но сначала нужно было закончить кое-какие дела.
А дела эти внезапно осложнились – чего, признаться, никак не ожидал Иван.
Возвратившись домой, он увидел заплаканную Надежду.
– Что такое? – встревожился Раничев. – На тебе лица нет.
– Генька… – женщина слабо вздохнула. – Десятый час уже, а его все нет. Я уж всю улицу обошла, все подворотни.
– Так, может, заигрался? Пацаны – они ведь народ такой.
– Нет, – Надя грустно покачала головой. – Генька в пять обещал быть, ну максимум – в шесть, сразу после сбора. Мы с ним в магазин должны были пойти, за биноклем. Я уже давно обещала…
– Гм, – Раничев нахмурился и прошелся по кухне. – А что за сбор-то у них? День комсомола?
– Да нет, шефский… С химзавода приходили, да не простые люди, начальство…
– Что ты говоришь? Начальство? Вот что! – Иван принял решение. – Жди меня здесь, я скоро…
– Иван, я с тобой!
– Нет! Вдруг Генька и сам явится?
Надежда со вздохом уселась обратно на табурет, а Иван птицей взлетел в мансарду, взяв со стола пластинку в вощаном, аккуратно подклеенном конверте. Это был подарок юного меломана Юрика – записи Глена Миллера. Тут же, прямо на конверте, по просьбе Раничева Юрий нацарапал и телефон. Осталось теперь найти работающий автомат.
Накинув пальто, Иван выбежал из дому. Завидев его, шарахнулись в сторону попавшиеся на пути гопники, та самая теплая компашка!
– Эй, – замедлив шаг, Раничев по-хозяйски подозвал ребят. – Геньку, парнишку из двадцать второго дома, не видели?
– Это белобрысый-то такой, щуплый?
– Он самый.
– Не-а, не видели. Вчера бегал по улице, а сегодня нет.
– Ясно…
Перепрыгивая лужи, Иван добрался до телефонной будки и набрал номер квартиры юного меломана. Повезло – тот оказался дома. Впрочем, а где ему еще было быть?
– Юрий, ты? Добрый вечер… Кто говорит? Хе… Глен Миллер! Узнал? Вот и славно. Ну как, прорабатывал завуч? Нет? А что так? Ах, уволился… что же, у вас теперь вообще завуча нет? Да, вакансия… А ну-ка скажи быстренько, у вас в школе сегодня шефы были, с химзавода? Были… А такой молодой человек в очках, Вилен Александрович… Тоже был? А малыши для них выступали? Песню один парнишка пел… На гитаре? Ай, как скверно-то…
Вылетев из будки, Иван остановил попутный грузовик и уже через полчаса снова оказался на опорном пункте.
– А, торт пришли доедать? – почему-то ничуть не удивился лейтенант Костиков. – А мы его уже съели!
– Ничего, – Раничев натянуто хохотнул. – А у меня ведь к вам одна просьба, Андрей…
– Слушаю!
– Друга сейчас встретил, хочет на химзавод устроиться, инженером по технике безопасности.
– Флаг в руки!
– Вот, попросил помочь…
Участковый засмеялся:
– Уж с вашими-то возможностями поможете!
– Ага. Если вакансия еще свободна. У них же сами знаете, как… А я, как назло, блокнот забыл с телефонами… Вы бы мне напомнили, а?
– Да пожалуйста, Иван Петрович! – улыбнувшись, участковый вытащил из ящика стола телефонный справочник.
Раничев развернул, записал на подвернувшуюся бумажку телефон и адрес… потом снова пролистал справочник, остановившись на этот раз на букве «А» – Артемьев. Хорошо, что и Вилен, и бывший начальник лагеря, товарищ Артемьев, занимали весомое положение в городе, а потому имели телефонные аппараты… Артемьев, правда, жил в коммуналке…
– Еще раз спасибо! Удачной службы.
Поблагодарив участкового, Иван вылетел на улицу, ловить такси. Как назло, долго не попадалось ни одной машины и Раничев нервничал – время-то близилось к ночи. Правда, Генька мог и просто задержаться, даже несмотря на обещанный бинокль… И тем не менее на сердце было неспокойно. Очень неспокойно. Ага, вот, наконец…
– Быстрее, шеф!
Квартира Вилена располагалась на первом этаже добротного кирпичного дома, раньше принадлежавшего какому-то купцу. Велев таксисту подождать чуть в стороне, Иван осторожно подобрался к окну и, подтянувшись, заглянул, увидев сквозь щель меж двумя занавесками почти идиллическую картину – Генька, в белой, с красным пионерским галстуком, рубашке, безмятежно пил чай из большого выщербленного блюдца, а сидевший рядом с ним Вилен, широко – а по мнению Раничева мерзко улыбаясь, подсовывал ему пирожные. В смежной комнате вдруг дернулась занавеска – похоже, там был кто-то третий. Интересно, почему скрывался? Или этот третий – Кощей? Тогда все понятно… Ну, слава Богу, кажется, успел вовремя!
Иван перевел дух и, войдя в подъезд, громко постучал в дверь.
– Из бригады содействия милиции! Немедленно открывайте, гражданин Ипполитов.
За дверью замялись… Вдруг потянуло сквозняком… Хлопнуло окно.
Кто-то сбежал, догадался Раничев.
Дверь открылась.
Не сказать, чтобы Вилен был особенно растерян – собственно, он ничего еще и не делал. Ну подумаешь, пил чай со знакомым мальчиком, ведь не водку же!
– Вам, собственно, что, товарищ?
Иван от души приложил его кулаком в скулу. Охнув, Вилен отлетел к стенке и медленно сполз по ней на пол.
– Хорошо, – сам себя похвалил Раничев. – Не потерял еще навык…
– Что тут такое? – заглянул в коридор Генька… – Ой, дядя Ваня, вы?!
– Чаи гоняешь? – Иван строго посмотрел на мальчишку. – А мать, между прочим, убивается.
– Так еще время-то пять! Да сами-то гляньте!
Войдя вслед за Генькой в комнату, Раничев посмотрел на стоявшие на комоде часы. Стрелки показывали пять минут шестого.
– Вилен Александрович сказал, еще полчаса посидим, а потом он меня отвезет, – пояснил мальчик. – У него ведь машина с шофером. Ой, а что это с ним?
– Так… Солнечный удар, видно, – нехорошо ухмыляясь, Иван заглянул в соседнюю комнату… Ну, так и есть – окно распахнуто настежь, на подоконнике – грязные следы сапог. А вот на столике, рядом… Моток тонкой туристской веревки и распечатанная упаковка снотворного.
– Генька, ты как?
Иван выскочил в комнату и осекся – завалившись на стоявший у стола диван, мальчик сладко спал.
– Вовремя! – Раничев улыбнулся и, подойдя к поверженному работнику профсоюзов, наклонился и тихонько пошлепал его по щекам.
– У-у, – заныл Вилен. – Больно…
– Это хорошо, что больно, – осклабился Иван. – Очнулся? Теперь послушай меня, тля!
Проведя профилактическую беседу, Раничев схватил мальчика в охапку и, выйдя из дому, подошел к такси…
В доме Надежды, на кухне, сидел Силыч. И принесла же нелегкая! Войдя, Иван осторожно положил Геньку на диван.
– Что с ним? – встрепенулась Надя.
– Спит… Наелся в школе снотворного и спит. Вообще хорошо бы желудок промыть.
Надежда захлопотала у сына.
– А, и ты здесь, – Иван обернулся к Силычу. – Ну, здравствуй.
– И тебе добрый вечер… легаш!
Раничев недоуменно обернулся и вздрогнул: прямо на него смотрело черное дуло нагана.
– Э, ты чего это?
– Я-то ничего, – гнусно осклабился Силыч. – А вот ты… Надежда, закрой-ка дверь на крючок… Закрой, я сказал! – бандит прикрикнул, и женщина неохотно повиновалась, бросив на Силыча быстрый ненавидящий взгляд. Видно, разговор тут у них был тот еще!
– И не зыркай тут мне, не зыркай.
Велев Раничеву сесть в углу, Силыч перевел ствол нагана на спящего Геньку.
– Я ведь, Надюха, давно бы мог щенка твоего пристрелить.
Надежда вздрогнула.
– Я же предупреждал – без моего слова никуда не срываться! – зло продолжал бандит. – А ты, сучка… Это что, а?
Он кивнул на стол. Иван присмотрелся и увидел железнодорожные билеты… Так вот, значит, как… Недаром она к шести Геньку ждала! И ведь даже ему, Ивану, соврала – видно, все ж таки не до конца верила.
– Что это, тварь, я тебя спрашиваю? – распалялся Силыч. – Ишь, крутит тут жопой… Покрути еще у меня… А ну, иди в комнату и сиди там! Не дай Бог нос высунешь, считай тогда – нет твоего щенка! А ты, голубок… – дождавшись, когда Надежда ушла, бандит с прищуром посмотрел на Ивана. – Егоза и Кощей – это ведь твоих рук дело. Видели тебя с Егозой на вокзале… Значит, помощничков от меня убрал, сам хотел все выведать… Да я хитрей тебя оказался, легаш!
Раничев усмехнулся:
– К органам внутренних дел отношения не имею.
– Молчи, тварь! После петь будешь…
Снаружи послышался шум двигателя, и дальний свет фар, пробежав, на миг озарил потолок и стены. Хлопнула дверца…
Силыч прикрутил керосинку и без лишних слов направил револьвер Ивану в лоб:
– Пикнешь – стреляю.
В окно постучали:
– Надя, открой. Это я, Кощей.
– Надежда, выгляни, – приказал главарь. – Посмотри, Кощей ли?
– Кощей, – подойдя к окну, тихо сообщила женщина. – Один. И чего на ночь глядя приперся?
– Не твое собачье дело! Откинь крючок – и живо в комнату, иначе…
– Ого! – войдя, изумился Кощей. – Я вижу, фартовые тут у вас делишки.
– Торгаш легашом оказался! – Силыч смачно сплюнул на пол.
– А я его и раньше подозревал. Слишком уж складно балакал.
– Ну, теперь отбалакался… А я-то, дурак, думал – с чего это он меня водкой поил? В душу влезал, гад, расспрашивал… А человечек один незаметненький его с бригадмильцами в сквере видал, вот так-то!
– С бригадмильцами?! – Кощей бросил на Раничева такой жуткий взгляд, что тот невольно поежился. Конечно, Иван мог бы сейчас попытаться убежать – выскочить в окно, к примеру. Но что будет с Надеждой и Генькой? Нет, уходить рано… Только лишь в крайнем случае… А стол, похоже, у Надежды крепкий… Бандиты переглянулись, и Раничев переместился чуть ближе к столу, услышав лишь свистящий шепот Кощея:
– Валим всех?
– Всех… – так же тихо отозвался главарь. – Трупы – в подвал, и сваливаем. Все равно уходить придется… А Корявого после разыщем.
– А ты б, Силыч, бабу-то сначала попользовал, да и я кой-кого, – гнусно захохотав, Кощей посмотрел на спящего. Раничев наклонился… И наган Силыча уперся ему прямо в лоб!
– Прощай, красноперый!
– Стойте! – в комнату быстро вошла Надежда – с распущенными волосами, она сбросила невесомый халатик на пол и погладила руками голую грудь.
– Ну дела! – удивленно прошептал Кощей, а Силыч, позабыв про Раничева, громко сглотнул слюну.
– Ну? – Надежда весело посмотрела на главаря. – Ты ж давно меня домогался.
Силыч обернулся, но вот Кощей по-прежнему не спускал с Ивана глаз. И тем не менее момент был удачный… Пора – решил Раничев и резким движением опрокинул стол на залюбовавшегося голой женщиной Силыча. Бандит дернулся, и Надежда, схватив с плиты сковородку, изо всех сил двинула главаря по затылку. Силыч крякнул и, заваливаясь навзничь, выронил наган на пол.
– Стоять! – выхватив нож, визгливо завопил Кощей, пытаясь прикрыться мальчишкой…
Раничев, быстро подхватив с полу наган, выстрелил…
– Вот так, – как-то отрешенно произнесла Надя, глядя на маленькую кроваво-красную дырочку во лбу Кощея. – Хотели нас… а получилось, что мы их. Хорошо хоть Генька не видел…
– Мама… – промолвил во сне мальчик. – Мамочка…
– Да, – вытирая выступивший на лбу пот, улыбнулся Иван. – На поезд, похоже, вы уже опоздали. Когда следующий?
– В восемь утра.
– Отлично! Что ж, этих двоих – в подвал, да поужинаем.
Утром Раничев проводил их на поезд. Надю и проснувшегося наконец Геньку. Лично зашел в купе, закинул собранные чемоданы на верхнюю полку. Присел на дорожку.
Прошедшая по коридору проводница громко попросила провожающих покинуть вагон.
– Ну, пора, – Иван поднялся. – Счастья тебе, Надежда…
– И тебе…
– Пока, Генька!
– До свидания, дядя Иван. А вы к нам приедете?
– Постараюсь…
– Ой! – вдруг встрепенулась Надя. – Я же документы на Геньку из школы не забрала, забыла.
– Я заберу и вышлю на адрес вашей тетушки в Краснодар. Какой там адрес?
– Я напишу…
В купе заглянула недовольная проводница:
– Граждане, поезд сейчас отправляется. Вы ведь, кажется, провожающий, молодой человек?
– Ухожу, ухожу, ухожу… – взяв записку, Раничев выскочил в коридор. Оглянулся… Подбежавшая Надежда обняла его и, крепко поцеловав в губы, прошептала:
– Спасибо. Спасибо за все, Иван.
– Прощай, Надя…
Спрыгнув из тамбура, Раничев побежал по перрону, махая рукой уходящему поезду. Из окна, отодвинув занавеси, махали в ответ Надежда и Генька. Окутавшись паром, протяжно загудел локомотив.
– Ну, вот и все, – грустно улыбнулся Иван. – Все – для них, для Геньки с Надей. Ну а мне надобно еще кое-что сделать…
Для начала он переоделся и поехал на такси в четвертую мужскую школу. Шли уроки, но дежурившая у дверей вахтерша – простоватая с виду бабуля – беспрекословно пропустила Ивана, видимо, приняв его за какого-то большого начальника.
– А директора-то нету, – прошамкала она. – В гороно уехавши.
– А кто есть-то? – весело оглянулся Иван.
– Да Лаврентьевна, секретарша.
Лавреньтевна оказалась пожилой обаятельной дамой в темном полушерстяном платье. Услыхав Генькину фамилию, она кивнула, но выдать на руки документы отказалась наотрез – «не положено!».
– Ну хоть сами вышлите, – умоляюще сложил руки Ранчиев.
– Придет запрос – вышлем. Да вы не беспокойтесь, товарищ. Никогда еще не было, чтобы документы терялись. А Генька Лебедев парнишка славный. В хоре поет, на гитаре играет – вчера так одному товарищу из шефов понравился, что тот и не отходил от парнишки, даже на машине своей прокатил, говорят, до самого генькиного дома…
– Хороший человек, – усмехнулся Иван. – Так вы не подведете с документами-то?
– Ну что вы, товарищ! Как можно.
– А директор ваш скоро будет?
– Да после обеда. В гороно поехал, завуча искать, старого-то инфаркт недавно хватил.
– В гороно, значит…
Попрощавшись, Иван сел в такси – деньги еще оставались, а копить их было совсем ни к чему. Проехав с ветерком по Советской, свернули на Курдина – там Раничев забежал в магазин, а после – на Исполкомовскую, подкатив к четырехэтажному, ухоженному с виду, дому.
Поднявшись на третий этаж, Иван позвонил. Никто не спросил – «кто», но двери открылись. Раничев снял шляпу и улыбнулся, увидев на пороге высокого симпатичного парня с косым пробором и белесым шрамом на подбородке. На тщательно отглаженной выгоревшей гимнастерке виднелись нашивки за ранения, светло-голубые глаза смотрели прямо, с прищуром.
– Вы к кому, товарищ?
– К тебе, – Иван усмехнулся – ситуация напоминала сцену в ресторане «Плакучая ива» из кинофильма «Бриллиантовая рука». – Не узнаешь, Гена?
– Нет… Впрочем, постой-ка! Иван?! Черт побери! Ну, здорово! – друзья обнялись. – Чего встал на пороге? Проходи в комнату.
– Да, – Раничев с любопытством обозрел жилище Артемьева, хорошего парня, фронтовика, так помогавшего ему еще летом, и вот теперь, похоже, проигравшего карьерную битву.
– Говорят, схарчил тебя Вилен? – усевшись за круглый стол, прямо спросил Иван.
– Вилен? – Артемьев вдруг громко расхохотался и тут же помрачнел. – Если бы не Казанцев, так еще поборолся бы, а так…
– Не запил?
– Да ты что, Иван?! У меня ж сам знаешь, жена, дети. И черт с ней, с карьерой – на фронте-то уж куда хуже было!
– Да, это уж точно, – Раничев поставил на стол бутылку. – Ну, за встречу-то выпьешь?
– Спрашиваешь! Сейчас, разогрею картошку… Да, сало еще у меня есть, такое, брат, чудесное сало, тесть с Украины прислал… Не сало – чистый нектар…
– Да ладно ты, не суетись…
Наконец сели. Растеклась по стаканам прозрачная, словно слеза, водочка, дымилась в кастрюле желтая разварившаяся картошка, на отдельной тарелочке аппетитно розовели нарезанные пласты сала.
– Кто же так сало режет? – улыбнулся Иван. – Надо еще поперек.
Хозяин засмеялся:
– Ладно критиковать-то. Ну, за встречу!
Выпив, Раничев с удовольствием закусил салом – и вправду чудесным и прямо-таки тающим во рту.
Артемьев неожиданно строго посмотрел на гостя:
– Где же ты пропадал все это время?
– Да вот, помощником министра назначили, – не моргнув, соврал Иван.
Как ни странно, Артемьев поверил:
– То-то я и смотрю, пиджачок на тебе не от «Москвошвеи»! Бостон?
– Он самый, – Раничев вальяжно потянулся.
– А знаешь, здесь про тебя такое болтали!
– Врали, – отмахнулся Иван. – Ты, Гена, россказням-то всяким не сильно верь.
– Да я и не верю в общем-то.
– Ну тогда – еще по одной, да расскажешь о житье-бытье.
– А, было бы что рассказывать…
Рассказать все ж таки пришлось, больно уж настаивал Раничев. Как выяснилось, давно подкапывающийся под служебное кресло Артемьева Вилен все ж таки добился своего при помощи интриг и доносов, ну и, конечно, при содействии первого секретаря горкома Казанцева, чьим преданным лизоблюдом он давно был и всячески это подчеркивал. А Казанцев таких любил.
– Вот, не приложу теперь ума, куда и податься? – Артемьев невесело усмехнулся. – Прямо хоть в землекопы иди… А что? На завод-то мне теперь ходу нет…
– А у тебя образование-то какое, Гена? – хитро прищурился гость.
Геннадий расхохотался:
– Почти высшее, почти гуманитарное… Учусь на заочном, в университете.
– А факультет?
– Исторический…
– Вона как! Подходяще… Завучем в школу пойдешь?
– Да с удовольствием! Только кто возьмет-то?
– Э, не гони волну, Гена! Телефон в квартире имеется?
– Да, в коридоре…
– Ну ты пока еще сала порежь, а я…
Иван вышел в коридор и, обнаружив висевший на стене черный эбонитовый аппарат, набрал номер:
– Четвертая мужская школа? Это из горкома говорят, Сидоров Иван Петрович, зам второго секретаря по физхимчасти. Директор уже пришел с совещания? Дайте-ка его… Здравствуйте. Ну как, отыскали завуча? Нет… А что так? Все женщин предлагают, а вы мужчину хотите. Ай-ай-ай… Чем же это вам женщины-то не угодили? Да понимаю, что школа у вас мужская, в курсе… Ладно, пойдем вам навстречу. Есть у нас на примете мужчина – молод, фронтовик, университет в столице заканчивает. Когда подойти? В девять, со всеми документами? Отлично… Да не благодарите, не надо.
Повесив трубку на рычаг, Иван довольно потер руки и вошел в комнату:
– Ну что, налил? Впрочем, не увлекайся, тебе на работу завтра, к девяти часам. Четвертую мужскую школу знаешь?
– Ну?!
– Вот туда и пойдешь, завучем…
– Ну спасибо, друг!
– Спасибо в стакане не булькает… Ну, за твою будущую службу на поприще народного образования! Да… – Иван задержал стакан. – Там, в школе, в восьмом «А» пацан один есть, Юрик Вольский, ты его не обижай, лады?
– Лады!
Друзья выпили.
Вечером – нет, уже не вечером, а пожалуй что и ночью, Раничев наконец избавил свое жилище от трупов. Обильно полив мертвые тела водкой, под покровом ночи перетащил по очереди к ручью да не говоря худого слова бросил в холодную черную воду. Плывите, голуби. Жили вы хреново, всю свою мерзкую жизнь людям пакостили… и в смерти не заслужили ни одного доброго слова.
Иван постоял немного на берегу, посмотрел на желтые звезды и, сплюнув, быстро пошел к дому – замерз, однако!
Оставалось последнее – главное – дело. Впрочем, нет, еще кое-что нужно было не позабыть. Отыскав в Генькином столе чистую тетрадь и конверты, Иван обмакнул в чернильницу перо и вывел:
– Москва, Кремль, в комиссию по партийному контролю при ЦК ВКП(б).
Дорогие товарищи, как старый партиец, неравнодушный к нашему общему делу, спешу предостеречь вас о некоем гр-не Вилене Александровиче Ипполитове, который уже давно является скрытым троцкистом и ведет активную разлагающую работу, окопавшись в профсоюзном комитете лесхимзавода…
Сделав несколько копий, Раничев распихал листки по конвертам – тов. Маленкову, тов. Берии, в местную и краевую газеты… Не арестуют, так хоть нервишки гаду попортят!
Ну, пожалуй, теперь действительно все… Иван поднялся наверх, принес из мансарды патефон и поставил диск Гленна Миллера с музыкой из кинофильма «Серенада солнечной долины»… И до утра слушал.
А утром, прихватив с собой патефон и пластинки, ровно в восемь тридцать утра уже входил в один из кабинетов следственного отдела…
– Товарищ Петрищев?
– Он самый, – сидевший за большим конторским столом худощавый мужчина в темном костюме с коричневым галстуком, оторвавшись от бумаг, поднял глаза.
– Вам чего, товарищ? – он с изумлением взглянул на патефон, который Раничев уже пристроил на один из стоявших у стены стульев.
– А вы меня не узнаете, Андрей Кузьмич? – Иван взял стул и нагло уселся перед следователем. – Раничев, Иван Петрович, помните?
– Нет, не узнаю… Товарищ, вы мешаете работать!
Раничев снял шляпу:
– А если мысленно пририсовать мне бородку и чуток удлинить волосы… Ну? Неужто лесочек забыли?!
Следователь вздрогнул:
– Неужели… Неужто….
– Ну, наконец-то, вспомнили. А я ведь к вам не просто так, Андрей Кузьмич!
Петрищев, наконец, овладел собой и кивнул:
– Как же, как же, помню? Мы ведь вас в розыск объявили… Что, надоело бегать?
– Честно признаться, вы себе даже не представляете, как!
– Ну-ну… Чистосердечное писать будете?
– Для начала кое-что хочу пояснить по музейному делу!
– Вот как? – следователь обрадованно вскочил. – Вот это разговор! Давно бы так.
– Для начала запишите, музей взяла шайка некоего Гунявого, знаете такого? Они все сейчас где-то на югах.
– Кто же не знает Котьку Гунявого? – пригладив редкие волосы, улыбнулся Петрищев. – Немало нам крови попортил, сученок. А вы, значит, Иван Петрович, с ним связались?
Ничего не ответив, Раничев достал из кармана перстень:
– По делу Корявого такой проходил?
– Вы и Корявого знаете? Ну и фрукт…
– Достаньте, сравним…
– А…
– Доставайте, доставайте, не бойтесь… Вот, гляньте-ка, еще один…
Второй перстень Иван положил на стол, рядом с первым…
Осторожный Петрищев куда-то позвонил по телефону и, дождавшись прихода парочки милиционеров в форме, коих тут же усадил у стены, открыл сейф…
Третий перстень присоединился к своим родным братьям…
– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Иван и, сняв со стула патефон и пластинки, поставил все на стол.
– Это еще зачем? – скривился следователь.
– Сейчас увидите… – Раничев накрыл все три перстня ладонью и тихо произнес заклинание. – Ва мелиск ха ти джихари…
Грянул гром, сверкнула синяя молния, и черный дым…