POV Диана
Я как проснулась на больничной койке, так и продолжала сидеть на ней до сих пор, головой прислонившись к бетонной стене. Смотрела в окно палаты, где за пределами помещения кружил легкий снег. Красиво сверкал на фоне лучей полуденного солнца, блестел, раздражал уставшие веки. Я должна была выспаться, но нет, тело не мое, чужое, тяжелое, не слушавшее веление разума.
На соседней кровати место пустовало, это успокаивало, давало время побыть в одиночестве, чтобы подумать. Подумать — сложить два плюс два. Когда преподаватели на острове спрашивали учеников, я первое время отвечала — восемь, шесть, любую цифру, но не четыре. По одной простой причине — из вредности или желания выделиться. Надо сказать, сработало — я была очень известная из-за моей мнимой тупости. А закончилось всё очень быстро, лишив меня и чувства юмора и активности в будущем, папа просто на недельку закрыл дома на ключ. Конечно, я могла вылезти из окна, но не стала этого делать. Нарушенный приказ — не есть хорошо.
Угораздило меня потерять сознание. Какой позор! Слабые людишки падают в обморок, а Клейменные не падают, они так умирают. Третий обморок — третья стадия самоуничтожения. Первой предсмертной стадией я себе, пожалуй, жизнь сократила на десяток лет. Еще две стадии — и ... Мою болезнь уже не отмотаешь назад.
Гектор, наверное, долго будет смеяться, какая я слабая девчонка, еще и глупая, и страшная.
Гектор...Гектор...Гектор...
Головой постучала по бетонной стене, легко-легко, словно пытаясь выбить полученные знания изнутри черепа. К сожалению, не забывалось, я отчетливо помнила изуродованную руку Карателя с цепью.
Я подняла собственную, разглядывая тонкие полоски-вены, чуть выступающие на светлой коже. Вертела, вертела запястье неверяще. Я эти вены осколком разрежу?
Я не могла дойти до такого или не смогу. Это бред глупой шарлатанки Рады. Зачем это делать? Это самое низкое, что возможно сотворить с собой.
Колени обхватила руками, сцепив их в замок, валялась в белом, больничном халате длиной до бедра и ожидала прихода тети. Врач проверил кровь, основные медицинские показания оказались в норме. (У Клейменных и людей тела идентичны, а у Карателей жизненные показатели выше нормы. Их тела крепче от природы.)
Мужчина в очках с легкой проседью темных волос показался очень добрым и улыбчивым, шутил в процессе осмотра, чтобы не смущать юную девушку. Поделился новостью — что, наверное, меня принес мой Единственный? Это так... странно прозвучало, заставило смутиться, отвернуться от врача и лепетать какие-то слова-оправдания.
Тетя должна была вскоре после осмотра прийти и забрать домой, хотелось переместиться в свою кровать под одеяло и не вылезать до конца своих дней.
Когда раздался стук в дверь, головы по-прежнему не отрывала от стены, пялясь на призывный свет из окна и красивые, пушистые снежинки. Они сильно притягивали чистотой и мягкостью. Возникало желание схватить их и скушать.
— Да! — разрешила тете войти.
Не сразу туда посмотрела, но когда увидела, вылупила глаза.
Гребанный Клейменный...а нет...гребанный Каратель.
Я морально не была готова к разговору и встрече с ним и с его спокойной, непробиваемой улыбкой. Ее не сотрешь, не возьмешь платок и не закроешь ему рот и кирпичом даже не разобьешь. Идеальный у Гектора контроль над эмоциями. Как бы глаза не выдали меня теперь.
Гектор вошел в помещение в распахнутой, коричневой кожаной куртке и привычных джинсах с цепью. Цепь — колокольчики призывно зазвенели. Я запомнила мелодию смерти от зама. Я, конечно, не уверена в его статусе, но, если мыслить масштабно, и ведь не зря Гектор настолько самоуверенный. Не мог быть рядовым Карателем.
Макушкой прислонилась к ледяной стене и не шевелясь, наблюдала как хищник спокойно вышагивал по маленькой комнатке, выглядывал в окошко, открывал получше шторки, чтобы солнечный свет больше проникал внутрь, как раздевался медленно, кидал на одинокий стул верхнюю одежду. И каждый шаг...каждое движение, как последние шаги...приближение к помосту смерти...на гильотину, где отрубят голову.
Шаги громко звучали в голове, как ликующий рев толпы, жаждущей зрелища.
Я смотрела за передвижением его ног, кроссовок и видела, как дребезжала цепь на бедрах, создавая звуки. А когда присел на кровать рядом со мной, сердце замерло, льдом покрылось в ожидании, в преддверии последующих событий.
— Не спящая красавица, ты бледня бледней. Ужасно выглядишь! — услышала очередной комплимент, а Гектор наклонился выискивая мой взгляд, а я не могла поднять. Блуждала им по белым стенам или полу больничной палаты.
При первой встрече Гектор показался обычным на внешность, может немного симпатичным. Со временем стала привыкать и теперь да, пожалуй, находила привлекательным. Особенно улыбающегося, но когда не дарил эту эмоцию то становился «страшным», слишком звериные, острые черты пугали.
А сейчас сердце чуть быстрее застучало в груди под прочной броней-ребер, когда все-таки на секунду наши взгляды встретились.
Эй, эй, потише, сердце! Я же отдала тебя Артему давным-давно. Не возвращайся!
Едва заметила небольшое движение руки Гектора в моем направлении, я аккуратно, не пугая зверя, отсела назад к большой, пуховой подушке. Ноги подтянула к себе в виде некой баррикады между мной и мужчиной. Этим действием пыталась держать дистанцию.
А Гектор полу боком поудобнее устроился на кровати, ладони поставил с разных сторон от моих щиколоток. Рядом на покрывало положил пластиковую коробочку. Я прежде не замечала, что в руке у него была коробочка. А внутри...внутри нее что-то красное. Ягоды большие и такие ярко-красные почти бордовые — насыщенные ягоды клубники.
Я люблю клубнику, и ни разу не встретила ее в магазинах Приама, а то бы давно скупила.
И столько было разочарования, горького мерзкого разочарования осело на языке, на гортани, во рту.
Хотелось сплюнуть эту горечь, пусть даже и на Гектора. Этот человек... оказался Карателем. Нет. Он не человек. Он — яд для Клейменных.
Меня должно было выворачивать наизнанку от его поцелуев, а я как дешевая Роза растекалась податливой лужей перед ним. Тошно внутри, тошно смотреть на его красивые полные губы с маленькой полоской шрама. Вспоминать, как он запускал язык мне в рот, а-я то даже несколько раз, помню, не выдерживала и довольно стонала от его ласки.
Тошно, когда Гектор подал лицо ко мне, с явным намерением и сейчас поцеловать.
Я отвернула голову в бок, глядя на батарею рядом с кроватью, ощущение, что сейчас стошнит, если прикоснется.
Гектор остановился, когда отвернулась, его губы замерли напротив моей щеки. Сам мужчина долго дышал, овевая кожу щеки своим запахом. Затем поближе подтолкнул коробочку со спелыми ягодами с непрекращающейся, самодовольной полуулыбкой или ухмылкой.
Понятно, почему все бабы за ним бегали, понятно откуда столько самодовольства.
Гектор пальцы положил на щиколотку, отчего возникло желание спрятать ноги под бедрами, я их и попыталась подтянуть под себя, но он не позволил — ухватил посильнее и потянул за одну ногу, потом вторую. Вынуждая приблизиться к нему, встать на колени рядом с его бедрами. Но я притормозила соединение моей груди и его, оставив стену — невидимую стену в виде воздуха и двух рук на мужской футболке.
Гектор все пытался улыбкой разрядить обстановку. Подтягивал, подтягивал меня за запястье поближе, а я отворачивалась и отворачивалась, прячась в собственных волосах, которые мешались и попадали нам на лица, смешивали наши цвета волос.
С трудом Гектор пробрался сквозь мою стену-баррикаду, кончиком носа погладил щеку, пробрался к уху, в ямочку за ухом. Лизнул, вызвав небольшую нервную дрожь в пальцах, которыми я прикасалась к мужской груди и в особенности футболке. Вроде отталкивала ладонями его тело подальше от себя, но пальцы сами собой сжимали ткань мужской одежды.
— Не целуй меня, — попросила, прошептала, когда губы Гектора следом за языком невинно поцеловали чувствительную кожу за ухом, везде-везде где дотягивались до моего отвернутого сопротивляющегося лица. Аккуратно-аккуратно целовали, как дорогое сокровище или нежные лепестки цветов, которые могут опасть, если к ним плохо прикоснуться. Но в поцелуях четко распознавалась цель — подавить мое сопротивление.
Гектор не выполнил приказ, не перестал целовать. Более того, его руки не бездействовали, одна легла на бедро, другая — на поясницу, каждая занялась своим делом: трогали, сжимали, гладили. Халат задрался сзади до поясницы и уже там на оголенных ягодицах продолжилась нетерпеливая пляска рук.
— Нам постоянно что-то мешает! — со смешком заметил Гектор.
Так мало между нами дистанции: ни метра, ни двух. Мы опасно близко, даже дыхания соприкасались, только губы пока нет.
Если бы не отец, я бы не смогла посмотреть в черноту его глаз, окунуться в нее; не смогла бы подойти к мужчине настолько близко, дышать на его щеку, чувствовать его ответное; я бы не знала Гектора, и вкус его поцелуя, и всего, что было.
— Не трогай меня. — пряча взгляд на мужской шее и плече потребовала, потому что предыдущие замечания он не желал понимать. Как будто мои слова — пустота.
— Не трогай! Не смотри на меня! Забудь...забудь...забудь...забудь! Будто ничего не было! Мы никогда не встречались! — говорила просьбу-молитву его шее, лбом прикоснувшись к теплой, притягивающей коже, которую хотелось погладить ладонями, вдохнуть, позволить ей меня укутать. Гектор оторвал губы от моей щеки и, наверное, услышал. — Омерзительно, когда ты притрагиваешься ко мне! — четко произнесла, подняв взгляд в черные-пречерные, суженные глаза. Мужское дыхание было горячим, прерывистым, а пульс явно ускоренным.
— Я почти, как обычный мужчина. — ответил со смешинками вокруг глаз. — Кровь красная, имею чуть больше силы. Представь, сколько плюсов: к примеру, сломается замок в железной двери, и спецов не придется вызывать! Снесу ее к херам! — засмеялся Гектор. — К деторождению приспособлен, габариты вполне подойдут и обычным женщинам. Не бойся не проткну, максимум визжать заставлю.
— Прекрати свои тупые шутки! — приказала, подтолкнув его в грудь пренебрежительно и отсела, как можно дальше к подушке. Пригладила неловко волосы и халат, который мужчина задирал. — Ты задушил человека на моих глазах! Скольких ты убил за свою жизнь?
— Ни одного человека. То, что творится между Клейменными и Карателями — это отдельная тема. Мы существуем в другом мире, отличном от твоего!
Наконец, он был серьезным, наконец, убрал тупые шуточки, глаза были предельно уверены, возможно, разочарованы моим поведением.
Он продолжал объяснять, как нерадивому ребенку:
— Мы живем в мире, где сила решает, кто прав. Любой может вызвать меня на поединок, любого могу я. И это не делает меня убийцей! И тебя эта сторона моей жизни не касается! — жестко высказал. Гектор поднял на меня голос? Удивительно, я помнила его злой голос, тот был скорее тихим, шелестящим, а это выкрик, который заставил встрепенуться.
«Не касается!» — горько усмехнулась я, отводя взгляд в сторону соседней кровати, пряча там стремительно увлажнившиеся глаза. Да уж, не касалось … Как только узнает правду, скорее всего, перережет горло. И забудет о какой-бы то ни было увлеченности мелкой девчонкой.
Гектор вновь потянулся, указательным пальцем прикоснулся к моему виску легко, трепетно, как невесомое перышко:
— Эй! — тихий шепот раздался на ухо. — Ты боишься меня? — палец погладил щеку.
А я не выдержала, щелкнула по его руке, которая нечаянно задела коробку с клубникой, стоявшую на кровати. От чего упаковка со стуком слетела на пол, несколько раз перевернувшись. Упаковка смялась, а несколько из ягод вывалились. Красивые, насыщенные спелые ягоды, как маленькие шарики, подпрыгивали по грязному полу, а мы с Карателем наблюдали за этим действием.
Любимой клубнике я и ответила:
— Ты одной рукой способен задушить, если тебе что-то не понравится. И закон будет на твоей стороне, никто и слова не скажет.
— Зачем мне это делать с тобой?
— Потому что по-другому не умеешь! Твои руки оставляют синяки на коже, и даже поцелуями всегда уродуешь шею! — обернулась я наконец, строго говоря в надменное, уверенное лицо. — Ты — чистая ненависть! И ты...ты...грязное чудовище!
Последнее слово прозвучало громко и эхом отозвалось в больничной палате. Слово «чудовище» стояло между нами, вспыхивало и исчезало, как маячок. Оно разделило нас налево и направо. Оно заставило Гектора подняться с кровати без какого-либо ответа на мои высказывания, присесть на одно колено на пол возле кровати и начать собирать клубнику обратно в коробочку.
Я не понимающе смотрела за его действиями.
— Я сама соберу! — не смогла сдержать этой напрягающей идеальной тишины.
— Не стоит, — мягко сказал Гектор, рукой при это махнул, чтобы не мешалась. А я смотрела за его темной макушкой сверху вниз.
Когда коробка вновь наполнилась ягодами, моим любимыми ягодами, мужчина поднялся с совершенно нейтральным, спокойным взглядом и мягко прошел грязной обувью по ковру к выходу. Возле двери странно остановился ко мне спиной, при этом повернув голову вниз и влево. А я не понимала почему остановился, сама же в тот момент принимала поспешные отвратительно тяжелые удары собственного сердца, как наказание, наказание за слова.
Тогда же Гектор, развернулся вновь ко мне передом к двери спиной, держа на расстоянии вытянутой руки — упаковку ягод.
Мужчина вновь подарил мне свою самую лучшую улыбку, похоже искреннюю и произнес:
— Конечно, Диана, будет так, как ты хочешь! — улыбка исчезла, оставив звериные черты на лице.
Мужская рука мгновенно изуродовалась венами и даже открытый участок шеи и правая сторона лица — стали страшными, прямыми доказательствами его принадлежности к Карателям. А сильные пальцы жестко смяли небольших размеров коробочку до состояния маленького, неровного круга. Сквозь прозрачный материал упаковки было видно кровавое месиво красных ягод, которым выпустили внутренности.
— Всё, что угодно, для тебя, Диана! — тихо поведал Гектор без улыбки, и выбросил мои любимые ягоды в черную урну, стоящую возле входа. Потом пренебрежительно отряхнул ладони друг об друга, вновь улыбнулся.
Я услышала его разговор будто самого с собой:
— Черт, Гектор — одуванчик не сработал! Впервые на моей памяти! — и засмеялся.
***
POV Артем
Транспортные магистрали оказались заблокированы Карателями, любые входы и выходы из округа. Через посты я даже не пытался пройти. Оставался один вариант — пережить несколько дней в подвале, то место, которое показала Клейменая, зараженная венерическим заболеванием. (как смертельное проклятье за неверность своему Единственному). И не важно, что тому Единственному она даром не нужна — изнасиловал и отдал друзьям по пьяни. В подобные моменты проклинал родство с Клейменными, есть среди нас много мрази, которая пользовалась силами для личных целей и главное в ущерб другим.
Захарий — папаша Дианы такой же, всеми пользуется для личного блага, хорошо не подослал Клейменных в людском мире для расправы со мной, хоть оставил возможность одному сдохнуть помойной крысой.
И в эти три дня, которые я помирал с голода в подвале с отбросами Клейменных, в помещении было на удивление активно. Вместе с капельками воды, стекающими на пол, я слышал шепот любопытства, бурное обсуждение. Не желая того, рефлекторно подслушивал. А один из парней, примерно моего возраста, правда в очень плохом виде: грязной, замусоленной, местами дырявой от старости одежде, охотно отвечал на мои вдохновляющие поддакивания.
— Вчера ночью, говорят, Приам хотели взорвать! — с энтузиазмом рассказывал парень. Я моментально навострил уши, молчал, чтобы не спугнуть. Кто владеет информацией тот владеет миром.
— Прям взорвать!? — не веряще с воодушевлением ломал комедию, интересуясь.
— Да! Только ТССС! — парень поднес палец ко рту, испуганно пробежался взглядом по редким группам Клейменных, будто те могли услышать и наказать его за длинный язык. А ему видно одиноко, поэтому охотно делился информацией. Лицо парень прятал в капюшоне. Может быть изуродовано?
— Все в порядке оказалось, — ответил парень, при этом жадно кусал булку с мясом, черствую. Продемонстрировал это, постучав пирожком по своему колену.
Я тоже жутко хотел жрать, но...нет. До черствой булки, валявшейся в подвале, еще не пал.
— Отель заминировали, но бомба не сработала, Каратели подоспели вовремя...
— А кто же постарался? — перебил я.
Парень пожал плечами, откусывая очередной добротный кусок булки. Честно, чуть не стошнило, но я сдержал лицо нейтральным.
— Не внаю... — прошепелявил тот, пока жевал. — Кто угодно это может. Может террористическая организация? Может зам соседнего округа угрожает нашему заму? Ну там делишки ему подпортить перед следующими выборами. Они же все на ножах между собой, то и дело пытаются убить друг друга? А может эти... — Клейменный пощелкал пальцами в воздухе, вспоминая, что хотел поведать. Потом прикрыл рукой рот и засмеялся, озвучил писклявым голосом, имитирующим женский. — А может, Розы! Даешь больше мужиков! Голосуем за трах везде и всюду! Хотим подцепить богатого мужика!
Я поддержал шутку, тихонечко посмеиваясь, только смеяться отнюдь не хотелось.
***
Вечером этого же дня после того, как стемнело я вернулся к тете Дианы. Святая женщина! Вот реально святая женщина!
С объятиями набросился на тетушку, повис на ней, навалившись всем телом.
— Эй, сопляк! Слезь! Раздавишь! — она пыталась скинуть мои руки, но я приклеился намертво. Когда тетушка перестала бестолково бороться с объятиями, просто похлопала меня по спине, по плечам, как ранимого малыша. — Ладно, ладно, здоровый мужик вроде, не плачь!
Я отцепился от нее и вместе с ней удовлетворенно засмеялся.
— Фу! — сморщила она свой острый нос и пренебрежительно помахала рукой возле лица, будто прогоняла воздух. — Только от тебя несет, как от сточной канавы, даже не хочу знать, где ты был! Бегом мыться, а я за Дианой.
— А что с Дианой? — я остановился при входе в зал, уже собирался покинуть тетушку.
— Ничего хорошего, Артем, ничего. Приболела немного. Сама расскажет, если захочет.
Я успел привести себя в порядок, немного отдохнуть на мягком диване в зале, посмотреть передачу по телевизору, но сил приготовить ужин пока не было.
Тогда же прибыли Диана с Катей. Пока женщины тихонечко раздевались, разувались и шептались, будто по секрету рассказывая друг друга какие-то тайны, я вышел в коридор.
— Вау! — улыбка озарила лицо Дианы. У нее всегда искреннее, честное лицо, по нему легко угадать о девичьих мыслях. Или вероятно, что я за годы наблюдения научился понимать ее настроение. — Я очень рада, что ты живой! — попыталась пошутить она, но глаза вдруг спрятала на кроссовки, которые стаскивала с себя. Что-то показалось странным, что-то в ее взгляде почти сразу изменилось, потухло. Сначала она правда обрадовалась, а потом будто замерзла, застыла, плечи согнулись покорно, как под тяжестью неподъемного груза. Когда окончательно разулась, Диана с улыбкой подошла поближе, но в улыбку не верилось. Фальшивая маска.
— Что? Страшно выгляжу? — вдруг выдала она странную фразу — вопрос.
Диана хоть и без грамма косметики, но природа дала ей все необходимые краски для лица, идеально белая, ровная кожа, без каких-либо угрей или веснушек, мягкие губы бантиком, аккуратный нос, загнутые черные ресницы, зеленые очень необычные и притягивающие огромные глаза на лице. Что еще требовать? Да, сегодня прибавились синяки под глазами, да веки ее припухли, но она всё равно...
— Ты для меня всегда самая красивая. — тихонечко сказал ей.
Тетя сделала вид, что является предметом декора или ничтожным кроссовком или пальто, которое она решила быстро повесить в шкаф, но то неожиданно рухнуло с вешалки на пол, и Катя, махнув на него, удалилась. Оставив нас в откровенной тишине поделиться чувствами.
Диана пробормотала, обняв руками за голову, и, прижавшись щекой к моему плечу:
— Спасибо, Артем!
Она — жутко странная. Хоть и обнял, поглаживая растрепанные, прохладные после улицы волосы, но поведение подруги показалось странным. Очень странным.
Не знаю, какой сделала вывод тетя, но она неожиданно засобиралась из дома на какое-то срочное дело в девять часов вечера. По голосу Кати и ее наставлениям отчетливо понял, она специально оставляла нас наедине:
— Ребят, вы покушайте обязательно! — дала последний указ.
Я пошел провожать Катю, которая подняла пальто с пола (оно так и продолжало валяться с их прихода). Тетушка стряхнула возможные пылинки с одежды и добавила чуть тише, будто по секрету:
— Так ты, иждивенец! — начала она, просовывая руки в пальто. — Значит, остаешься за психиатра! — она специально подошла и ткнула мне в грудь указательным пальцем. Чуть не проткнула. Я потер место, куда тетушка жестко ударила пальцем.
— Вино на самом верхнем шкафчике! Спаиваешь ее! И восстанавливаешь моей племяшке прекрасное настроение! — тетя нарочито искусственно улыбнулась, явив яркую эмоцию, продемонстрировав как надо. — Чтобы она завтра, как солнышко, сияла! Ясно!?
— Чего же не ясного! Не надо мне очевидные вещи говорить! — озвучил я и скрестил недовольно руки под грудью. — Я умею женщинам поднимать настроение!
На последней фразе подмигнул Кате.
— Охо-хо-хо! — тетушка насмешливо сделала губы трубочкой, выдувая воздух. Засмеялась на пустом месте. Потом подошла в расстегнутом пальто и, подняв руку, взъерошила непокорные пряди темно-белых волос. Потом еще и еще устраивала беспорядок на голове. Как с псиной — пришла ассоциация.
— Чтобы без детей! И запечатываний! — прозвучало последнее наставление, а она взяла, поцеловала кончики своих пальцев и прислонила мне ко лбу со шлепком. Слава святой земле, помады на ее губах не было.
На столь оптимистичной ноте тетушка покинула свою же квартиру, оставив нас с Дианой наслаждаться обществом друг друга или скорее тишиной. Тишина была, как живая, а подруга как мертвая.
Несколько лет назад пришлось научиться готовить. Первое время пока искал работу платил Дине подобным образом — уборкой и готовкой.
Я приготовил легкий ужин. Диана сидела за столом и весело рассказывала, как вчера побывала на том самом взрыве, о котором рассказывал сегодняшний Клейменный. Диана старалась казаться веселой, непринужденной, весело хохотала, но едва отворачивался, ее улыбка гасла.
Я на острове очень тщательно изучил ее эмоции, и сейчас прекрасно видел, что она моментами выбывала из этой комнаты, из кухни.
С тарелками, наполненными любимыми Дианиными спагетти с кетчупом уселись на пол возле дивана, включили комедию по телевизору. Кушали и сидели рядом, а Диана иногда коленом насмешливо била по моему, так мы по-детски дрались, пока ели. А она немножко, но посмеивалась с набитым ртом.
Комедию мало смотрели, сосредоточившись на внезапном двойном одиночестве. Весь мир, людской, Клейменных, Карателей, существовал за стеклом, где холодно и страшно, где светила сегодня полная странно-желтая луна. А здесь были мы и только мы. Вырубив фильм на середине сеанса, я конечно, внял совету тетушки и достал вино с бокалами. Это идеальное лекарство от депрессии.
Диана сначала отнекивалась:
— Я один раз выпила настойку на острове у одной бабули ... после чего два дня на улицу бегала после каждого глотка воды или еды! Меня полоскало два дня! — насмешливо фыркнула она.
— Сравниваешь... Там пятьдесят пять градусов, а здесь десять от силы! — я приподнял бокал с кровавым напитком вина и протянул ей. — К тому же, ты выпила пол литра! От такого и я бы умер!
— Откуда ты знаешь? — засмеялась Диана и прикрыла стыдливое лицо. Но бокал все же приняла.
— Я за тобой следил! — сделал страшно — ужасные глаза, изображая неизведанное существо, которое питалось кровью невинных девственниц.
Диана продолжала хихикать, доверчиво положив голову мне на плечо.
Редко ощущал такое теплое чувство: комфортно, уютно сидеть вдвоем в темноте зала, спиной ощущать диван, а в ладони ее пальчики, которые были ледяные, но я их массировал и согревал, ускоряя кровоток.
Не знаю, сколько просидел с ощущением, что я там, где и должен быть, рядом с самым невероятным источником тепла в жизни.
Диана расслабилась: закинула ноги на диван, а сама валялась на спине и вспоминала наши деньки на острове. И мечтала оказаться там опять.
Диана лежала на полу, глаза периодически закрывала, боролась со сном, зевала после плотного ужина и красного, горячительного напитка. А я, мать твою, уже о розовых слонятах подумал, о пушистых зайках и о крокодилах в болотах и о баранах всяких, пока Диана валялась головой на моей ноге.
— Я мыться! — услышал после не помню какого по счету бокала вина.
Отчасти я был рад что она перестала на мне валяться и пальчиками щипать за штанину или ноготком царапать. Выше моих сил, я аж ладонью глаза прикрыл, чтобы скрыть огонек в глазах, буйство пожара в крови, хотя и так кромешная темнота.
Передо мной стоял вопрос жизни и смерти: сдохнуть от спермотоксикоза или поднять настроение Диане еще чуть больше. Не долго мучился с решением, надо быть идиотом. Через пять минут после отбытия Дианы в ванную помолился святой земле, чтобы дверь оказалась открытой.
Забыла! Она забыла! И белье не взяла переодеться, то есть в любом случае бы голой щеголяла мимо комнат. Вино — это прекрасный напиток, очень раскрепощающий и дарующий счастье.
Я долго находился возле входа, не привлекая внимания девушки, стоявшей в душе под струями горячих потоков воды и хватающей губами эти капельки. Как божественный нектар дева с наслаждением вкушала жидкость, приоткрывая пухлые губки. Вода по-хозяйски скатывалась по идеально-гладкой коже и нагло пробиралась в нежные складочки между ее ног. Там должны быть только мои руки.
Телу стало невыносимо жарко в душной квартире, поэтому скинул удушающую футболку и бросил на раковину рядом.
Как чертова вода ласкала ее кожицу, ее ноги, ее бедра, особенно там как посмела прикасаться к ее телу. Это я должен там целовать, лизать шелк бархатистых складочек между ног.
Запотевшее стекло в душе мешало наслаждаться Дианой, и она была отвернута лицом от меня. Позволяла видеть только гладкую линию спины и округлую попку, так и манящую, чтобы ее помяли.
Зашел под душ, Диана лишь вздрогнула от звука захлопываемых дверей. Пульс ее подскочил, ладонями чувствовал отчаянно, испуганно забившееся сердце под девичьей грудью. Прикасался к Диане, на что член до боли каменел.
Личные барьеры полетели в унитаз, смылись сегодня водой в канализацию. Взял член одной рукой, другой аккуратно раздвинул Диане ноги и просунул — получилось так, что она сидела на нем, обхватывала ляжками с двух сторон. Я подал тело вперед и чуть назад, проводя всей длиной члена по девичьим складкам, смоченным водой. Не понятно возбуждена Диана или нет, поэтому проложил пальцами небольшую дорожку между ее грудей, вниз, ниже, ниже, по животу, прессу, по маленьким завиткам волосков, по сжавшемуся телу.
— Ммм, — Диана довольно повернула голову, глаза прикрыты, словно она не здесь, а в другом месте. — Я об этом мечтала, — развернула тело, представляя возможность трогать себя между ног.
— И я мечтал, — хрипло закончил, обхватывая ее повернутое лицо, и наконец, поцеловал.