Книга 3_Город богов

Глава 10.

– Атен, – уже начало темнеть, когда к хозяину каравана подошла взволнованная Рани, – что-то никак не могу отыскать сына. Ты ему не давал никаких поручений?

– Нет, – качнул головой караванщик, протирая усталые глаза.

День был полон забот. Торговля удалась, однако шла чрезвычайно трудно, отбирая и силы, и время. Он не успевал более ничего делать, не мог ни о чем думать. Даже малышей проведал всего один раз. Губ караванщика коснулась улыбка, стоило ему вспомнить, какими предстали перед ним детишки, которых Шамаш решил занять рисованием: с головы до ног перепачканные разноцветными красками, со сверкавшими от восторга глазами, они все разом повисли на руках хозяина каравана, стремясь скорее показать свои рисунки.

– Мне как-то неспокойно, – взволнованный, с трудом сдерживаемый, чтобы не сорваться в крик, голос женщины заставил его вернуться в настоящее, стер улыбку, сменив ее мрачной настороженностью. – Я не видела его с завтрака, а уже время ужина.

– Может быть, он у Евсея? – Атен не думал, что брат станет вести летопись в городе, стремившемся выведать их тайну. Хотя, конечно, он понимал, что ради достоверности и памяти иногда приходилось рисковать, спеша записать новости и связанные с ними чувства сразу же, пока образы свежи и чисты.

– Нет, – качнула головой караванщица, – я уже заходила, говорила с ним. Он не видел Ри весь день…

– Рани, успокойся, – Атен коснулся ее плеча, – мы ведь в городе. Куда он здесь-то мог пропасть?

– Сати тоже нет…

– Ну, тем более! – караванщик сразу же успокоился. – Сидят где-нибудь в уголке.

Дело-то молодое…

– Хорошо, если так… Ох, Атен, – вздохнув, женщина качнула головой, – тревожно мне, сердце болит…

– А что говорят родители Сати? Может быть, им что-то известно.

– Нет. Вал расспрашивает дозорных, Сана пробует добиться хоть чего-нибудь от тихони Лани. Девочки должны были сегодня вместе торговать.

– И что говорит Лани?

– Молчит. Она не хочет выдавать подругу, думает лишь об этом и ей даже в голову не приходит, что с Сати из-за ее молчания может приключиться беда.

– Рани, – с ним подбежал Вал. – Прости, Атен, – он был так погружен в своим мысли, что не сразу заметил хозяина каравана.

– Ну, что нового?

– Дозорные сказали, что никто не покидал площади.

– Значит, они где-то здесь. Вы просто плохо ищете, – Атену не хотелось не то что верить, даже предполагать возможность того, что подростки исчезли. Шамаш ведь предупреждал его, что за детьми надо следить! И караванщик принял все необходимые меры. Ничья тень не должна была покинуть площадь. Во всяком случае, ему так казалось.

– Мы осмотрели все повозки, все вокруг, – качнул головой мужчина. – Как они могут быть здесь и ни разу не попасться никому на глаза!

– Сложно ль умеючи…

– Пожалуйста, поговори со стражами города!

– Как? Никто из нас не может покинуть площадь.

– Я не прошу тебя нарушать слово! Просто имей ввиду, если появится возможность.

– Конечно, Вал, я сделаю все, что от меня зависит. Мы найдем их… И, что бы там ни было, твоя дочка все-таки не одна, с ней Ри.

– Да… Он постарается защитить ее… Если сможет…

– Боги мне свидетели, ох и выпорю я сына, когда он найдется! – воздев руки к небу, проговорила Рани. – И не посмотрю на то, что ему остается всего лишь полгода до полноправия! Сколько седины он мне прибавил за один сегодняшний день!

– Да уж, – буркнул Вал, – им обоим будет что вспомнить… – вздохнув, он цокнул языком. – Ну не на цепь же их действительно было сажать, словно глупых рабов?!

– Ладно, Вал, – чуть склонив голову на бок, проговорил Атен, – я сделаю, что смогу.

– Это все, что мы просим, – проговорили родители. Они выглядели виноватыми, понимая, сколько забот свалилось из-за них на хозяина каравана. – Прости, – прошептали они, а затем, кивнув напоследок, поспешили скрыться из вида.

Оставшись один, Атен тяжело вздохнул. Беспокойство за детей проникло в его душу и не собиралось покидать ее до тех пор, пока разум не убедиться, что с ними все в порядке. Он сжал губы, стиснул кулаки.

"Но, великие боги, что делать, – караванщик болезненно поморщился, – если им каким-то образом удалось выскользнуть с площади… И что, во имя всех богов, заставило их убежать, нарушив закон города, нарушив мой приказ? Они ведь уже достаточно взрослые, чтобы понимать, какой опасности подвергают всех своим глупым поступком!…Подожди-ка, – остановил он себя. Его глаза подозрительно сощурились.

– А что если… А что если их выманили? Ну конечно! Хозяин города! Он не получил ответы на свои вопросы здесь и решил… Но дети! Что они могут знать!…Вот если бы Хранителю нужна была жертва… А она у него и так есть… Нет, я отказываюсь что-либо понимать! А если… Если он таким варварским, жестоким способом решил заставить нас нарушит обет невмешательства… И если так… С каждым мигом все становится хуже и хуже…" -Атен, – мягкой пружинистой походкой дозорного к нему подошел Лис.

– О-х! – порывисто выдохнул хозяин каравана, бросив на него тяжелый взгляд. – Кто-то еще пропал?

– "Еще"? – брови воина удивленно поползли вверх.

– Со мной только что говорили Рани с Валом, – начал пояснять Атен, однако ему не пришлось долго говорить, поскольку, услышав эти слова, помощник понимающе кивнул головой:

– Родители этой несносной парочки подняли на ноги весь караван.

– У них есть причины для беспокойства, – к ним присоединился Евсей. – Этот город – не лучшее место для побега.

– Ты думаешь, они убежали? – Атен повернулся к брату, покусывая нижнюю губу. – Вот просто так взяли и…? – в нем начала нарастать злость, проскальзывая в голосе резкими нотками, хотя внешне он и оставался совершенно спокойным, разве что немного более скованным, чем обычно.

– Ну, раз их нигде нет… – Евсей пожал плечами. В сущности, это для него было не вопросом. Конечно, он не ожидал от ребят, стоявших всего лишь в шаге от испытания, такой безответственности. Но… – Что за ветер свистит у них в голове? – проговорил он, почесывая подбородок. – И это новое поколение, наша смена, наше будущее!

– Брось, – поморщился Лис, – мы тоже были не подарками. Это возраст такой – и более ничего.

– Ну уж нет! – решительно качнул головой его более молодой и, возможно, оттого столь непримиримый к чужим недостаткам собеседник. – Возможно… Я повторяю – возможно мы что-то делали не совсем так, как от нас ждали. Но при этом мы совершено точно знали, что значит "нет", – он вдруг умолк, бросив поспешный взгляд на брата, вспомнив их последний спор – о Мати…

"Сколько же времени минуло с тех пор? Пара недель? А кажется, что прошла целая вечность, столько всего произошло, изменив не только окружающий мир, но и, в куда большей степени, нас самих".

– Эти двое заслужили наказание, – воспользовавшись его молчанием, проговорил Лис.

– Не кажется ли вам, что сейчас не лучшее время думать об каре? – Атен был мрачен, его брови сошлись на переносице, губы сжались, уголки рта немного опустились. – Сперва нужно их найти.

– Где ты собираешься искать? И как? – Евсей безнадежно махнул рукой. – Не забывай: мы не можем покинуть площадь.

– Ничто нам не мешает расспросить горожан…

– Как ты себе это представляешь? Подойдем к какому-нибудь покупателю…

– Зачем к покупателю? Можно найти воина. Страж ведь должен знать… – начал Атен, но Евсей перебил брата.

– Представь себе. Вот ты… Мы… Не важно, в общем, подходим к нему и говорим: "Горожанин, не видел ли ты случайно за пределами площади двух караванщиков, пятнадцатилетних подростков? Парень такой, знаешь ли, высокий, крепкий, девушка пониже, стройная, симпатичная… Одеты, как ты сам понимаешь, не по-городскому… Ах да, конечно, они еще нарушили закон". – "Какой закон?" – "Да ваш закон, запрещающий чужакам в первые три дня покидать площадь". Вот такой милый разговор. И, как ты думаешь, к чему все это приведет?

– Горожанин скажет, если кто-то их видел. И приведет детей к нам… – ответил Лис.

– Возможно, оговорит за услугу особую плату… И, думается мне, немалую… – поразмыслив несколько мгновений, добавил он.

– Да, они падки до золота, – криво усмехнулся Евсей. – Но не настолько, чтобы рисковать собственной жизнью, нарушая закон.

Его собеседники переглянулись. Пусть поздно, но они, наконец, поняли, куда тот клонит.

– Все так, что тут еще скажешь, – вздохнул Лис, – но не можем же мы просто взять и бросить своих детей! Боги не простят нас…

Атен качнул головой. Он был так погружен в свои мысли, что не заметил, как с его губ сорвалось: – Это город госпожи Кигаль…

– Что?! – прошептал воин. В первый миг он даже не поверил услышанному. Он взглянул сначала на старшего из братьев, затем на младшего, подолгу задерживаясь на их лицах. Нет, те явно не шутили. Да и вряд ли кто-либо посмел бы так шутить.

И вообще, при подобных обстоятельствах даже бог смеха говорил бы серьезно.

Оставалось только… – Я, – его губы высохли, онемели, – я, наверно, не правильно расслышал…

– Это город богини смерти, – мрачно повторил Атен, поглядывая на помощника из-под лохматых бровей.

– Вы знали! И ничего не говорили мне!…Но почему? – воскликнул Лис. Он повернулся к хозяину каравана: – Или я больше не твой помощник?

– Это дело души… – начал было Евсей, но собеседник не дал ему договорить.

– А как же безопасность? Вот, сейчас, разве опасность угрожает не жизням этих… – он мотнул головой, не сразу найдя нужное слово, способное заменить ту ледяную брань, которая была готова сорваться с его губ… – беглецов?

– Ну, допустим, и их душам тоже…

– Тем более!

– Ладно, хватит, – поморщившись, словно у него вдруг разболелся зуб, прервал их спор Атен. Он повернулся к Лису: – Прости. Конечно, нам следовало все рассказать и тебе…

– Вот-вот. И, раз ты признаешь свою ошибку, почему бы вам не исправить ее прямо сейчас? Я готов выслушать вашу историю, сколь бы невероятной она ни была… Не молчите. Говорите же! Или вы не понимаете, что нельзя что-либо предпринимать до тех пор, пока все прояснится?

– Лис…

– Постой, Атен, – остановил брата Евсей. – Мы… – но договорить он не успел: к караванщикам быстро, словно на крыльях ветра, подлетел Вал.

Он даже запыхался и вынужден был несколько мгновений обождать, переводя дыхание, прежде чем заговорить:

– Там пришли двое горожан…

– Что за горожане? – быстро спросил Лис, резко повернувшись к говорившему. Его брови сошлись, глаза настороженно мерцали, ноздри раздулись и напряглись, словно принюхиваясь к воздуху и выискивая запах приближавшейся беды. После того, что он услышал, все чужаки виделись ему только притворявшимися людьми призраками – слугами владычицы мира смерти.

– Так, ничего особенного, парень и девчонка, еще совсем сопляки… – инстинктивно начал объяснять тот, а затем, замолчав, качнул головой, поморщился, недовольный собой за то, что, как ему казалось, растрачивает время по пустякам. – Это неважно. Главное, что они говорят, будто видели наших детей.

– Ри и Сати? – Атен вскинул голову. – Что сказали чужаки? Где они? С ними все в порядке или они в беде? Им нужна наша помощь? Горожане принесли какую-то весть? – завалил он караванщика вопросами, и, не давая ответить ни на один из них, поспешно добавил: – Приведи их сюда, я хочу сам их обо всем расспросить!

– Сейчас с ними говорит Рани, но если ты хочешь…

– Раз так, будет лучше, если мы пойдем к ним. Веди, – и хозяин каравана решительно направился за Валом, знаком велев своим помощникам следовать за ними.

Караванщики отвели чужаков чуть в сторону, подальше от чужих глаз, где обступили плотной стеной.

– Нет, я не могу в это поверить! – как раз в тот самый момент, когда мужчины подошли к ним, воскликнула Рани. – Чтобы Хранитель солгал, выманил наших детей, поймал их! Это же Губитель знает что такое!

– Мы говорим правду! – хмуро поглядывая на женщину, проговорил парень, в то время как девушка, молча стояла рядом, сжав в руках ладонь своего друга. Ее голова была опущена, чуть повернута набок, словно она внимательно прислушивалась ко всему, о чем говорилось вокруг.

"Да она слепая! – вдруг понял Атен. – Ее дружок что, не в своем уме: зачем он ее-то сюда притащил? А, что я, в самом деле? Мне-то какая разница?" -Расскажите все по порядку, – повернувшись к чужаку, велел ему хозяин каравана.

– Еще раз? – с явным раздражением воскликнул горожанин. – Я ведь уже по крайней мере трижды все повторил!

– Ты сам пришел к нам, – Атен нахмурился, не сводя с юноши пристального взгляда прищуренных глаз. – Вряд ли тобой движет бескорыстное желание нам помочь, – он бросил быстрый взгляд на его спутницу, продолжая: – Наверно, ты ждешь от нас чего-то взамен, какой-то платы. А раз так…

– Торговец он и есть торговец… – пробормотал себе под нос горожанин. – Каким бы особенным он ни хотел казаться, – эти слова звучали не оскорблением, совсем нет, скорее обычным недовольным бормотанием.

Вздохнув, он с неохотой начал повторять видно уже изрядно надоевший ему рассказ:

– Вчера, когда хозяин города приходил на площадь, он говорил с вашими ребятами, Сати и Ри их зовут. Так вот, маг сказал им, что в городе нет никакого закона, запрещающего пришельцам покидать торговую площадь.

– И это действительно так? – караванщикам было легче поверить, что врут все остальные: служители, простые горожане, даже они сами – но не наделенный даром.

– Нет, – качнул головой юноша. – Закон есть и за его соблюдением следят, ведь… – он глянул на свою подругу, после чего, вместо того, чтобы вдаваться в подробности, обронил лишь: – В общем, тому есть причина…

– По твоим словам выходит, что хозяин вашего города не просто солгал, но и…

– Он маг и делает то, что захочет, – пожав плечами, спокойно проговорил чужак.

Караванщики переглянулись. Нет, конечно, они знали, что наделенные даром бывают разные, но…

– Ладно, продолжай, – помрачнев еще сильнее, хмуро бросил Атен. Лишь он да Евсей, казалось, не просто поверили словам чужака, но даже ожидали услышать что-то подобного.

– Что продолжать? – тот махнул рукой. – Как выманили ваших ребят с площади, так сразу в храм повели. Я пытался им помочь, увел, спрятал у хороших людей, – он вновь взглянул на свою спутницу, – да разве от хозяина города скроешься? – чужак качнул головой. – В храме они сейчас. И вот ее брат – тоже…

– Откуда ты это знаешь?

– Нас всех вместе поймали. А сбежать удалось только нам двоим… Да не это важно! – юноша сжал кулаки, его глаза нервно заблестели. – Вам нужно не задавать мне десятый раз по кругу одни и те же вопросы, полагая, что каждый следующий раз мой ответ будет иным, а… – на миг он замолчал, беспокойно крутанул головой, бросил опасливый взгляд вокруг, словно выискивая стражей, которые могли бы их подслушать, – великие боги, надо же что-то делать!

– Мы не верим тебе! – воскликнула Рани. – С чего это мы должны! Может быть, вы специально придумали эту историю, притом даже не позаботившись о том, чтобы она хотя бы выглядела правдоподобной!

– Разве это не доказательство моей искренности?

Рани, нервно потерев вспотевшие руки, решительно качнула головой:

– Нет, это невозможно… – а затем, случайно заглянув в настороженные, полные мрачных предчувствий, глаза Атена, сглотнула подкативший к горлу комок, глубоко вздохнула, сдерживая готовый сорваться с губ безнадежный стон. – Но даже если… – глядя не на чужака, а на хозяина каравана, удивленная его реакцией на все происходившее, читая в глазах немую скорбь и боль осознания чего-то, недоступного всем остальным, несмело заговорила она, – если даже так… Что может угрожать нашим детям? Да, они нарушили закон. Но совсем не желая того, я уверена! Ладно, нарушили… Ну что ж, мы заплатим штраф, заплатим столько, сколько потребует совет города. Ведь так? – она повернулась к остальным караванщикам, ожидая от них поддержки.

– Конечно, – собравшиеся согласно закивали. Все, у кого были собственные дети, волей – неволей ставили себя на место родителей Сати и Ри, содрогаясь в душе от мысли, что бы им пришлось испытать в том случае, если беда коснулась их семей…

Лицо Рани осветилось улыбкой. Все уже представлялось ей куда проще того, что было несколько мгновений назад. Во всяком случае, теперь она хотя бы что-то знала. И, главное, ей было известно, что дети живы.

– Они же не смогут больше ничего сделать, правда? Караванщиков не изгоняют, детей не карают смертью. Вот и все!

Лишь Атен и Евсей оставались мрачны. С их лиц не сходило выражение сочувствия, за которым скрывалась безнадежность. Они видели беду яснее остальных и понимали: все совсем не так просто, как казалось женщине, готовой, в беспокойстве за своего сына, схватиться за тоненькую нить посреди жестокой бури, радуясь, что нашла путь к спасению и не задумываясь, достаточно ли он прочен, чтобы выдержать ее.

Впрочем, Рани все равно смотрела в другую сторону.

Она заметила лишь как, криво усмехнувшись, чужак качнул головой:

– Люди, входящие в городской совет, настолько богаты, что все сокровища каравана покажутся жалкой медяшкой рядом с их ларцами…

– Никто не откажется от наживы, когда алчность не знает пределов, – заговорил Вал, с трудом сдерживая ярость, закипавшей все сильнее и сильнее в его душе от каждого нового слова горожанина, словно тот был единственной причиной всех бед.

– Предел есть всему. За исключением, разве что, глупости, – не замечая чувств, охвативших его собеседника, прервал его чужак.

– Да кто ты такой! – возмутился караванщик, с презрением глядя на щуплого неказистого паренька, едва переступившего рубеж испытания, чье костлявое тело, никак не могущее принадлежать знатному или богатому человеку, было прикрыто лишь набедренной повязкой. Босоногий, с всклокоченными волосами, он скорее походил на бездомного нищего, попрошайничавшего на площади.

– Мое имя Бур, и я из семьи…

– Нам нет никакого дела до твоих родственников! – мужчина был не в силах думать ни о чем, кроме того, что, пока он тут, бездействуя, разговаривает с этим оборванцем, его дочери может угрожать беда. Поэтому он даже не заметил, что переступил общепринятую грань приличия в разговоре с жителем города. Впрочем, в этот момент подобная мысль не тревожила никого из караванщиков. Им и так было о чем беспокоиться.

Чужак, скривившись, болезненно усмехнулся.

Бур хотел уже было махнуть на все рукой и уйти восвояси, подальше от этих неблагодарных торговцев. Однако, почувствовав, как напряглась ладонь Лики, сжимавшая его руку, вспомнив, что помощь нужна не только Сати и Ри, но и Ларсу, он заставил свою ущемленную гордость – дикую, своенравную собаку, вместо того, чтобы скалить пасть, огрызаясь в ответ на оскорбление, поджать хвост, скрывшись до поры на дальних задворках души.

– Совет у нас все равно ничего не решает, – негромко проговорил он, открывая чужакам то, что осознавала весьма незначительная часть из жителей города. – Магом – вот единоличный властитель. А ему ни к чему золото, зато зачем-то очень понадобились ваши ребята. Может быть, из-за того, что они знают, – он искоса глянул на хозяина каравана, которому показалось, что во взгляде чужака было не только любопытство.

Глаза юноши словно говорили караванщику: "Мы оба понимаем, что другому известно куда больше, чем он говорит, но молчим, ибо эти знания – не для ушей непосвященных".

– Да что могут знать дети! – воскликнула Рани, однако, спустя миг, встретившись взглядом с Евсеем, вынуждена была, вспомнив, что с недавних пор ее мальчик стал помощником летописца, пробормотать: – Хотя, оно конечно… – женщина тяжело вздохнула. На ее лицо, которое уже начало было проясняться после известия о том, что сын нашелся, вновь набежала тень. Глаза лихорадочно заблестели, губы чуть приоткрылись. Было видно, что ее мысли мечутся из стороны в сторону, как встревоженный странным звуком зверь, предчувствующий беду, но не видящий ее, никак не могущий ее найти…

– Вот что, – Атен провел рукой по бороде, приглаживая ее: – Расходитесь-ка все…

Я сам поговорю с горожанами…

– Но мы хотим знать! Всю правду, а не ее часть! – решительно возразить Вал.

– Это касается наших детей! – поспешила поддержать его Рани.

– Чужак уже рассказал вам все, что знал.

– Тогда зачем спрашивать вновь, когда от пересказов суть не изменится? – все собравшиеся заговорили в один голос, так что было нельзя ничего разобрать, за исключением разве что обрывчатых фраз. Всем своим видом караванщики показывали: это как раз тот случай, когда вопрос надо решать всем вместе.

Атен не ожидал столь яростного сопротивления. В растерянности, он, повернулся к брату.

"Горожанин что-то знает, – читалось в его глазах, – но не хочет говорить всем, видя, что мы скрываем правду, причем не только от чужаков, но и от своих, – он чуть наклонил голову, – вообще-то караванщики правы: это дело всех. Мы должны рассказать…" И хотя Евсей не мог прочесть его мысли, не обладая даром, но основное он понял и так: "Нет! – его лицо было твердым, решительным. Помощник качнул головой, отметая все сомнения. – Ни за что!" Атен оглянулся на своих людей, стоявших рядом в настороженном молчании, ожидая, что решат хозяева каравана.

"Как нам убедить их довериться? – не говоря ни слова спрашивал он брата. – Ведь мы, скрывая столь важные знания, сами отказываем им в доверии?" "Сделай что-нибудь! Придумай! Прикажи!" И тут к ним подошел Шамаш. В первый миг Атен встрепенулся, бросился к повелителю небес, веря, что Он сейчас одним словом разрешит все проблемы. Однако уже спустя мгновение ему в голову пришла мысль, заставившая отшатнуться, побледнев, как снежное полотно:

"Если Он узнает, что наши дети в опасности, то забудет о данном слове, бросится их спасать. И тогда… Даже небожители не знают, что тогда произойдет, ведь никто не может предугадать результат битвы повелителя небес и хозяйки подземного мира!" Тем временем Шамаш скользнул взглядом по караванщикам, на миг задержался на лицах чужаков, затем чуть склонил голову.

– Уже поздно, – тихим, шуршавшим как ветер по снегу голосом проговорил он. – Возвращайтесь к своим повозкам.

Никто не осмелился Ему возразить, даже Рани и Вал, и, склонившись на миг в поклоне, соединившем в себе почтительность и покорство, поспешно ушли, исполняя волю своего божества. Караванщики, наконец, вздохнули с облегчением, оставляя позади все страхи и сомнения, уверенные, что раз за дело взялся бог солнца, то уже очень скоро все разрешится, к их немалой радости дети вернутся в свои семьи, нависшие над их головами неприятности развеются, небо вновь станет чистым и безоблачным…

Колдун проводил их долгим пристальным взглядом. Он стоял, скрестив руки перед грудью, о чем-то думая.

Вздохнув, Атен перевел взгляд на горожанина, который во все глаза смотрел на Шамаша.

Бур был не в силах сдержать душевного трепета. "Это действительно бог, великий повелитель небес!" – вновь и вновь мысленно повторял он, всякий раз со все большим и большим воодушевлением.

– Господин… – прошептал он, готовый пасть перед Ним ниц. Так бы он и сделал, если бы Шамаш не удержал его.

– Не надо, – проговорил наделенный даром, предостерегающе взмахнув рукой. Он тоже с интересом взглянул на горожан, однако ни о чем не спрашивал, зная все и так.

– Мы… – неуверенно начал Атен. – Кхм, – караванщик кашлянул, толи привлекая к себе внимание, толи просто прочищая горло, – мы можем поговорить в командной повозке…

Шамаш едва заметно качнул головой:

– Здесь следует не говорить, а действовать, – на миг он перевел взгляд с горожанина на его спутницу, а затем повернулся к караванщикам.

Он молчал, словно ждал от них чего-то.

Братья переглянулись.

– Конечно, мы выкупим их, – спустя несколько мгновений тягостного молчания проговорил Атен, – однако в этом деле лучше не торопиться, нужно дождаться, пока горожане первые предложат…

– Прости меня, но ты говоришь ерунду, – глядя хозяину каравана прямо в глаза, произнес Шамаш. – Какой выкуп? Ты ведь сам понимаешь, что золото здесь совсем ни при чем.

– Это все, что мы можем сделать, – хмуро проговорил Евсей.

– Вы – может быть! – в его голосе зазвучал вызов.

– Ты дал слово! – напомнил ему летописец.

Шамаш продолжал смотреть на караванщика. Его взгляд стал тяжел и пронзителен. С каждым новым мигом от него все сильнее и сильнее веяло холодом.

Наконец, осуждающе качнув головой, он повернулся, собираясь уйти.

– Постой! – не выдержав, воскликнул Евсей. Сорвавшись со своего места, он подскочил к Шамашу, остановился перед ним, преграждая дорогу. – Мы… Мы должны поступать именно так, и никак иначе! Пойми, прошу Тебя! – в его голосе, глазах была мольба. – Этот город… – спустя мгновение напряженного молчания, продолжал он. – За все время пути я ни разу не был в более злом месте. Кажется, что над ним навис плащ Губителя…

– Почему же, чувствуя это, ты выбираешь бездействие? – тихим, полным печали голосом спросил Шамаш. Он остановил караванщика быстрым взмахом руки, едва почувствовав, что тот собирается заговорить вновь. – Не надо, не отвечай. Я знаю все, что ты скажешь… – он скользнул взглядом по горожанам, с жадностью и трепетом ловившим каждое его слово. – Ни к чему вновь спорить, тем более перед лицом чужаков, которым не известно и части правды…

– Но мы знаем! – с жаром, не сводя с небожителя взгляда лихорадочно блестевших глаз, воскликнул Бур. – Керха – город госпожи Кигаль, и…

– Как небожителю может принадлежать что-то на земле? – колдун скептически хмыкнул.

– Но… – горожанин растерялся. Он не знал, что сказать. В сущности, он был даже не в силах понять слов повелителя небес, когда, если видеть в них лишь то, что они несли в своем первом смысле, оказывалось, что бог солнца не верит… не верит в небожителей!

Душа Бура металась, не находя ответа, забыв о покое. Юноша обратил взор на караванщиков. Евсей качнул головой.

– Позволь нам верить нашей верой, – проговорил он, обращаясь к Шамашу, но глядя при этом в сторону, скрывая ото всех свою боль.

– Разве можно помешать человеку совершить те ошибки, которые были ему суждены? – грустно молвил тот. – Это ваш мир, – он огляделся вокруг, сжал губы в тонкую бледную нить горизонта, нахмурился, разглядев в отсветах заката, породивших длинные мрачные тени, нечто, предвещавшее ужасные беды.

Он молчал, не до конца понимая, что движет его спутниками. Конечно, можно было бы все свалить на слепую веру, столь яркую, яростную, что ее пламень затмил белый свет, ослепил глаза, сжигая в святом костре душу. Но возможна ли в мире такая сильная вера? И если да, может ли она гореть не краткий миг, а целый век, не угасая под порывами ветров, не трепеща в сомнениях и страхах? А что если это и не вера вовсе, а уверенность, основанная на предчувствии, которым столь щедро награждает своих детей эта несчастная умирающая земля в надежде, что это спасет не только их, но и ее?

Колдун качнул головой. Он ощущал дыхание опасности, чувствовал на себе ее взгляд, но он не знал главного: что породит ее, вызовет из черной бездны, освобождая от оков – бездействие или поступок?

– Это ваш мир, – вновь повторил он.

– И Ты примешь наше решение? Прислушаешься к нашей мольбе?

– До черты… – прошептал колдун. Чуть сощурив глаза, он взглянул на Атена, стоявшего, не смея произнести и слова, подчиняясь судьбе и воле небожителей. Эти слова заставили хозяина каравана вскинуться, сбросив с себя покрывало оцепенения, обратить взор на Шамаша, не в вопросе, а немой решительности сделать все так, как прикажет бог. На миг в глазах Шамаша скользнуло разочарование: он ожидал от своих спутников совсем иного.

– Если мы свободны, мы должны иметь право выбирать, – тихо молвил Евсей.

– Шамаш, я могу спросить? – наконец, заговорил Атен.

– Конечно.

– Когда в одной руке две жизни… Пусть это даже жизни наших детей, а в другой – сто. Какую руку ты защитишь от огня, зная, что обе не спасти?

– Я слишком упрям, чтобы отказываться от борьбы.

Бур тяжело вздохнул. Он начал понимать. Если не небожителя, то хотя бы Его спутников, которым, судя по всему, было известно куда больше, чем удалось обнаружить ему.

– Госпожа Кигаль не любит, когда кто-то вмешивается в Ее дела, путает прочерченные Ее помощником, богом судьбы пути… Конечно, Она простит Своего брата, но не простых смертных, даже если те находятся под Его защитой.

– Ты видел Ее? – Шамаш повернулся к горожанину.

– Кого? – тот растерялся. Он не ожидал, что бог станет о чем-то спрашивать его, жалкую песчинку у Своих ног, да еще и задаст такой вопрос… Юноша осмелился поднять взгляд на своего великого собеседника, который молчал, ожидая ответа.

Бур сглотнул комок, глубоко вздохнул, унимая дрожь. – Н-нет, – наконец, с трудом, заикаясь, смог вымолвить он.

– Если так, откуда же в тебе эта уверенность?

– Это…

– Я Ее видел, – видя нерешительность юноши, поспешил прийти ему на помощь Евсей.

– В том мире-мираже, созданном в подарок для малышки? – поморщившись, колдун пренебрежительно махнул рукой. – Это не в счет. Я уже говорил: там было возможно все невозможное.

– Конечно, ведь это был мир благих душ…

– Сон. Бред. Слепой полет фантазии. Забудь об этом.

– Все дело в вере, – внезапно заговорила девушка. Она повела плечами. Дрожащими руками, выдававшими то, как сильно она волнуется, Лика медленно отвела за ухо выбившуюся прядь волос, поправила готовое сорваться с головы прозрачное полотно покрывала. Слепая, она не замечала, как взгляды всех обратились на него, душевный же трепет не позволял ей ничего почувствовать.

Шамаш подошел к ней, остановился рядом.

– Да, девочка, – спустя несколько мгновений, проговорил он. – Лишь в ней.

– Веры не было бы без небожителей.

– И небожителей без веры.

– Все, во что мы верим, рано или поздно свершится. Нужно лишь верить всей душой, не допуская сомнений…

– Главное – во что мы верим, – его губ коснулась грустная улыбка, глаза залучились добротой и печалью.

Остальные смотрели на этих двоих, не смея произнести ни слова, порвав вдруг возникшую между ними нить. Караванщики даже завидовали этой слепой девочке, лишенной света мира, но наделенной удивительной способностью понимать…

Сколько раз они ловили себя на том, что говорят с Шамашем на разных языках, сколько боли и разочарования они испытали оттого, что были не в силах преодолеть лежавшую между ними пропасть. И вот в городе нашелся человек, понимавший повелителя небес лучше его спутников!

– Вера – это испытание, через которое должны пройти все смертные, – между тем, продолжала горожанка. – Одним она дает жизнь, у других – отнимает ее… – девушка опустила голову на грудь, на миг умолкла, прикусив губу, словно раздумывая над теми словами, что ей предстояло еще сказать. – Я видела Ее, – наконец, глубоко вздохнув, проговорила Лика.

– Кого, девочка? – в глазах Шамаша мелькнуло удивление. Еще миг назад ему казалось, что они жили одним дыханием, и вот вдруг нить понимания оборвалась.

– Госпожу Кигаль. Она есть. И сейчас Она здесь, в этом городе… Я чувствую Ее взгляд. Порою мне кажется, что Она говорит со мной, задает моими устами свои вопросы… Как сейчас…

Бур с ужасом смотрел на подругу. Он вдруг испугался, что все пережитое как-то сказалось на рассудке девушки, помрачило ее сознание. "Это не может быть правдой! – кричали его глаза, когда он повернулся к чужакам. – Разве может это хрупкое, самое чистое в мире создание быть связанным с… О боги… – он не хотел верить в это, но, будучи внуком и учеником жреца, вновь и вновь неосмысленно воскрешал в памяти те слова, что были прочитаны им когда-то в одной из легенд. – Боги выбирают своими посвященными на земле самых достойных…" -Я… – прошептала Лика. – Прости меня, господин. Я не имела права так говорить с Тобой… Я никогда не осмелилась бы, но… Это было нечто выше меня…

– Тебе не за что извиняться, – он постарался вложить в голос все тепло и спокойствие, которое нашел в своей душе, – твои слова помогли мне найти то связующее звено, которое доселе постоянно ускользало от меня. Вера и сила…

Здесь они живут не внутри души, а полнят мир, горят над ним светилами, согревают землю, даруя тепло. Они повсюду…

– Я… – она с сожалением качнула головой. – Я не понимаю твоих слов.

– Но ведь ты только что сама говорила…

– Мой господин, – тяжело вздохнув, промолвила она. – Эти мысли… Они пришли свыше, прочувствованные, но не понятые. Такова была воля госпожи Кигаль, Ее вера, которой Она захотела поделиться с Тобой… А я… Я всего лишь посредник… – на ее глаза набежали слезы. Девушка была готова заплакать, ощутив вдруг внутри себя, в сердце, душе, образовавшуюся пустоту, а вокруг, краями страшной раны – беспомощность и сожаление – о, как бы ей хотелось, чтобы все было иначе! Нет, конечно, даже в самых смелых и радужных мечтах она не помышляла о том, чтобы стать подругой богини, но хотя бы служанкой, не бессловесной безвольной рабыней!

Шамаш, поняв все это, грустно улыбнувшись, кивнул.

– Не расстраивайся, – тихо произнес он, коснувшись ее плеча.

Та тотчас крепко схватила его руку, поднесла ко лбу, прося благословения, после чего на миг прижала к горячим губам, а затем, смущенная, отпустила, сжалась, в глубине души чувствуя себя воровкой, укравшей миг, который был сужден не ей.

– Будь счастлива, – тихо, едва слышно, проговорил колдун, освобождая ее душу от выкованных ею самой оков.

– Господин, – она вдруг вздрогнула, вновь напряглась. – Ты должен поверить в себя!

Это важно! -она собираясь сказать что-то еще, но в этот миг с миром вдруг стало происходить нечто странное… Слепая, связанная теснейшей духовной связью с богиней, она первая ощутила это, затрепетала, вздрогнула и, сжав голову ладонями, со стоном упала на нагретые до бела камни.

– Что с тобой? – бросившись к ней, испуганно воскликнул Бур. Опустившись рядом с подругой на колени, он поспешил привлечь ее к себе, прижать к груди, защищая от всего мира. Его губы не переставая шептали: – Все хорошо. Все хорошо. Я рядом.

Не бойся…

– Шамаш… – заговорил было Атен. С опаской озираясь вокруг, он искал взглядом беду, чье дыхание уже наполняло воздух, делало его еще более сухим и знойным, лишая оставшихся жизненных сил. Он понимал, что, лишенный дара, как божественных, так и магических, не в силах разглядеть опасность до тех пор, пока она не подойдет вплотную и поэтому хотел спросить…

Но тут… С пронзительным свистом с вершины горы сорвался острохвостый ветер, который, казалось, нес на своих крыльях самих демонов бездны. Его пронизывавший насквозь зной останавливал дыхание -Что это? – в ужасе прошептал Бур.

Все молчали, не в силах отвести взгляд.

Дозорные и те немногие караванщики, которые еще не успели заснуть, а также несколько припозднившихся горожан, охочих куда больше до рассказов о далеких землях, чем каких-то товаров, подошли к ним, столпились позади, напряженно всматриваясь в сумрачное небо.

– Не иначе Губитель… – прошептал Евсей.

– Великие боги! – из-за спины донесся полный ужаса возглас, а затем – тихий поспешный шепот молитвы-заклинания.

– Но это невозможно! – Бур отказывался верить. Да, посвященному в тайны города, Керха казалась мрачной и жестокой. Жертвоприношения… Владычество богини смерти…

И, все же… И, все же – это ведь не Куфа, ужасная, вечно мертвая Куфа, лишенная самой души! – Невозможно! Ведь нашим годом властвует госпожа Кигаль. Она не допустит…

– Она бессильна перед Губителем, – посиневшими, вмиг ставшими сухими и холодными губами прошептала Лика, на мгновение отрываясь от молитв.

– Но Она – великая богиня! – воскликнул Евсей, ища защиту в своей вере.

– Есть законы, которые сильнее даже ее, – донесся до них тихий и, в то же время, пронзительный голос. Повинуясь полнившей его силе, все повернулись и увидели женщину, чья строгая властная красота не оставляла никаких сомнений относительно того, Кем она была.

– Госпожа, – горожане пали перед Ней ниц, распростершись на камнях площади.

Караванщики опустились на колени, выказывая почтение и, в то же время показывая, что у них есть свой бог-покровитель.

Лишь Шамаш продолжал стоять. С нескрываемым интересом он разглядывал странную гостью.

Медленно, не касаясь ногами земли, Эрешкигаль подплыла к нему. Было видно, что и Ее охватило любопытство. Однако, подчинив себе все чувства, Она, пройдя чуть в стороне, сперва приблизиться к слепой девушке.

– Не бойся, – Она с заботой и лаской, которых вряд ли кто ждал от богини смерти, коснулась головы своей избранной, погладила ее по шелковистым волосам. – Что бы ни случилось, ты всегда будешь под моей защитой.

– Но мой брат! – глаза Лики наполнились слезами.

– У него другая судьба, другой покровитель, – проговорила Та, а затем, отвернувшись от единственного человека, который был Ей дорог, не замечая всех остальных, вернулась к Шамашу.

– Нам нужно о многом поговорить…

– Не сейчас, – хмуро бросил колдун, глядя на вознесенный над землей замок-храм, который со всех сторон уже окутали своей тягучей, вечно скользящей и изменяющейся пеленой тени. Небо над городом замерцало, готовое в любой момент разверзнуться самой ужасной из бездн пустоты.

– Нет, именно сейчас! – Она схватила его за плечи, заставляя повернуться лицом к себе, заглянула в глаза. – Что ты собираешься делать? Забыть обо всем, что было, есть и будет, отвергнуть весь мир ради того, чтобы спасти несколько жизней, не думая при этом о том, что за них придется принести в жертву сотни, даже тысячи?

Но это безумие!

Эрешкигаль ждала, что Шамаш заговорит с ней, станет возражать, о чем-то спрашивать, не важно о чем, главное – остановится. Всем, кто смотрел на нее, было понятно, что сейчас богиня хотела лишь одного: удержать брата от необдуманного поступка.

Как никто другой, госпожа Кигаль знала силу слов, их власть над мирозданием, пронизанным ими – живыми отзвуками мертвого образа. Но Шамаш молчал, словно не было ничего, чего бы он не знал, о чем бы хотел спросить у бессмертной собеседницы, хранившей в себе мудрость многих тысячелетий и не одного мира. Он лишь смотрел на нее и в его глазах было сочувствие, когда он видел перед собой не великую грозную богиню, а очень одинокую женщину с тонкой, ранимой душой…

– Госпожа! – Бур подполз к Ней, припал сухими губами к лежавшим на земле складкам одеяний, стелившимся длинным шлейфом. – Ты пришла… Ты ведь пришла чтобы помочь нам? Ты не допустишь, чтобы Губитель превратил наш город… Твой город, моя госпожа, в новую Куфу? – он осмелился поднять на богиню глаза, полные мольбы, которую были не в силах передать никакие слова. Юноша понимал, что совершает непростительный проступок, осмеливаясь не просто заговорить с владычицей, но вмешаться в разговор богов. Он ждал наказания – неотвратимого и жестокого, соразмерного с его преступлением. И надеялся лишь, что его жертва не будет напрасной, и Госпожа Кигаль обратит свой взор на землю, на людей, не оставит их в милости Своей.

Эрешкигаль с сочувствием взглянула на смертного, застывшего в пыли у ее ног. В глазах богини не было гнева, лишь глубокая всепоглощающая скорбь, словно Она уже похоронила всех, кто был перед ней и теперь, не скрывая душевной боли, смотрела на их несчастные тени, которым было суждено неприкаянными бродить по границе миров.

– Я не могу, – прошептала она, отвечая смертному, глядя на него с тоской и жалостью. Затем богиня вновь повернулась к Шамашу.- Нам пора уходить отсюда.

Едва Нергалу будет принесена первая жертва, душа этого города умрет навсегда и все, кто останутся в его пределах в тот же миг потеряют грядущее, обреченные влачить свою вечность в землях демонов и духов на грани настоящего, которое продлится до тех пор, пока его хозяин будет получать свои жертвы. Поверь, мне очень жаль. Это был не мой выбор, а предначертанный тысячелетия назад скорбный путь окружающих Нинта. Пойдем.

– Нет, – Шамаш качнул головой. – Я не брошу их.

– Ты ничего не сможешь изменить…! – начала она, но остановилась, умолкла на миг, собираясь с мыслями. – Я… Я понимаю тебя, – когда Эрешкигаль заговорила вновь, и слышавшие ее речь могли бы поклясться, что голос великой богини дрожал, словно нить на ветру. – Ты такой, какой есть…

– Ты ведь не встанешь на моем пути?

Вздохнув, она зябко повела плечами. – Все это время, что ты здесь, в городе, я пыталась тебя остановить, использовала для этого твоих друзей, вкладывая им в головы сомнения, а души страх… – она устало качнула головой, провела по лицу ладонью, словно смахивая тонкие ниточки-паутинки времени. – Все бесполезно…

– Повелительница мира смерти…

"Эрешкигаль – это мое имя, настоящее имя, – заговорив на языке мыслей, богиня устремила на него взгляд своих лучистых глаз, подобных светлым озерам рассветных стран, чья зеркальная гладь покрыта тонкой слюдяной дымкой печали и боли, которым не будет конца, ибо что есть будущее, для живущей лишь прошлым днем? И, все же, в них была надежда, яростная, страстная вера в то, что взошедшее солнце наполнит мир своим светом и теплом и ледяная чешуйка растает, позволяя заглянуть в мир, которого не было и нет, которому еще только предстоит родиться. – Шамаш…" "Меня зовут… Звали иначе. И ты знаешь об этом не хуже меня".

"Пойми, все твое сопротивление, стремление отвергнуть неизбежное, бессмысленны!

С того самого мига, как ты вошел в этот мир и до конца мироздания ты будешь Шамашем".

"Я не смогу заменить вам умершего бога".

"Ты думаешь, что иной… Ты ошибаешься! Возможно, тому виной твое нежелание принять настоящее, и я никак не могу понять, почему это происходит… Шамаш, ты – тот, кем хочешь быть, ибо ты – бог. Конечно, бог не в том смысле, который вкладывает в это слово твоя собственная вера… Постарайся понять… Вот я… Я ношу титул богини, но не претендую на то, чтобы считаться одной из творцов вселенной… Я… Я лишь принадлежу к кругу их последователей, поднявшихся на одну ступень над землей, наместников здесь, на этом островке бесконечности… И ты…" "Прости, – он поднял руку, останавливая ее. – Мне бы очень хотелось понять…

Признаюсь, многое на этой земле кажется мне удивительным и странным… Но сейчас – не время для разговоров".

"Ты не понимаешь еще столь многого! Позволь мне объяснить! Поверь: без этих знаний ты обречен…!" – она чувствовала, как рвутся протянутые ею невидимые нити, призванные удерживать собеседника на месте, не давая шагнуть вниз с края бездны. Ее душа стонала, страдая от страшной боли, рожденной отчаянием и осознанием того, что она бессильна что-либо изменить. Воля Шамаша была сильнее ее. Его могущество было несравнимо большим, хотя и продолжало во многом оставаться неосознанным, невостребованным.

– Я вижу, – затрудненным, напряженным шепотом заговорила она, – я вижу множество грядущих, лежащих мертвыми камнями у твоих ног. Когда одно из них обретет жизнь, все иные исчезнут. Но пока еще… Пока еще ты можешь выбирать… И мне очень хочется, чтобы это был лучший из путей, полный надежды и веры… Мы еще увидимся.

И тогда я расскажу тебе обо всем, дорогой мой брат… – ее очертания начали тускнеть, таять, словно снежинка на горячей ладони, становясь прозрачной каплей исполненной живительных сил влаги. – А пока, – ее голос, словно наполнившись великой силой, стал чистым и отчетливым. И пусть он все сильнее и сильнее удалялся, звуча уже откуда-то из-за грани миров, казалось, что он заполняет собой всю землю, окутывает сознание всех тех, кто его слышал. – Не суди меня. Не проклинай. Пойми: я делаю лишь то, что должна сделать. Я не становлюсь преградой на твоем пути, совсем нет: всем сердцем, всей душой я хочу лишь помочь…

Шамаш, – теперь говорила не тихая, печальная женщина, а грозная властная богиня, повелительница мира мертвых, – я знаю, что моя власть не подчинит тебя. Но я не могу проиграть. Не ради себя, даже не из-за тебя – во имя этого мира, у которого, как я предчувствую, верю всей душой, наконец-то появилась надежда на будущее. Я напоминаю тебе о слове, данном друзьям – обещании не вмешиваться ни во что, происходящее в городе, не прибегать к помощи силы.

Зная, что закон, направляющий твое сердце, когда оно стремится помочь попавшим в беду, сильнее любого слова, видя, что ты уже раз нарушил обет, защищая души своих спутников, прощая за минувшее, но не грядущее, я призываю творцов всего сущего, свышних, невидимых, непознанных, стоящих над силами и стихиями, повелевающих вечностью стать свидетелями и поручителями мне в том, что обет должен быть исполнен! Шамаш, ты не станешь вмешиваться ни во что, происходящее в этом городе, не сможешь прибегнуть к помощи своих сил, не…

– Нет! – упрямо проговорил колдун, не замечая, что тем самым надрывает полотно пространства, вызывая из бездн все новые вихри демонов, готовых поглотить не только один город, но и весь мир.

Хорошо…- донеслось откуда-то из-за грани мироздания, словно говоривший был за пределами всего сущего. Этот голос… Он сочетал в себе сотни, складывая в один звук неисчислимое множество смыслов, услышанный всеми, но понятный лишь одному.

Завораживая, подчиняя себе, он, в то же время, оставлял свободу для выбора. – "Если ты вновь хочешь бросить свою жизнь на весы судьбы, но на этот раз не ради спасения всего мира, а лишь во имя нескольких жизней… Что ж, это твое право.

Но слово было дано. И ты, не будучи больше человеком, не сможешь его нарушить…

Мы не позволим тебе…" -Однажды вы уже… – он умолк, застонав от страшной боли, пронзившей старые, казалось, уже давно зажившие раны, согнулся, опустился на камни мостовой, не в силах удержаться на израненных ногах.

"Так будет, ибо должно быть. Все случится так, а не иначе, или же не будет совсем ничего…" -А как же эти люди? Вы не оставляете им ни капли надежды?

"Слушай и внимай! Лишь одно освободит тебя от обета: троекратная мольба о помощи отчаявшейся души, у коей отняли саму себя, души, которая никогда не обретет счастье, обреченная бежать от того, что составляет суть ее бытия. Духом великого сущего: да будет так!" -Да будет так! – повторили все, кто слышал, воздев руки к небесам, запрокинув головы, глядя на зарождавшие в небесах звезды – свидетелей всего, что было, есть и будет.

– Да будет так! – эхом разнеслось по площади.

И в тот же миг время для всех, кто был на ней, остановилось, чтобы пойти вновь, когда…