…Гриф лютни привычно лег на левую ладонь. Пальцы легонько пробежались по струнам, проверили их натяжение и замерли, словно испугавшись своей дерзости. Несколько мгновений неподвижности — и пальцы правой руки, до этого нежно ласкавшие отполированную и покрытую лаком деку, на миг зависли над розеткой, и в многоголосый гам единственного зала таверны «Сломанный щит» вплелся первый аккорд.
Дородная молодка-разносчица, довольно успешно отбивавшаяся от домогательств порядком подвыпившего мужика, мгновенно развернулась на месте, вгляделась в лицо барда, кокетливо поправила волосы и заулыбалась.
Мужик, перед которым вместо пышной груди девицы вдруг оказался ее необъятный зад, растерянно икнул, нахмурил брови и вцепился своими лапами, покрытыми засохшей коростой, в широченные бедра. Видимо, решив заставить свою даму повернуться. Не тут-то было: отмахнувшись от ухажера влажной и не особенно чистой тряпкой, разносчица сорвалась с места и в три здоровенных прыжка оказалась рядом с помостом:
— Доброй ночи, красавчик! Меня зовут А-…
— А ну-ка брысь на кухню!!! — рявкнул хозяин «Сломанного щита», и, погрозив девице костлявым кулаком, повернулся к залу: — А ну ма-а-алчать!!! Сеня-а-а… в ма-а-аей таверне-е-е играет и па-а-ает за-а-алатой голос Дие-е-енна, ви-и-иликий и нип-привзайденный Фирол Си-и-иребряная Струна-а-а!!! Для тех, хто меня не понял: он па-а-ает, а вы — ма-а-алчите! Ясна?!
— Струна серебряная, а голос золотой! Гы-ы-ы!!! — пьяно расхохотался какой-то шутник. И тут же умолк, увидев, что вышибалы, стоящие рядом с входной дверью, одновременно набычились и угрожающе провернули в руках увесистые дубинки.
Снова набрав воздуха в необъятную грудь, Манкас по прозвищу Рваная Губа изо всех сил врезал кулаком по заставленной кружками стойке и рявкнул еще громче:
— Ишшо одно слово — и кто-то ни-и-идасчитаеца зубов!!!
Видимо, в способностях вышибал никто не сомневался, так как в зале мгновенно наступила мертвая тишина.
Страшно довольный реакцией зала, Рваная Губа повернулся к Фиролу и неопределенно пошевелил пальцами:
— Ты, эта, можешь начинать…
Бард кивнул, задумчиво оглядел одежду разгоряченных выпитым вином слушателей и криво усмехнулся: публика тут собиралась… мягко выражаясь, не особо состоятельная. Значит, надеяться на хороший заработок не стоило. А все из-за не вовремя сломавшегося колеса! Если бы не оно, то труппа успела бы въехать в городские ворота и теперь работала бы в каком-нибудь из лучших постоялых дворов Мегли, а не в этой занюханной забегаловке.
— Баллада… — начал он, потом сделал небольшую паузу, и, заметив, что на лицах слушателей начали появляться недовольные гримасы, с ухмылкой закончил: — …о веселых похождениях отставного солдата Ярмара по прозвищу Корень!
Зал взвыл от радости: эта разбитная песня, всех куплетов которой не знал ни один бард Диенна, повествовала о приключениях сына мельника из небольшого городка под Малларом после Четырехлетней войны.
Отставной солдат, честно заслуживший аж две алые нашивки, был молод, хорош собой и весьма любвеобилен. Поэтому его путь от стен Баррейра до родного дома превратился в увлекательное путешествие по чужим постелям и сеновалам.
Воин, не раз глядевший в лицо смерти, не боялся ни оскорбленных мужей, ни отцов обесчещенных им девиц, ни городской стражи. Поэтому, увидев очередную красавицу, без малейших раздумий бросался в атаку. И, конечно же, побеждал.
Естественно, для каждой красотки выбиралась своя тактика — крестьянки млели от изысканных комплиментов и обещаний жениться, жены и дочери мастеровых — от широченной груди и сильных рук, зажиточные купчихи — от его молодости и красоты, а дворянки — да, были и такие! — сдавались от неудержимого натиска и безграничного нахальства.
Надо ли говорить, что все четыре основных припева этой баллады знали все? Не успевал Фирол допеть куплет про какую-нибудь крестьяночку, как зал молодецки подхватывал:
«…Кусочек хлеба, пива кружку -
— и я, согревшись у огня,
Забуду милую подружку, ту, что в деревне ждет меня…»
Запевал про дворянку — и вскоре глох от давно набивших оскомину строк:
«Не обещаю я куплетов, и куртуазной чепухи…
Возьму за это… и за это -
— и на кровать, под балдахин…»
Особенно сильно на нервы действовали доморощенные шуты, пытавшиеся показать, за что именно бравый Ярмар хватал прекрасных дворяночек, прежде чем ими овладеть: эти придурки то и дело вскакивали на ноги и принимались гоняться за злыми, как собаки, разносчицами, мешая им собирать «благодарность». И периодически получали по голове. Как от хозяек «этого и того самого», так и от отрабатывающих свои деньги вышибал.
При желании петь балладу можно было бесконечно — куплета после двадцатого слушатели встречали первый с таким же восторгом, как и в начале выступления. Ибо каждый из них, слушая немудреное пение, представлял себя на месте Ярмара. И гордился своей наглостью, неотразимостью и мужской силой.
Можно было. Но минут через двадцать, добросовестно пропев добрую четверть известных ему куплетов, Фирол последний раз ударил по струнам, и, вскочив с табурета, вскинул лютню над головой:
— Пока все! Пока…
— У-у-у… — расстроенно взвыл зал.
Бард выставил перед собой ладонь, дождался тишины и с улыбкой сказал:
— Пьете?
— Да!!!
— Давно?
— Да-а-а!!!
— А у меня горло пересохло…
Тут же раздался грохот кружек и характерное бульканье — добрая половина присутствующих восприняла это, как намек.
Не дожидаясь, когда к нему ринутся желающие выпить вместе с «ви-и-иликим и нип-привзайденным», Фирол щелкнул пальцами — и на помост взлетели братья Огоньки:
— Итак, пока я поправляю свое здоровье, вы можете полюбоваться на самых известных жонглеров и метателей ножей во всем Онгароне!!! Братья Игар и Эган!!! Быстрые, как ветер и смертоносные, как веретенка!!!
Приунывшая было публика восторженно взвыла. И во все глаза уставилась на замелькавшие в воздухе клинки…
…Спрыгнув с помоста, Фирол подошел к Урману Скале, отдал ему свою лютню и неторопливо направился к стойке: судя по выражению лица Иллары, стоящей рядом с хозяином, выручка после первой части выступления была намного ниже ожидаемой.
Подойдя к девушке вплотную, бард заглянул в ближайшую шапку и поинтересовался:
— Что, настолько плохо?
— Одна медь… — отозвалась она. — Да и той немного…
Фирол расстроенно вздохнул, кивнул хозяину, ткнул пальцем в чистую кружку… и вздрогнул, услышав тихий шепот за своей спиной:
— Второй этаж… Третья комната слева… Шевели костями, Струна…
«Шевели костями…» — угрюмо повторил бард полузабытый пароль, залпом осушил протянутую ему кружку, буркнул Илларе что-то невразумительное, и, сгорбившись, поплелся по направлению к лестнице…
…Остановившись перед дверью в нужную ему комнату, Фирол зачем-то отряхнул камзол и шоссы, вытер рукавом вспотевшее лицо, и, поймав себя на мысли, что трусит, потянул на себя ручку.
Шаг внутрь — и возникшая рядом мощная фигура споро охлопала его ладонями, в мгновение ока лишив всего, что можно было счесть оружием. А потом легонько толкнула в спину. Отчего Фирол был вынужден сделать пару шагов и оказаться лицом к лицу со своим прошлым.
— Ну, здравствуй, Струна! — сказало прошлое. И нехорошо улыбнулось.
— Доброй ночи, ваша милость…
— Что-то ты мне не рад… А ведь когда-то ждал каждой нашей встречи с плохо скрываемым нетерпением! Ты что, так много зарабатываешь?
— Я отошел от дел, ваша милость! Уже давно… — начал, было, бард, потом понял, насколько фальшиво это звучит, и замолчал.
— Слышали! Мы с его светлостью даже радовались за тебя… Искренне! А потом… потом поняли, что нам тебя не хватает…
— Но вы же обе-…
— Обещали… — кивнул Виллар Зейн. — Ты сделал свою работу, и мы сдержали свое слово… Поэтому приказывать тебе я не буду. А просто сообщу, что нам очень нужна твоя помощь… и буду ждать шага навстречу…
Фирол криво усмехнулся: чего-чего, а ждать сотник Тайной канцелярии никогда не умел. Все, что было нужно ему или его сюзерену, он получал предельно быстро и в полном объеме. Невзирая на сложности или чье-то нежелание…
«Запомни, Струна, я никогда не делаю ни одного лишнего движения. Если я дотронулся до рукояти своего меча — это значит, что кто-то умрет. Если взялся за кошель с монетами — то либо заплачу за услугу, либо… дам им по голове…»
Вытерев о шоссы враз вспотевшие ладони, бард обреченно поинтересовался:
— Чем я могу вам помочь, ваша милость?
— Мне нужно, чтобы ты и твои люди отправились в Вэлш: на носу зима, а веселить графа Логирда и его семью НЕКОМУ…
— В Вэлш?! — вскрикнул Фирол, и тут же получил по голове от пса, мигом оказавшегося рядом.
— В Вэлш? К Утерсам? Ни за что!!! — горячечным шепотом затараторил бард, не обращая внимания на недовольную гримасу Вилара Зейна. — Я готов сунуться куда угодно — в Ратмар, в Вестарию, к равсарам, — только не к ним!!!
Как ни странно, сотник ничуть не расстроился. Пожав плечами, он встал с табурета, одернул щегольский бархатный камзол и спокойно пошел к двери!
— Жаль… А мы так на тебя надеялись…
— Простите, ваша милость, но Утерс Неустрашимый и его воины — это… это…
— Странно — мне они страшными не показались. Люди как люди. Ну, может, чуть более сильные и быстрые, чем обычные солдаты… Да, кстати… Если я не ошибаюсь, то это твое?
Фирол кинул взгляд на ладонь сотника и похолодел: кольца, лежащие на ней, принадлежали его дочерям и жене! Самое тоненькое из них — серебряное, с малюсенькой жемчужинкой, — он подарил младшенькой только месяц назад!!!
По спине потекли струйки холодного пота, а сердце резанула такая острая боль, что потемнело в глазах.
— Я… поеду… в Вэлш, ваша… милость… — с трудом заставив двигаться непослушные губы, прошептал он. — На что… я должен… обращать внимание?
Виллар Зейн пожал плечами:
— Ну, если ты настаиваешь, то… Ладно, так и быть, мы поручим это дело тебе… На что обращать внимание? Да ни на что: нам нужна не информация, а человек. Один. Если быть совсем точным — женщина…
Фирол вытаращил глаза:
— Кого-то похитить? У Утерсов? Но это просто невозможно! И потом, я всегда собирал только информацию!!!
— Да, так и есть… Но не забывай — ты был одним из лучших соглядатаев! Да, в общем-то, и сейчас лучший. Опять же, у тебя в труппе — шесть тренированных телохранителей. А телохранитель — это тот же убийца… Короче говоря, нам ОЧЕНЬ нужна эта женщина! Других бардов у нас нет, а засылать в графство воинов бессмысленно… Кстати, обрати внимание на то, что во времени мы вас не ограничиваем…
— Да, но зимой большинство воинов Правой Руки…
— Не перебивай, когда я говорю!!! — разгневавшись, рыкнул сотник, сжал кулаки… и виновато вздохнул: — Прости — последние дни выдались у меня уж очень тяжелыми… О чем я там говорил? Ах, да, о времени! В общем, найти удобный момент один раз за три месяца ты как-нибудь сможешь… А что касается вассалов Неустрашимого — ты можешь их не бояться: есть основания полагать, что очень скоро большая их часть отправится на запад…
«А если не отправится?» — мысленно спросил себя Фирол. И хмыкнул: — «Тогда мы просто умрем…»
— Ну, и еще пара мелочей: когда вы доставите в Свейрен нужного мне человека, каждый из вас получит бешеные деньги: аж по десять золотых! Если кто-то не вернется, то мы передадим эти деньги его семье…
— Иллара и Урман — сироты… — думая о своей семье, глухо пробормотал бард.
Сотник поморщился:
— Это они тебе так сказали? У-у-у, Струна, кажется, ты начинаешь стареть. Ладно, пусть так! Тогда передай этим сиротинушкам, что если они запамятовали о своих родных, то эти деньги с удовольствием пропьют в Башне…
— Передам, ваша милость…
— Вот и хорошо… А теперь посмотри-ка во-он на тот холст… — Виллар Зейн ткнул пальцем за спину Фирола, и бард, повернувшись, прикипел взглядом к лицу немолодой, но довольно привлекательной женщины…
— Запомнил, как она выглядит?
— Да, ваша милость!
— Тогда держи вот этот пакет. В нем — кое-какие инструкции… И… удачи тебе, Струна!