Зосю разбудили поскрипывания и недовольное бормотание.
Сжавшись от страха в комок, она напряженно вслушивалась в звуки, а сама пыталась нащупать упрятанный глубоко под подушку мешочек с льняным семенем. Пальцы путались в смятой наволочке, и от навалившейся беспомощности хотелось завыть в голос.
Даже находясь в безопасности собственного дома, Зося продолжала бояться колдуна и его бабку-ведьму.
О том, что сумка с вещами осталась у Андрея, она вспомнила на следующий день после своего возвращения. Сразу после того, как проводила мать на дачу.
Они так и не поговорили толком. Мать лишь спросила, как прошла конференция, и Зося соврала что-то невнятное. Околонаучные темы никогда не интересовали мать, и она принялась пересказывать Зосе очередную серию любимого фильма.
На предложение матери поехать вместе на дачу, чтобы поесть клубнику с грядки, нарвать черешни и помочь с рассадой, Зося ответила отказом, отговорившись тем, что нездоровится.
Мать всполошилась и хотела остаться, пришлось выпроваживать её почти насильно. Зося была не в том настроении, чтобы общаться. Её не интересовали новости ни про соседей, ни про коллег матери.
Пытаясь привести мысли в порядок, Зося послонялась по комнатам, а потом решила разобрать вещи.
И только тогда поняла, что сумки нигде нет!
В панике она попыталась связаться с бабой Чурой, но как только повязала платок, так сразу в ушах принялось противно трещать и посвистывать. Один раз Зосе даже послышался чей-то злорадный смешок, но тут же пропал. Напрасно она звала, напрасно обращалась к Чуре по имени — та так и не вышла на контакт.
Стянув с головы бесполезную тряпку, Зося отшвырнула её в угол и приказала себе успокоиться. Получилось не сразу, сердце отстукивало дробь и мутилось в глазах, но в конце концов ей всё же удалось взять себя в руки.
Попросить совета и помощи было решительно не у кого, пришлось выкручиваться самой.
Перетряхнув немногочисленные мамины запасы, Зося обнаружила пакетик льняного семени и несколько пачек соли.
Еще с университетских времен она помнила, что лён раньше использовали как оберег от злых чар и колдовства. Доказательств тому у Зоси не было. Оставалось лишь надеяться, что это правда.
Соль она рассыпала возле порога, проложила из неё дорожку по всей длине подоконников, радуясь, что матери нет дома и некому ей помешать. Объяснять причину своих странных действий Зося ни за что бы не стала — мать вряд ли бы поверила ей, подумала бы еще, что у дочки неладно с головой.
Не особенно надеясь на то, что сработает, Зося всё же воткнула в дверную притолоку булавку, смоченную в уксусе. И добавила несколько иголок.
К сожалению, у неё не было ни тирличь-травы, ни орхилина — волшебных чудо-растений, способных уберечь от колдовства и злых чар.
В качестве оберега могли послужить и травы попроще — такие как крапива и чертополох. Но их тоже в доме не водилось.
Льняное семя Зося ссыпала в мешочек и спрятала в карман, а ночью решила убрать под подушку. И вот теперь никак не могла его найти…
Скрип повторился. Совсем рядом за стеной кто-то негромко прокашлялся и пожаловался на ревматизм и отсутствие печки. Снова покашлял и горестно вздохнул.
— Голодно… ссохлося во рту… Хоть бы глоточек водицы…
Ворчливый дребезжащий голос показался Зосе знакомым.
Да это же… неужели… тэрэнька?!
Вместе с ней должен быть и сычик. Домовик!
За всеми переживаниями и страхами Зося совсем позабыла про них!
Набросив халат, она осторожно приоткрыла дверь и встретилась взглядом с нахохлившимся, как стожок сена, сычом. Маленькая сова сидела на спинке старого кресла-качалки, его мерное поскрипывание и испугало Зосю. Кресло раскачивалось словно само по себе — тэрэнька оставалась невидимой. Её выдавали лишь звуки, идущие от подушек.
При появлении Зоси кикимора заголосила еще громче и жалобнее. Сыч тоже издал недовольное клекотание и укоризненно мигнул.
— Голоднооо… ссохлося всё… водицы бы испить…
— Вы почему не поели? — удивилась Зося. — Мама же пирог испекла, и чай с вечера остался.
— Не можем мы без разрешения! На новом месте разрешение нужно. — возмущённо перебила её тэрэнька. — Что ты за хозяйка! Зачем нас сюда принесла да и бросила??
— Простите. — Зосе сделалось неловко. — Я отвлеклась, забыла про вас. Но вы тоже молчали! Не подавали о себе знака. Почему?
— Не молчали, а приглядывались. — поправила тэрэнька. — Нужно было всё изучить, с местными обзнакомиться. Мало ли, куда ты нас затащила!
— И как — познакомились?
— Не-а. Нет здеся никого. Печать запустения на всём.
— Какая еще печать? — возмутилась Зося. — Мы с мамой не шикуем, конечно. Но и не бедствуем!
— Помощников у вас нету. Друзей дома. Вроде Злуча и меня.
— Злуча??
— Агась. Злучь — вон он, сверху сидит. Бывший домовик Филониды.
При этих словах, сычик пронзительно вскрикнул и, зависнув в пустоте, сердито защёлкал клювом под начавшееся верещание тэрэньки.
— Уйми его, хозяйка! Уйми Злуча! — взмолилась кикимора. — Он мне все волосья повыдергает! Озлился на меня за имя!
— Злуч, перестаньте. Пожалуйста! Хватит трепать Валентину! — слегка запнувшись, попросила Зося. Она не знала, как правильно обращаться к домовику. И не представляла — как можно его усмирить.
Однако сычик послушался сразу же. Всё от того, что Зося назвала тэрэньку по имени. Снова усевшись на спинку кресла, невозмутимо принялся чистить пёрышки, а кикимора еще долго причитала про испорченную прическу.
— Может вам зеркало дать? И расческу? — предложила Зося.
— Расческу! — передразнила тэрэнька и громко высморкалась. — Что ж ты за хозяйка такая! Не можешь защитить свою помощницу от тирании! Андрюшка бы такого ни в жисть не допустил! Раскрошил бы сыча на тысячу перьев! Зачем я только к тебе притащилася! Ох, судьбина моя, ох, горемыка!
Зося почувствовала себя виноватой. Действительно, с Валентиной нехорошо получилось. Сычика она сразу планировала забрать с собой, а кикимору прихватила случайно, вместе с фартуком. Как же её теперь вернуть?
— Не надо меня возвращать! — немедленно фыркнуло с кресла. — У Андрюхи не забалуешь. Без работы ни на минуточку не оставит. А у тебя прямо курорт. И ничего так, миленько. Мне всё нравится.
— А вам… тебе нравится? — спросила Зося у сычика Злуча.
Но тот промолчал, лишь наклонил голову в сторону и мигнул.
— Нравится, нравится. Не сумлевайся. Где, говоришь, пирог?
— Да на столе, под салфеткой. Это теперь и ваш дом. Берите, что хотите.
Затрепетал воздух, протопотали частые шажки — это тэрэнька устремилась на кухню. Минуту подумав, сычик полетел вслед за ней. И Зося поплелась следом.
Пирог исчезал на глазах, по всей столешнице были рассыпаны крошки. Сычик деликатно склевывал их, тэрэнька же громко и смачно жевала.
Забулькал чайник, в чашку полилась заварка, с полки плавно спланировала стеклянная сахарница до верха заполненная ровненькими коричневыми кусочками.
— Чтой-то сахар у тебя загорелый… будто грязный? — с подозрением спросила тэрэнька.
— Тростниковый потому что. Он полезнее белого. Давайте, я чайник разогрею… — запоздало предложила Зося, но в ответ снова раздались хруст и чавканье.
И всё же Зося поставила чайник на плиту — ей тоже захотелось чая.
В компании домовика и кикиморы она почувствовала себя значительно лучше и увереннее. Пирога ей не оставили, но в вазочке еще были конфеты. В холодильнике лежали сыр и колбаса.
Так что поздний ночной перекус продолжился.
Расслабившись, Зося пожаловалась, что забыла у Андрея сумку, чем вызвала новое фырканье тэрэньки.
— Да мы уж поняли про то. Не дураки. С утра по дому как подстреленная мечешься. Соль, вон, рассыпала — мне и к окошку теперь не подойти. А поглазеть-то охота — как в городах живут? Выгуляешь меня как-нибудь, а, хозяйка?
— Как это — выгуляешь? — оторопела Зося.
— Да молча. Фартук на себя набросишь и на улочку. Только соль перед тем смети, а то ведь не выпустит меня.
— Зачем вам на улицу? — Зося представила, как в фартуке бродит по торговому центру и рассмеялась.
— Дак поглазеть же! Интересно — что у вас купить можно? И почём? Уж так в магазин хочется, на тряпочки глянуть. И в этот, как его-то? Парфбар! У Андрюшки одна девица приезжая… из тех, что потом… ну, ты понимаешь… Так вот она так пахла, так пахла! Провоняла прямо весь дом. Все уши нам прожужжала про этот самый парфбар!
При упоминании девицы и её печальной участи, Зося помрачнела. Снова вернулись страхи, настроение испортилось.
— Не куксись. — тут же отреагировала Валюха. — Спать иди. Мы всё приберём.
— Что-то не хочется спать. Вдруг он придёт?
— Как придёт, так и уйдёт. В дом ему не зайти, если не пустишь.
— А дальше? Как дальше жить? Он же сторожить будет!
— Когда придёт — тогда подумаешь. Пока же нет никого. Вот и поспи.
— А вы?
— И мы покемарим. Я уже ваш диванчик испробовала. Мягонький. Удобный.
— Валентина…
— Валюхой зови. — разрешила тэрэнька. — Мне так привычнее.
— Хорошо. Валюха. Извините за вопрос… Почему вас превратили в… в…
— Кикиморку? Язык подвёл, будь он неладен! Поболтать дюже любила. Да сплетни пособирать. Вот Прасковка и осерчала.
— А обратно? Есть способ превратить вас обратно?
— Обратно не превратить. — Валюха тоненько вздохнула. — Спасибо, хоть так. А могла бы и хуже сделать.
— Куда уж хуже?
— Да туда. Могла бы в одержимую обратить, разум забрать, всё человечье вытравить. Тогда бы только с нитками и возилась. Куделю путала, на людей бросалася. Не дай такого, не приведи!.. Превратила меня, горемычную… Поставила палку, накрутила на неё тряпок, а потом…
Голос тэрэньки задрожал, и она всхлипнула.
— Спасибо, что ты подвернулася. И забрала фартук! Невмоготу мне было притворяться! Андрюхе-ироду угождать! Подумывала даже о том, чтобы в печку нырнуть… Ох, судьба-судьбинушка, повернулася ты ко мне задом!
Под печальный рассказ тэрэньки Зося начала дремать. Всё-таки она здорово вымоталась за этот день. Да и за предыдущие тоже.
— Поспи, хозяйка, — мягкие ладошки подтолкнули Зосю в коридорчик. — Пойди, покемарь хоть немножечко. А мы тут приберемся-похлопочем.
Зося послушно поднялась и побрела к себе. Прежде чем улечься, извлекла из-под подушки мешочек с льняным семенем и положила рядом на кровать. Потом проверила сотовый — хотела узнать, отреагировал ли Петька на её сообщения. Однако те так и висели непрочитанными, и Зося решила, что завтра обязательно сходит к бывшему другу, чтобы поговорить начистоту. Пускай посмотрит ей в глаза и объяснит причину своего вранья!
Выключать ночник она не стала, укутавшись в одеяло закрыла глаза и тут же погрузилась в сон.
А на кухоньке еще долго продолжал побулькивать чайник да звякали чашки под тихое бормотание телевизора.
В комнате было темно, лишь слабо мерцал на тумбочке у кровати маленький глазок ночника-колокольчика.
В его голубоватом свечении Зося едва смогла различить небольшой холмик под стеганым лоскутным одеялом и медвежонка с глазами-пуговицами, сидящего на подушке. Разномастные пуговицы — зелёная бусина и плоский коричневый кружок — почему сразу привлекли её внимание.
Холмик на кровати подрагивал. Тот, кто прятался под одеялом — не спал и был явно напуган.
Штора на окне шевельнулась, что-то негромко прошелестело в шкафу, и от кровати донёсся тоненький всхлип.
В углу за тумбочкой Зосе почудилось шевеление. Из скопившейся там темноты медленно полезло что-то непонятное, длинной и тонкой тенью зазмеилось по стене.
Нечто напомнило Зосе щупальце осьминога. Сокращаясь и подрагивая, оно подбиралось всё ближе к кровати. Вот уже достигло изголовья. Вот оторвалось от стены, принялось ощупывать подушку, коснулось краешка одеяла…
Прячущийся под ним малыш заплакал, задвигался, пытаясь отползти подальше от жуткого ночного гостя, и тогда Зося, наконец, отмерла и швырнула на кровать горсточку семян. Крупинки рассыпались по одеялу, а она уже читала вслух «отгон»: «Баю-бай, баю-бай, поди бука за сарай! Убирайся куда хошь, только деточку не трожь!»
Она повторила эти слова несколько раз, всё громче и увереннее, прежде чем нечто послушалось.
Тень замерла, покачиваясь, а потом неохотно сдала назад. Проползая мимо подушки, зацепила медвежонка, оплела его чёрным жгутом и утащила с собой за тумбочку.
Ребёнок разразился рёвом, принялся звать маму.
Послышались голоса, кто-то подошёл к двери, повернул ручку.
Зося поняла, что сейчас в комнату войдут и увидят её возле кровати!
Как она объяснит своё появление здесь? Как сможет оправдаться?
Метнувшись к шкафу, Зося рванула на себя створку и, не раздумывая, нырнула внутрь. Темнота надвинулась на неё, потянула куда-то. Вскрикнув от ужаса, Зося полетела вниз, вниз, вниз… пока не ударилась коленями обо что-то твёрдое и не очнулась на полу возле своей кровати.
— Помоги мне! — бормотало над ухом. — Тяни её, тяни же!
— Таку кобылу потянешь… — недовольно возражал кто-то гундосящим баском. — Стар я ужо девок на горбу таскать.
— Как в гости ходить да жрать на дармовщинку — значит не стар? А как помочь — так сразу кобыла? Не боишься, что язык за обзывательства отсохнет?
— Да ты чего несёшь, деревня неотёсанная? — возмутился голос. — Кому угрожаешь?? Запру тебе в лифту за такие слова!
Тэрэнька в ответ разразилась визгливой бранью, но Зося уже окончательно пришла в себя. Оттолкнув в сторону что-то мохнатое и тёплое, оперлась о кровать и кое-как поднялась без помощи.
— Я прогнала буку! — заговорила, обращаясь к невидимой Валюхе. — Он хотел забрать малыша! А я помешала! Прогнала его!
— Какой там бука! Не было здеся никого. Уж я бы точно его прочуяла. То колбаса о себе знать дает. Наелася ты на ночь — вот кошмары и привиделися. — Валюха отряхнула Зосины коленки. — Сейчас йоду принесу, смажу тебе синяки.
— Приснилось? Но всё было так реалистично! Я так отчётливо видела предметы! Вот… вот как его. — Зося показала на торчащего у кровати лохматого и покрытого клубками колтунов кота с морщинистой, смахивающей на человеческую мордахой.
— Ой… Кто это? — спохватилась она. — Откуда он…
— Порфирыч. За спичками зашёл. Поболтать остался. — зачастила Валюха. — Местный он. Подъездный. Вроде сторожа здесь.
— Подъездный… — тупо повторила Зося. — Вы в нашем подъезде живете, да?
— Работаю я тута. — пророкотал Порфирыч, смущенно почесываясь. — А живу на чердаке. Условия, конечно, такое себе, но я привык.
— Так я слетаю за йодом? — начала было Валюха, но в дверь просунулся сычик Злуч с пузырьком в клюве.
— А вату, вату-то забыл! — укорила его тэрэнька, энергично взбалтывая содержимое пузырька.
— Не надо ваты! Ничего не надо! — Зося решительно отвергла помощь. — Не могу поверить, что это был сон. Я так чётко всё видела! И лён рассыпала! И отгон произнесла!
Приподняв подушку, она пошарила под ней и вытащила припрятанный там мешочек. Потянув завязки, перевернула его и потрясла, но внутри было пусто.
— Бублички-курасаны! — охнула невидимая Валюха. — Ты, что же, отгон самолично начитывала? И он подействовал?
— Вроде бы. Я видела, что тень уползла. Только медвежонка прихватила.
— Тень! Медвежонка! — запричитала Валюха. — Получается, что ты во сну и вправду по чужим квартирам гуляла? Как смогла-то, хозяйка?
— Да не знаю я! — в отчаянии выкрикнула Зося. — Пришла сюда, легла и заснула. А потом…
— Ты, главное — успокойся! Дыхание уравновесь. Я травяного сбору запарю, потом чайку сообразим…
— Какого ещё сбору?
— Ромашкового. Ну, и укропного семени к нему присовокуплю. Для успокоения души.
Зося хотела возразить, но Валюха нарочито громко протопала из комнаты, подгоняя перед собой Злуча и лохматого Порфирыча.
— Ты умывайся пока, чипурись. Барышням обязательно нужно чипуриться…
Когда компания вывалилась за дверь, Зося обхватила себя руками и зажмурилась. Следовало привести мысли в порядок и попытаться понять, что же с ней произошло. Хорошо бы было посоветоваться с бабой Чурой, но Зося не помнила, куда подевала платок. Да и толку в нём не было никакого. Обидно, конечно, что предложенная связь не работала. Уж баба Чура точно бы растолковала ей, что за бука приходил к ребёнку!
Стоп! Откуда она поняла, что это именно бука? Почему не подумала про ночницу, например? Или какое-то другое существо?
Про буку как персонажа славянской демонологии она читала, когда готовила магистерскую. Поскольку в колыбельных зачастую обязательно присутствовал этот страшный образ. Мнения исследователей по этому существу разделялись. Одни считали его олицетворением всякого шума, мешающего ребёнку спать, другие утверждали, что это вымысел взрослых, чтобы пугать непослушных детей. Кто-то обобщал под этим именем всех представителей низшей славянской демонологи, но были и такие, кто всерьёз утверждал, что бука — это привидение, «пугалище», похищающее/пожирающее детей.
В её сне бука предстал именно таким чудовищем и явно собирался утащить ребёнка. И если бы не семена льна и те слова, ему бы всё удалось.
Зося и раньше придумывала колыбельные обереги, но никогда не называла их отгоном. И слова у песенок были несколько иные. Не такие просторечные. Казалось, что кто-то вложил их ей в голову этой ночью, подсказал, что именно нужно произнести!
Зося предположила даже, что это была баба Чура. Могла же она найти иной способ взаимодействия с ней, если косынка подвела?
Зосе очень хотелось, чтобы всё было именно так. Не Андрей же с Прасковьей помогли ей и ребёнку?
Стоп. Стоп! А помогли ли?!
Бука, конечно, не забрал малыша, но он утащил его любимую игрушку — медвежонка!
Зося вспомнила, как запричитала Валюха, услышав это.
Что, если бука может воздействовать на ребенка через игрушку?
Что, если тот по-прежнему в опасности??
Нужно отыскать его! Предупредить родителей!
Но как, как это сделать, если она не знает адреса! Не знает даже, кто прятался под одеялом — девочка или мальчик?
Зосины размышления прервала Валюха — принесла запаренный сбор. Помимо ромашки и укропа она добавила в смесь что-то еще, и от резкой горечи настоя у Зоси свело горло.
— Отравить меня хотите? — прокашлявшись, неуклюже пошутила Зося, чем вызвала новый приступ брюзжания у кикиморы.
— Нет бы спасибо сказала, так она еще обзывается! А я и чайку заварила. И мармаладки из пачки достала.
— Я не ожидала, что будет так горько!
— Не ожидала она. Не знаешь, что дают — так не пей! Потом поздно будет пугаться.
— Да вы что, правда меня хотите отра… — поперхнувшись, Зося выплюнула остатки питья.
— Шучу я. Не одна ты пошутить любишь. Пошли на кухонку. Завтракать пора.
Завтракать и правда было пора.
За всеми треволнениями Зося не заметила, что наступило утро.
Сказав Валюхе, что сейчас будет, она переоделась и отправилась умываться.
Косметикой Зося не пользовалась, наскоро ополоснула лицо, небрежно провела расчёской по волосам и, не взглянув в зеркало, вышла на кухню.
Там царило уныние.
Сычик и Порфирычем пригорюнились у стола, с тоской посматривая на горку мармеладок на тарелке.
— Чего губы жмёте? Больше ничего предложить не могу, — категорично заявила Валюха. — Холодильник ночью опустошили.
— Там должны были остаться яйца. — вступилась за холодильник Зося. — Сейчас пожарю омлет. Или лучше блины? Вы любите яичные блины?
Судя по реакции окружающих, блины любили все. И яичные, и из теста.
Зося выбила по одному яйцу в четыре мисочки, разболтала каждое, поперчила, присыпала сухим укропом, себе посолила, а остальным — нет, помятуя, что потусторонние существа не любят соли.
— Соль не забудь! — тут же велела Валюха. — По крупиночке и нам можно. Она ведь не освячёная, нет? Тогда соли, не сумлевайся.
Зося послушно посолила, а потом еще раз разболтала смесь вилкой до однородности, вылила в шкворчащее на сковороде масло и прикрыла крышкой. Через минуту первый блинок был готов. Зося перевернула его на тарелку, а сверху присыпала натёртым пармезаном. В морозилке еще оставалось немного, как раз на четыре блина. Завернув блин рулетиком, пододвинула его сычику, а сама взялась за следующий.
Готовка отвлекла Зосю от тревожных мыслей, и она смогла спокойно поесть.
Дом постепенно просыпался. В подъезде раздавались шаги, переговаривались голоса, и Порфирыч засобирался на пост.
Промокнув усы салфеткой и почесавшись среди колтунов, он отвесил Зосе поклон да поковылял на задних лапах к выходу.
— Заглядывай после смены, — пригласила его Валюха. — В картишки перекинемся, киношку посмотрим.
Зося слегка обалдела от такой наглости, но возражать тэрэньке не стала.
Порфирыч напомнил ей чем-то старого любимого кота, что жил у них когда-то давно. С тех пор миновало много лет, но Зося до сих пор скучала по нему.
— Так! Какие планы на день? — деловито осведомилась Валюха. — Не надумала в торговый центр сгонять? Я и фартушек постирала. Чтобы ты прилично выглядела.
— Позже сходим. Мне нужно зайти к Петьке. Хочу с ним объясниться.
— Ну, сходи, — милостиво разрешила Валюха. — А потом погуляем по центру. Я всё одно от тебя не отстану.