Когната

Танк в лесу

Константин вспомнил, где и когда видел Максима Сергеевича, еще до того, как тот произнес почти те же слова, что и при их первой встрече.

— Вы бы еще колясочника приволокли, — заметил проводник, когда увидел, как Константин выбирается из машины, путаясь в полах дождевика, достает рюкзак, вешает его на себя. — Других уродов в вашем цирке не нашлось? Кончились?

— Ну почему же кончились? — спокойно ответил полковник, улыбаясь необожженной половиной лица. — Еще надолго хватит.

Константин с любопытством смотрел на проводника, ожидая, что и Максим Сергеевич узнает его, не много времени прошло. Лет пятнадцать — довольно ничтожный срок для взрослого человека. Да, Константин вырос, но довоенные одноклассники, учителя, бывшие соседи, — случайно встретив, распознавали в нем того самого, знакомого им Костю, даже после всего, что пережили во время войны, когда у них полно было своих забот, и потерь, и переживаний, чтобы думать еще и про соседа по парте, ученика, мальчика из дома дальше по улице.

Если бы Максим Сергеевич потолстел или, наоборот, похудел, облысел, покрылся бы морщинами — Константин все равно не смог бы не узнать этого равнодушного взгляда. Даже странно было, что глазные яблоки Максима Сергеевича шевелились: стеклянный глаз полковника выглядел живее. Проводник если и смотрел на Константина, то с неудовольствием, как на чемодан, который ему предстояло тащить.

Автомобиль, на котором они прибыли на границу с Зеркалом, остановился недалеко от леса. В нескольких километрах с севера, востока и запада двигалась тяжелая бронетехника, репетируя быстрое занятие огневых рубежей, а заодно отвлекая случайных и неслучайных зевак от их небольшой компании.

Попробовав тростью землю, Константин предложил:

— Пойдем уже? Чего тянуть?

Он осмотрелся в поисках Когнаты, а та не спешила покидать переднее сиденье автомобиля: сидела, свесив ноги в приоткрытую дверцу, и, казалось, играла в гляделки с проводником. Тот на миг растерял куда-то зловредную ироничность, не только выражаемую словами, а изначально написанную на его небритой морде.

— Ну да, ну да, — сказал полковник, от которого не ускользнуло выражение лица проводника. — Максим Сергеевич, мы вас не предупредили, что дракон будет непростой.

Это вернуло Максима Сергеевича в прежнее ядовитое состояние, и он, медленно моргнув, когда отводил взгляд от Когнаты, с ленивой хрипотцой произнес:

— А то я по оцеплению и танкам повсюду не понял, что дракон особенный. И по тому, что нужно по Зеркалу петлю сделать, чтобы выйти хрен знает где через несколько дней. Не надо меня за идиота держать.

— Как хорошо, что вы такой умный, — похвалил его Дмитрий Нилыч и тут же, будто забыв про Максима Сергеевича, обратился к Константину: — Костя, не спеши, еще пара дел у нас.

Полковник залез во внутренний карман плаща и вынул пару оранжевых, похожих на елочные шарики, хлопушек-огнетушителей:

— На, не расколоти раньше времени.

— Да зачем? — не понял Константин. — Не думаю, что в лесу прямо все так и кишит каракатицами.

Незаметно возникшая рядом Когната сунула руку к хлопушкам, но полковник шлепнул ее по пальцам: «Ку-у-уда?» Она машинально шикнула в его сторону, инстинктивно пытаясь выдохнуть пламя, отступила и зачем-то взялась за рукав Константина.

Проводник рассмеялся:

— Будь она года на четыре старше, ходить бы тебе, полкан, без второго глаза.

Дмитрий Нилович пропустил эту насмешку мимо ушей и приказал:

— Не обсуждается.

Константин принял хлопушки, стал прицеплять их к кобуре. Между делом поинтересовался:

— Еще что-то, товарищ полковник?

Опять сунув руку в карман, Дмитрий Нилыч вынул конверт:

— Потом прочитаешь. Там приглашение от твоей этой…

— Волитары, — подсказал Константин.

— От нее, да. И от нас инструкция, — полковник замялся. — Инструкцию сожги. Приглашение, понятно, не сжигай. — И улыбнулся: — Не перепутай инструкцию с приглашением… И постарайся все же вернуться, что бы там ни было написано. Постарайся к нам обратно, если что. Понятно, мы люди подневольные, но…

Они пожали руки.

— И это все? — снова вмешался проводник. — Товарищ хромой шпион, товарищ полковник, и кто там еще за операцию отвечает? А девку вы в таком виде планируете в лес тащить? Вот так? При полном параде?

— А в чем дело? — с легким неудовольствием обернулся к нему Дмитрий Нилыч. — Комары ей не страшны, паек ей выделили, что еще-то?

— Ну, хоть бы не поленились нитки серебряные спороть. Ими такая фамилия вышита, извините. Ей мишень на лбу нарисовать, и то было бы менее дебильно, чем с этими иероглифами разгуливать. Как ее, пока она в городе была, кто-нибудь кирпичом не приголубил, не понимаю.

В неорганизованной мешанине человеческой речи Когната разобрала понятные ей слова, дотронулась до лба и закатила глаза в попытке посмотреть, нет ли у нее там мишени. В этом ее движении было что-то такое простое, но милое, бытовое, вроде растоптанных до состояния шлепанцев сандалет соседских девочек, в которых они рассекали по квартире. Константин подавил улыбку, потому что она была не к месту.

— Это, конечно, не ваше дело, — обратился к проводнику полковник, — но идея спороть иероглифы номена приходила в голову руководству. Как и идея одеть девочку в платье без иероглифов номена. Но драконы были против.

— А руководству приходила в голову идея соврать? «Извините, какое платье? Она попала к нам уже такая!»

— Есть приказ, Максим Сергеевич, — невозмутимым, тихим до сиплости голосом возразил полковник. Он разглядывал проводника, слегка наклонив голову в некоем странном любопытстве.

Не такие уж и старые они были. Каждому едва за пятьдесят, а может и меньше. Оба смахивали на тренеров по боксу, бывших спортсменов в полутяжелом весе, не утративших форму. Ощущение, что они похожи на тренеров, происходило из уверенности в собственном авторитете, которую они невольно излучали. Или Константину просто виделось, что они ее излучают. И отец Константина походил на них этой крепостью тела, твердостью в словах, непоколебимым убеждением в своей правоте. И вот проводник и полковник смотрели друг на друга, и оба их лица: розовое, выбритое — Дмитрия Нилыча и бородатое, с сединой — Максима Сергеевича, выражали эту уверенность в правоте. Впрочем, правота полковника пересилила правду проводника, и Максим Сергеевич снисходительно вздохнул:

— Приказ так приказ. Пойдем, чучело, — обратился он непонятно к кому: то ли к Константину, то ли к Когнате.

Услышав эти слова, Когната зачем-то взяла Константина за руку холодной ладонью, да так неожиданно, что Константин вздрогнул.

Граница Зеркала отчетливо выделялась среди растительности. Поле, небо и лес внутри Зеркала находились словно в огромном аквариуме, стеклу которого не было конца и края. Проводник в ожидании, когда приблизятся девочка и Константин, несколько раз ступал внутрь Зеркала и обратно, отчего Когната в нерешительности задерживала шаг. Когда настал момент шагнуть внутрь, она осторожно погрузила в Зеркало свободную руку, пытаясь нащупать разницу между этим миром и тем. Проводник пробубнил что-то изнутри и приглашающе помахал им. Когната задержала дыхание, смешно надув щеки, закрыла глаза и пересекла границу, увлекая Константина за собой.

— Ты здесь когда-нибудь ходил, шпион? Или только через заставу? — спросил проводник у Константина, как только все они оказались в Зеркале.

— Только через заставу, — ответил Константин.

— Там скучно, — неизвестно к чему поделился Максим Сергеевич. — В том месте всегда полдень. Ночного неба и не видать совсем.

— А что там ночью разглядывать? — не смог не усмехнуться Константин.

— Ну, здесь тоже особенно нечего, — признался проводник. — А вот по пути, где пойдем…

Зеркало отрезало от них шум учений. Здесь, во внезапно наступившей тишине, можно было почувствовать себя оглохшим. Наверное, поэтому Когната издала крик, который эхом отразился от близкого леса. Вопреки ожиданию, что проводник пристрожит девочку, тот лишь посмотрел на нее с насмешкой и поднял на Константина взгляд, в котором мелькнуло сочувствие.

— Как тебя зовут-то хоть?.. — осведомился проводник, явно упустив слово «бедолага» в конце предложения.

— Константин, — внезапно ответила за него Когната, чем перебила «Костя», которое он уже начал было произносить.

— Вы знакомы? — шутливо обратился Максим Сергеевич к Когнате. — Он твоя учительница танцев?

Пальцы Когнаты чуть сжались на руке Константина в сдержанном порыве, видимо, гнева.

— Глупая обезьяна, это не твое дело есть, — сказала она.

— А ты кто такая тогда есть? — передразнил ее Максим Сергеевич. — Ты глупая каракатица есть?

— Ее Когната зовут, — сказал Константин примирительно. — Никто здесь не каракатица, никто не обезьяна.

Он скосил глаза на девочку. Вроде бы насчет того, что никто не каракатица, она не возражала, а вот насчет обезьяны имела другое мнение.

В лесу, куда они дошли, проводник нашел что-то похожее на тропинку, не утоптанную, всю в корнях, изгибавшуюся так и эдак, но Константин, который ожидал худшего, немного обрадовался. Неудобно было толкаться с девочкой на узкой дорожке, но она отпустила его руку и словно совсем забыла про Константина, когда мимо ее лица пролетела жужелица, а Когната прихлопнула ее ладонями на лету и как ни в чем не бывало съела. Константин и охнуть не успел, только услышал хруст хитина на зубах.

— Я и запамятовал, что у драконов дети жуков едят, как ягоды, — обратился он к рюкзаку проводника, метрах в пяти впереди.

— Они и мышкуют, — бросил через плечо Максим Сергеевич. — Об этом ты мог даже и не знать. Они и сами некоторые не в курсе, потому что в мегаполисе живут.

А девочка сначала двинулась вперед обычной походкой, потом же, все ускоряя шаг, перешла на странную, покачивающуюся трусцу, запрыгала с корня на корень и обогнала проводника.

— Э! — окликнул Максим Сергеевич. — Далеко не убегай!

Она, будто не слыша его, скользнула в кусты. Слегка встревоженный Константин различил бесшумный, довольно высокий для человека прыжок по тому, как мелькнули среди зелени синее платье и светлая голова. Посыпались листья, затрещали мелкие ветки, раздался звук падения и мышиный писк.

— О чем я и говорил, — сказал Максим Сергеевич. — Ей тут раздолье. Есть вариант, что она и домой не захочет.

Когната вернулась на тропинку, и воображение нарисовало Константину мышиный хвостик, исчезающий во рту девочки, подобно всасываемой макаронине, но та сначала показала добычу Максиму Сергеевичу, а затем приблизилась к нему и протянула аккуратно зажатого в кулаке мелкого грызуна, который был еще жив и бодр настолько, что пытался прокусить складку кожи между ее большим и указательным пальцами.

Они и километра не успели пройти, а у Когнаты уже была грязь и под ногтями, и почему-то на лице, а глаза горели восторгом и хищным огнем одичавшей кошки.

— Надеюсь, ты не будешь есть бедную зве… — опасливо начал Константин.

Когната, странно улыбаясь, сунула мышиную голову в открытый рот и сделала вид, что кусает. Лицо Константина невольно перекосило, а девочка рассмеялась своей шутке и снисходительно объяснила:

— Мышей много тут находится!

И отпустила зверушку. Только притопнула на нее ногой, чтобы мышь убегала быстрее.

— Вот и правильно, — похвалил Константин и, чувствуя себя идиотом, добавил: — У мышки, может быть, детки есть, которые ее ждут.

Проводник только крякнул, когда услышал такие слова. Когната снова скрылась в зарослях.

— Ей тут не опасно расхаживать? — спросил Константин, косясь на синее пятно, которое двигалось параллельно тропе.

— Было бы опасно, мы бы ее не отпустили, — успокоил проводник.

— Надеюсь. Вам виднее, Максим Сергеевич, — сказал Константин.

— Можно просто Максим, можно на «ты», — предложил проводник.

Константин отказался:

— Наверно, это не особо нужно нам обоим, это тыканье в вашу сторону.

— Ну, не нужно так не нужно, — скучно согласился Максим Сергеевич и прихлопнул комара на лице.

Константин тоже хлопнул себя по щеке, а затем и по руке, а там и по загривку. С каждым шагом комары становились назойливее. Константин понял, что давно уже вспотел, а с бровей капает влага.

— Тут низина, — зачем-то объяснил проводник. — Дальше река, там полегче будет.

— Надо было одеколон какой-нибудь захватить, — упрекнул себя Константин.

— Вот как раз одеколон не надо, тут на одеколон такое слетается, что без огнемета не пройти, а на огнемет приходит такое, что хоть ложись и помирай. Вон, гляди.

Проводник показал на сторону тропы, противоположную той, по которой шла Когната, и Константин увидел прогалину, покрытую вспаханным и запекшимся от пламени суглинком. Среди редких травинок, пробившихся наружу сквозь прошлогоднюю листву и трещины в черной поверхности, что-то рыжело металлической окисью, отчетливо белели кости.

— Кого смог, достал и похоронил, — опережая вопрос Константина, заявил Максим Сергеевич, — а кого-то так вплавило, что все, привет.

На время оставленная без внимания Когната бесшумно вышагнула из кустов, вопросительно посмотрела на взрослых, точно спрашивала разрешения, и подалась на сожженную поляну. Обратно она двигалась уже медленнее, поскольку сначала волокла по земле, а затем закинула на плечо что-то увесистое. Только когда она оказалась совсем близко, Константин различил, что штука в ее руках — покрытая ржавчиной прямая драконья сабля с оплавленной рукоятью.

— Ты моим оруженосцем будешь, — сообщила Когната Константину.

— Нет уж, спасибо, давай как-нибудь сама, — возразил он и чуть не добавил: «Мне одного раза вполне хватило».

Когната повернулась к Максиму Сергеевичу, а он с легкостью отобрал саблю и забросил ржавую железку в кусты.

— Никаких тут оруженосцев тебе не будет. Если надо, вот… — проводник одним движением стремительно вынутого неизвестно откуда ножа срезал ближайшую ветку, на ходу соскоблил кору с нее и протянул девочке. — Такая сабля подойдет? Только сама ее таскай.

Когната приняла импровизированное оружие, машинально облизнула сок с еще сырой древесины, заметила в пустоту:

— Это не сабля есть. Гарда не присутствует.

Но сделала несколько пробных взмахов, изображая, что стряхивает на землю с клинка кровь убитого врага, и вроде бы осталась довольна, а там уже опять забыла про обоих мужчин и снова зашагала подпрыгивающей походкой параллельно им.

Когда заблестела вода впереди, Когната без спросу ускорилась, быстрее зашагал и проводник. Из гордости Константин не стал просить подождать, а когда приблизился к реке, Максим Сергеевич уже полоскал в воде ладони Когнаты и, зачерпывая из реки, умывал ее лицо. Они о чем-то разговаривали, Когната смеялась. Константин бросил на границу между песком и травой рюкзак, сел, опершись на него спиной, стараясь быть незаметным, достал таблетки из кармана дождевика, запил их водой из фляжки.

Находясь в движении, Константин чувствовал себя еще ничего, пусть спина и шея беспокоили, но в меру, достаточную для иллюзии, что и дальше будет так. Стоило же добраться до привала, тут-то боль и обняла, навалилась и на спину, и на ногу, захотелось одновременно упасть, уползти куда-нибудь, закопаться по самую шею в прохладную землю, — или без остановки идти дальше, не давая боли взять верх.

— Эй, товарищ шпион, ты что-то все зеленее и зеленее, — слегка обеспокоился Максим Сергеевич, сидевший на своем рюкзаке, как на табурете.

Когната, которая к тому времени уже бодро орудовала столовой ложкой в открытой банке с тушенкой, одобрительно рассмеялась словам, что человек зеленеет. Она с любопытством окинула взглядом Константина, увидела, что речь Максима Сергеевича больше преувеличение, нежели правда, и отвернулась.

— Сейчас пройдет, — ответил Константин, стараясь, чтобы голос не соскользнул в болезненное кряхтение.

— Пройти-то пройдет, лишь бы ты тоже не отошел, — возмутился Максим Сергеевич. — Понятно, что без тебя мы до места быстрее допрыгаем…

— Да, — не отвлекаясь от еды, согласилась Когната, потому что это была правда.

— …но какого дьявола они все же тебя на это подписали? — продолжил фразу Максим Сергеевич. — Ты провинился, что ли, или как?

Константин, разозленный переживаемой болью, хотел ответить, что это не столько секрет, сколько вовсе не собачье дело проводника, но тут Когната сказала консервной банке:

— Константин мою настоящую маму поймал, и полиция мою настоящую маму в тюрьму посадила. Я сейчас с мамой-опекуном и папой-опекуном живу. Они мои регенты есть. Их двое есть, потому что кого-нибудь одного убить могут. Хотя бы одного нужно, чтобы моим воспитателем являлся.

— Погоди-погоди, Когната, — прервал Максим Сергеевич. — Твоя мама драконом является?

— Да, все так, — охотно откликнулась Когната. — Она кем же еще являться может? Я же дракон есть.

— Как ты, интересно, такой пышущий здоровьем, исхитрился поймать дракона? — удивленно, при этом насмешливо и недоверчиво поднял бровь проводник.

— Он мою настоящую маму действительно поймал, — повторила Когната. — И Константину теперь все верят. Я вчера Дмитрия в кабинете, когда сидела, услышала.

Константин только и смог, что махнуть рукой в сторону Когнаты:

— Вот у нее и спрашивайте, Максим Сергеевич, раз она все знает, а от меня отстаньте. Это глупая и совершенно неинтересная история.

А сам подумал: «Я бы тебе лучше историю про нашу с тобой, Максим Сергеевич, встречу рассказал, только хочется дожить до конца похода».

Или смотрел Константин на проводника как-то по-особенному, или еще что, но тот заявил:

— Просто у меня такое чувство, что я тебя где-то видел. Почему-то вспоминается, что вокруг тебя блестки от хлопушки летят.

«Ну, это как раз не удивительно, что ты меня так мог запомнить», — подумалось Константину.

— Я тоже так Константина помню! — в свою очередь ляпнула Когната.

«И это тоже как раз неудивительно», — подумалось Константину еще раз.

— Ладно, — снисходительно крякнул Максим Сергеевич, — давай, не пререкайся сейчас, я тебя разгружу слегка, пока ты окончательно не загнулся в первый же день…

Он поднялся, развязал рюкзак Константина и перекинул в песок несколько консервных банок, комментируя:

— Возражения не принимаются. Найди место для героической смерти от радикулита где-нибудь не со мной. Мне эта проблема не нужна.

— И мне тоже не нужна, — сказала Когната.

— Господи, да ты-то куда лезешь? — упрекнул ее Константин. — Сейчас повешу на тебя рюкзак, а сам пойду налегке.

— Нет. Я рюкзак не понесу, — отказалась Когната. — Но я тросточку твою можно возьму, пока ты лежишь?

Константин в знак согласия рукой подтолкнул трость в ее сторону, и она сразу же схватила ее и стала ходить, пытаясь прихрамывать:

— Я будто как ты, старая есть, — пояснила она.

Константин припомнил ей эти слова, когда они двинулись дальше: где-то часа через полтора после привала и еды ее разморило, и Когната заспотыкалась на ровном месте, уже не скакала, как прежде, и оставляла без внимания летавших рядом стрекоз.

— Теперь ТЫ будто старая есть, — сказал он.

Когната смерила Константина равнодушным, но при этом обиженным взглядом.

— Ну-ка, — заметил на это проводник, подхватил Когнату и посадил себе на шею. А Константина поддел: — Извини, тебя не могу, ты уже большой.

— Но было бы неплохо прокатиться, — с шутливой претензией буркнул Константин.

— Терпение! — обернулся к нему проводник. — Видишь там мост? Там перейдем, легче будет. Понравитесь местным жителям, авось и подбросят.

— А что там? — полюбопытствовал Константин.

— Там такие ребята, что до прошлого года я эти места за мостом обходил крюком в несколько дней. Видишь, там лес реже. Он там не просто так редкий.

— Он там не просто так редкий, — подтвердил Константин. — Мне кажется или деревья на том берегу как будто одного размера? Там парк какой-то?

Когната, обняв лоб Максима Сергеевича обеими руками, прикорнула головой на его макушке и не в силах была дать хоть какой-нибудь комментарий. Про обтесанную проводником палку она, впрочем, не забыла, а еще до того, как они выступили, настояла на том, чтобы Максим Сергеевич прикрепил деревянную саблю к своему спальному мешку. «Вот ты крыса упрямая», — плюнул проводник, когда она отказалась идти без палки и даже отбежала от них подальше, когда ее попытались (проводник попытался) потащить за руку. Почему она сама ее не понесла? Сказала: «Я пока не хочу. Но, может быть, потом я поиграть пожелаю».

Поскольку солнце миновало полуденную отметку и стало клониться к горизонту, а еще со стороны реки не слишком сильно, однако безостановочно дуло прохладой, идти и правда стало намного легче. Константин переставлял трость и ноги, посматривал на то, как ветер колышет и прилизывает на одну сторону волосы Когнаты, и благодушно слушал историю проводника:

— С теми, кто за мостом, интересно получилось. Сначала два дела подряд, где я еле ноги унес, а потом эти ребята. Я уже думал, что все, судьба, видно, помереть, но пронесло. Там буквально две недели сумасшедшие были. Сначала оборотни, которым я их волчицу притащил в полнолуние, пришлось даже пострелять. Благо пули не серебряные, я особо и не стеснялся. Возвращаюсь в родной город, а меня уже что-то такое ждет, как объяснить, по факту покойник, только для себя он вполне живой, а мы для него покойники. Но это я упрощаю. Там сложная штука. Это какое-то такое дитё, которое не существует для нас, но и мы для него тоже не существуем. Но договорились.

— Как? — спросил Константин.

— Как-то, — ответил Максим Сергеевич. — Ты бы еще спросил, как я знаю, куда того или иного ребенка вести по всем этим тропам. Тут же, если не туда свернешь, — можно так выйти… Иногда проще бывает доставить, чем обратно выковыриваться. И вот довел его до своих и перестал существовать на несколько дней. А это очень притягательное состояние. Тебя нет, но нет и голода, жажды, того, что всю жизнь тебя беспокоило. Ничего хорошего, но, опять же, ничего плохого тоже. Ну так вот. А на третий раз появляется железный мальчик, а у него внутри термоядерный заряд. И если мальчик испытывает сильные эмоции, не только испуг, а, например, смешно ему, тут обратный отсчет до детонации тикает у него в животе. И вот так вот я вел его, отвлекая от всего, что могло вызывать у него восторг, страх, веселье. Спал вполглаза трое суток, кружил тут, все прикидывал, как лучше к этим ребятам сунуться, чтобы не грохнули. Но, как можешь судить, довел до этого леса, а там его уже встретили родственники, они со своими детьми умеют справляться. Но с тех пор я стал к ним вхож. А раньше там без следа народ терялся.

Когната, не поднимая головы, что-то тихо сказала.

— Увы, рыцари-драконы тоже там пропадали, так же как люди, — со вздохом ответил ей Максим Сергеевич. — Есть на свете что-то сильнее людей и драконов. Да много чего есть такого, перед чем мы ничто.

Возле моста торчал обычный дорожный знак «Въезд запрещен», разве что выглядел как только что поставленный: алый цвет основного фона, белизна «кирпича», белым покрашенный столб, — все это разве что не светилось от свежести. Мост был такой же: казалось, что буквально вчера положили над рекой бетонные плиты, чуть ли не час назад произведенные на заводе. С этой стороны лежала грунтовка, а с другой стороны моста начиналась черная асфальтовая дорога, слева и справа от которой зеленела подстриженная трава и одинаковые лиственные деревья, выстроенные рядами, видными до такого ровного горизонта, что от этой ровности невольно кружилась голова, как при взгляде с высокого здания.

— Мне, что я шахмата есть, кажется, — сказала Когната отчетливо.

— Надеюсь, не королева? — поддел ее Максим Сергеевич.

— Королева, — подтвердила Когната уверенно.

— Сейчас, главное, не пугайтесь, — предупредил проводник. — У здешних жителей есть свойство очень быстро приближаться, это поначалу очень впечатляет, может возникнуть желание схватиться за оружие, но делать этого не надо. Во-первых, это бесполезно. — Максим Сергеевич подумал и ухмыльнулся: — Да и во-вторых бесполезно. И в-третьих. В общем, смотрите.

Он шагнул на бетонную плиту моста. Огромная тень тут же мелькнула среди деревьев, метнулась в их сторону, Константин и ахнуть не успел, а его уже обдало горячим воздухом с запахом литола и машинного масла. Пускай Константина и предостерегли, но он моргнул от неожиданности, а когда открыл глаза, обнаружил, что смотрит прямо в дуло танкового орудия, или оно на него смотрит. Услышал коротко прошипевшую от невольного испуга Когнату.

Странно было в таких обстоятельствах огорчаться или завидовать, но Константин почувствовал огорчение по отношению к себе и что-то вроде зависти по отношению к Максиму Сергеевичу, потому что к проводнику никакой танк не подъехал и пушкой в него не тыкал.

Танк заговорил, и создалось впечатление, что начался митинг: молодой мужской голос звучал будто через жестяной мегафон:

— Интересно девки пляшут! У тебя, Максим Сергеевич, делегация все разрастается и разрастается. И дракон-то у него тут. И хромоножка какая-то. Это ты ему ноги переломал или его тебе сразу такого выдали? А дракона ты тащишь, потому что он тоже неходячий или что?

— Вадик, хорош, — слегка осадил его Максим Сергеевич, — сами все идут, просто кто-то устал, а кто-то хромает.

— А тот, кто хромает, мутный какой-то, и рожа у него бюрократская, — продолжил наседать танк Вадик.

— Ну, есть такое, — признал его правоту Максим Сергеевич. — Не слишком разговорчивый персонаж, не скрою. Не хотелось бы с ним попасть на станцию за полярным кругом, конечно.

Константин решил заступиться за себя, поэтому ответил, обращаясь в пространство между направленной на него пушкой и Максимом Сергеевичем:

— Ну так я и не рвусь в собеседники.

— А куда рвешься? — тут же спросил Вадик. — В министры?

— Нет, — ответил Константин и показал подбородком в сторону леса за танком, — видимо, туда.

— Подбросишь? — спросил Вадика Максим Сергеевич.

— Не, а чё бы и нет? — откликнулся танк. — Как говорится, кидайте кости на броню, да поехали, чего тянуть?

Танк стремительно развернулся к ним кормой.

Через несколько минут они уже бесшумно, — только встречный воздух шумел да иногда звучал голос Вадика, — мчали по шоссе. Константин сел боком по ходу движения, уперев здоровую ногу в металлическую скобу непонятного назначения, Когната стояла, вцепившись в выступы на башне, и смотрела вперед, Максим Сергеевич развалился, уложив рядом с собой рюкзаки, придерживал Когнату за туфлю и болтал с Вадиком.

Танк рассказывал о том, что машины продолжают закапываться в землю все глубже, а поверхность оставляют за собой на всякий случай. Максим Сергеевич шутил, что они дороются до того, что придется, не дай боже, отбиваться от чего-нибудь, лезущего из глубин. Слушая их болтовню, Константин облокотился на корпус танка и незаметно для себя задремал.

Проснулся от неожиданной тишины и обнаружил, что уже нет никакого шоссе и стремительного движения.

Судя по тому, что проводник уже разжег костер, остановились они давно. Танк припарковался в обычном, не выстроенном по линейке лесу среди очень высоких сосен и молчал. Небо еще не потемнело, хотя солнце почти ушло. Константин спустился на камни, покрытые мхом, стал озираться в поисках Когнаты. Максим Сергеевич заметил, что он сполз с танка, заметил и его беспокойство, сказал:

— Мне тоже странно, что она не скачет и не ест всю живность в округе. Она на Луну смотрит. Вон там. И ты посмотри.

— Да что я, Луны не видел? — проворчал еще не до конца отошедший от сна Константин и оглянулся в сторону, куда указывал Максим Сергеевич.

— Не знаю, не знаю. Лично я, когда первый раз… — услышал Константин произносимое ему в спину — и замер.

Да, он видел Луну, как и все, жившие на Земле. В известной Константину реальности вне Зеркала это была огромная гора, которая обычно высилась на краю видимого мира, ее склоны так и эдак освещались солнцем: когда полностью, когда частично, драконы и люди пытались отправиться в экспедицию к ней, но не в силах были преодолеть ледяных полей и радиоактивной пустыни, отделявших Землю от ближайшего спутника.

В небе, обычно, за исключением солнца, абсолютно пустом, висел красноватый шар, отчасти похожий на медную монету, обращенную к ним аверсом, и на этой лицевой стороне монеты можно было разглядеть едва уловимое изображение печального женского лица. Мурашки побежали у Константина по спине. С трудом отведя глаза от мягко светившегося шара, Константин заметил, что танк тоже смотрит на Луну, обратив к ней пушку.

— В этом месте и дальше, куда мы пойдем, — попытался объяснить Максим Сергеевич, — вселенная расширяется не как у нас, в плоскости, а вообще во все стороны. И это выглядит более здраво, чем у нас. Потому что как мы в нашем мире живем — непонятно. Мы живем на бесконечном теле с бесконечной массой, которая только прирастает с каждой секундой. Как нас не разрывает и не плющит силой тяготения, трудно представить. Как вообще у нас какой-то свет существует. По всей физической логике, ни один фотон не смог бы отлипнуть от поверхности при наших условиях.

— А их как не разрывает, если бесконечная масса со всех сторон и все прибавляется?

— А этот мир разрывает. Вот окончательно стемнеет, и увидишь этот фейерверк, если тучи не набегут.

— А можно не умничать, а просто любоваться этой красотой? — сказал танк. — Тучи не набегут.

Возле костра незаметно появилась Когната, села на землю и принялась смотреть то на огонь, то на Луну («Если они не издеваются и это действительно Луна», — подумал Константин, но подумал неуверенно).

Когната имела притихший вид, однако ела с прежним аппетитом. Всего за один день она так изгваздала одежду, что даже серебряное шитье иероглифов потускнело до состояния обычных захватанных ниток. Заколка, морская звезда — Константин только теперь обратил внимание, — покрытая мелкими гранеными камешками, оказалась к вечеру самым чистым предметом ее туалета, и потому выглядело это так, будто Когната ее у кого-то свистнула.

Небо постепенно темнело, на нем стали возникать редкие мелкие искры. Чем дальше, тем больше их становилось. В какой-то момент Константин вслед за Когнатой поднял глаза вверх и замер. Абсолютная бездна, полная теплого огня, дружелюбно смотрела на него сверху вниз, притом что по сравнению с ней Константин был чем-то вроде молекулы — не больше.

— Наверно, если в этом мире и воюют, то только днем, — сказал Константин, — потому что, ну, как это здесь делать ночью, если такое…

— Увы, — разочаровал Максим Сергеевич. — Еще как воевали, еще похлеще нас. Пока успокоились, но неизвестно, надолго ли. Сейчас, так посмотришь, вроде бы ничего такого не намечается, но до этого-то боже упаси что творили. Если я тебе рассказывать начну, ты и не поверишь, до чего они додумывались, до чего дошли, как выковыривались из той бездны, куда попали… Это как говорить, что, если бы на Земле остались бы только люди или только драконы, все войны разом бы прекратились, потому что воевать стало бы не с кем. А меж тем история показывает, что мы и друг с другом горазды сцепиться. Но что это ты о войне? Ты ее вообще видел? Сколько тебе было тогда? Лет десять? Ты ж в эвакуации был.

— Да, — подтвердил Константин, не отводя взгляда от неба, — в эвакуации.