Когната

Женщина в заточении

Когда Константин рассказал Волитаре про засаду, где был опекун и рыцари в сине-зеленых доспехах, она поверила сразу. Но остальные не поверили, выслали на указанное Константином место контрольную группу, а те ничего не нашли. Впрочем, факт оставался фактом: опекун и множество рыцарей пропали, так что Когнате назначили нового опекуна взамен убитого, и был он из другой семьи, нежели прежний.

Константину никто толком не объяснил, зачем все это было, к чему эта засада, похожая на встречу, почему их не убили сразу, откуда-нибудь издалека, почему одни рыцари надели именные доспехи, а другие действовали анонимно.

— Ты в чужую голову не заглянешь, — предположила Волитара. — Те, что без опознавательных знаков, просто хотели убить, но ничего у них не получилось. А те драконы, что с опекуном находились, похитить собирались, правда, мне, зачем это делать было, непонятно. А ничего, если бы не получилось, они убить планировали. Я, что это так было, думаю. Много кто, если он до Фумуса и Секунды дотянуться не может, расправиться с Когнатой мечтает, чтобы боль ее родителям причинена была. Я, что опекун один из таких был, считаю.

Вообще, возвращение Когнаты домой наделало столько суеты, что в мегаполисе про Константина забыли чуть ли не на две недели. Поселили в гостинице, куда изредка звонила Волитара, выдали командировочные, с которыми Константин не знал, что и делать. Он успел отправить родителям четыре письма, чтобы не беспокоились (не получил в ответ ни одного). Выходил на близкие прогулки в парк. Хорошо, что одеждой тоже обеспечили, а то он странно смотрелся бы в плаще, сапогах и застиранном походном среди светофоров, небоскребов, неоновых вывесок. Пистолет не отобрали, что интересно, даже подкинули запасных обойм. К стилетам выдали дополнительные батарейки — такие же, как у людей, похожие на карандаши, но оформленные покрасочнее. Все это добро Константин усердно таскал под пиджаком.

— А то примечательное кафе, оно ведь недалеко находится, — подсказала Волитара во время очередного недолгого звонка. — Оно в паре кварталов от гостиницы стоит. Ты бы туда сходил, ты, что там и как, проверил бы. Я, если правильно понимаю, хозяин его совсем твоему приходу не воспротивится.

Константин, ради разнообразия, повадился в кафе. Хозяин пытался накормить гостя бесплатно, однако же Константин каждый раз оказывался упрямее.

Местные жители что-то знали, потому как с каждым новым посещением Константина посетителей становилось чуть больше, чем прежде, они с любопытством смотрели на гостя с человеческой стороны Земли, в их глазах читалось недоверие, что он сумел побороть жену Фумуса голыми руками.

Наверняка за ним следили — как-то днем, когда Константин уже начал привыкать к такой неспешной жизни, к ежедневной прогулке в парке, к ежедневному походу в кафе, именно в кафе Волитара безошибочно и нарисовалась. Одетая в простенькое с виду платье, в обычные туфельки на каблуках, постриженная как будто собственноручно, словно садовым секатором, косо срезавшим ей челку, волосы возле ушей и сзади, она тем не менее вспугнула своим появлением посетителей и дракона за прилавком. Если первые потихоньку удалились — сначала те, кто поближе к выходу, чуть позже — остальные, то у продавца не было выхода, но он, кажется, не особенно переживал, а, что называется, грел уши. Несомненно, такой компании кафе еще не видело, наверняка ни разу не было, чтобы за одним из столиков заведения сидели аристократка и два человека сразу. Дело в том, что Волитара не только пришла сама, но привела с собой еще и мрачного человеческого мальчика.

— Я упредить твой вопрос без промедления желаю, — заявила Волитара, садясь и отодвигая стул для мальчика. — Два дела у меня для тебя сразу имеются, и это первое из них есть.

Она слегка толкнула мальчика локтем.

— Как там наша герцогиня поживает? — отвлекся от кофе Константин.

— Ты про Когнату говоришь? — спросила Волитара, пододвигая мальчику листок с меню, а когда Константин кивнул, со знанием дела произнесла: — Она еще герцогиней не является. Чтобы ей герцогиней стать, Когнате кое-каких членов семьи пережить нужно, а они умирать не собираются. В любом случае, ты не зря спросил. Когната — второе дело, с каким я к тебе обратиться собираюсь. Точнее, Когната к тебе обратилась, она хочет, чтобы ты вместе с ней Секунду посетил. Она вас зачем-то познакомить хочет.

Волитара посмотрела на часы на стене.

— Час у нас имеется.

— Я никуда не поеду, — заявил Константин твердо.

— Но пока я о первом деле поговорить хочу, — не услышала его Волитара.

Она обратила внимание, что мальчику меню ничего не говорит или он не знает, что заказать или как это сделать. Волитара не успела махнуть рукой, а продавец уже стоял и с готовностью смотрел на клиентов. Волитара показала продавцу какие-то пункты в меню, объяснила, и продавец, кивнув или поклонившись, удалился.

— Я, что мои любят, то и человеческому мальчику понравится, думаю.

— Ты о детях своих? — поиронизировал Константин. — Так они, небось, и сырое мясо любят.

Волитара не оценила шутки.

— Я не проверяла, — сказала она.

— Я люблю сырой фарш. Но немного, — признался мальчик.

Волитара слегка отстранилась, оценивая мальчика чуть издалека, затем вернулась в прежнее положение — с локтями, поставленными на стол, доверительно наклоненная к Константину, сказала:

— Антон имя его есть.

— Мне его обратно доставить нужно? — догадался Константин.

Волитара убежденно покачала головой, отрицая его предположение.

— А что тогда?

— Зеркало только тех, кто хотя бы полгода в гостях прожил, пропускает. Зеркало детей на другую сторону утаскивать продолжает. А драконов и людей, которые туда-сюда ходить могут, все меньше остается. Рано или поздно ребенок за Зеркало попадет, а некому его домой к своим вести будет. Решение нашими властями принято было, чтобы дети, которые пропадают, шесть месяцев за Зеркалом оставались, а кто-нибудь за ними присматривал. А потом, если переходить через Зеркало понадобится, выросшие дети других через Зеркало переводить смогут… Что-то у тебя лицо, как у Антона, когда мы ему сообщили, что ему тут долго жить, стало. Ты от таких перспектив удовольствия не испытываешь?

— Так, может быть, отключить генераторы Зеркала и проблема сама собой пропадет?

— Мы их еще два года назад отключили, — выразительно посмотрев на Константина, сказала Волитара. — Первому ребенку голубых кровей пропасть стоило, и яйцеголовые сразу же приказ получили. Кажется, Зеркало теперь само по себе существует. Оно неизвестно, чем подпитывается. Я, что ваши давно знают, всегда думала. Ты можешь своим доложить.

— Хорошо, даже если так, — согласился Константин, когда проглотил эту новую для себя информацию. — А дипломаты с этим справиться не могут? В посольствах детей селить нельзя?

— Так ты теперь дипломатом назначен, — сказала Волитара. — Ты будешь этим заниматься. У других дипломатов масса другой работы имеется. А что до дел, которые драконьего посольства у людей, касаются, то… — Она, похоже, смутилась: — Некоторые дети, которые к вам попадают, слишком низкое положение имеют, их дипломаты не только не примут, речи об этом даже не идет, им среди людей жить придется. Никакой приказ, даже угроза расстрела, тут не подействует.

— Так, может быть, для равновесия можно сделать так, чтобы Антона, и, если кто-нибудь еще к вам попадет, тоже в драконьи семьи пристраивать?

— А ты, что импринтинг произойдет, не опасаешься? — с долей игривости в голосе спросила Волитара. — Какой между мной и тобой едва не случился. Вы нам драконов возвращать будете, а мы вам тоже драконов присылать начнем.

Константин плюнул, но съязвил в ответ:

— А что мы к вам коммунистов возвращать будем, не боитесь?

Волитара очаровательно улыбнулась и посмотрела на Константина как на больного:

— Коммунизм — утопия есть. Дракон вернется, дракон снова в жизнь мегаполиса встроится, дракон все забудет. Ты, почему так, догадываешься? Коммунизм больших энергетических и моральных затрат требует.

— С чего это? — обиделся Константин.

— Ты посмотри! Как только я что-то делаю, как только я чем-то владею и хочу поменять это на достойную оплату, капитализм возникает. Он уже существует, он в разные формы эволюционирует, но это именно капитализм есть. Для этого ничего, кроме уже налаженного механизма товарно-денежных отношений, не требуется. Ты понимаешь? Я, если хочу что-то продать и купить, покупаю и продаю, то уже капитализм поддерживаю. Я жизнь, землю, мороженое, кофе, дом купить и продать могу. Это данностью является. А коммунизм твой необходимо строить. Это каким образом нужно делать? Усилия на это необходимы.

— Необходимы, — согласился Константин. — Как когда, рискуя головой, возвращаешься за сыном рабочего и учительницы, который тебе никто, чтобы его члены тайной полиции на ремни не порезали ради развлечения.

— Это, потому что у меня на это средства имелись, было сделано. Я, если бы верными рыцарями не обладала, часть из которых во время этой авантюры погибли, ничего бы не смогла сделать.

— А их верность тебе полностью купленная? Ее только деньгами объяснить можно? А письма ты мне писала, чтобы обогатиться? Как только кто-то помогает другому, кто-то кому-то симпатизирует, хотя вроде бы и не должен, вот тут-то коммунизм и возникает, по-моему.

Глаза Волитары потеплели, пока Константин говорил эти слова, сначала она долго молчала, смотрела, как Константин вертит кружку в пальцах, как Антон ест принесенное пирожное, с боков колупая бисквит, оставляя напоследок часть, увенчанную вишенкой.

— Я, что отец до похожего разговора с тобой не дожил, жалость испытываю, — сказала она. — Много общего у вас имеется. Вот именно поэтому ты здесь и оставаться должен.

— Чтобы нести идею в массы?

— Нет, — теплота в ее взоре сменилась сочувствием. — Таких, как ты, на отдельном острове собирать нужно. Вам охрана требуется. Вам охрана даже у вас нужна. Если кто-нибудь тебя у нас убьет, это итог закономерный будет. А если тебя твои же посадят и убьют — вот за это я обиду огромную почувствую. А таких, как ты, свои обычно и девают куда-нибудь. Вот отец мой, например, драконам, а вовсе не людям до самой крайней степени не понравился.

— А ты, думаешь, лучше? — вскинулся Константин.

— Я большей разумностью и рациональностью обладаю, — констатировала Волитара, ничуть не сомневаясь в правоте своих слов, но, не дав Константину возразить, успела усмехнуться. — Но того факта, что я тебя тогда иногда потискать хотела, не отменяет. Особенно, когда мы стреляли, а сильный ветер на стрельбище был, и такие штуки у тебя на руках возникали. Пык-пык-пык.

Она потыкала пальцем себе в предплечье, изображая что-то вроде сыпи.

Константин сдвинул брови, соображая:

— Гусиная кожа, что ли? — наконец догадался он.

— Это так называется? — рассмеялась Волитара. — Это название действительно смех вызывает!

— Тебе хорошо смеяться, — упрекнул Константин, — у тебя уже семья. А как я с такой жизнью семью заведу, интересно мне знать. Что мне тут делать. Тут у меня, кроме тебя, никого почти и нет, если не считать твоего мужа и твоего брата.

— Ты, может быть, здесь кого-нибудь найдешь! Или мы тебе твою девушку из города вызвать можем!

Константин замялся, и при виде этого хмыкнул даже Антон, за что получил от Константина легкий подзатыльник.

— Если бы даже была сейчас у меня девушка, как бы она через Зеркало пролезла, объясни-ка мне популярно!

— А вдруг у тебя с какой-нибудь девушкой-драконом здесь получится! — предположила Волитара. — История подобные казусы знает.

Услышав эти слова, Константин снова состроил гримасу, за что заслужил еще одну ухмылку Антона.

— Слушай! — со всей возможной искренностью предложил Константин Волитаре. — А оставляйте этого Антона себе, сведите его с драконом, он тут приживется. А я домой.

Антон помрачнел с вишней во рту, хотя видно было, что понимает несерьезность Константина. Тут еще, как бы подводя черту под невеселым жизнеощущением Константина, под ребро ему уперлось что-то твердое, и голос Когнаты прозвучал у него из-за спины:

— Ты убитым оказался!

Константин оглянулся. Когната, опять во всем синем, стояла и улыбалась, убрала деревянную саблю от ребер Константина. Она и три ее телохранителя вошли через служебное помещение, Когната подкралась, пока они замерли возле двери.

— Ты, как трудно было не подать виду, не представляешь! — призналась Волитара.

— Ага, — подтвердил Антон, приступая к очередному пирожному.

— Когната, привет! — сказал Константин. — Можно я когда-нибудь потом к твоей маме съезжу? Сейчас я устал, сейчас настроения у меня не имеется.

Внимательно выслушав Константина, Когната подумала, подняла глаза и спокойно сказала:

— Нельзя.

Это звучало как команда собаке, чтобы она выплюнула палку, с уверенностью, что собака палку выплюнет. Словно не было тех дней в походе, пожирания пчел, драки на площадке фуникулера, ничего из того, что делало ее похожей на обычную драконью девочку, каких полно водилось в мегаполисе. Три рыцаря за ее спиной — два сине-белых, один зелено-синий, они были этакими проекциями Когнаты на окружающий мир, — на самом деле она как бы состояла из десятков, сотен, если не тысяч таких драконов в доспехах, и было понятно, что она каким-то образом осознает это, и уверенность ее происходила из точного знания данного факта.

— Рыцарь, помоги Константину до автомобиля дойти, — сказала Когната, не оборачиваясь к драконам.

У нее выпали два передних резца сверху, отчего оставшийся на верхней челюсти зубной ряд приобрел какой-то вампирский вид.

Рыцарь шагнул вперед.

— Да я сам дойду, Когната, — крякнул Константин, пытаясь подобрать трость.

Он поймал сочувствующий взгляд Волитары.

— Нет, Константин, — возразила Когната. — Рыцарь тебе поможет.

Здоровенная синяя фигура, поскрипывая слоями прессованной драконьей кожи, подхватила одной рукой трость, другой взяла под локоть Константина и с легкостью, но осторожно повела его к выходу, сразу же приноровившись к хромающей походке человека.

«Хорошо, что на плечо не закинул», — подумал Константин. Он повернул голову к Волитаре и попросил не скучать.

— Мы скучать не будем! — пообещала Волитара, приобняв Антона за плечо. — Двадцать три телеканала с мультфильмами на нашем телевидении имеются.

Константина посадили в большую машину с затемненными стеклами, Когната села рядом, а слева и справа хватило еще места для двух рыцарей. Долго петляли по улицам, затем заехали куда-то под землю, оттуда машина переместилась на железнодорожную платформу, поезд тронулся в темноте, подсвеченной редкими огнями по обе стороны дороги. Когната встала коленями на набедренники рыцаря у окна, как на лавку в электричке, покрутила ручку, опустила стекло, высунула голову. По машине принялся гулять приятный ветерок, пахший сыростью и грибами, что напомнило Константину, как он лазил в подпол в доме бабушки и дедушки. Другой рыцарь держал трость Константина.

Наконец приехали, Константину помогли выйти, снова повели по широким подземным коридорам, полным разноцветных рыцарей. Когда у одной из дверей к нему подшагнули было с обыском, Когната сказала: «Нет», и от него отступили, просто передали очередной группе охраны, где его опять подхватили и разве что не понесли. Когната шла чуть впереди, постукивая по ноге деревянной саблей, и не оборачивалась.

Им распахнули двойную металлическую дверь, за которой было разделенное надвое помещение. В одной половине стояло несколько стульев, в другой сидела прикованная к креслу Секунда. Между ними находилась прозрачная перегородка во всю стену, сделанная из чего-то, похожего на оргстекло. В перегородке виднелись многочисленные отверстия разных размеров — от небольшого яблока до копеечной монеты — квадратные, ромбовидные, круглые, овальные, высверленные под разным углом.

— Это отсекатели пламени есть, — объяснила Когната, заметив молчаливое недоумение Константина.

В обеих половинах помещения дежурили рыцари с опущенными масками — по трое там и там.

Константина посадили на стул напротив женщины, Когната, хотя ее тоже попробовали посадить, слезла со своего стула, сделала поклон и сказала:

— Дорогая мама, здравствуйте! Я, кого вы просили, привела.

— Я уже вижу, — произнесла Секунда, окидывая Константина взглядом с головы до ног.

Она постукивала по подлокотникам ногтями. Вроде бы маникюр. Кажется, у нее и помада на губах была. Она не выглядела узницей. Стрижка, узкое синее платье, синие же туфли. Константину в какой-то момент почудилось, что он сидит напротив витрины магазина «Женская одежда». Правда, улыбка у манекена в витрине отдавала злорадством.

— Ну как, Костик, тебе наша прошлая встреча? — сказала она с абсолютно человеческой интонацией. — Уже не прыгаешь, как раньше? Присмирел?

— Есть немного, — признал Константин. — А ты как? Смотрю, неплохо устроилась. Может, пойдем погуляем, поболтаем более непринужденно?

Слова Константина ее ничуть не задели, она усмехнулась в ответ:

— Я бы погуляла, побросала тебе мячик, но тебя ведь с поводка не спустят. — Секунда, слегка наклонив голову, посвистела ему, как собаке. — Когда вернется Фумус, — сказала она, — мы тебя на твоих же собственных кишках повесим. И эту твою хозяйку, как ее…

Константин не стал подсказывать, видя, что она притворяется.

— …и всех ее выродков, — продолжала Секунда, обводя комнату глазами. — И всех этих господ и их выродков. Интересно будет посмотреть на их лица без масок, когда все это будет происходить.

Константин мог сказать: «Что же ты в дочь стреляла и с собой пыталась покончить, раз так уверена, что это произойдет?», но промолчал, потому что все и так было очевидно, озвучивать такое не имело смысла. Вместо этого он спросил:

— А ты не боишься, что он как раз тебя вздернет, когда заново явит себя миру? Вряд ли ему понравилось, что ты его дочь пробовала пристрелить.

— Не вздернет, — с уверенностью заявила Секунда. — Он знает, почему я так поступила.

— И почему же?

— А это не твое собачье дело, — сказала она, надавив на слово «собачье».

— Понятно… — вздохнул Константин.

— И что же тебе понятно, интересно знать? — спросила она и передразнила его вздох.

— Ты, когда к драконам угодила еще ребенком, решила, что тебя родители бросили, и не захотела, чтобы Когната то же самое испытала. Я так думаю.

Пальцы Секунды перестали стучать.

— Не угадал, — сказала она. — Меня отец, чтобы шкуру свою спасти, Фумусу подарил. Хорошо, что он так сделал, конечно, но я Когнату никому дарить не собиралась. Вам, точнее, тебе и этой красно-белой каракатице она хотя бы не бесплатно досталась. И вам, дорогие друзья, то, что вы у меня ее забрали, еще ой как аукнется.

— Так по твоей логике, да, ты нам ее не подарила! — рассмеялся Константин. — Ты ее нам продала подороже! Молодец! А это большая разница: подарила или продала?

Она слегка откинулась в кресле, снова застучала ногтями, но глаза у нее потемнели. «Наверное, если Фумус вернется, я висением на собственных кишках не отделаюсь», — догадался Константин.

— Откуда тебе понимать разницу? — насмешливо ответила Секунда. — Я про тебя слышала, так называемый оруженосец.

— Ты оруженосцем был? — удивилась Когната. — А ты почему сейчас драконом не являешься?

— Когната, потому что он тупым оруженосцем был, он драконом стать не смог.

— Не смог! — подтвердил Константин, обращаясь к Когнате. — Дети у людей только тогда драконами становятся, когда забывают, что они люди. Если принимаются говорить как вы, думать как вы, а главное, если полюбят какого-нибудь дракона как своих родителей. Тогда хоп, засыпает человеческий ребенок, а просыпается уже маленький дракон. Я так боялся превратиться, что, если мне снилось, будто летаю, в ужасе просыпался и проверял: есть у меня еще волосы на руках или уже нет.

— Ты маму поймать смог, ты трех драконов убить сумел, а перевертышем стать не сумел? — не поверила Когната.

— Когната, оно так иногда происходит, — сказал Константин.

— Потому что госпожа… Волитара плохим драконом является, — тоже попробовала объяснить Секунда с непроницаемым серьезным лицом. — Константин ей подражать не захотел. Она настолько жалкая тварь есть.

Когната молча смотрела на Константина и ждала ответа именно от него.

— Волитара меня отпустила.

— Оруженосец ей разве не нужен был? — не поняла Когната. — Я, чтобы у меня оруженосец был, хочу. Я бы его никогда не отпустила.

— Но ты Настю отпустила и ты Максима Сергеевича…

— Забавно… — заметила Секунда.

— Что забавно? — спросил Константин, но она не удостоила его вниманием.

Когната продолжала смотреть вопросительно, поэтому Константин закончил:

— Ты Настю отпустила, и Максима Сергеевича отпустила. Что ты на это скажешь?

— Я, что это просто игра была, скажу, — ответила Когната.

— Ну вот и у меня и Волитары игра была.

— Ничего себе, детки, вы поиграли! — не удержалась Секунда. — Красно-белая до сих пор вполсилы огнем дышит и в сырую погоду кашляет. Надеюсь, недолго ей осталось кашлять…

Константин удивился такой осведомленности — Секунда знала то, о чем он понятия не имел.

— Просто отец госпожи Волитары коммунистом являлся, — сказала Секунда Когнате. — А они из обезьян драконов делать не умеют. Такие драконы сами обезьянами становятся. Так что, Когната, поберегись. Ты от Константина заразишься, и ты обезьяной станешь.

— Я не стану, — ответила Когната.

— А вдруг? — шутливо подначивала ее Секунда.

— Потому что Константин не обезьяна есть. Он человеком является.

— Ну-ну, — сказала Секунда на это. — Все они сверху люди, а чуть подожжешь — и обезьяны. Даже среди драконов такое наблюдается довольно часто. А Константин, если разобраться, и не обезьяна, и не дракон. Он шавка. То одним служит, то другим, а лучше всем сразу. Да, Костя? Так ведь? Дали команду, он и выполняет. Когната, ты тоже его приручить можешь. Он по команде совсем недавно с тобой возился. Он, если кто-нибудь правильную команду знает, за тебя голову подставит. Начальники ему тебя защищать приказали, а он только обрадовался.

«Ты что, ревнуешь, что ли?» — едва не ляпнул Константин, видя довольное лицо Секунды.

— Дорогая мама, а кто в этой комнате таковым не является? — озадаченно спросила Когната. — Если мы, конечно, вас не будем считать.

Константину показалось, что кто-то из рыцарей у него за спиной поперхнулся от неожиданности. Константин и сам слегка ошалел от того, как рассудительно это было сказано, вспомнил, что Когната ела жуков, пчел, поймала мышь. Да что говорить, она уже почти месяц не выпускала из рук отрезанную в лесу палку. И тут вдруг такие умные слова.

— Драконы опекуну меня защищать приказали, он тоже рыцарь был, — сказала Когната. — А Септиму никто ничего не приказывал. И Настя меня от пчеловода спасла, хотя она и рыцарем не является. Дорогая мама, это все как-то по-другому устроено. Я, как именно, не знаю. Но, если бы оно все, как вы только что говорили, работало…

Она не могла найти подходящих слов.

— Где ты такое, меня интересует, подслушала, я хотела бы знать, — сказала Секунда.

— Новый опекун мне объяснил, — не стала утаивать Когната. — Когда я ему рассказала.

— Ты новому опекуну, пожалуйста, передай, что он дурачок есть, — попросила Секунда.

— Простите, мама, — извинилась Когната, — но я, наверно, такое говорить не стану.

Девочка, в ожидании, когда разговор продолжится, принялась ходить туда-сюда, упираясь одним концом палки в пол.

— Скажите, а зачем вы меня сюда вообще позвали? — спросил Константин у Секунды.

Та не ответила, только наблюдала за дочерью, иногда ненадолго косилась на Константина, она слышала вопрос, но не желала отвечать.

— Была же причина, — сказал Константин.

— Была, — все же процедила Секунда, задумчиво наблюдая за дочерью. — Сразу много всяких. Хотелось посмотреть, как ты после встречи со мной себя чувствуешь. Потешить самолюбие. Потешила. Ну и было желание сравнить. Представить, что было бы, если бы получилось наоборот. Если бы тебя воспитал Фумус, а меня Волитара.

— Странная идея, — засомневался Константин. — Не представляю, как тогда получилась бы Когната, как эта встреча вообще состоялась бы.

— Ну, можно представить, что ты не был бы тогда мальчиком, а тоже был бы девочкой. Какой бы я получилась у красно-белой, а ты у Фумуса. Тоже бы тут сидел или нет?

— Понятно… И к каким выводам ты пришла?

— Я в ужасе, — сказала Секунда, — как только представляю, что не стала бы драконом, ходила бы по городу, училась бы в школе среди обезьян, пошла бы на работу, копалась бы в огороде, ездила бы на море на поезде с обезьянами. И муж у меня был бы обычная обезьяна. И дети в шерсти. Как вы вообще можете жить так — потея, обрастая волосами, как вы сами себя не перебьете от отвращения, я не понимаю.

— Ну извини, — ответил Костя. — Мы пытаемся, но у нас не получается.

— Что вы за твари такие, — Секунда смотрела с грустным интересом, — раз мы вас не извели. Ведь Греция пала, ведь Рим пал от рук драконов. От тех драконов ничего не осталось, хотя драконы ведут линии наследования оттуда, но это больше красивые легенды, чем правда. Мы тех драконов уничтожили, а вас, обезьян, пока так и не сумели. Зима вас спасает?

— Люди теплые есть, — подтвердила Когната, прохаживаясь.

— Ты острием по камню не стучи, — посоветовала Секунда. — Ты саблю испортишь.

— А это саблей не является, — возразила Когната. — Это, как у Константина, трость есть.

— Убирайтесь с глаз моих, — приказала Секунда. — Что-то мне сегодня раньше обычного посетители надоели.

— У меня куча времени образовалась, — неожиданно для себя заявил Константин, аккуратно приподнимаемый рыцарем за локоть. — Если никто не против, я могу еще заглянуть, поболтаем, колкостями обменяемся.

— Я этому не воспротивлюсь! — весело сказала Когната и вопросительно посмотрела на мать.

— Я тоже, — кивнула Секунда, — но ведь это ты сейчас говоришь. А потом ты спрыгнешь.

— С чего бы? — не понял Константин.

— Если ты думаешь, что это тебя спасет, когда Фумус вернется, то зря надеешься.

— А я и не надеюсь, — отвечал Константин. — Это ты надеешься, что он вернется. Ну и надейся дальше, кто ж тебе мешает?

— У тебя никого нет, — поняла она, когда Константина уже почти вывели.

Рыцарь, почувствовав, что Константин желает ответить, остановился.

— У меня много кто есть, — сказал Константин. — До такой степени много, что одним знакомым драконом больше — ничего страшного.

Она усмехнулась:

— А зачем?

Константин пожал плечами, он и сам не понимал, к чему дал такое обещание. Ему было ее жаль, хотя милосердия Секунда мало заслуживала. С другой стороны, она не скрывала своих взглядов, хотя могла и притвориться жертвой обстоятельств. Их объединяло то, что они оба оказались оруженосцами, а их среди людей имелось не так уж и много, так что Константин испытывал что-то вроде родственного чувства, хотя и осознавал, в какой мере оно ошибочно.

— Моя мама плохим драконом является? — осторожно спросила его Когната, пока они двигались от комнаты, поделенной на две половины, до широкого автомобиля.

— Она для тебя плохой не является, а для всех остальных ужасный дракон есть, — кивнул Константин. — Даже чудовищный.

— И что я делать должна?

— А это на болезнь похоже, — попробовал объяснить Константин. — Вот я хромаю, а у тебя мама злодейская есть. Это, что я всех остальных хромыми сделать должен, вовсе не значит. А твоя хромота даже не заметна.

— Но заметна… — правильно поняла Когната и потрогала иероглифы на платье. — Твоя хромота тебе трость дала, и ты смог пистолет отбить. А что у меня появилось?

— У тебя благодаря маме жизнь появилась, — банально ответил Константин. — Это такая трость, которой можно столько пистолетов отбить, что и не сосчитаешь.

— И, как мама, в заточение угодить можно, — подсказала Когната.

— Тут уж от тебя зависит.

— Да, — кивнула Когната.

Привезли Константина не в гостиницу, не в кафе, а куда-то ближе к окраине мегаполиса — к небольшому дому с обширным садом вокруг, где по кустам паслись красно-белые рыцари, и он понял, что это дело рук Волитары. На пространстве между фонтаном и кустами акации, подстриженной в кубы, пинали мяч два мальчика, в одном из которых Константин опознал Антона. «Кривоногая обезьяна!» «Слепая каракатица!» — доносились крики.

Когнату высадили еще где-то в городе, так что, вынутый из машины, Константин пожал руки, ему почтительно вернули тросточку и окружили очередными рыцарями. «Почему в городе нельзя было остаться», — с досадой подумал Константин.

Его провели в дом, где уже находилась Волитара.

—Ты не переживай, — предупредила она. — Я тебя утомлять не собираюсь, я после ужина удалюсь. Как встреча прошла?

Константин только махнул рукой:

— Давай потом. Когнату жаль.

— Лишь бы ей затем всех нас жалко было, — улыбнулась Волитара.

— Боишься, что она твоей невесткой станет, когда подрастет?.. Это не твой там с Антоном в футбол играет?

— А… не-е-ет, это не так есть! — почему-то засмущалась и вроде бы немного испугалась Волитара. — Это племянник моего дорогого мужа сюда нами отправлен. Мы сюда и учителей пригласили. Тут и стрельбище имеется. И это место от лишнего шума достаточно удалено. А если ваши дети еще к нам попадут, мы их сюда отправлять будем.

— А я тут зачем тогда?

— Ты, чтобы вероятность импринтинга понизить, здесь находишься, — терпеливо пояснила Волитара.

— А ты уверена, что при виде моей мрачной рожи эта вероятность не повысится?

— Это уж от твоих поступков зависит, — Волитара хитро блеснула глазами. — Ты постарайся. Не мне, если что-то не так пойдет, отчеты на человеческую сторону слать придется.

— Главное, эти ваши экскурсионные полеты убрать из программы проживания, — заключил Константин. — На полетах-то я как раз чуть и не сломался.

…За ужином драконы, а их находилось в столовой штук десять, не скрывали своего любопытства при виде того, как Константин и Антон едят овсянку. Разве что Волитара, сидевшая по правую руку от Константина, и бровью не повела. Племянник Волитариного мужа тоже выпросил себе тарелку и с недоумением съел. Антон настолько освоился с драконами, почти подружился с Волитарой и до такой степени не проникся столовым этикетом, что болтал с мальчиком-драконом (а того воспитатель, который к нему прилагался, слегка осаживал и не давал развернуться, как Антону). На шутки Волитары, которую никто осадить не мог, Антон отвечал громким смехом.

— Мне осталось пять месяцев и двадцать три дня здесь быть, — сказал Антон между делом. — А когда я домой вернусь, что я буду делать? Я в Зеркало смогу сбежать и путешествовать?

— Тебя тут не за этим держат, — объяснил Константин. — Ты вырастешь, а потом других детей через Зеркало будешь водить, если захочешь.

Константин подумал и прибавил:

— Да и, наверное, если и не захочешь, а все равно будешь.

— Или захочу и не буду, или не захочу и не буду, — предположил Антон.

Константин с сомнением покачал головой:

— Мой опыт подсказывает, что скорее два первых варианта.

— А мне еще пообещали, что фехтовать и стрелять здесь научат, — похвастался Антон. — Это ведь правда?

— Это, возможно, и правда, но я тебя научу тому, что тебе понадобится большую часть твоей жизни, если ты начнешь через Зеркало ходить и с драконами свяжешься.

— Это что? — заинтересовался Антон.

— Письма писать будем. Ты давно родителям писал? Заодно можно будет держать на контроле, отвыкаешь ты от человеческой речи или нет.

Антон поскучнел:

— Я им совсем еще не писал, но я сегодня не хочу. Я хочу завтра.

— Ага, завтра, потом послезавтра, а потом никогда.

— А мы сначала пострелять можем, а потом письма напишем, — примирительно предложил племянник Волитары. — Я Антону письмо напишу, а он его прочитает.

— Тогда я тебе тоже напишу! — оживился Антон.

Мальчики говорили это, уже вылезая из-за стола и с грохотом распахивая створки высокой двери, полной красных и белых стекол, и пропадая в коридоре, так что вскоре от них осталось только эхо, а затем, после очередного грохота, все и вовсе смолкло. Воспитатель племянника с невозмутимым лицом последовал за детьми.

Константин обеспокоенно глянул на Волитару, но та лишь отмахнулась салфеткой, дескать, все в порядке, заметила, что после Антона убирают тарелку, и усмехнулась:

— А ты после себя посуду мыл.

Константин почему-то покраснел.

— Стрельба, письма, стрельба, письма, стрельба, письма. Я в это твою жизнь превратила, — грустно улыбнулась она.

— Справедливости ради, — улыбнулся в ответ Константин, — писем было все-таки гораздо больше.

Она взяла его руку в свою, ненадолго сжала сильными драконьими пальцами, будто силясь разломать хлопушку с блестками, быстро встала и вышла из столовой.