Ключ от радуги

Глава 6

Саднит горло, тяжело глотать вязкую слюну. Пару минут Антонин не мог дышать, а раздирающий грудь кашель еще более раздражает и так ни на минуту утихающую боль. Известия о полном истреблении гильдии наемных убийц не оставляли надежды: ОНА погибла!! И это он, Антонин, сам отправил ее на смерть. Перед глазами все поплыло… Он каким-то образом оказался в кровати, попытался встать и не смог, вместе с болезной слабостью по всему телу выступил пот, и кашель опять скрутил слабое тело. А еще неделю назад он думал, что хорошо сохранился для своего возраста при полном отсутствии магических способностей.

Дверь каморки под лестницей открылась, и на пороге появился мэтр Олирко.

— Антонин, ты как?

— Мэтр, я сейчас встану…

— И не думай даже… Ты так кашляешь, что в коридоре осыпается штукатурка. Я уже послал за ассой Рандильмом, он хороший врач и быстро поставит тебя на ноги. А ты ложись, — и мэтр ловко уложил своего слугу в постель и укрыл тонким одеялом. — Вот так, а я сейчас пойду на кухню и закажу тебе крепкого бульона.

Антонин больше не пытался встать, слабость в конечностях усилилась вместе с кашлем, а когда пришел асса Рандильм он был без сознания. Лекарь послушал хрипы в его груди, пощупал пульс и авторитетно заявил:

— Мэтр Олирко, если вам дорога жизнь вашего слуги, то мне придется забрать его в свою больницу. Ему нужен постоянный уход, прием лекарств по часам и некоторые магические усилия с моей стороны, иначе он умрет.

За последние годы мэтр Олирко привык, что Антонин всегда рядом, и ему даже в голову не приходило, что он может заболеть. А тут вдруг он неожиданно осознал, что его слуга стар, намного старше его, и он болен.

— Да, да, конечно, в больнице ему будет лучше…

Антонин слышал слова лекаря, доносящиеся до него словно через толстый слой ваты, и хотел возразить, что он никуда не поедет, но проклятая слабость, а тут еще и кашель… Асса Рандильм щелкнул пальцами и Антонин погрузился в блаженный сон, и не чувствовал и не осознавал, как в комнату втиснулись двое дюжих слуг, укутали его в одеяло, унесли вниз и погрузили на носилки.

Сержант городской стражи Пауль Майнхард, пребывал в полной уверенности, что лучше профессии, чем городская стража в мире нет. Работа почетная, обычно спокойная, если не лезть не в свое дело, а то, что платят немного, так это не беда. Денег всегда можно подзаработать и способов тут для не совсем честного стража — не меряно, главное не наглеть и тогда все будут довольны. Вот, например, можно отпустить воришку за мелкую мзду, можно сообщить кое-кому о планируемой облаве, задержаться с обходом, или наоборот прийти раньше и "поймать с поличным" конкурентов хороших людей.

И район города, в котором работал Пауль, был, с точки зрения стражника — просто замечательным. Не слишком спокойным, но и не клоака какая-нибудь, так часть веселого района и кусочек бедного с однотипными домишками за высокими заборами. В общем, не район — мечта, есть и с кого деньгу срубить, и достаточно спокойный, чтобы не иметь больших проблем.

Единственное неудобство — ночные смены, когда приходится полночи ходить по темным и частенько вонючим улицам родного района. Правда, половину ночной смены патруль, под чутким руководством сержанта, тихо и мирно проводил в разных, навещаемых по маршруту следования патруля, злачных заведениях. А как же в них не зайти, да не проверить, все ли там в порядке? Ну, а если зашли, то отказаться от дармовой кружечки пивка, просто неудобно, это ж хозяев обидеть. Поэтому если так подумать, то ночная смена, она даже и лучше дневной, опаснее, конечно, и не столь денежна, но все равно жить можно.

Когда да конца очередной ночной смены оставалось уже менее часа, и на улице уже забрезжил рассвет и погасли фонари, патруль из трех человек, возглавляемый сержантом, лениво двинулся в сторону караулки, дожидаться смены. Ночная вахта прошла на удивление спокойно, прошлись по улицам, посидели в паре кабачков, выпили пивка, пора и баиньки. Патруль дружно топая ногами, это чтобы издалека было слышно, и все кто хочет услышал, не торопясь шел по привычному маршруту. Под ногами похрустывал иней, выпитое пиво было хорошим, но уже почти закончившееся дежурство испортил рядовой Болек. Приспичило ему, видите ли… Сначала он стал сопеть, потом спотыкаться, а под конец даже и приплясывать на ходу сбивая патруль с положенного по уставу шага. Сержант Поль не выдержал и остановился:

— Болек, ты меня достал! Надо было пива меньше пить!!

— Так я это… сержант, надо мне… — рядовой приплясывал на месте, держась за причинное место, остальные рядовые стояли сзади и дружно скалились.

— Иди уж… БЫСТРО!!

Но Блека подгонять не надо было. Он засуетился, выбирая подходящее место, но, посмотрев на угрюмую рожу сержанта, кинулся в узкий переулочек между домами. Сержант между тем посмотрел по сторонам, на пустую улицу и на светлеющее небо. На вывеске ближайшего дома болталась огромная гусиная туша, ловко вырезанная из дерева. Замечательное заведение "Матушка гусыня", а вот другая вывеска заставила Пауля поежиться, и у него появилось плохое предчувствие. На яркой и по своему талантливой вывеске скалил зубы толстопузый гваррич. Трактир "Пьяный гваррич" был единственным в их районе, вход в который страже был заказан. Вся стража знала, что именно тут собираются легионеры — наемные убийцы и прочие столь же опасные личности, но ничего делать не хотела. А зачем? Вызовов в этот трактир патрульных отродясь не бывало, все вопросы легионеры решали сами.

Патруль стоял на месте и все дружно пялились по сторонам, а Болека все не было.

— Что он там так долго?

— Дык, это… он же терпел долго, вот и скопилось… — патрульные заржали.

Тут из проулка с вытаращенными глазами и болтающимися штанами вылетел Болек и со всех сил кинулся к патрулю, вопя во все горло:

— Сержант, сержант… там море крови… там все в крови…

— Что ты городишь? Там в проулке что, труп? — Трупами патрульных удивить было затруднительно, много их сержант повидал на своем веку, но рядового Болека трясло, и внятно ответить сержанту он не мог. — Гридмонд, посмотри что там…

— А почему я?

— Еще один вопрос и недельная гауптвахта тебе обеспечена. Иди, смотри, где там кровь.

Гридмонд мрачно посмотрел на сослуживцев и, не найдя у них сочувствия, медленно и осторожно вошел в проулок. А сержант, между тем, решил все же попытаться расспросить незадачливого подчиненного.

— Болек, пока Гриди ходит, объясни мне — что же ты там увидел?

А для освежения памяти, сержант схватил подчиненного за грудки и ощутимо тряхнул. Глаза рядового приняли несколько более осмысленное выражение, он собрался с духом и начал объяснять.

— Добежал я до конца проулка, стал отливать… и тут смотрю, задняя дверь приоткрыта. Мне любопытно стало, чо это дверь не заперта? Ну, я штаны подвязал, подошел и толкнул дверь-то. А там… там, все в крови… и она лежит…

— Где и кто лежит?

— Она… на кухне… в кровиии… — и Болек завыл. Сержант понял, что больше он ничего путного из этого своего подчиненного не добьется.

А вот второй страж сержанта не подвел. Гридмонд уже вернулся, вытянулся и стал докладывать по всей форме:

— Сержант, в переулке все спокойно! Никого подозрительного не замечено, можно пойти посмотреть.

— Патруль! Идем, проверяем, где там кровь… Болек, останешься тут, если что побежишь в караулку… — дрожащий, как лист на осеннем верну, Болек, энергично закивал.

Все остальные патрульные уже вошли в проулок, и сержант заспешил за своими подчиненными. Проулок был грязен и пуст. Уже достаточно рассвело и в сумрачном осеннем свете были хорошо видны и грязные стены домов и большие мусорные корзины и открытую настежь дверь, запретного для посещения стражей, трактира. Патрульные стояли перед черным входом и с ужасом рассматривали неприглядную сцену расчлененного женского трупа. Один из патрульных не выдержал быстро побежал к мусорным корзинам очищать организм от недавно выпитого пива и закусок, другой хмурился и переминался с ноги на ногу.

— Сержант, заходим?

— Да, ты что? Забыл что это за трактир? Нам туда нельзя…

— А чо делать-то будем?

Сержант, через распахнутую настежь дверь, смотрел на разбросанные по всей кухне внутренности какой-то женщины, лежащей у самого порога, и судорожно пытался сообразить, что же им в такой не простой ситуации делать. С одной стороны устав о ведении патрульной службы предписывал немедленно все осмотреть и вызвать с центрального поста дозноватчика. А с другой стороны был категорический, но устный приказ лейтенанта, и просто инстинкт самосохранения, которые строго запрещали патрульным под любым предлогом входить в это почтенное заведение. И тут внимание сержанта привлек кровавый след. Кто-то четырехпалый, с длинными когтями прошелся по свежепролитой крови и оставил на полу кухни очень интересный след.

— Так чего, сержант, заходим?

— Нет. Ты останешься тут. Никого не впускать и не выпускать. Гриди, ты к главному входу, проверь дверь, что-то мне подсказывает, что она закрыта. Но все равно стоишь там и никого не впускаешь и не выпускаешь.

— А вы?

— А я побегу в магическую стражу. Это их дело и неча нам сюда соваться. Как они придут, передадим им это дело, и пусть они тут сами управляются.

Лица стражников повеселели, никому из них не хотелось оставаться на службе лишнее время, да и разбираться с таким сложным, кровавым и возможно опасным делом, им тоже не хотелось.

Когда через полчаса сержант вместе с магическим патрулем вернулся к месту происшествия — трактиру "Пьяный гваррич" патрульные мужественно выполняли свой долг — стояли на вверенных им постах, и никто не захотел ни войти в трактир, ни выйти из него. Коллеги из магов кинули лишь взгляд на след и труп, и милостиво отпустили патрульных.

Вся почти родственная компания сидела витражной столовой большой, только что достроенной усадьбы ассы Одиринга. Сам Одрик бегал где-то по городу решал накопившиеся дела. А Торкана сквозь дождь всматривалась в каждого проезжающего по дороге, вот показались знакомые очертания верхового варга. Одрик бросил поводья и вбежал по лестнице.

— Лотти, нам надо поговорить, — и обращаясь ко всем присутствующим, — Наедине. Пожалуйста, оставьте нас.

Торкана подбежала к нему, хотела что-то сказать, но его взгляду поняла, что сейчас лучше промолчать.

— Рор, я жду. Нам с сестрой надо кое-что обсудить.

— Я ей вроде как не чужой.

— Ты заставляешь меня ждать. Выйди… Я сказал!

Сигвару было дано указание принести тот самый рундучок. Одрик крутанул стул и сел верхом, сложив руки на спинке.

— Одрик, что случилось? Я тебя такого еще не видела.

— Лотти, ничего страшного, все живы, надеюсь, что и здоровы. Но… — Одрик, плеснул себе рома. — Какая же гадость, с ертским не сравнить, не берите его больше. Лучше гномьей огневки.

— Ты бы поел чего-нибудь, — Лотти попыталась успокоить брата самым распространенным способом.

— Обязательно, и не чего-нибудь. Но после, сейчас все поперек горла… Лотти, наш с тобой счет испустил дух. Мне даже нечем заплатить за хранение сундука бабушки Эфрины, и я не могу его забрать из хранилища. Я не говорю про текущие расходы.

— Как?! Я же всего… Я только… Одрик, ты же не думаешь что это я?

— Лотти, сестренка, на тебя бы я подумал в последнюю очередь.

— Но, что же нам теперь делать?

— Тебе — отправить Рора заниматься делом. Хватит ему жить за твой, а точнее за мой счет. И вообще, он жену должен содержать, а не наоборот.

— А как же ты?

— Я что-нибудь придумаю. Только сначала проверю некоторые свои подозрения.

К ним вошел Сигвар, поставил свою ношу, молча удалился, прикрыв за собой дверь. За дверью никого не было, никто бы не решился подслушивать хозяев, даже если очень хотел.

— Ну вот, посмотри сама. Ты же доставала доверенность, и они ходили с ней первый раз в банк, и асса Хеллана держала ее в руках. И на твоей подписи явно искажение, да и на моей тоже… Это не та доверенность, это срисованная с нее бумажка.

— Но на ней же моя защита!

— А разве твоя маменька не смогла бы повторить твою защиту? — из глаз Лотти покатились крупные сверкающие слезы.

— Сестренка, не надо, не плачь. Ты не виновата, мне самому надо было ставить защиту на собственные документы, — Одрик встал и обнял беззвучно рыдающую Лотти за плечи. — И впредь нам надо быть осмотрительней. Кому-то мы помешали…

— Разве не маме?

— Взгляни на это. Может быть, узнаешь почерк? — брат протянул сестре почтовый листок. Там предлагалось купить у Одрика сундук бабушки Эфрины, не раскрывая его. И сумма была весьма привлекательной, тем более сейчас, и даже в данный момент у посыльного был аванс, который позволял закрыть все срочные платежи. Но одно обязательное условие: Одрик не должен был знать имени покупателя.

— Мне это передал какой-то посыльный на выходе из банка. Интересно, правда?

— И что ты ответишь?

— Уже ответил… НЕТ и НЕТ.

— Зачем два раза?

— Потому что после первого НЕТ, сумма возросла вдвое.

— Действительно интересно.

— Еще как! Вот что такое лежит в сундуке, и кому оно понадобилось — представляешь! У нас больше никого из родственников не осталось? Или знакомых бабушкиных?..

— Одрик, не спеши. Возможно, асса Эфрина тебе подсказку оставила. А если есть у нас сведающие родственники, то мама там уже давно поработала.

— Да, ты права. Видишь, как получается, что, прежде всего мы должны ожидать неприятностей от нашего же Рода. Но может быть стоит отделиться от них и основать свой Род, как ты думаешь?

— Одрик, так ты все же решился… она приняла твое предложение? Уже можно за вас радоваться?

— Потерпи немножко. Что я могу предложить такой девушке, как Торкана, когда у меня ни гроша в кармане и кругом одни долги? Это просто неприлично с моей стороны. Но все будет хорошо, я разберусь. Я просто должен… И, если что, тебе я сообщу первой.

Торкана проснулась среди ночи от того, что его рядом не было. Ее охватил страх, этот ее привычный спутник. Она видела по лицу Одрика, что-то случилось. Ждала его, пока не стемнело, и уснула.

Торкана резко вскочила, готовая бежать разыскивать его хоть на край света.

— Кани, ты чего? Спи… — Одрик сидел в позе медитации у камина с прогоревшими еще не остывшими углями.

— Я проснулась, а тебя нет. Почему ты мне ничего не рассказываешь, я же вижу, что что-то случилось? Я помочь тебе хочу.

— Когда настанет время, конечно, поможешь, но сейчас спи. А мне надо подумать.

"Подумать — это хорошо, давно пора", — вмешался в мыслительный процесс Учитель, — "Я тут с коллегой Диком договорился, он ее убаюкает, а мы с тобой поразмыслим. "

"Учитель, я уж думал Вы от попадания к Хозяину голос потеряли или того хуже. "

"О! там нам лучше было молчать. Ты думаешь, что ОН со всеми так любезен как с тобой? Эхе-хе… как же ты ошибаешься! "

"Да и сам не ожидал такого теплого приема, рассказывают про НЕГО совершенно другое. "

"Конечно… Вот мы с Диком не в счет, мы существуем за счет вас, присосавшись как клещи. Но мы — мелочь, от вас не убудет. А чем питается Мара? "

"Мара! Да всем подряд и в неприличных количествах. "

"А твой новый приятель, знаешь, чем питался в период своего роста и формирования? "

"Откуда? Это сколько лет прошло. "

"Да прошло прилично, но для высшего демона он еще молод. А во времена демонической войны, можно сказать, что у него были юношеские прыщи. "

"Так как же…"

"…Он их всех победил? Да очень просто! Он их всех сожрал. Это он сейчас обуздал свой аппетит, а тогда был просто ненасытен. Так что ты не обольщайся, хотя люди, бывает, меняются, возможно, меняются и демоны. Но никто в демоническом мире не знает кто ОН, от какой ветви произошел, что странно. У нас обычно все известно. Это у вас могут гадать, кто папаша, у нас такого не происходит.

А вот что он тебе рассказал про твоих родителей — это правильно, лучше все знать о своем происхождении и не испытывать по этому поводу никаких иллюзий.

Пожалуй все, теперь вернемся к нашим насущным вопросам. У тебя в критической ситуации мозги гораздо лучше работают, с тобой, в такие моменты, даже приятно иметь дело…"

Зверь темной тенью проскользнул в дом человека, с которым он делил свое тело. Еще по дороге в логово его стало корежить от боли, сильно воспалились и огнем горели пара царапин, полученных им во время последней охоты. Особенно болела левая нога, которую чуть поцарапал кинжалом умирающий мужчина, голову которого Зверь потом съел.

Зверя болтало из стороны в сторону, на левую ногу он наступал с трудом и от боли он почти ничего не видел. Его сил хватило ровно на то, чтобы добраться до входа в логово. От вкусного запаса сил и магии, что он выпил из женщины на кухне трактира, уже ничего не осталось. Он свернулся калачиком на полу дома перед распахнутым настежь входом в подвал и жалобно заскулил от боли и отчаянья.

Человек внутри зверя зашевелился и стал объяснять зверю, что он был не прав. Оружие легионеров, которым были нанесены легкие и вроде не существенные царапины, было обмазано очень сильным ядом. И от неминуемой смерти зверя спасла только огромная живучесть и магия, выпитая из женщины, но все это ненадолго. И если срочно не принять противоядие, то… часы жизни зверя сочтены.

Человек властно потребовал себе свое тело. Отдавать только недавно завоеванное Зверю не хотелось, но БОЛЬ, которую он сам так любил причинять другим, в этот раз терзала его тело. А человек внутри посмеивался, перечислял симптомы и подсчитывал уровень боли. Потом он взялся рассуждать о том, что легионеры, пришедшие в подвал убивать человека, не догадались смазать оружие ядом, а решили воспользоваться магией, которая не причиняла Зверю ни малейшего вреда. А яд, предназначенный для животного, убивал зверя, но его легко мог вылечить человек.

Зверь и человек, владеющие одним телом долго спорили, но Зверь тоже не хотел умирать, а боль все нарастала. Наконец они договорились "о совместном владении" и приняли совместное решение попытаться объединить сознание, тело и способности, но уже после того, как человек, под неусыпным контролем Зверя вылечит их общее тело.

Тело жуткого животного на полу дернулось, изогнулось и перетекло в грузного, но не толстого, человека хорошо за пятьдесят. Человек с трудом встал и, пошатываясь и держась за перила и стенку, дошел до своего кабинета на втором этаже. Там он с трудом, дрожащими руками, откопал у себя в столе склянку темного стекла, хорошо глотнул содержимого, и помазал остатками все мелкие раны и порезы, найденные им на теле. Потом человек с трудом дошел до спальни, залез на кровать и заснул, по-звериному завернувшись в теплое одеяло.

Утром, вернее уже ближе к полудню, мы с полковником пришли к молчаливому соглашению, что "невесты" у него не было, мордобоя в нашей спальне тоже не было и с магом в номере трактира он меня не заставал.

Поздний завтрак, или скорее очень ранний обед, прислуга накрыла в малой столовой у пылающего камина. И даже кухарка, что торжественно внесла в залу блюдо с горой ватрушек, тоже была сама вежливость и предупредительность. Перспектива получать на кухне еду и в отсутствие сейна, меня несказанно порадовала, а то летом приходилось есть у Джурга, без сейна старая карга отказывалась меня кормить, и только сковородкой не била.

Мы мирно, по-семейному завтракали и беседовали о погоде, закончившейся ярмарке, прошедшем приеме у Доджа, где мы не были, и прочих мелочах. И тут слуга объявил о визите сейна Одиринга аль Бакери, при упоминании этой фамилии сейн вздрогнул. Ну да, несостоявшаяся невеста-то тоже аль Бакери…

Пока Одрик шел до столовой, я поведала сейну, что мы с Одриком, больше не являемся официальными оглашенными. Сейн сперва обрадовался, но потом решил отложить свои предложения "на потом". А то как-то неудобно получилось бы, только собирался с одной, а потом сразу с другой. Лучше подождать немного, тем более что я тут, в его доме живу и никуда убегать не собираюсь.

— Доброе утро, сейн, Анна…

— Доброе, доброе… Присаживайся, плюшки будешь? — донельзя предупредительный слуга уже поставил перед моим бывшим чашку с травяным сбором, — Что привело тебя сюда столь спешно?

Сейн сидит напротив меня в домашнем халате с сильно помятым лицом и цветными разводами под левым глазом, и тоже неторопливо завтракает. Одрику он чуть кивнул и занялся поглощением очередной ватрушки.

— Анна, я… мне… — мнется, не знает, как сказать, — А можно мы поговорим наедине?

— Нет. Говори так… — но слуг из комнаты я жестом выпроводила, неча им господ слушать. Маг жмется и почему-то смущается и боится перевести на меня глаза, но больше всего смущения не от моего едва прикрытого длинной рубашкой тела, а смущается он из-за голых и сильно волосатых ног сейна в домашних шлепанцах гигантского размера, торчащих из-под халата.

— В общем…, дай мне, пожалуйста, в долг тысячу золотых крон. Я тебе верну на днях и даже с не большим процентом.

Я аж подавилась…

— Одрик!! Ты же еще летом был богат. И почему ты не можешь взять эту сумму в банке?

— В банке требуется залог…, а дом на улице Трех яблонь не стоит этой суммы и в залог не может быть принят.

— А усадьба?

Одрик покраснел как гоблин, заерзал на стуле, чувствуется, что он готов провалиться на месте.

— Усадьба уже заложена… И не мной… Тетушка постаралась, и как только умудрилась? И со счета почти все выгребла…

Сейн чуть поперхнулся очередной ватрушкой, потом засмеялся и захлопал в ладоши.

— Браво!! Браво!! А я думал, что я один пострадал. Ну и родственнички у тебя, сосед!! Имея такую родню можно не заводить врагов, родня постарается за тебя…

Полковник встал, и, утирая выступившие у него на глазах от смеха слезы, ушел, оставив меня с Одриком наедине.

— Одрик, щедрый ты мой, объясни мне, что же произошло?

И мой бывший женишок, мямля и сбиваясь на извинения, рассказал мне следующее. Он сегодня с утра отправился в эльфийский банк, где у него был открыт счет. Сегодня ему надо расплатиться с гномами, что наконец-то закончили ремонт или скорее строительство дома на его участке. Гномам было заплачено вперед, но они по просьбе Лотти и требованиям Сигвара выполнили еще кучу разных дополнительных работ и улучшений. И сейчас им требуется доплатить, а еще скопился долг перед прислугой и поставщиками продуктов и мебели в усадьбу. Деньги, что он оставил "на хозяйство" куда-то пропали, и мы оба догадываемся — куда они делись. Текущий счет почти пуст, Лотти плачет, это она сняла с него круглую сумму "на лечение больной мамы". Совесть у нее больная, это точно! А еще большую сумму с этого счета снял сам банк в уплату процентов по закладной.

С закладной на дом — это вообще темная история. Банкиры говорят, что к ним приходила Лотти со своей мамой, а Лотти говорит, что ни в какой банк с ней не ходила, а только подписала пару чеков "на лечение", но пропала генеральная доверенность, что Одрик оставлял своей сестре на время своего отсутствия.

У кого еще попросить в долг такую большую сумму Одрик не знает, а рассчитаться надо сегодня, вернее, еще вчера. Он, Одрик, клятвенно обещает, что в ближайшие дни раздобудет деньги и вернет, в крайнем случае, продаст коллекцию бабушки Эффины, но на это требуется время.

Сидит весь такой грустный-грустный и мнет в руке кусок ватрушки.

"Мара, у меня есть такая сумма, ему в долг? "

"Конечно, есть! Если бы не было, я бы Учителю сразу сказала, чтоб не рассчитывал. Мы даже о проценте за заем договорились! Ну и жмот же он! "

"И на какой процент вы договорились? "

"Под пять процентов в день!! " С гордостью заявила Мара, и теперь уже я чуть не подавилась…

"Ты что с ума сошла!! "

"Не, все нормально. Меньше брать было бы стыдно. Если бы ты знала, откуда он собирается золото брать, чтобы с тобой рассчитаться, ты бы еще больше запросила. "

"И откуда же? "

"Он собирается заняться трр… трр… тррррансмутацией! Вот!! "

"Чего? "

"Твой бывший женишок, под руководством Учителя, естественно, собирается свинец преобразовать в золото. "

"И что? Золото будет нормальным? И со временем не развалится и не преобразуется обратно? "

"Этого я не знаю… Он же первый раз этим заниматься будет. "

"Да, Марусь, ты, в этот раз, права, надо было брать не меньше десяти процентов в день, за риск. "

"Вот!! "

"Короче не хвастайся, а достать ему требуемую сумму. Он в курсе условий? "

"Есстесственно…"

Мара изогнулась и отрыгнула на пол горку золотых монет.

— Одрик, держи и не сочти за труд пересчитать, а то Мара всегда норовит обсчитать.

Демон посмотрел на меня укоризненно и выплюнула изо еще пару монет, дескать, они к языку прилипли.

— И все равно пересчитай. — Мара фыркнула и отвернулась с видом оскорбленного достоинства. Мой бывший женишок сгреб монеты, не считая, это он зря, и радостно удалился.

Одрик нашел Лотти и Кани вместе, разбирающих короба с пожитками из его старого дома. Он высыпал на столик все золотые кроны, взял себе парочку как образец.

— Вот, девочки, это на неотложные дела. Меня не ждите, я сегодня буду поздно, — и уже выскочил в коридор, его за рукав схватила сестра,

— Одрик, что же ты делаешь?!

— Что? Я решаю наши проблемы.

— Да, я знаю. Но так нельзя, убегаешь невесть куда, когда вернешься — "поздно"… И Кани не сказал ни слова, а она к каждому шороху прислушивается. Ты где-то уже перекусил, а она не ест, не пьет без тебя.

— Но ты же не моришь себя голодом в отсутствие Рора.

— Я знала, на что шла, и иллюзий на его счет не испытывала. А она верит, что ты особенный, и не смей ее разочаровывать, не смей ее обижать.

— Да как я ее обижаю, я же это для нее делаю?

— Обижаешь невниманием. Проблемы всегда будут, не эти, так другие, а она замирает, как только шаги твои услышит. А ты уходишь, и слова ей не скажешь. Так что задержись с ней на несколько минут, никуда проблемы не убегут.

И Лотти прикрыла дверь в их комнату…

… Кани через цветные стекла столовой смотрела вслед Одрику, пока тот не скрылся из вида.

Пустынный варг нехотя пробирался сквозь занудный каравачский дождь.

"И куда это мы направляемся? Вроде собирались заняться классическим вариантом трансмутации? "

"Так я из свинца должен сделать золото. Что собственно и требуется. "

"И где мы этим будем заниматься? "

"Сначала надо раздобыть свинец, вот туда я и направляюсь. "

"И где у вас тут в Караваче свинец продают? Разве в погребальном храме? Ах-да, здесь же есть мастерская обустройства склепов, там свинец обязательно должен быть. "

"Должен, но мы туда не пойдем. "

"Уж не хочешь ли ты сказать?!.. "

"Хочу, и не сказать, а сделать. Надеюсь, мама на меня не обидится. "

Еще в самом начале лета, когда у Одрика были деньги, и не было проблем, он заказал у местных свинцевальщиков двери для семейного склепа. И свинец там был чистый, без олова или серебра. Серебро добавляют, если хотят показать, как они любят своих усопших предков, олово, если хотят узнать у них древние семейные тайны. Некоторые еще и золотят кованые свинцом двери, покрасоваться еще никому не запрещалось, даже здесь, на упокоище. Одрик поставил только свинец, для защиты покоя своей матери и бабушки.

Одрик подошел ко входу, огляделся… Ему вспомнился такой же сырой осенний день, когда они вместе с матерью перенесли сюда, и поставили в ниши биватар[9] с костями бабушки. Несколько крупных костей — это все что оставляют от тела храмовые животные. Когда мама покупала это место на храмовом кладбище, то из-за нехватки денег пришлось приобрести крохотный кусочек земли с самого края, а вокруг был голый пустырь. Сейчас все вокруг уже было застроено такими же крохотными домиками-склепами. Кое-где торчал высокий бурьян, буйно росли кусты сеи, а склеп семьи Бакери оплели ветки вьющегося медоцвета. Сейчас его покрасневшие листья, среди которых терялись крупные горькие ягоды цвета крови, пологом накрывали двери в место упокоения его родных.

И вот он сам нарушает тишину в их склепе. Мама всегда его понимала и поддерживала, наверное, она поддержала бы и сейчас. Чеканные свинцовые листы были сняты с деревянных дверей. Одрик скрылся во мраке маленького домика, устроенного внутри под пещерку. Ему надо было сделать из металла Темного Лика металл Светлого Лика, из мертвого серого свинца радостно сияющие золото. Свинец и золото — две стороны одной медали, два сына одной матери, но такие непохожие братья…

"А здесь неплохо, сухо, темно и тихо. Как раз подходящее место, чтобы сосредоточиться. Ну что, готов?".

"Да, я без результата отсюда не выйду. "

"Прекрасно! Всегда бы так. Ну, начали! Первую позицию медитации пропускаем, вторую тоже, начинаем с третьей…"

И вот Одрик уже внутри себя на берегу своего бескрайнего радужного озера.

— Братишки, вы здесь?

— Мы всегда здесь, мы только и ждем, когда ты зайдешь, — ответил хор голосов.

Одрик ткнул семь раз в упругую поверхность магического прибоя, и из волн поднялись семь его копий разных цветов. Он взглянул на весь этот хоровод и греб их в кучу. Получился один радужный Одрик.

— Вот так лучше, а то тяжело с вами со всеми разговаривать.

— Чем мы сегодня займемся? — спросил хоровой голос.

— Вот это надо бы сделать, — и Одрик покрутил в руках золотые кроны.

— А из чего? — Одрик молча кивнул на пластины свинца на берегу.

— О! Это нам раз плюнуть, — воодушевился его радужный двойник.

Из глубин озера показался плавильный котел, они вдвоем установили и разожгли под ним огонь. Загрузить в него свинец тоже не составило труда.

— Так, нам надо из фиолетового получить желтый, — двойник присел на берег и нарисовал круг и стал строить какие-то схемы. — Это сюда… Фиолетовый с зеленым не складывается… Желтый с голубым дают зеленый, но нам это не поможет… Зеленый с красным дают желтый, ага. А красный с синим — фиолетовый. Нам нужно убрать синий и добавить зеленый.

Двойник поднял голову и спросил у Одрика,

— Понятно?

— Не-а.

— Да вспомни, это же цветовой круг. Смешение цветов. Желтый и голубой дают ярко-зеленый цвет. Уменьшение доли желтого порождает изумрудный, а снижение вклада голубого — салатовый.

— Это палитра, приготовление красок.

— Точно. Только краски ты мог получать добавлением, а сейчас можешь и разделением.

— А в фиолетовый зеленый нельзя — будет грязь.

— Все ты помнишь, фиолетовый с зеленым противоположные цвета, не складываются они.

— Да, где нет зелени, там смерть, зверь или человек забредут и уйдут, ветер пролетит, огонь вспыхнет и погаснет, даже дождь может пройти. Но где нет травы — нет жизни, — Одрик растворялся в каких-то грезах.

— Короче, — вернул его к делам насущным радужный брат, — нам нужно из фиолетового убрать синий, и уже потом добавить зеленый. И как ты это собираешься сделать?

— Как? Наверно… эм-м-м… призывом воды.

— Здорово, давай! Уберем излишнюю сырость и посадим травинки-былинки…

Синие нити собирались на пальцах Одрика и каплями падали в песок. Варево в котле действительно меняло цвет на ярко-красный. Потом и из озера потянулись зеленые струйки, и их суп засиял как молодое ячменное пиво, когда на него падает луч Андао.

— Все, СТОП! А то передержим. Давай-ка сюда твой образец.

Двойник Одрика откусил монетку как печенье, потом опустил палец в котел и облизал его.

— А неплохо для первого раза. Только дурят вашего брата эти банкиры, тут кроме золота еще кое-что подмешано. Но мы уж переделывать не будем.

— Мне еще это донести надо, и желательно вот в таком виде, — Одрик показал вторую монету.

— А это, как я уже говорил, нам раз плюнуть, — двойник забрал у Одрика целую монетку положил ее за щеку. Ковшиком на длинной ручке зачерпнул варево, подул на него и выпил. Одрик даже зажмурился, глядя на него.

Когда он открыл глаза, его радужный братик выплевывал монетку за монеткой в свои ладони…

"Мой принц, очнитесь!.. Вот когда пожалеешь, что нет рук… Одрик, ну хватит уже! Возвращайся! "

Маг с трудом открыл глаза, но еще долго приходил в себя. Кругом был кромешный мрак, он сидел, прислонившись к каменной стене в глубине родового склепа. Еще некоторое время ему понадобилось, чтобы вспомнить, где он и сплести искру света. Бледно голубой язычок пламени осветил разбросанные вокруг него монеты. Он собирал их с пола горстями вместе с песком и пылью, стараясь не смотреть на ниши в южной стене склепа, где тускло поблескивали два биватара.

Старый сторож упокоища взвыл и едва не лишился чувств от страха, когда за полночь из одного склепа вышел человек со странно освещенным голубоватым лицом. Одрик хотел было ему все объяснить, успокоить, но выслушав Учителя, решил что напугает его еще больше, и пошел разыскивать своего измученного долгим ожиданием варга.

Торкана проснулась от каких-то звуков, выглянула в коридор и увидела свет со стороны столовой, куда она и поспешила.

Совершенно грязный плащ Одрика валялся на полу, а его не более чистый хозяин макал горбушкой хлеба в банку с вареньем, даже не помыв рук.

— Одрик! Неужели ты такой голодный?

— Угу, — ответил он, подтверждая сказанное интенсивным киванием головой.

— Даже умыться не смог?

— Угу, — подтвердил Одрик продолжая возиться в банке.

— Ты бы помылся, а тут накрыли бы на стол.

— Не-а! — активное мотание головой.

— Кани, милая, это бесполезно, — в столовую вошла Лотти, тоже разбуженная ночными хождениями, — он же голодный как стая болотных криллов. Лучше принеси ему воды умыться, а я на кухню схожу. У нас там кое-что оставалось: сыр, пироги с капустой, супчик… Одрик, тебе супа погреть?

— Угу! Угу, угу…

Категорическое условие получения супа только после мытья рук, вынудило Одрика подставить их под струйку воды над тазиком. Все-таки пришлось смывать пыль со лба и бровей, пережевывая не очень свежий хлеб. Только после осушения глубокой мисочки супа взгляд Одрика принял осмысленное выражение. Лотти налила ему вторую,

— Кани, ты посмотри на него. Я боюсь спрашивать, но, кажется, у него что-то получилось. Одрик, как твои успехи?

— Вот, — он выпихнул из под стола явно непустую мошну. — Лотти, ты это запри в…, ну ты знаешь где. Надеюсь, у нас в доме воров нет, но осторожность не помешает. Завтра, вернее уже утром все посмотрим, посчитаем.

— А примерно здесь сколько?

— Не меньше пяти сотен… Но еще желательно в банке их проверить на "подлинность".

Поздний ужин не стал затягиваться, все разошлись по спальням, где все сделано для них и по их желаниям. Одрик смотрел на Кани и, хотя он не выпил ни капли, его взгляд из осмысленного снова становился одурманенным, мечтательно-ненасытным, словно он пил не мог напиться.

"Мой принц, не рановато ли Вы поднялись для аристократа в праздничный день?! "

"Учитель, на Вас не угодишь."

"Так я же о тебе переживаю, вчера еле притащился. "

"Не вчера, а сегодня. "

"Тем более. "

"Я хочу с этим быстрее покончить и праздновать уже свободно, не морща лоб от тяжелых мыслей. А завтра, между прочим, Стерг. "

"А сегодня, между прочим, Марис. И у Сора с Маари свадьба. "

"Уже? Быстро они… И чего я там буду делать, смотреть, как народ пьет? "

"Вот, если не пить, то и делать нечего, мог бы развлекать Торкану. "

"Я буду развлекать ее завтра и все оставшиеся дни… И мне так удивительно слушать, как ты отговариваешь меня от дела. "

"Н-да? Действительно, чего это я вдруг! Но вот тут коллега Дик, подсказывает, что ты что-то забыл. "

"Не юли, говори, чего надо? Мне за каждый день пять процентов капает. "

"Разве пять процентов дороже Кани? "

"Она спит, зачем ее будить? "

"Так она не спит, она плачет, а ты не видишь. "

Одрик подошел к совершенно неподвижной девушке, уткнувшейся в подушку.

— Кани, что с тобой? Почему?

— Ты мне не доверяешь, молчишь. Почему я все узнаю от Лотти?

— Дело касалось ее матери, право Лотти решать, кто и как будет знать.

— Но я тоже хочу помочь. У меня же есть деньги.

— Прости, Кани, но я не буду жить за счет женщины, тем более той, с которой делю постель.

— Да, а у Анны ты смог в долг взять! — в голосе Торканы уже чувствовался жар разгорающейся ревности.

— У Анны… Да, она не женщина! Уй!!! — Одрик сообразил, что ляпнул, не подумав, но слово вылетело и обратно его не загонишь. — В смысле… я хотел сказать, что никогда не смотрел на нее как на женщину, у нас только дружеские отношения.

— А это правда, что… у нее ребенок будет? Я не ошибаюсь? — это было сказано со странно горьким придыханием.

— Почему бы тебе ее об этом не спросить?

— Значит правда… А почему она никому ничего не говорит и полковнику тоже?

— А я-то откуда знаю?! Видимо ей так надо.

— Вы с ней в своих поездках всегда в разных номерах жили?

— О, Пресветлая!!! Кани, ты думай, что говоришь!

— А что мне думать? Я все время одна. Вы с ней снова куда-то соберетесь, ты уйдешь, а я никому не нужна…

— Ты мне нужна, запомни! Но мы делаем не только что хотим, а и что ДОЛЖНЫ. Поэтому я сейчас ухожу, и не развлекаться. Ты остаешься здесь, в моем доме, в НАШЕМ доме и тебе здесь есть, чем заняться. Вот, я отдаю тебе ключи.

— А как же ты?

— Разве я не открою в собственном доме любую дверь? Да и не в собственном тоже… Я, кажется, начинаю верить в то, что мне твердит Учитель и компания. Если я действительно, тот, кого не ждали, но надо пользоваться возможностями. Все, мне пора — дело ждет. Я хочу разделаться с этим сегодня, чтобы завтра в день Стерга быть свободным. И когда я вернусь, то постарайся встретить меня не только черствым хлебом и остывшим супом.

Торкана опомнилась, и пока Одрик седлал варга, успела побывать на кухне, собрать ему снеди на день. Проводив его до ворот усадьбы, она повесила ключи на пояс и пошла обозревать дом уже не как гостья, а как хозяйка.

На Каравач уже опустилась ночь, а варг Одрика дошел до усадьбы непонукаемый ездоком, животное тянулось к теплому пойлу и сухому стойлу. Сам наездник держался на честном слове. Кто-то подхватил волочащиеся по лужам уздцы:

— Сейн устал. Малыш поможет, — рядом стоял доставшийся ему в наследство от легионеров дурачек.

— Сейн хороший, сейн не обижает Малыша, — и дурачек подсунул голову Одрику под руку, как варженок, когда хочет, чтобы его погладили. Пришлось потрепать нечесаные вихры.

— А кто-то обижает Малыша?

— Эти, — и глупенький увалень показал ладонью примерный рост гномов.

— Они у меня получат, недорослики.

— Не надо! Не надо! Пусть сейн будет хороший для всех.

— Малыш, глупенький, для всех хорошим быть нельзя, не получится.

— Не получится? Нельзя?

— Даже Андао не светит все время, заходит на ночь… И нельзя есть одни леденцы.

— Малыш давно не видел леденцов, — и обиженно хлюпнюл носом.

— Будут тебе леденцы, но днем. А сейчас всем спать: и сейну, и варгу, и Малышу.

Одрик едва дотащился до спальни. Кани встречала его, она по примеру Анны устроила днем сиесту и выглядела свежей и отдохнувшей. Он бросил сумку и облепленный багровыми листьями плащ на пол, и обессиленный опустился на кровать.

— Я сделал ВСЕ, мы свободны, — ответил он на молчаливый вопрос Кани.

— Одрик, ванна горячая, давно тебя ждет. Ужин в столовую подавать или сюда?

— Пить мне принеси, чаю горячего, а то воду с упокоища пить нельзя, — Торкана побежала в столовую. Там уже что-то было приготовлено. Торкана проштудировала необходимые главы поваренной книги, чтобы найти походящий рецепт пунша:

"В кружке горячей, но не кипящей воды, заварить чай, через несколько минут процедить. Далее чай смешать с четырьмя ложками лугового меда и двумя ложками сиропа гариамского черного корня. Добавить полкружки гоблинского рома. Смесь разогреть в кастрюле. Пунш подается горячим. "

С точным рецептом пунша, к сожалению, были проблемы. Мед был садовый, а гариамский корень и на ярмарке не найти, обошлась местным аналогом. Ром неизвестно чей, но лучшее, что можно было купить в Караваче.

Согреть напиток для огненной ведьмы — проще некуда. Одрик сделал два глотка,

— Это не чай.

— Тебе не нравится?

— Нет, нравится. Просто не ожидал, — он поставил бокал на столик и прилег на подушку. — Я немножко отдохну и тогда… — и отключился.

Кани не решилась будить спящего Одрика. Мокрым полотенцем стерла брызги дорожной грязи с его лица, смыла въевшуюся пыль склепа с его рук. Один его сапог был снят наполовину, дальше у него дело не пошло. И не самое страшное, что на сапогах все непролазная грязища дождливого Каравача, а то, что снимая их, она — потомственная аристократка, должна поклониться мужчине в ноги. В ее Роду такое немыслимо, во всем Ричелите немыслимо. Но Род Эльдингов брезгливо отвернулся от нее, от ее проблем, и из столицы пришлось уехать. Так какое ей дело до них? А он… От него пахло варжьей сбруей, потом и пылью, и еще примешивался слабый металлический запах. Просто есть ОН, и весь остальной мир, и угадайте с одного раза, что для нее важнее.

Весь мир захватила боль, беспричинная, беспощадная боль, она не только внутри меня, она и вокруг на несколько дней пути. Просто море, океан боли, невыносимой корежащей и разрывающей не только тело, но и пространство. Я всегда была терпеливой, я не плакала, когда еще в детстве приходилось делать уколы, я не боялась стоматологов, не говоря уже про гинекологов. Стоп! Боль не оттуда? Нет, с плодом моей опрометчивой любви все нормально. Я во сне, мне все это снится. Значит это у меня в голове. Вот никогда не думала, что голова это мое больное место. Ну что же делать, как проснуться? А ведь кто-то есть в моем сне, я чувствую это, кто-то вызвал этот болевой потоп и сейчас довольно ухмыляется.

Из пыточного сна меня, как утопающего, вытаскивают сильные руки и встревоженный голос.

— Анна, что с тобой?! Очнись! — мой сейн держит меня на руках.

Медленно открываю глаза, встречаюсь с его бездонным синим взглядом, в нем неподдельная тревога.

— Тебе плохо? Скажи что-нибудь!

Боль покидает тело, тает как кусочки сахара в горячем чае, на ее место приходит блаженство. Я сейчас отдышусь, оближу пересохшие губы и смогу ему ответить.

— Ш-што… случилось? Я стонала?

— Нет. Но ты тяжело дышала, и тебя покрыл пот. Честно, я испугался. Лекарь не нужен?

— Обойдусь! Я сама себе лекарь, мне просто кошмар приснился.

Я все еще у него на руках и меня укачивают как ребенка. От его поцелуя тают последние кристаллики боли. Но сон-пытка вытянул из меня все силы, я не в состоянии ему отвечать, я могу только принимать ласки. Но он не против, ему даже нравится расслабленное и кажущееся покорным тело, которое он наполняет блаженством другого свойства. А вместе с блаженством возвращаются и силы.

— Ну вот, и не нужен никакой лекарь, когда у тебя есть самое действенное средство.

— Тебе уже лучше?

— Однозначно, а если отнесешь меня в теплую ванну, то станет совсем хорошо.

— Думаешь, не донесу? Обижаешь! Ванна рядом, ближе некуда.

И когда мой мужчина справился и с этой задачей, мне в голову пришла очередная идея.

— А знаешь, было бы неплохо выпить кофе вдвоем.

— Да, сейчас скажу, и принесут кофе на двоих.

— Вдвоем в ванной.

— Однако, ты затейница. Тогда я схожу за ромом.

— Зачем?

— Ну как же, сегодня у нас ванна с кофе с ромом, — и он ушел, оставив меня блаженствовать в тепле воды.

Но уже через несколько минут заявился с рабочим выражением лица и пустыми руками:

— И где ром?

— Анна, планы меняются, кофе пьем у камина, приходи туда.

— С чего вдруг?

— У нас гости, твой заемщик долг принес.

— Что, полностью?

— Деньги не мои — не мне считать, — и ушел.

Мара уже наверняка там, потянулась на запах золота. А не буду разряжаться, пойду в халате, в конце концов — все свои. Накрутила на мокрой голове чалму из полотенца и направилась в каминную. Мара сидит под дверью, меня ждет. Торканы почему-то не видно. А сейны уже сидят за столиком и старший ром разливает.

— Ну и за что пьем с самого утра?

— За успешное окончание безумного действия. А именно взятия в долг, — и пинает сапогом тугой мешочек, — Сама пересчитаешь?

— Что? Все? И с процентами?

— С ними, как договаривались.

— Действительно получилось? Дай оценить.

Одрик лезет в карман, достает пару монет, одну передает мне, а другую кладет перед полковником. Монета как монета, эльфийская, новая, блестит. Калларинг разглядывает златник придирчивей, но ничего не находит.

— Похоже… Можешь, однако, — смотрит на Одрика уважительно. — Надеюсь, ты понимаешь, что этим увлекаться нельзя. Это фактически финансовая диверсия.

— Еще бы, — Одрик тяжело вздыхает.

— А жаль, — задумчиво произносит Мара.

— Мара, да что ты понимаешь банковских операциях?!

— Хозяйка, я же о тебе забочусь, у нас под боком ходячая золотая жила.

— Сказано "нет", значит "нет". Это был вынужденный момент.

— Ладно, дай хоть эти пересчитаю, можно?

— Начинай, — моя собачка припадает к мешочку и поглощает монетки с таким наслаждением, что даже начинает переливаться как елочная игрушка.

— Одрик, братик мой названный, а ты чего один без Торканы?

— Да здесь она, советуется с вашим декоратором по текстилю.

— Каким еще декоратором.

— Эльфийским.

— КАКИМ?! — мокрые волосы шевелятся и сталкивают чалму с моей головы, я наверно похожа на медузу Горгону.

— Дорогая, извини, ты сама не интересуешься персоналом, а я тебе не рассказал. В доме давно пора сменить гардины, покрывала, скатерти, а где-то и обивку. И у нас работает модистка по этому делу.

— Эльфийка что ли?

— Нет, северная ларийка, она обучалась у эльфийских мастеров.

— Так наверно дорого, своих надо иметь.

— Ты оказывается экономная. Да, она еще обучит шитью одну нашу горничную… — тут полковник понял, что сказал лишнее и стушевался.

— Это кого? — а волосы у меня не улеглись, так и стоят дыбом.

— Кайте, — он не стал прятаться.

— Она еще здесь?! — чувствую, что волосы высыхают без фена.

— В данный момент нет, она сопровождает мужа. Я командировал Беренгера на пару недель за Тадирингом посмотреть на илларей ферме. Тайная стража заботится о своих ветеранах, да и молодому лейтенанту надо проветриться. Берни живет у меня в гостевой комнате, и не вижу ничего удивительного, что молодые супруги хотят быть вместе.

Да, здесь мне крыть нечем, и хочется — а нечем. Как на это реагирует Одрик не видно, он опустил голову, вроде задумался. Не поднял он свой чудный взор даже, когда горничная принесла кофе со свежей выпечкой и со своими изумительными формами, у него ни один мускул не дрогнул. А вот сейну, как хозяину, пришлось отвечать, что всего достаточно и она может быть свободна. Надо будет под предлогом оформления интерьера дома ввести еще и новую форму для горничных, максимально строгую, фасончик я сама предложу.

Только Калларинг начал разливать кофе, как будто на его аромат, прилетела Торкана на своих каблуках, видать не разучилась еще на них передвигаться. В пустыне-то на каблуках не побегаешь, а тут опять нарядилась.

Перестук высоких каблучков раздавался еще в коридоре, а Одрик вскочил, согнал с места собачку-счетовода, и придвинул кресло для Торканы в плотную к своему. Мара, обиженно сопя, уходит в дальний угол. Торкана сегодня в своем красном обтягивающем костюме, сейчас он не висит на ней, а именно обтягивает ее фигуру как год назад, когда они впервые встретились. Она сейчас редкостная красавица, на такую все случайные прохожие шеи сворачивают.

— Кани, привет. Ты хорошо сегодня выглядишь, — она только кивнула мне, но ответить не успела.

— Она всегда хорошо выглядит, — парирует Одрик. Это просто комплемент от него или он намекает на свое лидерство? Он как будто ставит полог вокруг нее, отгораживает от всех и от меня тоже. Но Торкана это принимает как должное, неужели она согласиться на вторую роль при нем?! Вот бы не подумала.

— Хозяйка, все точно, как в 1С. И даже проценты. Но думаю, нам еще бонус положен.

— Какой бонус, за что?

— Брательник, сам же говоришь, ситуация была безнадежная. А мы в тебя поверили. Кто, если не мы?! И конфиденциальность опять же, вот зачем широкой общественности знать, что ты владеешь трансмутацией и на досуге занимаешься финансовыми диверсиями? А мы, получается, соучастники. Так что, думаю с тебя еще крон двадцать, и мы в расчете.

— Вот вымогательница, забирай! Когда же ты подавишься?

— Не беспокойся, еще не скоро, — Мара облизнулась и еще два столбика монет исчезли в ненасытной утробе.

— Одрик, она все из тебя вытрясла?

— Нет, праздники отгулять нам хватит.

— А потом.

— Придумаю что-нибудь. Пару кристаллов продам, у меня в мастерской выросли. Лотти говорит, что белая илларка скоро доиться начнет, тогда молоком торговать смогу — представляете! — и засмеялся.

— Слушай, — включился Калларинг, — нам в страже надо амулеты и накопители зарядить перед холодным сезоном. Изготовление тебе поручать не положено, ты не на службе, а вот зарядку… Ты сможешь?

— А это сколько угодно, в любое время дня и ночи, под завязку. Но только не сегодня, у нас сегодня Стерг. — Торкана что-то шепнула ему на ухо, — И вот Кани подсказала, что не завтра,… давайте на Лафригора, восстановление платежного баланса на моем счете как раз ему в угоду.

Сегодня замечательное праздничное утро, молодежь собирается в храм самого веселого бога и дальше развлекаться. Мы с полковником тоже будем отдыхать, но наш отдых уже не песни и пляски, а тишина и покой. Нет, тело мое еще не прочь гульнуть, но душа просит надежности и комфорта. Интересно, что это, просто осенняя ипохондрия или период гнездования начинается?

Мы проводили Одрика и Кани до крыльца. Совершенно не походящая у нее обувка для каравачской осени, и Одрик на руках перенес ее через все лужи. На варге было только одно седло, но второго и не требовалось, Одрик посадил девушку к себе на колени, и она прижалась к нему, как прижимаются друг к другу снежинки ледника на вершине Матнарша.

— Как изменилась Кани, почему-то она позволяет собой командовать, — говорю я, глядя в след удаляющейся парочке.

— Вот именно, что позволяет. И он будет командовать ровно на столько, насколько она ему позволит. А как она смотрят друг на друга, счастливые…,- вздыхает полковник, — Надо будет подумать о подарке…

— Каком еще "подарке"? Кому? Ты и так уже кое-кому сделал внушительный подарок!

— Ты тоже кое-кого облагодетельствовала. И мы, кажется, договорились, что не вспоминаем об этом. А подарок ребяткам на свадьбу, мне с пустыми руками являться как-то несолидно.

— Они тебе объявили, а мне ни слова не сказали!!

— Нет, что ты. Но разве по ним не видно? Думаю, это вопрос ближайшего времени. По каравачской традиции жених должен сначала пойти на поклон к родителям невесты, спросить, угоден ли он. Ведь это не просто объединение людей, это объединение Родов. Но родителей у них нет, и они оба изгои. Тут еще вопрос финансовый, свадьбу он будет оплачивать только сам, от нее никаких денег не возьмет, уж я его знаю. И я спорю на бутылку рома, что он еще не раз прибегнет к трансмутации. Ты намекни ему, как бы невзначай, если он этим будет заниматься вне каравачских владений, то у Тайной стражи не будет никаких оснований обвинять его в финансовых махинациях. И пусть лучше лепит великосоюзные монеты, там такая неразбериха начинается, что им уже ничего не повредит. А сейчас пойдем к эльфийской модистке, и ты выберешь рисунок для гардин в нашей спальне.

— Хозяйка, ты это… сегодня гардины выбирать будешь, я тебе в этом не советчица. Я погулять хочу.

— Гуляй, тут целая усадьба, заблудиться можно.

— Да не хочу я здесь блудить, да и не с кем… нет тут никого, — посопела и добавила, — и ничего.

— А чего это, видимо, пиво?

— Ну-у…, - и расплывается бесподобная французско-бульдожья улыбка.

— Ты опять будешь Одрика на бабло разводить?

— Хозяйка, он же все может, ему только захотеть. Может он пиво из воды трансмутирует?

— Только не агитируй его воду обращать в вино, этого еще не хватало!

— А что, полезное умение, — встрял в наш диалог полковник.

— Еще один! Мара, уматывай отсюда, наслушаешься всякого, а у тебя и так фантазия богаче некуда.

Черненькая собачка закрутилась на месте волчком, превращаясь в плотный шарик черного тумана, который со звонким хлопком исчез.

Тело Зверочеловека спало, а нутрии него происходили странные и ни на что не похожие процессы, и когда тело проснулось, внутри него оказалось не двое, а одно существо. Человек и Зверь полностью слились, объединив способности к магии человека и полную не восприимчивость к ней Зверя. Холодная расчетливость со способностью строить далеко идущие интриги человека, впитала в себя звериные инстинкты и жажду убивать. Желание властвовать подпитало собой мечты о продолжении себя в потомках, а способности к трансформации тела объединились со знаниями.

То что встало с кровати в доме Великого Магистра можно было бы назвать идеальным правителем, если бы одна мысль, о том, что оно будет править страной, не вызывало бы СТРАХ.

Утром дня бога ветра — Стерга, тело, свернувшееся клубочком, в удобном коконе из одеял, на кровати в доме Великого Магистра, зашевелилось и проснулось. Зверь и человек, еще не единая личность, то уже скорее больной с расщеплением сознания, с удивлением огляделся по сторонам.

Звериная половинка была поражена ЦВЕТОМ, вокруг все было цветное и пестрое, кроваво-красный полог кровати, сине-зеленый ковер на полу и кажущиеся оранжевыми, в свете заходящего Андао, занавески. А человеческая половинка поразилась силе и множеству плавающих вокруг запахов и ароматов, ковер на полу пах шерстью и пылью, от камина пахло углем, а откуда-то снизу долетал вкусный аромат, чуть протухшего мяса. Зверочеловек встал, потянулся и пошел на этот манящий его аромат.

Запах шел из подвала, дальняя его часть была щедро залита кровью, а на полу валялись вполне приличные куски мяса. Зверочеловек уже протянул руку к первому попавшемуся куску.

— Стой. Не стоит есть перед охотой, к тому же не свежее… — Возмутилась зверина половина.

— Я хочу есть. И чего добру пропадать… тут еще много. — Возразила человеческая половинка, но руку все же убрала.

— Мы потратили много сил на лечение и нам сейчас нужна свежая кровь и свежее мясо. А это уже почти протухло…

Зверочеловек еще принюхался, да, в запахе мяса уже вовсю ощущался аромат гниения.

— А это куда девать? Нельзя это так оставить… — Задумчиво констатировала человеческая половинка.

— А раньше ты куда трупы девал? Ну, те головы, что я подбрасывал?

— Сжигал в камине…

— Вот и в этот раз сожжем.

Зверочеловек решительно отправился наверх, откопал в кладовке старое покрывало и спустился с ним обратно в подвал. А потом он долго и планомерно наводил в подвале своего логова порядок. Складывал в покрывало и утаскивал наверх в кухню куски человеческих тел, смывал, где водой, а где и огнем кровавые подреки, и добавлял печному огню магического жара, но все равно дело продвигалось плохо.

Человеческая составляющая зверя не хотела тратить драгоценную магию на уничтожение тел, проще спихнуть в канализацию, но звериная часть настояла на своем, улики надо уничтожить без следов. Без магии спалить человеческое тело в простой кухонной печке почти невозможно, да и дров понадобится много, а еще из тела натечет жир и загадит всю печь, а сажа от сгорания может забить трубу. Поэтому, как бы не возражал человек, но пришлось потратить магию. Тел было много и к концу процесса уничтожения улик, магии почти не осталось, а на кухне стоял характерный запах горелого человеческого мяса. К полуночи порядок был наведен, а в животе Зверочеловека журчало от голода.

— Все пора на охоту. — Решительно заявила звериная половинка.

— А может ну ее, съедим илларя, он еще живой и вполне даже упитанный, и ляжем спать?

— Нет. Пойдем на охоту. Во-первых, человеческое мясо намного вкуснее и полезнее, а во-вторых, я проредил тех, что на меня… на нас охотились, но еще остался заказчик. И пока он жив, он может и повторить свой заказ. Надо его убить…

— И съесть? — Уточнила человеческая половинка.

— И съесть. Пошли охотиться…

Зверочеловек накинул на себя просторную, не стесняющую движений человеческую одежду, и неслышной тенью выскользнул из логова на улицу. Он чуть оглянулся и втянул носом вкусные ароматы улицы и прислушался, но улица была пустынна, а потом он неслышно заскользил от тени к тени, от дома к дому…

Зверь поделился с человеком картинкой, где живет или часто бывает заказчик, и человек указал Зверю куда идти. А с другой стороны Зверь руководил телом, где и когда прятаться от встречных, когда затаиться, а когда пройти по крышам, а Человек осуществлял общее руководство.

Вот и нужное место… мрачный трактир в не слишком приличном районе, чуть светятся окна первого этажа, неплотно прикрытые ставнями. Полного портрета заказчика у Зверочеловека не было. Только адрес и еще одна примета — это седой человек маленького роста, возможно слуга одного из постояльцев или трактирный служка.

И звериная и человеческая половинки дружно решили, что убивать надо всех, кто есть в доме, так будет надежнее, да и веселее. Зверочеловек скинул на мостовую мешающий движениям безразмерный балахон, и перетек в полностью звериный облик, подпрыгнул и ловко полез на крышу трактира и скрылся в слуховом окне. Чердак был пуст, и зверь легко нашел люк вниз и стал потихоньку обходить комнаты наверху, методично и тихо убивая всех постояльцев и встреченных по дороге трактирных служек.

Затруднения у Зверочеловека возникли только в одной комнате-кабинете, ее хозяин каким-то шестым чувством почуял приближение опасности и попытался удрать через потайной ход, но зверь оказался быстрее…

Через час в трактире, не официальной собственности уже покойного мэтра Олирко и места дислокации уважаемой гильдии воров домушников, не осталось никого живого, а Зверочеловек ходил по этажам и еще раз осматривал трупы. Три из них немного походили на имеющееся у него описание заказчика, но зверь почему-то нервничал.

— Да чего ты переживаешь… Мы убили всех, вот эти два вполне могли быть заказчиками. — Стал успокаивать свою вторую половину человек.

— Нет, заказчика тут нет.

— Почему?

— Я чую…

— Да? Но мы все равно этого не узнаем, поэтому давай поедим, и уберемся подальше отсюда. Вон тот толстый очень вкусно пахнет, жалко что магии в нем нет…

А пока звериная половинка с аппетитом вкушала добычу, человеческая часть Зверя посвящала его в свои ближайшие планы. Большинство из них Зверю были совершенно не интересны, но с тем, что надо постараться не привлекать к себе излишнего внимания и продолжать работать над собой, он согласился. Уж очень удобное место занимала в этой местности, наполненной вкусной и глупой добычей, человеческая половинка. Еще, в воспоминаниях человека, Зверя очень заинтересовали подвалы Магической стражи и возможность насыщения в них магией и болью. И Зверь согласился, что ходить туда официально намного проще, чем пробираться тайком.

На том и порешили… Следующим утром Великий Магистр раньше времени закончил свой отпуск и приступил к работе: подготовке к заседанию Совета Великих и разбору прочих накопившихся за время его отсутствия дел.

Резидент ордена равновесия пришел в себя… Вокруг было темно, вокруг узкой кровати колыхалась тонкая занавеска, и характерно пахло лекарствами. Антонин чувствовал себя очень хорошо, и спать ему больше не хотелось. Он тихонько, чуть пошатываясь, встал с кровати, рядом на гвоздике висела его одежда.

Дежурная сиделка тихо спала, сидя за столиком и положив голову на руки. Антонин незаметно выскользнул из больницы и движимый нехорошим предчувствием, быстрым шагом пошел по направлению к трактиру, где работал и жил мэтр Олирко, и где собиралась гильдия воров-домушников. Он торопился изо всех сил, но их-то как раз после болезни было еще очень мало, и ему приходилось останавливаться и ждать, когда угомонится бьющееся умирающей птичкой сердце.

Когда Антонин подошел к трактиру, уже начало светать, он по привычке пошел к задней двери, как вдруг его внимание привлекла чуть приоткрытая дверь главного входа. Это было не правильно… После наступления темноты в трактир всех подряд не пускали, для этого на входе с большой дубинкой стоял дюжий вышибала. Днем, да… днем сюда ходили, все кто хотел, а после наступления темноты в нем собирались только свои: воры разных гильдий, скупщики краденного и прочие темные, и очень нужные личности. Поэтому открытая, и хлопающая на осеннем ветру дверь трактира испугала Антонина сильнее, чем разъяренный хайнрод[10].

Резидент ордена равновесия оглянулся по сторонам, но тихая улочка была пуста, и скользящей походкой проскользнул в приоткрытую дверь. Весь зал трактира был залит кровью… Антонин с трудом смог дойти до лестницы наверх, не наступив ни в одну из многочисленных луж.

Дверь в кабинет Олирко была распахнута, но хозяина в нем не было. У Антонина появилась слабая надежда, что он спасся. Он подошел к стене рядом с камином, нажал на один из камней, и с чуть слышным щелчком, приоткрылась потайная дверь. Мэтр Олирко лежал на ступеньках потайной лестницы. Кто-то очень сильный свернул ему шею и почти оторвал голову. Антонин сел на ступеньки рядом со своим мертвым хозяином и другом и на его глаза навернулись слезы. А потом он долго вытаскивал тяжелое тело по крутой лестнице наверх, ходил по залитым кровью коридорам и комнатам трактира и поливал все маслом для ламп.

Огонь разгорался долго и словно нехотя, и Антонину пришлось полностью потратить единственный, имевшийся у него, огненный амулет.

Тяжелая свинцовая дверь бесшумно отворилась.

— Кайлас, не желаешь ли прогуляться? Меня на праздники пригласили мои старинные приятели, но мне не хочется оставлять тебя здесь одного. И я буду без тебя скучать, мой мальчик, — асса Галенгейра была в редкостном для нее приветливом настроении. — Прокатишься, новый город увидишь, не все же тебе в этом подземелье сидеть. И погода сейчас подходящая, влажно, прохладно…

Кайлас действительно не любил жары. Но и не был столь наивен, чтобы поверить в нежданное мягкосердечие хозяйки. Значит, ей что-то от него надо, а если надо, то притащит его как криллака на цепи. Поэтому, нет смысла упорствовать, видимо судьба его такая.

— Да, пожалуй, я с удовольствием.

— Вот и славненько, вот и молодец! Через час экипаж будет готов. Я за тобой посылать не буду, собирайся и выходи сам. Ты же слышишь все, что происходит в усадьбе.

— Хорошо, как скажете, асса.

Экипаж, запряженный породистыми варгами, быстро катился на север. Асса Галенгейра решила переходить через дальний круг, и от дома подальше и в ночном сумраке никого не смущает цвет лица Кайласа. Белейв и Борвен сидели на козлах, там и поговорить о своем можно, и воспитанник ассы их не смущал. Дорога шла через лес. Кайласа радовали желтые листья, заносимые ветром в окошко экипажа, потемневшая от дождя хвоя, до которой можно дотронуться, выставив руку. На привале он наслаждался прелым запахом осеннего леса и вкусом грибов, спрятанных в дуплах лесными зверьками, погружал ладони в глубину бурого мха, радовался случайному животному или птице, но они стремглав уносились от него подальше. Незадачливый охотник, пересекший со своим криллаком тропинку Кайласа, потом долго ждал возвращения своего гончего по кровяному следу из лесной чащи.

А вот людям до него было все равно, при такой сырой хмурой погоде все прячутся поглубже под капюшон и выражение лица у большинства соответствующее. И желания тоже почти у всех совпадают: поближе к камину, где ждет мясо на вертеле и стаканчик вина, а потом в постель под два одеяла и желательно не одному. Вот и у магов из круга при портале других желаний не наблюдалось, они мельком взглянули на проездные документы и отправили путников в Арлиндис.

Арлиндис возник как гончарная слобода, на месте богатом замечательной глиной. Сначала это были просто миски, горшки и кувшины. Потом людей перестала устраивать просто посуда, они захотели, чтобы она была еще и красивой и в городке появились художники, расписывающие блюда, чаши и вазы, а городу потребовались краски. Город рос, нужны были строительные материалы и возникли кирпичные заводики. К гончарной и рисующей гильдиям добавились кирпичники. Городское начальство объединило разрозненные глинокопни в один большой карьер и пригласило оранжевых магов. Множество печей для обжига требовали дров и в окрестностях города, на хуторах строились лесопилки. Все это надо было перевозить, всем этим надо было торговать и в Арлиндисе учредили гильдию возчиков и гильдию торговцев. Город расстроился, кроме Двуликой, там особо почитался Марис, как покровитель земляных работ. Его храм на главной площади еще издалека манил к себе разноцветной майоликой. Марис не оставил такое почитание без внимания, и вскоре в окрестностях Арлиндиса были открыты залежи белой глины. А местные мастера незамедлительно принялись за освоение фарфора.

Великий Дом Наттлиди установил монополию на все, что касалось фарфора, на каждое изделие ставился их герб. Работали с фарфором только лучшие мастера и талантливые рисовальщики, если чашка, чайник, супница не имели недостатков, а просто были не идеальны, они уничтожались. Любой фарфоровый предмет обязан быть безупречным, и, следовательно, почти драгоценным. А драгоценного всегда мало. Весь арлиндисовский фарфор был великолепен и доступен только самым состоятельным Домам. Для всех остальных было вдоволь красной керамики и кособокого и не очень фаянса.

Когда асса Галенгейра со спутниками вошла в город, занимался рассвет. Она указала наемникам на один небольшой, но уютный домик с садиком.

— Там трое, пожилые супруги и их служанка. Хозяин с хозяйкой еще спят, а служанка на кухне уже что-то готовит. Белейв, Борвен, мы как раз во время, горячий завтрак нам сейчас не помешает. Действуйте!

Опытные наемники быстро справились с задачей. Через несколько минут они вышли:

— Хозяйка, все готово, куда их?

— А сейчас мы Кайласа попросим, он все сделает, и не надо будет суетиться.

— Кайлас, мальчик мой, доставь мне удовольствие, подними их. Ну, не упрямься, ты прекрасно знаешь, лишних денег на приличную гостиницу у меня нет, а в каком-то захудалом трактире мы останавливаться не можем, я должна тебя надежно прятать. Не зачем всем подряд знать, что мы тут появлялись. Да и должен же мне кто-то прислуживать на эти дни. Ведь даже завтрак подать некому!

Наемники расступились и пропустили странного мага внутрь дома, объяснять, кто и где было не нужно, он сам все прекрасно видел. Эта парочка давно работала на хозяйку и делала все профессионально. Служанка была проткнута стилетом у самого позвоночника, она и охнуть не успела, как острие пронзило ее сердце. Пожилые супруги были задушены в постели, и казалось, что они просто спят.

Когда ведьма зашла в гостиную, то застала там три молчаливые фигуры.

— Кайлас, чего они стоят? Пусть девица на стол подает, а старики готовят мне постель в гостевой спальне, мне отдохнуть надо. Скажи им.

— Сами, говорите им, все сами, — и драург, не говоря больше ни слова, повесил все нити управления поднятыми на ее кристалл.

Он вышел на крыльцо, чтобы не видеть, как эта троица будет угощаться завтраком умерщвленных ими людей. Появилась девушка-служанка с ведром в руках. Он жестом остановил ее, забрал ведро и стал осматривать двор в поисках колодца, который нашелся в дальнем конце садика. Поставил полное ведро на крыльцо, сам в дом не пошел. Забрался под какой-то навес среди кустов и попробовал уйти в медитацию. Хозяйка видимо прилегла отдохнуть, Кайлас почувствовал, что ее поводок ослаб, и погрузился в созерцания и размышления.

Его отвлекло чье-то присутствие, девушка тихо подошла и протянула ему желтое осеннее яблоко. Он принял подарок и взглянул ей в лицо. То что он увидел ужаснуло даже его, драурга, ее безразличные стеклянные глаза слезились, лицо и руки неестественно вздрагивали. Ее душа была здесь, она не ушла за грань, и теперь тщетно пытается воссоединиться с уже неподвластным ей телом. Призрак человека, который не понял, что с ним случилось, который умер очень быстро и неожиданно. Он вьется вокруг своего поднятого тела, проникает в него, но старания напрасны, оно уже ему не принадлежит, это просто ходячая кукла.

— Нет, не пытайся. Это бесполезно, — лицо зомби оставили гримасы, только воздух вокруг колыхался.

— Сейчас спрячься в тени, а после захода Андао тебе станет легче. Когда хозяйка уснет, я объясню тебе что делать. А сейчас тело нужно возвратить в дом, ведьма скоро проснется, потребует к себе.

Кайлас прекрасно изучил все повадки ассы Галенгейры и сейчас не ошибся, через несколько минут его поводок натянулся — ведьма пробудилась ото сна. И вскоре она появилась собственной персоной, не призвала его, а сама пошла искать. Не к добру ее любезности.

— Кайлас, дорогой мой…, ты можешь мне не верить, но ты действительно мне очень дорог. И я бы хотела, чтобы ты понимал…

— Так кого на этот раз?

— Мальчик мой, ты пойми…

— Я все понял. Кого нужно убрать и как быстро?

— Любовника Великой, за время праздников.

— Тогда времени предостаточно, в чем проблема?

— Его нужно убрать, чтобы никто не понял, отчего он умер, чтобы его смерть казалась всем естественной.

— Этого могли бы не говорить, кто конкретно?

— Он из себя очень видный мужчина, — на этой фразе Кайлас усмехнулся, — две Великие из-за него передрались, и местная Великая держит его при себе и не пускает его никуда одного без охраны — взвода гвардейской стражи.

— Это ерунда, больше для красоты, а толку никакого.

— Ну и что ты думаешь?

— Думаю, Вам нужно узнать, где он бывает один, без сопровождения.

— Бывает один?

— Несомненно.

— И как ты это представляешь?

— Разговорите капитана ночных стражей, этот точно знает, кто и чем занимается.

— А ты прав, мой мальчик. И как ты обо всем догадываешься? — в нее уперся гнойно-желтый взгляд нежити.

— Читаю я много, все запоминаю, что-то похожее где-то уже случалось! — ведьма поспешила оставить раздраженного Кайласа.

— Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового…, - повторил драург чьи-то строки.

Одрик с Торканой уже съезжали с моста на Ратушную площадь, когда под ноги их варга бросилась Мара.

— Брательник, стой! Фу-ух! Догнала все-таки…

— Мара, что стряслось?

— Ничего, я с вами. Хозяйка будет интерьером заниматься, а я там только мешаюсь.

— Значит, Анне мешать нельзя, а мне можно?

— Ну вот, все прогоняют бедную собачку. У всех праздники, а у меня?

— Одрик, пусть она остается. Только собачкой, она мне так больше нравится.

— Вот видишь, я даже девушке твоей нравлюсь, а ты…

"Возьмите ее, сейчас она может пригодиться", — присоединился к просьбам Учитель.

"Уговорили", — согласился со всеми Одрик.

— Ладно, только ты на пиво не рассчитывай, оно сегодня не предусмотрено.

— Не предусмотрено? Ну ладно, пусть так… Вот вы уже и к храму приехали. Идите, а я вашего варга посторожу.

Одрик и Торкана сделали в храме все что положено.

— Так, долги мы всем отдали, должное богам воздали, теперь можем делать все, что хотим.

— А тебе самому чего бы хотелось?

— Я же обежал сегодня тебя развлекать.

— Ну тогда…

"Девочка моя, ты сейчас прелесть как хороша, и ему это не может не нравиться, — начал издалека Дик, — Но может быть тебе умерить желания? Он два дня подряд выжимал из себя все до капли, как выжимают сок из сахарного тростника. Он без подготовки погрузился в трансмутацию, а это непростое занятие. "

"Но ведь он Белый, он это может. "

"Он всего лишь человек, которому достались нечеловеческие способности. А это опасно, все Белые плохо кончали. "

"Все? До одного? "

"В истории нет ни одного случая естественной смерти Белого мага, они либо погибали от собственной магии, либо уходили от мира, и дальнейшая их судьба неизвестна. Любой день для него может стать последним. "

"И нет никакой надежды? "

"Надежда всегда есть у живых, и даже иногда у мертвых. Ведь ты не просто так с ним. Просто так в жизни ничего не бывает, помни это. "

— Кани, ты чего задумалась?

— Знаешь, наверно я перестаралась с каблуками, я вполне могу своими ногами ходить. Давай я каравачские сапожки померяю.

— Давай! Варг здесь останется, на той стороне для него места нет. На пути к обувной лавке всего две глубокие лужи, мы их быстренько форсируем, — и он подхватил Кани, чтобы перенести на другой берег каравачской площадной лужи.

— Одрик, тебе сегодня отдыхать надо, а ты меня таскаешь.

— А это мне полезно, во-первых, как физическое упражнение, во-вторых, я не хочу, чтоб ты помокла, в-третьих, все присутствующие, которые мужского пола мне завидуют.

— А которые женского пола, завидуют мне еще больше, — шепнула Кани ему на ухо.

— В этом твоем желании я тебя категорически поддерживаю, хотел даже уговаривать, а ты сама…

Кани уже была обута по-каравачски и могла беспрепятственно пересекать водные преграды. Она только собралась представить желания Одрика, как ее коснулись чудесные ароматы из соседнего парфюмерного салона. Какая же девушка устоит против этого? Она умоляюще посмотрела на Одрика.

— Кани, ну что ты как маленькая? Только без меня. У меня голова болит от всей этой вонищи.

— Ты прав, у меня тоже болит, — около него вдруг нарисовалась Мара, — Этто… зря ее одну отпустил. Женщины в таких заведениях жутко тражирят, выбрасывают деньги на всякую дрянь. Вот моя, духами намажется и думает, что всем по кайфу, а у меня потом сутки нюх восстанавливается. И главное, когда я пытаюсь по своему выбору так же надушиться, так сразу скандал — ей, видите ли, ВОНЯЕТ. А мне ее духи не воняют, можно подумать!

— Мара, а варг?

— А куда он денется, я его спутала. Пойду к твоей подружке, прослежу, чтоб лишку не потратила.

— Асса Одиринг, Вы можете уделить мне немного своего внимания, — к магу обращался эльф, тот самый художник, которого они с Марой спасли из плена. Правда сейчас он выглядел значительно лучше, чем летом, и Одрик его с трудом узнал.

— Я Вас слушаю, айре. Как ваше здоровье, Вы несильно тогда пострадали?

— Благодарю Вас, асса, все обошлось, у меня никаких последствий.

— У Вас ко мне дело?

— Да, асса, я собрался написать картину о ТЕХ событиях. Даже уже сделал несколько набросков, не желаете посмотреть.

— Нет, не сейчас, не здесь…

— Я бы попросил Вас мне позировать и вашу девушку тоже.

— Спасибо за оказанную честь, но нет.

— Я понимаю, что занимаю ваше время, отвлекаю Вас от дел. Вам это будет оплачено.

— Вы мне будете платить за то, что рисуете мою девушку? Знаете на что это похоже? Она с трудом оправилась от случившегося, я не позволю, чтобы что-то ей напомнило об этом. Любезный айре, я Вас убедительно прошу не попадаться ей на глаза. Благодарю за лестное предложение, да и деньги лишними не бывают, но я решительно отказываюсь.

— Жаль, но я понимаю Вас, асса. Простите, что побеспокоил, — Улькатиэль собрался уходить, но к ним галопом прискакала Мара.

— Стой, ушастый! Вы тут с брательником говорили про какие-то деньги?!

— Мара, веди себя прилично, тем более при всем народе.

— Это ты у нас аристократ, у тебя все прилично-неприлично, а мы народ простой, не выламываемся, когда денежку предлагают. Улёк, ты чЁ? Меня не признал? — эльф ошарашено хлопал глазами.

— Ну-ка, великий маг, отведи всему народу глазки, — и Мара начала подниматься задние лапки собачкой, а закончила знакомым эльфу Маратом, — А так лучше? И я как непосредственный участник тех событий тоже хочу позировать. Я и еще и не то могу.

— Может, может…, - подтвердил Одрик и присел на каменные ступени салона. На него нахлынули нерадостные воспоминания, — Она может показать то, что было с различных ракурсов. Айре, если Вас это утраивает, то пусть идет. Мара, но в собачьем виде, не порть Марату репутацию.

— Спасибо, асса, — раскланялся молодой эльф.

— Мне-то за что… Вдохновения тебе!

Когда Торкана наконец-то покинула парфюмерно-косметический салон Одрик все еще сидел на ступенях закрыв глаза. Казалось, что он спит, Торкана хотела дотронуться до него, протянула руку, но Одрик перехватил ее пальцы.

— Я же в магическом зрении все равно все вижу, ты забыла?

— Ой, действительно! Ты посмотри, что тут продается…

— Кани, давай ты мне это дома все покажешь.

— А ты хочешь домой?

— Честно? Хочу домой, где обед, растопленный камин, илларье молоко, илларье же одеяло и дождь за витражным окном.

— А чтобы я была под тем же одеялом? Разве нет?

— Если на то будет твое желание.

Вечером в усадьбу Одрика заплетающейся походкой заявился Марат, от него веяло духом ненавистной хозяину эльфийки, правда, лучшего ее варианта.

— О, хорош! Тебя никуда отпускать нельзя.

— Вот хозяйка тоже самое сказала. И она про эльфа не поверила и выгнала. Говорит, нечего мне тут рыгать, спать не даешь. А я ей говорю: "Я позировала… позировал для батального полотна! " А она мне: "Какого? Наверное "Взятие Грозного федеральными войсками"?" Я так старалась, мы с эльфом увековечивали, заметь, твою славу, а ты не ценишь. Между прочим ушастый оценил меня как натурщицу, он мне все монеты отдал, у него ничего не осталось.

— Не страшно, у него дядюшка не бедный, с голоду не помереть не даст.

— Да?! Надо было больше просить, следующий раз так и сделаю.

— А будет еще раз?

— А ты как думал! Полотно просто гигантское, к тому же его дядюшка назначил Марата консультантом по межрасовому культурному обмену, и просил выступить от лица участников на первом показе произведения.

— О, Пресветлая!!! Мара, можешь пить пиво бочками, можешь сжирать варгов стадами, но я тебя прошу, я тебя умоляю: не лезь в политику!!

— А тебе что, завидно?

Тут Одрик не выдержал и прервал словоохотливого демона:

— Заткнись и не лезь туда, в чем ни капли не понимаешь. Я тоже эльфийским духом дышать не собираюсь, отправляйся к Сигвару, он на кухне тебя покормит. А спать будешь в комнате, где гномы жили, там и лежанки есть и одеяла. Иди, проспись, утром поговорим.

— Ладно, брательник, как скажешь. Только это, у нас завтра гости, я пригласила.

— Кого еще?

— Да мальчишку одного, сына мага такого черного всего. Я их встретила, пока шла с эльфом. Он со мной играет, а вас не допросишься никого.

— Вордера? Но у него нет детей.

— Уже есть, он усыновил безымяныша.

— Почему безымяныша?

— Мальчишка беглый раб.

— Молодец, пацан!

— Еще какой! А вдобавок будущий маг, зеленый.

— Хорошо, завтра разберемся.

Марат, покачиваясь, удалился, а в столовую вошла Торкана. Одрик открыл окно, чтобы выветрить его дурманящее дыхание, вызвал легкий сквознячок.

— Безымянный маг… Безымянный маг найдет средство и избавит Каравач от чахотки. Кани, помнишь, кто нам это говорил? Завтра за ней заедем. Решено, завтра на Мурану у нас гости, и ты их будешь принимать как хозяйка.

Утром Торкана поднялась рано, как и подобает хозяйке. Развела огонь в большой печи на кухне, кухарка провозилась бы с розжигом куда дольше огненной ведьмы. Опара в кадушках стояла еще с вечера, смиз Бетине начала творить тесто. В недостроенном манеже для тренировок Сигвар начал складывать очаг, камни для которого Малыш собирал по всей усадьбе. До гостей еще рано, но чтобы хорошо запечь хвачика, надо нажечь много углей. Торкане все больше нравилась ее новая роль, но было немного странно, но все моментально признали ее за хозяйку, и разговаривали с ней чуть склонив голову, тем более если сейн как обычно с утра куда-то уехал. Она развела огонь в камине столовой, вскипятила воду для пунша, сделала обычный — "взрослый" и "детский" — без рома. А и побежала облачаться, как и подобает хозяйке.

И как оказалось, вовремя, только она закончила укладывать свои еще не совсем отросшие пряди рубинового цвета, как Сигвар позвал ее встречать гостей.

— А где же ваш мальчик?

— У вас там что за дым?

— Это Сигвар развел костер…

— Костер! Самое мальчишечье дело. У вас там тоже какой-то мальчик.

— Да, найденыш, Одрик где-то подобрал.

— Тогда они договорятся, у моего вороненка все еще проблемы с домашними детьми.

— Но только Одрик опять неизвестно где, — Торкана принялась извиняться перед гостем.

— Ничего страшного, каравачский мужчина не должен засиживаться дома.

— Вот я и не засиживаюсь, — подтвердил его слова появившийся в дверях Одрик.

— Ты откуда? Я с дороги глаз не спускала.

— А я и не проезжал там. Иметь всего один въезд в усадьбу крайне не предусмотрительно. Вы уже оценили мой дом, асса Вордер? Тогда мы можем приступить к закускам, а скоро будет горячее. Лотти опять занята в госпитале, подойдет позже.

— Тогда я с радостью приму бокал из рук твоей прекрасной девушки.

— А может сначала детей накормить? Одрик, ты привез Аги, как она?

— Она… нормально. Осталась с мальчишками, ей с ними интереснее. Да Мара там собачкой, ей все пузико гладят. Ты не переживай. Кухарка подоила илларку, они молока выпили, и мяса им Сигвар выберет самого лучшего. А я конфет купил, целый карман им оставил, — и Одрик хлопнул себя правому пустому карману. — А для тебя в этом лежат. И он начал опустошать свой левый карман.

— Одрик, конфеты не еда, зови их сюда, суп стынет. И Сигвара тоже.

— Ладно, как скажешь, только не шуми, — и направился к выходу.

— Что Вы, сейн! Не годиться оставлять гостя, — запричитала кухарка, — Я сама схожу. И я их покормлю на кухне, сюда приведу к десерту.

Одрик занял свое место во главе стола, подошел Сигвар, и первый тост произнесен по обычаю за хозяина дома, второй полагалось за хозяйку, хотя Торкана официально ею и не была. Разговоры пошли житейские, о погоде, о запасах на зиму, об открывшемся охотничьем сезоне. Асса Вордер признался, что его беспокоит безымянность сына. И он по совету Анны сходил к гадалке. Смиз Шооре выдала ему странное пророчество: "Она ему даст имя, а он спасет ей жизнь".

— Кто-нибудь понимает, что наплела эта старуха?

— Все очень просто, он зеленый и быть ему лекарем. И ему дано стать таким лекарем, который найдет спасение Каравача от восточной чахотки. Он может, значит должен.

— Но он упрям как стадо варгов.

— Именно такой упертый и нужен, другой не справиться. Так что начинайте учить его общей магии, что касается зеленой специфики, сестра всегда поможет.

— А имя?

— Я думаю надо узнать, как Аги его называет, они вместе играли, значит, обращались друг к другу.

— Так Аги больна?

— Да, она медленно умирает. И она знает это.

— Откуда?

— Во-первых, не секрет, что чахотка рано или поздно, но убивает всех. А во-вторых, девочка обладает даром предвидения.

— Она должна выжить!

— Другие — тоже не должны умирать раньше срока. Вы же прекрасно осведомлены, сколько людей умирает в Караваче.

— Да, конечно. Надо будет составить доклад руководству, ведь это убийца похуже алмазной пряности.

— Давно пора. Точные сведения можете взять у Лотти, она в курсе дела. Она хоть чем-то может помочь Аги.

И коридора донесся запах пирога, с которым шествовала кухарка. За ней, а вернее за пирогом, как привязанные спешили ребятишки, умытые и накормленные, но для пирога с вечерницей всегда найдется место в желудке. Право раскрыть пирог досталось ассе Вордеру, как самому старшему, первыми по кусочку получили детки.

— Так, во что играли?

— В бескровную охоту, — ответила девочка.

— И кто победил?

— Побеждает лесной бродяга, но непробиваемый варг почти догнал. Все по-честному, я внимательно следила.

— И кто был кем?

— Тот, кто будет магом — бродяга, а будущий оружейный мастер — варг.

— Асса Одиринг, Вы оказались правы, она их назвала. Сделайте одолжение, назовите отрокам их имена.

— Итак, молодые люди, хватит вам с кличками жить, как у криллака или варга. Человеку надлежит иметь имя, с именем он обретает себя. Обычно это право матери. Но вам повело еще больше, ваши имена назвала эта замечательная девочка.

Одрик взял за руку упрямого вороненка:

— Имя твое Видлидинг, что означает лесной странник, отныне и навсегда. Види, ты отыщешь нечто важное в лесах Каравача, так сказала Аги.

Взял за руку Малыша:

— Имя твое Харденни, что означает твердый телом, неуязвимый, отныне и навсегда. Денни ты станешь мастером и создашь непробиваемые доспехи, так сказала Аги.

— Да будет так! — издал радостный возглас вошедший Марат, — Это надо отметить! Фу, у вас тут один компот, ни рома, ни пива, даже чокнуться не чем. Пунш не наше каравачское питье! Брательник, тут этта… я пойду туда, где вчера был, А?

— Иди, я тебе не начальник.

— Дык, я же приду пьяный, и меня хозяйка снова к тебе выпрет.

— Не пьяный, а выпивши, а то и я выпру.

— Всё-всё, выпивши.

— Не всё-всё выпивши, а просто выпивши.

Остальное время, проведенное в Караваче, в осенние Дни Богов пролетели быстро и как-то незаметно. Если бы не постоянный дождь и сырость, я бы даже получила от этого времяпровождения еще большее удовольствие.

Сейн был корректен и нежен, слуги в его доме были ОЧЕНЬ предупредительны, все же надо чаще применять рукоприкладство, тут это уважают.

В день Афари, навестила ассу Вордера и моего протеже. У мальчишки до сих пор нет имени, все не может выбрать. Посоветовала им сходить с этим вопросом к гадалке, и немного ограбила библиотеку мага, он не возражал, и даже помог мне выбрать несколько книг для начинающих некромантов, кое-что по ритуалистике и демонологии. Потом мы, взрослые, мирно попили чай, а Мара с безымянышем носились по всему дому, самозабвенно играя в прятки, и жульничали при этом оба.

Еще, во время переезда, реквизировала десяток интересных книженций из сундуков с чердака бывшего женишка, вместе с сундуком. Одрик только безнадежно махнул рукой.

Целый день угробила, общаясь с поставщиками ассы Зиты, но утрясла с ними и цены и сроки поставок. Придется опять утром в первый день тащить с собой в пустыню целый караван. Заодно приобрела для себя, Торканы и Одрика кучу разного снаряжения и одежды, большую часть этого барахла придется выбросить, но так среди него потерялись халифские одежды и совершенно не понятно, зачем и какому дураку все это нужно. Мара, аж плакала, выдавая мне деньги.

А еще визиты в храмы… Хорошо, что в день Лафригора шел сильный дождь, и никому не приходило в голову, как летом, поливать окружающих водой.

В день Светлого Лика я в Храм забежала, цветов принесла. Но и остальных Богов тоже обижать нельзя…

Экипаж, управляемый секретарем, довез юную фридельску красавицу до особняка Великого магистра. Амбиции ассы Эрмеисы аль Орсан были значительно выше доходов ее семьи, и хотя матушка ей ни в чем не отказывала, но всему есть пределы. Поэтому с собой девушке дали денег только на необходимые расходы, ведь мало кто из абитуриентов возвращался из столицы в родные пенаты, даже завалив экзамены. А еще письмо о том, что Род Орсан лишь частично оплатит обучение при успешной сдаче экзаменов и нижайше просит об отсрочке.

Когда Эрми узнала, что ей придется за визой на гарантийное письмо посетить Великого у него в особняке, она выразила невероятное смущение. Но Дони успокоил ее:

— В этом нет ничего удивительного, Великий часто берет работу на дом.

Особняк Великого в архитектурном плане был сооружением основательным, без излишней витиеватости, остромодных побрякушек, что говорило о его хозяине, как о спокойном и уверенном в себе человеке. Да и на особняк, дом как-то особо не тянул, район не тот, скорее просто солидный дом. Вот в соседнем квартале были особняки, три-четыре этажа, несколько десятков комнат, бассейны и оранжереи, отдельные строения для слуг и вокруг всего этого великолепия небольшой парк. Так что обиталище Великого Магистра большого впечатления на девушку не произвело, солидно, удобно, но без роскоши и размаха.

Новое, сшитое специально на случай поступления, платье Эрми, длинное и шуршащее, было на редкость непривычным, корсет стискивал грудную клетку и не давал нормально дышать. Так неудобна была уже много лет одежда для официальных визитов, но надо терпеть, если хочешь чего-то в жизни добиться, так ее всегда учила матушка. Хорошо еще открытые плечи покрывала пелерина из меха рыжей буранки[11], мастью совпадающей с цветом ее патента. Она подобрала подол платья и покинула экипаж.

Было не заперто, из дверного проема явственно тянуло теплом. Секретарь легонько подтолкнул абитуриентку в спину. Эрмеиса шагнула за порог. Они поднялись по лестнице и подошли к двери в домашний кабинет Великого Магистра. Оттуда доносился запах свежезаваренного чая…

…В стеклянных дверцах книжные шкафов дрожали блики огня. Гостиный диван и огромный письменный стол тонули в полумраке. Камин освещал только чайный столик и пару кресел. Эрмеиса почувствовала, что у нее горят щеки, это же подтвердило ее отражение в серебряном чайнике — и, конечно же, это был виноват огонь в камине. Только огонь!

Тонкая струйка пара над чайником вызывала мечты о горячем душистом напитке, и Эрми с ужасом почувствовала, что ее ноги в бальных туфельках дико замерзли. Сладости в хрустальных вазочках манили своим неизведанным вкусом.

— Вот она, Великий. Я привез ее, как Вы и просили.

— Спасибо, Дони. Ты не оставишь нас… эм… ненадолго?

Дони кивнул и осторожно прикрыл за собой дверь.

— О, Великий! — девушка поклонилась до хруста в корсете. — Я вынуждена побеспокоить Вас. Но по правилам для моего зачисления пробуется ваша подпись на документах.

— Вот развели бюрократию, никто не хочет брать на себя ни малейшей ответственности.

— Я понимаю, для Вас это мелочь, но для меня самый главный вопрос жизни.

— Леди Эрми, позволите мне Вас так называть? А у меня к Вам будет одна просьба. Не откажите старому магу в невинной любезности, выпейте со мной чаю.

Эрмеиса медлила. Пожелание ректора академии оказалось настолько неожиданным, что она растерялась. Великий, не дождавшись, разлил дымящийся чай в фарфоровые чашки, придвинул второе кресло и столик ближе к камину и протянул одну из чашек ей, словно невзначай коснувшись ее пальцев. Потом опустился в кресло напротив.

"Ну и долго ты собираешься кормить эту самочку? " — Зверь внутри уже давно изнывал от похоти.

"Спокойно, мне надо во всем убедиться, все проверить. "

"Да чего проверять! Я ее хочу и этого достаточно, и понюхай, как она пахнет. Она готова к продолжению рода. Сейчас для этого самое подходящее время…"

"НАШЕ желание необходимое, но не достаточное условие. Чтобы удовлетворить свой инстинкт, можешь взять любую призывно воняющую самку на базарной площади. Но я тебе не советую, потом месяц лишаи и вшей будешь выводить, и я с тобой кстати. Смею напомнить, что у нас с тобой сейчас одно тело на двоих. "

"Но эта — чистенькая и хорошо пахнет…"

"Да, она вполне здорова, не испорчена модными диетами, выросла на нормальной пище, на свежем воздухе…"

"Качественная самочка, такая мягкая, сочная… должна быть вкусна во всех смыслах. "

"Ты слюни-то не распускай, тебе на корм она не пойдет. Она нам для дела сгодится. Она достойна носить НАШЕГО детеныша. "

"Да! Значит, ты тоже согласен! Чего мы тогда ждем? "

"Когда она будет готова. "

"Это еще зачем? "

"Мы ее насиловать не будем, — Зверь внутри нетерпеливо заворчал. — Мы будем ее холить и лелеять, она ни в чем не будет знать отказа. И до последней минуты не догадается, что ее ожидает. "

Зверь победно рявкнул и на мгновение высунулся. Девушка, не смевшая смотреть Великому прямо в глаза, увидела на полированных изгибах чайника счастливый оскал Зверя. Магистр молниеносно среагировал на выходку симбионта, чтобы отвлечь гостью от увиденного устроил маленький взрыв в камине. Ну, мало ли что может привидеться в пляске пламени на изгибах чайника.

Но старый огненный маг перестарался, из камина вылетели не только искры, но и угольки. Один попал на плечо и скользнул за корсет. От ужаса и боли Эрми имела полное право закричать, но корсет немилосердно лишал ее воздуха, прижимал раскаленный уголек к самому нежному бугорку ее груди. Она не могла вздохнуть, руки и ноги ее обмякли, в глазах потемнело…

…Что-то холодное и острое распороло корсет, что мягкое и скользкое гладило небольшой, но болезненный ожог… Она слышала размеренное дыхание, почувствовала, что ее несут на руках. "Надо же, а я и представить не могла, что в его возрасте он еще такой сильный", — мелькнула мысль в головокружении Эрми.

"Ну, кто тебя просил высовываться?! Ты же напугал ее по полусмерти", — отчитывал Зверя Великий.

"Да ладно, зато дело быстро пошло. Да и мои коготки с язычком пригодились, чтобы твой уголек кое-откуда достать", — остался доволен собой Зверь.

— Ах, я — старый дурак! Сейчас, моя девочка, сейчас я тебе помогу, сейчас все пройдет… Пройдет и даже следа не останется.

Эрмеиса едва приподняла веки и смогла разглядеть Великого с салфеткой в одной руке и флаконом заживляющего зелья в другой. В комнате остро пахло лесной прелью и почему-то мятой. Студенточка закусила губу, когда Великий коснулся следа ожога. Он это заметил, и его движения стали более осторожными. То, что она молчит — это, конечно, невероятно, но то, что он наносит зелье на ее обожженную грудь вдвое медленнее, чем может это сделать — невероятно куда больше.

…У нее теплая кожа и хрупкие запястья. Светлые, похожие на пух, волоски на предплечьях. На указательном пальце правой ладони — писчая мозоль, девочка старательно готовилась к экзаменам, еще бы у нее этого не было. Курносый носик, усеянный золотистыми веснушками. И он готов перецеловать их все, как тогда почти триста лет назад. Или чуть больше? Но сейчас это не важно…

Великий молча, продолжал свое дело, наблюдая, как самые мелкие пузыри на ее коже исчезают, а крупные начинают затягиваться.

— Вот, моя девочка, сейчас все пройдет, и завтра ты уже не вспомнишь об этом. Завтра ты будешь вспоминать совершенно о другом, — и Эрмеиса услышала, как он хрипло рассмеялся, запрокинув голову.

"Такая же… Боги вернули мне тебя, и на этот раз я тебя никуда не отпущу. "

Она была поразительно похожа на свою прародительницу, даже эта чудесная родинка над ореолом соска. И именно эту родинку, столько раз дразнящую его во сне, он спасал сейчас, заживляя кожу. Он и не заметил момента, когда ласкающие пострадавшую грудь пальцы сменились языком, когда руки сорвали с телесного воплощения его мечты эту несуразную, никчемную одежду. Эрми боялась открыть глаза, но прикосновение к спине прохладных шелковых простыней не спутаешь ни с чем. Мощное мужское тело вдавило ее в мягкую постель. Невозможно было ожидать от четырехсотлетнего старика таких налитых мышц, но видимо действительно магистры очень медленно стареют. Птичка попалась в расставленные силки.

Она делала тщетные попытки подняться, выползти из-под него, но это все было бесполезно. Опрокинув её на спину, он продолжал торопливо избавляться от остатков собственной одежды,

— И не надейся увильнуть, до утра ещё далеко. Да и утром, не захочу, из кровати не выпущу!

Великий и представить не мог, с чего ради ему вдруг вздумалось так по-дурацки шутить. Едва почувствовал, как дрожит хрупкое тело в его руках, и… всё, мозги сорвало напрочь. Но от растерянности и смятения, появившихся на лице его долгожданной девочки, от слез в округлившихся испуганных глазах, и него защемило в сердце. У него появилось желание успокоить её, приласкать, даже извиниться.

"Чего? — возмущенно фыркнул Зверь. — Извиняться перед какой-то самкой? Она и так должна быть благодарна, что оказалась в нашей постели. "

"Не перед какой-то, а перед нужной нам самкой. Замолчи и наблюдай дальше. "

Магистр решил применить магию, чтобы Эрми немного расслабилась, что бы видела, что ей положено, а не все подряд. Совсем немного, это для ее же пользы. И для своей, конечно. Любая заботливая провинциальная мамочка, отправляя дочку в академию, кроме наставлений, снабдит ее парой предохраняющих плетений — так надежнее. Но плетения заурядной ведьмы распадаются по воле Великого за один удар сердца, ни что не помешает ему добиться своей цели.

— Я напугал тебя? Теперь ты меня боишься… Не нужно. Что мне сделать чтобы ты меня не боялась? — метаморф склонился к ее маленькому ушку, и едва касаясь его языком провел по контуру, — Тебе будет хорошо со мной. Я не сделаю тебе больно, если только на мгновение… Сколько же столетий я ждал тебя, сколько раз я видел тебя во сне!

И она поверила. И уже испуг в ее глазах сменился удивлением и любопытством. Она почувствовала к магистру интерес, как к мужчине. Но еще больше ее возбуждали открывающиеся перед ней перспективы. Пусть у Великого Магистра не слишком большой дом и посуда на столике стояла серебряная, а не золотая, но если она сейчас поведет себя должным образом, то ее будущее будет обеспечено. Ее грудь тяжело вздымалась, каждый вздох приближал ее к его поразительно мускулистому телу. Каждый ее всхлип рождал в нем дрожь предвкушения, обещая магистру то блаженство, о котором он вожделел столько лет.

Он припал к губам девушки в яростном поцелуе и вскоре она, осмелев, стала понемногу отвечать на его ласки. Губы метаморфа неторопливо, наслаждаясь, смакуя вкус ее тела, спускались по белой шейке к груди, по пути нежно прикусывая кожу. Его руки ласково перебирали, мяли, гладили ее гибкие, совершенные формы, он знал все ее чувствительные местечки, и его алчные пальцы проникали в их, чувствуя, как начинает она извиваться и плавиться под его умелыми руками, как углубляется ее дыхание, как замирает она вздохнув…

Он желал рывком погрузиться в ее влажный жар, стремительно и ожесточенно двигаясь погасить пожар в своих чреслах, но как мог, сдерживал свои порывы, он несколько столетий ждал этого, чтобы закончить столь банально.

Желание и показная стыдливость все еще боролись в ней, и Великий медленно, но властно раздвинул ножки Эрми и согнув их в коленях, расположился меж ее бедер лишь касаясь в нее своей плотью… Не прекращая ласк руками, толкнулся и прижался своим напряженным, пульсирующим членом к входу, готовый в любой момент погрузиться в нее полностью. Наклонившись над своей малышкой, провел рукой по ее скулам, заглянул в затуманившиеся от магии глаза и рука, не отрываясь от ее кожи, продолжая ласкать тело. Пальцы мага с мягким усилием кружили вокруг соска, в то время как его губы обхватили соседнюю вершинку, языком изображая танец в день Зимнего поворота.

Его член толкался вперед, так и не входя в нее, упираясь, затрагивая головкой набухший бутончик клитора над входом в ее лоно, раздражая и без того жгучее желание. Заманивая и возбуждая девушку близким оргазмом, но оттягивая момент слияния их тел.

Он скользнул по ее телу вниз, погладил руками внутреннюю поверхность бедер, большими пальцами раскрыл уже влажные складочки и прижал колени к простыне, раздвинув ноги до упора. Ее сокрытое предстало перед взором Зверя и Человека. Все, что прячется между ног, потемнело от приливишей крови, оно действительно пылало. Непонятно с чего Великому вдруг пришло в голову, но он подул на лоно, истекающее влагой как рана кровью. Эрми издала умоляющий стон.

"Нам сейчас пригодится твой язычек", — обратился Великий к Зверю, — Приласкай ее, мои руки с твоим языком не сравнить. Ей должно понравиться. "

"Я вообще не понимаю, чем это ты занимаешься? И чего мы ждем? Давно пора совокупляться…"

"Если мы сорвем едва покрасневшее яблоко, оно скорей всего будет кислить. Надо потерпеть и дождаться его полной зрелости, тогда будет сочнее и слаще. Ей осталось совсем немного, и как же она будет сладка. Вот увидишь. "

"А как, я же не умею? "

"Ты начинай, сам догадаешься. "

Зверь рычал от наслаждения и нетерпения, обвивая разтроенным трепещущим языком, как щупальцами кальмара, такое сладкое в своей несдержанности юное тело этой девочки. Его боковые клинья остались наверху, а средний, сильный и гибкий мускул, проскользнул в ее альков.

"Сильно не надо, как шмель над цветком, легко, играючи…"

Зверь как будто лакал из ручья, лаская ее возбужденную плоть, слизывая чуть солоноватую сочащуюся изнутри влагу. Ее тихие стоны сменились прерывистым частым дыханием, и судорогами невыносимо ожидаемого оргазма. Из ее горла уже готов был вырвать крик, когда Человек осадил Зверя.

"Все, прекрати. Не сейчас, еще чуть-чуть. "

Они поняли друг друга, и Человек мысленно потрепал Зверя по плечу.

Эрми металась на широкой кровати, выгибаясь, оглашая громкими судорожными стонами полутемное пространство спальни. Юное тело интуитивно снова стремилось достичь вершины, желало вобрать в себя полностью то, что смогло бы помочь ей прекратить это сладкое истязание, и одновременно желая продлить это удовольствие как можно дольше.

Великий положил ладони на ее талию, успокоив ее метания, а сам вроде и толкнулся, но остановился в самом "преддверии рая" и тут же отпрянул. Недовольный всхлип, умоляющее протяжное "Да", и волна дрожи, пробежавшая от нее по его рукам и дальше по позвоночнику метаморфа, доведя его собственное желание практически до боли.

— Сейчас моя девочка, еще немного — и превозмогая уже откровенную боль снова чуть продвинуться вперед, и выскользнув из нее и остановиться на самой грани.

Эрми пыталась двигаться, вобрать его в себя полностью, но руки все еще удерживали ее тело, распластавшись на ее животе. И издав протяжный всхлип, она попыталась выгнуться, ее руки вцепились в шелковую простыню, сминая ее, натягивая ее вверх зажав в своих кулачках. Да, это уже перешло в пытку, но он так долго ждал, он так долго мечтал увидеть именно это желанное тело жаждущим его! Он хотел еще раз насладиться моментом.

— Покажи, как сильно ты меня хочешь, — глубокий трепещущий от страсти голос и одновременное нарочито медленное погружение в нее и такое же медленное, просто издевательское движение назад заставило ее в исступлении обхватить его ногами, прижаться пылающим от страсти сокровенным местечком в желании освободиться от этой сладострастной агонии. Стало понятно, что она готова ко всему.

— Скажи… как сильно ты хочешь меня! — наклоняясь к ее личику, шепча ей в губы, вдыхая ее жаркий стон.

— Хочу!.. сейчас… я не могу ждать… не выживу…

— Ты моя, — шепчет Великий, опуская язык в покорно открытый рот, проводя по ее верхним, крупным как жемчуга зубкам.

Руками на талии он приподнимает ее, привлекая к себе!!!..

Самолюбие Великого удовлетворено полностью, он отомстил за измену и унижения. Пусть таким странным образом, но кровная обида больше не гложет его душу, он свободен.

…!!! резко входя в нее, чувствует пульсацию внутри, ощущая как дрожит и сжимается бархатная полная жизни плоть, тесно обхватывающая его член.

Действительно, его ли? Зверя здесь, пожалуй, больше, чем Человека. Но это не важно, он сделал что хотел, пусть теперь приятель поработает, Человек ведь тоже здесь, он все чувствует, все ощущает, оно просто поменялись местами.

Эрми не может дышать, приняв в себя такую долгожданную неожиданность.

С затуманенным магией зрением она не может видеть, как огромный нечеловеческий член входит в нее, терзает ее, сминая нежные нижние губы, и выходит влажно поблескивающий, почти багровый, входит… с сочным хлюпаньем, жадно и грубо…

Человек с трудом отводит глаза от отвратительности этой картины. Неужели Человек застеснялся? Вряд ли, эму просто немножко завидно, он ведь тоже самец. Да Зверь моложе и сильнее, но Человек умнее и изворотливей.

Зверь по-зверски напорист, никакому человеку за ним угнаться. Те сопляки, с которыми она была раньше, не идут ни в какое сравнение с Великим магистром ни опытом, ни размерами, шокировавшими ее. Резкая боль, да он предупреждал, но она должна быстро пройти, вот мгновение прошло, или еще нет? Три пропущенных ею вдоха и боль сменяется таким же неудержимым восторгом, она делает вдох, а выдох происходит вместе с криком.

"Ты поласковей, не все же сразу, на завтра что-нибудь оставь. "

"А что, завтра с ней тоже будет можно? " — неподдельно удивляется Зверь

"Можно, если пощадишь и не угробишь ее сегодня. Хорошая самка это как колодец, сначала, правда, надо потрудиться, зато потом пользуйся — не хочу. А эта — очень хорошая самка, мы ее побережем. Она — наша! "

— Моя, — беспрестанно повторяет он (интересно, он сейчас Зверь или Человек), совершая ритмичные ожесточенные движения, ощущая, как дрожит от страсти его малышка, как она стонет, как захлебывается от нестерпимого наслаждения, чувствуя, как сам проваливается в блаженство с громким вскриком, опадая на нее.

Зверь пришел в себя быстрее и похлопал Человека по плечу.

— Слушай, а что с ней сейчас делать? — Зверь был удивительно заботлив.

— Ничего, пусть отдыхает… Ну? Как? Понял теперь, что к чему?

— Теперь понял. Классная самка. Жалко будет, если…

— Если что?

— Если что-то пойдет не так. Мы же не знаем, каким будет звереныш, мы с тобой химера, а он будет истинным прирожденным Зверем.

— Да, мы сильно рискуем. Но у нашего первого звереныша будет все самое лучшее, начиная с лучшей самки-носительницы.

— А когда вот ЭТО начнется? — ярко-розовые глаза Зверя заблестели.

— Может уже началось, или в ближайшие дни.

— Я все же думаю, что уже. Судя по запаху, она была готова к зачатию, — и Зверь еще раз принюхался, средним клином своего языка лизнул ее лоно. — Эх, люди, любите вы всего напридумывать, все усложнить. Хотя, может быть в этом что-то и есть, — и пошел спать, оставив Человека одного с самочкой.

Свершилось! Мечта нескольких веков достигнута, она сейчас лежит распростертая в его постели не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Девушка обессилена и совершенно потрясена, тело не слушалось ее, где-то внутри было горячо и все еще больно. Но это пройдет. Она была неглупа и прекрасно понимала, что ей невероятно повезло. Теперь у нее будет ВСЕ!!! И даже то, о чем она и мечтать не могла там у себя, в северном пригороде Фриделя. Все самое лучшее и много, много денег!! Никто из ее Рода никогда столько не имел. А если она забеременеет и родит, то обеспечит себя до конца жизни, и у нее будет то, что нельзя купить ни за какие деньги. Она будет близка к ВЛАСТИ, перед ней будут заискивать, ей будут льстить, будут искать ее расположения… Она, девушка из дальней провинции, встанет в один ряд с наследницами Великих Домов. От таких мыслей голова закружилась еще больше.

— Маленькая моя, — Великий покрывает лицо малышки невесомыми поцелуями, слизывая испарину, лаская ее скулы, целуя ее маленькие пальчики, — Наконец-то ты только моя…