Князь Рысев 2

Глава 23

Кондратьича я проводил до его жилища, где забрал свою форму — явись я без нее в корпус, и будут проблемы.

Случившийся меж нами конфликт мы старательно не вспоминали, будто его на самом деле и не было. Прощались по-дружески, но я чувствовал, какой груз оставил на плечах старика своим поведением

Он, к слову, тоже хорош!

Я отстранился от грустных размышлений, снова дождался трамвая. Квадратный, будто грубо обтесанный кусок камня уныло катился по дороге, обдавая наглых прохожих предупреждающим гудком.

Едва не задавили мальчишку. Спешащий и напуганный звуком, он упал прямо на рельсы, я же едва не выскочил из окна в желании ему помочь. Благо, что ему ничего не угрожало — стальной великан, забитый изрядно подуставшим людом, остановился в добрых пяти метрах.

Подоспевшая парнишке на выручку мамаша тотчас же поставила его на ноги и, не слушая причитаний об ушибленной коленке, увела прочь. Я же подозревал, что дома сорванца ожидает еще и порка — чтобы неповадно было бегать где не положено.

Люд был самый разный. Не зная, чем себя развлечь, я вглядывался в лица людей. Разряженные в старые, мечтавшие о замене спецовки рабочие готовы были прямо здесь и сейчас провалиться в сон. Мешали им предаться столь приятному занятию две дамы, посчитавшие, что салон трамвая — лучшее место для бесконечно унылых, невероятно несмешных историй и целого вороха никому не интересных сплетен.

Выдохнул, тая надежду, что они сойдут раньше, чем я доеду до корпуса — в своей усталости я был целиком и полностью солидарен с рабочими.

Наверно, мог бы осадить этих клуш, но устал от извечности конфликтов. Нутро так и говорило, что коварное мироздание мне назло и в пику каждому обратит дам в злокозненных ведьм. Из сумочек они вытащат метлы, склянки с зловонными зельями и термомагическую бомбу — так, на сдачу. Нет уж, ну их, пусть себе щебечут...

Петербург спешил погрузиться в томный, полный прелестей светской жизни вечер. Я не знал наверняка, но подозревал, что решившие не идти по военной стезе благородные сыновья не менее благородных родов готовятся к балам, ужинам и приемам. Наверняка вместо умения держать шпагу и орать командирским голосом их будут учить вести словесные баталии и искать политические выгоды — внутри страны и не очень.

Мир жил без меня своей маленькой собственной жизнью, и я считал это прекрасным.

Офицерский корпус гудел едва ли не как улей.

На входе инквизаторий долго вглядывался в мой пропуск, лелея надежды узреть во мне как минимум будущего террориста. Солнце спешило за горизонт, знаменуя конец свободы первокурсников училища. Первый день оказался горазд на происшествия, но был не столь строг на учения. Учителя расхаживали с загадочным видом, уже отдавшие не один год обучению в этих стенах третьекурсники смотрели на нас с кровожадной ухмылкой.

Кто-то вещал, что оные поведали великую тайну, что ад солдатских будней начинается на второй день. Ознакомились с тремя преподавателями, генерал-инфантером и думали, все здесь такие безобидные, фокусы без внимания не оставляли. Я же не думал, что будет нечто новее физухи и сложней политзанятий. Проведут пару бесед, потом на плац, голый торс и на турник. Благодаря стараниям Рысева-бывшего мне об этом можно было не беспокоиться — пусть по характеру он и был мямля мямлей, но тело свое в порядок привел. Окажись же я в теле, скажем, Дельвига — и мне пришлось бы стократ хуже. Даже не представляю, как исполнял бы все свои кульбиты с таким-то брюхом.

Вспомни его, и он тотчас же появится. Рыжий и в веснушках, словно просидевший несколько часов в засаде, он выскочил на меня.

— Федя! Слава Богам! Ты в порядке!

— А не должен был? — Я удивленно захлопал глазами и вспомнил, при каких условиях мы расстались. Да уж, он точно имел право на беспокойство. А потом мое исчезновение и после новости о том, что некто совершил покушение на главу Инквизаториев...

Нетрудно было сложить два и два.

— Мы поговорили с инквизаториями о Никсе, я еще раз рассказал, что видел...

— Но почему они забрали только тебя? — не отставал толстяк.

В его вопросе я услышал растерянность. Потомок поэта и писателя весь день трусливо ждал, что и за ним точно так же явятся, несмотря на то, что я пытался его успокоить. Дельвиг и сейчас выглядел как весь на иголках, не в состоянии найти себе места. Да уж, проблем-м-ма.

— Все просто. — Я сейчас же нашелся и принял самую беспечную позу из всех возможных. — С Никсой-то в основном дрался я, вот они и захотели подробностей. Как будто им мало было всего того, что я рассказал вчера!

Мое деланое возмущение его убедило, и он кивнул.

— А-а-а... а что было потом? Я посмотрел сегодня по хрустальзору новости и пришел в ужас! Там показывали ту машину, в которой тебя увезли! Разбитую! А потом рассказали... про покушение. — Он как будто бы даже сник, вспоминая об этом.

— Ну сначала меня ведь отвезли к следователям, а потом отпустили. Машина, наверно, похожая была. Думаешь, у них один такой автомобиль?

Чем проще объяснение, тем легче оно принимается на веру — этот догмат не подводил раньше, не подвел и сейчас. Леня умиротворенно закивал, соглашаясь с доводами — словно убаюкивающий бальзам они ложились на его мятущуюся душу, не ведавшую до сего момента покоя.

Утерев пот со лба, он блаженно улыбнулся.

— Я рад, Федор. Если бы ты только знал, как же я рад, что с тобой все хорошо...

Кто бы что ни говорил, а друзья бывшему владельцу моего теперешнего тела достались очень даже хорошие.

Мне вспомнились слова Кондратьича о том, что лучше бы поунять собственный нрав и перестать быть мальчишкой. Опрометчиво кидаясь в самое пекло с головой, однажды я обнаружу, что судьба выставила мне счет.

И платить придется в тот раз куда больше, чем я могу себе позволить или простить.

В душе я бушевал юным негодованием, но сердцем и разумом понимал, что он прав. Наверное, окажись я на его месте, дал бы точно такой же совет.

Надо будет, напомнил я себе, попросить у него прощения, а в будущем и в самом деле не лезть на рожон без должной причины.

Подбежал Женька, запыхавшийся до невозможного. Взъерошенный, будто только что сделал марш-бросок да добрую сотню километров, он подскочил к нам.

— Евгений? Ты в порядке?

Дельвиг переключил на него все внимание. Тот лишь поднял указательный палец, ткнув им в потолок, справедливо требуя себе мгновение отдыха. Часть тревоги толстяка осела и на моей душе — вряд ли он удирал от взвода взбешенных, полных осколков разбитого сердца девиц.

А значит, дело важное.

— Он тебя ищет! — выпрямившись, Женька схватил меня за лацканы, потряс. Под его «он» могло прятаться любое чудовище.

— Говори яснее. — Вежливо и без лишнего напора осторожно отстранил друга. Бить он меня, конечно же, не собирался, но это еще не повод хватать меня за всякое.

— Он! — Парень не унимался, глаза его горели огнем. В глубине зрачков шипело лихорадочное пламя. Не будь при мне ясночтения, я решил бы, что он под кайфом.

Жека покачал головой, собираясь с мыслями. На нас смотрели со всех сторон — горячая молодость ждала представлений, циркачества и трюков. Разреженный воздух так мерзко и противно насквозь провонял будущей дракой.

Я еще не знал с кем, но чуял, что она обязательно будет.

Третьекурсники и будущие выпускники глазели на нас вниз с галерей — вопреки моим ожиданиям, им было скучно. Как будто все это они уже успели пережить не по одной тысяче раз, и мелкие склоки юных благородных вызывали у них лишь добрую, полную приятных воспоминаний ностальгию. Что тут интересного, говорили их взгляды? Подеретесь-разойдетесь, почистите друг дружке физиономии. А вот завтра — завтра да! Посмотрим на вас во всей красе.

— Да скажи ты толком, кто искал? Учителя? Генерал? — Дельвиг вцепился в рукав нашего друга, требуя объяснений. Сглотнул, выдавив из себя третье предположение. — Инквизатории?

Парень отчаянно затряс головой.

— Орлов. — Жека выдавил из себя фамилию, будто остатки зубной пасты из тюбика. Впрочем, он опоздал — виновник его паники не замедлил грянуть громом среди ясного неба.

Наши ровесники спешили прочь по сторонам, высвобождая ему дорогу. Словно закоренелый хулиган, бредущий по душу ботаника, он был мрачен, как грозовая туча. Ему разве что не хватало замедленной съемки.

Я выдохнул и закатил глаза — ну вот опять. Что на этот-то раз приключилось в его белобрысой головушке? Стычки в туалете показалось мало, теперь захотел еще, прилюдно и без своей подмоги?

Мне тут же вспомнилось, какими глазами он смотрел на выпавший тогда из моего кармана гербовый перстень. А вот про него-то я как-то совсем забыл. Хотя мне с трудом представлялся его допрос.

Он шел, а мне слышался звон стальных невольничьих оков. Его намерения тащились за ним, будто цепи, гремя будущими неприятностями.

В том, что он шел ко мне, не было никаких сомнений.

Дельвиг, невесть откуда набравшийся храбрости, встал между нами. Если судить по габаритам юного писателя, можно было с уверенностью сказать, что меня с Орловым разделяла самая настоящая стена.

Сын судьи отстранил толстяка важным силовым толчком, грозно и исподлобья устремил на меня взор едва ли не колдовских очей.

В них я видел лишь собственную погибель — Орлов желал разорвать меня в клочья.

Слова комом застряли у него в горле — кажется, его былая решительность отвлеклась на нечто более важное, оставив мальца один на один со мной. Наш уверенный-неуверенный как будто очертил перед собой красную линию, но все еще не мог принять решение — переходить ее или не стоит?

То, что на уме у него сплошная серьезность, я даже не сомневался.

— Ну, говори давай. — Это прозвучало из моих уст на редкость небрежно, задевая тонкие чувства юноши. Я захотел прикусить собственный язык, будь тут Кондратьич — обязательно бы отрицательно покачал головой, дивясь, что я так и не воспринял его науку.

Честно, я не хотел!

Но извиняться точно было поздно.

Грудь Орлова едва ли не вздыбилась, когда набрал в нее побольше воздуха. Словно мальчишка передо мной хотел раздуться и стать больше, чем есть на самом деле.

— Это оскорбление, Рысев! — Его голос прозвучал на удивление четко и звонко. Мне-то казалось, что он даст предательского петуха и опозорится еще больше.

Орлов клокотал изнутри, я же молчал.

— Где и у кого ты взял то кольцо?

— Хочешь обвинить меня в воровстве? Ну попробуй, — попытался увести разговор в сторону. Не надо, чтобы весь офицерский корпус знал мою подноготную.

Даже если ее ведал этот недоросль.

Он же был подобен взбешенному псу. Мой ответ заставил его покрыться пунцовой краской — злость на пару со стыдом служили тому причиной.

— Я сделаю вид, что не слышал предыдущего и дам тебе еще один шанс. — Парень был отчаянно уверен, что владеет этими шансами в неограниченных количествах.

Я приятельски хлопнул его по плечу — беззлобно и как будто бы в шутку, лишь чуть погодя поняв, что это могло спровоцировать драку. Ох и прав Ибрагим, мне бы в следующий раз думать прежде чем делать.

— Николай, я вымотался за сегодняшний день и страшно устал. Давай забудем наши прежние ссоры и обсудим то, что ты пожелаешь, завтра. С холодной головой, в здравом...

Он скинул мою руку, словно ужаленный волчонок, а я понял, что решать миром назревший вопрос он не намерен.

— Где и у кого ты взял то кольцо? — Он был на грани срыва, я стоял на пороге грандиозного шухера.

— Я позволю себе не отвечать на этот вопрос. — Из моих уст это прозвучало не столь гордо, как хотелось бы.

— Что здесь происходит? — Царь и бог всея корпуса решил спуститься с высоты своего кабинета — ненапряжный шум, видимо, был ему больше по вкусу, нежели повисшая гнетущая тишина.

Словно deus ex machina он спустился наказывать невинных и награждать не причастных.

Николаевич хромал к нам, опираясь на свою клюку. Под обманчивой неторопливостью прятался проворный, юркий старик, способный поставить на место любой молодняк — будь тот с магией иль без.

Орлов сверкнул на меня взглядом орлиных очей, будто это я чудесным образом призвал старика. Я же догадывался, что здесь следят за тем, что происходит в коридорах, а то и в жилых комнатах.

— Ничего особенного, — проговорил я. Орлов отвесил старшему по званию церемониальный поклон, запоздало спохватившись, то же самое сделали остальные.

Я кланялся последним и очень неумело — чтение устава у меня как-то вылетело из головы.

Генерал-инфантер нахмурился: творящееся здесь ему явно не нравилось. Еще больше не нравилось, что я снова оказался посреди бучи. Наверно, на его памяти еще не было столь проблемного юнлинга...

— Дуэль, — одними лишь губами проговорил Николай, но слово прозвучало громче набата. Мне показалось, его можно было бы услышать в любом конце Петербурга.

— Что, простите? — Николаевич сморщился, норовя обратить собственный лоб в гармошку.

— Дуэль, — уже более спокойно повторил Орлов, чуть прочистив горло. — Я вызываю этого...

Он тщательно подбирал слова перед старшим по званию. Будто дуэли здесь были куда допустимей грязной брани.

Орлов наконец выдохнул.

— Этого сударя. Я вызываю его на дуэль.

— Не слишком ли круто? — Николаевичу сложившаяся ситуация была как вожжа под хвост. — Не успели отучиться и одной недели, а уже драться? Как мальчишки? Причина?

— Я желаю отстоять свою честь. — Николай вытянулся, будто вот-вот готов был взлететь и устремиться в небо.

Взгляд генерала коснулся меня, прошелся с головы до ног. Никогда бы не подумал, что таким тяжким молчанием можно спросить, в какую же передрягу я умудрился вляпаться на этот раз.

Честно признаться, мне и самому хотелось бы знать...

Пожать плечами я счел неуместным и глупым. Что вообще связывало белобрысого забияку с этим кольцом? И почему ему понадобился весь сегодняшний день, чтобы вызвать меня на эту самую дуэль? Хотя, как знать, вдруг он меня сразу же после первых занятий принялся искать?

— Честь, значит. — Николаевич запыхтел в усы. Все, что касалось чести, для него, кажется, имело особый пунктик. — Что ж, даю добро. До первой крови. Не хватало только, чтобы вы тут друг дружку поубивали! Мальчишки!

К самой затее дуэли он явно не питал теплых чувств.

Стоящий передо мной Орлов так высоко задрал нос, будто попросту боялся смотреть мне в глаза.

Изнутри он пылал превосходством. Стянув с руки перчатку быстрым, нетерпеливым движением скомкал ее, швырнул в меня. Я поймал ее до того, как она коснулась моего лица.

— О времени и месте условимся позже, Рысев. Жди моих слуг.

Он уходил, как уходят в море корабли — надменно и не прощаясь. И самый неистовый шторм не мог поколебать его движения.

У Женьки снова болезненной лихорадкой горели глаза.

— Что ты сделал? — пристал он ко мне, облизывая губы от нетерпения. — Федя, что ты такое сделал?

— Ничего, — глуховато отозвался. Жека же был готов надавать мне пощечин от волнения. Моя судьба его сейчас заботила куда больше, чем его собственная.

— Что ты сделал? Ты хоть понимаешь, что дуэль — это не просто шуточки, не наши дворовые игры с палками-ветками...

— Инфантер-генерал сказал, что до первой крови, — как будто невзначай буркнул Дельвиг.

— Леня! Ну ладно, он дурак, но ты-то? До первой крови? Чем она кончится, эта первая кровь? Орлов может оставить его калекой на всю жизнь. Вы хоть оба представляете, что это такое — стать калекой?

Как будто бы он сам представлял. Хотя, как мне показалось, Женька только что самозабвенно выложил один из своих величайших страхов и даже не понял этого.

Он хватался за голову, дивясь моей беспечности. Жиртрест же попросту сник, признав правоту слов нашего друга. Я же, копируя доктора Ливси, широко улыбнувшись, обхватил друзей, зажал их почти в братских объятиях.

— Говоришь, опасная штука эти ваши дуэли? — Женьку я похлопал по плечу. — Может, расскажешь, чем?