Глава 10

Хочешь рассмешить богов — поведай им про свои планы.

В прежней жизни я не понимал смысла этого выражения. Здесь же, когда реальность вокруг меня окончательно свихнулась, стал относиться к жизни с большим почтением.

Сыроежкин продолжал идти по рассыпанным «хлебным крошкам», вписываясь в мой квест. Он без особого труда сел в троллейбус, добрался до железнодорожного вокзала и укатил в дальние края. В сторону Иркутска, разумеется. Там моего снабженца дожидался очередной привокзальный схрон с запиской, в которой указан адрес арендованной квартиры. К записке прилагались точные координаты выдвигающегося из стены кирпича, за которым я спрятал ключ. Точнее, не координаты, а цифровой код. Аналогичные цифры я нарисовал маркером на упомянутом кирпиче. Арине задумка очень понравилась. Надеюсь, и Сыроежкин оценит.

До сих пор удивляюсь тому, как всё удалось провернуть в «Тёте Глаше». Парень, которого я отредактировал, не мог не заметить изменений, произошедших с ним. Мне пришлось использовать «манипуляцию» и вкачать прорву эфира в технику «био», азы которой сенсей мне только начал приоткрывать. По идее, я должен стать Вездесущим, чтобы вмешиваться в чужие организмы, но эфир позволил слегка ускорить процесс. Железы парня выделили немножко того, немножко этого. Случайный посетитель толкнул незадачливого толстяка плечом, когда тот собирался посмотреть в зеркало.

В общем, прокатило.

Убедившись, что отклонений от схемы не наблюдается, мы с Ариной покинули апартаменты. Ключ я оставил под ковриком, о чем сообщил эсэмэской хозяину жилья.

Шли налегке, с одними рюкзаками.

В подъезде девушка насторожилась. Застыв на площадке между вторым и третьим этажами, остановила меня взмахом руки. Несколько мгновений стояла, прислушиваясь. Я врубил «телезрение», но у почтовых ящиков никого не обнаружил. Перед подъездом — тоже.

Арина извлекла из-под куртки пистолет.

Я последовал ее примеру.

— Нас ждут, — тихо произнесла девушка.

— Кто?

Вместо ответа она изобразила перед собой знак Весов — короткую вертикальную перекладину и перечеркивающую ее длинную косую.

— А как…

Арина приложила палец к губам.

И двинулась по лестнице вниз.

Я врубил «чутье» на полную катушку и на меня пахнуло холодной нечеловеческой яростью. Захотелось отшатнуться, загородиться ментальными блоками, но я устоял перед искушением.

Арина остановилась в трех шагах от распахнутой настежь створки подъезда. Кто-то подпер дверь кирпичом — в декабре. Холодный ветер успел намести возле порога снежную полоску.

Снаружи — унылое серое небо.

И дворик, утопающий в сугробах.

Девушка подняла костяной пистолет и выпустила три пули в заблокированную металлическую створку. Прежде мне не доводилось видеть, как водяные заряды поражают цель. Костяной пистолет тихо клацнул, издал серию шипящих звуков и умолк. А нижнюю половину двери вместе с куском кирпичной кладки неведомая сила отправила в небытие. Раздался звериный визг. Дверной косяк забрызгало ядовито-зеленой дрянью с кусками чего-то, напоминающего внутренности.

К горлу подкатила тошнота.

Пока я приходил в себя, Арина достала из заднего кармана джинсов крохотный белый кубик, сжала его в пальцах и швырнула в проем. Я успел заметить, что кубик в полете увеличился, нарастил новые грани и вспыхнул голубым. До моего слуха донесся неприятный режущий звук.

— К стене! — рявкнула бодигард и левой рукой оттолкнула меня в нишу под лестницей. Я чуть не впечатался спиной в почтовые ящики.

Снаружи полыхнуло.

Ударная волна ворвалась в подъезд вместе со снежными завихрениями и ошметками чего-то органического.

Фенечки на левом запястье моей спутницы засветились.

Арина прикрыла глаза и нараспев начала что-то читать. Язык показался мне смутно знакомым. Не латынь, но близкое по духу наречие.

Тело девушки окуталось чем-то, напоминающим спиральные струи черного песка.

— Вали наверх, — прорычала Арина.

Коротко кивнув, я применил «пространственную раскладку» и по диагонали в режиме ускорения прошил две стены. Выпав наружу, в холод и пургу, я поднял пистолет и выстрелил в черную фигуру, собравшуюся применить некую хитрую технику. Вокруг монаха Никона очертилась волнистая полусфера, в которую и врезалась моя огненная пуля. Не знаю, что за ауру применил церковник, но волны энергии пустили разводы по всей поверхности щита. Недолго думая, я всадил в адепта Равновесия еще две пули. Зигзагов стало больше, наметилось черное пятно. Я влепил туда еще одну пулю, затем ударил «пламенеющей яростью», «полосой жара» и «электрической плетью». Аура начала разваливаться прямо на глазах.

Никон отвлекся от подъезда и швырнул в мою сторону шар цвета ртути. Я врубил ускорение и попытался зайти ему за спину. В этот миг из дверного проема выскочила Арина. Пространство перед девушкой словно скомкалось, потекло и смело напрочь остатки артефакторного щита. Никон небрежно махнул рукой в мою сторону и переключился на нового противника. Бывшая послушница и боевой монах вошли в клинч.

А вот рукомашество мудака в сутане не прошло для меня бесследно. Ладно, не в сутане. В рясе. Всё равно нехороший человек.

В ткани континуума прорезалась уже знакомая вертикальная щель, из которой вылезло нечто.

Такеши-сан предупреждал меня об охотничьих фамильярах, но я не внял его наставлениям. А зря. Это быстрые, сильные и невероятно агрессивные твари. Жуткие страхолюдины. Представьте себе четвероногое существо, смахивающее на обтянутую сухожилиями и перевитую мускулами пантеру. С гипертрофированной пастью, усеянной рядами острых клыков. Ни желудка, ни системы пищеварения. Ни мозга, ни сердца. Полностью магическая начинка. Я слышал, эта порода называется «ветхими гончими». Ветхими, поскольку продолжительность жизни таких фамильяров не превышает пяти минут. Достаточно, чтобы расправиться со слабым рукопашником, привыкшим манипулировать действительностью на расстоянии.

Гончая набросилась на меня.

Прыжок с места.

Ухожу в разгон и, не глядя, обрушиваю себе за спину «пресс». Разворачиваюсь, отступаю вправо. К этому моменту меня уже окутывает кинетика, а вслед за ней — «полыхающий щит». Тварь выдерживает чудовищное давление. Я вижу, как шерсть гончей покрывается маслянистыми разводами. Из подушечек лап выдвигаются втяжные когти. Вы шутите. Эта штуковина даже в сугробы не проваливается?

Резкий бросок к моему колену.

Я проламываюсь через собаку, используя «раскладку». Сумасшествие, но что поделать. Оказавшись чуть сбоку и сзади, наношу сокрушительный удар кулаком в хребет, укрепив костяшки «каменной броней».

Раздается хруст.

Гончая разваливается надвое, но передняя часть фамильяра продолжает клацать челюстями и скрести лапами по снегу, пытаясь меня достать.

Всаживаю в череп зверюге огненный патрон.

По снегу разбрызгивается зеленая жидкость.

Вот оно что, Михалыч…

Бросаю короткий взгляд на дерущихся. Стоп, уже не дерущихся. Брат Никон лежит, уткнувшись мордой в снег. Над его телом стоит Арина. Костяной пистолет исчез, из правого кулака девушки торчит стальное лезвие. Аккурат между средним и безымянным пальцами. Кастет? Присмотревшись, я понимаю, что моя спутница уложила монаха тычковым ножом. Клинок в крови, под монахом расплывается что-то темное. Наст в этом месте начинает слегка подтаивать.

Арина небрежно проводит ладонью по лезвию, смывая кровь невесть откуда взявшейся водой.

— Ты его знаешь? — кивок в сторону Никона.

Вопрос отвлекает меня от мрачных раздумий.

— Монах Никон.

— Должен быть и блюститель, — в голосе Арины чувствуется едва уловимая дрожь.

— Иннокентий.

Площадка перед подъездом напоминает сюрреалистический бред сбежавшего из психушки художника.

Людей не видно.

— Валим отсюда, — предлагаю я.

«Чутье» обманывает меня крайне редко. Сейчас опасности нет. Куда запропастился блюститель Иннокентий — ума не приложу. Одно ясно: будь он неподалеку, сейчас в снегу лежали бы мы с Ариной, а не брат Никон.

Убрав оружие, мы пересекли двор под «отводом глаз», юркнули в полутемную каменную арку и свернули налево — к троллейбусной остановке. Я уже поработал с вероятностями, и нас дожидалась маршрутка с услужливо сдвинутой дверцей. Влетаем в салон, протискиваемся к задним сиденьям, выслушивая бурчание пассажиров по поводу напущенного холода. Кто-то закрывает дверь, машина трогается с места. Передаем мелочь через закутанную в полушубок пенсионерку. Обратно получаем билетики.

— Больше так не делай, — сказала Арина, отвернувшись к окну. Мы проезжали мимо длинного здания, первый этаж которого был занят витринами продуктовых, хозяйственных и технических магазинов.

— Как?

— Выполняй мои приказы.

— Я же убил гончую.

— И сам чуть не погиб.

— Я пробил брешь в защите Никона. Ты бы сама не справилась.

— Уверен?

Нет. Я не был в этом уверен.

— И что это за техники у тебя? Как ты пролез через стену?

— Эй, — осадил я бодигарда. — Я же не спрашиваю, как ты протаскиваешь в самолеты костяной пистолет, стреляющий водяными пульками? Или про твою молитву в подъезде?

Девушка смутилась.

— Что умею, то умею, — выдал я заключение.

Арина понизила голос:

— Я не слышала о таких навыках у корректировщиков.

— А то. Редкое умение.

— Ты и огнем владеешь.

— Владею.

— А хребет гончей ты сломал…

— Тссс, — я приложил палец к губам. — Не здесь. Поговорим дома, хорошо?

Маршрутка резко остановилась.

Меня швырнуло на переднее сиденье, и лишь выставленные руки уберегли от удара переносицей о спинку.

— Что там? — насторожилась Арина.

Со всех сторон донеслись испуганные крики и перешептывания. Мне почудилось слово «церковник».

Выглядываю в проход между рядами кресел.

Через лобовое стекло виден почерневший от грязи и соли снег. По встречке медленно ползут автомобили. Серое небо осыпается хлопьями, напоминающими сажу от костра. Всё это время мы двигались с черепашьей скоростью — водитель опасался снежных заносов.

Посреди дороги застыла человеческая фигура.

В черной, наглухо застегнутой по самую шею, сутане.

— Иннокентий, — вырвалось у меня.

— Кто?

Арина пыталась что-то рассмотреть через сиденья и головы.

— Блюститель Иннокентий.

При упоминании блюстителя глаза девушки оледенели.

Церковник держал в вытянутой руке что-то мелкое и блестящее. Я врубил «телезрение», чтобы рассмотреть предмет. Медальон с изображением Весов. Чипированный биометрический артефакт, заменяющий церковникам паспорта.

Убедившись, что водитель понимает серьезность положения, Иннокентий спрятал медальон.

И неспешно двинулся к маршрутке.

— Извини, — сказал я.

Арина не успела среагировать.

Я применил «раскладку» и провалился в барнаульскую стужу на «дополнительном ускорении». Терять нечего, маски сброшены. Бью чакрой в диагональ, чтобы не зацепить пассажиров маршрутки. Незримая сила отсекает поток снежинок, срезает часть кузова проезжающего мимо грузовика и сосульку с карниза балкона. Я вкладываю в удар прорву эфира, рассчитывая смять ауры Иннокентия. Остановить меня блюститель не может, но он чует неладное. И быстро смещается вправо, размазавшись от запредельного движения. Прикинув, где должен оказаться враг, я направляю туда же «полосу жара», затем «электрическую плеть», а напоследок бью «дрожью земли». Слабенькой, но сотрясение выворачивает асфальт из-под ног оппонента, сбивает концентрацию и вынуждает вновь уклоняться, сходить с линии атаки.

Из салона выскакивает Арина.

Поднимает пистолет.

Водяные пули впитываются полупрозрачным куполом, который успел выставить блюститель.

Пассажиры в страхе смотрят на происходящее.

Мой ужас еще сильнее. Потому что у Иннокентия нестерпимо засияли вериги, вживленные, судя по всему, под кожу. Я увидел сложный рисунок цепей, проступающих под тканью облачения церковника. Иннокентий в один миг сделался похожим на компьютерную плату.

— Нарушители, — прорычал блюститель. — Еретики.

Нечто ударило по площади, опрокидывая Арину на тротуар. Я устоял, пустив встречную волну деструкции. Из тамошнего арсенала. Эфир сгустился, трансформировался в тугой кулак и обрушился на церковника.

Иннокентия отшвырнуло к фонарному столбу.

Мне показалось, что у девушки из носа пошла кровь.

Водитель маршрутки не выдержал — ударил по газам, и начал объезжать нас с открытой дверью.

Врезавшись в столб, Иннокентий поскользнулся в буром месиве и упал на одно колено. Я тут же нанес второй эфирный удар. Вериги церковника засветились еще сильнее. Иннокентий с трудом выпрямился и, недобро прищурившись, посмотрел на меня. В этот миг Арина и атаковала.

«Оледенение» застигло Иннокентия врасплох.

Мощная родовая техника, усиленная артефакторикой, едва не зацепив меня по касательной, вморозила блюстителя в асфальт. Возникло чувство, что кто-то схватил человека в сутане за шиворот и выбросил из ракеты в открытый космос. Фигура нашего противника замерла в нижней боевой стойке с широко разведенными руками, изготовившимися колдовать. Ледяная корка, похрустывая, одеревенела. Рот церковника распахнулся в беззвучном вопле, глаза уставились в запредельную пустоту.

— Жжешь, — одобрил я.

И, метнувшись на ускорении с проезжей части на тротуар, помог моему бодигарду подняться.

Арина провела ладонью по лицу, вытирая кровь.

— Уверен, что тебе нужен телохранитель?

Я вызвал через приложение такси.

— Конечно. Это ведь ты его завалила.

— Не без твоей помощи. Кто ты такой вообще? Корректировщики не умеют так драться.

— Потом, — отмахнулся я.

— У тебя сплошное «потом», — обиделась девушка.

— Мы в одном городе с экспедиторами, — напомнил я. — Давай избавимся от этих хвостов, а?

Рядом с нами притормозило приземистое такси со скругленными очертаниями.

— Шевелись, — поторопил я спутницу.

Оказавшись в салоне без водителя, мы продолжили разговор.

— Ты всё еще на испытательном сроке, — заметил я, глядя в глаза Арине. — Через пару недель можешь не продлевать контракт. Моя охрана… я понимаю, что это не подарок. Обещаю не писать отрицательных отзывов и дать хорошую рекомендацию «Стене».

— Серьезно?

— Никто не обязан умирать, защищая меня.

Мимо проносился утопающий в сугробах Барнаул.

Арина задумчиво уставилась в окно.

Мы ехали по Павловскому тракту в сторону железнодорожного вокзала. Это всего лишь первая смена такси. В моих планах — извлечение из тайника свежего паспорта, смена внешности и неспешное путешествие к Иркутску. С Ариной или без нее. Билеты уже куплены, до отправления поезда — считанные часы.

— Нет, — сказала девушка.

— Что — нет?

— Я не собираюсь тебя оставлять, чертов психопат. Мне понравилось, как мы уделали блюстителя. И мне интересно, что ты задумал. Чем закончится вся эта гребаная история.

— Только и всего?

Она пожала плечами.

— Дело ведь не в контракте, — продолжал упорствовать я. — Или… не только в контракте.

— Знаешь, — не поворачивая головы, промолвила Арина, — за тобой церковники просто охотятся. А я их ненавижу.

— Личные счеты?

— Они украли мое детство, — с каменным лицом произнесла Арина. — И часть моей юности. Кто-то играл с друзьями во дворе, учился в нормальной школе, отдыхал в детских лагерях. А я чистила картошку в монастырской столовой, выпалывала сорняки в огороде, учила наизусть притчи из Книги Баланса, дралась с другими послушницами. Я не могла просто взять и прокатиться на велосипеде к реке. Погонять на роликах. Сходить с подружками в кино. Не было у меня никаких подружек, только спарринг-партнеры…

Меня ошеломил этот поток откровений.

Даже перебивать не хотелось.

— За малейший проступок — наказание, — стиснув зубы, продолжила моя спутница. — Епитимья какая-нибудь. Пробежка в дождь по периметру монастыря, внеочередной наряд на кухню. Избиение. Я вообще не видела мир за стенами монастыря. Когда победила этого урода с фамильярами и выбралась за стену… в общем, это было… как откровение. Хотелось рассмотреть каждый листочек в лесу, прочитать каждую вывеску в городе, поговорить с каждым встречным.

— Ты неплохо адаптировалась, — признал я.

Арина пожала плечами.

Такси остановилось на пересечении с улицей Малахова. Деньги списались со смарт-браслета моей спутницы, который пока еще не отслеживался властями. Мы потратили пять минут, чтобы добраться до схрона с запасным паспортом. Неприметный тупичок с двухэтажными обшарпанными домишками и переполненными мусорными баками. С неиспользуемым почтовым ящиком.

Старый паспорт я сжег.

Браслет выбросил.

И вышел из тупичка с новым лицом, новой фамилией, новой судьбой. Трансформировать одежду я научился еще на прошлой неделе.

Из меня получился бы неплохой кутюрье.

Загрузка...