Кольцо Сатурна

Старый Курц РАЗБИТЫЙ ЧЕРЕП

Егор выбросил последние комья мерзлой земли и, подняв со дна фонарь, любовно оглядел стены могилы:

— Чистота! Одно слово, модель! Хоть сам ложись, так в ту же пору! Михайло! Ты что там делаешь?

Михайло давно уже вылез на «грунт» и, охваченный крепким морозом, торопливо напяливал на себя новый, крытый сукном полушубок.

— А здесь, на воле-то, дедушка, здорово крепит! — крикнул он в ответ Егору. — В яме-то больно сходно было, а теперь…

— Зря торопился! — махнул фонарем Егор. — Кончал бы вместе! В мороз завсегда так: как бросил лопату, сейчас и облекайся, пока, значит, не остыл!.. Ну, да ничего!.. В трактире живо согреемся!.. Денег не жаль! Заработали дажно!..

Так, что ль?..

— Чего не побаловаться! — взвалил на плечи «струмент» Михайло. — Ишь, как вызвездило!!.. Вот на Святках кажинный год так: вызвездит и вызвездит! Отчего это, дедушка?

— Вольный воздух! Прояснит, ну и… того!.. Все души небесный видимость имеют… Сбрось-ка мне одежу… Вот так… Ну, и готово!

Егор выпрыгнул из могилы и уверенно пошел, сворачивая то направо, то налево, по бесконечным мосткам погруженного в таинственный полумрак кладбища. Михайло еле поспевал за стариком.

У кривой часовни могильщиков встретили два громадных пса. Они с лаем бросились к ним, но, заслышав оклик Егора, завиляли хвостами и стали ласкаться.

— Добрые псы! — похвалил их Егор. — Быка, и того свалят! Допреж, без них, и ходить опасливо было.

— А что? — боязливо перебил его Михайло. — Нешто, дедушка, они пугают?!?..

— Не токмо, что пугают и… ограбят, и убьют!..

— У-бьют?.. Да ты про кого сказываешь?

— Известно про кого! Про жуликов, про грабителей!

— Да-а!.. А я думал…

Михайло не докончил фразы и только быстрее зашагал. Он чувствовал себя не совсем в порядке! На душе было неспокойно, и в мозгу что-то сверлило.

— Зачем я «его» разбил? — подумал он. — Ну, попался череп, ну, и возьми его честь честью и… захорони в сторонке… сбоку… Отскреб стенку и засунул… Он себе и лежит там ладно!.. А Егор… зря!.. «Разбей лопатой…» А зачем? Ведь тоже человек!.. Череп!.. Небось, тоже на плечах сидел… говорил… молился!.. Грех это. Грех! Надо бы закопать, а я его… раз, раз… и в куски… Грех! Егору-то что?.. Он приобык!.. Ему хоть с покойником рядом, так ничего!.. Он их, покойников-то, племянничками зовет…

— Ты что смолк? Не слыхать тебя, — обернулся к Ми-хайле старик. — Ай, взаправду застыл?..

— Нет, дедушка, ничего!..

— То-то!.. Надо покликать Дорофея!.. Чай, спит. Имянинник он сегодня, ну и… выпимши!..

Егор подошел к сторожке я стал усиленно барабанить в окна.

— Кто там? Черти! Закрыто! Не пущу! — раздался хриплый голос.

— Пускать не надо! Только выпустить! — засмеялся Егор. — А то ночевать к тебе заберемся!

— А! Это ты, приятель! — очухался Дорофей. — А я было и… Да чего толковать… Заходи… угощу!.. У меня, брат, харча много осталось… Захаживай!..

— С товарищем мы здесь!

— А товарищ-то, водку пьет? — осведомился сторож.

— Мимо рта не пронесет! — фыркнул Егор.

— Коль так, тащи и его! — распахнул дверь Дорофей. — Входи, ребята, гостями будете!

В сторожке было тепло, пахло водкой и ельником. Компания уселась за стол. Сначала выпили по стаканчику, потом повторили. Дорофей разошелся: достал бутылку «травничку» и соленой рыбы. Всем захотелось пить. Поставили самовар. Напились вдосталь и принялись снова за водку. Егор был страшно весел, сыпал шутками, прибаутками и остротами. Дорофей пел песни. Один Михайло только пил молчаливо и сосредоточенно…

— Мне смерть, все одно, что плевое дело! — скалил гнилые зубы Егор. — Насмотрелся я на нее! И ничего-то в ней нет!.. Ни кожи, ни рожи!.. Одна слякоть! Ей-Богу!.. Сгинет человек, и нет ничего!.. Останутся гнилушки, а чтоб форменно… гроб, или что… Ничего! Захоронишь одного, а прошло лет двадцать… хоть другого хорони по тому же месту!.. Ей-Богу!..

— А череп! — вдруг прервал молчание Михайло. — Череп, брат, не того, не рушится!.. Да!..

— А что череп! — мотнул головой Егор. — Дал ему раз — и разлетелся! Ей-Богу!..

— Черепов у нас под колокольней, сколько влезет! На любой манер! — махнул рукой Дорофей. — Это предмет самый последний… Вот, когда наводнение бывает… вымоет их… ну и собирай… А куда девать? Кому закапывать?.. Валишь под колокольню и ладно!

— А так, чтобы лопатой?.. — пытливо покосился на Дорофея Михайло.

— Лопатой? Лопатой не приходилось!.. Нет! — растопырил пальцы сторож. — К чему лопатой?

— То-то и оно! — вздохнул Михайло. — Нехорошо «его» рушить-то! Ен тоже, брат… череп-то… человек был…

— Д-у-у-рак!.. — протянул Егор. — И скажет тоже?! Череп-человек!!.. И откуда это? Дивлюсь!.. Череп-человек!?! Нет, брат, врешь!.. Каждый человек и выпить, и закусить может, а… череп… м-м-может? А?..

Егор вдруг почувствовал себя жестоко обиженным и, припав к груди Дорофея, стал причитать и громко всхлипывать. Дорофей, глядя на него, тоже быстро сменил радужное настроение на печальное и принялся слезливо утешать друга. Михайло отодвинулся в угол, уронил отяжелевшую голову на ладони и стал упорно наблюдать за полкой с горшками. Ему давно уже казалось, хотя он это и скрывал, что на полке не совсем-то ладно. Теперь, при внимательном наблюдении, он ясно различил своего случайного «знакомца»… Рядом с чугуном, сквозь клубы табачного дыма, просвечивал необычайной белизны череп!..

— Он!!! — вздрогнул Михайло. — Уж я вижу, что он!!.. Меня не обманешь!!.. Ишь, как на меня уставился!!! И зубами стучит!!.. Дедушка! А, дедушка!! — дернул он за рукав Егора, но Егор не пошевелился. — Сторож, сторож, мил человек… — крикнул он Дорофею, но и Дорофей тоже был недвижим…

Приятелей свалил мертвецкий сон…

— Наше место свято… — зашевелил языком Михайло. — Чур меня! Чур!.. Сгинь, рассыпься!..

Но череп не думал рассыпаться. Напротив, он все сильнее и сильнее выбивал дробь зубами, стараясь спрыгнуть с полки прямо на стол, к Михайле… Парень не выдержал, схватил шапку и бросился вон из сторожки… На свежем воздухе стало легче: в голове не так шумело…

— Куда идти? — задал он себе вопрос и тотчас же решил: — Пойду на «старое» место! Закрещу! Отплююсь! Тогда… «ему»… крышка. Силы в «ем» не будет.

Из-за туч выплыл остророгий месяц и сразу засыпал изумрудной пылью и кресты, и памятники, и купол старой часовни.

Он быстро зашагал но трещавшим от мороза, дырявым доскам, и уже поравнялся с оградой часовни, как вдруг до него донеслось нестройное пение визгливых голосов…

Михайло припал к ограде и осторожно, перебирая жерди решетки, пополз до угла. На белоснежном покрове грязным пятном чернела свежевырытая могила, а вокруг нее, взявшись за руки, кружились непрерывным кольцом мертвецы!.. Тут были мужчины и женщины, старики и дети, богатые и бедные, хромые и безрукие, кривые и зрячие, с головами и безголовые… Те, у которых все было в исправности, весело отплясывали, побрякивая костяками в такт песне, убогие же уныло тащились вслед за ними…

— Ишь их, какая уйма!.. — Михайло еще больше припал к земле и старался втиснуться в наметенный у ограды сугроб, но… все было напрасно: тот, кому надо было Михайлу заметить, заметил его!.. Безголовый скелет, завернутый в красную, с золотистыми краями мантию, в несколько прыжков приблизился к могильщику и, протянув костлявые руки, громко произнес:

— Череп! Где мой череп?..

Михайло затрясся и не мог вымолвить ни слова.

— Говори! — взвизгнул, стуча костяками, скелет. — Говори, или я тебя живьем закопаю!..

Михайло отчаянно взмахнул руками и во всю глотку крикнул:

— Разбил его, в щепы разбил!..

— Иди! Собирай осколки, подлец! — ткнул его костлявым кулаком в шею мертвец. — Ну, живо! Да чтоб все собрать, до последней косточки! Помни, я дырявой башки не надену!..

Михайло вскочил на ноги и, подгоняемый колотушками, поплелся к могиле. Хоровод встретил его визгом, свистом и хохотом, но все же дал дорогу. Вот и могила. Михайло присел на край, свесил ноги, как вдруг мертвец треснул его в спину и несчастный могильщик кубарем скатился на дно, а вслед за ним с треском и звоном полетели мерзлые комья земли…

— Спасите!.. — завопил он благим матом и… открыл глаза….

Месяц, звезды, ночная тьма, мертвецы — все исчезло куда-то… Вместо них над могилой стояло туманное, серое утро и виднелась лохматая голова злого, как черт, Егора…

— Ишь, дьявол! — ругался старик. — Деревня!.. Как есть деревня, желтоглазый… лопатник!.. Напоролся водки и в могилу полез!.. Гляди, как края-то попортил!.. И-и-и… чертово идолище!..

Михайло продолжал лежать на дне. Он медленно ощупывал ноющие ребра и тихо-тихо шептал:

— Ругайся, брат! Тебе хорошо ругаться! А я что знаю, то знаю!..