С давних пор я любил не спектакль, а, скорей,
подготовку к спектаклю.
…сочиненный в техасской тюрьме. «Миднайт Спешиал» – полночный экспресс, идущий в Хьюстон, если его свет, проникнув через решетчатое окно, упадет на заключенного – того освободят. По крайней мере, ходило такое поверье. Кто только не пел эту песню – от знаменитых блюзменов, до «Криденс» и Пола Маккартни.
Записи «на костях» Раничев слушал всю ночь, кроме «Midnight Special» там еще оказался «Rollin, And Tumblin» Мадди Уотерса и «Come Sunday» Эллингтона, и много чего другого. Большая часть композиций была Раничеву знакома, он все же был меломаном и музыкантом-любителем – а потому сразу же опознал многих. И знаменитого певца кантри Билла Монро с группой «Блюграсс Бойз», и не менее знаменитого Боба Уилза, признанного короля свинга – танцевальной смеси блюза, кантри и джаза, и даже мало кому, кроме Ивана, известного Джонни Бонда с песенкой про курильщиков.
Иван крутил пластинки до утра, благо патефон играл не очень-то громко, причем почти не курил – отвык, но много думал. Думал, конечно же, о том, как поскорей вывести из игры Кощея. С бригадмильцами сладилось, теперь бы найти подставу… Впрочем, а чего ее искать? Вот эти вот пластиночки… А не вернуть ли их хозяину, а?
В субботу после обеда Иван расселся на скамеечке перед домом номер два по Зеленому переулку. Денек выдался чудесный. Ласково светило осеннее солнышко, правда, конечно, уже не грело, но сверкало ярко – спасибо и на том. Воздух был поразительно чист и прозрачен, небо истекало лазурью, а редкие белые облака казались похожими на сахарные головы. Под ногами, у лужи, из-за чего-то ссорились воробьи, по тенистому, усаженному тополями переулку неспешно прогуливались молодые мамаши с колясками, мелкая трех-четырехлетняя детвора деловито возилась в песочнице, дети постарше, крича, играли в «казаки-разбойники».
Дочитав газету, Раничев взглянул на часы – судя по времени, юный меломан Юрий как раз должен был вернуться из школы, если, правда, никуда не завернет по пути. Ну, тогда придется дожидаться, что делать, деваться не куда! Зайти домой? Там бабуля, а лишние свидетели в таком деле ни к чему. Можно было бы, конечно, и позвонить, да Раничев, как назло, не догадался записать номер, а беспокоить участкового были бы слишком уж подозрительно.
– Дяденька, помогите котенка достать! – два мальчугана лет по восьми, подойдя к скамейке, с надеждой уставились на Ивана.
– Котенка? – недоуменно переспросил тот. – Какого еще котенка?
– Ваську. Черный такой, с белыми пятнами. Забрался на дерево, дурачок, а слезть боится. Мяучит – страшно слушать. Тут недалеко, во-он дерево.
Один из мальчишек указал пальцем на раскидистый тополь. На нижней ветке его и в самом деле мяукал котенок.
– Ладно, – Раничев встал. – Пошли, выручим вашего зверя.
Сняв с ветки котенка, он вручил его благодарным ребятам… и чуть было не пропустил Юрика! Заметил уже у подъезда…
– Эй, молодой человек! Можно вас на минутку?
– Пожалуйста, – юный меломан обернулся… И, узнав Раничева, вздрогнул. В глазах его явственно проскочил страх.
– Здравствуйте, – справившись с собой, вежливо поздоровался подросток. – Вы меня звали?
– Звал, звал, – с усмешкой покивал Иван. – И – именно тебя. Забирай свои записи!
Открыв портфель, он вынул оттуда конверт с самопальными «дисками».
– Ой! – парень явно обрадовался, но тут же насторожился. – А… а что мне за это будет?
Раничев хохотнул:
– В школу сообщили?
– Угу. Уже к директору вызывали. Ругались – и он, и завуч.
– А ты что?
– А я что? Голову опустил – и стою.
– И бабуля поди ругала?
– Вот бабушка-то как раз нет! – Юрий неожиданно улыбнулся. – Она уж меня понимает.
– Хорошие записи, – похвалил Иван. – Мне понравились. И «Миднайт Спешиал», и Билл Монро, и Эллингтон… а вот эту песенку – Смок, смок, смок зат сигаретс – кто исполняет? Что-то теряюсь в догадках? Случаем, не Боб Уилз?
– Нет, не Боб Уилз, – глаза подростка округлились от удивления. – Кажется, это Джонни Бонд. Но вообще я не знаю точно… А вам и вправду понравилось?
– Очень! – искренне признался Раничев. – Я и сам меломан. Только вот качество. конечно, никуда не годится…
– Ну уж, – Юрий развел руками. – Дареному коню в зубы не смотрят.
– А вот про дареного коня ты явно не к месту, – засмеялся Иван. – Ничего себе дареный – рубль штучка, – и, главное, за что? За конспирацию?
– Да, дороговато, – подросток согласно кивнул. – Уж пришлось повкалывать.
– И где же, если не секрет?
– Не секрет – переводами. Бабушка набирает, а я перевожу, вернее мы вдвоем переводим – бабушка с немецкого, а я с английского. Неплохие, между прочим, деньги.
– Надо же! – удивился Иван. – А я и не знал, что в нашем городке столько людей связано с иностранцами. Кому переводите-то?
Юрий вдруг засмеялся:
– Заказчик у нас один – лесохимическое управление.
– Ничего себе!
– Знаете, там оборудование либо трофейное, либо то, что союзники по ленд-лизу поставили – вся документация, соответственно, на немецком или английском.
– Что, до сих пор все не перевели?
– Не перевели? Да там лет на десять работы хватит! – паренек усмехнулся и, с хитрецой посмотрев на Ивана, спросил: – А вы откуда все это знаете? Ну, про Билла Монро, Боба Уилза и прочих?
– А ты откуда? – улыбнулся Раничев.
– У меня папа всегда пластинки собирал… и бабушка… Знаете, у нас их сколько?! Хотите посмотреть?
– Да хоть одним глазком бы…
– Тогда что же мы тут, в подъезде, стоим?
Иван пожал плечами и вслед за подростком поднялся на второй этаж.
Юрий вместе с бабушкой занимали большую, перегороженную массивным шкафом, комнату в пятикомнатной коммуналке. Комод, столик с печатной машинкой, в углу, на видном месте – трофейная радиола «Телефункен», а вдоль стен – полки с дисками! Сердце меломана Раничева замерло, и прекрасно понимавший это Юрий аж покраснел от удовольствия. Наверное, довольно редко ему приходилось хвастаться коллекцией перед понимающими людьми.
– Я посмотрю? – шепотом попросил Иван.
– Конечно!
Большая часть пластинок оказались заграничными, производства знаменитых фирм – «Одеон», «Коламбия», «Полидор» – и в основном представляла популярную музыку в исполнении больших танцевальных оркестров Рея Нобла, Генри Холла, Гая Ломбарда и прочих. Были и чисто джазовые записи, и кантри, и даже немного блюза.
– Да-а, – осмотрев все это богатство, с нескрываемой завистью произнес Иван. – Вот это я понимаю, коллекция! Послушай-ка, Юра, а где в городе можно купить подобные вещи? У этого, Гужбана… или как его – Боба?
– Скажете тоже, – Юрий насмешливо скривился. – Он только «костями» торгует. Вы, верно, не здешний?
– Угадал!
– Попробуйте в воскресенье на толкучке посмотреть, на окраине, у моста, знаете? Там, где старинная башни.
– А, – Раничев хохотнул. – Знаю. У корчмы выжиги Ефимия! Ему еще ураганом крышу снесло.
– У какой корчмы? – не понял мальчик, – какую крышу?
– Да это я так, о своем, – опомнился Иван. – Обязательно схожу, как только освобожусь с делами. Ну, рад был знакомству! – он направился к двери.
– Ой, – Юра всплеснул руками. – А как же вас-то зовут?
– Да-а, – снова протянул Раничев. – Что-то с памятью моей стало. Сидоров, Иван Петрович, главный инженер центрснабпромсбыта, есть такая контора в Лениграде. В вашем городе в командировке.
– И уже с бригадмилом? – засмеялся мальчишка.
– Да, у меня там племянник. Вот, прошелся от скуки… Замечательная у тебя коллекция, замечательная! – принялся нахваливать Иван. – По-хорошему завидую.
– Ну что вы… У вас-то в Ленинграде поди много чего имеется?
– Да уж, – Раничев важно кивнул. – Скажу без ложной скромности, есть. Блюз в основном, джаз, рок-н-ролл.
– Что-что? – как истинный меломан, сразу заинтересовался Юра. – Что это за стиль такой, рок… как вы сказали-то?
– Рок-н-ролл? – Иван понял, что сболтнул лишнего. До появления рок-н-ролла оставалось еще лет пять. – Ну-у… – он задумался. – Это такое новое направление на основе блюза, я бы сказал – довольно быстрого блюза. До нас не скоро еще дойдет.
– А из джаза что у вас?
– Да многое… Эллингтон, Каунт Бэйси, Майлз Дэвис.
– Эллингтона слышал. А у меня Гленн Миллер!
– Чататнуга Чу Чу?
– Не только… Еще и «Серенада лунного света».
Раничев давно уже не получал такого удовольствия от простой беседы – еще бы, как рыбак рыбака видит издалека, так и меломан меломана. Однако пора было переходить к делу.
– Да, чуть не забыл, – уходя, Иван обернулся в дверях. – Познакомился тут недавно с одним. Говорит, что может достать хорошие записи.
– Он местный?
– Кажется, да. Кличка Кощей, зовут Валентином Георгиевичем. Деньги просит вперед, вот я и в догадках – давать ли?
– Я бы на вашем месте не давал, – усмехнулся Юра. – Вдруг жулик?
– Вот и я о том же… Тем более некогда мне сейчас с ним. А упускать не хочется… Юра! – Иван хлопнул в ладоши. – А ты не можешь помочь мне?
– Смотря в чем.
– Мы с этим Валентином на воскресенье договорились, а я и забыл, что не могу – приглашен в гости к директору местного торга. Ты бы не мог за меня сходить, переговорить? Может, никакой он и не знаток музыки – ты уж враз раскусишь.
– Да уж, – польщенно улыбнулся мальчик. – А куда идти-то?
– Да совсем рядом, к стадиону у четвертой мужской.
– Ха! Я как раз там и учусь.
– И этот черт там любит гулять. Частенько сидит на лавочке. Запомнил – Валентин Георгиевич?
– Да запомнил. Почти так же и физрука нашего зовут, тоже Валентином, только не Георгиевичем, а Григорьичем.
– Ты не говори сразу, что от меня. Так, вроде бы невзначай подсядь, поговори о том о сем, потом уж напросись в гости, вместе и сходим. Только не сегодня, а, скажем, во вторник. И не днем, а вечером, желательно после семи. И вот еще, – напоследок предупредил Иван. – О том, что мы к нему в гости вместе придем – тоже не говори, пусть будет сюрприз.
– Вы прям как шпионы!
– Это не я, это он такой пугливый. Вечером, в воскресенье, и встретимся – на углу, у фотоателье, часиков в пять, лады?
– Лады, – засмеявшись, кивнул Юрий.
В воскресенье, проинструктировав ребят-бригадмильцев в кафе, Раничев, быстро поймав такси, смотался домой, прихватил ватник и старую кожаную шапку, купил на толкучке метлу, переоделся за кустами у четвертой мужской школы и принялся деловито подметать аллею. День выдался солнечным, как и почти вся неделя, и стадион не пустовал: бегали кругами легкоатлеты, какие-то девчонки в синих спортивных костюмах прыгали в высоту, а собравшиеся пацаны принялись азартно резаться в футбол.
Ага! Вот появился и Кощей – в длинном коричневом плаще, очках и шляпе. Замаскировался, гад!
Иван поспешно отвернулся – по аллее, словно бы прогуливаясь, шли бригадмильцы – Паша с Сергеем. Вот они неспешно подошли к сидевшему на скамейке Кощею, демонстративно оглянулись, пошли дальше… Где же, черт побери, Юра?! Проспал, что ли? А, вот он, явился – не запылился. В распахнутой курточке, без кепки… Идет по аллейке… озирается… Ага, подошел к Кощею. Наклонился, что-то спросил. Кощей с готовностью отозвался. Юра присел на скамеечку, завязалась беседа. И тут, как раз вовремя, снова показались бригадмильцы. Кощей проводил их долгим пристальным взглядом. Повернулся к Юре, заулыбался, закивал, что-то заговорил, отчаянно жестикулируя. Опять прошли бригадмильцы! Кощей заметно занервничал, поправил шляпу, встал, попрощался… Паша с Сергеем проводили его до автобусной остановки! И даже – вот молодцы! – заперлись в автобус. Поехали. Ну, в добрый путь, Кощеюшка!
Приехав на такси домой, Раничев переоделся и, немного отдохнув, снова направился в центр. Немного прошелся по магазинам – жаль, универмаги были выходными, и около пяти часов подошел к фотоателье. Встал у витрины, дожидаясь Юрия – на этот раз пацан не задержался, появился вовремя.
– Здрасьте, Иван Петрович!
– Вечер добрый. Ну что? Пошли в кафе, мороженое поедим.
– Пошли, – улыбнулся Юрий. – Сразу скажу – фуфло ваш знакомый полное.
– А ты знаешь, я почему-то так и подумал… О, ну и очередь!
– А давайте на улице у мороженщицы купим. Молочного, по два рубля. Дождя нет, посидим в сквере на лавке.
Так и сделали. Купили мороженое, уселись на скамейке в сквере. Смеркалось. Зажглись разноцветные фонари. Совсем рядом, на открытой сцене, играл духовой оркестр, неспешно прогуливались по аллеям солидные пожилые пары, обгоняя их, смеялись над чем-то своим молодые парни и девушки.
– Я, как только заговорил, сразу просек, что он в музыке – ноль, – облизывая языком мороженое, докладывал Юра. – О Рее Нобле не слыхал, об Оскаре Йосте – тоже. Даже Гленна Миллера – и того не знает, деревня! Но пластинки обещался достать! Сказал – есть у него, видать, деньги хотел выманить… Вот вы бы ему и дали! Вообще неприятный тип! – парнишка передернул плечами. – Слишком улыбчивый, липкий. Все меня в гости звал… Я согласился, как вы велели. Один бы – ни за что не пошел!
– Он назвал адрес?
– Да нет… Сказал, во вторник здесь же, на лавочке, и встретимся, ровно в девятнадцать ноль-ноль. Не поздно?
– В самый раз, – заверил Иван. – Не знаю, как и благодарить… Как в школе-то?
– Да так, ничего, обошлось, – Юра улыбнулся. – Строгача влепили, в следующий раз обещали из комсомола выгнать. Не знаю, как теперь и записи доставать. Придется на рынке…
– Ничего, выжди время…
– Ребята, одноклассники, меня на поруки решили взять. Колька-комсорг заступался… Класс у нас хороший, дружный… – Юрий доел мороженое. – Ну что? До вторника?
– О, боюсь, что нет, Юра! – покачал головой Раничев. – Наверное, мы к нему и не пойдем. К чему? Сам же говоришь – фуфло.
– Это уж точно! – со смехом заверил мальчик. – Гленна Миллера от Моцарта не отличит.
Простившись на Советской с мальчишкой, Иван было собрался домой, как вдруг остановился перед афишной тумбой. Сегодня, в девятнадцать тридцать, в местном театре давали «Ревизора»… А почему бы и нет? Раничев зашел в кассу и купил два билета в боковую ложу – уж какие остались.
Попросив водителя такси подъехать к дому через полчаса, Иван заглянул в комнату Нади. Сидя спиной к двери, та крутила ручку швейной машинки – перешивала сыну пиджак.
– Надюша, добрый вечер, – поздоровался Раничев. – Все шьете?
– Ой, – обернулась женщина. – Вы так неслышно подошли… Чай будете?
– Да, наверное, не успею…
Надежда усмехнулась и снова взялась было за ручку машинки, но Иван подошел ближе, и, наклонившись почти к самому уху женщины, тихо предложил:
– Надя, а давайте пойдем в театр? Вы же сами говорили, что давно не были.
– В театр? И когда же?
– Прямо сейчас!
– Сейчас?! – серые глаза Нади распахнулись удивленно-радостно, как глаза ребенка, увидевшего вдруг давно желаемый подарок. – Да вы шутите!
– Ничуть. Такси будет через полчаса.
Надежда встала со стула и пристально посмотрела Раничеву в глаза:
– Вы это серьезно, Иван?
– Более чем… Собирайтесь же, опоздаем!
– Даже не знаю… А впрочем, – Надя вдруг улыбнулась и махнула рукой. – Была не была – поехали! Геньке записку оставлю – придет с улицы, пусть ужинает сам, да там разогреть только.
– Он у вас самостоятельный, – похвалил Раничев.
Через полчаса Надежда была готова – длинное нарядное платье из дорогого темно-бордового крепа, на шее узенькая золотая цепочка с голубым камнем, приталенное пальто, шляпка.
– Вы – сама элегантность! – Иван, не удержавшись, галантно поцеловал даме ручку. С улицы донесся автомобильный сигнал.
– Кто заказывал такси на Дубровку? – пошутил Раничев.
– Куда? – Надежда недоуменно сверкнула глазами.
Иван расхохотался:
– В театр, в театр, Надя!
Наверное, в этом провинциальном театре Иван с Надеждой были самой элегантной парой – на них оглядывались, о них – явно о них – шептались. Раничев не обращал внимания, а Наде было приятно, она улыбалась, изредка кивая не столь уж и многочисленным знакомым. Видно было, что молодая женщина бывала здесь не так уж и часто – с любопытством озиралась, не боясь показаться смешной, что-то спрашивала…
Подняли занавес, и Раничев невзначай сжал своей спутнице руку. Да так и не отпускал до самого антракта – Надежда делала вид, что ничего не замечала… Или ей просто было приятно?
Хлестакова играл какой-то молодой актер, видимо, дебютант, ибо поначалу держал себя скованно – и это чувствовалось по игре, однако к концу первого действия разошелся и он, наряду со старшим актерским составом снискав свою долю аплодисментов.
В антракте Иван с Надей, как и вся прочая публика, отправились в буфет. Раничев посторонился в дверях, галантно пропуская вперед даму… и вдруг замер, поспешно отворачиваясь к большому, висевшему на стене, зеркалу. Душа Ивана похолодела – он едва нос к носу не столкнулся с одним из своих летних недругов – Виленом! Вернее, Виленом Александровичем Ипполитовым, молодым бюрократом из управления лесохимического завода, попортившим Раничеву немало крови еще летом, в пионерском лагере. Вилен был сволочью – опасной и злопамятной сволочью, к тому же – с такими же самыми сексуальными пристрастиями, как и у Кощея. Вполне вероятно – эти двое как-то связаны. Эх, как не вовремя…
– Уважаемый, позвольте пройти! – как назло, Вилен тут же возник перед носом Ивана. Не один, и не с дамой – с группой товарищей, видно, из того же управления, направленных профкомом на приобщение к культмассовым ценностям. Стоп! А где же тогда товарищ Артемьев, председатель профсоюзного комитета? Что-то не видно. Остался дома или схарчили, сволочи?! Если так – жаль, Артемьев был настоящим мужиком, честным, порядочным, веселым… Все хорошо, да только вот нынешний глава угрюмовского горкома партии товарищ Казанцев почему-то поддерживал Вилена. Вернее, это Вилен был его человеком, а местная верхушка (председатель профсоюзного комитета крупнейшего предприятия области – должность нешуточная!), наверняка формировалась по принципу личной преданности.
А ведь Вилен не узнал его, ручаться можно, что не узнал! Ну еще бы – летом Раничев был при бороде и вовсе не такой солидный, как сейчас. Иван обернулся к Надежде и тихо спросил, незаметно указывая на Вилена:
– Случайно не знаешь, кто этот молодой человек в темно-серой паре?
– Белобрысый такой, в очках?
– Да-да.
– Нет, – Надя покачала головой. – Не знаю. Он твой знакомый?
Как-то незаметно они перешли на «ты»…
– Да так, – пожал плечами Иван. – Вроде бы знал когда-то… А может, просто похож.
– Так подойди!
– Да ладно. В следующий раз как-нибудь.
– Иван Петрович!
Боже, это еще кто? Раничев резко обернулся… и тут же расслабился, увидев бригадмильца Сергея. Светлые волосы парня были тщательно зачесаны назад, дешевенький полушерстяной костюм выглажен так, что, казалось, стрелками брюк можно было запросто косить на лугах траву. Расстегнутый отложной ворот белой сорочки пижонски лежал поверх воротника пиджака, на лацкане которого краснел комсомольский значок.
– Здравствуй, Сережа, – Иван пожал парню руку. – Знакомься, это Надежда.
– Рад знакомству. Как вам спектакль? Правда, здорово? Иван Петрович, вы говорили…
– Постой-ка, Сергей… Надя, мы пойдем покурим немножко?
Надежда рассмеялась:
– Ну что с вами делать? Только недолго.
– Как скажете, прекрасная мадам!
– Я подожду в фойе…
Взяв Сергея под руку, Раничев поспешно увел его прочь – чтобы не задавал лишних вопросов.
– Красивая у вас жена! – на ходу улыбнулся парень. – И платье у нее красивое… Только куда же мы идем? Я ведь не курю, это Паша курит…
– Ничего, переговорим просто.
Оглянувшись, Иван отвел бригадмильца в уголок, забранный темным плюшем… Черт! Там же, рядом, важно выпятив украшенную широченным галстуком грудь, прогуливался и Вилен!
– Слушай, Сережа, ты вот того павлина знаешь?
– Павлина? А! Вы про того… Так это товарищ Ипполитов, наш председатель профкома.
– Так-так, – покивал Раничев. – А Артемьев где? Кажется, он был раньше…
Сергей недоуменно пожал плечами:
– Был-то был… А, вы ж не местный, не знаете… Осенью, в сентябре еще, сняли его за пьянство и моральное разложение!
– Вот как? Ну и дела-а… А мне кажется, Артемьев неплохой мужик был…
– Конечно, неплохой! Свой, простой и доступный. Любой вопрос можно было решить, не то что с этим… Правильно вы сказали – павлин. – Сергей вдруг понизил голос. – Говорят, он донос-то и написал, ну, на товарища Артемьева.
– Жаль, жаль, – искренне вздохнул Иван. – А сейчас Артемьев где?
– Говорят, уезжать собирается. Куда-то на Север…
– Хорошо хоть – по своей воле… Ладно. Не забыли с Пашей мое поручение? А он, кстати, чего в театр не пошел?
– Не забыли, – Сергей засмеялся. – Смешной он, этот ваш знакомый… ну, за кем мы следим. Меня у театра увидел – так шарахнулся, едва под машину не попал… Верно, уж теперь поостережется пьянствовать!
– Да уж! Вообще спасибо вам… Стоп. Он что, в театр приходил?
– Да нет, – махнул рукою парнишка. – Не в театр, а к театру… Вилена дожидался, ну, профсоюзника нашего. О чем-то они там разговаривали – я краем глаза видел.
– Так-так, – Раничев стряхнул пепел в урну. – А о чем говорили – не слышал?
– Нет, я в это время пальто в гардероб сдавал. А что такое?
– Да так, ничего…
Уговорившись с молодым бригадмильцем о встрече, Иван попрощался с ним и быстро спустился в фойе.
После спектакля, подавая Надежде пальто, он краем глаза следил за Виленом – похоже, к тому больше никто не подходил. Но Серега-то их видел вместе – Вилена и Кощея, что может связывать вместе холеного профсоюзного босса и мелкого урку? Конечно же, общая страсть!
Отстояв очередь, взяли таксомотор. Ночь освещала город мерцанием золотых звезд, кругом было безветренно и тихо, лишь кое-где за заборами лаяли собаки да со стороны железной дороги доносились пронзительные гудки поездов.
– Зайди, Иван, – тихо попросила Надежда.
Генька, выпростав из-под одеяла ноги, спал на диване в гостиной. Осторожно пройдя мимо него, Раничев с Надей уселись на кухне, поставили чайник.
– Может, ко мне поднимемся? – кивнув на спящего мальчишку, шепотом предложил Иван.
– Нет, – женщина улыбнулась. – Давай лучше здесь посидим…
Открыв шкаф, она достала бутылку красного и фужеры. Раничев открыл вино, налил:
– За вас, Надя!
– Почему за меня?
– А потом выпьем за Геньку. Чтобы он прожил свою жизнь лучше и, быть может, счастливее нас.
Выпив, Надежда поставила бокал на стол:
– Этот твой знакомый, Сергей… Симпатичный парнишка. Комсомолец…
– А я вообще с плохими людьми не вожусь, – хохотнул Иван. – Только с хорошими.
– А как же Кощей с Егозой? Силыч? – грустно усмехнулась Надя. – Они, по-твоему, тоже хорошие люди?
– Но ведь ты – тоже с ними, – Раничев посмотрел в серые глаза женщины.
– Много ты знаешь, с кем я… – вздохнула та. – И вообще мы с Генькой скоро отсюда уедем!
– Я знаю, – с улыбкой кивнул Иван.
– Генька рассказал? Проболтался все-таки… Вот я ему задам!
– Хочу спросить, – Раничев слегка замялся… – Правда, не знаю, имею ли право…
– Спрашивай. А уж ответить иль нет – решу.
– Почему вы не уехали раньше? Не пускал Силыч?
Надежда вздрогнула:
– Давно хотела тебя предупредить – Силыч страшный человек! Опасный и хладнокровный убийца.
– Ну это еще как посмотреть, кто из нас опаснее?! – тихо рассмеялся Иван.
– Не говори так, – Надя покачала головой. – Ты не такой, как они, Ваня! И вообще, ты не тот, за кого себе выдаешь. Никакой ты не урка и не торговец.
– А кто же тогда?
– Не знаю… Может быть, из милиции, может… не знаю. Но почему-то чувствую. – Надежда сама разлила остатки вина. – Давай теперь выпьем за тебя! Чтобы у тебя все получилось.
Выпив, Иван осторожно погладил женщину по плечу… и неожиданно поцеловал в губы. Надежда не сопротивлялась… только лишь, когда рука Раничева, словно бы невзначай, скользнула в вырез платья, завертела головой и твердо прошептала:
– Нет. Пусть мы с тобой останемся друзьями, Иван. Просто друзьями.
– Конечно, останемся… – тихо отозвался Раничев. – Можешь на меня полностью положиться. Если хочешь, я помогу вам уехать.
– Хочу! Очень хочу! – кивнув, призналась Надя. – Только опасайся Силыча… Если узнает – всех нас убьет. Этот дом – его хаза, да и на меня он имеет виды… Вернее, имел, пока не отшила.
– Что так? Ой, извини за вопрос.
– Ничего… Силыч… он, ладно бы только на рожу противен, усики эти мерзкие, так еще и хам. А я не люблю хамов…
– Еще один вопрос – можно?
Надежда качнула головой.
– Корявый… У него был перстень?
– Перстень? Да… красивый такой, золотой, с крупным зеленым камнем, изумрудом, кажется. Знаешь… Корявый, он еще поопасней Силыча будет. Сколько они из-за этого перстенька цапались, Боже! Тоже мне, мужики – как-то даже разодрались из-за цацки… Спасибо!
– Спасибо? – удивленно переспросил Иван. – За что?
– За то, что не расспрашиваешь про Викентия. Поверь, мне было бы тяжело вспоминать… Я ведь любила его… Нет, Генька не его сын. Но Викентий относился к нему, как к своему. Ты знаешь, Генька тебя уважает… Прибежит, бывало, из школы, когда тебя нет, так первым делом спросит – где дядя Иван?
– Ребенок… На гитаре все ж таки научился бренчать немного.
– Он говорил… Да, послезавтра, во вторник, у них какой-то сбор. Шефы придут, с химзавода, про профессии разные будут рассказывать.
– Это хорошо, полезно для будущего.
Надежда вдруг улыбнулась:
– Спасибо, Иван, за сегодняшний вечер. Давно у мня такого не было.
– Ну что ты… Это тебе спасибо.
– Мне-то за что? Ладно, спать пора, поздно уже.
– Спокойной ночи.
Кинув на прощание, Раничев поднялся к себе и, аккуратно повесив на спинку стула одежду, лег, побыстрее забравшись под покрывало – все ж таки было прохладно. За узким окном мансарды, на деревянном столбе у дороги тускло светился фонарь, и черные тени ветвей бегали по дощатым стенам, словно картинки волшебного фонаря.
Иван вдруг прислушался – снизу, с лестницы, явно послышались чьи-то осторожные шаги. Вот они стали ближе, бесшумно распахнулась дверь… Раничев вздрогнул:
– Надя?
– А ты думал – кто? Сам же звал…
– Звал…
Надежда сбросила на пол халат и нагая бросилась в постель Ивана.
Назавтра явился Силыч. Он был явно взволнован и нервно теребил усики – куда-то запропастились Егоза с Кощеем.
– Как это – запропастились? – Раничев сделал вид, что не понял. – Пьют, наверное, где-нибудь. Проспятся – придут.
– Да нет, парень, – нехорошо осклабился бандит. – Впервой с ними такое. А Егозу – слышь ты – вроде бы как на вокзале видали. Может, легавые на хвост сели?
Иван размашисто перекрестился:
– Упаси Боже!
– Ладно, – надев кепку, Силыч поднялся с дивана. – Может, и впрямь рано икру метать? Надежда где?
– На работе.
– А, ну да, – главарь шайки зачем-то поглядел в окно, словно надеялся увидать там возвращающуюся с работы Надежду, и вдруг, резко выхватив из кармана финку, приставил ее к горлу Ивана:
– Ну что, фраерок? Вижу, отпробовал уже Надьку?
– У меня и без нее биксух хватает, – холодно отозвался Раничев. – Ножик-то убери, щекотно.
– Ишь, щекотно ему… – бандит явно не торопился убирать нож – не знал, дурачок, с кем связался!
– Ну убери, убери, – через силу улыбнулся Иван. – Хочешь – ко мне подымемся? У меня водка есть.
– Водка – это хорошо, – спрятав финку, Силыч пристально посмотрел на Раничева. – Однако ж водка под добрую беседу хорошо идет, так?
Иван засмеялся:
– Угадал ты, Николай Силыч. Очень хочу я с тобой с глазу на глаз побеседовать, прямо так хочу, что даже кушать не могу!
– Что ж, идем, погутарим…
Поднявшись к Раничеву в мансарду, уселись прямо на софу. Иван вытащил из-под стола опечатанную сургучом бутылку «Московской особой» и банку рыбных консервов, усмехнулся:
– Вот теперь доставай свой ножик, откроем!
– Ниче! – захохотал Силыч. – Я мануфактурой привык… Ну, будем!
По первой выпили не закусывая, потом все же открыли банку. Раничев и сам опьянел, конечно, не так, как бандюга, да и тот-то, честно говоря, больше куражился, а сам, нет-нет, да и зыркал на собутыльника волчьими злыми глазами. Так в этот раз и не поговорили толком – слишком уж пьяные были оба, да к тому же чувствовалось подспудно – не созрел еще Силыч для нужного разговора.
Назавтра главарь зашел снова, долго шептался о чем-то с Надеждой, как та потом рассказала – все выспрашивал об Иване, видно, решал, можно тому довериться или нет, ведь ни Егоза, ни Кощей так и не объявились.
На следующий день Иван уже и сам с нетерпение ждал, когда же, наконец, соизволит появиться Силыч – время-то шло, бежало, этак и до белых мух можно было здесь задержаться, что в планы Раничева, естественно, никак не входило. Ага, вот, показалась за забором знакомая кепка. В этот раз бандит специально пришел пораньше, чтобы поговорить наедине, без Надежды, видно, взыграло-таки любопытство. Усевшись за стол, зыркнул на Геньку:
– Погуляй-ка пока, парень.
Вытащил из карманов пару бутылок «Жигулевского», самолично открыл, наплескал в стаканы. Хлебнув, ухмыльнулся:
– Ну говори, чего ты хотел-то?
– Заказчик мой – ну, тот важный человек, о котором я рассказывал, на ноябрьские праздники за кордон собрался. Звонил я ему на днях, – Иван со значением прищурил глаза. – Артефакты ему нужны – старинные деньги, оружие, украшения – он ведь без досмотра едет. Возьмет все – и дорого. Это вам не по барахолкам кольчуги со щитами толкать – клиент солидный. Да чего ты молчишь-то, Силыч! Дело верное!
Бандит покачал головой:
– Дело-то, может быть, и верное, да эти-то губошлепы так и не объявились – ни Егоза, ни Кощей! Может, и впрямь в легавку залетели по глупости.
– И черт-то с ними, Николай Силыч! – громко засмеялся Раничев. – Обойдемся и так – меньше потом делиться.
– Ишь, – Силыч покачал головой. – Делиться ему не хочется… Фартовый ты парень, Ваня! Ну да тем мне и глянешься. Вот что, – он понизил голос. – Коль уж терки пошли серьезные… Так скажу – был у меня один кореш, Корявый кличка – вот его-то недавно по дурости взяли…
– Слыхал, Егоза рассказывал…
– Язык бы этому Егозе оторвать, – зло бросил Силыч. – И что он тебе натрепал?
– Будто этот ваш Корявый фраера какого-то по пьянке на машине сбил… Так ведь?
– Так, да не так… – главарь усмехнулся. – Нашли при нем вещицу одну – гайку золотую с камушком зеленым, перстенек красоты неописуемой… Так следователь, гад, притянул к нему одно громкое дельце…
– Что за дельце? – встрепенулся Раничев.
– Музей наш какие-то ловкие ребята грабанули, летом еще… Корявый маляву прислал – на музей его сейчас и колют! Он – ни в какую – ведь и в самом деле не мы его взяли, а Котька Гунявый с шайкой своей. Взял да отвалил на юга – ищи его теперь, лови ветра в поле. А нам отдувайся!
– Чего-то я не совсем понимаю, при чем к нашему делу Корявый и его перстенек?
– Не знаю, как тебе и сказать… – Силыч вздохнул. – Все равно не поверишь. Я поначалу тоже не верил… пока сам не сходил. В общем, ежели в грозу подойти к старой башне, то… А, сам потом все увидишь! Чего зря болтать-то? Одно пока уразумей – без перстнька этого не будет и цацок или как их?
– Артефактов. А откуда у Корявого перстень? Бабушкино наследство?
Бандит с усмешкой посмотрел на Ивана:
– Ты про экспедицию академика Герасимова слыхал?
Раничев вздрогнул:
– Слыхал… Он вроде как гробницу какую-то раскопал в Средней Азии, до войны еще.
– Эх ты, темнота, – неожиданно засмеялся Силыч. – Какую-то гробницу… А мавзолей самого Тамерлана не хочешь?!
– Да ну!
– Вот тебе и ну! А в рабочих, тех, что с Герасимовым копали, у Корявого корешок был, Викентий… Он-то перстенек и замылил, прямо из гробницы. А потом как-то однажды в грозу… А, все равно не поверишь, пока сам не увидишь! В общем, без перстня мы с тобою никак не обойдемся.
– Ну дела-а, – Раничев удивленно развел руками. – Выходит, этот перстень сам Тамерлан носил?
– Викентий сказал – прямо на…