Клин

Глава двадцать первая У цели

Мы уселись возле мешков на поваленное дерево. Серега снял с плеч рюкзак и достал вдруг оттуда бутылку водки. Сделал пару глотков и протянул ее Штейну. Ученый снова пожал плечами, но водку взял. Глотнул он совсем символически, поморщился и сунул бутылку мне. Я машинально ее взял, но пить, разумеется, не стал. Когда я возвращал водку Сергею, он усмехнулся, но быстро спрятал усмешку и одобрительно кивнул.

Мы так и сидели, не обронив ни слова, минут, наверное, двадцать, пока сухой щелчок выстрела не заставил нас вздрогнуть. Я, во всяком случае, даже подпрыгнул. Неужели этот безногий урод все-таки дотянулся до автомата?!..

Но уже намереваясь броситься к безрассудно оставленной нами девчонке, я за деревьями увидел ее саму, идущую в нашу сторону.

— Анна!.. — охнул я. — Неужели она в самом деле его…

— Разумеется, — спокойно произнес Сергей. — Она честная девушка, сдержала слово.

— Но она же… убила безоружного!..

— Молокосос!.. — презрительно процедил брат. — Она оказала смертельно раненому последнюю милость. Ты хоть можешь себе представить, что это значит для того, кто умирает и никак не может умереть от адской боли?.. И что это стоило ей, девчонке?.. Даже провоевавшим четыре года мужикам не всегда такое было под силу… — Серега резко замолчал и снова потянулся вдруг к рюкзаку, но потом махнул рукой, сплюнул и отвернулся.

А я вроде бы и понимал, что он сказал все абсолютно верно и правильно, но в душе у меня все равно ворочалось что-то тошнотворно противное и липкое. Настолько противное, что меня опять вывернуло — хорошо хоть на сей раз я успел отбежать.

Я вернулся к Сергею и Штейну одновременно с Анной. Девушка, глянув на меня, на мгновение свела брови. Неужели почувствовала мое осуждение? Да нет, вряд ли, — скорее, была недовольна, что я в одиночку куда-то отходил. Но говорить лично мне она ничего не стала — объявила всем нам:

— Надо похоронить. Штейн, принеси лопаты.

Ученый недовольно дернулся. Хотел, видимо, задать сакраментальный вопрос: «Почему я?» Однако сдержался, коротко кивнул, встал и зашагал назад к вездеходу.

На его место устало опустилась Анна.

— Рассказал что-нибудь дельное? — посмотрел на нее Сергей.

Девчонка кивнула.

— Рассказал. Но это потом. Закопаем его — тогда.

Говорила она короткими, скупыми фразами, будто речь давалась ей с трудом, а то и причиняла боль. И вообще, девушка выглядела безмерно усталой, словно весь день разгружала вагоны. Вероятно, мой двоюродный брат был прав — то, что сделала Анна, стоило ей очень-очень многого. Мне стало ужасно стыдно за свое возмущение, и я очень порадовался тому, что Анна этого не слышала.

Безногого бандита мы похоронили довольно быстро — сказался, видимо, недавний печальный опыт, да и особых эмоций никто из нас не испытывал, что не мешало работать так, словно это и впрямь была всего лишь работа.

Поминать Картона мы тоже, разумеется, не стали, но поскольку к этому времени все уже проголодались, мы вернулись к оставленным мешкам, развели небольшой костерок и, усевшись на поваленное дерево, подкрепились. И лишь после того как Штейн разлил нам по кружкам вскипяченный в алюминиевом котелке чай, Анна коротко и сухо поведала нам то, что узнала от бандита.

Тот с группой еще из четырех человек отправился три дня назад на некую «операцию». Откуда и куда они шли, Картон не сказал, как у него это Анна ни выпытывала. В конце концов бандит пригрозил, что если она от него не отстанет, то он вообще больше не скажет ни слова. В итоге Анна сдалась, предположив про себя, что направлялись они, скорее всего, из бандитской базы, расположенной в Темной долине — неподалеку от лагеря «Свободы», — к армейским складам. Она даже высказала нам догадку, что вертолет, который мы видели в утро нашей с ней встречи, высматривал все-таки не нас с братом, а как раз эту группу — возможно, до военных дошла информация о готовящемся набеге на Склады. Но это сейчас было несущественным. Главным являлось то, что произошло с бандитами здесь. А случилось нечто действительно странное. Сначала началась гроза — необычная, со множеством беззвучных сиреневых молний. Бандиты, давно обитающие в Зоне, догадались, что произошел очередной выброс, и решили переждать катаклизм в этом самом лесу. Однако на сей раз выброс длился дольше обычного и выглядел не так, как всегда. Молнии на пурпурном клокочущем небе сверкали непрестанно, а вскоре выбрали своим эпицентром, казалось, то самое место, где расположилась группа. Нервы выдержали не у всех. Картон и еще один бандит сорвались и бросились куда подальше с проклятого места. Но далеко им убежать не удалось. За их спинами сверкнуло вдруг так, что даже отраженным от кустов и деревьев сиреневым светом ослепило глаза. В спину сильно толкнуло. Падая и уже теряя сознание, Картон почувствовал, что его нижнюю часть тела будто сжимает гигантскими тисками. Сколько он провалялся в отключке, бандит не знал. Очнулся он от невероятной боли, а когда увидел, во что превратился ниже пояса, вырубился снова. А когда пришел в себя вновь, боль была уже не такой острой, и он сумел оглядеться. Первое, что поразило его, был окружающий его лес. Деревья, особенно позади него, выглядели так, словно их вырезали из бумаги. Несмотря на полное безветрие, многие из них падали с легким шелестом, а одно и вовсе свалилось прямо на Картона, не причинив ему особого вреда. Впрочем, он был бы только рад, если бы его придавило насмерть, — он отлично понимал, что с жизнью его травмы несовместимы и проживет он недолго. Тогда же он попытался застрелиться, но на это ему не хватило силы духа. И Картон решил ползти. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого жуткого места. Чем дальше он полз, тем лес становился все более привычным, а вскоре ничего уже не напоминало о случившемся загадочном катаклизме. Однако последние жизненные силы стали покидать бандита. Все чаще и чаще он стал терять сознание, каждый раз надеясь, что это уже навсегда. Но очнувшись в очередной раз, он увидел перед собой человека. Это была она, Анна.

Девушка замолчала и обвела нас взглядом.

— Вот и все, — подытожила она свой рассказ. — В конце он еще сказал, что лучше бы нам убираться отсюда. Какие у кого соображения? Разумеется, не по поводу того, чтобы убраться.

— Как же он не умер сразу от потери крови?.. — первым подал я голос.

— Откуда я знаю! — дернула плечами Анна.

— Сильное и мгновенное сжатие, скорее всего, передавило ему основные сосуды, — сказал Сергей. — Они попросту оказались закупоренными. Впрочем, я не медик. Я тоже поражаюсь, как он умудрился в таком виде протянуть почти три дня.

— Да и хрен-то с ним! — поморщилась девчонка. — Какие у кого соображения, что именно произошло?

— А тебе разве самой непонятно? — вопросом на вопрос ответил Штейн. — В Зону воткнулся «Клин». Мы ведь с Сан Санычем говорили уже вам, что наши приборы показали хоть и незначительное, но очень странное увеличение плотности Зоны. Зона осталась в прежних границах, но как будто бы слегка сжалась. Почему мы и заговорили о клине и привели вам аналогию с топором. Рассказ этого мерзавца только подтверждает данную гипотезу. Ведь когда забивают настоящий клин в топорище, древесина максимально сжимается непосредственно возле самого клина, сжатие же к внешним границам уменьшается в геометрической прогрессии… ну, или логарифмически, не знаю, специально я этим вопросом, разумеется, не занимался. Вот и здесь наибольшее сжатие пришлось на эпицентр выброса, а, например, вот тут, где мы сейчас находимся, хоть оно, безусловно, тоже присутствует, на глаз нам уже незаметно. И потом, основное сжатие могло произойти не в третьем измерении, а в четвертом, пятом или каком там еще, неведомом нам, отразившись в нашем лишь незначительным возмущением.

Я пригляделся к деревьям. Мне показалось, что их стволы не такие круглые, как виделись мне раньше. Но это, наверное, было всего лишь самообманом.

— Хорошо, — обдумав сказанное ученым, произнес Сергей. — Где же тогда сам «Клин»? Тоже в каком-нибудь ином измерении?

— Боюсь, что да, — неуверенно кивнул Штейн. — Но мы ведь как раз к нему и идем, скоро сами во всем убедимся.

Я почувствовал, что бледнею.

— Но ведь тогда… — пролепетал я. — Ведь если он в другом… если он не в нашем… как же мы тогда в него попадем?.. — Я чуть не сказал «как же мы тогда попадем домой», но озвучить такое у меня не повернулся язык.

— Для того мы вот это и тащим, — дернул подбородком ученый в сторону валявшихся неподалеку мешков.

— Ну, тогда потащили, — хлопнув по коленям, поднялся Сергей.

Все остальные, и я в том числе, тоже встали и двинулись к нашей хоть и тяжелой, но, как оказалось, весьма и весьма ценной ноше.

Мы прошли совсем немного, как мне снова стало казаться, что у деревьев вокруг не круглые, а словно приплюснутые стволы. Да и кроны у них выглядели, на мой взгляд, необычно.

Оказывается, на это обратил внимание не только я.

— Посмотрите-ка на деревья, — махнула свободной рукой Анна. — Вам не кажется, что они стали похожими на сплюснутые веники?

Штейн и Серега стали оглядываться и синхронно закивали.

— Кажется, — кивнул я тоже.

— Выходит, Картон не врал. Значит, скоро придем.

И мы действительно скоро пришли. Более необычного места в своей жизни я доселе не видел. Это больше всего походило на склад декораций к спектаклю о лесе. Только декорации, а именно — деревья, были выполнены очень уж тщательно, излишне достоверно — на плоских фанерных макетах был выведен и вырезан каждый мельчайший листочек. А еще в этот склад сверху будто что-то упало, повалив большую часть макетов строго радиально, макушками наружу. Говорят, так выглядит вывал сибирской тайги на месте падения Тунгусского метеорита. Только здесь масштабы, конечно, были в тысячи раз меньше, чем в районе Подкаменной Тунгуски. И там, в отличие от нашего случая, деревья не были сплюснутыми.

Штейн поднял руку и опустил на землю мешок. Затем он достал датчик радиации и стал внимательно изучать показания.

— Странно, — сказал он. — Фон даже несколько меньше, чем в среднем по Зоне.

— Потому что «Клин» — это прошлое, — сказал я, — а там никакой радиации быть не может. Это же не Хиросима.

— Это куда хуже Хиросимы, — пробурчал ученый, убирая датчик. — Однако, как вы видите, «Клин» и впрямь скрывается где-то в ином измерении.

Я это тоже видел. В том смысле, что не видел здесь никакого бункера. Разве что он был скрыт под землей, о чем я тут же спросил брата.

— Большая часть под землей, — подтвердил тот, — но и снаружи была вполне заметная бетонная будка. И большие антенны. И цистерны с горючим, и генератор…

— В общем, так, — возбужденно потер руки Штейн. — На данном этапе я беру на себя руководство нашей, так сказать, экспедицией. Возражения есть?

Возражений не было. Анна, правда, негромко фыркнула, но промолчала.

— Тогда, — сказал ученый, — приступаем к распаковке и сборке оборудования. Достаем все очень аккуратно и бережно и так же бережно раскладываем вот тут, — показал он под ноги, — рядочком. Дальше я скажу, что делать.

Мы принялись за работу. То, что мы вынимали из мешков, я не только никогда не видел прежде — большей частью я попросту не понимал, что это такое и для чего нужно. Знакомыми для меня были разве что треноги для установки приборов да провода для их соединения между собой. Было здесь также что-то наподобие КПК, что носила на руке Анна, но только чуть больше по размеру, и с клавиатурой как у печатной машинки. Правда, на клавишах, кроме русских, присутствовали и латинские буквы, а на некоторых и вовсе непонятные значки.

Потом Штейн долго ходил кругами с небольшим прибором в руке — выискивал место для установки того, что мы с его помощью собрали. Затем мы перенесли оборудование в место, которое он указал, и ученый принялся колдовать над своей загадочной кухней. При этом он ласково приговаривал что-то вроде «Ах ты моя маленькая!.. Вот ты где, моя сладенькая… Ну, куда же ты поползла, зараза?..» и тому подобную галиматью, которую было бы, наверное, очень смешно послушать, если бы я не знал, что от результатов этого «колдовства» зависела не только моя дальнейшая судьба, но, по сути, и сама жизнь.

Мы сгрудились за спиной ученого, внимательно наблюдая за его действиями, но тому скоро надоело наше сопение над ухом, и он раздраженно прогнал нас подальше.

Он вообще сильно переменился, напоминая теперь больше не степенного и вежливого интеллигентного мужчину, а воинствующего религиозного фанатика, совершающего культовый ритуал.

Отойдя, мы продолжали наблюдать за его действиями, которые продолжались уже довольно долго. Я стал откровенно переживать, опасаясь, что ничего у Штейна не выйдет, и когда я уже собрался поделиться своими опасениями с братом, ученый вдруг радостно завопил:

— Есть!!! Он там! Я его вижу!!!

Тут уже нас было ничем не удержать — мы ринулись к Штейну, едва его не затоптав. Ученый навис над тем самым, похожим на КПК прибором. На его большом, цветном (вот это да!) экране была видна заснеженная лесная поляна с вытоптанными среди сугробов тропинками. Эти тропинки вели к сложенному из бетонных плит невысокому строению, над которым высились железные ажурные фермы с рогами антенн. А еще откуда-то — видимо, из вентиляционных труб — вился едва заметный парок. В бункере определенно кто-то был!

— Это он!.. — выдохнул над моим ухом Серега.

— А почему зима? — спросила Анна.

— Так мы ведь тоже сюда из зимы прибыли.

— И как нам теперь туда?.. — спросил я, едва не подпрыгивая от нетерпения.

— Если будете мне мешать, то никак! — снова взвился ученый. — Я же вас просил отойти!..

Мы с большой неохотой повиновались. Но далеко нам отойти не удалось. От деревьев, растущих за пределами «вывала декораций», раздалась вдруг автоматная очередь и послышался усиленный мегафоном хриплый окрик:

— Всем лежать! Бросить оружие, руки за головы, морды в землю!