Классный час-2

Как сумасшедший с бритвою в руке

— Не пробьют, — обнадёжил меня он, — стена толстая, в два кирпича точно.

И в этот момент как по команде удары с криками стихли, но ненадолго, сразу же всё возобновилось, но уже в коридоре, примыкающем к нашему залу. А вслед за этим дверь распахнулась и сюда вбежал мужик в окровавленном белом халате, а в руках у него был топор с красным топорищем… я на автомате подумал, что с пожарного стенда наверно взял. Но быстро прогнал эту мысль и шепнул Васе, чтоб он под стол лез. Тот спорить не стал и мигом очутился на полу, закрытый зелёной скатертью.

— А вы как же, Антон Палыч? — тихо спросил он меня оттуда.

— Щас разберёмся, — ответил ему я и тихонько приподнялся со стула, постоянно фиксируя телодвижения этого психа.

— Ага! — заверещал тот, — вот ты-то мне и нужен, кааазёл! — это он ко мне так обратился.

— Спокойно-спокойно, — начал увещевать его я, стараясь не делать резких движений, — всё образуется, всё наладится, а я простой школьный учитель, случайно здесь оказался.

И ещё что-то успокаивающее пробормотал, что обычно бормочут в таких случаях, сам же думал — вот же какие гады в этом Институте работают, психов в одиночку напускают на посетителей. Санитары-то где? Но не было видно ни одного санитары… псих же тем временем неумолимо приближался к сцене и к столу, за которым стоял я.

— Ща мы выясним, кто из нас учитель! — орал он по дороге, — ща я тя научу жизни, сука ты рваная!

Чёж делать-то? Оглянулся по сторонам и не нашёл никаких подручных средств для обороны… откуда они в обычном актовом зале-то… наклонился и взял в руки стул, всё какая-то защита. А псих уже и на сцену вспрыгнул и находился в паре метров от моего носа. Он всё время размахивал своим топором влево-вправо, при этом проделывал это очень легко, из чего я заключил, что силы в нём немало — топор добрых 3–4 кило весил.

И вот, когда я уже мысленно попрощался с жизнью, распахнулась, наконец входная в зал дверь и из неё появился тот самый референт в очках. А в руках он держал двустволку, да, обычное охотничье ружьё.

— Иннокентий, — вежливо и спокойно обратился он к психу, — положи топор на пол…

А потом слегка повысил голос:

— Положил, блять, топор и руки в гору задрал, а то башку щас отстрелю!

Псих тут же прекратил свои угрозы, боязливо оглянулся на референта, а потом уронил топор на сцену и поднял руки вверх. Тут из двери набежали ещё двое довольно крепких паренька, заломили психу руки за спину и исчезли вместе с ним из поля моего зрения.

— Вася, вылезай, — скомандовал я напарнику, — всё закончилось, — а потом добавил этому очкастому херу, — что это вообще сейчас было-то?

— Ничего особенного, Антон Палыч, — ответил он мне, — эксперимент немного вышел из-под контроля, а сейчас мы его вернули в привычные рамки.

— Слушайте, дорогой Николай Иваныч, — с трудом припомнил я его ФИО, — а можно мы с Васей сейчас покинем стены вашего научного заведения с тем, чтобы не попадать больше ни в какие эксперименты.

— Успокойтесь, Антон Палыч, — повысил голос он, — сейчас вы подпишете бумагу о неразглашении и можете быть свободны. А детали мы к вам домой завезём.

— А что это за эксперимент такой был? — подал вдруг голос Вася, — мне просто интересно…

— Не имею права разглашать, — сурово отрезал референт, — могу только намекнуть (и он подвёл нас обоих к окну, занавешенному чёрной шторой) — вон там, через дорогу, находится психоневрологический диспансер номер два…

— Намёк понял, — отрапортовал я, — разрешите идти?

Всю дорогу до дома Вася приставал ко мне с расспросами, что это было, да почему, да зачем. И что было бы, если… ну что я мог ему на это ответить…

— Понимаешь, Вася, мы похоже влезли туда, куда нам влезать не надо было. А сбои и непредвиденные ситуации случаются у всех, от этого не застрахуешься.

— Сбой сбою рознь, — шмыгнул он носом, — одно дело если электроника вдруг перегорела какая, и совсем другое — псих с топором, отпущенный гулять на волю.

— Короче говоря, — отрезал ему я, — забудь всё это, как страшный сон. Было и прошло, тем более, что мы с тобой оба страшную бумагу подписали — ты видел, что там мелким шрифтом в конце написано?

— Не, — признался он, — я только заглавие прочитал.

— Так вот, ответственность нам пришьют в случае чего по статье 75 УК РСФСР.

— И чем это нам грозит?

— От двух до пяти лет, вот чем, — осведомил его я, — а если с тяжкими последствиями, то вообще до восьми.

— Сурово, — вторично шмыгнул носом Вася, — но ПЗУ-то они нам выдадут в конце концов?

— Куда они денутся, — ответил я, — я сразу тебе всё передам, что они принесут.

— А если б этот очкастый не успел? — задал всё-таки напоследок свой вопрос Вася, — тогда что?

— Но он ведь успел, — логично ответил я, — так что забудь про всех психов и занимайся электроникой, для здоровья это гораздо полезнее будет.

А дома меня ждала Софья, одетая в новое какое-то платье, зелёненькое, с накладными карманами и пришитыми погончиками, стиль милитари просто какой-то. А я в запарке и забыл, что запасной комплект ключей ей вчера выдал.

— Ну мы идём в кино? — спросила она меня с порога. — Или мы не идём в кино?

— Конечно идём, — отозвался я, — билеты вот они.

И я продемонстрировал два синеньких билетика со штемпелем «Кинотеатр Родина».

— А что, уже пора?

— Да, до начала сеанса полчаса остаётся, так что самое время выходить.

— Классная одежда, — сделал я ей комплимент, — сама шила?

— Да, — смущённо ответила она, — меня мама научила на швейной машинке работать.

По дороге она кратенько расспросила меня о визите в этот страшный Институт, а я что… не рассказывать же в самом деле было про этого психа с топором — сказал, что всё прекрасно и обо всём мы договорились, и вообще там работают милейшие и отзывчивые люди. Через дорогу, правда, у них психдиспансер расположен, но это нисколько не портит общую картину.

Кинотеатр «Родина» был сразу за парком, большой и красивый, со скульптурами рабочих, колхозниц и почему-то лётчиков по всему фасаду. Мне нравились его просторные фойе, в одном из которых перед началом основного фильма даже иногда прокручивали документальную хронику. И ещё у него имелся балкон, на который надо было подниматься по фигурчатой лестнице. Видно, правда, с этого балкона было не очень хорошо, но всё равно он считался престижным местом, и билеты туда раскупались в первую очередь.

И первыми же зрителями, с которыми мы столкнулись возле билетёрши, оказалась Алла со своим Обручевым.

— О, Антон Палыч! — обрадовалась она, — Софья Пална, вы тоже на премьерный показ решили сходить?

— А что, нельзя? — самым сварливым тоном ответил я.

— Не, можно конечно, — немного смешалась Алла. — У вас куда билеты?

— На пятнадцатый ряд, — посмотрел я на них. — А у вас куда?

— А у нас на балкон, на первый, — и она гордо продемонстрировала свои билеты, мол, обошли они нас, как стоящих.

— Поздравляю, — сказал я ей, и мы разошлись в разные стороны.

— По-моему эта Алла имеет на тебя какие-то виды, — сказала мне Софья, когда мы купили по стаканчику пломбира.

— Не обращай внимания, — отмахнулся я, — обычная подростковая дерзость. Вырастет, обломается.

— Ну-ну, — с непонятной интонацией процедила Софья, — кажется второй звонок дают, пошли в зал.

А дальше был журнал «Новости дня», где на заставке крутятся часы на Спасской башне под весёленькую музычку. Старый, причём, выпуск, двухнедельной давности, так что все эти новости дня основательно полежали и испортились… в 21-то веке вместо таких журналов показывают надоевшую рекламу, так что неизвестно ещё, что хуже — старые новости или новая реклама.

Ну а потом пошла заставка киностудии Мосфильм с крутящимися рабочим-и-колхозницей и электронная музыка Артемьева. Ну и всё прочее, что тут пересказывать-то, фильм классический. Софье вроде бы понравилось, по крайней мере желания уйти в процессе она не высказала. А после финальных титров она таки высказалась:

— Жалко мне эту Хари — хоть и не человек она, но всё равно создание божье…

— Вообще-то не божье оно создание, — поправил её я, — а этого Соляриса, но что жалко, согласен.

— И конец я не совсем поняла — где там происходит встреча Криса с отцом?

— Да на Солярисе и происходит, — пояснил я, — он считал мысли Криса и смоделировал эту ситуацию специально для него. Отсылка, кстати, к картине Рембрандта, знаешь наверно такую.

— Возвращение блудного сына? Да, знаю, конечно… но кино сильное, этого не отнять.

— Я слышал, что Тарковский снял Солярис в пику «Космической одиссеи»…

— Что за фильм?

— Стенли Кубрик сделал лет 5 назад… там тоже сплошной космос, инопланетный разум и нравственные метания… и сбрендивший главный компьютер космического корабля.

— И ты видел это кино?

— Нет, — вздохнул я, — где ж я его увижу, читал описание в каком-то журнале… с картинками.

И тут мы опять натолкнулись на Аллу со своим хахалем, они шли по парку по параллельной аллее, но увидев нас, перестроились.

— Антон Палыч, ну как вам киношка? — спросила она с задорной улыбкой.

— Класс, — меланхолично ответил я, — не такой, как ваш 10-В, конечно, но близко.

Она похлопала глазами, въезжая в шутку, но довольно скоро залилась счастливым смехом — въехала таки.

— А тебе как? — спросил я у неё.

— Если честно, я там половину не поняла, но красиво… и у Хари шикарное платье, я бы от такого не отказалась.