У Королевы выдался очень странный день. Утро началось, как обычно, с вороха неподписанных бумаг за завтраком. Ещё больше писем ей принесли после утреннего чая. О содержании писем Королеве знать не полагалось.
Фелиция мрачно разглядывала очередное пустое поле, на котором следовало расписаться, и пробурчала себе под нос:
– Вот как вырасту, потребую, чтобы мне рассказывали, о чём люди всё пишут и пишут в этих письмах.
– Что такое, Фелиция? – тут же раздался строгий голос тёти Далилы. – Надеюсь, ты не жалуешься опять. Королевы не жалуются.
Тётя Далила протянула ей авторучку с фиолетовыми чернилами.
– Нет, тётушка, – ответила Фелиция.
Но когда она подписывала письма, то в знак протеста добавила себе ещё одно имя.
К счастью, тётя Далила ничего не заметила.
Однако после утреннего чая произошло кое-что интересное. Во-первых, Фелиции представили двоих её новых портных. Они были моложе тех, что обычно шили ей платья, и когда придворный лакей представил их:
– Это Мэнси Деревенщина, Ваше Величество. И её двоюродный брат Дэши Простец.
…когда их представили, они улыбнулись ей!
Не теми фальшивыми прохладными улыбками, какими улыбаются послы, и не теми жирными и властными улыбками, какие выжимают из себя премьер-министры.
Искренними приятными улыбками, как будто Фелиция была обычным человеком и могла кому-то понравиться.
Фелиция не улыбнулась в ответ («Королевы не улыбаются слугам»). Но она изо всех сил дружелюбно моргнула, надеясь, что её поймут правильно.
Затем тётю Далилу позвали по какому-то важному делу, а портные принялись подкалывать подол нового платья Королевы. Фелиция пыталась стоять спокойно, но это было ужасно трудно – портные были такими милыми, что хотелось рассмотреть их получше. Она не привыкла к тому, что люди могут быть милыми.
– Мы оба очень сожалеем о ваших родителях, Ваше Величество, – пробормотал Дэши.
Фелиция так и замерла.
Никто не разговаривал с ней о её родителях. Никогда.
Картина в золотой раме, висевшая позади трона, – вот и всё, что напоминало ей о том, как выглядели её мама и папа. У матери Фелиции, Королевы Алиссии, на картине была решительная улыбка. Её голову увенчивали рыжие кудри, как у самой Фелиции, и маленькая корона из белого золота. Мама смотрела прямо перед собой, поэтому, когда Фелиция становилась напротив картины, она представляла, что мама улыбается именно ей.
Отец Фелиции, Принц Малик, смотрел вдаль, уперев руку в бедро и выставив вперёд одну ногу. Его волосы были чёрными, а остроконечная короткая борода добавляла ему благородства. Он был очень красивым.
На плечах обоих родителей красовались горностаевые мантии, а в руках они держали мечи.
Фелиция знала только то, что они умерли, когда ей было всего шесть месяцев. Так она и стала Королевой, как бы сильно её это ни угнетало. Но никто никогда не рассказывал Фелиции о том, что же с ними случилось.
– Представить страшно, как дракон влетает прямо в центр дворца и проглатывает Королеву и Принца Малика, – сказала Мэнси, качая головой. – Настоящий кошмар.
Фелиция открыла рот, чтобы спросить: «Какой ещё дракон? О чём вы говорите?»
Но прежде чем она успела издать хоть звук, вернулась тётя Далила и, схватив племянницу за рукав, увела её прочь со словами:
– Вам пора на урок хороших манер, Ваше Величество.
Тётя Далила шагала очень быстро, когда сердилась.
– Но хорошие манеры я уже проходила вчера, – выдохнула Фелиция, когда они проносились мимо классной комнаты.
– Именно так, – кивнула тётя, не сбавляя темпа. – И что теперь? Вам надо практиковаться.
Она втолкнула Фелицию в королевскую спальню.
– Я вернусь через полчаса. Наденьте корсет, чтобы ровно держать спину. Я надеюсь увидеть грацию, Ваше Величество. Грацию и достоинство.
Затем она хлопнула дверью, оставив Фелицию стоять в одиночестве с наполовину подколотым подолом.
В голове у Королевы роились вопросы.