Книга 3_Город богов

Глава 12

Время медленно, преодолевая неохоту и лень, шевельнулось, расправило крылья, набрало полную грудь воздуха, готовясь вновь отправиться в путь.

– Великие боги… – прошептал Атен. Он никак не мог прийти в себя от всего произошедшего.

– Высшие, – прохрипел колдун. Он с трудом дышал. Ладонь одной руки была крепко прижата к груди, пальцы второй сжали камень мостовой, словно черпая из него силы и твердость.

Прошло лишь мгновение. Никто еще не успел толком прийти в себя, а к повелителю небес уже подскочил Евсей, помог подняться с земли, замер рядом, поддерживая.

Шамаш не возражал. Ему нужно было время, чтобы справиться с болью, которая еще миг назад была такой сильной, что заполняла собой все сознание.

Наконец, его взгляд, обретя четкость и ясность и, избавившись от мутной пелены, устремился на священный холм, который трепетал словно лист на ветру, теряя очертания прежних веков для того, чтобы обрести новый образ, неведомый былой земле. Этот холм излучал отчаяние и страх, нестерпимую боль и ужас перед тем, что ждало впереди.

Прикрыв покрасневшие веки, Шамаш замер, собирая воедино все свои силы, готовясь обрушиться на невидимого противника, не знавшего ни жалости, ни сострадания. Но в тот миг, когда он уже хотел нанести удар, его левая рука, соскользнув вниз, ударилась о рукоять висевшего у бедра меча, обжигаясь о его жуткий, пронзавший насквозь холод.

И сила отступила. Нет, дар не отказывался подчиняться, скорее наоборот – слушался даже лучше, чем когда-либо прежде. Он не заволакивал сознания дремотной дымкой оцепенения, а очищал, истончая восприятие, позволяя ощутить всю сущность вселенной, не растворяясь в ней.

– Да что это такое?! – воскликнул Атен. Задрав голову, он смотрел на небо, которое, как ему казалось, в мгновение ока, переменилось, почернело запестрев множеством огоньков звездочек. – Что происходит со временем? Еще миг назад смеркалось, а теперь уже глубокая ночь!

Шамаш сжал рукоять меча. Несколько мгновений он молчал, напряженно всматриваясь во тьму, а затем медленно, о чем-то раздумывая, повернулся к юноше, застывшему, коленопреклоненным, с опущенной на грудь головой, не смея оторвать от земли взгляд. – Горожанин…

– Да, господин! – вздрогнув, поспешно отозвался Бур, готовый исполнить любое повеление повелителя небес.

– Под городом есть туннели?

– Да…

– Ты можешь провести меня в подземелье, что в основании холма?

– Конечно, господин! – он вскочил на ноги и тотчас почувствовал, как рука Лики лихорадочно схватилась за него, удерживая, прося остаться с ней, не бросать одну.

Девушка не смела заговорить с другом в присутствии бога, однако ее молчаливое отчаяние было красноречивее всяких слов. Нет, что бы там ни было, Бур не мог просто уйти, не позаботившись о ней, слепой, беззащитной, такой несчастной и одинокой.

– Господин, позволь моей подруге остаться здесь, с Твоим караваном. Я понимаю, у нее другой покровитель, и все же…

– Конечно, – он повернулся к Атену. – Пожалуйста, позаботься о девочке, пока нас не будет.

Хозяин каравана насупился, побагровел от напряжения. – Я иду с Тобой!

– Нет…

– Правильно, – Евсей перебил Шамаша, не дав тому ничего сказать. Мысленно он повторял слова молитвы, прося прощение за непочтительность, в слух же упрямо продолжал: – Никто никуда не пойдет! Или Ты не дал слово? Или госпожа Кигаль не приняла его, беря в в свидетели Тех, кто ведом лишь богам?

– Высшие поставили условие. Теперь, когда оно исполнилось, я свободен от данного слова, – он собирался снять руку с плеча караванщика, но тот удержал его.

– Все равно Ты не можешь, не должен идти против госпожи Кигаль!

– Неужели ты так ничего и не понял? – он с удивлением и даже долей разочарования взглянул на летописца. – Эрешкигаль покинула этот город, едва власть над ним взял в свои руки Нергал.

– Губитель! – пробормотал караванщик. – Но если так, – еще не придя до конца в себя, продолжал он, – если так, то Ты тем более не можешь… Он Твой враг!

– И что же, я теперь должен от него прятаться? – усмехнулся Шамаш.

– Но… Ладно… – Евсей понял, что не сможет переубедить бога, и вынужден был смириться с Его волей. – Но я пойду с тобой!

– Это не твой бой.

– Я должен! Понимаешь: должен! Неужели Ты откажешь мне в праве заслужить исполнение мечты?

– Я тоже иду! – быстрыми шагами к ним приблизился Лис, на ходу засовывая за пояс острые иглообразные ножи. Лицо воина было твердым, как камень, голос решительным, дух уверенным в то, что на этот раз не найдется ничего, способное помешать ему исполнить свое решение. "Я все равно сделаю это! – в глазах караванщика, устремленных на Шамаша, горел вызов. – Даже если придется идти против Твоей воли! Я не позволю Тебе ради того, чтобы защитить нас, рисковать одному, сражаясь со злейшим врагом!" -Да будет так, – скользнув взглядом по лицам караванщиков, тот кивнул, решив, что будет лучше, если они пойдут вместе с ним, у него на глазах и под защитой, вместо того, чтобы броситься сломя голову вослед, не зная не только пути, но и даже куда он ведет.

Какое-то время Атен с сомнением смотрел на помощников. "И я с вами!" – первое, что пришло ему в голову и уже готово было сорваться с губ, но что-то заставило его остановиться, так и не произнеся ничего вслух.

Он качнул головой: нет, хозяин каравана, он не мог бросить своих людей перед лицом столь ужасной опасности. Он отвечал за них перед богами и господином Шамашем – в первую очередь…

– Ты должен остаться, – подтверждая его сомнения, проговорил бог солнца, – ради самого дорогого, что есть у тебя.

– Во имя души… Но я не жрец. И, потом… – он был готов пожертвовать и ей. Да всем на свете, лишь бы помочь богу солнца победить Губителя.

– Я говорю не о душе, – пристальный взгляд наполненных неземным светом глаз, был устремлен в самое сердце караванщика. Он подчинял себе, заставляя не просто слушать произносимые слова, но проникаться ими, вбирая их в себя, как земля оазиса влагу, – а о твоем ребенке.

Люди с трепетным удивлением смотрели на повелителя небес. Они были не в силах понять, хотя и слепо приняли все на веру. Почему? Почему бог считает дитя важнее всего в мире? Конечно, в ребенке – будущее рода, но по мере того, как земля все явственнее и явственнее приближалась к концу, люди все меньше думали и заботились об этом будущем. Или скоро это изменится? Неужели именно это имел в виду небожитель, говоря…

Шамаш не стал им ничего объяснять. У него не было времени. Главное, что понял хозяин каравана, которому, застывшему на месте, вдруг показалось, что небожитель взял его душу, положил себе на ладонь, укрыл другой, делясь теплом, защищая от бед и забот мира… Будто эта душа – яйцо неведомой птицы небесных стран, которому предстоит вылупиться, вырасти, и однажды, наконец, взлететь.

Не в силах произнести ни слова, он стоял, провожая взглядом уходивших.

– Атен, – к нему осторожно приблизилась Рани. В глазах женщины стояли слезы, стиснутые в кулаки руки были прижаты к груди, сдерживая сердечную боль. – Прости! – прошептала она, затем быстро обернулась ко всем, оказавшимся в этот миг рядом, – люди добрые, простите меня за все! Ох, да о чем же я прошу, ведь знаю же, что, ни на земле, ни под землей во веки вечные не будет моей душе прощения! – и она заплакала, не стесняясь своих слез. – Если бы не я, если бы…! – шептали, не умолкая ни на миг, ее губы.

– Ну что ты, что? – хозяин каравана подошел к ней, обнял.

– Это я во всем виновата! Если бы я лучше следила за сыном, ничего бы не произошло! – в отчаянии ломая руки, воскликнула та.

– Не мучай себя, – он ласково коснулся головы женщины, успокаивая. Устремленный на караванщицу взгляд был полон теплоты и заботы. – Все было предрешено. Я думал…

Я надеялся, что судьбу можно изменить. Увы, это не так…

– Но…

– Мы все виноваты, – не понимая своих слов, словно те родились не в его голове, а пришли свыше, прошептал Вал. – И, в то же время, никто не виноват.

– Да, – вздохнув, кивнул Атен. – Шамаш предупреждал меня об опасности, угрожающей в этом городе не прошедшим испытание. И мне казалось, что я сделал все возможное, чтобы уберечь детей от беды. Однако…

– Все было предопределено… – сорвались с губ Рани полные безнадежности и отчаяния слова, а затем, разрыдавшись, женщина уткнуться в грудь караванщику.

– Он знал, что так будет, – подняв голову, хозяин каравана взглянул на мрачный, угрожающе холодный храм.

На миг над площадью нависла тишина, а затем ее разбил голос кого-то из горожан, который в страхе перед начавшей открываться ему правдой, громко вскричал:

– Губитель убьет всех нас!

– Шамаш не позволит Ему! – поспешили возразить караванщики.

– Но Губитель однажды уже победил бога солнца!

– Это был не честный бой, а предательский удар в спину…

– Хватит! – резко бросил хозяин каравана, спеша положить конец этому спору. – Мы должны верить! И да поможет Ему наша вера!

– Молиться, – зашептали все, – мы должны молиться! – те, кто стоял, вновь опустились на колени, сидевшие на земле сложили руки перед грудью, зашептав заклятые слова, наполненные силой оберегов… …-Сюда, господин! – Бур открыл низенькую дверку, за которой царила полутьма и замер, пропуская спутников вперед.

Шамаш первым вступил внутрь, караванщики, держа руки на рукоятях мечей, вошли следом. И с протяжным надрывным скрипом двери закрылись, преграждая дорогу назад, оставляя лишь один путь – туда, где в сумраке бродило слепое эхо, окликая всех глухим хрипловатым голосом.

Было не видно ни зги. Во мраке не удавалось разглядеть и пальцев собственной руки, даже поднеся их к самому лицу.

По инерции сделав шаг вперед, Евсей споткнулся о невидимую во мраке ступеньку и…

– Прости, Шамаш, – проговорил он, врезавшись в спину стоявшего впереди бога солнца.

– Ничего, – тот повернулся, взял караванщика за руку. – Будь осторожен: дальше лестница, ведущая вниз.

– Нам не помещал бы свет, – буркнул Лис себе под нос. Сощурив глаза, он старательно вглядывался в темноту, но был не в силах разглядеть ничего за плотной черной стеной, сквозь которую приходилось пробираться, словно через туманную муть.

– Здесь есть факел, – рука горожанина уже нащупала его в крепежном пазу на стене.

– Демоны, куда же подевался кремень? – его рука, обшарившая все вокруг, предательски дрогнула, не находя нужного.

– Обойдемся без него, – вокруг ладони Шамаша зажглось сияние, из указательного пальца вырвался огненный луч, который, едва коснувшись факела, воспламенил его ярким, чуть мерцавшим в трепещущем танце пламенем.

– Великие боги! – пробормотал юноша, пораженный и восхищенный.

Караванщикам, в отличие от него, уже довелось стать свидетелем стольких божественных чудес, что, казалось, можно было бы к ним уже и привыкнуть. Однако нет: каждое новое волновало их души так, словно было первым, заставляя инстинктивно мысленно повторять слова молитвы-хвалы небожителям.

– Нужно идти, – Шамаш чувствовал, как быстро уходит время, будто вода сквозь пальцы. Он не мог стоять и ждать, пока караванщики придут в себя, и, повернувшись, стал быстро спускаться вниз по крутой лестнице, за которой начиналась узкая мрачная галерея.

– Гиблое место, – оглядевшись вокруг, пробормотал Евсей.

– Да уж, невеселое, – Бур был рад тому, что караванщик заговорил. Тишина, наполненная эхом шагов, становилась все более и более тягостной, мгновениями казалось, что сердце стучит громче барабанов. Сбиваясь с ритма, оно то замирало, словно в страхе, то бежало куда-то, будто боясь опоздать.

– Где мы? Еще долго идти? Что там, впереди? Мы не натолкнемся на стражей? – у Лиса накопилось слишком много вопросов, которые он решил задать все разом, боясь, что иначе он может просто не успеть этого сделать.

"Нужно быть начеку", – говорил настороженный вид воина, который весь сжался, собрался в кулак, готовясь к неведомым опасностям.

Лис внимательно смотрел вокруг, стараясь заглянуть как можно дальше вперед, разглядеть неведомых, невидимых оку существ, отбрасывающих эти длинные причудливые тени, что лежали на их дороге…

– Мы в подземелье, – ответил Бур. Он ускорил шаг, чтобы догнать бога солнца.

Горожанин понимал, что вопрос был задан другим, но ему страстно хотелось, чтобы ответ услышал именно Он. "Конечно, бог знает все и так, но… Но, может быть, Ему пригодятся и эти слова…" И тут он вдруг понял, что сказал, в сущности, полную чушь: конечно, они в подземелье, где еще они могли быть? И, осознав это, юноша растерялся, смутился, чувствуя, как от стыда и разочарования в себе самом начинают гореть щеки.

Горожанин уже мысленно клял себя на чем свет стоит за глупость. Ему было обидно, что все выходило совсем не так, как ему бы хотелось, на что он надеялся…

Однако все же, Бур понимал, что замолчать сейчас стало бы полным провалом. И, поэтому, сглотнув комок, подкативший к горлу, немного уняв накатившую волной дрожь, он продолжал: – Этот ход ведет к самому храму. Холм испещрен пещерами. Их там очень много и они переплетаются, словно в лабиринте. Здесь легко заплутать… – он вновь замолчал, с силой стиснул зубы, пытаясь подавить стон: кому он говорит все это? Богу? Да разве может небожитель, проложивший все тропы мироздания, сбиться с пути?

– А что стражи? – раздался за спиной юноши настороженный голос караванщика.

– Их здесь нет, – с куда меньшей уверенностью, чем прежде, проговорил Бур.

– Им не нужны лишние свидетели, – голос Шамаша был тих. Казалось, подземелье должно было усилить его, подхватить гулким эхом, но нет: оно не смело передразнивать господина, шутом повторяя Его речи.

– Хозяину города и Губителю? – спросил погруженный в раздумья Евсей. Он напрягся, сосредоточился, заставляя себя вспомнить все, что прочел в Черных легендах, особенно – трех последних свитках. Но как он ни пытался провести параллели, найти связь между тем, что происходило в эпоху предтеч, и случившимся в настоящем, лишь все яснее понимал: в мироздании ничего не повторяется с точностью до символа на листе бумаги.

События лишь кажутся похожими, а на самом деле – каждый раз нечто абсолютно иное, ибо в них участвуют другие люди, они происходят в совершенно другом мире. И вряд ли стоит слепо, не допуская никаких сомнений верить в то, что на этот раз все закончится для людей, для мира столь же благоприятно, как прежде.

– Да, – кивнул Шамаш, отвечая на вопрос, не на мысли. – До тех пор, пока не принесена первая жертва, связь тонка и хрупка. Ее еще можно разбить, не нарушая законов мироздания… Или, во всяком случае, сведя ущерб к минимуму, – добавил он, глядя вперед и потому не замечая, с каким трепетным удивлением смотрят на него спутники, осознавая, что не в силах понять небожителя, но безмерно счастливые уже тем, что им позволено заглянуть за грань земного мира, ощутить себя частью чего-то иного, несказанно большего и великого.

– Но чего они медлят? – скорее по инерции, чем действительно стремясь получить ответ, спросил Евсей.

– Сначала жертву нужно сломить.

– Да, я читал, – поспешно кивнул караванщик, вспомнив то, что говорилось в этой связи в черных легендах. – Жертва Губителя должна сама по доброй воли пойти под жертвенный нож, стремясь к смерти и находящейся за ней пустоте, которая заставит забыть унижения, снимет страдания, скроет страхи и успокоит дух, примирив со всем.

– Ну, если так, у нас есть время, – немного оживившись, проговорил Лис, – пусть Ри и Сати еще не прошли испытание, но они 15 лет готовились к нему и не сдадутся без боя. Хотя, конечно… – немного погодя, вспомнив, Кто им противостоит, и представив, через что предстоит пройти, проговорил он, качнув головой.

– Жертвы – не они, – поспешил прервать его Евсей, полагавший, что даже сама мысль о подобном способна навредить попавшим в лапы бога Погибели а детям. – Губителю жертвуют наделенных даром.

– Магов?! – это было настолько невероятным, что в первый миг Лис усмехнулся, принимая слова друга за шутку, хотя и, нельзя не признать, вряд ли смертному стоило так шутить. – Где же они станут его искать? Или хозяин города решил принести в жертву самого себя?

– Лис, это не смешно, – Евсей с осуждением глянул на него.

– Да ладно тебе, – тот лишь пренебрежительно махнул рукой.

– Я говорю серьезно!

Караванщик помрачнел. Ему совсем не хотелось думать о том, что все происходившее творится на самом деле, а не в бреду. И, все же… Удивительно, но, осознав то, что скрывалось за словами друга, он даже немного успокоился. Ведь это означало, что детям ничего не угрожает… Нет, конечно, они в руках Губителя и кто знает, что с ними может случиться… Однако самое ужасное обойдет их стороной.

Наверное, впервые в жизни Лис порадовался тому, что их ребята – не наделенные даром, а самые обычные караванщики.

В то же самое время Бур побледнел, словно выбеленное полотно.

– Ларс… – сорвалось у него с губ толи стоном, толи вздохом.

– Ты знал, что твой друг наделен даром? – не оборачиваясь к горожанину, спросил Шамаш.

– Да, господин…

– Но… – Евсей, никак не ожидавший услышать ничего подобного, остановился, в растерянности глядя на своих спутников. Только-только в его голове все стало обретать смысл и очертания, связываясь в единую ткань времени и пространства, как вновь уже практически законченное строение мироздания вдруг разрушилось на его глазах. – Я ничего не понимаю! – пробормотал он. – Если был другой маг, к чему прежнему ценой ужасных жертвоприношений продлевать себе жизнь?

– Чтобы жить самому, – голос Шамаша оставался спокоен и безразличен, словно то, что он говорил, было само собой разумевшимся.

– Но ведь это бессмысленно! – единственно, что смог сказать на это караванщик.

– Смотря для кого, – хмыкнул Лис. В отличие от Евсея, не просто воспитанного на морали стремления к добру посвященных, но и построившего на принципе бескорыстного служения весь свой внутренний мир, воин отлично понимал, что двигало чужаком. Страна благих душ во владениях госпожи Кигаль – это, конечно, хорошо, но к чему спешить туда, куда все равно рано или поздно попадешь, чтобы провести там вечность? Земной мир тоже неплох. Особенно для Хранителя.

Он собирался сказать еще что-то, но тут до них донесся ужасный вопль, подхваченный и усиленный эхом. Он гремел словно гром, отражаясь о низкие своды, летя со всех сторон, как снег в объятиях урагана.

– Что это? – рука Лиса крепче сжала рукоять меча, другая взялась за ножны.

Караванщик собрался, его сощуренные глаза уже внимательно обшаривали все вокруг, ища источник опасности или хотя бы того, кто издал этот нечеловеческий крик.

Однако, как он ни старался, все поиски были безуспешны.

"Может быть, это и не смертный вовсе? – мелькнуло у него в голове. – Какой-нибудь дух или, не приведи боги, демон… – Лис нервно повел плечами, прогоняя нервную дрожь. – Хорошо еще, если это Шеду… Он не опасен: не враг, не друг, так, случайный встречный… Хотя, – он поморщился, – Губитель и его повелитель. И Шеду не может не исполнить Его волю… – взгляд караванщика обратился к Шамашу. Он и сам не заметил, как приблизился к богу солнца, пошел чуть позади, стараясь держаться как можно ближе к повелителю небес.

– Не бойтесь, – Шамаш, оставаясь совершенно спокоен, ускорил шаг, чтобы первым подойти к тому месту, где, за камнем пряталась…

– Рабыня…! – не спуская с нее неуверенного взгляда удивленных глаз, обронил Лис.

– Вы знаете ее? – юноша с любопытством рассматривал случайную встречную – стройную молодую девушку, чью красоту не могли испортить, погасив, ни покрывавшие тело, заменив одежду, лохмотья, ни царапины, ни взлохмаченные, спутанные волосы.

– Рамир, – немного приглушив голос, словно боясь, что его услышит кто-то чужой, Евсей назвал имя девушки. – Ана, – поспешно поправил себя он, вспомнив рассказ брата о том, как, прежде чем отдать рабыню хозяину города, повелитель небес, стремясь защитить душу невинной, поменял ее местами с духом оленихи.

– Великие боги, что они с ней сделали! – сорвалось с губ Лиса.

– Демоны… – прошептал горожанин, глаза которого наполнились сочувствием и скорбью, едва, словно мрачное озарение, ему в голову пришла мысль о том, что же с ней могло произойти. – Губитель украл ее рассудок!

– У животного нет рассудка, – качнул головой Евсей.

– Как вы можете! – в ужасе вскричал Бур. – Только то, что она рабыня, не означает…

– У тебя добрая, чистая душа, – вздохнув, проговорил караванщик, повернувшись к горожанину, чтобы впервые взглянуть на него как на такого же человека, как и он сам, а не нечто серое и расплывчато-безразличное, скрывавшееся под отстраненным словом – "чужак", – которая беспокоится не только о близких, но и далеких, незнакомых.

Теперь я верю, что ты действительно хотел спаси наших детей, и не твоя вина, что попытка не удалась…Что же до нее… – Евсей перевел взгляд на сжавшуюся в испуге девушку, над которой склонился бог солнца, спеша успокоить. – Это существо… Оно совсем не то, о чем ты думаешь.

– Но я вижу…

– И зрение может обманывать. Не знаю, сможешь ли ты понять, поверить в возможность подобного… Но я говорю правду. Шамаш не хотел отдавать в руки хозяина города человеческую душу, зная, через что ей придется пройти. И тогда Он спрятал душу Рамир в теле оленихи, Аны, вложив в девичье тело дух животного.

– Воистину, Его могущество огромно! – в благоговейном трепете глядя на небожителя прошептал горожанин. – А доброта бесконечна, – совсем тихо добавил он. На миг он испытал сильнейшую зависть к караванщикам, шедшим с Ним одной тропой, постоянно видевшим Его образ, слышавшим голос.

"За что только им выпала эта великая честь сопровождать повелителя небес в Его странствиях? – он не мог не завидовать, но зависть эта была светлой. – Счастливые! Они пользуются благосклонностью величайшего из богов. Им ничего не страшно, ведь их покровитель – сам господин Шамаш!" -Ну, успокойся, – колдун, тем временем, обняв девушку-оленя за плечи, медленно повел в сторону ждавших Его, не смея сойти с места, спутникам. – Тебе нечего боятся. Эти люди – свои. Они не причинят тебе зла, – продолжал он, заметив, как, при виде людей, в ее глазах отразился ужас, по членам пробежала дрожь.

– С ней все будет в порядке? – когда они подошли, спросил Есвей, инстинктивно коснувшись плеча той, в ком его разум видел не прекрасную рабыню, а молодую, сильную олениху.

– Да. Нергалу удалось разбудить дух животного. Но это ничего. Очень скоро он обо всем забудет, – Шамаш поднял на караванщика задумчивый взгляд черных глаз, в которых отражалась боль, показывавшая, что он знает куда больше, чем говорил.

Однако никто не посмел спросить бога солнца, что за знания он скрывает и почему, понимая, что этому могла быть лишь одна причина – беспокойство небожителя о рассудке своих спутников, не готовых узнать нечто еще более ужасное, чем то, что хранили легенды и помнил земной мир. – Нужно отвести ее назад. Довольно того, что ей уже пришлось пережить.

Евсей попятился, отчаянно мотая головой: – Нет! Я иду с Тобой!

– Я тем более! – отозвался Лис, который не собирался поворачивать назад, даже если бы подземная дорога вела их прямо к вратам во владения госпожи Кигаль.

– Ладно, – обведя спутником взглядом, бог солнца не стал настаивать на своем. – У нас нет времени на споры. Нужно спешить… – и, все же, прежде чем двинуться вперед, он склонился к девушке: – Милая… – та поспешно вскинула голову, поднимая на него горевшие готовностью служить и повиноваться взгляд умных, преданных глаз. – Ты пойдешь с нами… Я знаю, тебе не хочется возвращаться туда, где с тобой плохо обращались. Но пойми: так нужно. Мы будем рядом и не дадим тебя в обиду. Ты понимаешь? – та чуть наклонила голову. -Вот и умница, – улыбнулся ей Шамаш.

Он отпустил ее, показывая знаком, чтобы она шла следом, но девушка поспешно догнала его, ткнулась носом в бок.

Негромким просящим вскриком-возгласом она привлекла к себе внимание бога солнца.

– Что? – вновь повернулся к ней Шамаш. Та мотнула головой в сторону больной ноги спутника, затем поднялась на цыпочки. – Хочешь помочь мне? Хорошо, – он оперся о ее плечо, немного разгружая ногу, которая, устав, уже начала давать о себе знать острыми вспышками боли.

– Кто бы мог подумать, что животные так умны! – возглас удивления сорвался к губ воина, который с интересом смотрел на девушку-оленя.

– Однако это так, – чуть повернув голову, чтобы взглянуть на своих спутников, проговорил колдун. – Люди многое не видят. Особенно то, чего не хотят.

– Мы всегда считали себя выше иных земных существ, – кивнул Евсей, – не думая о том, что все мы – творения богов. А старшие или младшие – в конце концов, не велика разница…

Тем временем подземный ход повернул и…

Все остановились перед каменной стеной, преграждавшей дорогу.

– Странно, – Бур вышел вперед, приблизился к препятствию, даже коснулся камней рукой, не сразу поверив в то, что они реальность, а не мираж, составленный игра призраков и теней. – Еще совсем недавно ее здесь не было! – он повернулся к караванщикам, растерянно моргая глазами, при этом выглядя не только смущенным, но и виноватым: никудышный из него вышел проводник.

– Может быть, мы сбились с пути? – оглядываясь, спросил Лис.

– Нет! – поспешно воскликнул горожанин. – Я знаю подземелье как свои пять пальцев и могу поклясться своей душой, что здесь никогда не было этой стены!

– Но вот же она! – воин указал рукой на подогнанные один к другому каменные глыбы.

– Мы пришли, – неожиданно, словно удар молнии, прозвучали слова. Все глаза обратились на бога солнца, который стоял, не спуская взгляда со стены, видя сквозь нее, как через прозрачную дымку стекла.

– Это темница? – спросил Евсей, используя одно из слов, известных лишь миру легенд.

– Да.

– Но зачем она наделенному даром! – караванщик терялся в догадках. Он никак не мог понять. -Ведь дар удерживает пленников надежнее всех цепей и замков! – Но тут его взгляд упал на горожанина и Евсей вспомнил о том, что третий пленник, возможно, маг…

Он задумался… Нет, это тоже ничего не объясняло, ведь сила мальчишки, никогда не прикасавшегося к магическому камню, ничто рядом с могуществом хозяина города, подчинившего себе весь дар священного талисмана… К тому же, за спиной последнего еще и маячила ужасная тень Губителя…

– Не знаю, – Шамаш качнул головой. Это действительно было так. Что же до догадок…

Конечно же, они были, но он не собирался ни с кем ими делиться.

Все, что он видел сейчас вокруг, более всего напоминало ловушку. Его брови сошлись на переносице, глаза чуть сощурились, черты лица заострились. Долгие годы борьбы за жизнь научили колдуна чувствовать близость опасности, замечать ее следы даже в тех случаях, когда, подчиняясь воле богов, предвидение молчало. По его губам скользнула горькая улыбка – ему-то казалось, что все изменилось, а на поверку выходило – нет, и, как и прежде, он, даже зная, что впереди беда, вынужден был идти ей на встречу. Ведь даже если иной путь есть, то он ведет в пустоту.

– Темница – оружие лишенного дара, – проговорил Евсей. Ему все меньше и меньше нравилось происходящее. Видя, что вокруг рук повелителя небес начало разгораться сияние, свидетельствовавшее о том, что бог готовится прибегнуть к помощи магии чтобы побыстрее разрушить стену, преграждавшую путь, караванщик воскликнул, спеша остановить Его: – Шамаш, подожди!

– Это ловушка, – Лис поморщился. Ему, как любому воину была противна сама мысль о том, что кто-то, отвергая открытый бой, спешит прибегнуть к обману. "Нам противостоит Губитель, – в который уже раз мысленно напоминал он себе, – а чего еще можно ожидать от господина лжи?" Рука караванщика сжала рукоять меча. Раздался скрежет металла, выходившего из ножен. – Шамаш… – он поспешно подошел к богу солнца, встал рядом, готовясь защищать Его, хоть и понимая, что в бою небожителей смертный – ничто.

– Я знаю, – кивнул тот, сохраняя полное спокойствие. – Однако нам придется рискнуть… Отойдите чуть в сторону – мне нужно больше места.

В черных безднах глаз колдуна вспыхнул мрачный, холодный огонь. Стена затрепетала под его взглядом, камни протяжно заскрипели, пробуждаясь ото сна, зашевелились, и, наконец, покинув свои места, с шумом сорвались вниз.

Через миг на месте стены осталось лишь облако пыли, кружившее над грудой камней.

Когда же оно рассеялось…

– Ри! – Евсей сразу же увидел своего ученика, замершего в полумраке пещерки, чьи своды были так низки, что приходилось стоять, ссутулившись, втянув голову в плечи.

Чуть в стороне, в центре подземелья, коленопреклоненным изваянием, воздевшим руки вверх, словно в последней молитве, застыла Сати. Дальше, в противоположном конце темницы, глаза с трудом разглядели очертания еще двоих, державшихся рядом.

"Один из них горожанин, наделенный даром приятель Бура, – сразу понял караванщик.

– Но кто второй? Демон, мучающий его, силясь сломить дух, или сам Губитель…?

Великие боги!" – он глубоко вздохнул, беря себя в руки, заставляя успокоиться, собираясь с силами перед последним броском навстречу концу.

– Нужно уводить отсюда детей! – воскликнул он, устремляясь вперед. Следом за ним бросился Лис.

– Поторопитесь! – последним переступил черту Шамаш. – Заберите пленников и уходите! – его голос был тверд и резок как порыв свирепого вихря, в нем не осталось места сочувствию и пониманию, лишь властная воля. Не допуская никаких возражений, он звучал как глас повелителя, отдававшего приказания тем, кто, волею законов мироздания, обязан лишь подчиняться. Впрочем, караванщикам и самим совсем не хотелось задерживаться в этом мрачном месте, предвещавшем лишь одни беды, ни мигом дольше того, что было необходимо.

Евсей схватил за руку Ри, увлекая его за собой, в то время как Лису пришлось подхватить начавшую упираться, вырываясь и крича как от страшной боли, Сати на руки. Казалось, что она находится во власти безумия. Из ее глаз бесконечными потоками катились слезы, голова дергалась из стороны в сторону.

– Успокойся, девочка, – караванщик прижал ее покрепче к себе. – Успокойся. Все уже позади. Мы рядом и защитим тебя, – однако, его речи не внести умиротворения в душу недавней пленницы, скорее даже наоборот, еще больше взволновали ее. Она заметалась, направляя все свои силы на то, чтобы вырваться.

– Что с ней? – спросил Евсей юношу, когда они поднялись на каменную насыпь.

Ри ничего не ответил, лишь качнул головой, а затем, подняв на летописца взгляд полных боли и отчаяния глаз, посмотрел на него так, что караванщик и думать забыл о том, чтобы продолжать расспросы, понимая, что порою в целом свете нет ничего мучительнее и ужаснее воспоминаний.

Тем временем Бур подбежал к горожанину, склонился над ним.

– Ларс… Как ты, друг?

– Нормально, – прошептал тот. Собрав воедино все силы, он заставил себя приподняться, а затем, схватившись за плечо Бура, встать. Но резкая вспышка боли вынудила его покачнуться, с губ сорвался сдавленный стон.

– Ты сможешь идти? – сочувственно глядя на раненого спросил Бур.

– Надо торопиться, – прошептал в ответ Ларс. И пусть его голова кружилась, перед глазами среди красных разводов и каких-то то вспыхивавших, то гаснувших точек-звезд все плясало в безумном танце, он заставил себя сделать первый шаг. – С Ликой все в порядке? – это было тем единственным, что беспокоило его настолько, что вынуждало задать вопрос.

– Да, – поспешил успокоить друга Бур, поддерживая его, понимая, что без опоры тот уже давно бы упал, не в силах подняться вновь. – Она у караванщиков, – продолжал он, – в безопасности…

– Сейчас в городе нет безопасного места, – сорвалось с губ девушки-незнакомки, которая, поддерживая Ларса под другую руку, помогала ему идти.

– Кто ты? – бросив на нее быстрый, полный подозрения и любопытства взгляд, спросил Бур.

– Нинти, – прохрипел, отвечая за свою спутницу Ларс. Его дыхание становилось все более и более затрудненным, лоб покрыла холодная испарина.

– Летописец, – донесся до них голос Шамаша, – помоги им.

Караванщик, сорвавшись со своего места, быстро подбежал к горожанам.

– Ну-ка, – отстранив Бура, он поднял раненого на руки и понес поскорее прочь из недавней темницы.

Горожанин бросился за ним следом, и лишь Нинти задержалась, подошла к богу солнца, не спуская с него взгляда глаз, в котором сперва было лишь удивление, затем, придя ему на смену, озарение, и, наконец, в них зажегся отблеск радости.

Впрочем, и этот огонь горел всего лишь миг, сменившись болью и отчаянием.

– Шамаш, зачем ты пришел! – сорвались с ее губ горьким, полным укора вскриком слова. – Неужели ты не понял, что это ловушка? Неужели…

Колдун посмотрел на нее с сочувствием, затем тихо произнес:

– Весь этот город – ловушка. И для них, – он качнул головой в сторону горожан и караванщиков, – и для нас, – вновь обратив свой взгляд на незнакомку, добавил он.

– К чему эти загадки! – в отчаянии вскрикнула она. – Уходи! Уходи скорее, пока еще не поздно…!

– Поздно! – громкий раскатистый смех потряс саму землю.

В тот же миг Шамаш с силой оттолкнул девушку в сторону.

Та, растерялась – это было так неожиданно – не удержалась на ногах и, упав, скатилась с каменной насыпи вниз, к ногам караванщиков.

– Нинти, ты цела? – преодолевая собственную боль, Ларс пододвинулся к ней, коснулся плеча, заглянул в глаза.

– Да, – та оторвала от земли голову, открывая непораненое, лишь сильно испачканное лицо.

– Как Ты мог! – тем временем Ларс обратил полный гнева взгляд на Шамаша. – Ведь Ты бог добра! Чем эта несчастная, чистая душа заслужила…

– Что ты, нет! – поспешно остановила его Нинти. – Он защищал меня!

– Защищал? – он удивленно посмотрел на свою подругу, не понимая, что та имела в виду.

– Отвел от меня удар, – с опаской глядя по сторонам, тихо, чтобы никто, кроме Ларса ее не услышал, зашептала она. – Нергал ненавидит меня, считает, что я предала его тогда, давно…

Горожанин смотрел на нее, не понимая ни единого слова, но не ожидая объяснений, уверенный, что новые речи все лишь еще сильнее запутают. …Им показалось, что прошла целая вечность, когда на самом деле минул только миг.

– Возвращайтесь к каравану, – посмотрев на людей, замерших по другую сторону насыпи, проговорил Шамаш. Видя, что и Евсей, и Лис, в руках которых уже поблескивали в красных отсветах огня факела мечи, и даже юный Ри готовы с жаром возразить, сказав что-то вроде того, что они обязаны защищать бога солнца, жертвуя не только жизнью, но и вечностью души, он качнул головой, хотел повторить…

– Неужели ты думал, что я отпущу их? – раздался громкий, словно раскат грома, голос, полный неземного, отчасти безумного смеха.

Подземелье заволоклось серыми тенями, которые, будто удушливый сизый дым, тянулись из всех щелей. Блеснула молния, ударившись в противоположную стену темницы, которая, мгновенно охваченная ярким, всепожирающим огнем, стала таять, словно лист бумаги на костре стихий, пока не исчезла без следа.

В открывшейся за ней части подземелья стояли, в окружении немой стражи призраков и демонов хозяин города и жрец.

– Дед… – сорвалось с губ Бура, едва тот увидел старика.

Юноша всегда противился воли старика, специально поступая во все тому назло.

Однако, несмотря ни на что, он любил его, не понимая, в чем причина этого чувства, отвергая его, делая все, чтобы выжечь из своего сердца… Это было так, ибо иначе быть не могло: ведь они были одной крови.

– Нет, – Ларс приподнялся на локтях, сел, опершись спиной о большой холодный камень, – это Губитель!

– Но как… – юноша растерянно смотрел то на друга, то на старика, не понимая.

– Хозяин города сломил дух служителя, подозревая того в измене, – тихо произнес Ри, – а опустевшее тело занял… – он умолк, не в силах произнести не только рокового, заклятого имени ужасного бога, но даже Его прозвища.

– Нет, – тем временем, медленно скользя над землей, все ближе и ближе подступая к Шамашу, говорил Нергал, – я не отпущу ни свою жертву, ни тех, кто стал моей утехой. И ты не помещаешь мне, ибо ты – никто! – он остановился, повернулся к замершим в ужасе, не смея шевельнуться, людям, которые в едином порыве беззвучно зашептали слова молитвы – оберега. – С тобой пришли еще и другие, – по его губам скользнула хищная усмешка-оскал. – Ничтожные смертные! Зачем вы здесь? Что вы можете? Разве что умереть, – раздался мерзкий смешок. – Ничего, я люблю убивать!

Могу обещать: ваша смерть будет долгой и мучительной!

– Оставь их, – процедил Шамаш сквозь стиснутые зубы, не спуская с врага взгляда черных глаз.

– А что, если я не хочу? Кто остановит меня? Эта наивная девчонка, которую мне уже давно следовало пронзить жертвенным ножом пустоты, да все руки не доходили?

– Я остановлю.

– Ты?! Да кто ты вообще такой! "Шамаш"! – каким-то невообразимым образом ему удалось вложить в это короткое имя столько ненависти и презрения, что под их слоем можно было бы похоронить всю землю. – Как громко, величественно! Вот только имя-то не твое. Ах, да, все ведь до сих пор надеются, что их добрый господин лишь ранен! И почему я не стал никого разубеждать? Не до того было, наверно… Или просто поленился… Не важно, ведь мне-то уж доподлинно известна правда, ибо я убил настоящего Шамаша вот этими самыми руками!

– Бог бессмертен! – воскликнул Евсей, в душе которого вспыхнул гнев, затмивший все остальные чувства, даже страх.

– Это что еще за букашка там пищит? – Нергал пренебрежительно поморщился. – Знаешь что? – он вновь повернулся к Шамашу. – Я вот тут никак не могу решить: убить мне сперва тебя, чтобы эти жалкие твари убедились, что ты никакой не бог… о, я представляю, какое разочарование им придется пережить…! Или, может быть, начать с них. Думаю, отчаяние, которое ты испытаешь, видя участь, постигшую твоих спутников, не имея возможности ничем им помочь, тоже будет весьма занятным зрелищем.

На лицо колдуна, который до этого мига смотрел на Нергала с полным безразличием, набежала тень, глаза сверкнули мрачным, холодным огнем. Бросив быстрый взгляд на людей, замерших позади, он резким взмахом прочертил между ними и собой черту, на миг вспыхнувшую ярким огнем, чтобы затем погаснуть, став прозрачным невидимкой.

– Ты думаешь, этот жалкий трюк остановит меня?! – раскатисто рассмеялся Нергал. – Сейчас я покажу тебе, что означает быть богом, какой силой обладает бессмертный!

А потом, – он скривился в усмешке, – накажу за обман. Небожители не любят лжецов.

И уж тем более самозванцев! – он вытянул вперед руку, собираясь схватить одного из застывших в оцепенении смертных за тень, чтобы вытянуть душу за грань бытия, но на полпути вдруг остановился, недовольно поморщился, ощутив преграду, напрягся, выплескивая всю свою ярость, стремясь сжечь в кроваво-красном огне то, что явилось столь неожиданной помехой. – М-м-м, – замычал он, как разозленный бык. Лицо перекосилось в жуткой уродливой гримасе. – Ладно, – вынужденный на время отступить, видя всю бесполезность своих попыток, проскрежетал Губитель.

Неудача стала для него неожиданной, однако ее можно было объяснить, не впадая в отчаяние: незавершенность обряда воплощения, странное везение противника – да мало ли могло быть тому причин! Но это был не конец битвы, о нет, а лишь только начало.

Нергал повернулся к своему врагу: – Ты сам решил свою судьбу: придется сперва заняться тобой.

– Нет! – взревел Евсей. Забыв о страхе, о себе, обо всем на свете, он сорвался со своего места, бросился вперед. Но, сделав лишь несколько шагов, караванщик с разгону налетел на невидимую преграду, ударился о нее, с силой отброшенный назад, не удержался на ногах и упал, в кровь раня руки о камни. Его пронзила резкая боль… Да что там боль! Отчаяние – вот что действительно мучило его, угнетая сильнее пустоты и ожидания вечных мук.

Стену можно разрушить, во льду прорубить лаз, полог разрезать. Но как быть, когда на дороге стоит то, чего нет? Как переступить черту, проведенную на земле волей бога, чье могущество несоразмеримо больше всех смертных сил, даже соединенных воедино?

И караванщику ничего не оставалось, как, что было сил сжав кулаки, так что пальцы побелели, а ногти, впившись в ладони, обагрились кровью, словно вошедшие в плоть кинжалы, стоять и смотреть, смотреть, ожидая, что произойдет дальше.

– Итак… – Нергал устремился к своему противнику.

Он приближался медленно, неторопливо, стараясь подольше продлить сладостное предвкушение. Его глаза ярко блестели. – Знаешь что, – неспеша начал он, – в сущности, я даже рад, что ты решился на самозванство. Конечно, это было глупо с твоей стороны. Однако, сам того не зная, ты даришь мне величайшее удовольствие – возможность еще раз убить ненавистного мне врага, чье имя ты столь неосмотрительно принял.

Прошло несколько мгновений. Караванщики не спускали взгляда с двух вечных противников. Они видели, как медленно сокращается между Ними расстояние.

– Сражайся! – прошептал сквозь сжатые губы Евсей.

– Действительно, – Нергал остановился в нескольких шагах от Шамаша. С усмешкой глядя на своего врага, он продолжал: – Почему, интересно мне знать, ты ничего не делаешь? Или твоих сил хватает лишь на то, чтобы удерживать щит, который ты создал вокруг этих жалких людишек? – он небрежно махнул рукой в сторону смертных.

– Если так, хочу тебя предупредить: когда ты умрешь, созданная тобой защита падет, и тогда уже ничего не остановит меня. Сам же я останавливаться не захочу, можешь быть уверен… Так что, вот тебе мой совет – придумай что-нибудь еще… И защищайся, демоны тебя побери!

Усмехнувшись, колдун качнул головой. Он стоял с таким видом, будто был посреди шатра, охраняемый от всех опасностей его куполом. Спокойный, даже чуть снисходительный взгляд, чуть наклоненная голова, скрещенные у груди руки.

– Ты боишься меня? Или настолько наивен, что полагаешь, будто какие-то там принципы или законы удержат бога войны и погибели от того, чтобы нанести удар первым? – Нергал раскатисто рассмеялся, запрокинув голову. – Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь… Э, а может все дело в том, что это ты не способен нарушить свои принципы? Не убий? Или как там еще? Прости своего убийцу прежде, чем он нанесет роковой удар? В таком случае, ты еще дурнее своего… хм, тезки. Тот хотя бы знал, что за зло я несу в себе, и не думал о какой-то там морали в миг, когда речь шла о спасении мира.

– И тогда тоже?

– Что? – казалось, что Нергал растерялся. Он не ожидал, что противник станет о чем-то его спрашивать, а тем более задаст такой странный и, в сущности, абсолютно бесполезный вопрос. – Ты что, с таким навязчивым упорством думаешь о своем предшественнике, стремясь занять его место, что ничего не видишь вокруг себя? – он недовольно поморщился: – Да очнись ты наконец! Взгляни: ты на грани конца и перед тобой твоя смерть!

– Нет. Я знаю свою смерть, ибо уже пережил ее, – все так же спокойно проговорил колдун.

– Что за чушь! – разозлено вскричал Нергал, не понимая, что происходит. – Неужели ты лишился последнего рассудка из-за страха? Если так, то ты разочаровываешь меня! Мне нравится игра. А с тобой неинтересно, ибо слишком легко, слишком просто! – говоря это, он вытянул вперед руки, которые начал охватывать пламень.

Но в последний миг огонь угас. Нергал остановился, удивленно глядя перед собой.

– Ты не можешь, – качнув головой, спокойно проговорил Шамаш.

– Что?! – возмущенно вскричал враг.

– У тебя нет собственной силы. Только та, что ты забираешь…

– Как ты смеешь! – тяжело, надрывно дыша, прошипел тот и, однако же, все, следившие за противниками, не могли не заметить пусть едва заметной, всего лишь мгновенной, но все-таки паузы, так похожей на колебание, которая предшествовала произнесению этих слов. Она казалась свидетельством страха того, кто долгие годы старательно скрывал нечто очень важное и отказывался верить, что тайна раскрыта.

– Обряд! Это лишь потому, что не был завершен обряд! Ты читал легенды и знаешь все не хуже меня! Зачем же ты лжешь…

– Ложь бессмысленна.

Нергал не слышал его, продолжая: – Ты хотел разозлить меня, вывести из себя, ослепить яростью… О! Тебе это удалось! Вот только вряд ли это чем-то поможет тебе, скорее уж наоборот! Берегись, ибо ярость Губителя не знает пределов! – и, зарычав по-звериному, Нергал, бросился в атаку.

Вырвавшийся из его глаз огонь молнией впился в камни у ног колдуна, разбив их на части, проникнув к самой земле и опалив ее, оставляя горький черный след. Однако противник даже не шелохнулся, продолжая с некоторым… снисходительным интересом, что ли, наблюдать за происходившим вокруг.

Ноздри Нергала раздулись, рот приоткрылся. Он глубоко вздохнул, словно собираясь втянуть в себя весь воздух, а затем медленно, издавая мычащий гул, начал дуть, дуть…

Ветер все усиливался и усиливался, становясь видимым глазу, собираясь в клубок, крутясь на месте, чтобы затем, увеличив свою мощь стократно, обрушиться на смертных…

Но вся эта сила оказалась растраченной впустую. Она не смогла пробить магический купол, установленный Шамашем вокруг своих спутников. Что же до самого колдуна, то у него даже не шелохнулся упавший вниз со лба локон черных волос, не затрепетал плащ за спиной.

– Нет! – громкий полный отчаяния и ненависти, крик сотряс подземелье. Ударяясь о каменные своды, он стал разбиваться на части, словно стекло на осколки, звуча вновь, и вновь, и вновь, затихая, крошась, распадаясь в пыль.

– Господин Нергал, – когда замолчало эхо, в воцарившейся было тишине заговорил Ярид. Испуганный, растерянный и взволнованный, маг не понимал происходившего, терялся в догадках. Его душа скользила по грани отчаяния и нуждалась хотя бы в тонкой нити слова, которая удержала бы его от падения в бездну. – Как такое возможно? Ты ведь говорил, что этот Шамаш – самозванец. А если так… Если так, почему Ты не можешь с ним справиться? Ведь Ты – бог, великий бог, а даже самый младший из небожителей могущественнее всех магов мира вместе взятых…!

Он не успел договорить. Нергал резко обернулся, взмахнул рукой. И в тот же миг тени закружились вокруг хозяина города, обступая его со всех сторон, темнея, густея, все сильнее сжимая в объятьях.

– Нет! Господин Нергал, ведь я твой слуга…! – прокричал Ярид, крутясь на месте, отмахиваясь от цепких, липких как паутина пальцев призраков.

– И ты послужишь мне, – пророкотал голос Губителя. – Мне необходима жертва! А ты готов к обряду, когда твоя душа уже давно принадлежит мне! – Его глаза моргнули и в тот же миг яркая вспышка охватила смертного, мгновение – и он исчез, оставив вместо себя лишь облако тусклого алого сияния да горстку пепла. – Так-то лучше, – он блаженно потянулся, чувствуя, как силы полнят его. – Ну, – когда, наконец, он вновь повернулся к Шамашу, глаза Нергала, потеряв все человеческое, раскрылись двумя бурыми все пожирающими безднами. В них горело торжество и предвкушение победы, – теперь я готов!

Он сцепил пальцы, хрустнул костями, разминая руки. Тени собрались за его спиной стеной, обретая расплывчатые, переливающиеся, словно вода, текущая из одного кувшина в другой, очертания, столикие и, вместе с тем, лишенные хотя бы одной человеческой черты.

Когда Нергал ударил в следующий раз, колдун, не дожидаясь, когда на него обрушится вся ярость высвобождаемых стихий, отскочил в сторону.

– Да! Беги! Прячься! Такая игра мне нравится много больше предыдущей! А когда устанешь, вспомни о своем даре. Теперь ты можешь прибегнуть к его помощи. Ведь ты ошибся, – раскатисто смеясь, воскликнул Губитель, – как же ты ошибся! И был-то всего лишь в шаге от истины. Да, я пользуюсь чужой силой, не желая растрачивать по пустякам свою. Ты прав и в том, что я высасываю чужое могущество. Однако для этого мне совсем не обязательно вынуждать противника сделать первый шаг. Мне достаточно жертвы!

– Того, чем жертвуют, – проговорил Шамаш. Он выпрямился, однако его мускулы остались сжатыми, напряженными, чуть сощуренные глаза пристально смотрели на врага, ожидая нового удара. В них не было страха, более того, они казались спокойны, как никогда, полны той уверенностью, которая неведома людям, не знающим своего следующего шага по дороге судьбы.

Евсей, не отрываясь, глядел на происходившее, все более и более ощущая себя камнем у дороги, доской в повозке каравана, не участником событий, а всего лишь безгласным и неподвижным наблюдателем, от которого ничего не зависело, которому не было дано вмешаться в ход событий, но лишь смотреть и ждать. Временами отчаяние, презрение к своей беспомощности сжимали его кулаки, сверкали гневом в глазах. Но потом эти чувства сменялись любопытством, столь свойственным летописцу, воспринимавшему все происходившее не только как реальность, но и основу будущих легенд, которые ему предстояло написать, во имя живущих и тех, кому только предстояло родиться.

– Довольно, – выбросив вперед руку с растопыренными пальцами, будто ловя дыхание своего противника, вскричал Нергал. – Это продолжается уже слишком долго, и мне надоело! Готовься к смерти, чужак! И молись своим богам, чтобы они помоги и защитили тебя, ибо мы не простим и не пощадим самозванца! – он так часто повторял это слово, что стал даже сам сомневаться в его истинности.

Увидев, что в ответ на нескрываемую угрозу Шамаш лишь чуть склонил голову, а в его глазах – и вовсе невиданная вещь! – зажглось сочувствие, Губитель вновь замычал в яростном бессилии, бросившись в бой. Он был ослеплен безумным гневом настолько, что не увидел…

Потом, вспоминая случившееся, раз за разом прокручивая несколько скоротечных мгновений сражения в своей памяти, никто из ставших его безучастными свидетелями людей не мог понять, что же произошло. Просто растерянность вдруг отразилась на лице Нергала, которое стало медленно скривиться от боли и удивления, по мере того, как Губитель ощутил, понял, что налетел на клинок меча, зажатого в руке Шамаша.

– Как… – с удивлением проговорил он, не понимая, как могло случиться, что какое-то жалкое оружие смертного нанесло ему роковую рану.

Демоны закричали, обращаясь в столбы сизого дыма, который на миг окутал тело Абры, чтобы затем, на крыльях его последнего выдоха, устремиться за пределы земли людей.

– Мы еще встретимся! – донеслись до колдуна последние, заглушаемые надрывным гулом чужих ветров слова. – Ты не победил меня, Шамаш, лишь убил смертное тело, в которое на краткое мгновение вселилась моя сущность! Если бы я был в истинном обличии, все было бы иначе! И даже это – лишь случайность! Тебе повезло. Я недооценил тебя. В следующий раз… В следующий раз все будет иначе! И тогда ты заплатишь мне. За все!

Когда голос затих и последние призраки-тени уползли вслед за своим повелителем, колдун склонился над жрецом, приподнял голову умиравшего.

– Господин… – не спуская с бога солнца взгляда измученных, полных боли и отчаяния глаза, прошептал Абра. Он хотел что-то сказать, спросить, может быть, постараться объяснить причину своих поступков, попросить, вымолить если не прощение, то хотя бы понимание и сочувствие к стоявшему перед лицом конца, но у него едва хватало сил на то, чтобы удерживать сознание, не позволяя ему рухнуть в бездну пустоты.

Между тем купол, укрывавший спутников Шамаша от стихий, подвластных воле Губителя, распался столь же быстро и внезапно, как и возник, выпуская людей из-под своего прозрачного свода.

Лис остался с подростками, которые, едва поняв, что опасность миновала, сразу замкнулись, замерли, опустив головы на грудь, старательно пряча глаза и мысли.

Воин уже больше не боялся, что им угрожает какая-либо опасность извне, и даже убрал так и не пригодившийся меч обратно в ножны, но, глядя на Сати и Ри, он не мог не понимать, что в их душах творилось что-то неладное, их потрясали бури страстей, с которыми не просто справиться и видавшему виды караванщику, не то что 15-летним, сущности – совсем еще детям. Он волновался за них, совершенно отчетливо видя, какую опасность представляли собой эти чувства, способные толкнуть на бегство от жизни, в поисках спасения от всего в забвении, хранимом в недрах самоубийства.

Не сдвинулись с места и Ларс с Нинти. Молодой маг был слишком слаб, к тому же ему требовалось какое-то время, чтобы разобраться в происшедшем, осознать, что он более не стоит на грани смерти и в грядущем его ждет не конец, а начало долгого и такого трудного, какой может быть только жизнь, пути. Девушка склонилась над ним, вытирая пот со лба юноши, время от времени поднимая глаза, чтобы бросить взгляд на Шамаша, ожидая, когда тот, наконец, оставит умирающего и обратит свое внимание на живых.

Что же до Евсея и Бура, то они, преодолев каменную насыпь, приблизились к небожителю, встали в нескольких шагах за Его спиной, не смея подойти ближе.

В глазах караванщика стоял благоговейный трепет. Его душа, которая и перед сражением не сомневалась в том, что странник, с которым караван свел путь – сам повелитель небес, теперь получила то неопровержимое доказательство, которое было способно развеять любые сомнения, забреди они в душу слабого смертного: Шамаша признали другие небожители, сначала госпожа Кигаль, а только что и поверженный Им Губитель.

Сознание караванщика было удивительно ясным, в груди звенела струна, наполняя весь внутренний мир мелодией радости, в то время как мысли, сперва медленно, несмело, затем все быстрее и решительнее стали складываться в слова хвалебной песни – оды.

Бур же не спускал воспаленного взгляда горевших болью глаз со старика. Ему страстно хотелось встать рядом с ним на колени, держать голову, слушать стук сердца, смотреть в глаза, поддерживая в этот последний для Абры миг и пытаясь хоть как-то облегчить деду посмертный путь. Юноша был готов принять его последний выдох. Он желал этого. Но не смел даже кашлянуть, хотя бы таким образом обращая на себя внимание жреца, рядом с которым находился небожитель. "Ничего, – успокаивал он себя, стараясь хоть как-то унять накатившуюся на него дрожь бессилия, – в такой миг куда важнее, чтобы рядом был бог, чем смертный, даже если последний – человек одной крови…" -Господин, – прошло некоторое время, прежде чем старик набрался достаточно сил и смелости, чтобы заговорить вновь, – прости меня… Я понимаю, что не заслуживаю даже Твоего внимания, не то что прощения, однако… – не закончив фразы, он застонал и скривился от резкого приступа боли.

– Ты, ни в чем не провинившийся передо мной, просишь прощения у своего убийцы, пусть и невольного… – колдун тяжело вздохнул. Его глаза были полны боли.

– Почему, интересно мне знать, свою вину чувствуют лишь те, кто стал жертвой обстоятельств, в то время, как настоящие преступники не испытывают даже неудобства, не то что угрызения совести? – донесся до них задумчивый женский голос. Выйдя из тени, к ним неторопливо приблизилась Эрешкигаль, остановилась рядом, таким образом, чтобы в одно и то же время видеть и Абру, и Шамаша. – Никогда не думала, что с Нергалом так легко справиться… Прости, но, если быть откровенной, я не верила, что ты сможешь его победить, – она качнула головой, словно еще раз взвешивая все возможности, которые, по ее мнению, были явно не в пользу чужака, – потому и настаивала на том, чтобы ты держался подальше от него…

И я не могла помочь тебе. Потому что он использовал бы мою силу против тебя. Он умеет.

– Я знаю… Позаботься о нем, – колдун указал на умирающего, а затем отодвинулся чуть в сторону, освобождая богине место.

– Конечно, – кивнула та, опускаясь рядом со смертным совсем как всепонимающая и всезнающая плакальщица – провожатая. Ее заботливые руки коснулись головы старика, губы зашептали: – Ничего не бойся. Смерть – лишь миг. Я провожу тебя по Ту сторону, в самый светлый и счастливый из миров.

– Госпожа моя, я не достоин… – прикосновение богини вернуло старику силы. Не чувствуя боли, он чуть приподнялся на локтях, не спуская с повелительницы подземного мира взгляда мерцавших смертью глаз.

– Ты столько лет верой и правдой служил мне. Я ценю верность более всего. Так что не сомневайся – ты достоин. И я намерена щедро вознаградить тебя… А сейчас успокойся, примирись с миром, простись со всем, что оставляешь позади, ибо нам пора.

– Да, госпожа. Благодарю Тебя… – однако в его глазах было сомнение, словно оставалось еще что-то, не позволявшее его душе упокоиться с миром. Он страстно хотел что-то сказать, узнать, но не смел заговорить с грозной богиней первым.

– Что тебя не отпускает? – почувствовав это, спросила та, превратившись на миг в его глазах в обычную женщину.

– Этот город… Ты простишь его за… за предательство Хранителя?

– Предательство простить невозможно… – в ее взгляде, скользнувшем по тому месту, где чернело пятно – все, что осталось от мага, попавшего под горячую руку Губителя, мелькнула нескрываемая ненависть, – Однако, – Эрешкигаль вздохнула, вновь повернувшись к жрецу, сменяя ярость на сочувствие, – город тут ни при чем.

Он ни в чем передо мной не провинился.

– Ты ведь не оставишь его в Своей милости? – спросил Абра, с надеждой и мольбой глядя на Нее. Увидев, что богиня медленно качнула головой, он в отчаянии вскричал: – Но почему?! – ему было невыносимо больно думать о том, что город может лишиться своего божественного покровителя.

– Не жалей об этом, – вздохнув, проговорила та, – моя милость не многого стоит.

Что же до защиты, – богиня бросила быстрый взгляд куда-то назад, – можешь не беспокоиться: у города уже есть новый покровитель.

– Господин Шамаш! – жрец с радостью взглянул на бога солнца. О, как бы это было замечательно! Лучшего и представить себе нельзя!

– Нет, – она чуть заметно улыбнулась, – этого бродягу на месте не удержать.

– Но кто же тогда…

– Гулла, девочка, подойди сюда, – женщина подняв взгляд на застывшую поодаль горожанку, поманила ее рукой. Та, с явным сожалением выпустив ладонь Ларса из своих тонких холодных пальцев, приблизилась к великой богине.

– Мне больше нравится, когда меня зовут Нинти, – проговорила она, с некоторым укором посмотрев на Эрешкигаль: ей вовсе не хотелось, чтобы смертные узнали правду о ней прежде чем она сама будет готова произнести ее слова, однако, понимая, что теперь уже поздно что-либо менять, смирилась, может быть даже легче, чем сама того ждала.

– Богиня врачевания! – восторженный вздохом сорвалось с губ Евсея. Для него это был поистине великий день – увидеть стольких небожителей!

Та скользнула по караванщику быстрым взглядом, на миг задержалась на лице Шамаша; ее губы шелохнулись, рот приоткрылся, словно она уже была готова заговорить с ним, однако в самый последний момент почему-то передумала, и, вздохнув, склонилась над стариком.

– Извини, – тихо проговорила Нинтинугга, – но ты умираешь и всей моей силы не хватит, чтобы спасти тебя. Конечно, я могла бы воскресить…

– Нет, о нет, моя прекрасная госпожа, я и не думал просить Тебя об этом! – воскликнул Абра. – Мой путь определен и я рад, что это так, ибо после случившегося уже не мог бы оставаться на земле… Дыхание смерти на многое открыло мне глаза, разбудило разум, очистило душу… – жрец заметил внука, замершего позади господина Шамаша, виновато улыбнулся ему, словно прося прощение за то, что дед вынужден покинуть паренька… Ему было больно осознавать это. На лицо набежала тень… И тут он вспомнил: нет, Бур будет не один. У него есть друг – наделенный даром, да, еще он слышал о подружке – сестре Ларса… Лика, кажется, так ее зовут. Прежде старик отвергал даже мысль о возможности союза между своим единственным наследником и слепой девчонкой. Но теперь многое изменилось, и ему было радостно думать о том, что однажды это произойдет, ведь сестра Хранителя – завидная партия для любого.

"Мой мальчик не будет одинок, – мелькнуло у него в голове, зажигаясь искрами чистых сладостных слез в глазах, – у него будут друзья, семья, дети и внуки… И, если боги будут милостивы, может статься, когда-нибудь исполнится и моя самая заветная мечта: Бур станет жрецом…" – Прощай, – вздох облегчения сорвался с его губ. Арба улыбнулся: теперь он был счастлив. И, наконец, свободен.

– Пора, – Эрешкигаль пробежала тонкими холодными пальцами по лицу служителя, налагая на его черты печать смерти, коснулась губ, забирая вместе с последним вздохом душу старика, чтобы, спеленав ее, словно младенца, защищая от стихий мира, унести в прекрасные края тепла и вечного блаженства.

Еще миг, и богиня исчезла, словно легкая туманная дымка поутру.