Миновав галерею, они вошли в зал талисмана.
– Шамаш! – вскрикнула Мати, первой заметив их появление. Она, не думая более ни о чем, уже хотела, растолкав оказавшихся на ее пути горожан, броситься к нему, но в последнее мгновение отец поймал ее за косу, удерживая на месте.
– Но папа! – скривившись не столько от боли, сколько от обиды, воскликнула она.
– Стой, – прошептал Атен, – мы не в караване!
– Ну и что? – надувшись, первым делом зло бросила девочка, но затем, оглянувшись на горожан, которые все как один опустились на холодные камни пола, падая перед небожителем ниц, Мати, шмыгнув носом, вздохнула, вынужденная смириться.
Между тем, вошедшие разделились. Шамаш замер у стены, опершись о нее спиной. Его взгляд, скользнув по собравшимся, остановился на девочке. Он улыбнулся ей, успокаивая, подбадривая, подмигнул.
"Все будет хорошо. Не сердись на меня, малыш. Я должен был уйти. Ты ведь понимаешь".
"Понимаю… – она вздохнула. – Вот только… С тобой все время происходит что-то особеное, интересное!…А я все пропускаю. Это не честно!" "Я расскажу тебе".
"Твои истории живые. Они почти как настоящие. И, все же, почти – это ведь не совсем то… Я хочу, чтобы что-то произошло и со мной!" "Неужели тебе мало приключений?" "Конечно! Разве может их быть много?" "Подожди чуть-чуть. Приглядись к происходящему вокруг. Может быть, все только начинается…" "Да?" – она с подозрением глянула на него.
"Место, в котором ты находишься – необычное. Ты мечтала попасть в храм, зная, что чужакам сюда путь закрыт, чувствуя, что должно свершиться нечто особенное, чтобы твоя надежда исполнилась. И вот ты в самом сердце храма." -Мне здесь не нравится, – скосив взгляд на камень, проговорила она.
– Я понимаю, милая, – вздохнув, проговорил караванщик, решивший, что девочка обращается к нему. Атену самому было невыносимо оставаться рядом с местом смерти.
Но теперь было уже поздно уходить. Или, наоборот, слишком рано.
Тем временем к караванщикам, подошли Ри и Сати.
– Простите нас, – проговорил юноша, – поверьте, мы совсем не хотели, чтобы все так вышло…
– Вас заманили в ловушку, – кивнул Атен. Глядя на их лица, на которых, наверное, теперь навсегда останется след испытанного в плену, он понимал, что ужаснее того, что им пришлось пережить, просто не может быть. – Такова судьба. И слава богам, что все уже позади… Возвращайтесь в караван. Родители очень беспокоятся за вас.
– Позвольте нам задержаться на некоторое время, – попросил Ри, бросив быстрый взгляд на Ларса, который, сказав что-то Нинти, медленно двинулся в сторону священного камня.
Ри понимал, что именно сейчас решается судьба Керхи, ее жителей, которые перестали быть в глазах караванщика безликой серой массой, ведь среди них были и те, кого он считал своими друзьями – Ларс, Бур, Лика. Пережитое стало нитями, связавшими навек их память. И сейчас он не мог просто взять, повернуться и уйти, бросив их перед лицом неизвестности.
Хозяин каравана проследил за взглядом юноши. Его лицо побледнело. Воспоминания о недавней смерти, случившейся у него на глазах, были слишком свежи в памяти.
– Что ты делаешь! – воскликнул он.
Молодой горожанин, на миг повернувшись в его сторону, тихо промолвил:
– Я знаю, что делаю, торговец, – и продолжал свой путь.
Атен устремил взор на Шамаша, мысленно умоляя Его остановить шедшего, как ему казалось, навстречу смерти.
Но бог солнца лишь чуть наклонил голову:
– Это не только его право, но и долг, – проговорил он.
А затем все умолкли, замерли, ожидая, что будет дальше.
Ларс подошел к камню. Талисман стал еще чернее, глядя на наделенного даром недобрым взглядом множества вмиг покрасневших глаз, в которых светилась угроза.
В руках горожанина вспыхнул резким синим пламенем – отблеском холодных снегов маленький кривой нож. По залу разнесся толи вскрик, толи вздох, когда он рассек ладонь, которую, быстро окрасившуюся алой кровью, прижал к холодному боку камня.
Талисман не ответил на прикосновение ударом молнии. Однако в нем не стало больше и тепла. Воздух затрепетал, словно в смехе над глупостью человека, не сознававшего бесполезность своих шагов.
Не обращая ни на что внимания, Ларс продолжал терпеливо ждать. В его обращенных на камень глазах читалось сочувствие, губы чуть заметно шевелились, но не повторяя молитву, а нашептывая слова прощения, утешения и просьбы вернуться назад. Его сердце было открыто, душа распахнута…
И медленно, очень медленно камень начал оживать. Черные тягучие тени сползли с его боков, спеша убраться под землю, едва осознав, что здесь их больше ничего не ждет. Тепло вернулось в талисман и, одновременно, в души всех окружавших его людей. Покой был блаженно сладок, дыхание – ровным и глубоким. Наконец, камень залучился, вобрав в себя блеск доброго солнца. Хотелось вот так стоять, не спуская с него взгляда, забыв обо всем, веря… …Войдя в зал, Бур сразу же увидел Лику. Не замечая более ничего, он бросился к подруге, упал рядом с ней на колени, прижал к груди.
– Солнышно мое! – прошептал он, глядя на нее лучившимися глазами.
Бур испытал ни с чем не сравнимое облегчение, видя ее живой и невредимой, убедившись, что с ней все в порядке. Он был счастлив находиться рядом с нею, чувствовать тепло ее рук, легкое дуновение дыхание…
– Бур, – она спрятала лицо у него на груди, – ты жив!
– Ты жива! Все хорошо, дорогая моя, а будет – просто замечательно. Я сделаю все ради того, чтобы наше будущее было светлым и радостным. Мы заслужили его.
– Ты – да, – она вдруг отстранилась от него, отвернулась в сторону, пряча горькие слезы, побежавшие по щекам. – А я… Я не достойна тебя, не достойна брата! Я не достойна счастья, которое ты предлагаешь мне, да и вообще жизни!
– Лика…
– Ты же слышал, что сказала госпожа Кигаль! Я – ее раба! Люди никогда не простят мне этого, никогда не поймут, что я ни в чем не виновата!…Мне лучше просто уйти, пока их гнев не пал и на вас с Ларсом.
– Что ты говоришь! Все будет совсем не так! Твой брат скоро станет новым Хранителем Керхи, и…
– Тем более! Все, Бур, все… Я… я просто хотела узнать, что с вами все в порядке…А теперь…
Бур похолодел. Ему совсем не нравились потерянно-обреченные нотки, звучавшие в голосе девушки. Он хотел успокоить ее, объяснить, но не знал, что сказать, как убедить, что она ошибается. И, хуже всего, он понимал, что в ее словах много правды. Лика – избранная богини смерти. Его собственное сердце, сколь бы горячо оно ни любило девушку, трепетало от одной мысли об этом, душа замирала в суеверном страхе перед именем своей грядущей владычицы. Какого же должно быть всем остальным?
"Но ведь наша судьба…" – хотел уже воскликнуть он, но остановился, прикусив губу. Он не мог рассказать Лике о том, что открылось в испытании. Не здесь, не рядом с чужими людьми, которыми…
Бур обернулся, ища, сам не зная кого. Его взгляд остановился на повелителе небес, который стоял один у стены зала, скользя отрешенным взглядом по застывшим на почтительном удалении от него людям.
Юноша и сам не знал, откуда взялась смелость. Возможно, все дело было в том, что его душа, не желая мириться с тем, что предсказанное может не исполниться, решила сражаться за свое счастье до конца, что бы ей это ни стоило.
– Господин… – приблизившись к богу солнца, нарушая все заповеди и обычаи, он первым заговорил с Ним.
– Что, горожанин? – тот повернулся к собеседнику, который, не найдя в Его глазах ни тени гнева или недовольства, уже смелее продолжал:
– Господин, прошу, дай совет: что мне делать?
– Разве ты не хозяин своей судьбе? – бровь Шамаша удивленно приподнялась. – Почему ты спрашиваешь меня?
– Я… – он кашлянул, прочищая горло, но голос все равно предательски дрогнул и вообще звучал хрипло, сбиваясь в шепот. – Я говорил с Ликой… Той, которая суждена мне…
– С ней все в порядке?
– Да… Нет… – он замешкался, не зная, как объяснить, ведь небожителю непонятны людские чувства.
– Продолжай же. Я тебя слушаю.
– Прости, господин, прости, что отнимаю у Тебя время, но…
– Ты хочешь, что бы я с ней поговорил?
– Да, господин! – радостно воскликнул Бур, который, преодолев, наконец, преграду, через которую никак не могла перебраться его душа, заговорил быстро, решительно, готовый упрашивать, убеждать, настаивать, но добиться исполнения своей просьбы, что бы это ни стоило. – Она нуждается в этом разговоре! Лика боится, что покровительство госпожи Кигаль обратит против нее, против всех нас не только страх, но и ярость жителей города… Мне понятны ее опасения… Люди… Мы разные. Найдутся те, кто будут бояться Лику, боятся, что она, даже не желая того сама, подчиняясь воле своей покровительницы, отравит Хранителя черным духом и заставит вернуться…встать на путь Ярида… Я понимаю, что это кажется глупым, после того, что всем нам пришлось пережить, после предсказания бога судьбы, но… Но ведь горожане этого не знают! Лика не знает… А я не могу рассказать, не смею… Да и… Разве ж она мне поверит? Как можно поверить в то, о чем раньше мы даже мечтать не смели!
– Этот разговор не мне вести.
– Но господин! – в отчаянии воскликнул Бур.
– Подожди, – колдун качнул головой. – Я ведь не сказал, что не исполню твою просьбу. Я поговорю с ней.
– Спасибо, господин! – на лице Бура расцвела улыбка, которая немного потускнела, когда он услышал последовавшие после короткой паузы слова Шамаша:
– Но не о предсказании.
– Пусть так, – он был готов подбирать даже крошки, когда не мог получить лепешку, думая, что, возможно, не заслужил ее целиком. – Хотя бы несколько слов! Ей станет легче.
– Подведи ее ко мне.
– Да, господин! Сейчас! – и он поспешно бросился за Ликой, боясь, что бог солнца передумает.
Девушка остановилась перед господином Шамашем, опустив голову на грудь. Казалось, что она ждет приговора судьбы, уверенная, что он будет самым черным из всех возможных.
– Здравствуй, – он первым заговорил с ней.
– Господин, – Лика хотела перед богом солнца на колени, но тот удержал ее:
– Не надо…
– Как прикажешь, – та низко опустила голову, выражая свое смирение перед судьбой и согласие принять любую кару за все то, что она еще не сделала, но что, как ей казалось, должно было однажды случиться.
Она не осмелилась сказать что-то еще. Молчал и колдун, глядя на горожанку с задумчивой грустью, словно ему было известно о ней что-то такое, чего не знал даже сам Намтар.
– В чем причина твоего отчаяния? – спустя некоторое время спросил он.- Твои близкие хотят тебе только добра. Они сделают все, чтобы твоя жизнь была светлой и радостной.
– Я знаю, но… Но я ведь рабыня госпожи Кигаль!
– Покровительство – не цепи рабства, а рука помощи… Но даже если бы все было так, как понимаешь это ты, что бы это изменило?
– Я не хочу, чтобы из-за меня брат стал… – она не смогла договорить. Дыхание перехватило, из глаз потекли слезы.
– Успокойся, – Шамаш взял ее за руку. – Все совсем не так. Ты не кара Ларса. Ты его спасение.
– Но…
– Верь мне, девочка. Мне известно твое будущее. И не мне одному. Тебе суждено быть счастливой и делиться своим счастьем с другими. Пока улыбка будет на твоих губах, и лиц твоих близких не коснется печаль. Пойми: ты нужна им, нужна даже больше, чем они тебе.
– Господин…
– Все, девочка. Остальное ты должна понять сама. Лишь ты способна отыскать свое место под солнцем, осознать свое призвание. Никто другой не сможет сделать это за тебя.
– Но разве госпожа Кигаль не принимает решение за меня?
– Конечно, нет. Покровитель помогает, когда его просят об этом, но не вмешивается в чужую жизнь просто так, от нечего делать. Или ты думаешь, что у Эрешкигаль нет других забот?
– Конечно, я не думаю так! – поспешно воскликнула Лика, смутившись. Ее страхи начали казаться ей следствием чудовищного самомнения. Она возомнила себя центром мироздания… И едва она подумала об этом, как ей стало много легче. Сердце забилось ровно, дыхание стало глубоким и спокойным.
– Не бойся ничего. Все будет в порядке. Вот увидишь.
– Я слепая, господин, – с нескрываемой грустью проговорила Лика. Она не понимала, как повелитель небес мог не заметить этого, не верила, что бог солнца решил просто посмеяться над ее несчастьем.
А затем рука, хранившая в себе источник всех стихий, коснулась ее затылка, медленно скользнула ко лбу, задержалась на лице.
И вот… Ей показалось, что краски, такие яркие, которые она не видела никогда в жизни, ворвались, закружились, заполнив собой пустоту мрака. Дыхание перехватило, так что она была не в силах вздохнуть, но Лика даже не заметила этого, когда…
Сперва в отсветах огня перед глазами кружились лишь тени, но затем, медленно, но верно, они начали складываться в образы.
– Я вижу, вижу! – воскликнула девушка. Счастья переполняло ее, вырывалось наружу.
Лика бросилась к Буру, упала ему на грудь, разрыдавшись.
– Ну что ты, что… – растерянно повторял тот, не зная, как успокоить подругу.
Он был счастлив за нее, за себя… И вообще, он был готов плакать вместе с ней, и пусть его слабость увидят другие, это не имело значение. Его удержало лишь то, что рядом был небожитель, совершивший для него даже большее чудо, чем то, о чем он просил…
– Спасибо, господин! – взглянув на повелителя небес переполненными радостью глазами, проговорил Бур. Он низко поклонился богу солнца, понимая, что никакие слова не выразят его признательности, зная, что даже всей своей жизнью он не сможет отблагодарить за это чудо.
– Спасибо! – на этот раз ничто не могло остановить Лику. Она упала ниц, целуя камни у ног бога солнца.
– Встань, девочка, – Шамаш наклонился к ней, помог подняться.
– Как мне отблагодарить Тебя за то, что ты сделал? Это невозможно, и, все же…
– Я лишь вернул то, что принадлежало тебе… – он несколько мгновений смотрел на девушку, затем перевел взгляд на юношу.- Оставайтесь такими, какие вы есть, и вам будет дано все, о чем вы мечтаете.
Лика и Бур чувствовали, что у бога есть и другие дела, что Он и так уделил им немало времени. И, все же, было невыносимо трудно, даже невозможно просто повернуться и уйти. Им страстно хотелось продлить этот миг, хотя бы еще на чуть-чуть отсрочить неотвратимое…
– Господин, мы ведь еще увидимся? – с мольбой глядя на повелителя небес, спросила Лика.
– Конечно, – он улыбнулся ей, – караван пробудит в городе еще несколько дней.
– Если господин позволит, – обменявшись с подругой взглядами, сказал Бур, – мы придем, – и они, низко поклонившись, вернулись к остальным горожанам.
Шамаш проводил их взглядом. Он сделал все, что должен был. Теперь ничто не удерживало его в храме. Было пора возвращаться в караван.
Все в зале были так заворожены зрелищем, происходившим в ее сердце, что только Нинти заметила, как бог солнца, отодвинувшись от стены, повернулся, собираясь уходить.
– Постой! – она глядела на него с удивлением. – Почему ты покидаешь нас сейчас, в миг торжества жизни, когда… – она не могла выразить ни словами, ни образами то, что ощутила – воскрешение, освобождение, вера, которую ничто не поставит под сомнение, счастье, не знающего ни тени, ни границ.
– Я здесь больше не нужен, – просто, даже как-то по-будничному, ответил он. На губы Шамаша легла улыбка, но глаза так до сих пор и не покинула грусть.
Нинти не стала расспрашивать бога солнца о причине этой странной печали. Она была благодарна ему за все, что тот сделал, и не считала себя вправе задавать лишние вопросы.
– Как ты думаешь, – она бросила взгляд на Ларса, который все еще стоял возле талисмана. – Я могу остаться?
– А если я скажу "нет" это что-нибудь изменит? – усмехнулся тот.
Она смотрела на него, не зная, что делать. В глазах – таких чувственных, живых, зажглись слезы. Вся ее сущность рвалась на части…
– Прости меня, девочка. Я не должен был даже в мыслях ставить тебя перед таким выбором…
– Шамаш, я… Я не знаю, как мне быть! Я не в силах просто взять и уйти отсюда!
Это… Это просто невозможно, немыслимо, я сойду с ума, если так поступлю!…И в то же время воспоминания будят иной страх, воскрешают прошлое безумие. Я так виновата перед ними всеми, – скользнув затуманенным слезами взглядом по горожанам, прошептала она.- Тысячелетия я мечтала об одном – попросить прощение… Не у богов – у людей… Им ведь пришлось такое пережить из-за моей ошибки!
– Нинтинугга…
– Если можно, просто Нинти.
– Хорошо, Нинти, – терпеливо повторил он, хотя оба имени – краткое и полное, звучали для него совершенно одинаково, – все время от времени бывают не правы.
Главное не повторять своих ошибок.
– Я не повторю! Шамаш, я сделаю все, чтобы прошлое никогда не вернулось назад! Я очень многое поняла, взглянула на мир совсем иными глазами. Я изменилась.
Прежней Гуллы давно нет… И, все же, я боюсь, что любовь, страх потерять дорогого и столь смертного человека заставят меня вновь вспомнить… Возжелать…
– Нинти, мне немного странно говорить это тебе, и, все же, послушай: поверь в себя, доверься людям, которые тебя окружают. Они помогут тебе там, где ты будешь бессильна… И еще. Будь счастлива настоящим мигом – и ты сохранишь это чувство навсегда. Не думай о вечности – с мыслями о ней ты потеряешь последний миг мечты.
– Шамаш, и все же, я могу здесь остаться?
– Если ты хочешь жить среди людей, почему ты должна отказывать себе в этом?
– Я бессмертна, а они…
– Смерти нет. Есть лишь дорога, ведущая в бесконечность.
– Да, – Нинти улыбнулась. Она видела этот путь. – И почему только я раньше не понимала этого? Спасибо тебе, спасибо за все, что ты сделал для меня, – она оглянулась на стоявших в стороне Ларса, Бура и Лику, после чего добавила: – для всех нас. Спасибо… Могу я попросить?
Тот кивнул, и она продолжала:
– Если мне понадобится помощь, ответ на вопрос, который мне будет не под силу отыскать, я смогу спросить тебя…?
– Конечно. Ты знаешь, где меня искать.
– Для богини это будет не трудно, – облегченно вздохнув, она улыбнулась. – Еще раз спасибо… Мне бы хотелось хоть что-то сделать для тебя, как-нибудь отблагодарить… – она взглянула на Шамаша. – Позволь я вылечу твою ногу. Раны причиняют тебе такую боль…
– Не надо.
– Но почему?! Гордость великого бога не позволяет ему принять помощь? Нет, это не может быть так, ведь я знаю тебя. Но должна быть какая-то причина, объяснение…
Почему ты не исцелишь себя сам? Или ты специально не лечишь ногу, держась за эту боль, словно она тебе нужна? – она не сводила глаз с его лица и когда, говоря это, увидела едва заметный кивок, удивленно воскликнула: – Но зачем? Зачем, во имя свышних!
– Она позволяет мне помнить. И, помня, чувствовать себя человеком…
– Но ведь ты не человек!
Шамаш с грустью взглянул на нее. И богиня, вздохнув, лишь качнула головой, не продолжая расспросов.
– Я, пожалуй, пойду,- проговорила она. Чуть повернув голову, она взглянула на мага, по-прежнему стоявшего у талисмана, который уже почти вернул себе истинный светлый дух жизни. – Скоро обряд закончится. Он отнял у Ларса много сил и ему будет нужна моя помощь.
– Нинти, подожди, – остановил ее Шамаш. – Ты должна знать: Нергал не простит этот город за то, что тот видел Его поражение. Он вернется, чтобы отомстить.
– Это так, – погрустнев, проговорила богиня. Затем она вскинула голову, чтобы сказать решительно и твердо, словно давая святой обет: – Я буду защищать свой город! Не позволю никому его разрушить!
– Найди меня, когда это случится. Я – причина Его ненависти.
– Ты лишь помогал нам, и ни в чем не виноват…
Шамаш поднял рукой, прерывая ее.
– Ты не сможешь остановить Его одна. Не отказывайся от помощи.
– Спасибо! – нет, одного этого слова ей показалось слишком мало, когда оно не передавало и крошечной части ее благодарности. Нинти хотела сказать, как она признательна за все то, что он сделал для города, но замешкалась, пытаясь облечь образами чувства, когда же вновь подняла глаза, увидела, что бог солнца уже ушел… …Шамаш чувствовал себя измотанным до предела. Все как-то наложилось одно на другое: усталость, боль, тяжелые мысли. Он шел медленно, сильно хромая и держась рукой за стену, вспоминая о том, что было, и стремясь по линиям изменившегося настоящего определить, столь велики будут перемены в будущем.
По стене галерее вдруг скользнула легкая тень.
– Подойди ко мне, Ана, – узнав девушку-оленя, подозвал он ее.
Та приблизилась, глядя на странника тем искренне преданным взглядом, который дан лишь животному.
– Ты убежала от караванщиков?
Она вздохнула, всем своим видом говоря, что не виновата, просто поступки, они… совершались вне зависимости от нее.
Потом ее ноздри раздулись, она потянулась носом в сторону оставшегося позади зала, показывая: там чужаки.
– Да, я знаю. И совсем не сержусь, – улыбнулся ей Шамаш.
Она приблизилась к нему, подтолкнула, зовя за собой, прочь из храма.
– Ты права. Нам пора. Пойдем. Я верну все на свои места. Прости за то, что тебе пришлось пережить.
Ана улыбнулась, потерлась щекой о его руку, что-то пробурчала-просвистела, показывая, что не в обиде на Него за случившееся, да и, в сущности, ведь ничего и не произошло… Потом она подставила ему плечо, на которое бог солнца, благодарно кивнув девушке-оленю, тяжело оперся.
Они уже выходили из храма, когда за спиной раздался голос Атена.
– Шамаш! – караванщик, запыхавшись, подбежал к нему. Через несколько мгновений его догнали остальные и остановилась, переводя дыхание.
– Почему ты ушел? – теперь уже ничего не мешало девочке подойти к своему магу, взять за руку, стиснуть его ладонь что было силы, так, чтобы никто не смог рассоединить ее пальцы. – Новый Хранитель вылечил камень! И все стало хорошо!
Ей не терпелось рассказать главное – когда дух талисмана города очистился от дыхания смерти, ей показалось, что он заговорил с ее камнем, нет, даже более того – ей почудилось, что они запели. Она не понимала слов их песне, но чувства, которыми от нее веяло – радость, счастье, мечта… Они переполняли Мати до сих пор. Но не успела она даже начать свой рассказ, как тяжелая рука отца легла ей на плечо:
– Мати, дочка, беги-ка к повозке, – проговорил он.
– Но папа! – плаксиво воскликнула та, обиженная, что ее вновь отсылают прочь. И именно в тот момент, когда ей менее всего этого хотелось!
Понимая, что отца ей не переспорить, девочка с мольбой взглянула на Шамаша, прося разрешения остаться. В ее глазах зажглись слезы "Ну почему, почему всякий раз, как только происходит что-то интересное, меня отправляют в повозку?" -Малыш, – он склонился к ней. – Волчата вот-вот проснутся и будут очень испуганы.
Они во сне видели многое из того, что произошло с нами. Лучше, чтобы в миг пробуждения кто-нибудь был с ними рядом. А я с больной ногой быстро не спущусь.
– Ну… – она тяжело вздохнула, но больше не стала возражать, чувствуя свою ответственность за питомцев и боясь их потерять только потому, что ей, подогреваемой любопытством, захотелось узнать обо всем прямо сейчас и ни мигом позже.
– Покорми малышей и оставайся с ними, – продолжал, не спуская с нее взгляда, Шамаш.- Дождись меня. Я скоро приду.
– Ладно, – она нехотя кивнула, а затем, боясь передумать, поспешно побежала вниз.
– Осторожно! – крикнул ей в след Атен. – Смотри под ноги!
– С ней все будет в порядке, – проводив девочку взглядом, сказал колдун.
– Слава богам… – пробормотал караванщик себе под нос хвалу небожителям, затем повернулся к Шамашу, чтобы сказать: – Спасибо! – он не знал слов, которые были бы способны передать всю его благодарность. Атен мог лишь вложить в этот краткий звук всю свою душу, все чувства и переживания, от страха перед потерей, до радости обретенного спасения.
Тем временем к ним подбежали родители Сати и Ри. Они бросились к своим детям, спеша обнять, прижать к груди, убедиться, что те вернулись к ним живыми, а не отрешенными тенями.
– Мам, ну что ты, в самом деле! – Ри осторожно высвободился из объятий Рами.
– Мамочка, папа! – Сати, наоборот, с радостью отдалась заботам родителей, довольная тем, что, пусть хотя бы на миг, но она вновь может ощутить себя маленькой девочкой.
– Отведите их домой, накормите и пусть отдыхают, – проговорил, обращаясь к караванщикам, Шамаш. – Они сейчас нуждаются во сне более чем в чем либо другом.
– Да, господин, – считая, что должны отблагодарить Его не словом, а служением, и посему не бросая на ветер громких фраз и не произнося долгих речей, караванщики поспешно увели недавних пленников, думая не столько о том, что есть, сколько о том, что будет.
Хозяин каравана проводил их долгим взглядом.
Подростки казались повзрослевшими, задумчивыми и немного грустными.
– Здорово им досталось, – не сразу сумев оторвать от них взгляд, проговорил хозяин каравана.
– Да… Сейчас уже все в порядке, а когда мы их нашли… – Евсей махнул рукой, передавая этим жестом всю безнадежность представшего перед ним. – В общем, – не заканчивая предыдущей фразы, он продолжал дальше, – им пришлось пройти через обряд испытания, чтобы найти дорогу вперед. Поэтому мы и задержались.
– Обряд испытания? – хозяин каравана с сомнением смотрел на брата. – В храме? – он перевел взгляд на Шамаша.
– Так было нужно. Мне очень жаль, что пришлось нарушить ваши обычаи и правила, но иного выхода не было.
– Это был новый обряд! – шепнул на ухо брату Евсей.
– Новый… – тот был так удивлен, даже ошарашен, что не мог подобрать нужных слов.
– Дай нам спуститься к повозкам. Потом я тебе все расскажу, – воспользовавшись его замешательством, Евсей поспешил прекратить до поры расспросы.
– Да, хорошо, хорошо… – конечно, хозяину каравана было не так просто справиться со своим любопытством, как могло показаться. И вовсе не слова брата побудили его остановиться, а то, что, скользнув взглядом по лицу Шамаша, он заметил на Его чертах отпечаток усталости и физической боли.
Бог солнца шел медленно, опираясь на плечо Аны.
– Шамаш… – с тревогой глядя на Него, начала жена Лиса, но умолкла. Она понимала, что должна что-то сделать, помочь, но не знала, как предложить помощь небожителю, и дозволено ли ей вообще сделать это.
– Что, женщина?
– Я… – растерялась Лина. – Все в порядке?
– Да. Успокойся, – улыбнувшись ей, тихим, шуршащим, как ветер голосом, проговорил он: – все позади… Вот что, шли бы вы к детям. Они вас уже заждались…
– Да, – муж с женой переглянулись и поспешно устремились вниз.
Что же до Шамаша, то он смотрел в сторону Ри и Сати, которые быстро удалялись, спускаясь с холма к повозкам.
– Летописец…
– Да, Шамаш? – поспешно откликнулся тот.
– Даже если они наберутся смелости и расскажут о том, что с ними произошло в плену у Губителя, не пиши об этом.
Караванщик понимающе кивнул. Он и сам считал, что так будет лучше для блага Сати и Ри, их родителей, да и всех остальных. "Надеюсь, госпожа Гештинанна простит меня за этот грех, – думал он. – Простит и поймет: я не могу поступить иначе…" Шамаш на миг обернулся к священному холму, который еще только начали касаться перемены.
Он понимал, что воскрешение города будет медленным и мучительным… Не внешнее, нет – солнце вернется в эти стены стремительно. Оно разгонит призраков прошлого, но не сможет заставить забыть о них навсегда. Правда останется в памяти, даже тех, кто до сих пор ничего не подозревает. Сменится поколение – но дети будут помнить, скрепляя воспоминания чтением легенд и рассказом сказок, смешивая реальность с фантазией, правду с ложью, а надежду с верой… И он вновь позвал Евсея:
– Летописец, я понимаю, ты устал… Но это очень важно. Постарайся записать легенду о Керхе здесь, в этих стенах. Будет правильно, если мы оставим ее список горожанам, когда придет время уходить.
– Если нужно, мы можем и задержаться… – осторожно начал Атен. – Не думаю, что новый Хранитель будет против… учитывая, кто Ты.
– И что сделал для этого города! – поспешил поддержать его Евсей.
– В мире все относительно: и добро, и зло, – задумчиво проговорил колдун.
– Но… – караванщики переглянулись.
– Я уже говорил однажды: счастье и беда соединены одной цепью. Так же крепко, как добро со злом. Сейчас кажется, что я сотворил для них добро, но через годы все может обернуться иначе… Если караван успеет собраться в срок, лучше не задерживаться…
– Взгляни: небо очистилось от туч. Призраки исчезли, и… – он хотел еще раз поблагодарить Шамаша за все то, что бог сделал для смертных. Атен искал слова, которые выразили бы хотя бы отчасти всю его признательность и восхищение милосердием и могуществом небожителя… Но так ничего и не сказал, заметив, как дымка печали подернула Его черные глаза. На какое-то мгновение караванщику даже показалось, что в них всколыхнулась грусть, словно эта великая победа была небожителю совсем не в радость.
"Почему, господин, почему Ты так печален в миг торжества?" – слова уже сложились в вопрос, но ему было суждено так и остаться мыслью, не обретя звучания речи.
– Ладно, – проговорил колдун, прекрашая разговор. – Давайте, наконец, спустимся вниз, – и, тяжело опираясь на плечо Аны, Шамаш двинулся вперед.
– Господин, позволь нам помочь Тебе!
– Не надо, – поморщившись от резкой боли в ноге, качнул головой колдун.
– Шамаш, Ты устал… – с тревогой глядя на него проговорил Евсей. – Зачем мучить себя? Разреши, я позову людей – они перенесут Тебя на носилках…
– Нет. Мне нужно время, чтобы кое-что понять.
– Но боль…
– Она помогает думать, очищает сознание, – Шамаш умолк. Его голова склонилась на грудь, глаза опустились вниз, скользя по пологу земли, словно ища среди камней что-то дорогое сердцу, но давно потерянное. – Ступайте. Вам и без меня есть чем заняться. …Следующие три дня пролетели быстро, словно их несли на крыльях ветра.
Горожане валом валили на площадь, покупая втридорога любую мелочь. Люди даже не смотрели на покупки. Главным для них было то, что эти вещи были сделаны руками спутников повелителя небес. Они были не товаром, а святынями.
Сами караванщики тоже были окружены постоянным почтительным вниманием. Их рассказы слушали, затаив дыхание, прося вновь и вновь повторить то, что уже вошло в легенды. Это трепетно-восхищенное отношение растопило сердце даже Атена.
Если бы кто-нибудь, даже сам небожитель, сказал ему в тот, первый день пребывания в городе, что ему будет так трудно прощаться с жителями города, этими еще совсем недавно совершенно чужими и даже враждебными людьми, он бы не поверил.
Однако, сколь бы это ни казалось невозможным, все было именно так.
Солнце едва подошло к зениту, а караванщики, закончив последние приготовления, уже собирались тронуться в путь.
– Пора, – вздохнул Ри, повернувшись к горожанам, пришедшим проводить караван.
Облаченный в золотой наряд Хранителя, Ларс, чьи раны стараниями богини врачевания практически зажили, стоял, опершись о золоченый посох рукой, которая еще совсем недавно была мертва. Бур, прижимая к себе Лику, время от времени смущенно поглядывавшую на своего спутника, всякий раз улыбаясь и краснея, казался повзрослевшим и окрепшим в одежде служителя. Позади, на изрядном удалении маячили фигуры стражей, призванных сопровождать нового хозяина города. К своему немалому удивлению, Ри заметил среди последних одного из той троицы воров, с которым дороги свели его в доме Ларса.
– Ладно, приятель, пора прощаться, – Бур хлопнул караванщика по плечу. – Пусть будет счастливым твой путь. И не поминай нас недобрым словом.
– Мне не сладко здесь пришлось… – Ри поднял голову, чтобы в последний раз оглядеть все вокруг, скользнуть взглядом по стенам храма, вознесенного в небо священным холмом. До последнего мига он не решался взглянуть на него, опасаясь, что этот образ воскресит в памяти воспоминания, которые, поблекнув в лучах испытания, все же сохранились где-то в черной глуби памяти. Сейчас же он не мог не сделать этого, понимая, что иначе будет всю жизнь презирать себя за слабость, которой не место в сердце мужчины, и тем более караванщика.
В первый миг у него перехватило дыхание. Он ожидал увидеть совсем иное: наполовину мертвый, погруженный в удушливое кровавое марево предел, подобный вратам в царство мертвых, вся красота которого не в силах была заглушить чувства отвращения и боли. Но перед ним был светлый золотой замок, исполненный чистотой и покоем. Перемены показались столь сильными и внезапными…
– Как он изменился! – пораженный, прошептал юноша.
– Нравится? – проследив за его взглядом, спросил Бур. По его губам скользнула довольная улыбка. – Это моя Лика постаралась!
– Ну что ты! – щеки девушки залились смущенным румянцем. – Разве бы я смогла совершить такое чудо!
– Не умоляй своих заслуг, сестренка, – жмурясь в лучах яркого теплого солнца, проговорил Ларс. – Это твои идеи. Я лишь помог с их воплощением, – он обернулся, чтобы взглянуть на храм, – и, надо признать, получилось очень даже ничего.
– Госпожа Нинти тоже помогала нам, – поспешила добавить Лика, придерживаясь веры в то, что в бедах виноват лишь человек, в то время как все благо от богов.
– Это кажется странным, – задумчиво проговорил Ларс, качнув головой, – но я вижу в ней не богиню, лишь девушку необычайной красоты и доброты.
– Ты ведь любишь ее, – Бур покрепче прижал к себе Лику, – а для любви, знаешь ли, нет границ и запретов.
– И когда ты только успел до этого додуматься?
– О, друг мой, очень и очень давно… – он собирался продолжать, но тут его взгляд упал на караванщика, на лицо которого набежала тень.
Ри смотрел на повозку Сати. Девушка так ни разу и не покидала ее с того самого мига, как они вернулись домой.
И, сочувственно вздохнув, горожанин умолк.
Когда молчание затянулось, Бур, чувствуя нависшее между ними напряжение, хотел уже сказать:
"Не унывай. Все уладится, вот увидишь. Нужно лишь чтобы прошло время…" – но рука Ларса коснулась его плеча. Маг качнул головой. В его глазах читалось: – "Не надо слов. Ри понимает, что мы все знаем и сочувствуем ему, принимая на свои души часть вины за то, что произошло с ними в нашем городе. А все остальное сейчас не важно".
– Жаль, что мы никогда больше не увидимся, – вздохнул караванщик, – я хотел бы пройти свой путь рядом с такими друзьями, как вы…
– Мы не можем покинуть город, ты ведь понимаешь, – Лика взяла его руку в свои теплые мягкие ладони, – как бы я ни мечтала о дороге… – в этот миг, несмотря на все то внезапное счастье, которым одарила ее судьба за последние дни, она страстно завидовала караванщику. Ведь ему был сужден весь мир, а не маленький островок, пусть и самый прекрасный на свете.
– Ты мог бы остаться в Керхе, – Ларс знал, что Ри не примет его дар, когда судьбой юноши был караван и лежавшая перед ним снежная дорога, но он должен был предложить.
– Нет, – качнул Ри головой. – Прости, но нет.
– Конечно. Ведь никто по своей воле не сойдет с тропы бога солнца.
– Это так. Но есть еще и другое… Я верю, что, рано или поздно, сумею вернуть свое счастье, которое так вероломно отнял у меня Губитель. Если придется, я буду сражаться за него даже с самим богом судьбы и добьюсь своего…
– Да, – кивнули, переглянувшись, горожане, соглашаясь с ним, – счастье достойно того, чтобы за него бороться…
Ри поспешил перевести разговор на другую тему.
– Богиня врачевания вернула тебе зрение… – глядя на Лику, проговорил караванщик.
Он испытывал некоторую робость при общении со своими знакомыми, которые вдруг в мгновение ока превратились, волей небожителей, в правителей города. Особенно это касалось сестры Ларса. Парни… А, они всегда поймут друг друга. Девушка же – существо совершенно иного порядка.
– Нет, – улыбнувшись, качнула головой Лика, – господин Шамаш.
– Шамаш? Разве он врачеватель? – удивленно воскликнул Ри. Хотя, собственно, что тут было странного, ведь богу солнца под силу все.
– Я несказанно благодарна Ему за это, – та подняла голову, огляделась вокруг, ища глазами небожителя, чтобы в который уже раз вознести Ему хвалу за великую милость. Девушка тяжело вздохнула: – Мне бы увидеть Его. Хотя бы еще разок!
– Пойдемте. Я проведу вас к Нему.
– Что ты, Ри, мы не можем, – горожане переглянулись. – Нельзя идти к богу, просто потому, что нам хочется! Это непочтительно!
– Идемте, я говорю! Уверен, Он будет рад увидеть тех, кому помог. Или вы хотите, чтобы Шамаш сам пришел к вам?
– Нет, конечно! – они перестали отказываться. И, потом, должны же они были отблагодарить бога солнца за все, что тот сделал для них. …-Шамаш… – Ри первым приблизился к богу солнца, сидевшему на краю своей повозке, не спуская пристального взгляда с золотого замка. – Прости, что отвлекаю Тебя…
Тот повернулся к ним, улыбнулся караванщику, отметив про себя, что юноша смело смотрит в будущее, не оглядываясь более назад. Потом его взгляд остановился на горожанах, которые хотели пасть пред ним на колени, но Шамаш поспешно остановил их:
– Не надо… Я рад, что с вами все в порядке.
– Благодаря Тебе…
– Нет. В этой жизни ничего не дается просто так. Счастье нельзя получить в подарок. Его надо заслужить. Все, что вы сейчас имеете и приобретете в будущем, будет вашим по праву.
Никто не осмелился оспаривать слова бога, возражать Ему. Даже если в душе думал иначе.
– Спасибо Тебе!
– Вам спасибо. За готовность сражаться до конца. Если бы вы сдались на милость Губителя, все бы закончилось совсем иначе.
– Мы всего лишь смертные… – проговорил Бур, с удивлением глядя на небожителя.
Он никак не ожидал услышать из Его уст такие слова.
– "Всего лишь"? Самая великая сила мироздания – жизнь. Этот мир и те, кто в нем живет – ее источник, отрезок пути, без которого не было бы ничего. Никогда не принижайте себя и того, что вас окружает. Чтобы пройти свой путь достойно, нужно выпрямив спину шагать вперед, а не стоять на коленях. Не важно – бог перед вами или другой человек, лишь уважая себя, своих близких, дело своих рук вы добьетесь, чтобы вас уважали окружающие. И помнили.
– Спасибо Тебе! – Они пришли лишь чтобы произнести слова благодарности, а получили Совет, о котором и не мечтали.
– Будьте счастливы.
Низко поклонившись в знак благодарности и почтения, горожане удалились, не смея более отвлекать на себя внимание небожителя.
– Он не стал с нами прощаться! – шепнул Бур на ухо Ларсу. Его глаза горели.
– Да, – кивнул Хранитель. – Значит, мы можем надеяться на новую встречу!
Атен, ожидавший в стороне конца их разговора, подошел к повелителю небес, стоило последним словам отзвучать.
– Все в порядке?
– Да… – устремленный на караванщика взгляд был спокоен и задумчив.
– Мы можем отправляться в путь?
– Да, – он поднял голову, чтобы еще раз взглянуть на замок мага. На его лицо набежала тень. – Этот город ждет много счастья, – негромко проговори он. – Но, придет время, и в него вновь забредет беда. И ничего не изменить… А даже если бы это было возможно, вряд ли стоило бы… Ведь, явившись новым испытанием, она даст новые силы…
Конец 3 книги